Незавершенная симфония

Агата сидела на подоконнике, вытянув ноги вдоль узкого пространства, а спиной облокотившись о прохладную стену. Окно было приоткрыто, и влажный холодный воздух тянулся внутрь, смешиваясь с дымом её сигареты. Она смотрела, как он поднимается к потолку тонкими извилистыми линиями, постепенно растворяясь. В левой руке — бутылка пива, прохладная и запотевшая. В правой — сигарета, которая горела ровно, будто отмеряя время её беспокойным мыслям. Она сделала глубокую затяжку, выпустила дым и закрыла глаза. Сегодня вечер был особенно мрачным. Не потому что что-то пошло не так, а потому что всё шло ровно так, как она ожидала. Тягучее осознание реальности жгло хуже, чем никотин на кончике языка. Её взгляд скользнул вниз, на пустую улицу, освещённую тусклым жёлтым светом фонарей. Слишком тихо. Слишком пусто. Иногда хотелось, чтобы этот покой разорвал кто-то криком или шумом шагов, но не сейчас. Сейчас это молчание отражало её внутреннее состояние. Она сделала ещё одну затяжку, позволив дыму растечься по лёгким, а затем медленно выпустила его в ночь. «Она тоже любила это,» — подумала Агата, глядя на бутылку. Рио любила пить пиво после долгого дня. Всегда брала его маленькими глотками, будто растягивала удовольствие. Агата вспомнила, как иногда дразнила её за это, называя «слишком правильной». А потом они смеялись. Смех, от которого замирало сердце. Эти воспоминания приходили редко, как нежелательные гости, но когда они накрывали, сопротивляться было бессмысленно. Как ни старайся. Их союз длился слишком долго, чтобы просто стереть его из памяти. Годы с Рио — это были годы, которые определили её. Она сделала глоток пива, ощущая горечь, которая на мгновение пересилила горечь внутри неё. Её пальцы чуть сильнее сжали бутылку, пока она смотрела в пустоту. Когда-то они были одной командой. Одной семьёй. Не идеальной, но по-настоящему близкой. Они умели любить друг друга так, как никто не мог. Это была любовь до дрожи, до безумия, до той точки, где обычные вещи — вроде приготовления ужина или утреннего кофе — превращались в маленькие священные ритуалы. Чёрт возьми, она любила её так, как никогда никого. Она сделала ещё одну затяжку, закрыв глаза, но дым показался слишком едким, и она закашлялась. Её взгляд невольно поднялся к небу. Между городскими огнями звёзды казались тусклыми, но всё же видимыми. «Интересно, она тоже сейчас смотрит на небо?» — пронеслось в голове. Глупая мысль. Наверняка Рио занята чем-то важным. Или просто устала. Но где-то в глубине Агата верила, что их мысли всё ещё пересекаются. Она усмехнулась. Горько, почти беззвучно. Как бы она ни пыталась, как бы далеко ни убегала, прошлое всегда находило её. Эти годы были её домом. А сейчас у неё не осталось ничего, кроме этой горечи. Она снова сделала глоток пива и откинула голову назад, прислонив её к холодной стене. Любовь… Это слово казалось пустым, но она помнила, каким оно было когда-то. Это была та любовь, которая начиналась с лёгких касаний и переросла в нечто большее. Секс с Рио был особенным. Не просто физическим. Это было глубокое, трепетное соединение. Когда каждая секунда казалась вечностью. Когда каждое прикосновение отзывалось теплом внутри. Агата любила Рио. До дрожи. До полной потери себя. Женщина сжала бутылку так сильно, что пальцы побелели. Она сделала ещё одну затяжку, в этот раз медленнее. Но сейчас… Сейчас всё было иначе. Эти двое осколков, она и Рио, никогда не смогут стать целым. Им нужна была третья часть, чтобы заполнить пустоту. Николас был этой частью. Они потеряли его — и потеряли себя. Дым растаял в воздухе, как их прошлое. Как их счастье. «И что теперь?» — пронеслось у неё в голове. Она медленно допила пиво и прикрыла глаза. Её жизнь всегда будет делиться на «до» и «после». И, возможно, её сердце всегда будет принадлежать тому, что было «до». Агата отставила пустую бутылку на подоконник. Стекло издавало едва слышный звук, ударяясь о холодную поверхность. Она не спешила убирать руку, словно собиралась удержать этот момент немного дольше, прежде чем он исчезнет, как и всё остальное в её жизни. Вторая сигарета за вечер. Она зажгла её с ленивой точностью, позволяя пламени зажигалки вспыхнуть, а затем медленно погаснуть. Горький аромат табака вновь окутал её, и она на мгновение прикрыла глаза, вдыхая его глубоко. Этот запах, этот вкус… Это было слишком связано с Рио. Тогда она не курила часто, но сигареты Рио всегда были рядом. Воспоминания вернулись как нежеланные призраки, не спрашивая разрешения. Рио вдыхала дым с лёгкостью, будто это был не вредный табак, а просто воздух. А потом смотрела на неё с этой своей насмешливой улыбкой, подшучивая над её «слабостью». Агата отложила сигарету в сторону, чтобы освободить одну руку. Пальцы неуверенно скользнули к цепочке на её шее, которая всё это время скрывалась под мягкой тканью свитера. Она потянула её вверх, и крохотное золотое кольцо блеснуло в свете уличных фонарей, пробивавшемся в окно. Она позволила себе прикоснуться к нему. Холодный металл встретил тёплую кожу, и это прикосновение было почти болезненным. Да, она это сделала. Конечно, это не то же самое, что надеть его на палец, но это значило слишком многое. Почему она это сделала? Этот вопрос висел в воздухе уже несколько часов, с тех пор как цепочка с кольцом появилась на её шее. Может, она хотела закрыть какой-то внутренний гештальт. Может, просто устала бороться с тем, что внутри неё всё ещё тлело. Она закурила снова, отпуская кольцо, но оно продолжало слегка покачиваться на цепочке, как немое напоминание о прошлом. «Я так долго бежала»,— подумала она, вдыхая дым. «Так долго зализывала свои раны за закрытой дверью. И вот одна встреча… одна единственная встреча… как будто распяла меня на кресте.» В голове всплыло лицо Рио. То, как она смотрела на неё на банкете, как будто всё время пыталась удержаться от чего-то, от какой-то вспышки. Агата сделала глубокий вдох, стараясь вытеснить это из памяти. Она боялась этой встречи. Боялась, что боль вернётся с новой силой, что ненависть к Рио вскроется, как лопнувшая мозоль. Но всё оказалось иначе. Вместо ненависти пришло что-то другое. Что-то неясное, смутное, как тихий голос из прошлого. Она ведь убеждала себя три года, что это её вина. Что она разрушила их. Что Рио ей не нужна. Эти мысли были её бронёй, её защитой от боли. Они давали ей силы жить дальше, принимать новые вызовы, уходить с головой в работу. Но сейчас, в этом тёплом свете уличных фонарей, её сердце, словно устав от борьбы, вспомнило нечто другое. Она любила её. И от этого признания женщина, прикрывая глаза. Она снова прикоснулась к кольцу, ощущая, как металл под пальцами становится тёплым. Любовь не была таким сильным чувством, как тогда, но её отголоски пробивались сквозь слои боли и обиды, которые она возводила годами. И вдруг Агата почувствовала печаль. Она не жалела, что ушла. Нет, это было правильно. Её гордость никогда бы не позволила признать обратное. Но сейчас, впервые за долгое время, она задумалась: «А как было Рио, когда она осталась одна?». Эта мысль поселилась где-то глубоко внутри, наполняя её неожиданной тоской. Она сделала последний глоток пива, ощущая, как горечь обжигает горло. Глаза скользнули к кольцу. Оно снова вернуло её в прошлое. Когда-то обычные прикосновения становились чем-то священным. Их поцелуи были не просто страстью — это было укрытие от всего мира. Их объятия были тихой гавнью, где можно было спрятаться от любой бури. Но потом что-то изменилось. Они сломались, а осколки разлетелись слишком далеко, чтобы их собрать. «И теперь мы разбиты», — подумала Агата, проведя пальцами по кольцу. — «Два осколка, которые никогда не станут целым. Не без третьей части…». И эта мысль окончательно её добила. Она затушила сигарету, наблюдая, как красный огонёк исчезает в пепельнице, словно символ её былой любви.

***

Магазин поражал своим размахом: высокие, до потолка, полки, уставленные бутылками с дорогим вином, ровные ряды приглушённого освещения, будто созданного специально, чтобы подчёркивать насыщенность цветов на стекле. Каждая этикетка — как произведение искусства, каждая бутылка — как маленькое обещание наслаждения. Агата стояла посреди этого великолепия, держа руки в карманах пальто. Она была здесь по поручению своей матери. И лучшего места было не найти. Пальцы пробежали по холодному стеклу, ощущая каждую неровность этикетки. Надписи с годами, названия виноградников, названия, которые она вряд ли запомнит. Она остановилась у одного из стеллажей, где, как ей сказали, были лучшие варианты для предстоящего мероприятия. Она склонилась ближе, чтобы прочитать мелкий текст на этикетке, как вдруг услышала мягкий, приятный женский голос: — Если вы ищете более насыщенный вкус, обратите внимание на ряд по правой стороне. Агата подняла взгляд. Молодая консультантка стояла в паре шагов, с лёгкой улыбкой и профессиональной уверенностью кому-то указывая рукой. — Спасибо. И тут… её сердце словно ударилось о грудную клетку. Этот голос. Нет, это не могло быть. Она почувствовала, как мышцы напряглись, а ладони сжались в кулаки. На долю секунды ей показалось, что она ошиблась. Но стоило ей повернуть голову, как реальность накрыла её волной. Тонкая фигура в чёрных джинсах и светлой блузе. Волосы слегка небрежно уложены, а на лице всё та же уверенность, что когда-то так привлекала Агату. — Агата, — голос был ровным, твёрдым, с едва уловимой тенью удивления. Харкнесс замерла, словно её застали врасплох. Сердце, которое секунду назад билось так сильно, будто пыталось вырваться из груди, вдруг замедлило свой ритм. — Что ты тут делаешь? — Несмотря на эмоции, её взгляд был холодным, как морозное утро. Рио глубоко вдохнула, пытаясь сохранить спокойствие, и ответила: — Выполняю поручение твоей матери. — Какое? — Голос Агаты был настойчивым, почти требовательным. — Ну, очевидно, покупка вина. — Рио слегка пожала плечами, делая вид, что это не имеет значения. — Этого не может быть. Генри поручил это мне. — Видимо, у них отсутствует коммуникация, — спокойно, но с едва заметной язвительностью сказала Рио. Агата нахмурилась, но ничего не сказала. Тишина между ними стала тяжёлой, почти осязаемой. Агата чувствовала, как её грудь сжимается, как воздух в магазине вдруг становится плотным, давящим. Она отвернулась, стараясь не показывать, как сильно её задел этот разговор. — Ладно, — коротко бросила она, быстро уходя из ряда. Она прошла мимо консультантки, даже не заметив её доброжелательное «До свидания». У неё было одно желание — как можно скорее выбраться отсюда. Но когда она оглянулась у выхода, то увидела, что Рио тоже направляется к двери. Нет. Это было слишком. Агата почувствовала, как её дыхание стало частым и прерывистым. Она резко вышла на улицу и сорвалась на бег. Почти сразу срывая с шеи шарф, который мешал ей видеть дорогу. Не думая, не оглядываясь, просто бежала вперёд, вдоль пустынных улиц. Холодный ветер бил её в лицо, а пальто хлопало за спиной, но она не останавливалась. Шарф упал на землю, но Агата даже не заметила этого. Она пыталась убежать не только от Рио, но и от собственного сердца, которое предательски билось где-то в горле. Она свернула в переулок, глухой, узкий, со стенами, исписанными граффити. Там был тупик и мусорный контейнер. Агата остановилась, оперлась руками на колени, стараясь отдышаться. Грудь горела от быстрого бега, лёгкие пытались захватить как можно больше воздуха. Но внутреннее напряжение только росло. Всё ещё казалось, что голос Рио звучит у неё в ушах: твёрдый, сильный, но такой до боли знакомый. Она села на холодный асфальт, уткнулась лицом в колени. — Какого чёрта? — прошептала она, закрывая лицо руками. Эта внезапная встреча снова вскрыла то, что она так долго пыталась спрятать. Её пальцы машинально коснулись кольца на шее. Оно казалось тяжёлым, как никогда. Она ненавидела это ощущение беспомощности. Ненавидела себя за то, что побежала, вместо того чтобы ответить спокойно и уверенно, как привыкла делать. Она закрыла глаза и стиснула зубы, надеясь, что тьма переулка поглотит её, скроет от всего, что врывалось в её жизнь подобно урагану. Но стоило ей поднять голову, как перед глазами возник силуэт. О, Боже!!! — Агата. Рио стояла в нескольких метрах, едва переводя дыхание, её лицо было раскрасневшимся от бега, а в глазах читалась смесь боли и упрямства. Женщина не ответила. Она сцепила пальцы в замок, вцепившись в собственные руки, словно это могло помочь сохранить остатки самообладания. — Почему ты убежала? — Рио сделала шаг вперёд. — Потому что не хочу говорить с тобой, — резко ответила Агата, хотя голос её предательски дрогнул. — Ложь. Ты всегда так делаешь, когда не знаешь, как поступить. — А ты всегда думаешь, что знаешь меня лучше, чем я сама, — огрызнулась Агата. — Может, ты просто забудешь обо мне? — Забуду? — Рио рассмеялась, но смех этот был горьким, надрывным. — Как мне забыть тебя, Агата, если ты… — Она не смогла закончить. Агата хотела что-то сказать, но Рио продолжила, голос её был хриплым, почти шепчущим: — Неужели тебе так тяжело назвать меня по имени? — Я не хочу. Рио опустилась на колено, прижавшись ладонью к асфальту. — Пожалуйста, Агата. — Нет. Рио протянула руку и пальцами едва коснулась её подбородка, поднимая лицо так, чтобы их взгляды встретились. — Пожалуйста, назови моё имя. Агата дернулась, как обожжённая, оттолкнув её руку. — Никогда, — прошипела она. — Для меня тебя нет. В глазах Рио блеснули слёзы. Она вскочила, срывая рубашку, и подняла её, открывая живот. — Смотри. Если ты думаешь, что тебе больно, посмотри на меня. — Она быстро расстегнула правый рукав и закатала его, показывая шрамы на коже. — На мне остались отметины. Я вижу их каждый чёртов день, с тех пор как всё это произошло! Её руки дрожали, голос срывался, и в какой-то момент Рио сорвала верхние пуговицы рубашки, обнажив ключицу, испещрённую тонким, но глубоким шрамом. — С тех пор, как ты оставила меня одну. Агата сидела как вкопанная, её глаза расширились, а губы слегка приоткрылись, но слов не находилось. Рио разрыдалась, судорожно хватая воздух. Она тряслась, словно в лихорадке, и внезапно её руки потянулись к поясу брюк. — Рио, нет! Агата, опираясь о стену, с трудом поднялась на ноги, её голос звучал громко, резко. — Рио, остановись! Но та, казалось, её не слышала. Агата бросилась вперёд, хватая Рио за руки и крепко обнимая её. Она прижала её к себе, не давая вырываться. — Не надо. Нет, Рио. Не надо! Рио дрожала, её слёзы текли по щекам, и она забилась в истерике. — Я не хотела, Агата… Я не могу. Пожалуйста, я больше не могу. Мне больно. Агата держала её крепко, но её собственные руки дрожали.Она молчала, не знала, что сказать. Все слова казались пустыми. — Я не могу, — снова прошептала Рио, утыкаясь лицом в её плечо. — Мне больно, каждый день больно. Агата стиснула зубы, пытаясь справиться с накатившими эмоциями, но слёзы внезапно заполнили её собственные глаза. — Рио… — впервые за три года она произнесла её имя так же, как когда-то. Но женщина перед ней была сломленной, разорванной на части. И Агата вдруг поняла, что, возможно, это так же была и её вина. Агата едва дышала, её грудь болезненно сжималась, словно кто-то стянул её стальными цепями. Она держала Рио в своих руках, чувствуя, как её хрупкое тело сотрясается от рыданий, и не могла оторвать взгляд от её плеча, на котором тонкая линия шрама кричала о боли, перенесённой в одиночестве. Внутри Агаты всё металось. Одно за другим чувство накатывали, как волны, разрушая её изнутри. Она ненавидела Рио. Считала, что та во всём виновата. Она говорила себе это три года, убеждала себя, что Рио сама разрушила их жизнь. Но сейчас… Сейчас, ощущая её дрожь, слыша её сбившееся дыхание и чувствуя на своей коже горячие слёзы, Агата поняла, что все её слова — ложь. Перед ней была не та женщина, что когда-то поклялась любить её вечно. Не та уверенная, гордая, решительная Рио. Она была сломана. Разбита на мелкие кусочки, которые невозможно собрать. И от этого чувства Агате стало невыносимо. Сердце рвалось из груди, а внутри всё кричало. Она хотела уйти. Оттолкнуть её, сбежать, вернуться к своим ранам и привычной боли. Но её тело не подчинялось. Её руки обнимали Рио крепче, будто не позволяли себе разорвать эту связь, даже если голова требовала обратного. Это всё ещё была её Рио. Её любовь. Её боль. Она закрыла глаза, надеясь найти в темноте хоть какое-то спокойствие, но ничего не вышло. Образ рыдающей женщины в её руках заполнил всё её сознание. И тогда, сдавшись, она просто разжала объятия, позволяя им обеим вдохнуть немного воздуха, но вместо того чтобы отпустить, взяла одну из рук Рио. Агата медленно провела пальцами по её запястью, где тянулись тонкие линии шрамов. Её взгляд задержался на них, и что-то горячее, разрушающее поднялось из глубин её души. Едва слышно, словно боясь нарушить тишину их боли, она склонилась к её руке и оставила лёгкий, почти невесомый поцелуй на одном из шрамов. Рио вздрогнула, но ничего не сказала. Она лишь продолжала плакать, уже тише, но всё так же надрывно, и Агата не остановилась. Она поцеловала ещё один шрам, потом другой. Её губы касались каждого маленького, но яркого следа, словно в этих поцелуях она пыталась сказать: «Я знаю. Я тоже это чувствую». Но это было ложью. Агата не могла почувствовать всего. Она не могла понять всего, через что прошла Рио. Она и себя-то спасти не смогла. Она бросила себя, оставила всё позади, словно только так могла выжить. Рио была тиха. Её слёзы больше не были громкими, но тело всё ещё дрожало, как листья на ветру. Агата подняла взгляд и увидела перед собой не женщину, а её тень. Сломленную, потерянную, будто в ней погасли последние искры света. Эта сцена — переулок, холодная стена, горькие слёзы — казалась какой-то нереальной. Будто из фильма, где трагедия была на каждом кадре. Или из сна, редкого, болезненного, который на утро оставляет в сердце тяжесть, от которой не избавиться. Они стояли так, молча, в гробовой тишине, нарушаемой лишь сдавленным дыханием. Бывшие любовницы. Бывшие жены. Бывшие матери. И это было больно. Настолько больно, что казалось, воздух вокруг пропитан этой болью, впитывая её в себя. Это было так невыносимо, что казалось, они обе не выдержат и рухнут прямо здесь, на грязный асфальт, уже не в силах бороться с тяжестью своих жизней. Агата посмотрела на Рио, её глаза блестели от слёз, которые, казалось, отразили всю боль прошлого. И вдруг она поняла: они обе сломлены. Каждая по-своему, каждая до основания. Но в этот момент она чувствовала только одно: никуда не уйдёт. Не в этот раз. И женщина снова возобновила объятия. Агата стояла, обнимая Рио, её дрожащие руки медленно скользнули по спине, словно она боялась разбудить хрупкий момент, в котором обе замерли. Запах Рио был таким знакомым, таким родным, что Агата почувствовала, как боль прошлого начала затапливать её полностью. Слезы стояли в её глазах, но она не позволила им упасть. Прощения не будет. Она не могла попросить. Не хотела. Всё это казалось неправильным, несправедливым, и впервые за эти годы Агата задумалась, что боль Рио могла быть больше, чем её собственная. Она вспомнила истории о том, как Рио выросла в детском доме, как родители оставили её, выбросив из своей жизни. И тогда она поняла: она поступила так же. Она бросила её, когда та была сломлена, оставила её одной посреди самой тёмной ночи её жизни. Но в тот момент, три года назад, Агата была слепа. Эгоистичная. Она впервые за всю свою жизнь, проведённую под деспотичной властью матери, поставила свои чувства выше других. Это было её бунтом, её заявлением о себе. Но это был её провал. Рио была не тем человеком, которого нужно было игнорировать. Теперь это понимание врезалось в неё, как лезвие. Но слова не шли. Агата могла только стоять здесь, чувствовать тяжесть их общей боли, их общего прошлого, и позволить себе что-то, что казалось уже давно потерянным. Её объятия изменились. Они больше не были крепкими, как будто удерживающими Рио на краю пропасти. Теперь они стали мягкими, почти забытыми, но такими привычными. Агата запустила одну руку в волосы Рио, их мягкость и лёгкий аромат напомнили ей о ночах, когда она любила её до дрожи. Второй рукой она обняла её за шею, её пальцы едва касались кожи, как будто боялись причинить боль. Ей не хотелось говорить. Не хотелось разрушать этот короткий, болезненный миг. Груз всего горя — смерти сына, потерянных лет, разрушенного брака — обрушился на них с такой силой, что Агата почувствовала, как дыхание становится тяжёлым, будто воздух вокруг загустел. Но они держались. Держались друг за друга, как когда-то давно, когда их любовь была единственной силой, способной бороться с миром. И всё это рухнуло в один миг. Резкий звук телефона разорвал тишину, как гром среди ясного неба. Агата вздрогнула, а Рио почти вскрикнула, её тело вновь сжалось, словно в страхе потерять этот момент. — Нет! Агата, пожалуйста, не отпускай! — голос Рио дрожал, в нём была паника, отчаяние, словно она боялась, что её снова бросят. Её руки сильнее прижали Агату, как ребёнок, который боится остаться один в темноте. Агата чувствовала, как её собственное сердце рвётся на части, но она не смогла остановить себя от того, чтобы тихо и почти язвительно сказать: — Это, наверное, твой муж. Рио замерла, но только на мгновение. Затем её рыдания усилились, она покачала головой, словно пытаясь убедить саму себя, что это не важно. — Нет, — прошептала она. — Я не хочу отвечать. Не хочу, чтобы этот момент закончился. Но телефон продолжал звонить, его настойчивый звук проникал в каждую клетку их напряжённой реальности. Рио не двигалась, её голова была прижата к плечу Агаты, а слёзы всё ещё текли по её щекам. Агата не могла сдержать странное смешение чувств: гнев, боль, нежность и что-то похожее на жалость. Она закрыла глаза и попыталась удержаться на плаву в этом море эмоций, но чувствовала, что начинает тонуть. Телефон зазвонил снова.