Только лишь во сне

Нина. Нью-Йорк

Нина нервно вышагивала по своей комнате, желая оказаться где угодно, но не здесь. Казалось, воздух до сих пор пахнет кровью, а красные пятна навсегда въелись в пол. Нина вздрагивала каждый раз, кидая взгляд на то место, где сидела Инеж в ту злополучную ночь. И вспоминала, как они с ребятами пришли сюда после больницы. Джеспер с Уайленом отправились к щитку, чтобы попытаться включить электричество. А когда им это удалось, Каз сразу направился в комнату Нины. Открыл дверь и замер на пороге, сжав трость так крепко, что побледнели костяшки. Скрепя сердце Нина подошла к нему и тоже заглянула внутрь. Он запаха, которым пропиталась комната, её начало мутить — и окровавленное постельное бельё, и кровь на полу, совершенно не улучшили её состояние. Они не стали заходить внутрь, сначала дождавшись полицию. И только после проверки всей квартиры и двора вокруг, Нине разрешили наводить порядок. Джеспер к тому моменту вернулся из магазина с разными средствами, справедливо полагая, что оттереть пол будет не так просто. — Хорошо, что у меня в комнате нет ковра, — только и смогла пошутить Нина тогда, стараясь не вспоминать, что оттирает кровь Инеж. Но сейчас Нина переживала не только за подругу, но и за себя — ведь, разумеется, полиция не нашла следов предполагаемого похитителя. И из дома ничего не пропало. И свет был выключен изнутри. И записи с соседских камер никого не зафиксировали. И всё это не могло не привести полицию к единственному подозреваемому в покушении на подругу — к ней самой. Нина пыталась представить, в чём её смогут обвинить, а что доказать не смогут. Например, острый предмет, которым была ранена Инеж — его никогда не найдут. А Нина никуда не смогла бы его деть, будучи в доме. Да и друзья оставались полностью на её стороне, так что в целом, Нина могла бы себя успокоить. Но только не сейчас, когда полиция на кухне беседовала с отцом. Нина села на краешек кровати, опять возвращаясь мыслями к той ночи. Только теперь к тому, что было раньше — к словам Инеж о другом мире. При всём желании Нина не смогла воспринять слова подруги со скепсисом и сразу поверила. Только вот, если поначалу путешествия показались заманчивыми, по мере рассказов Инеж, Нина всё больше ужасалась. А после того, что произошло ночью… По плечам побежали мурашки, и Нина обхватила себя руками. Ей нужно переключиться, подумать о чём-нибудь ещё. Например, о том, насколько она хорошая актриса. Может, стоит пойти в театральное? В конце концов, ведь никто из друзей не усомнился, что в произошедшем она винила себя. И что полицию она не вызвала сразу, потому что у неё был ступор. Конечно, это было не потому, что она хотела дать «преступнику» время — чтобы все решили, что тот успел скрыться. И никто — кроме полицейских, которые теперь пытались обвинить в произошедшем её, — не сомневался, что Нина рассказала всё, что знала. Ей поверили, как и друзья, так и родные. И даже полиция пришла к ней только потому, что других улик не было абсолютно. Нина даже не знала, что умеет так убедительно врать. Но лучше бы она никогда этого и не узнала, чем проверять в такой экстремальной ситуации. — Надеюсь, ты скоро очнёшься, Неж… — тихо прошептала Нина, спрятав лицо в ладони.

Инеж. Где-то

Чтобы не сойти с ума, Инеж пыталась считать тени. Вероятно, именно поэтому, она заметила — они различаются. Может, конечно, это был обман зрения, но среди хаотично двигающихся теней, проносящихся в разные стороны, были и те, кто всегда двигался ровно по прямой — они словно чётко знали, куда им нужно. Это показалось любопытным, и Инеж продолжила наблюдение — и не зря: в какой-то момент мимо неё пронеслась тень, очень похожая на Каза. Инеж рванулась вслед за тенью, но не смогла догнать. Каждый шаг в нужном направлении давался всё труднее и труднее, а потом внезапно накатила безумная слабость. И, стоило моргнуть, «Каз» исчез, а она опять потеряла ощущение направления. Когда в следующий раз мимо промелькнул знакомый силуэт, Инеж уже начинала думать, что ей показалось. В этот раз мимо проплыла фигура Нины — она сначала двигалась в каком-то конкретном направлении, а потом резко замерла, словно давая возможность рассмотреть её. Такая же серая, бесформенная фигура, как и все тени вокруг — но почему-то Инеж точно знала, что это Нина. Впрочем, этот силуэт тоже развеялся довольно быстро, оставляя Инеж в одиночестве. Ей оставалось только гадать, что же это всё значит.

Джеспер. Нью-Йорк

Джеспер ненавидел чувство собственной беспомощности. Но он никак не мог помочь ни Инеж, лежащей в больнице бледным призраком, ни Нине, которую донимала полиция. Он даже себе не мог помочь — сны были такими же унылыми и однообразными, как и дни каникул. После снов мутило, словно его укачало. После снов хотелось движения, словно он только и сидел, глядя в одну точку. После снов снова хотелось спать — они не приносили отдыха. И до Каза было не дозвониться, хотя, Джеспер был уверен, что другу не помешало бы выговориться. Ну, хоть сообщения Каз не игнорировал — пусть и отвечал выборочно и кратко. А потому, просто устав от тревоги, Джеспер решительно собрался и вышел из дома — он направлялся к Инеж в больницу. Кто знает, может даже просто присутствие друзей ей поможет? Мало ли, вдруг в фильмах и книгах не просто так все эти красивые сцены, где люди приходят в себя благодаря голосам близких? На подъезде к больнице решимость начала таять. А у двери в палату Джеспер замер окончательно — было страшно заходить, было тяжело думать о том, в каком состоянии там Инеж. Но, всё же, разворачиваться и уезжать было бы глупо. Сделав глубокий вдох, Джеспер постарался успокоиться и вошёл в палату — тут же сбившись с шага и удивлённо замерев. У кровати Инеж сидел Каз и читал книгу. Джеспер несколько секунд просто смотрел на эту картину, пытаясь собрать мысли в единый поток. Но, если бы его спросили, он не смог бы ответить, почему сам факт нахождения Каза в палате Инеж его так удивил. — Так и будешь у двери стоять? — поинтересовался Каз, разглядывая застывшего Джеспера. — И тебе привет, игнорщик, — отмер Джеспер, проходя в палату. Взгляд тут же зацепился за прикроватную тумбочку, на которой лежали мандарины и пара открыток. — На последнее сообщение я тебе ответил, — сказал Каз, поднимаясь со стула, а потом усмехнулся, проследив за взглядом Джеспера, — мандарины Нина принесла. Никогда не понимал, какой толк от подарков и еды, если… Каз не договорил, но постарался не подать вида, что у него сорвался голос. И Джеспер бы посмеялся, что друг несмотря ни на что старается выглядеть прагматичным и холодным, но у него и самого сдавило горло. Да, верно, какой толк от еды, если ты в коме? Джеспер перевёл взгляд на Инеж, не сдержав тяжёлого вздоха. — Ладно. Я пойду куплю себе кофе, — Каз тактично вышел из палаты, словно понимал, что Джесперу нужно какое-то время, чтобы… Чтобы собраться с мыслями и поговорить с Инеж, как и планировал. Какая-то непонятная надежда, что Инеж вот-вот очнётся, никуда не исчезала. И, видимо, эта же надежда подтолкнула Нину принести мандарины, а Каза сидеть здесь и читать книжку. Думая о том, что не удивится скорому появлению Уайлена, Матиаса и родителей Инеж, Джеспер дошёл до стула, на котором Каз оставил книгу. Прочитав на обложке «Алиса в стране чудес», он уже даже не удивился. В конце концов, ведь в книге Алиса проснулась от странного сна. Джеспер устроился на стуле, сжимая в руках книгу, как преграду, и прочистил горло. — Кхм… Привет, Инеж. Не знаю, даже с чего начать. Вся затея кажется мне странной, но раз в фильмах это работает… Почему бы не попробовать, верно? — он сжал книгу сильнее, чувствуя себя глупо, — Ты нас всех здорово напугала. И мы до сих пор боимся… Так что, пожалуйста, приходи в себя. Ты, наверное, даже не представляешь как это странно — ты даже тише, чем обычно, но тебя так просто найти взглядом. Так легко увидеть и так тяжело смотреть… Нет, честное слово, не выносимо! Джеспер вскочил и отошёл к окну, тяжело дыша. Руки мелко тряслись. А мысли то и дело соскакивали на самые страшные сценарии. — Неж, ну как мы без тебя? — он так и не нашёл сил повернуться, поэтому говорил, глядя в окно, — Нина вот тебе мандаринчиков принесла, Каз книгу читает… Родители твои наверняка вечером приедут. И я в следующий раз с Уайленом буду. Цветов тебе привезём. И Нина с Матиасом тоже придут. Мы все сходим с ума. Поправляйся, пожалуйста. Джеспер сглотнул и развернулся. С грустной улыбкой подошёл к подруге и аккуратно сжал её ледяную ладонь. — Пожалуйста, Инеж. Ещё через несколько минут Джеспер вернул книгу на место и вышел из палаты. Каз молча ждал в коридоре, сжимая в руках пустой стаканчик кофе. И только теперь Джеспер обратил внимание, как паршиво выглядит друг. — Ты вообще спал? — спросил он, разглядывая мешки под глазами Каза. Друг в ответ только странно усмехнулся — и Джеспер искренне понадеялся, что это хоть в какой-то мере можно принять за положительный ответ. — Ты тоже паршиво выглядишь, — ответил Каз, показывая, что, по крайней мере, не утратил своей наблюдательности. Джесперу оставалось только фыркнуть в ответ на тактичность Каза. И прощаясь, напомнить, что кроме кофе в организм нужно загружать еду.

Каз. В море

Корабль качало на волнах уже три дня. И с каждым часом Каз ненавидел море всё больше — находиться в ограниченном пространстве корабля было тяжело. Фахи сходил с ума от скуки, доставая всех болтовнёй. Хельвар пугал всех своими злобными взглядами и тяжёлыми вздохами, а Зеник была бледнее обычного и почти не спала, всё время просиживая рядом с Призраком. Призрак, да. Она всё ещё не пришла в себя — и с каждым днём это нагнетало обстановку всё сильнее. И так же сильно, как Каз не любил волны за беспрестанную тряску, он был бесконечно рад этим волнам — плеск воды был достаточно громким, чтобы никогда не слышать тишину. Даже в такие моменты, как сейчас — когда все укладывались спать, когда все разговоры смолкали… Каз лёжа разглядывал потолок своей каюты, мечтая поскорее уснуть. По крайней мере, в Нью-Йорке он прийти к Инеж в палату. Мог посидеть с ней, мог с тревогой вглядываться в каждую чёрточку её неестественно расслабленного лица… — но имело ли это значение, если в реальности он так и не нашёл в себе сил заглянуть к ней в каюту? Призрак была частью его команды, и никто бы не осудил его, если бы он заглянул и поинтересовался у Зеник самочувствием Призрака. Но он просто не мог этого сделать — глупая слабость. Слабость, которую Каз надеялся выдать за силу — показать всем, что он ни к кому не привязан. Что он не переживает за Призрака, потому что она — лишь винтик для его системы. Да когда же придёт этот дурацкий сон?! Каз слишком много думал последние три дня — и об оставленных в Кеттердаме делах, и о предстоящем похищении, и о куче вещей, что могли пойти не так. И о Призраке. Но сейчас ему не хотелось думать, абсолютно. Каз закрыл глаза и представил свой кабинет в Клёпке. Вокруг спокойно и тихо — даже вороны не галдят под окнами. Он один, в спокойствии работает над документами. Что-то привычное должно способствовать засыпанию. В представляемую картинку вдруг проник образ Призрака — девушка привычной тенью скользнула по комнате и устроилась на окне. Каз не спал, он лишь очень хорошо представлял, как заходящее солнце нежно подсвечивает кожу девушки. А потом Призрак повернулась, чтобы что-то сказать — и Каз не успел придумать, какую колкость она выдала бы на этот раз — но её заглушили чужие голоса. Вероятно, Каз провалился в сон глубже, чем думал — иначе почему бы он не мог контролировать собственные фантазии и убрать из них пение пьяных отбросов? И кто вообще, во имя Гезена, поёт так отвратно? Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять — поют не во сне. Каз резко распахнул глаза. Однозначно — пела Зеник. Пела ужасно, дрожащим голосом, и из-за стенок Каз совершенно не мог угадать интонаций, с которыми она поёт. Не мог, пока не услышал взрыв смеха. И либо он был излишне оптимистичен, либо это действительно могло значить только одно — Призрак очнулась. Когда к голосу Зеник присоединился тихий, слабый, но такой знакомый Казу голос Призрака, в душе разлилось спокойствие. И сон пришёл неожиданно легко и быстро, а в голове закрутилась лишь одна мысль. Она жива.

Каз. Нью-Йорк

Каз открыл глаза в Нью-Йорке и несколько секунд просто лежал, разглядывая потолок. Если она очнулась на самом деле — значит ли это, что она очнулась здесь? Значит ли это, что несколько дней его персонального ада закончились? Но в телефоне не было ни новых сообщений, ни пропущенных звонков. И, вообще-то, раньше этот факт никогда не раздражал Каза. Наоборот даже — зачастую ему просто хотелось, чтобы все отстали. Но не теперь. Теперь он едва заставил себя отложить телефон и начать привычную утреннюю рутину. Вот только мысли всё равно возвращались к Инеж. Они не говорили с самого Рождества. Не переписывались даже. Честно говоря, Каз в те дни не отвечал никому — слишком его захватила идея переноса технологий в реальный мир. И даже если сейчас он мог признаться себе, что это всё равно от части было побегом от реальности, это не отменяло того факта, что в целом ему было комфортно. А потом все мысли занял штурм Ледового двора, и Каз вообще забыл про существование отдыха. К тому же он ведь никогда не стремился к большому количеству общения. Он никогда не видел проблем в том, чтобы закрыться в своей комнате с очередным интересным проектом, ограничиваясь общением лишь с приёмными родителями — во время редких перекусов. Но после того, как Инеж оказалась в больнице, молчание телефона превратилось в пытку. Каз буквально лишился отдыха и во сне, и в реальности. И да, уж себе то он мог признаться — страх за девушку просто сжимал всё его нутро. Приходить к ней в палату, нести какой-то бред, читать ей книгу, веря, что Инеж, как и Алиса, в итоге просто проснётся… Это всё было безумием. Отчаянием. И Каз презирал себя за это — да, он не мог контролировать свои чувства. Но ведь мог же сделать что-то. Мог ведь игнорировать это, с самого начала не придавать значения. Окончательно оборвать общение с Инеж, чтобы не чувствовать себя сейчас так. Всё бы прошло, гормоны бы утихли, он бы привык жить без неё. Но теперь… Теперь слишком поздно. Это и в самом деле зависимость. И едва ли он сможет от неё избавиться. Едва ли захочет. Только вот телефон по-прежнему молчал.

Инеж. Нью-Йорк

Приходить в себя во второй раз было не менее тяжело, чем в первый. Даже веки не хотели слушаться, но Инеж всё же переборола себя и открыла глаза. Яркий свет палаты резанул по глазам, пришлось несколько раз моргнуть, чтобы привыкнуть. В этот раз она очнулась одна — но оно и понятно, едва ли кому-то разрешили бы ночевать у её кровати, как это бывает в фильмах. Инеж осторожно сделала глубокий вдох и прислушалась к ощущениям. Несмотря на слабость во всём теле, рана на боку не болела, а общее самочувствие было в целом нормальным. Инеж повернула голову, оглядывая палату. С одной стороны было окно, через которое в комнату проникал тусклый дневной свет, и стул, на котором висела чья-то кофта. С другой стороны от кровати обнаружилась дверь, тумбочка, заваленная открытками, цветами, мандаринами и ещё кучей мелких подарков. Ещё рядом стояла капельница, при взгляде на которую Инеж не сдержала вздоха. Пришло полное осознание ситуации. Как объясняться с врачами? Родителями? Что Нина успела им рассказать? Через какое-то время Инеж надоело просто лежать, поэтому она огляделась ещё раз в поисках кнопки вызова персонала. Через пару минут вокруг неё уже началась суета — какие-то вопросы, проверка её состояния… Но, самое главное, ей сказали, что оповестят родных, что она очнулась.

***

Как ни странно, первыми в её палате оказались родители. Они что-то спрашивали, рассказывали про поиски злоумышленника, который ранил её у Нины, говорили что-то её… А Инеж просто смотрела на них, едва сдерживая слёзы. Родители выглядели уставшими и постаревшими, словно те несколько дней, что она была без сознания, выпили из них очень много сил. Они переживали за неё, а Инеж ощутила запоздалый страх — что было бы, если бы она умерла? Как ощутили бы себя родители? А Нина, которая была бы единственным человеком, знавшим правду? Инеж закусила губу и всё-таки расплакалась и потянулась в очередной раз обнять родителей. Она понимала, что не виновата в ране, что это был ежедневный риск Кеттердама, что такое могло быть и раньше… Но всё равно ощущала эту вину. Они проговорили ещё какое-то время, прежде чем в плату постучали. Гафа развернулись к двери, и увидели заглядывающего Джеспера. — Мы пойдём, — улыбнулась мать Инеж, — твои друзья тоже очень переживали и наверняка хотят с тобой поговорить. Но вечером мы обязательно позвоним! — Хорошо, мам. Спасибо, — Инеж улыбнулась родителям, так и не решившись вслух извиниться за то, что заставила их переживать. Вместо родителей в палату зашли Джеспер, Уайлен, Матиас и Нина. Они все выглядели уставшими, особенно Нина, и чувство вины усилилось. Пришлось судорожно оглядывать палату, в поисках нейтральной темы для разговора.

Матиас. Нью-Йорк

— А мандарины-то зачем? — это был первый вопрос, который задала Инеж, когда они зашли к ней в палату. Матиас даже на секунду сбился с шага и поднял на девушку недоумённый взгляд. Инеж кивнула головой в сторону свой тумбочки, и Матиас вспомнил, что они с Ниной действительно купили несколько мандаринов, когда заезжали к Инеж первый раз. Тогда Матиас даже не задумался, а теперь это и вправду показалось странным. Он перевёл взгляд на слегка покрасневшую Нину. — Я просто переживала, — сказала она, — и в голову почему-то лезли дурацкие сцены из фильмов и эти дурацкие мандарины… Джеспер нервно хихикнул. — Каз то же самое про мандарины спросил… — Ладно. Мы вообще-то приехали не мандарины обсуждать! — сменила тему Нина, — Мы так рады, что ты очнулась! Инеж улыбнулась им всем, и постаралась сесть в кровати, очевидно желая их всех обнять. — Это правда, Неж! — продолжил Джеспер, в порядке очереди обнимая Инеж, — Мы очень все испугались, когда Нина написала в общий чат… — Могу представить, — Инеж передёрнула плечами, очевидно отгоняя неприятные мысли. В палате повисло какое-то неловкое молчание, и Матиас оглядел всех. Каждому хотелось что-то сказать, но то ли мешало присутствие других, то ли ещё что… Но все молчали. Джеспер нервно стучал пальцами по штанам, Уайлен чесал затылок, Нина заламывала пальцы на руках… — Что тебе успели рассказать родители и врачи? — спросил Матиас, желая хоть как-то разбить тишину. — Врачи сказали, что мне повезло сразу получить помощь… Да, Нина, спасибо. Ты, вероятно, действительно спасла мне тогда жизнь… — Инеж сглотнула, словно ей трудно продолжать, а Нина явно сморгнула слёзы. Матиас подошёл к своей девушке и приобнял её. Он знал, как непросто было Нине в последние дни. Шок от произошедшего и допросы полиции сильно потрепали ей нервы. — Я… просто давай больше не проверять мои навыки такими экстренными способами, — выдохнула Нина, глядя на Инеж. — Я постараюсь, — Инеж слегка развела руки и пожала плечами, словно говоря «ну как пойдёт», — а ещё врачи сказали, что моя рана быстро заживает. И что это вообще удивительно, что я так быстро очнулась после такой потери крови и шока. — А как ты себя сейчас чувствуешь? — спросил Джеспер, устраиваясь на стуле около кровати. — Очень слабой, — честно призналась Инеж, глядя как Нина аккуратно пристраивается на краешке кровати, — и я это ненавижу. Надеюсь, эта слабость скоро пройдёт. — Конечно! — улыбнулся Джеспер и протянул руку, потрепав Инеж по голове, — Вот увидишь, придётся после каникул на учёбу выходить, ещё скучать будешь по этим спокойным денькам. — Джес! — Инеж рассмеялась, пытаясь восстановить на голове порядок, — Ну вот ты зачем про учёбу напоминаешь? И разговор потёк дальше, сам собой. Как в школе, на обеде. Как на их обычной прогулке. Ближайшие планы, досада на учёбу, грусть, что скоро всем им разъезжаться по колледжам. Нина уже даже попыталась начать тему образов на выпускной вечер — и вообще — ещё же нужно сделать выпускной альбом с фотографиями! Они вспоминали какие-то общие шутки, съели парочку мандаринов и в целом — мир снова понемногу вставал на место. Всё было почти как раньше. Несмотря на аромат лекарств, витающих в воздухе, страх за подругу отступал. А потом Нина, сославшись на какие-то девчачьи темы, извинилась перед парнями и попросила их подождать её в коридоре. Матиас даже подумал, что Нина долго ждала, прежде чем их выгнать. Он ещё раз обнял Инеж и первый направился к выходу, желая Инеж окончательного выздоровления. Джеспер вышел за ним, обещая ещё приехать. — Имей в виду, Неж, я тебя тут достану. Заскучать не успеешь, но выть будешь от моего присутствия! Матиас не видел, но был уверен — Джеспер подмигнул, а Инеж закатила глаза. Уайлен, выходя из палаты тоже немного задержался: — Инеж, я… Я рад, что ты в порядке, — сказал он, — мы знакомы не очень долго, но… Ты замечательный человек и играешь в нашей жизни заметную роль. Поправляйся скорее. — Спасибо, Уайлен, — мягко ответила Инеж.

Нина. Нью-Йорк

Стоило двери закрыться за друзьями, Нина резко развернулась к Инеж и опять потянулась её обнять. — Я так испугалась! — зашептала она на ухо подруге. Глаза защипало от подступающих слёз. — Прости… — так же тихо ответила Инеж, крепче сжимая подругу в ответ. Они просидели так ещё какое-то время, прежде чем отстраниться. — Что ты рассказала полиции? — Инеж сразу перешла к важному, справедливо полагая, что детали можно обсудить позднее. И, удивительным образом, это помогло Нине. Инеж здесь. Инеж в порядке. — Что проснулась от звука разбитой вазы, увидела, как чья-то фигура вылезла в окно, а потом переключилась на помощь тебе. Что описать преступника не могу. А погасший свет стёр последние минуты записи… Но свет был выключен изнутри дома, и ничьих следов, кроме наших, в доме не нашли. Вокруг дома тоже следов не было. Не нашли предмет, которым тебя ранили. Не нашли ничего и пришли ко мне — они ничего не могут доказать, но я теперь — подозреваемый номер один. — Чёрт. Прости! — Ничего страшного. Папа уже нашёл мне адвоката на всякий случай. Да и Каз продолжает искать улики… Делает это с таким рвением, что не удивлюсь, если он в итоге найдёт виновного. — Нина нервно усмехнулась, — Но а я всё-таки хочу знать, что случилось на самом деле! Насколько всё серьёзно там? Инеж слегка приподняла уголки губ в усмешке, словно ждала этого вопроса. — Мы уже собирались плыть, но, когда я пришла в гавань, на нас напали. Я прикрывала отступление команды, но меня поймали. С дырой в боку я всё же сбежала… Не далеко правда, — Инеж снова усмехнулась, но в этот раз как-то мрачно, — но Бреккер нашёл меня и отнёс на шхуну. Правда, пока он меня нёс, я отключилась. Ну а потом ты знаешь — три дня я провалялась в отключке, и вот очнулась. Правда, сначала я очнулась там, а Зеник уже смогла срастить мою рану — поэтому и тут, думаю, рана уже должна была зажить полностью. Слушая рассказ Инеж, Нина чувствовала, как внутри всё замирает. Страх за подругу никак не хотел отпускать. — Я ведь правильно понимаю, это было только начало вашего путешествия? А вам ещё предстоит… Как ты тогда сказала — пробраться в самую защищённую тюрьму и похитить человека? Инеж кивнула. Нина вздохнула. — Дорогая моя, это пи…писец просто! Я не знаю, что сказать. Я… — Нина! — прервала её речь Инеж, — Я знаю, что это опасно. Прости, может мне и не стоило рассказывать тебе, чтобы ты не переживала так сильно… Но… — Инеж тяжело вздохнула, — В любом случае, не то, чтобы у меня был выбор. Так что… Я просто сделаю всё, что в моих силах, чтобы не умереть. В конце концов, мне столько лет это успешно удавалось… — Я всё равно волнуюсь. Ты бы видела, что вообще тут происходило без тебя… Я тут приходила болтала о чём-то, Джеспер с Уайленом тебе цветочки привезли, Каз приходил, книжку тебе читал… — Нина снова начала тараторить, пытаясь сменить тему. Теперь про жуткие сны подруги думать вообще не хотелось. Инеж прервала её смехом. — Ну вот! А я думала, это я — главный собиратель секретов и слухов! — Инеж прищурилась и хитро посмотрела на Нину, — А ты и без меня всё знаешь… — Конечно! Кто-то же должен теперь ввести тебя в курс происходящего! Но Нина не успела рассказать так уж много — хотя, за три дня не так уж много всего и произошло — их разговор прервал стук. Стоило двери открыться, а из-за неё показаться растрёпанному Казу, как Нина тут же поднялась с кровати подруги. В конце концов, самыми важными новостями они успели обменяться, а детали можно и позже обсудить. — Не буду вам мешать, — Нина хитро посмотрела на обоих друзей, хотя внутри всё и замерло от волнения. Кто знает, что там опять в голове у Каза? А у Инеж? Нина не знала, что сейчас могут наговорить друг другу эти двое… Но она старалась верить в благоразумие друзей. Вряд ли Каз пришёл, чтобы продолжать игнорировать Инеж. — Я напишу тебе позже, — пообещала Инеж, обнимая Нину на прощание, — и спасибо за новости! — Не за что, дорогая. Поправляйся, — Нина чмокнула подругу в лоб и, кивнув Казу в качестве приветствия, вышла из палаты.

Инеж. Нью-Йорк

— Как ты? — спросил Каз, так пристально вглядываясь в её лицо, что Инеж стало не по себе. — Нормально, — она пожала плечами, не зная, что сказать. Мысли всё ещё крутились вокруг разговора с Ниной, а потом перескочили на последний разговор с Бреккером. Интересно, а Каз тоже считает её просто инвестицией? — Я рад, что ты пришла в себя, — тихо ответил Каз, переключая всё внимание на свою трость, словно видел её в первый раз. Инеж легко узнала признаки его волнения. Одной его позы было достаточно, чтобы понять — он на что-то решается. Обдумывает, подбирает слова. Но что ж, она никуда не спешит. И она не будет ему помогать. Через пять минут, однако, Инеж не выдержала. — Каз, я хочу спать, — соврала она. Пусть после всех осмотров и визитов она чувствовала усталость, но спать не хотелось совершенно. Тем более, что во сне её ждали всё те же лица и те же вопросы о самочувствии. Но этой короткой фразы оказалось достаточно, чтобы вывести Каза из задумчивости. Он дёрнулся было, чтобы просто встать и уйти — и Инеж была уверена, он в самом деле мог бы так сделать. Но потом он посмотрел на неё и снова опустился на стул. — Я… Я скоро уйду, просто… — Каз опять опустил взгляд на трость и сжал ворона, — Ох, дьявол, да почему же так сложно? Он звучал отчаянно, а Инеж внезапно захотелось рассмеяться. Она смотрела на Каза и всё чётче понимала, что почти ничего о нём не знает. Да, она успела хорошо изучить его привычки, узнать, что его хобби рисование — хотя он даже и работы свои никогда ей не показывал. Она знала, что он хорош в точных науках, что он прекрасно разбирается в технике, что он… Да было миллион вещей, которые она успела узнать за годы общения. Но всё это было тем, что может узнать любой желающий, проявив достаточно наблюдательности — кто угодно мог заметить, что Каз пьёт только крепкий кофе и любит шоколад. Но он сам никогда не рассказывал о себе — ни разу, кроме того случая на хэллоуин. Инеж знала о нём многое — но не знала ничего. Какой у него любимый цвет? Какие книги он любит читать, и чего хочет добиться в жизни? О чём мечтает, и как часто он кормит воронов? Столько тем, которые они не обсуждали. Столько вопросов, которые Инеж никогда не задавала — просто потому, что Каз всегда мягко уводил всех с личных тем, будто опасаясь их. О чём они вообще разговаривали все эти годы? Да и разговаривали ли вообще? Инеж словно только сейчас поняла, как же всё-таки любит разговаривать с людьми. И пусть, что с Казом было уютно молчать — но она просто привыкла, что и Бреккер молчалив, а потому молчала и с Казом. И его всё устраивало. Инеж внезапно почувствовала злость. — Что, совсем разучился с людьми разговаривать? — язвительно спросила она, ожидая, что Каз наконец выйдет из ступора и соизволит выдать что-то членораздельное. Инеж устала быть понимающей стороной. Пусть Каз наконец всё скажет сам. — Инеж? — надо же, вспомнил её имя! И голос его теперь почему-то звучит удивлённо. — Зачем ты здесь? — ей уже плевать, что он изначально хотел сказать. В ней плещется обида. — Ради кого ты приехал? По лицу, застывшему маской, по напрягшимся скулам Инеж видела — он понял. Понял, что она имела в виду. И у него не было ответа — или был, но не тот, на который она могла бы надеяться. В прочем она и так знала правду. Всегда, наверное, знала. Во рту появилась неприятная горечь, но ей стоило закончить этот цирк. — Уходи, — сказала она, чувствуя накатившую волну слабости. Злость резко остыла. Инеж захотелось свернуться в клубок. — Нет. Пожалуйста, Инеж. — ей послышалось, или в его голосе промелькнула паника?— Я не… Не могу. Не могу отпустить тебя. Не могу уйти — ведь сейчас… Мы оба знаем, что это будет сейчас значить. Не так ли? Так. Всё так, Каз. Я пытаюсь тебя прогнать. Раз уж ты тогда решил уйти, решил не пробовать, не бороться… Так уходи и сейчас. Я тоже отрекаюсь от борьбы за нас. — Ты эгоист, Бреккер, — Инеж намеренно назвала его по фамилии и заметила, как он вздрогнул от этого обращения, — Ты здесь не ради меня. Ты пришёл ради себя. Пришёл, боясь, что я исчезну из твоей жизни. Теперь ты пытаешься что-то сказать, извиниться или исправить, но… Ты не спросил у меня. Ни разу не спрашивал, чего я хочу. А сейчас я хочу, чтобы ты ушёл. Пожалуйста. Последнее слово она добавила не из мольбы. Она сказала его ровно тем тоном, каким его обычно произносит Бреккер. Максимально ядовито-вежливо, словно ему делала одолжение этим словом. И уж от её тона, или от смысла её слов, но Каз как-то враз помрачнел. Лицо стало каким-то пепельным, а тени под глазами словно увеличились. Между бровями залегла маленькая складка, едва заметно опустились уголки губ. А взгляд стал ледяным, совсем как у Бреккера большую часть времени. И пусть какая-то часть Инеж сожалела о резких словах и о боли, которую они, вероятно, принесли её некогда лучшему другу. Пусть эта часть рвалась обнять Каза и выслушать все его извинения и попытаться что-то исправить… Но эта часть была задвинута далеко. Инеж собиралась начать прислушиваться к своим желаниям и чувствам, а не к переживаниям окружающих. Казу и в самом деле стоило бы хоть иногда обращать на неё внимание. В Инеж взыграла гордость, которую Каз ненамеренно и так тщательно втаптывал в грязь с осени. Инеж вспомнила все обиды, которые копились внутри — и это дало сил просто отвернуться, когда Каз молча выходил из её палаты. Им обоим теперь было о чём подумать.

***

Хорошо, что Инеж поговорила с Ниной до прихода полиции. К тому моменту, как к ней пришли с вопросами, Инеж уже точно знала, как себя вести и что отвечать. Да, она уверена, что в комнате был посторонний мужчина. Да, он пытался украсть вазу, но заметил, что Инеж проснулась. Она не успела ничего даже понять, как он ударил её ножом в бок и сбежал через окно. Да, она сейчас морщится потому, что воспоминания о ране отдаются неприятными ощущениями в боку, но к делу это не относится. Нет, она не видела лица мужчины. Потому что было темно, а у него на лице была маска. И, ммм, нет, одежду она не разглядела абсолютно — из-за той же темноты и из-за стремительности произошедшего. Но сам мужчина был достаточно крупный и от него пахло алкоголем. Противно и страшно было. Да, вазу случайно она разбила, когда пыталась прийти в себя от боли и разбудить Нину. И кончено она безумно благодарна подруге за помощь, Нина ей жизнь спасла. Слёзы сейчас? Так это от стресса. Снова тот ужас вспоминать и боль… Вы точно узнали всё, что хотели? Она, правда, в состоянии ответить ещё на пару вопросов. Она так надеется, что его поймают. Что ж, была рада помочь, до свидания. Да-да, приходите, если ещё вопросы будут. До свидания. Разумеется, ей поверили. Потому что уж что-то, а врать и притворяться — благодаря Бочке — Инеж научилась первоклассно.