Восковая куколка

      Сквозь сон Гарри почувствовал, как кто-то трясёт его за плечо.       — Мистер Поттер, сэр, там мисс Тэтчер плохо!       Голос Альберта звучал испуганно.       — Что случилось? — Гарри подорвался с дивана и схватил мантию со стула, в спешке накидывая на плечи.       — Синдром избыточного магического воздействия. Не могли долго снять психомоторное возбуждение, она перестала реагировать на заклинания, увеличение их количества не сработало, и, в итоге, всё пришло к синдрому. Сейчас у неё повышенная температура, судороги и рвота периодически, — говорил на бегу Альберт.       Вбежав в палату к своей подопечной, лихорадочно перебирая в голове средства для купирования синдрома, Гарри вспотел от нарастающей тревоги.       — Зелье Регидратации одна ложка после каждой рвоты, Антиэпилептический раствор плюс Восстановительный в стандартных дозировках внутримышечно и никаких заклинаний, — распорядился он, одновременно осматривая девушку.       У той закатывались глаза и тряслись руки, на лбу выступила испарина от высокой температуры. Пока персонал выполнял назначения, с Гарри семь потов сошло от волнения. Наконец, судороги стихли, и он выдохнул.       — Лихо вы, — восхитился Альберт, который уже вовсю орудовал шваброй, убирая рвотные массы с пола. — Нечасто вижу такой синдром, обычно персонал сам справляется с обычными ситуациями, но сейчас нам пришлось позвать вас.       — Всё в порядке. Следите за ней ночью, — сказал Гарри, всё ещё внутренне дрожа, но постепенно напряжение отпускало, и он успокаивался.       — Да, сэр.       Гарри на негнущихся ногах вышел из палаты, предварительно проверив остальных пациентов.       Часы показывали десять минут первого. Рождество уже наступило. Сон как рукой сняло, и возвращаться в комнату для персонала не хотелось.       Гарри проходился по коридору, бездумно глазея на грязноватые стены, и чувствовал себя одиноким.       Эх, друзья наверняка сейчас празднуют, должно быть скоро отправятся в Нору поздравить мистера и миссис Уизли. Луна, скорее всего, у отца, обсуждают нарглов и плюшевых веретениц.       Странности своей девушки не пугали Гарри, он искренне любил Луну и все её черты характера, считая их довольно милыми.       Он печально вздохнул. Взгляд случайно упал на дверь, ведущую в другой корпус.       Интересно, Волдеморт спит?       А что ему ещё, собственно, делать? Не желания же загадывать в рождественскую ночь в надежде на чудо?       Хотя, кто его знает?       Гарри постоял ещё немного в коридоре, не зная, куда податься, а затем резко развернулся и отправился к себе.       Гирлянды, украшавшие комнату, мигали разноцветными огоньками, но ощущения праздника так и не появилось.       Гарри достал из-под подушки шар со змейкой и задумчиво уставился на стекло. Змейка спала, снег тихо сыпался на чешуйчатую голову, потому что шар тряхнуло. Отчего-то было тошно. С Гарри часто бывало такое, что накатывали грусть и меланхолия, но сегодня особенно.       На самом деле, в этом отделении он не смог найти родственных душ. Ментальные науки привлекали гораздо меньше, чем изучение проклятий или целительство боевых ран, но, к сожалению, практика есть практика.       Иногда казалось, что Гарри вообще мало кто понимает. Разве что Рон и Гермиона? Луна немного, но она всегда находилась на своей волне. И сейчас, в Рождество, единственный, кто был близок, кто знал всё о Гарри и даже больше — был Волдеморт.       Одинокий, как и Гарри.       Наверное, нельзя думать, что ты одинок, если у тебя есть друзья и девушка, но невозможно избавиться от этого чувства по щелчку пальцев. Гарри всегда был одинок, с самого детства.       «Что за мысли!» — оборвал он сам себя.       Умственная жвачка, как выражаются менталисты. Наверняка это она.       Практика в отделении душевных болезней способствовала нахождению у себя самых разнообразных патологий, о которых раньше даже не подозревал. Возможно, это удел всех начинающих целителей.       Гарри помотал головой в надежде, что это поможет избавиться от бессмысленных и пустых рассуждательств.       Надо себя чем-то занять.       Он сам не понял, как оказался перед дверью палаты, где лежал Волдеморт. Со сломанной змейкой в руках и пачкой печенья, непостижимым образом оказавшейся в кармане синей мантии.       Приоткрыв осторожно дверь, Гарри заглянул внутрь: Волдеморт лежал на кровати, повернув голову в сторону окна. Что он пытался разглядеть в густой темени рождественской ночи? — одному Мерлину известно.       Скрип старой двери заставил Волдеморта обратить внимание на Гарри. Глаза, словно красные огоньки, в тон гирлянд, украшающих больницу, горели пронзительно и недоверчиво.       — Эм, привет ещё раз, — стушевался немного Гарри, не зная, как объяснить своё спонтанное появление в палате.       Скепсис сквозил в каждой чёрточке бледного змеиного лица. Гарри даже показалось, что Волдеморт вопросительно вскинул надбровную безволосую дугу.       — Есть ещё тот пирог? — Волдеморт держался индифферентно, но, очевидно, голод был сильнее.       — Печёночный? — зачем-то уточнил Гарри.       — А ты приносил ещё какой-то? — насмешливо произнёс Волдеморт.       — Нет, я приносил печёночный, но он закончился. Вот, есть печенье, — Гарри потянулся в карман и вытащил пачку, купленную в Хогсмиде. Блестящая праздничная обёртка красиво переливалась под светом искусственных ламп.       Волдеморт метко цапнул, как удав мышь, печенье своей тонкой рукой и поспешно распечатал.       — Еда здесь отвратительная, конечно, — брезгливо заметил он. — Никогда раньше не ел подобной гадости.       Гарри промолчал, решив не обострять и без того сложные отношения. Ему было настолько скучно и тошно, что совершенно не хотелось конфликтовать с кем-либо. Даже со своим врагом. Может, это волшебство рождественской ночи так влияло?       — Так зачем ты пришёл? — осведомился Волдеморт, вытирая рот от крошек.       — Рождество всё-таки, — пожал плечами Гарри. — Ну, и, если честно, скучно мне. Сейчас был один инцидент, теперь не могу уснуть.       — Целитель? — перебил Волдеморт, фыркнув. — Почему не аврор? Ты же солдат Дамблдора, вышколенный бороться со злом.       — Я не люблю убивать, Том. Даже тебя не получилось убить.       — Жалеешь об этом?       Гарри задумался. Поначалу он пребывал в ярости, а потом эмоции остыли, и стало как-то всё равно. Отношение целителей к своему якобы больному тоже оставляло желать лучшего, и враг вызывал сочувствие да и только. Чего стоило одно беспомощное состояние. Периодически возникающие приступы ненависти никак не меняли ситуацию, и стремление к эмпатии не отпускало Гарри.       — Как вышло, так вышло, — ограничился он. — Как самочувствие? Я смотрю, ты немного пришёл в себя.       Теперь настала очередь Волдеморта задуматься.       — Приемлемо, — коротко ответил он.       — Что ты почувствовал после лоботомии?       — Это праздный интерес или в целях ваших экспериментов?       — Считай, и так и так, — ухмыльнулся Гарри.       — Беспомощность, — признался Волдеморт. — Не знаю, зачем я рассказываю тебе, но здесь от скуки хочется лезть на стены.       — Буду твоим слушателем на время.       — Не очень комфортно от того, что не можешь сам поесть и даже встать с постели. Впрочем, ваша цель была именно такова.       — Я не имею отношения к данным процедурам.       — Правда? — с интересом посмотрел Волдеморт. — Когда ты впервые появился в палате, я сразу подумал, что за всем этим стоишь ты. Мстишь врагу и так далее.       Гарри помотал головой.       — Я сам не знал. И, поверь, крайне шокирован увиденным. Это недостойно людей, стоящих на стороне добра.       — Ты наивен, — фыркнул Волдеморт. — Деление на добро и зло весьма условно. В любом человеке можно найти темную сторону, вытащить зло наружу и воспользоваться этим. Думаешь, как я собрал столько сторонников? Даже в тебе сидит тьма, сколько бы ты ни прикидывался добрячком.       — Я знаю, Том, — спокойно ответил Гарри, заметив, как после его слов пробежала тень удивления на лице Волдеморта. — Я не считаю себя добрым, хорошим и правильным. Во мне очень много зла. Просто я всегда стараюсь игнорировать это внутри себя и совершать верные с точки зрения морали поступки. Не всегда получается, но я пытаюсь. И в этом мы отличаемся.       — М-да, — крякнул Волдеморт явно неодобрительно.       Гарри замолчал. И что на него нашло? Беседовать с тем, кто растерял всё человеческое. Вероятно, сам выжил из ума.       — Кстати, а что-то изменилось после операции? — спросил он.       — Возможно. Кажется, я стал меньше испытывать необузданной ярости, —сообщил Волдеморт. — Честно сказать, она мне мешала принимать нужные решения. Думай я более трезво, тебя уже не было бы в живых.       — Лоботомия по определению должна была сделать тебя менее агрессивным, а ты стал… расчётливым?       — Я всё ещё беспомощен, — передёрнул худыми плечами. — И ничего не вижу, кроме окна во двор прибольничного парка. Не могу даже подышать свежим воздухом.       — А каково это, жить без носа? — внезапно спросил Гарри. Любопытство всегда опережало разум.       Кажется, Волдеморт удивился вопросу.       — Воздух более холодный и сухой, — неохотно ответил он. Видимо, и сам не понимал, для чего поддерживает столь странный разговор.       И раз терять уже было нечего, Гарри задал ещё один вопрос:       — Когда я случайно дотронулся до тебя, ты был прохладный и влажный. Тебе не холодно? Или, может быть, наоборот, жарко? — выпалил Гарри по-дурацки. — Как ты вообще ощущаешь себя в таком теле?       Бытует мнение, что менталист и его пациент оба безумны, только лечит тот, кто одет в синюю мантию. Вот и Гарри сейчас казалось, что границы стерлись между пациентом и целителем. Между Гарри Поттером и Волдемортом. Между двумя заклятыми врагами. Они просто двое заложников ситуации, находящихся в одной комнате по воле случая без возможности выйти на улицу по собственному желанию.       — Я быстрее мёрзну, — поделился Волдеморт. Его взгляд стал острым и пытливым. — В этой драккловой лечебнице совершенно нет Согревающих чар. А их омерзительный холодный душ и вовсе ужасен. Возможно, здесь имеется теплая вода, но санитасы считают, что меня можно мыть ледяной.       — Ты заслужил такое отношение к себе, Том, — резко ответил Гарри. — Хотя я и не одобряю подобное.       Повисла напряженная тишина. Гарри больше не хотел ничего спрашивать, а Волдеморт — отвечать. Они сверлили друг друга глазами, сжимая крепко челюсти.       — Пойдём, я вывезу тебя на прогулку, — внезапно сказал Гарри. — Прогулки бывают и в Азкабане, насколько мне известно. Как опекун, я имею право.       — Вывезешь на прогулку? — недоверчиво спросил Волдеморт. — Не боишься, что я сбегу?       — Ну, во-первых, ты будешь пристёгнут антимагическими наручниками, а во-вторых, ты ещё слишком слаб, чтобы сбежать.       — Ну, что ж. Я не буду отказываться.       Гарри прикатил из коридора коляску для прогулок, помог надеть свой старый свитер на Волдеморта и шерстяные носки, которые когда-то заботливо сунула Луна.       «Ноги всегда мёрзнут сильнее, — сказала она. — Чем холоднее, тем человек злее».       Зрелище было забавным: Волдеморта в свитере и носках наверняка не видел ни один Пожиратель.       — Было бы лучше носить шерстяную мантию, — заметил он.       — Скажи спасибо и за это, — буркнул Гарри.       Волдеморт промолчал.       — Так, теперь тебе нужно обхватить мою шею руками, чтобы я смог тебя приподнять и пересадить в коляску, — Гарри неловко взъерошил волосы.       Холодные тонкие пальцы вцепились в шею — крепко, агрессивно, прохладно. Гарри просунул руки под спину и колени Волдеморта, чувствуя ожоги на ладонях от ледяных прикосновений его кожи.       Приподняв его, Гарри почувствовал влажное дыхание на своей щеке. Мурашки пробежали по телу вместе с килотоннами смущения.       Несмотря на высокий рост, Волдеморт весил не очень много — сказывались плохое питание и не самые лучшие условия.       Усадив в коляску, Гарри выдохнул с облегчением, но фантомное ощущение чужой кожи на своей не отпускало.       Это было странно.       Он взялся за ручки коляски и покатил её по коридору.       Фонари тускло освещали мерцающие сугробы, под ногами хрустел снег. Стояла тишина, и только слабый жужжащий шум лаборатории оттенял её.       Дворик больницы украшали ёлки и тонкие ветки кустов, насаженных вдоль бордюров. Подняв глаза, можно было увидеть беззвездное небо, впрочем, Гарри показалось, что он разглядел одну сияющую звезду, но поручиться за достоверность увиденного, с его-то зрением, не мог.       Казалось, время замерло. Ещё вчера раздавались каминные звонки, сыпали письмами совы, велись споры, с кем и где отмечать праздники… А сегодня тишина.       Этот день всегда был особенным. В детстве Гарри в Рождество сидел в чулане, боясь потревожить шумом Дурслей. Во время учёбы в Хогвартсе Рождество было наполнено подарками и обильной едой в Большом зале.       День всегда особенный, но всегда не такой, каким Гарри его представлял.       Сегодня же было самое необычное Рождество.       Волдеморт поёжился, и Гарри накинул Согревающие чары поверх пледа, которым тот был укрыт.       — Странная ночь, — изрёк Волдеморт, вторя мыслям Гарри.       — Рождество.       — Никогда не праздновал глупые праздники, — надменно фыркнул он.       — Может, зря?       — Вези обратно, я нагулялся, — недовольно велел Волдеморт. — Холодно.       Гарри и сам озяб — морозец крепчал, поэтому не стал спорить, несмотря на то, что властный тон вызвал раздражение.       Они так же молча добрались до палаты, где Гарри снова пришлось пересаживать Волдеморта. Пальцы на шее стали ещё холоднее, а дыхание на щеке, наоборот, жарче.       — Завтра погуляем днём, — зачем-то пообещал Гарри.       Не желая предаваться той самой злосчастной умственной жвачке, действуя порывисто и неодуманно, впрочем, как и всегда, Гарри вынул из кармана снежный шар с изломанной змейкой и поспешно сунул в руки Волдеморту.       — С Рождеством, Том. Моя девушка сказала, что её можно подарить какому-нибудь слизеринцу. Я считаю, что она подходит только тебе. Наверное, вы даже с ней чем-то похожи. Сидите в заточении, изломанные, обессиленные, но всё равно угрожающе шипите.       Вывалив свои мысли на Волдеморта, Гарри почти сбежал из палаты, заметив напоследок лишь искренне шокированное бледное лицо.