Ita existimas - существую ли я

- Ты как, Рацио? - тихо спросил Авантюрин, когда рука, что прежде была на его спине, полностью обвила его плечи ввиду того, что более Веритас не был в состоянии удерживать собственный вес. - Голова раскалывается, - пробурчал Рацио, - доберемся до дома - скинешь меня на кровать. - Хорошо, - отозвался Авантюрин, хватаясь за чужую ладонь, чтобы держать засыпающего мужчину надёжнее, - я хотел сказать... - Прошу тебя, молчи, - жалобно велел Рацио, - пусть все беседы подождут до дня грядущего. Постарайся запомнить и сказать мне завтра. - Как скажешь, - тихо отозвался Авантюрин. Так, они доковыляли до имения и были встречены сонной тишиной. Даже если тишина эта была вскоре полностью разрушена тяжкими шагами и гулкими периодическими столкновениями тел со стенами - никто не был разбужен. Уже в покоях, Авантюрин доволочил уснувшего Веритаса до кровати, и, с тяжким выдохом, рухнул вместе с ним. - Вот же тяжеленная ты... - тихо зашипел он, выползая из-под чужой руки, но быстро прервался. Он не нашел ничего удивительного в том, что чужое суровое лицо будет оставаться суровым даже во сне. Лунный свет, который ещё падал через окно, выделял мягкий сиреневый перелив волос и черные ресницы, что мелко подрагивали, будто мужчине уже что-то пришло во снах. Усмехнувшись и покачав головой, Авантюрин сполз с ложа и, подхватив чужие ноги, закинул тело Рацио полностью на кровать. К его собственному удивлению, ему нравилось лицо Веритаса. Медленно переползая через сопящего мужчину, он не сводил глаз. Даже если прошло столько времени, этот сразу и холодный и добрый, рациональный и чистосердечный человек совершенно не складывался в той картине, что была в голове у Авантюрина. Как раб, он был приучен смотреть в пол, когда с ним говорит владелец, приучен отводить взгляд, когда его хватают, и это совершенно не мешало ему рассматривать чужие профиля, оставаясь незамеченным, но сейчас... Сейчас авгин мог внимательно рассмотреть каждую деталь, чтобы найти то отличие, ту причину, что могла привести к такому маловероятному отклонению. Но как бы он не искал, кроме ожидаемо красивых черт - ничего не было. Просто это был спящий Веритас. Авантюрин видел, как может крыться тайный умысел за каким угодно выражением. Как за любезностью крылось коварство, а за зверством - любовь. Но Рацио ничего не скрывал - и ему не было смысла. В тот момент, за секунду до того, как за его спиной открылась дверь, было то, к чем он привык: момент, когда чужой облик срывается. Момент, когда люди вокруг показывают свою истинную сущность, и это словно было в его собственной природе - предвидеть и предчувствовать. На мгновение, он словно снова был в плену, словно он снова там, где было понятно что к чему приведёт, и, как бы страшно ему ни было, то была ситуация к которой он более, чем привык. Но как же сильно на нем сказалось время, проведённое со спящим ныне перед ним человеком. Теперь он боялся не боли или оглушающего чувства стыда и потери, что накатывали каждый раз. Нет, теперь он боялся другого - оказаться в немилости. Веритас твердил Авантюрину, что тот более не раб, не собственность, но увидев, какие люди окружают этого самого Рацио изо дня в день, Авантюрин понял свой новый страх - что может настать момент, когда более чужой защиты не будет. Что все удивительные дни под крышей человека, что был послан ему удачей мамы Фенге могут однажды кончится по чьей-либо. Медленно, Авантюрин опустил голову на чужую грудь, прислушиваясь к мерному биению сердца. В их общую привычку вошло просыпаться в объятии: Авантюрин прижимался к спине Веритаса, впитывая его тепло. Но теперь, он медленно поднимал то одну, то другую чужую руку, складывая их вокруг своих плеч и Рацио, будто бы поняв, что от него хотят, ухватился за тело авгина покрепче, и все мысли Авантюрина о страхах словно сами по себе стали медленно замолкать, прежде чем полностью исчезнуть. Когда теплые лучи солнца заполнили комнату, Веритас с недовольным стоном открыл глаза. Глупо попытавшись проморгаться, он опустил свой взгляд на светлую макушку на своей груди, прежде чем ещё раз посмотреть по сторонам. Медленно он повернулся на бок, аккуратно скатывая обмякшее тело с себя, после чего решительно предпринял неудачную попытку покинуть кровать - только чтобы понять, что все его тело сковала ноющая боль и усталость и со страдальческим скрипом упасть обратно, зажмурившись. К этому времени с таким же недовольным ворчанием заворочался и Авантюрин. - Как же голова раскалывается... - пробурчал Рацио, тут же сожалея - в ушах зазвенело от собственного голоса. Как по чудесному приказу, в покои осторожно вошла Светлячок. - Рацио, Авантюрин... - тихо проговорила она, - Прошу тебя, Рацио, подними голову. Послушно, Рацио оторвал голову от подушки, и ,почувствовав прохладный бортик чаши, открыл рот. С жадностью выпив все, что ему было предложено, он рухнул обратно и устало засопел, пока Светлячок точно так же поила и Авантюрина. - Вот так, - тихонько прошептала она, смачивая лоб Веритаса чем-то влажным и прохладным, - прошу вас, отдыхайте и ни в коем случае не делайте резких движений. В прошлый раз это добром не кончилось. Судя по звукам, она сделала что-то ещё, но у Веритаса не было сил даже чтобы вновь открыть глаза. - Отдыхайте. Я буду навещать вас каждый час, но если будет совсем невмоготу - вода на столе. Стоило ей закончить, как Рацио снова окунулся в тихую темноту. В следующий раз он открыл глаза гораздо позже. Во рту было так сухо, что Веритасу показалось, что туда намеренно засыпали песка. Он повернул взгляд вбок, замечая Авантюрина, Согнувшегося над каким-то свитком. В то же мгновение, громкая тревога забила в голове у Веритаса и не подорвался на месте, протягивая руку к авгину, намереваясь столкнуть того со стула, но он снова лишь с болезненным и озлобленным рыком свалился с ложа. Вздрогнувший от резкого звука, Авантюрин сам подошёл к Рацио и, схватив его за верхнюю часть торса, поднял обратно на мягкие шкуры. - Велели же лежать спокойно, - сквозь зубы пробубнил он, - лежи на месте, я сейчас тебе воды подам. Глядя искоса, Рацио наблюдал как Авантюрин поднял оставленное Светлячок блюдце, а после осторожно подошёл с ним и приложил к губам Веритаса. Наконец, когда прохладная влага избавила его от боли мириады песчинок, раздирающих горло, Рацио спокойно выдохнул. - Который час? - едва хрипло выдохнул он, не сводя глаз с чужой спины, пока Авантюрин возвращал все на свое место. От чужого голоса молодой человек едва заметно вздрогнул, но ответил на удивление спокойно: - Близится полдень. До того как солнце достигнет зенита ещё полно времени. - Хорошо, - кивнул Рацио, - что делал, пока я спал? Авантюрин обернулся, немного смущённо оглядывая лежащего. - Проснулся я не лучше тебя, если ты об этом, - отозвался он, - поднялся, попил, мне полегчало. Поговорил со Светлячок, затем поел... Агафия отправила следить за тобой, но мне было слишком скучно, так что я сел перечитывать свои работы. - Свои работы? - удивлённо переспросил Веритас, поднимаясь на локтях, чтобы взглянуть на пергамент на столе. - Они лежали на видном месте и не заперты в ящике, как твои. Ты же вроде не имеешь ничего против, верно? Медленно, наконец успокоившись, Веритас лег обратно. - Верно говоришь. Повторять прежние рассуждения полезно - иногда можно даже и что-то новое вывести. - Тоже об этом подумал... Так... Как ты себя чувствуешь сейчас? - Голова более не болит. - Вставать не собираешься? - склонив голову к плечу спросил Авантюрин. - Нет, - буркнул Веритас, - сегодня день отдыха от праздника, так что позволю себе несколько минут блаженной неги. Авантюрин пожал плечами: - В таком случае я свободен? Мне бы хотелось ещё чем-нибудь заняться. Если понадоблюсь - кричи, или как ты там обычно нас подзываешь. Сначала, на подобии смешка, Веритас выпустил короткий выдох, но потом чуть поразмыслив, пока Авантюрин шел к двери, вдруг произнёс: - Постой. Подойди обратно к моему столу и посмотри за подставкой для перьев. С выражением недовольства, Авантюрин сделал как велено. К своему удивлению, он заприметил за подставкой небольшой незаметный мешочек, цвета того же дерева, из которого сделан стол. - Плата за твой труд. Ты прошел испытательный срок и упорно трудился последнюю неделю. Это твои деньги. С этими словами, Рацио накрылся одеялом и закрыл глаза. Тем временем, Авантюрин взвесил мешочек в своей руке, а после открыл, ковыряясь в монетах. Что-то смекнув, он быстро завязал его обратно и, повернувшись к Рацио, пробормотал тихое: - Спасибо... На что Рацио лишь сморщился, более ничего не говоря. На несколько секунд возникла тишина, только после чего, ссутулившись, Авантюрин покинул комнату, тихо прикрыв за собой дверь. Рацио тем временем действительно, как и сказал, дал своему телу ещё немного отдыха, пребывая в лежачем положении. Немного покорив себя за забывчивость, он постарался вспомнить предыдущий день. После полноценного получаса размышлений, мужчина медленно сел и принялся разминать затёкшие конечности. На столе действительно лежал свиток, исписанный почерком Авантюрина - с одного из занятий арифметикой, где, впервые за прошедшие дни ему пришлось пропустить целую внушительную часть доказательства из того, что авгин не понимал ее смысла. Только после целого часа объяснений до него наконец дошла его собственная ошибка в понимании условия, и тогда все стало на свои места. Но, из-за того что места было оставлено ничтожно мало для объемного объяснения, они оба решили оставить свиток таким, каким он был по окончанию работы. Пересев за стол, Веритас несколько раз оглядел бумагу, прежде чем сложить ее обратно и сложить в маленькую горку, которая образовывалась из работ Авантюрина. Рацио медленно перевел взгляд на злополучный ящик с собственными работами. Как и говорила мудрая Жуань Мэй, Авантюрин никогда не заменит ему мудрый ум Ронда, но Авантюрин принес кое-что другое, что бывало он чувствовал в окружении своих родителей: понимание свободного от предрассудков ума. Даже если они сходились в мыслях и идеях, даже если Авантюрин в момент отчаяния смог сказать то, чего не мог сказать Веритас - философ всё ещё боялся открывать записанные собственной рукой идеи своему писарю. Они их обсуждали весёлыми вечерами, с каждым днём постепенно уходя в рассуждениях туда, куда не думал соваться и человек образованный, но Рацио всё ещё страшился нависшей над его головой угрозы. В руках Ронда его идеи всегда были в безопасности - ибо старик близился к своей кончине, и их общую тайну он унес, развеянный прахом над скалами. Но у Авантюрина ещё полно времени, и покуда его свитки все ещё хранятся в ящике, всегда будет шанс что их найдут ограниченные умы. И даже не этого страшился Рацио - он страшился что не сможет закончить. Что его поискам есть конец, есть конечный результат, который можно достичь, достаточно лишь нужное время потратить на рассуждения и размышления, но в самый близкий к прорыву момент - его время истечёт. Веритас мотнул головой. Непродуктивная тревога и пустой страх никак не помогут ему с его дилеммой, с его задачей - так почем тратить на них свое время? Полный решимости, Рацио отворил ящик и, выудив оттуда свою последнюю работу, раскрыл полотно перед собой. Набрав полную грудь воздуха и взяв в руку перо, он принялся писать. Минуты тянулись, складываясь в часы, когда раздалось три удара в дверь. - Входи, - постарался как можно громче ответить Веритас. - А вот и вновь он, я, - растекса по комнате довольный голос Авантюрина, когда Рацио скатывал свиток. - И чем же я тебе понадобился в этот час? - мог лишь слегка раздраженно вопросить он. Рядом с его рукой со стуком опустилась тарелка, доверху набитая листами капусты, овощами, оливками и кусочками рыбы. - Необходимое питание. Никто в этом доме не хочет, чтобы ты помер от голода из-за того, что забыл выйти поесть. - Не может человек умереть всего за один день без еды... - проворчал в ответ Рацио, но Авантюрин уже покидал комнату. - Как скажешь. Но, если очень хочешь, можем поспорить и посмотрим, сколько ты продержишься на одной лишь собственной выдержке. Рацио закатил глаза о взял в руки тарелку. - Многовато он болтать стал... Мужчина был уверен, что так он и проведет этот день: за письмом, а после приступит к тренировкам. Однако, его планам не было суждено сбыться, так как не прошло и двух часов, как в дверь снова раздался стук. - Если ты пришел по поводу своего спора то у меня нет времени на твои глупости, - отозвался Рацио. - Рацио, это я, - сказала вошедшая Светлячок. В ту же секунду Веритас вздрогнул на месте, мгновенно оборачиваясь. - Ох, прости, уж было спутал вас. - Ничего, бывает, - с улыбкой ответила она, - Скрюллум пришел навестить нас. Агафия уже ринулась стол накрывать, думаю, как хозяин дома, ты же будешь его встречать? - Верно, - кивнул Рацио, складывая все принадлежности по местам, - иди помоги старушке, я скоро явлюсь. Более не говоря ни слова, Светлячок быстро развернулась и убежала. Веритас, тем временем, поднялся с места, неторопливо направляясь ко входу в дом. Что Скрюллуму понадобилось в этот час? Или действительно он просто в гости заглянуть изволил? Преисполненный любопытством, Рацио наконец, поприветствовал гостя: - Добрейший Скрюллум, добрый день. - И тебе, светлейший, хорошего дня, - с яркой улыбкой отозвался Скрюллум, отражая своим настроением солнечный свет, - как ты себя чувствуешь после вчерашнего? Как голова? Как тело? Рацио бросил вопросительный взгляд за спину Скрюллуму на всё того же гетерейна, что, видимо, действительно уж слишком сильно приглянулся математику. - С утра Дионисий не был милосерден, но под заботливыми руками мне стало лучше. Прошу тебя, проходи. Скрюллум переступил порог и снял сандалии, как только подошла Агафия с небольшим тазиком с водой. Аккуратно, она омыла ноги гостя, но прежде чем она успела взять чужие сандали, Скрюллум остановил ее жестом и надел их сам. В комфортном молчании, они прошли в трапезную залу, где, к удивлению даже самого Рацио, было очень чисто. Быстро, Скрюллум юркнул на клинию, устраиваясь по удобнее. Рацио, в свою очередь, сел на свою, откидываясь на спинку. - Что привело тебя сюда сегодня? - с искренним интересом спросил он. - Лишь хотел поговорить. И за вчерашнее... Ну, ещё обсудим, - Скрюллум тяжко выдохнул, - сегодня погода чудесная. Жалость, большинство напились в чернь, что, скорее всего, проспят от восхода до завтрашнего восхода. Рацио издал выдох, похожий на смех. - Что верно то верно. Но и я предпочел праздной прогулке работу - в гимнасие полно дел, мне всегда есть чем заняться. В комнату вошли Агафия, Светлячок и Авантюрин, принося с собой сладкий запах вина и угощений. Женщины расставили посуду, пока Авантюрин, оставив чан с едой принялся разливать вино. - И чем же ты занят был, Веритас? С похмелья, только проснувшись от ночи буйной? - со снисходительной улыбкой спросил Скрюллум. - Что же ещё я мог делать, кроме как писать, друг мой? Пишу свои рассуждения, то-то и всего. Авантюрин разогнулся и, оставив кувшин на столе, отошёл к стене, где так же смирно и по струнке стояли гетерейн Скрюллума и Светлячок, когда Агафия покинула комнату, уйдя на кухню. - Прошу, угощайся, друг мой, - указав на еду на столе, пригласил Рацио. - Премного благодарен за твое благодушие и щедрость, несмотря на твою материальную скупость, - с улыбкой произнес Скрюллум, поднимая чашу, и делая глоток, - но мой тебе вопрос закономерный возник: для чего ж тогда тебе писарь твой? Не от того ли ты в нем так нуждался, что сам так много писать уже было тебе не вмочь? Рацио поднял бровь, усмехаясь: - Писарь мой снял с моих плеч груз невообразимый, но это работа совсем другая: это исключительно мое дело и оно целиком и полностью подлежит мне. - Вот оно как... - удивлённо выдохнул Скрюллум, наблюдая как Рацио принялся за еду, - когда ты говоришь про свою работу, мне все больше и больше не терпится ее прочитать. Вспоминаю глаза старика Ронда, когда он впервые ко мне подошёл после того, как ты предложил ему свои идеи. - Он подходил к тебе? - тут же встрепенулся Веритас, - и что же говорил он? - "Идеи одновременно и жестоки и логичны, полны бескрайней любви к людям и полнейшего к ним презрения" - так он говорил. Но что вы писали? Он и словом не обмолвился. Лишь журил, ругал, да хвалил. И как же долго он негодовал в тот день, ты даже не представляешь. Но с тех пор много воды утекло, и чем дальше время шло, тем больше становился он благосклонен. Не стану я допытываться о содержании, но хочу выразить свое благоговение перед твоей усидчивостью. Я видел как твои мысли поедали тебя, словно демоны, с каждой неделей, с каждым днём будто высасывая из тебя все силы, стоило старику покинуть нас. И рад видеть тебя в добром здравии сейчас, когда наконец ты смог выйти из своего панциря и даже посетить что-то кроме экклесии и сбора гимнасия. - Благодарю тебя, Скрюллум. Но довольно обо мне: как встретил свое утро ты? К тебе оно должно было быть более беспощадным, чем ко мне. - В отличие от тебя, я воевал на волнах морских, а не топтал земли чужие, - подметил Скрюллум, потихоньку жуя стряпню Агафии, - чему-то такому, как напасть Дионисева мне не страшна. Покачало, пошатало, да прошло. Как видишь, даже дошел до тебя без проблем. Веритас бросил взгляд на гетерейна, но лицо того было безэмоционально, не выдавая ни одной потаённой мысли. Это ненамеренно заставило Рацио задуматься: а есть ли в его голове мысли вообще? - Верю тебе на слово. Но поведай-ка мне: как продвигаются твои работы? Слышал, ты решил сотрудничать с Гертой Великой над идеей такой, что никто доселе и представить не мог. Задумчивое лицо Скрюллума окрасила довольная улыбка. - Правду тебе сказали, Рацио. У верен я, идея эта тебе понравится. Мы предположили, что, рассчитав размер планеты нашей - и расчеты взяли мы у предшественника нашего Пифагора - сможем рассчитать каждую божественную сферу. - Безумие, - в восхищении улыбнулся Веритас, - расскажи мне больше. И Скрюллум пустился в объяснение их огромнейших расчётов и вычислений, расписывая идею общих подсчётов и площади сфер, и Веритас внимательно слушал. "Воистину люди, одаренные богами, так отличаются от обычных смертных" - думал он. Ему такая идея не пришла бы, даже реши он углубиться только в математику, тратя свою жизнь не на поиски смысла бытия, но на решение практических задач. Но вдохновленный чужим вниманием Скрюллум не замечал смятений Веритаса, скорее наоборот, старался рассказывать как можно подробнее. Каждый раз, когда Рацио открывал рот чтобы спросить, словно предвосхищая чужой вопрос Скрюллум уже на него отвечал. лишь бы увернуться от возможного грядущего допроса, что его товарищ любил устраивать. - Я бы мог сказать, что простому уму не понять настолько сложную мысленную конструкцию, но в твою проницательность я верю, нет - я знаю, что твоя проницательность куда сильнее любых наших установок, - закончил Скрюллум, - так что доверяю что ты не будешь говорить другим гениям о моем сегодняшнем рассказе, да? Интонация Скрюллума не оставляла за собой никакого другого убеждения, кроме как убеждения в несерьёзности этого вопроса. - О да. Унесу с собой в могилу и только лишь Аиду будет известно, что ты мне рассказал, - с таким же издевательским тоном ответил Веритас, протягивая руку к своему бокалу с вином. Но не успел он и коснуться посуды, как Скрюллум поймал его раскрытую ладонь на полпути. Удивленный внезапному действию, Рацио поднял глаза, только чтобы увидеть Скрюллума, смотрящего ему в глаза с какой-то сложной эмоцией на лице. - Скажи прислуге уйти, - сказал он тихо, но любой находящийся в комнате все равно бы услышал, - это только и только для твоих ушей. Медленно отклонившись назад к спинке клинии, Рацио вытянул свою руку из чужой хватки, только после чего обернулся к трем стоящим позади него людям: - Нам больше ничего не нужно будет, так что можете пока пойти заняться своими делами. Светлячок и Авантюрин, коротко переглянувшись, отправились на выход, но раб Скрюллума дождался приказа своего хозяина, только после этого следуя за первыми двумя. - Так что ты хотел сказать такого секретного, добрый Скрюллум? - спросит Рацио, не успела закрыться дверь. - Начну я, наверное, не с тайны, но важного для лично меня. Если вчера я совершал какие-либо неразумные действия в твою сторону, искренне прошу меня простить. На что Веритас лишь отмахнулся: - В твоих действиях не было ничего постыдного - и я тебя не отталкивал. Наши с тобой отношения всегда как на грани, но я рад, что ты эту грань уважаешь и за то тебе спасибо. Лицо Скрюллума просветлело и даже по его самому виду было ясно, что вот-вот он начнет безостановочно благодарить своего собеседника, но Рацио продолжил: - Но более не тяни завесу: скажи же, что такого тайного случилось? Скрюллум тут же поубавил свой пыл, вспомнив свой основной доклад. - Ах, верно. Война со спартанцами всё ещё продолжается, и я считаю, что ты, как один из самых мужественных и учёных мужей не понаслышке знаешь, какое это испытание для смертных людей. - Верно, - кивнул Веритас. - Так вот и победа и беда случились разом с нашим флотом. Недавно, ввиду посмертного желания мудрого флотоводца Антиоха, новым командующим был поставлен златоречивый Клеарх. - И об этом я был осведомлён, - пробормотал Рацио. - И не по возрасту оказался умён и мудр Клеарх. Вместо использования уже известных нам всем тактик ведения морского боя, он создал новую. Он расположил афинские корабли на флангах, тогда как в центре было десять самосских судов под командованием шлемоблещущего Гиппея, десять кораблей афинских таксиархов, три корабля навархов и около двенадцати союзных триер. Основная же часть нашего флота, поделённая на восемь отдельных отрядов по пятнадцать кораблей, каждая со своим командующим, выстроилась во фронт в два ряда, левый фланг которого был обращён в открытое море. Вторая линия была предназначена для предотвращения манёвра известного спартанского манёвра. На левом крыле в первой линии командовали Аристократ и Диомедонт, позади них — Перикл и Эрасинид; на правом фланге в переднем ряду были Протомах и Фрасилл, а во втором — Лисий и Аристоген. Каждый, применяя свои ум и мудрость, смогли одолеть в этой ожесточенной битве малочисленный, но свирепый спартанский флот. - Уже слышал я новости эти, друг мой, - очнувшись от чарующего голоса рассказчика, перебил Веритас, - в чем же печаль случилась? - С чего ты взял, что печаль? - удивлённо спросил Скрюллум. - Твой тон никогда от меня не скроет твои сокрытые эмоции, - просто ответил Рацио, - так в чем же дело? Усмехнувшись, Скрюллум покачал головой. - Двух командующих отправили собирать тела покойных, ещё не ушедших на дно. Но не успели они явиться, как начался шторм - и все тела падших воинов, как и их души, утянуло на дно царства Сотрясателя земли. Но, видать, вернулись командующие быстрее - и обвинили во всем главных девятерых флотоводцев. Рацио закусил губу, погружаясь в раздумья. Это значило только одно - будет суд, и всех девятерых лучших и единственных флотоводцев казнят. Но и само злодеяние ими учинённое непростительно - каждый гражданин Эллады знает, что по окончанию битвы, с поле брани нужно собрать своих падших товарищей и почтить их память. В свое время Рацио и сам отправил в последний путь множество своих и товарищей, и друзей, и даже учителей. Но как бы тяжко ни было это преступление, совершившие его флотоводцы - ценные головы для афинян в кровопролитной войне, которые надо любой ценой удерживать на передовой. - Довод твой понятен, но есть ли идеи, что ты предлагаешь? Али просто пришел меня удручить? - Нет конечно, - тут же встрепенулся Скрюллум, - суд назначен через неделю (на самом деле в 406 г. до н.э. суд прошел почти сразу после прибытия морских военачальников). И, как частый участник экклесий - как эгинских, так и афинских - мы с Гертой решили что лучше всего в состав судей будет отправить тебя. Герту не интересует политика - даже боги не смогли наделить женщину силами и знаниями в этой области. И никто из учительского состава не знаком ни с одним из флотоводцев, вот только мы с тобой вдвоем служили с четырьмя из них бок о бок по воле случая. И ты знаешь мою славу: несмотря на одаренность божественным взглядом, я сохранил свою человечность. Ты же, в свою очередь... Скрюллум опустил взгляд к своим рукам: - Ты же в свою очередь, нет, ты в первую очередь рассудителен и хладнокровен, как только дело касается каких-либо суждений. Рацио мог лишь скрестить руки на груди. - Так вот за чем ты пришел. Ты слишком поглощён вашим с Гертой исследованием, чтобы заняться защитой тех, кто обеспечивает вам финансирование? Сжав руки вместе, Скрюллум кивнул. Непроизвольно, уголок рта Веритаса сам по себе дернулся вверх, прежде чем мужчина ответил: - Чем чаще задумываюсь о вечном, тем больше меня сбивает с толку людское пренебрежение жизнью. Я поеду на суд в качестве одного из участников дикастерия. Тут же Скрюллум встрепенулся, окрылённый чужим согласием, но в то же мгновение Рацио спросил: - Кто будет писать им аппологию? И будут ли писать? Хоть чужой задор и поубавился, Скрюллум с прежней улыбкой ответил: - Ещё не известно. Но, даже если напишут, ты ее услышишь только на суде. - Тогда так тому и быть. - Слушай, а ты не хочешь пройтись - полюбоваться тем, что нынче природа красива? Глянув в окно, не замечая там ничего отличного от дня предыдущего, кроме чистого неба, Веритас кивнул. - Не имею ничего против. Обойти Эгину за час-другой дело не требующее затраты ума, но его стимулирующее. - Вот именно. Можешь даже ко мне зайти - похвалюсь чем есть. На это Веритас не стал быстро отвечать, только лишь пожимая плечами - указывая, что примет решение уже по пути. Они покинули имение, и раб Скрюллума держался от них обоих на почтительном расстоянии, оставляя личное пространство двум гениям. - Неспокойно мне, - произнёс Скрюллум, - хоть я и рад за юного Арлана, отправил его отец в самое неподходящее время. - С чего же ты так считаешь? - Да с того, что наша последняя победа над спартанцами была самой крупной и, на удивление, успешной. Как бы мне не было неприятно это говорить, но тяжесть с души мне нужно снять: грядут дни тяжёлые наших полисов и наших армий. А ведь мы словно ещё вчера только вернулись с боёв героических, вернулись с лаврами и почетом победителей, нынче занявших место мыслителей. Рацио шел рядом с ним бок о бок, разглядывая землю под ногами. - Ах, какая жалость, что за все два года в походах только половину одного мы провели на воде. Ничто не сравнится с тем прекрасным и блаженным чувством раскачивающих волн. - Коли хочешь на волнах поболтаться - можешь одолжить лодку у рыбаков, - пожал плечами Веритас. - А ведь когда-нибудь я действительно так сделаю, и больше вы меня не увидите, - поддержал чужую злую шутку Скрюллум, - словно Одиссея многоумного прибьет меня к берегу какой нимфы... И останусь у нее. - Готов ли ты оставить вина хмельные да блаженства полиса ради этого? - Нет конечно, - фыркнул Скрюллум, - но что поделать. Мечтания есть мечтания. Незаметно для самих себя, они дошагали до дома Скрюллума, но тот, видно, не желая прерывать беседу, махнул рукой своему рабу, и тот так же незаметно, как он и следовал за философами, скрылся во внутреннем дворе. - Правда, странно как быстро подросло уже новое поколение, не находишь? - внезапно подметил Скрюллум. - Нахожу, но я бы делал услышать побольше суждений, что привели тебя к этой мысли. - Не так давно мы были молоды. Точнее, мы и так молоды и, по меркам времени и возраста, считай, только вступили в полноценную мужскую жизнь, но ещё недавно мне казалось что я вот-вот стану настоящим мужем и чувство то никуда не делось. Боюсь, бои кровопролитные не сделали мой стержень прочнее, а мечты - материальнее. Как и в далёком детстве я всё ещё мечтаю сбежать куда-то на корабле, всё ещё иногда нахожу себя мечтательно наблюдающим за очаровательными бабочками, что садятся на цветы, которые выращивает дочь моего гетерейна. Медленно, Веритас посмотрел туда же, куда глядел Скрюллум. - Иногда, глядя на эту водную гладь, на эти горы и зелень, мне не верится, что люди всё ещё принимают решение воевать - заговорил Веритас, смотря за кочующим по небу солнцем, прикрывая голову тканью своего гиматия, - точнее так: вместо создания объединения или культурного обмена предпочитают разрушение. Много об этом думаю в последнее время и ответы каждый фраз неутешительные. Мы, как учёные, создаём, придумываем, иногда придумываем чтобы уничтожить то, что создали другие светлые умы, только чтобы, возможно, уже через каких-нибудь пару лет у них появилось что-то более разрушительное. Чувствуя смущённый взгляд Скрюллума, Веритас продолжил: - Мы знаем культуру спартанцев, даже если она и приукрашена россказнями и ложью злословной. Но культура их не исключает существование и людей светлых, отдающих свои души и тела служению не войне и боям, но и идеям, что помогут им жить дальше. Если все умы объединяться, если смогут распространить знания по всему миру, то, может, что-то да изменится. - Все меняется только во времена войны, Веритас. - Что правда то правда, но война уже изменила нас. Война меняет порядок наших жизней. Каждое утро нашей гражданской жизни мы знаем, что надо встать, что надо привести себя в порядок, поесть и идти работать. На войне не так - каждый день нужны новые решения, новые действия. В любой момент сторожевой может протрубить в горн, извещая об опасности, в любой день можно проснуться от лязга мечей и криков своих товарищей. Но можно ли что-то поменять и в нашем обществе, не применяя насилие? - Софисты уже этим занимаются. Лишь об одном тебя прошу - не ступай в их дебри, ибо не выберешься ты оттуда живым, друг мой. - Задавать вопросы - не софистика. Задавать вопросы есть суть моя, софисты же учат языкоплетению. Скрюллум со смешком покачал головой: - Не успел Протагор явиться в наши земли, так ты уже слывёшь именем единственного софиста на острове. Нахмурившись, Рацио обернулся к Скрюллуму, смешивая его осуждающим взглядом. - Сколько времени не пройдет, злые языки всегда будут распространять глупость и ложь повсеместно. Уж не знаю, с кем из сброда стадного ты говорил, но... - Вообще-то, это Харальд Мегарид как-то в своей речи златословной бросил. В ту же секунду Веритас был готов к тому, что его ударит шальная молния громовержца. Они молча стояли продолжительное время, и тишина затягивалась, пока, едва слышно, Рацио не проговорил: - Мне сказать больше нечего. - И мне на сегодня тебе сказать больше нечего, - вздохнул Скрюллум, оборачиваясь к своему дому, - кажется, домашние ждут. Ты к своим тоже иди, а то мальчонка твой меня в следующий раз взглядом испепелит. - Мальчонка? - смутившись, переспросил Рацио. - Авантюрин, писарь твой, - с улыбкой, отражающий яркий свет Аполонова солнца, ответил Скрюллум, - уж сколько времени прошло, а ты так и не следишь за лицами окружающих людей? Сегодня за нашей с тобой трапезой я боялся что он вот-вот и начнет стрелы в меня пускать - так грозен на его юном лике был взгляд. Уж чем я мог обидеть его не знаю, но у кого-кого, а у него внутренний стержень точно есть. Окажи мне услугу этакую: узнай уж у него, в чем обиду черную он затаил. Я же прежде уже говорил с ним, он юноша смекалистый и тебе под стать - и на язык остер, а умом ещё острее. Говоря честно... ну уж утоли ты мое низкое любопытство: мы всем учительским составом все ещё не понимаем, как же так вышло что ты ещё ни разу не делил с ним ложа? Рацио сделал шаг назад еще когда Скрюллум только начал говорить, но чем дальше время шло, тем больше Веритас понимал, что диалог ещё не закончен. Он мог лишь тяжко выдохнуть. - И какая людям разница, с кем я делю постель? Да, ложе мы делили и делим, но Авантюрина я и пальцем не трогал - ты знаешь мое отношение. Прежде, чем он смог добавить, Скрюллум почти что вскрикнул в изумлении: - Для сна постель делите?! - осознав, насколько громко голос вырвался из его рта, он тут же с округленными глазами прикрыл рот рукой, - молю, расскажи что к такому привело! Удивленный чужому энтузиазму, Рацио в кратце объяснил о кошмарах Авантюрина, о нерабочих травах и внезапном успокивающем влиянии собственного присутствия. - Ну, мальчонка правду говорил, когда сказал тебе что рядом с тобой спокойно, если ты, конечно, не в настроении возвышать стены и метать слова колючие в каждого встречного, - похлопав Веритаса по плечу произнес Скрюллум. - Прошу, не называй его мальчонкой, он наш ровесник. - Правда? А выглядит он от силы как очень высокий ученик твоих классов. Рацио покачал головой: - Ему двадцать один. Ему ближе к нам, чем к ним. Но теперь настала очередь Скрюллума качать головой и вздыхать. - Не было бы легче себе просто катамита себе взять? В ответ на что Веритас мог лишь скривиться: - Уж кто-кто, а юноши молодые меня не привлекают. Я могу просвятить, обучить и излечить от глупости, но чтобы к подобному индивиду у меня возникло вожделение? Это же подобно вожделению глупости - и мне совершенно не свойственно. На это Скрюллум пожал плечами: - Твои рассуждения слишком лаконичны и рациональны для простого неодаренного богами человека - тем ты мне и нравишься. Что же заставило тебя так испугаться времени текущего, что ты и от простых людских наслаждений отказываешься? - Ни от чего я не отказывался, - возразил Рацио, - как и все, я радуюсь вкусной трапезе и теплу в груди после глотка вина. Я рад тому делу, которым занимаюсь. - Знаешь, чем больше я наблюдал за людьми, тем больше я понимал что людьми нас более всего делают связи друг с другом. Кровные, дружеские, любовные. Родителей ты уж сколько, лет шесть не видел? Дружишь едва ли только со мной, а о жене и говорить нечего. - К сожалению, не твоего ума это дело, Скрюллум, - отрезал Рацио, - неужто ты правда считаешь что я обреку другую живую душу на жизнь со мной? Давай лучше займёмся тем, что нам действительно нравится и что у нас получается - исследованиями и размышлениями. Желаю тебе хорошего дня. Глаза Скрюллума расширились в удивлении, но далее оспаривать он не стал - лишь так же тихо попрощался, когда Веритас развернулся и направился в сторону собственного дома. Что-то с каждым следующим шагом противно скрипело в сердце Рацио. С неба продолжало ярко слепить солнце, и мужчина мог только плотнее прижимать к своей макушке гиматий. Лучше он скорее доберется до дома - и тут же за тренировку, ибо, он был уверен, все эти странные и неприятные чувства поглотят его. Тихо проходя по перистислю во внутренний двор, он задержался у приоткрытой комнаты откуда раздавался тихий диалог. - Твой муж... Ты его любишь? - Люблю - ответил на вопрос тихий девичий голос - он-мой вдохновитель и поддержка. Да, у него есть свои, не такие как у других мысли и причуды, что со стороны могут показаться проклятием глупости, но на деле, он очень добрый и заботливый. Иногда, за всей его буйностью и мальчишеством я вижу его тревоги, которые он никому не показывает. Однажды... Я знаю, однажды он поделится со мной ими всеми, а я с ним - своими. Мы и так уже много секретов друг друга знаем, но возлюбленные же не обязаны знать друг о друге всё-всё, верно? - Верно. Кстати, как вы друг друга так... Ну... По-взаимному? Я видел например, как твой о... - спокойный голос авгина внезапно запнулся, - Рацио постоянно игнорирует чужие притязания - как женщин, так и мужчин. Я даже какое-то время думал что в этом доме есть какое-то правило против брака. Наступила небольшая тишина, после которой девушка продолжила: - Веритас... Я думаю, что он до ужаса боится смерти. Это один из секретов, которые он никому никогда не расскажет и не покажет, но, прожив с ним под одной крышей столько, сколько я, и чувствуя столько, сколько чувствую я, могу сказать точно... Тихо и почти неслышно, Рацио продолжил свой путь в свои покои. Оставив там гиматий, мужчина направился на берег. В такт прибывающему и убывающим волнам бескрайнего водного тела, он размялся, после чего принялся за физические нагрузки. Отжимания: прибой - и он опускает тело, грудью касаясь песка, отбой - поднимает. Повторять, пока натянутые мышцы не начнут пробивать острыми иглами боли. Подтягивания: прибой - с шумом выдыхая через нос, он касается подбородком ветки, почти мгновенно свисая обратно. Повторять, пока лопатки не начнут отказывать. Для успокоения и расслабления - планка под мелодичную музыку водной глади. Пот капал с его носа, лба и подбородка, словно слезы, быстро испаряясь с песка. Тяжело дыша, он поднялся с песка, глядя на ослепляющую водную гладь, что сияла ярче гор золота. Набрав солёной воды в ладонь, Рацио стёр пот с лица, после чего медленно, встал на то же место, на которое вставал каждый предыдущий день тренировок и, следуя своему внутреннему ритму, в считанные секунды ринулся в бег. Когда солнце было в получасе от соприкосновения с горизонтом, помытый и чистый, Рацио вернулся в свои покои. На столе стояла тарелка с очередным салатом, источая приятный запах. Злоупотребление вином в предыдущий день неприятно сказалось и на его тренировке - выдержал он куда меньше, чем обычно, но, раз на то была причина, в день грядущий он просто всё восполнит дополнительной разминкой. Сейчас же, ему хотелось есть. Покуда солнце ещё не опустилось за горизонт, Рацио думал сесть за свою работу, но дверь позади него резко отворилась, и, как и любой другой человек, Веритас в испуге обернулся. - О, ты уже вернулся, - как будто ничего и не произошло, удивился Авантюрин, заглядывая в окно, - ох, точно, уже солнце садится. Погоди, ты только трапезничать сел? - Как видишь. - Мне уйти? - склонив голову к плечу спросил Авантюрин. - Рекомендую, - так же спокойно ответил ему Рацио. Мельком кивнув, Авантюрин закрыл за собой дверь. Уверенный же в том, что его более не побеспокоят, Веритас достал свиток и, постепенно опустошая тарелку, принялся за работу. Смеркалось. На пергаменте не появилось ни одной новой буквы. Немного постучав по почему-то прекратившей думать голове, Рацио медленно свернул бумагу и бросил ее туда, откуда достал, как казалось по ощущениям, день назад. Как бы сильно он не горел расчётами и изобретениями, рассуждения приносили ему куда больше удовольствия. Но в этот вечер, когда у него было и время, и желание, ни одна новая мысль не посетила его. В нетерпении отбросив перо, он быстро рухнул на ложе, распластавшись по всему периметру. День после пьянки - отвратительный день. Пролежав несколько минут, Веритас не чувствовал ни капли расслабления, только давление темного потолка на саму его сущность и зуд в костях. В изнеможении от мучащего состояния, Рацио оторвался от мягкой шкуры и, подойдя к окну взглянул наружу - как все покрылось темной мглою. Недолго повдыхав прохладный воздух, Веритас собирался развернуться и пойти прогуляться по перистилю, как его взгляд зацепился за что-то в темноте. На берегу, у тихо плещущих вод кто-то неподвижно сидел. Оглянувшись из окна по сторонам, Рацио перелез через отверстие и как можно тише босиком ступил на устланную травой землю. Он шел вперёд, не обращая внимания на маленькие камни и веточки, что впивались ему в стопы, и смотря только на силуэт. Приблизившись Рацио понял, что это был человек, а спустя ещё несколько шагов - что это был Авантюрин. Авгин сидел спиной к мужчине, прижав колени к груди и плотно обвив их руками. - Что ты здесь делаешь? - спросил он в удивлении. Авантюрин всем телом вздрогнул, резко оборачиваясь, и глаза его резко блеснули ярко-голубым в сумраке, пока он следил, как Рацио подходил ближе. Авгин не отвечал, молча наблюдая за мужчиной, пока тот, в смятении, не спросил снова: - Авантюрин, чего не спишь ты? На это он медленно моргнул, после чего снова повернулся к бескрайней воде: - Я молился. - Молился? - склонив голову к плечу, спросил Рацио, присаживаясь рядом с ним на песок. - Угу. И смотрел - он указал вверх, - на них. - На звёзды? - Да. Забыл, как на вашем. - Могу ли я узнать... О чем ты молился? - осторожно спросил Рацио, следя за чужим невыразительным лицом. Глаза неестественного цвета оглядели его с ног до головы, прежде чем снова уставиться на воду. - О вас. Всех, - он тихо вздохнул, - ты скажешь что глупость, но... Я поэтому решил уединиться здесь. - Совершенно не глупость. Желать добра другим людям и приносить его тем или иным способом не является тем же злом, которым является зло. Скорее наоборот. Авантюрин тихо усмехнулся, но больше не произнес ни слова. Они сидели, слушая журчащий прибой, когда, положив щеку на сложенные руки, Авантюрин тихо произнес: - Знаешь, я хотел спросить тебя вчера кое-что. Пообещал, а забыл, представляешь? Молча, Рацио смотрел на него в ответ, ожидая сам вопрос. - Я многое понял, проведя здесь столько времени. Главное в вашей жизни - оставить в истории такой след, что ещё долгие столетия будут помнить потомки. Воины воюют, философы открывают и рассчитывают что-то новое, архитекторы строят. А ты... Постоянно думаешь, говоришь и рассуждаешь. Это та жизнь, с которой ты собираешься покинуть этот мир? Рацио понимал, что за этими словами крылась ещё одна мысль, а не чистый интерес. Было ещё что-то за его словами, скрытый вопрос, на который Авантюрин найдет ответ, только исходя из ответа Веритаса. Но у Рацио уже не было сил на полноценный ответ, так что он выдохнул простое: - Да. - На удивление... Короткий ответ от тебя, учитель, - прокомментировал Авантюрин. На некоторое время они снова погрузились в тишину, каждый думая о своем. Где-то вдалеке вскрикивали ночные птицы, а с моря начал потихоньку подниматься лёгкий ветерок. - Наверное, пора... - Думаю, время... Сказали они оба в унисон, поворачиваясь друг к другу. Авантюрин фыркнул, пока Рацио с улыбкой закончил: - Думаю, нам самая пора спать. Давай возвращаться. - Давай. Поднявшись, они стали возвращаться той же темной дорогой, что и Рацио спускался к Авантюрину. Достигнув дома, они не стали обходить чтобы войти через дверь, а в молчаливой солидарности согласились перелезть через окно. Но только Веритас сел на край, чтобы перебросить ноги, как Авантюрин принялся шепотом ругаться: - Подожди, ты что, босиком ходил?! - И что с того? - начиная моргать все медленнее, спросил Веритас. Цыкнув, Авантюрин махнул рукой и влез внутрь следом за Рацио. - Садись на постель, - скомандовал Авантюрин. С каждой секундой все глубже погружаясь в сонную дрёму, Рацио сделал как ему было велено. Выудив откуда-то кусок ткани, Авантюрин поднял одну ногу Рацио и принялся усердно стирать с нее прилипший песок. - Что ты делаешь? - в недоумении спросил Веритас. - Мне казалось глупые вопросы запрещены, нет? - вопросом ответил ему Авантюрин. - Мне бы хотелось знать причину твоих ... Действий. Рацио склонил голову, пытаясь разглядеть в кромешной темноте силуэт Авантюрина, но его глаза улавливали лишь мерцающие в лунном свете золотые локоны. На мгновение Авантюрин остановился и его рука застыла, после чего, собравшись, он тихо ответил: - Разве рабы не обязаны перед тем, как хозяин ляжет... Но не успел он договорить, как Рацио, выдернув ногу из чужой хватки, нагнулся и, схватив Авантюрина за подмышки, перекинул его на кровать. - Прекращай болтать и думать всякую чепуху. Завтра рабочий день, убедись что ты хорошо выспишься. Что-то зашуршало в темноте - Авантюрин скинул сандали куда-то на пол. - Ты тоже, Рацио. Хороших тебе снов. - Спи крепко.