I have a mouth, but I mustn't scream

Он сосредотачивается на любопытстве, любопытство распаляет, и он смотрит на Коннора. Того самого RK800. Он пробудил андроидов на складе, он сразился со своим двойником! Мыслями Коннор где-то не там. Смотрит отрешённо, почти со страхом, пока не поворачивается к напарнику. Девятисотый мог бы прочитать по губам, но его звуковые процессоры улавливают всё сами. — Это не карикатура. Это — моя замена. Девятисотый давит порыв опустить глаза. Будто оптические модули вышли из строя и больше не сопротивляются гравитации. Хорошее начало. Он создан охотником на девиантов, создан заменой, но… Он же не виноват в этом, да? Наверное. RK900 никогда не смог бы никого заменить. Но своим существанием он снова кого-то расстроил. Хэнка вниманием девятисотый тоже не обделяет. Он не привык к людям, к несовершенным лицам и небритой щетине, к пивному животу и испещренным морщинами лицам. Более тёплым в его тепловизорах, чем андроиды. И тем интереснее сканировать. Ему, пожалуй, нравится. Может, потому что об этом человеке RK900 слышал хорошее. Тот смотрит в ответ. Глаза у него такие чудные, голубые, почти как у самого RK900. Только недобрые. С угрозой и готовностью защищаться. Потому что Коннор напряжен. Как сапогом по голове его ошарашивает: система помечает и этих двоих как потенциально враждебные объекты. Боятся. Подозревают, не доверяют. Коннор может анализировать его бесконечно, но ничего не узнает — в его базах данных нет никакой информации о RК900 Хлопает дверь машины, а RK900 на миг зависает, когда чужой ботинок оказывается на снегу. Тихий хруст, особенный. Сегодня холодно, снег блестит. Там, под подошвой — уже нет. Только ее узор на белом. — Эм… Неловко начинает лейтенант. Он знает, что смущает человека. Всех смущает, даже девиантов. Помимо роста. Лейтенант Андерсон — высокий человек, но девятисотый выше. — Мои оптические блоки оснащены искусственным аналогом тапетума. Он предназначен для захвата и отражения света обратно на светочувствительные элементы. И снова поспешил пояснить, как будто мало было в нем неловкой торопливости: — Как у кошек, собак, и многих других животных. Как же это все неуместно и глупо. У него все равно холодный и равнодушный голос, его никто не спрашивал о глазах, и как теперь оправдываться? И что ещё он мог бы сказать? Какая там замена Коннора — он поздороваться толком не может. Умение складно говорить и получать удовольствие от правильно подобранных слов, от понимания на чужих лицах ему не прописали. Одну уродливую кальку на настоящую речь: ни глубины, ни полноты, ни выразительности. Коннор же не спешит говорить, и стоит намеренно так, чтобы между ними оказалась дверь автомобиля, не закрывает, медлит. — Привет, Коннор. Вовремя, да? RK800 кивает, возвращая слегка заинтересованый взгляд. — Привет.? — Коннор. RK900 проклинать готов свой язык. И свою неуклюжесть. У него нет других имён, оно само, случаянно вырвалось. Он клянётся себе, что будет молчать. Нет смысла говорить. А может, страшно опять ляпнуть что-нибудь не то. Кривой горой фургон возвышается посреди пустого. Сложно не заметить, сложно не понять, что туда им и надо. Девятисотый смотрит в спины медленно отдаляющимся полицейским. Они что, прислушиваются, идёт ли он за ними? Коннор оборачивается несколько раз, но ничего более. Стоило сделать шаг по хрустящему снегу, как оба вздрагивают. Теперь оборачивается и лейтенант Андерсон. Даже говорить не пришлось, чтобы почувствовать себя неловко. Девятисотый старается идти тихо, на несколько шагов позади от Коннора. Он уверен, что тот его слышит. Вообще-то, нечего было расследовать. RK800 точно уже знает, что здесь произошло. Уже реконструировал по следам на снегу, как бежала AX800, как девятисотый несся ей на встречу, как на свет выехал фургон, и как RK900 бросил в водителя кирпич, мгновенно раскрошив и стекло, и голову неудачливого человека. И что один из них выскочил, достав пистолет. От него остался только след на снегу: получилось добраться до него раньше и вырубить одним метким ударом, выхватить оружие. А за следующее девятисотому было стыдно, но он никому об этом не скажет. Такое и не объяснить без того, чтоб не подняли насмех. Увидев у третьего человека пистолет, он испугался. Да. Именно так. И выстрела, и того факта, что выстрелить в ответ он не додумался. Вообще забыл, и как думать, и что андроидам по закону все же можно брать в руки оружие. И как стрелять тоже забыл. И просто бросил пистолет в грудь человека. И не рассчитал силы. Бронижелет от запреградной травмы преступника не спас. И от сломанных ребер. И от пневмоторакса. Следующий человек хотя бы пострадал не сильно, отделавшись вывернутым назад коленом. И сам сдался. Девятисотый не был доволен выполнением задачи, хотя система твердила, что все так, как и должно́ быть. Но ведь он не рассчитал силы. Забылся и замешкался. Убил двоих, в конце концов. Что здесь хорошего? Он не хотел. Но его программы не считают смерти других чем-то плохим. RK900 знает законодательство США в целом и Мичигана в частности. Они вшиты в него, и это естественно не менее, чем руки и ноги. Это будет самообороной. Либо он их, либо они и его, и ту девиантку. Он не отправится в тюрьму, или на исправительные работы, и куда бы то ни было ещё. Но может, ему стоит. Ведь он виноват. А может, теперь его не примут в полицию. И это будет правильно. Как убедить себя, что все это — случаянность? Он виноват, и это не место для дискуссий. Вяло проносится мысль: спросят ли его, откуда кирпич? Не спросили. Кроме «Эм» и ответного «привет» от Коннора в этот день он не получил ни слова в свою сторону. Сколько же крови на его руках… Ни одного красного пятнышка, но в то же время так много… И сегодня стало больше. Коронер приехал раньше полицейских. Вернее, не совсем: Майа Миллер была коронером, пока не закончила учебу в магистратуре и не устроилась в качестве судмедэксперта. RK900 мог узнать только то, что в документах, и его страшно интриговало, почему именно она выехала на место преступления. Об этом в бумажках не напишут. Неужели настолько не хватает людей? Женщина уже расставила по уликам ярлычки, проваливающиеся в тонкую пелену снега, собрала образцы, и сделала последнюю фотографию. Она уже привыкла к его безмолвному присутствию, и больше на странного андроида не обращала внимания, как, наверное, люди не обращают внимание на собственные тени. Майа нарушила давящую тишину: — Андерсон, Коннор. А вы долго. — Вызов был неожиданным. Отозвался Коннор. Майа бросила взгляд на лейтенанта Андерсона. — Ага, как утреннее похмелье. — Ну конечно, шутки про алкоголиков — твоя единственная радость в жизни. Спасибо и пока-пока. Отмахивается Хэнк. Коннор смотрит то на девятисотого, то на фургон с разбитым на множество блестящих осколков лобовым стеклом. Некоторые склянки так и остались приклеенны к пленке, некоторые хрустальным градом рассыпались по капоту и затерялись в снегу. Майа плотнее зарывается в большую теплую куртку, отчего кажется ещё полнее, чем на самом деле, и неохотно наблюдает за Коннором. RK900 едва ли мог трактовать ее выражение лица. Майа чуть прищуривается, после чего начинает просматривать фотографии. — Коннор. RK800 поворачивается в ее сторону с немым вежливым вопросом. Майа машет рукой в сторону. — Одну секунду. Она подходит ближе, к капоту, опирается на него животом и протягивает руки с фотоопоратом, пытаясь сделать снимок водителя. После вспышки она мигом проверяет результат. Вот теперь женщина точно недовольна. Она оглядывается. Девятисотый думает, что она ищет помощи. На него она не смотрит, а даже отводит взгляд, случаянно метнувшийся в его сторону. Хэнка она осматривает на миллисекунды дольше, но и старый полицейский ей чем-то не угодил. Наконец она обращается к Коннору, едва заметно хмурясь. Только чуть загустевная тень в морщинках под глазами выдает её то ли раздражение, то ли что-то ещё. А на холоде снег блестит пёстрым, как далёкие звёзды. В редкие оттепели ни одного отблеска. — Сделашь фото? Ты повыше меня будешь, а я не дотягиваюсь, ещё и руки трясутся. — Где та девиантка? Майа смотрит на лейтенанта удивлённо, словно бы он спросил, где найти небо, и неожиданно энергично пожимает плечами. — Не знаю. Норт куда-то ее увела. Когда я пришла, она пару минут смотрела, как я работаю, мы перекинулись парой слов, и она ушла. Пострадавшая, скорее всего, в шоке. Логично, что не стала вас дожидаться на месте. Он смотрит на тени и идентифицирует сигнал. Не удержавшись, дешифрует. Вдруг опять его обсуждают за спиной? «Нам надо задать несколько вопросов» «Тридцать первый номер. Допрашивать Лафайет будете в моем присутствии.» «Это не допрос. Я просто задам ей несколько вопросов о произошедшем» «Ага, конечно. Познакомились уже с RK900, а?» Будь он человеком, ноги бы его не удержали. «Готова поспорить, что его расспросить вам смелости не хватило.» «Может быть.» «Как считаешь: девиант?» «Точно сказать не могу.» «И мы не можем. А он пойдёт работать в ваш депортамент. Будь начеку.» «Есть особые причины?» «Да… Перкинс приезжал на переговоры с фургоном солдат. Он встречал их на границе. Когда ублюдок увидел его, то вернулся, сделал пару звонков и оставил свое сопровождение вне нашей территории» «Считал, что на него не нападут или опасался, что сопровождение из солдат может спровоцировать. Вы не находили никакой документации?» «Стёрта. Мы знаем только то, что он не должен был работать с людьми» RK900 почти почувствовал, как Норт ухмыляется то ли с одобрением, то ли с презрением. «После вашего допроса поговорим» «Это не допрос. Я просто задам ей несколько вопросов о произошедшем» На это Норт не посчитала нужным отвечать. Охотнику на девиантов зря прикрутили функцию перехвата и дешифровки сигналов других андроидов — пока от перехваченного ему хочется только деактивироваться. Окончательно убедившись, что его присутствие явно лишнее, девятисотый направляется в здание под двумя пристальным взглядами. — Это что, блять, такое было? Доносится голос лейтенанта. Майа хмыкает. — Какой-то андроид. Из твоей, Коннор, линейки. Стоял и молчал. Как я поняла, все это — его работа. Идёт он намеренно медленно и неторопливо, на зло той невидимой силе, которая хочет заставить его торопливо скрыться от глаз полицейских. На секунду он почти оборачивается, когда что-то мелькает на периферии. Красная стена, казалось, доставала до неба, и растворялась никто в его бесконечной черноте. На нее лучше не смотреть. Стоит двери черного выхода надрывно скрипнуть и захлопнуться за ним, RK900 больше не может сдерживаться. По лестнице он почти взлетел. В чувство его приводят чужие шаги. Двое. Девятисотый остановился, возвращая напускное спокойствие в движения. Стоит девианту заметить его в полутьме, как тот крупно вздрагивает. От девятисотого не укрылось, что он сильнее сжимает руку своего спутника. Тот наоборот, пристально смотрит на RK900, замерев, как статуя. Девятисотый поднимается по лестнице как можно быстрее. Пока на его этаже никакого нет. Подсобка для многих девиантов кажется раем — никаких соседей, только тишина и уединение. Наверное, его просто хотели спрятать, как раньше от глаз посетителей тут прятали швабры, ведра, грязные тряпки и роботов-уборщиков Теперь она достанется кому-то, кто искренне будет ей рад, и кто будет, может, водить сюда друзей. Сам RK900 так и не понял, находит ли в ней покой, или стены давят сильно? Они боятся. Его боятся. И не объяснить же, почему он не снимет форму. При всех, по крайней мере. Когда ещё у него будет такая возможность? Девятисотый медленно стягивает с себя пиджак. Плотная, тяжёлая ткань неохотно свернулась в руках. Пластинчатая жилетка скользит на пол слелом. Он оглядел стены, отгоняя ощущение холода и непривычной лёгкости. Будто кто-то кроме него мог оказаться в подсобке. RK900 поднимается, скидывая ботинки, и, повинуясь желанию ощутить движение воздуха, поворачивается вокруг своей оси быстрым и плавным движением. Увидел бы кто высокий кружащийся силуэт, не светящий треугольником и повязкой — не поверил бы. Он и диод отключает, желая оказаться в полной темноте. Ступни и через носки ощущают прохладные плиты, длинный скол на одной из них, потёртости и провалы стыков. На первый миг мир стал прекрасным. Не было ничего, кроме движения, лёгкости и покалывающей прохлады. На второй миг что-то заставляет его пошатнуться. Резкое, болезненно-внезапное чувство, которое он испытывал не раз, но которому не смог дать имени. Спокойствие разлетается стаей испуганных диких птиц. Он так и остался просто-андроидом, заперевшимся в затхлой подсобке от… Почему он об этом думает? Почему он не может взять себя в руки? От груди по плечам и до ладоней ползёт нечто, напоминающее боль. Сворачивается на шее вторым воротником и оседает в кончиках пальцев. Начинает казаться, что дотронься он до кого-нибудь, и этот кто-нибудь получит разряд тока. За неимением слова девятисотый зовёт это «чувство номер три.» RK900 как можно быстрее спрятался в жилетку и пиджак. Окинул последним взглядом подсобку, в которой едва бы смог вытянуться на полу в полный рост. Ему правда придется уйти. Завтра утром, вероятно. Но уже сейчас он выйдет на заметенные снегом улицы и будет бродить там до утра, лишь бы не сталкиваться снова ни с кем в коридорах. Пока не позовут. Он надеялся, что позовут. Что сегодняшнее происшествие — не повод ему отказать. Будет ли собеседование? А психологическая оценка? RK900 слабо представляет, как она должна проходить. Он же не человек. Но ему нужно другое… Место? Жилье? Избавить «Иерихон» от своего присутствия, и всех его обитателей — от страха входить в стазис со знанием, что несостоявшийся охотник на девиантов где-то рядом? Надо, наверное, кого-то оповестить о своем уходе. Если б кому-то было до него дело, а так… Кого и зачем? Выходит, не надо всё-таки. Не то, чтобы ему нужно много времени на сборы. Все его вещи можно было унести в карманах брюк.