Ita existimas - существую ли я

Рацио был в отчаянии. Уже четвертый пергамент лежал на полу, разорванный в клочья. Он задыхался, тонул в собственном нескончаемом монологе, неспособный из него вырваться. Раньше в такие моменты его выручал его учитель Ронд, который под старость лет стал писцом Рацио. Номинально. По большей части, он все ещё диктовал свои идеи, просто они скорее были аннотацией, структурой к тому бесформенному потоку, что порой исторгал из себя Веритас. Сын Ронда, что временно занял место после мирного отхода своего предшественника в мир иной, уже через пару месяцев швырнул тростниковое перо прямо в Веритаса. - Да чтоб воды Ахерон вас поглотили! - звонко воскликнул он, прежде чем захлопнуть дверь. Забрав добрый мешок драхм, который ему отдал Веритас за работу, конечно же. У этого на первый взгляд неспособного мальчишки был потенциал, унаследованный от отца, но через пару месяцев, тот, по собственной глупости, решил поспорить с метеками о том, где им стоит жить. Веритасу даже не пришлось писать Скрюллуму предупредительную записку о том, что им не стоит брать одного конкретного наглеца в свои ряды. Гимнасий Герты процветала, как и было предсказано оракулом. Жаждущие умы со всех островов сплывались, лишь бы попасть хотя бы на одну лекцию из преподававших чтецов, мечтая найти хотя бы у одного мысль, которую можно было оспорить и, следовательно, следующим занять место под солнцем. Однако, первым же делом их ждало самое страшное поражение в их жизни. Первая лекция, первая открытая дискуссия. Чтец - приглашенный преподаватель, великий гений, математик и философ Веритас Рацио. - Что для вас ваши боги? - прокатывается по головам первый вопрос после затянутого вступления, и ни одного ответа. Только недовольный шёпот, неодобрительные взгляды. Один из юношей вскочил: - Мы не имеем права рассуждать о богах! Вы что, подвергаете сомнению наших богов? Мы- - Садитесь - прервал его Веритас, - ещё раз откроете рот чтобы исторгать лишь глупость, я лично вас вышвырну. Я не подвергаю сомнению существование богов, я подвергаю вашу веру сомнению. Рацио оглядывает амфитеатр. Зацепившись за первый не затемнённый осуждением взгляд, он указал на неизвестного. - Что для вас ваши боги? - он повторил вопрос, и в этот раз звук его голоса громом отразился от стен. - Это наши покровители - начал он неуверенно, - они во всем выше нас, а следовательно, как рабы их страстей, мы ведомы их волей. Рацио улыбнулся. Наконец-то хоть кто-то за прошедший год смог что-нибудь ответить. - Хорошо. Вы почитаете себя гражданином? - Конечно - удивился юноша, - каждый здесь является гражданином. Рацио покачал головой. Как же этот юноша удивится в будущем. Жаль, Рацио этого не застанет. - Тогда скажите, будучи свободным гражданином, как вы можете быть рабом? Как, имея свободу в движении и в воле, вы спокойно склоняете голову? Рацио нападал вопросами, тем временем как юноша отбивался. Вскоре к нему на выручку стали вступать ещё и ещё неуверенные голоса. Среди них Веритас вылавливал самые смышлёные, самые интересные. Те, что то могли бы дать ему новый ответ на уже отвеченный вопрос. Тем же вечером, сгорбившись над рабочим столом, он смотрел на разорванный пергамент. Страдал ли Фалес так же, когда писал "О солнцеворотах"? Страдал ли так же Зенон, прежде чем сказать что движение, множественность и пространство — иллюзии? Нет, Веритасу нет смысла равнять себя с людьми, богами одаренными, с богами поощренными. Он может лишь равняться на себя, в попытке сломить устой, по которому только высшая сила может вложить в человеческую голову Мысль. - Серчайший, Апполон уже давно солнце спустил за воды. - раздался сзади хриплый голос. Это был один из рабов Веритаса - Эхоп. Правда, рабами людей Веритаса едва ли можно было назвать. В основном это были илоты - захваченные и привезенные в Афины люди. Веритас уже давно бросил попытки находить на рынках знакомые лица, как и саму идею хождение на рабские рынки - каждый раз что-то неприятное начинало царапать ему мысли. Вскоре он превратил это чувство в слова, а их - в текст, который отложил куда подальше. Если люд узнает, какие мысли он изложил - Веритаса почтут сошедшим с ума. Так что он, когда было время, занимался теми, кто был в его окружении. Он обучал своих людей тому, что им было нужно и что они хотели знать. И всего за пару лет то, что раньше было скромным обиталищем двух гениев и их дитя, стало небольшой разрозненной общиной, где каждый выполнял то, что хотел и мог. Лишь только центральный двор будто застыл во времени - словно родители Веритаса только покинули здание и скоро вернутся после экклесии. - Благодарен за беспокойство - устало ответил ему Рацио, - ты стар, Эхоп. Тебе положено спать в этот час. - Стар, но умом всё ещё прыток! - усмехнулся Эхоп, - что мучает вашу голову в этот раз? - Жизнь, Эхоп. Сама жизнь не даёт мне покоя - грустно выдохнул Рацио. Эхоп пробормотал что-то вроде "Батюшки, чем только философы не маятся", прежде чем подойти ближе и потрепать философа по плечу. - Ложись спать. На утро, как правило, голова свежее. - Может, ты прав, - сказал Рацио, кладя свою руку на чужую, - возможно ты прав... Время воистину позднее. Он медленно поднялся из-за стола, чувствуя как все мышцы запротестовали. Завтра надо будет продлить зарядку, чтобы, упасите боги, ничего не защемило в будущем. Умостившись на ложе, он непроизвольно закрыл глаза, мгновенно впадая в глубокий сон. Утром он проснулся от резкого стука. - Господин Веритас! - воскликнула кухарка - там...к вам... Люди из общества гениев! Рацио недовольно оторвал лицо от подушки. - Передай что буду через пять минут. Кухарка с таким же грохотом закрыла дверь. С усилием он поднялся с ложа и, едва переставляя ноги, подошёл к умывальнику. За пять минут завершив свой туалет, к своему разочарованию пренебрегая разминкой, он пошел во двор. К его удивлению, из всех людей, он увидел там Скрюллума и Ллойда. - Здравствуйте, друзья добрые. Что привело вас сюда в этот час? - поздоровался с ними Веритас. - Здравия желаю - вторил ему Скрюллум, обмахиваясь пальмовой веткой, - Герта объявила общее собрание. - Я не являюсь частью общества гениев - напомнил им Рацио. Он не принимал в собраниях участия, зато активно ходил на экклесии, на которых зачастую был весь преподавательский состав гимнасии. За исключением Герты, конечно же, - и не являюсь официальным преподавателем. Мое присутствие действительно нужно? - Собрание всех преподавателей, Рацио - повторил Скрюллум, с упором на слово "всех", - даже приглашенных. - И сколько же приглашенных, как я, там будет? - не без удовольствия Рацио краем глаза заметил как поник Ллойд. - Только вы один, светлейший Рацио - побежденно выдохнул Скрюллум, - никто из гильдии интеллегентов, кроме вас, не принимает такого активного участия в экклесиях. Это и сыграло решающую роль в вызове вас. Ну и конечно... Ваше мировоззрение. Ещё ни разу Скрюллум не делал ремарок о мировоззрении Веритаса. От силы были только комментарии к теоремам, дискуссии о самом мироздании. Но с откровенным намеком на сокрытое мнение он ещё не сталкивался. - И что же с ним не так? - он склонил голову к плечу. Бросив взгляд недовольному хозяину за спину, оба гостя переглянулись. - Оно... В некотором смысле уникально. Мы ещё с таким... М... Жёстким мнением ещё не сталкивались, однако вы никогда не излагали его на бумаге... - попытался разъяснить Ллойд, что выходило у него очевидно неудачно. Веритас тяжело вздохнул. - Дайте мне чуть времени, я должен собраться. На лицах обоих мужчин мгновенно расцвело облегчение. Вернувшись к покоям, он наткнулся на Эхопа, который протягивал ему завернутый в хламиду с принадлежностями. - Сегодня уходите раньше? - с добродушной улыбкой спросил он. Рацио тяжело выдохнул: - Да. Случилось что-то серьезное, раз всех собирают. А ты на базар отправляешься, добрый друг? - Да! - оживился Эхоп, - в последнее время на Светлячок напало вдохновение, так девушка выдает полотно за полотном. Оживленный старик под крылом Рацио овладел риторикой лучше, чем некоторые заседавшие в экклесии, что каждый раз вызывало в Веритаса как и честное изумление, так и гордость. - Да благословит твой сегодняшний день быстроногий Гермес - положив руку на грудь, благословил его Веритас, - мне пора. Достав из свёртка позолоченную заклёпку, он застегнул свой хитон, теперь уже в полной бодрости выходя к своим товарищам. - Вперёд - кивнул он Скрюллуму и Ллойду - но я всё ещё ожидаю причину столь... Внезапного собрания. Поравнявшиеся с ним Скрюллум и Ллойд лишь пожали плечами. - Мне этой ночью пришло известие - тихо ответил Ллойд, - потом я сообщил Скрюллуму. А от него мы явились на ваш порог. Рацио кивнул. - Что же, без причины нас всех Герта вызвала? - Скорее мы узнаем, как явимся - выдохнул Ллойд. У входа в храм в ожидании стояли едва ли не половина всего общества. Остальные не могли явиться скорее всего по простой причине - дальние странствия. Пока Веритас остановился поодаль, Скрюллум и Ллойд стали выведывать последние новости. Однако и их напряжённым беседам не было суждено продлиться долго: Герта буквально летела, придерживая низ своего пеплоса, пока толпа служанок неслась следом за ней - кто с папирусом, кто с дощечками. Сбор перед входом в храм сначала растекся в стороны, словно отходящая вода от берега, а затем с удвоенной силой столкнулся в одно огромное течение, пытающееся угнаться за женщиной-гением. Достигнув наоса , поток замедлился, постепенно делясь на отдельных людей, что занимали свои места на сборе. За ними последовал и Рацио, занимая свою нишу. Сорок шесть человек в общей сложности, и далеко не все из общества гениев - что это за собрание такое? - мысленно удивился Рацио, но ничего не сказал вслух, лишь молча наблюдая, как и остальные, за Гертой, что советовалась со своими прислужницами. Через несколько секунд тихого перешептывания, она резко повернулась на подошве своих сандалий и ее пеплос, как морская пена взвился, мгновенно притягивая внимание. Она прошла к центральной столешнице и заговорила: - Знаю, вы все гадаете, почему было вызвано это собрание. - стоило ей начать говорить, как одна из прислужница начала скоротечно писать в своем папирусе, - Вы, все блестящие мужа, что работали со мной бок о бок, видели, как расцвел за два года остров Эгина, пропитавшись молоком наших умов и трепетом наших сердец. Два года назад была закончена Пелопоннеская войнаи мы заполучили Эгину, землю неухоженную, землю разгромленную, и претворили ее в полис, каким она не бывала прежде. Афины, полис-старший брат нашему, несомненно, наша колыбель. Колыбель демократии, колыбель справедливости. Но в совете ареопаг прошли страшнейшие волнения, доселе неслыханные - женщина выдержала отяжеленную паузу, - подопечный одного из архонтов совета был убит своим же рабом. По всему помещению всколыхнулась волна недовольного гудения. "Каждый месяц какой-то раб убивает какого-то хозяина. Сколько это может продолжаться? Это что, новая норма нашего общества?" - сказал кто-то перед Веритасом, но он мог лишь только закатить глаза на столь глупый вопрос. Тот, кто это спросил не имеет права здесь преподавать - он скорее занимается здесь только распространением своей глупости на учеников, что с таким трудом Рацио отбирал. - Но как бы мы все ни скорбели по почившему аподекту Авантюрину, - многие с ухмылкой переглянулись между друг другом. Те, кто имел дела с подопечными архонта, знали, что это не тот человек, по которому много кто будет скорбеть, - убивший его раб был подарен ему одним из герусиев Спарты, Освальдом. Помещение окатила тишина, которая через пару секунд взорвалась гневными криками. Кто-то требовал немедленного наступления на полис, кто-то говорил о падении нравственности, голоса мешались с голосами, слова со словами. Рацио глох под этим штормом. Как бы он хотел, чтобы они замолчали. Даже если голос Герты и был сух и безэмоционален, он был всяко лучше того что происходило вокруг. В этот раз ему повезло: прежде чем его терпение иссякло, люди стали успокаиваться. И как женщина заговорила, все восклицания сошли на нет. - Сегодня мы должны решить, кто будет присутствовать на суде над рабом. Суд будет проходить здесь, на Эгине, в амфитеатре. Остальные займутся вытекающими последствиями, начиная от дальнейших отношений со спартанцами, заканчивая любыми выводами, к которым мы придем по окончании суда. Со мной должно будет присутствовать пятеро. Ваше время пошло. Одна из прислужниц Герты перевернула песочные часы. Такое развитие событий случалось уже не впервой, так что привыкшие к такому раскладу учёные разбились на пять групп, по девять человек. Ближайшие к Рацио мужа начали поворачиваться друг другу, пока не образовали около неподвижного Веритаса небольшой круг. Двое из девятерых подняли руки, сигнализируя о добровольном выбывании из дискуссии. Рацио оглядел своих собеседников: не было никого, кого бы он не знал. - Нынешний культурный упадок совершенно недопустим! - тут же начал один из ровесников Веритаса, - влияние Пелопоннеса на нашу демократию очевидно глазу, мы должны закончить это раз и навсегда! - Погоди, юнец - ответил ему старший преподаватель этики, почёсывая бороду, - ты хоть раз общался с членами Ареопага? А с почившим Авантюрином? Наша демократия гибнет изнутри, а не извне. Уж что-что, а это дело так просто к чему-то одному не отнесешь. Рацио покачал головой: - Не дело вы, товарищи, говорите. Идти на суд с воинственным настроем в корне не верно. Ты, друг мой Кратил, видя войну в каждом человеческом действии, ненароком войну и начнёшь. Остальные в кругу одобрительно закивали словам Рацио, выражая свою поддержку его мнения. Недолго переводя глаза с одного на другого, Кратил понурил голову и вышел из помещения. А следом за ним, диалог после диалога, уходили и другие, пока Рацио не остался на едине с преподавателем этики, Арисеем. Со временем из спора о политике, их спор перешёл на спор обо всем. - ...это нужда любого философа! - воскликнул он. - Нужда - это необходимость. А для мудрого необходимосей нет - парировал Рацио. - Правда есть знание. Знание справедливо, только его свет побеждает тьму глупости, только справедливость побеждает преступление, только правда разоблачает ложь! - ударив кулаками по столу прорычал Арисей, - цель философа - нести свет, говорить правду и творить справедливость! Наша утопия настанет, как каждый ум станет пресветлён! - Не может быть справедливости, если нет несправедливости; нет мужества, если нет трусости; нет правды, если нет лжи. А значит, и утопии, о которой ты говоришь, не настанет. В любом обществе будет изъян, а это противоречие самому понятию утопии - склонив голову к плечу спокойно ответил Рацио. - Ах ты, юнец неотёсанный! - разозлился Арисей, и начал закатывать рукава, показывая свои мускулистые руки, - хочешь помериться силой со мной? Недолго помолчав, Рацио оголился по пояс и начал напрягать то одну руку, то вторую, показывая свои силы. Старик смотрел на него с долей неверия, прежде чем на глазах потерять весь свой запал. Он оглянулся по сторонам, понимая, что за их спором наблюдали все оставшиеся, и побежденно вышел из зала. Спустя секунду, Герта хлопнула в ладоши. - Что же. Участники коллегии острова Эгина определены. Суд пройдет завтра, когда солнце будет в пяти пальцах до зенита. Все свободны. Группка служанок Герты, как единый механизм, сложили свои папирусы и дощечки и выстроились в ровный ряд позади хозяйки, идя следом за ней почти что в ногу. Веритас проводил женщину взглядом, прежде чем обернуться и посмотреть на оставшихся. К его удивлению, одним из оставшихся был Скрюллум. - Добрый Скрюллум, вы решили принять участие в суде? - искренне удивился Рацио. В ответ мужчина покачал головой. - Редко когда можно видеть как злым людям от самих богов приходит по заслугам. Чует мое сердце, что-то случится - его светлые глаза будто смотрели Рацио в душу, - я буду только рад быть тому свидетелем бок о бок с тобой, друг мой. Веритас отвёл взгляд к выходу. - Твои слова мне льстят, Скрюллум Хиосский. Но не достоин я таких добрых слов от благословенного богиней - и уж считать нас равными будет унижением твоего достоинства. Скрюллум лишь усмехнулся, когда Рацио молча двинулся покинуть храм: - Все присутствующие готовы поспорить. Ты не благословлен ни Нус, ни Афиной, но титаном Коем, - начал он говорить, следуя за Веритасом, - вместо того, чтобы вдыхать в твои мысли законы мироздания, он даровал тебе пытливый ум, чтобы все вопрошать, все изучать. В каком-то смысле, из всех нас только ты ближе всего, что бы быть живым воплощением слова "философ". Веритас проигнорировал слова Скрюллума, ступая из-под навеса под палящее солнце дня. Он прикрыл ладонью глаза, глядя вокруг. - Как считаешь, того раба действительно спартанцы подослали? - спросил он невзначай. Скрюллум держал над собой ветку пальмы, закрываясь от солнца и осматриваясь вместе с Рацио. - Не знаю. И в том и в том случае история печальная - Авантюрин славился своими жестокими забавами с рабами. Даже воинский этикет спартанцев не столь жесток, как его понимание "развлечения". Думаю, кто-то да помолился Немезиде, и богиня-карательница исполнила волю. Рацио кивнул. - Я тоже собираюсь подождать до завтра. - Не хочешь после суда пройтись по рынку? Может, куплю что у Эхопа. Вспомнив свою утренюю беседу, Веритас немного оживился. - Стоит. Сегодня утром он сказал мне что портнихе моей, Светлячок, видимо, Афина сниспослала вдохновения. Работы я ее не видел, но Эхоп так жаждал поскорее выйти на рынок, что я не стал расспрашивать. Да и мне некогда было. Скрюллум искренне рассмеялся, пока Рацио в испуге вздрогнул от внезапной реакции собеседника. - С тобой никогда не соскучишься, светлейший Веритас. Из всего, мы обсуждали самого Авантюрина, а ты спокойно обращаешься к своим рабам как к рабочим гражданам. Рацио смутился, не видя корреляции: - Они есть мои рабочие. Они распределяют обязанности и зарабатывают деньги. На женщинах хозяйство, на мужчинах поля и торговля. Скрюллум прикрыл улыбку рукой. - Иногда твой ум работает так, как нам и не понять... Тем не менее, жду твоей новой работы, - мужчина похлопал Рацио по плечу, - но мне пора. Когда солнце склонится на два пальца, я должен уже буду преподавать ораторство. - До завтра, - кивнул ему Рацио, отправляясь в сторону своего дома. За два года Эгина действительно преобразилась. Из разрушенного памятника прошлому, она снова стала центром торговли и политики. Дома были отстроены, поля потихоньку восстанавливали, и по улицам текла жизнь. Даже если все было не так, как он помнил было в детстве, этот вид не вызывал у него бесконечную тоску. И даже его дом: отчаянный порыв, который тогда он оправдывал "рациональным решением", действительно оказался хорошим вложением. Каждый купленный илот, слыша его историю, добровольно оставался в доме. В обязательном порядке Веритас учил грамоте и чтению, после чего человек становился частью его скромной общины, помогая привносить порядок. За прошедшие два года из девяти купленных только двое покинули крышу Рацио - для присоединения к кочующим метекам, во имя расширения кругозора. И кем был Веритас, чтобы отказывать? В его доме было лишь несколько воспрещений, о которых он старался всех уведомить. Запрещалось посещение хранилища его родителей без его ведома и запрещалось трогать его работы, если, конечно, это не был писарь. И конечно, главный запрет - глупость. Но сейчас уже пошел третий месяц как писаря у него нет. И это становилось проблемой. Из гимнасии работать с ним никто не согласится, это он знает не по наслышке. Идти покупать нового илота, снова учить его грамоте и письму? У Веритаса нет столько времени. Ступая на терассу, он тяжело выдохнул. Внезапно где-то из здания раздался громкий женский смех. Вырвавшись из мыслей, он с интересом пошел на звук, обнаружив почти всех своих подопечных за столом, трапезничавших. Немножко понаблюдав за весеселившимися, он уже с чуть приподнятым настроением отправился в хранилище. Сможет ли в этот раз он найти что-то интересное среди записей родителей? Ещё чуть-чуть подумав, Веритас начал бормотать вслух: - Интерес интересом, но ты что, дитя необразованное, чтобы везде искать развлечений? Следовало бы подготовиться к завтрашнему суду - вдруг обратятся за дипломатическим советом... Открыв массивную дверь без особых усилий, он тихонько юркнул внутрь. В нос тут же ударил успокаивающий запах пергамента и немного подгнившего тростника, навевая спокойствие родного лона. Эта пристройка была "первой гордостью" - гением инженерной мысли его отца. Полки над полками, этаж за этажом, упирающиеся в высокий потолок. Именно в этом месте и хранились все копии достижений архитектора Кавеха и писаря Аль-Хайтама. Недолго думая, Рацио вскарабкался на второй этаж, выискивая все документы о деятельности архонтов за последние десять лет. Всё-таки, надо к суду подготовиться. Аккуратно раскладывая и складывая обратно пергаменты перед собой, он не заметил как снова наступил поздний вечер. Тем, что вывело его из одержимого перечитывания скорее было громкое заявление его желудка о голоде, чем факт того, что он уже почти не видел буквы в темноте. Свитки издавали тихий шорох, пока Рацио, складывая их на место, недовольно скривился от собственной глупости. - Надо же - забыл поесть... И с утра не удалось пройтись по всей рутине, - начал он ругать себя, спускаясь, - недостаточное занятие гимнастикой губит здоровье. Мне нужная моя работоспособность... Тихо затворив дверь, он столкнулся с кухаркой. - Ох, господин! - тут же воскликнула тучная женщина, - вы же с самого утра небось ничего не ели, идите к себе, я вам все приготовила. - Благодарю, Агафия, - ответил ей Рацио, - не стоило беспокоиться. - Как тут не беспокоится? - тут же недовольно запротестовала она, - вы последний месяц как сдулись! Из орла небесного в голубя побитого превратились. У Рацио дернулся глаз от ее заявлений, но он знал, что женщина была права. - То не по-божески поздно спать ложитесь, то вон, весь день без еды! Разве не вы нам твердите что для красоты и здоровья физические нагрузки и полезная пища нужны? А сами-то что? - начала она причитать, с силой толкая Рацио в сторону его покоев, - Уже за двадцать два года здоровому лбу перевалило, ум есть, а жены нет! Даже вон, Светлячок мужа подобрал, а себе: ни жены, ни гетеры! Иногда Веритас сомневался в том, что Гера благословляла эту женщину. Здесь скорее сам Кронион постарался, потому что мужчина был уверен: ещё секунда, и она поднимет его у себя над головой и так поволочет. Но они вошли в его покои и на столе стояла тарелка, источавшая по ощущениям не просто запах еды для смертного тела, но запах рога Амалфеи. Или как он мог бы пахнуть. Естественная и громкая реакция тела не заставила себя ждать и Рацио недовольно поморщился, кладя руку на живот, коря свою человечность. Точнее - отчаянную нужду в чем-то таком простом, как еда. Агафия недовольно щёлкнула языком. - Стоит и слова моего не слышит - она ударила Рацио хлайной по заду, на что мужчина никак не отреагировал, - иди ешь. И спать ложись. Когда Агафия пошла восвояси, Веритас покорно подошёл к столу, ещё раз оглядывая тарелку. И как бы он не пытался отречься от всего земного в свои лучшие годы, даже сейчас он так и не научился преодолевать земные порывы, особенно желание понаслаждаться текущим моментом. И понаслаждаться он хотел сейчас, но к сожалению вышло так, что он попросту вдохнул все, что было в тарелке, даже вкуса не почувствовав. Это расстроило его ещё чуть больше. Встряхнувшись, Рацио принялся разминать тело, все сгибаясь то в одну сторону, то в другую, чувствуя как к затекшей после долгих часов сидения спине наконец прилила жизненная энергия. Размяв все конечности и избавившись от всех зажимов в спине, он счел себя достаточно готовым ко сну. Даже его голова немного посветлела, и информация, усвоенная в хранилище, стала более ясной и четкой картинкой перед глазами Рацио. Когда его голова коснулась подушки, все его тело, как высокие колосья мискантуса, опутала усталость. Его веки закрывались все медленнее, и падающий в комнату лунный свет приобрел форму его отца - как будто он снова в детстве, и его укладывают спать, с гордостью хваля за проделанную работу и проявленный интерес к работе папы. И убаюкивающее фантомное касание теплой ладони о щеку отправило его в царство Морфея. На следующий день он проснулся без чьей-либо помощи. Солнце уже возвысилось над горизонтом, освещая комнату своим мягким красным светом. Оторвавшись от постели, он принялся за утренние процедуры - умыться, собрать одежду... Тут его окатило осознание: вчера он пропустил прием ванных процедур. Непозволительно. Непозволительно! Быстрее стрелы вылетев из покоев, он ринулся к бассейну. Почти что ворвавшись в баню, он застал уже так же отмокающих там своих полеводов. Резко повернув головы, они увидели своего хозяина, но почти и пальцем не дёрнули, только уверенно его поприветствовали: - Доброе утро, светлейший! - Доброе утро - кивнул им в ответ Рацио, снимая с себя сорочку. Он поднял ближайший бидон с водой и опрокинул его на себя. Вода приятно окатила его с головы до ног, резко пробуждая тело от остатков сна. Не обращая внимания на находившихся в бассейне людей, он потрогал воду, в которой они купались, и немного нахмурился. Недолго думая, он поднял с полки тазик с солью и склянку с маслом. Взяв добрую пригоршню соли, он кинул ее в воду, туда же выливая и часть содержимого склянки. - Держите, - протянул он ближайшему работяге тазик, - натритесь небольшим количеством, это сотрёт дёрн с ваших тел. Держа в руках тазик, мужчина переглянулся с остальными, кивая в благодарность. Молча, Рацио прошел в уединенную парилку, повторяя тот же трюк с водой, что и в бассейне. Но, в качестве небольшого комплимента для себя, он вылил ещё несколько масел, которые специально стояли на полке в парилке. Хорошенько размешав все в воде рукой, он опустился внутрь, довольно выдыхая. Целая неделя без размеренности любимой рутины - как настоящий удар по самосознанию. Из-за вечно блуждающих рассуждений, он постоянно забывал выполнить то одно, то другое. Но наконец вернувшись, даже если на пару минут, к привычному расписанию, его голова словно смогла разгрузиться от давящих мыслей, оставляя свободное пространство для новых знаний. Он не следил за временем, но успокаивающее влияние воды настолько его разморило, что мужчина невольно стал повторять математические формулы, чтобы не уснуть. Резким рывком Веритас поднялся из ванны, отряхиваясь. Быстро отеревшись от лишней влаги, он взял следующую склянку с маслом, и принялся растирать его по коже. Когда Рацио наконец был доволен результатом и масло впиталось, он облачился в исподнее, накинул хитон и покинул баню. До назначенного часа оставалось ещё полно времени, так что он решил немного позаниматься на свежем воздухе. Взяв из своей комнаты пергамент и перо, Веритас вышел в перистиль. В гимнасии он преподавал все, что только можно было, но что дать старшим ученикам на следующем занятии математики? Расчет преломления света? Динамика? Учитывая предыдущее занятие, скорее всего динамика. Найдя укромное место, он принялся за работу - составить речь, придумать задачи, решить их. Когда он расписывал третью задачу, кто-то поиграли ему солнце. Подняв глаза, он увидел Светлячок, портниху. Она склонила голову, с интересом рассматривая решение. Молча, Рацио ждал ее вопроса. - А вот здесь, - она ткнула на небольшой набросок шара, - почему если он катится в одну сторону, а трение в другую? - Когда шар катится в одну сторону, - с улыбкой начал Рацио, руками имитируя движение шара, а затем указывая его направление - он крутится, вот так. Но катится он по земле, а соответственно, она влияет на его движение. Земля же не может у нас быть идеально гладкой, понимаешь? Светлячок кивнула. - Все ее неточности влияют на его движение. Так что если что угодно будет двигаться, наткнется на препятствие, но будет пытаться продолжать движение, что оно сделает, прежде чем продолжить свой путь? Девушка задумалась. Ее лицо обратила тень глубокого размышления, и Веритас на секунду залюбовался ею. - Оно...замедлится? - неловко попробовала она свои силы. - Верно. Если тело движется туда - он указал в одну сторону, - то сопротивление будет в другую. Улыбка растеклась по лицу девушки, и та словно засияла: - Это как и у меня! Если бы игла двигалась сама, она бы тоже немного останавливалась, чтобы преодолеть ткань, верно? - Верно. Есть ещё вопросы? Она помотала головой. - Спасибо вам большое, Веритас! - она немного помялась на месте, прежде чем скромно спросить, - Я вам новый гиматийсшила, посмотрите? Рацио поднял бровь, ожидая что она представит результат своей работы. Девушка достала из-за спины аккуратно сложенную ткань и протянула ее мужчине, пока Веритас отложил пергамент в сторону. Он встал, чтобы рассмотреть одежду полностью, пока та изящно расправилась, свисая до пола. Покрутив ткань из стороны в сторону, он довольно кивнул. По краям тонкий лен был обшит покрашенной в светлый синий шерстью и позолоченными нитями, которые переливались на солнце. Недолго думая, мужчина натянул одежду и, довольный своим внешним видом, покрутится вокруг своей оси: - Как я выгляжу? - Как небо, освященное восходящим солнцем! - воскликнула Светлячок, хлопая в ладоши, - восхитительно! Вам очень идёт! - Хорошая работа - с улыбкой Рацио погладил девушку по голове, - с каждым днём твой талант растет. Да благословит тебя Афина. Он бросил короткий взгляд в небо. Солнце уже было в близости к тому времени, как ему будет пора суетиться. Выдохнув, Рацио собрал пергамент. - У меня сегодня собрание в храме. После думаю заглянуть на рынок, на люд посмотреть. Тебе что-нибудь прикупить? - Хм... - девушка ненадолго задумалась, - надо бы пополнить запасы льна, и мои иглы ступились за последний месяц... - Понял, - кивнул Рацио, делая себе мысленную пометку, - в таком случае, до вечера, Светлячок. - До вечера! - попрощалась Светлячок, удаляясь в свою комнату. Он спокойно покинул и отправился на улицу. Городская улица встретила его шумом и гражданской жизнью, мгновенно оглушая бедного философа. Быстро преодолев главную улицу и пройдя через длинную арку, Рацио добрался до амфитеатра, где у входа уже скопились люди. "Не многовато ли политиков в соотношении с учёными?" - подумал про себя Рацио. Среди людей он выискал Скрюллума, и тут же подошёл к нему. - Добрый день, милосердный - быстро поздоровался он, почти задыхаясь от давящей толпы, - не многовато ли народу для суда над одним рабом? Оглядев Рацио сверху до низу, Скрюллум жалостливо улыбнулся: - Видимо, наше присутствие не особо будет-то и важно. Судьями назначены только главы да чиновники, остальные будут лишь свидетелями. Рацио раздражённо выдохнул. - Я пошел. - Погоди-погоди! - Скрюллум мгновенно схватил его за плечо, - давай хоть понаблюдаем за судом. А потом и на рынок вместе сходим? Сопоставляя все за и против, Рацио задумался. С одной стороны надо будет сидеть несколько часов и наблюдать пик человеческой глупости без возможности вмешаться, а с другой, когда они будут на рынке, можно будет оставить все торгование на Скрюллума. Решено. - Хорошо. Но если глупость станет невыносима, я уйду в любом случае. Скрюллум усмехнулся и покачал головой, почёсывая прорезавшуюся щетину. - Вряд-ли до этого дойдет. По крайней мере, госпожа Герта точно уйдет раньше, если на то пошло. Ещё некоторое время они обменивались новостями и просто обсуждали свои последние исследования, прежде чем внезапно люди двинулись. Следуя за толпой, пара мужчин прошли внутрь, но тут же взяли курс на самый верх, подальше от человеческой массы. Сверху открывался хороший вид на все, что было внизу: и сцена, и сидящие на первых рядах эфоры, и госпожа Герта, и... - Кто эта женщина? - нахмурившись шёпотом спросил Рацио, осматривая проходящую вдоль первого ряда пышную женщину - Не уж то это Яшма? - Это она, - кивнул Скрюллум, - Алмаз отправил ее вместо себя. Внезапно, Яшма подняла взгляд, проводя своими хищными глазами по рядам. На мгновение, она задержалась на двоих учёных, прежде чем ухмыльнувшись продолжить свой путь к положенному ей месту. Как только их глаза встретились, Рацио хоть и выдержал ее взгляд, в отличие от Скрюллума, который вздрогнул на месте, быстро поставил себе новую жизненную установку: не пересекаться с этой женщиной. Ещё некоторое время люди продолжали болтать и общаться, но постепенно их голоса стихли, когда архонт Эгины вышел в центр сцены. - Дорогие слушатели. Сегодня состоится суд над рабом. Обвинение выдвинуто Архонтом Алмазом, но к сожалению, сегодня он присутствовать не сможет, следственно, его заменяет его супруга - Яшма. Женщина, словно кобра, изящно поднялась со своего места и помахала всем присутствующим рукой, как змеиным хвостом. Кашлянув, архонт продолжил: - Раб повинен в убийстве человека высших чинов - аподекта Авантюрина. Так же обвиняется он и в измене своему полису-хозяину. Подаренный Спартанским архонтом, этот раб мог быть заранее намеренно подговорен своим прошлым спартанским хозяином на смертоубийство, чтобы поселить в сердцах добрых афинян смуту и тревогу. А наказание за то - смерть. Дабы зазря не начать очередное кровопролитие против спратанцев, мы собрались здесь чтобы допросить этого раба и выяснить его мотивы. Втащите его сюда! Стоило архонту приказать и пройти на свое место, как двое статных мускулистых мужей выволокли на сцену худощавого юношу в кандалах. Резким рывком они вытолкнули его в центр и звон кандалов отразился до самого верха амфитеатра. Сделав несколько неловких шагов, он остановил себя от паденияи медленно выпрямился, расправляя плечи. Рацио, как и все присутствующие, затаил дыхание. Юноша был строен, но не по-женски; статен, но не как свободный человек. Да и волосы его были необычного цвета, по крайней мере, для здешнего люда: светлые, как семена пшеницы. Спустя три удара сердца, он резко поднял голову. На его шее было клеймо - как и у всех рабов Авантюрина - номер раба. Номер тридцать пять. Юноша медленно осматривал следящих за его действиями граждан. И о, эти глаза. Даже уже запекшаяся кровь из рассечённой раны на лбу ни капли не умаляла красоту - даже в каком-то смысле подчеркивала их яркость. Они не скользнули по задним рядам, где были Рацио и Скрюллум, но даже оттуда был виден необычный цвет этих глаз - пурпурная радужка по краям, постепенно становящаяся голубой ближе к зрачку. Веритас не был самым проницательным человеком, когда дело касалось чужих нужд и мыслей, но на лицах окружающих виднелось только одно - "Я бы отдал все деньги, лишь бы купить этот драгоценный камень". Юноша стоял молча, и ни тени раскаяния не было на его лице. Сидевшие сбито с толку переглядывались между собой, ведь это совершенно расходилось с тем как выходили любые подсудимые: покорно опустив голову, взглядом в пол, и с первых шагов моля о пощаде. Внезапно Яшма подала голос: - Красивые глазки. Они светятся в темноте? - никому не надо было видеть ее лица, чтобы в голосе услышать ехидную улыбку. Юноша тут же повернул голову в ее сторону. - Если бы они и светились, то были бы уже давно проданы - без промедления ответил он. В его говоре был слышен акцент не ахейских земель, до боли знакомый Веритасу, но ему требовалось немного времени выяснить, где он мог его услышать. Яшма усмехнулась: - И ты стоишь прямо напротив толпы, которая только и мечтает чтобы они поскорее закрылись. Как раб, ты не можешь сопротивляться своему хозяину, но тем не менее, ты убил его, - она поднесла ладонь к подбородку, - ни один оратор не стал писать тебе апологию, не зная ни мотивов, ни твоей истории. Будешь ли ты защищаться, али честно сознаешься в своих преступлениях? - Мне не сложно. Но это точно бессмысленно - ответил он ей своим тягучим как мед голосом. Но ложкой дёгтя было одно - холодное безразличие, пронизывавшее его слова. - А ты довольно уверен в своем красноречии для человека твоего положения, - Яшма сложила ногу на ногу, - поведай же нам, стоит ли нам по окончанию суда убивать тебя народной расправой, или же ты найдешь себе оправдание? Юноша поджал губы. - Я не понимаю ваших ахейских порядков. Но я ставлю на то, что вы меня не убьете - уверенно заявил он. Яшма улыбнулась: - И с чего же это? Выдохнув, юноша выпрямился и уверенно заговорил: - Вы обвиняете меня в двух вещах: злонамеренное убийство по приказу другого полиса и убийство человека...высокого чина. Даже по моему внешнему виду каждый из здесь присутствующих понимает что я не из ваших краев. Мой родной край, моя семья, мои люди - ничего из этого больше видит солнце небесное на земле. Больше ничего этого нет, благодаря тем людям, что взяли меня в плен, поработили. Ни мои слезы, ни мольбы не смогли смягчить злые сердца этих дикарей! Они отняли мою свободу - способность стремиться к добру и благу, возможность руководствоваться собственными желаниями и волей. О каком приказе брать такой грех на душу может идти речь?! Сердце Рацио словно пропустило несколько ударов. Неосознанно, он подался чуть вперёд, внимательно впитывая каждое слово, что произносил этот юноша. Когда Скрюллум повернулся к нему, чтобы сделать небольшой комментарий - он застыл. Философу ещё никогда не доводилось видеть Веритаса настолько вдохновленным чем-то, кроме пергамента и своих мыслей. Но чтобы глаза отстранённого, холодного, бесконечно рационального Рацио загорелись красным пламенем заходящего солнца - это было то, чего даже боги бы не смогли сотворить. Он резко вдохнул. - Даже будучи рабом в Спарте я многое слышал об Афинах и их союзниках. Странном полисе, где царит нечто по имени "демократия", где люди ценят процветание и мудрость - две составляющие, которые покровляла и богиня моих родных земель. Когда был я передан вашем архонту, я ставил на то, что жить под его покровительством будет лучше. По всему амфитеатру пробежался чей-то смешок. - Те, кто жил со мной бок о бок в его клетках - мы все мечтали об одном: убить его или убить себя. Не знаю, на сколько близко каждый из вас знал этого человека, но как хозяин, это был не человек, но монстр с самых дальних вод, куда не заплывает ни один моряк. Коли наши голоса не были вам слышны, коль никогда вырваться крику из глотки раба, так пусть наши действия будут вам видны. Вы можете продавать нас, бить нас, насильничать над нами, - постепенно голос юноши начал срываться, - но все ваше достоинство, блага и "мудрость" держаться на страданиях тех, кто под вами. - Какие громкие слова, - раздраженно прервала его Герта, - но давай в кратце: ты убил его не по тому, что то был чей-то приказ, но потому, что это была необходимость из-за невозможности устроить сецессию? Несколько секунд юноша смотрел на нее. - Не понимаю о чем вы. Но чтобы то ни было, дело уже сделано, и я сказал все правдивые слова, что мог сказать. Сидящий рядом с Гертой мужчина склонился, пробормотав: - А у мальчишки и без оратора вон как язык подвешен, - вздохнув, он выпрямился и спросил юношу, - так что же, в одном объявляешь себя виновным, а в другом не виновным? - Я говорю, что с ненавистными мне людьми меня более ничего не связывает. Ни приказ, ни принадлежность. Только вы, граждане, - он снова обратился ко всем в амфитеатре, - сейчас играете со мной, где ставка - моя жизнь. Рацио прикрыл рот рукой, воодушевленно бормоча: - Феноменально... Никогда не думал... - Что? - переспросил Скрюллум, склоняя голову к плечу. - Феноменально. Этот человек... - он попытался подобрать слова, - у него совершенно иной потенциал. Скрюллум фыркнул, оставляя мысли выделяющегося ученого ему самому. Лучше уж досмотреть это представление. Тем временем как внизу на деле все действительно подходило к концу. - Какая жалость мы не сможем сделать тебя гражданином, - с улыбкой промурлыкала Яшма, - люди с таким умом как у тебя нам позарез нужны. - Раб останется рабом, таков естественный закон человечества - парировала Герта, - ввиду отсутствия альтернатив, он стал исполнителем воли половины сотни рабов. Это много, учитывая что почти всех уже распродали, и их всех не удастся привлечь к ответственности. Так что наказание понесет только он. Раздался голос архонта: - То к чему стремился этот раб - потерянная свобода. Его деяние жестоко, но справедливо, соответственно и наказание должно быть таким же. Раздался четвертый голос: - Так пускай он и останется рабом. Отдайте его торговцам и пусть он останется наравне со своими товарищами по несчастью. Сердце Рацио кольнуло, словно это вовсе не у незнакомца отбирают последнюю надежду, а у него самого. Он уже знал, чем все кончится, когда раздался ещё один голос: - Хм, мудрая идея. Постепенно, все пришли к единому согласию. Архонт Эгины махнул стражам, которые без промедлений подхватили юношу под руки, когда у того подкосились ноги и поволокли его прочь. - Сиим объявляю: обвиняемый - виновен! Наказание ему - сохранение жизни, но с сохранением пожизненного статуса раба. Его доводами был рассеян наш главный страх - злобный замысел спартанцев, призванный развязать очередную истощающую войну. Но, раз уж враждебный нам полис не причастен, по этому поводу злобы нам не видать. На том, сий суд объявляю оконченным. Но Рацио, в отличие от остальных, просто не мог сдвинуться с места. Как так вышло, что этот юноша смог в свой момент отчаяния изложить так легко на словах те идеи, что он из себя выдавливал последние два месяца? И он больше никогда его не увидит? Не сможет с ним заговорить? Тысячи мыслей проносились в его голове, пока Скрюллум легонько не тряхнул за плечо. - Сходим на рынок? Мне кое-что прикупить надо - буднично спросил Скрюллум. Рацио лишь кивнул, поднимаясь с места. Когда они вышли на улицу, Скрюллум заговорил: - Не раскисай. Пока его обчистят, пока торгаша найдут... Дело до завтра растянется. - Что? О чем ты? - переспросил Рацио, не понимая о чем говорил Скрюллум. - О подсудимом. Ты же его себе хочешь, верно? - с ласковой насмешкой спросил Скрюллум, склоняя голову, - выкупить тебе будет не проблема, главное первым успеть. Вот я и говорю, что на рынке его до завтрашнего дня не будет. - С чего ты взял, что я собираюсь покупать себе ещё кого-то? - тут же запротестовал Рацио. Скрюллум пожал плечами, выразительно отводя взгляд в сторону, на что Рацио тяжело вздохнул. - Мне нужно будет обдумать этот суд. Давай лучше обсудим пока что-нибудь другое... - начал Рацио, пока не заметил, что Скрюллума позади него нет. Вместо этого, мужчина уже толковал, видимо, со своим прислужником. - Ох, прости, ты что-то говорил? - переспросил Скрюллум, - он поможет нам нести покупки, ничего больше. Рацио бросил на раба оценивающий взгляд. Это был мужчина крепкого телосложения, приблизительно их возраста, с темными волосами и отливающими красным глазами. - Я у тебя этого не видел. - Это новый, мой гетерейн, если изволишь - пожав плечами ответил Скрюллум. Не задавая более вопросов, Рацио лишь устремился в сторону рынка. Чем быстрее они придут, тем быстрее уйдут. Вероятно, он мог и ошибаться в этом выражении. Скрюллум любил людей, но любил их так, будто сам не был человеком. Каждый свой разговор на самом деле он опосля подвергал тщательному анализу, будто докапываясь до истинной человеческой сущности. Так что естественно его любимым местом были торговые ряду в час-пик, где он мог торговаться и обмениваться новостями со всеми, кто узнавал его в лицо. А таких было на каждом шагу. И как бы Рацио его за это не уважал, не было ничего более что раздражало его, чем простые люди, живущие бесцельно. - Ого, учёные мужа! Расскажите нам идеи свои новые, али спор какой заведите! - веселясь, окликнул их один из торговцев. Прежде чем Скрюллум успел открыть рот, Рацио прорычал: - Мы вам не змеи, чтоб под дудки плясать и не псы, чтобы приказы исполнять! Торговец тут же осекся, испугавшись. Скрюллум похлопал Рацио по плечу: - Не будь с ними так строг, они же развлекаются. Рацио в ответ лишь мог покачать головой. Когда солнце уже перестало печь головы, но до горизонта тоже оставалось ещё сполна времени, они купили то, что было нужно. - Не хочешь заглянуть на невольничий рынок? Знаю, мы ещё завтра пойдем, но я думаю посмотреть себе замену кухарки. Моя уже стара, боюсь, не станет ее скоро - невзначай бросил Скрюллум. Рацио обкатал эту мысль у себя в голове. Он ненавидел невольничий рынок ещё больше, чем обычный. Приходить туда, чувствовать невежество и жестокость во всем: от действий продавцов до самого запаха - все это было невыносимо. Но тем не менее. Он согласно кивнул, не сказав ни слова. Мужчины направились в нужную сторону, за минуту достигая нужного места. Собрав волю в кулак, Рацио шагал следом за Скрюллумом и его рабом. Почти мгновенно ароматный запах меда и вина сменился удушающей вонью людских слез и потной кожи. Они неторопливо прогуливались по улице, осматривая ряды закованных в кандалы мужчин и неизвестного пола подростков в клетках. Весь путь Скрюллум пытался договориться хоть с кем-то, но это получалось у него из рук вон плохо - кто станет откладывать сделку на потом, а вдруг появится более богатый и нуждающийся покупатель? После очередной провалившейся попытки договориться, мужчина тяжело выдохнул, упирая руки в бока. - Печально выходит, но ничего не поделаешь... Погоди-ка, - он тряхнул Рацио за плечо и указал в самый дальний край рядов торгашей, мгновенно выдергивая своего друга из своих мыслей, - а это случаем не сегодняшний подсудимый? Удивлённо бросив взгляд на товарища, Рацио посмотрел куда ему указывали. И действительно - необычные светлые волосы было видно издалека. Недолго думая, Веритас длинными шагами пошел в сторону, будто высшие силы его туда тянули. Но не успел он пройти и половину пути, как торгаш со всей силы ударил раба по лицу. Тот выстоял, чуть пошатнувшись, даже что-то ответив. Когда пара мужчин приблизилась, торговец мгновенно пришел в себя. - Ах, покупатели! Как же вы вовремя! - сложив руки вместе миролюбиво затараторил он, - а мне тут как раз новый товар подошёл... Ох, да вы же философы! Номер тридцать пять тут же его оборвал, сказав что-то на языке, который ни один мужчина, кроме Рацио, не понял. Тут его осенило. - Не горюй о прошлом, не пекись о будущем - тут же без задней мысли взболтнул он на том же языке, пока сам приглядывался к юноше. Ох, в близи он оказывается даже ниже, чем Рацио казалось изначально. О его царапине на лбу позаботились, даже одежду более лицеприятную нашли. - Что? - удивился номер тридцать пять, - что ты сказал? - Не горюй о прошлом, не пекись о будущем - более уверенно повторил Рацио. Смотревшие за ними не проронили ни слова. Казалось, даже все лавочники в ближайших нескольких метрах замолчали. Пока их не прервал звонкий смех. - Заботься лишь о настоящем! - радостно воскликнул юноша, - ты что, меня понимаешь? Медленно, Рацио пришел в себя. Теперь он спросил на греческом: - Письму обучен? - Да, господин - тут же потярев весь свой запал ответил ему юноша, - правда, давно уже не было возможности взять тростник в руки. Рацио повернулся к торговцу: - Сколько за него? - Слушайте, господин, его только что привезли, он ещё не успел набить себе цену... Подумайте! У него и характер слишком строптивый для гетерейна, чтобы я его так продавал. Хотя, конечно, нет ничего, что не решалось бы кнутом... - Сколько за него? - настойчивее спросил Рацио. - Тридцать медняков. Тридцати хватит, только за красивые глаза. Без промедления, Рацио достал из мешочка нужную сумму и кинул деньги в торгаша. Поймав монеты на лету, торгаш принюхался, попробовал деньги на зуб, и только тогда потянулся за ключом. Один щелчок, и кандалы упали наземь. - Руки протяни - буркнул он юноше, и когда тот подчинился, обмотал грубую верёвку вокруг его запястий, после чего, протянул другой конец Рацио, - держите, мудрейший господин! Буду ждать вас ещё! Не обращая более на торгаша внимание, Рацио аккуратно обхватил сложенные ладони юноши. - Идём за мной - тихо сказал он, склонившись над его ухом. Тот в ответ лишь кивнул. Небольшая компания покинула лавку, быстро проходя мимо остальных рядов. Когда рынок был позади, Скрюллум подошёл ближе и похлопал Рацио по плечу: - А ты говорил что новых тебе не нужно... - с той же добродушной насмешкой начал он, прежде чем его прервали. - Не говори ни слова, или лучше скажи зачем тебе - Рацио выразительно кивнул себе за спину на гетерейна, - этот. Ещё один. - После собраний общества без тебя чувства не те - тяжело вздохнул Скрюллум, - ты никогда на них не ходишь. Иногда у меня складывается ощущение что ты испытываешь какое-то отторжение к соитию, словно дива из храма Артемиды. У Рацио дернулась бровь: - Ты же знаешь, что я ненавижу тратить время попусту. Мне там делать нечего. Когда благословленным богами ниспускают идеи и мысли, я должен прогрызть зубами и разорвать руками тернии, перекрывающие мне путь к тем же идеям и тем же мыслям. Я не говорю из зависти, добрый Скрюллум - он повернулся к своему собеседнику, - но говорю из того, что это правда. Скрюллум пожал плечами: - Ты строг с учениками, но нет никого, с кем ты был бы строже, чем с собой, - покачал головой он, но затем повернулся к своему прислужнику, - ты, отдай светлейшему Веритасу его покупки. Веритас аккуратно забрал два мешка льна и маленький сверток. Немного подумав, он передал сверток юноше, продолжая удерживать мешки одной рукой. - На этом наши пути расходятся. До встречи, светлейший - попрощался Скрюллум. - До встречи, добрейший - ответил ему Веритас. Когда Скрюллум и его прислужник скрылись за поворотом, Рацио повернулся номеру тридцать пять. - Идём со мной, - сказал он, смотря в эти холодные глаза, в которых не было ни тени надежды, ни капли доверия: только холодный расчет, - я отведу тебя в свой дом.