Эйнрейхт 2.0. Город во льдах

Воздух казался горячим – вот первое, что Арно почувствовал, осознавая свое существование. Первым признаком этого существования было жгучее покалывание во всем теле, какой-то гудящий звук и далекие голоса. Какое-то время он присушивался к этим загадочным ощущениям, нарушивших густую темноту его небытия, а потом вспомнил, что у него есть глаза. И медленно, с трудом открыл их, мучительно щурясь от яркого света. Пока Арно потерянно жмурился и моргал, оказалось, что свет не существует сам по себе, а освещает незнакомую белую комнату. Потом кто-то склонился над ним, заслоняя яркую лампу, что-то проговорил, водя тонким пальцем перед его лицом – Арно рефлекторно проследил за движениями руки, затянутой в белую перчатку, а потом почти случайно поднял взгляд, встретившись с холодными льдисто-голубыми глазами. Это было так неожиданно, что он бы замер, если бы и без того не лежал, не в силах двинуться. - Вы меня слышите? Вам понятна моя речь? – произнес меж тем мелодичный, тоже какой-то ледяной голос. Арно попытался было ответить, но горло отказывалось выдать что-то осмысленнее хрипа, и он просто кивнул. Красивый юноша с тонкими чертами жутковато-бесстрастного лица кивнул двум людям в белой форме – должно быть, врачам, потому что один из них бесцеремонно взял руку Арно и воткнул в вену тонкую серебристую иглу. Больно, впрочем, совсем не было. - Вы сейчас чувствуете сильную слабость – это естественно, вы провели в криогенном стазисе очень длительное время. Судя по показаниям наших приборов, это не нанесло значительного вреда. Через несколько дней ваше тело будет функционировать нормально. Арно медленно моргнул – воспринимать эту сложносочиненную речь было непросто, и он все еще ощущал себя страшно сонным. Зато тело понемногу начинало слушаться – он мог уже повернуть голову на подушке в одну сторону, в другую, и увидел огромное, во всю стену, окно, за которым что-то полупрозрачное и серебристое тянулось к звонко-синему небу. Больше всего это напоминало город, выстроенный посреди облаков, потому что земля, он был совершенно уверен, находилась где-то далеко-далеко внизу. - Мы находимся на верхнем уровне Эйнрейхта. Ваша капсула была обнаружена при раскопках руин Гальтары. После вскрытия бункера мы перевезли вас сюда, чтобы избежать воздействия радиации. - К-какой радиации?.. – не выдержал Арно, ценой титанических усилий исторгнув из себя этот сдавленный вопрос. - Радиоактивный фон, оставленный тысячами сброшенных во время Всемирной Войны бомб, до сих пор настолько велик, что заселить заново Золотые Земли, а также большую часть Багряных и Бирюзовых, не представляется возможным. Но мы создали достаточно надежную защиту, чтобы можно было проводить там раскопки и изучать наследие этой далекой эпохи… Далекой? Он сказал, далекой?! Арно начал наконец осознавать, что в его жизни существовало что-то до этой белой комнаты, и откуда-то был совершенно уверен, что война и не думала заканчиваться, а о полном уничтожении целого материка, их материка, и речи быть не могло! - Какой… какой сейчас год? – он сделал новое усилие над своим вялым голосовым аппаратом, глядя на невозмутимого незнакомца, должно быть, совершенно несчастно. - 395 круга Волн. Арифметика потрясенному и все еще слабому Арно далась с крайним трудом, но выходило, что с момента, когда Эмиль, ободряюще улыбаясь ему, колдовал над панелью управления капсулы и желал сладких снов, прошло целых 50 лет… Что-то не складывалось, он совершенно точно помнил, что родился в круге Ветра, задолго до Излома. Наверное, понимание наконец отразилось у него на лице, потому молодой человек невозмутимо продолжил говорить. - По нашим прикидкам, вы провели в капсуле чуть больше четырехсот лет. Это так? Арно откинул голову на подушку, потрясенно глядя в белый потолок. Он чувствовал, что сердце его забилось, стуча в грудную клетку как в барабан, и почти не слышал предупреждающего писка приборов. Четыреста лет, руины Гальтары, сожженный войной мир, радиоактивные обломки вместо всего, что он когда-либо знал… - Пожалуйста, постарайтесь успокоиться. – доносился до него нудно-бесстрастный голос. – Я понимаю, вы родились в эпоху Безумия, испытывать подобные эмоции для вас нормально. Но ваше состояние еще не стабильно, не нужно его усугублять. Арно так оторопел от этих речей, что даже действительно успокоился. И вялыми пальцами принял у врача в белом стакан воды, который жадно опустошил, удерживая с трудом. Вкус воды показался ему странным, зато думать стало гораздо легче, он тотчас вспомнил самое важное. - Я был не один. Еще четыре человека. Где они? - В бункере находились пять капсул. Арно выдохнул и подался вперед, вслушиваясь в каждое слово почти благоговейно. Ну конечно, матушка и братья, должно быть, тоже сейчас проснулись, или вот-вот проснутся где-то в соседней комнате! - Все, кроме вашей, пусты. Дверь бункера была заблокирована снаружи. Арно показалось, его ударило чем-то, выбив воздух из легких. Так ощущается, верно, падение с большой высоты, прежде чем в глазах навсегда потемнеет. - Как… пусты? – просипел он, слыша себя как со стороны. Не могло этого быть, никак не могло, Ли ведь обещал, что они все спасутся, просто Арно уснет первым, просто им с матушкой надо закончить дела и им будет спокойнее, зная, что младший уже в безопасности… Ли ведь обещал! Как же он мог тогда ему поверить?! Наверняка штурм Гальтарского бастиона уже начался тогда, и без обоих маршалов его было не отбить. А Арлетта, как Тайный советник Короля, не могла покинуть молодого Карла до последнего. Убедить его спуститься в бункер она тоже, видно, так не сумела. - Они погибли, все погибли… - наверное, Арно рыдал совершенно безобразно, потому что вокруг него засуетились и снова что-то вкололи. Тело опять стало ватным, а переполняющее его оглушительное отчаянье убралось куда-то внутрь, свернулось в груди комом боли. - Пожалуйста, успокойтесь, сконцентрируйтесь на дыхании. – снова повторил этот безжалостный, напрочь лишенный сочувствия голос, и Арно ощутил всепоглощающее желание расквасить его обладателю породистый нос. Или даже свернуть шею. - Как ваше имя? – вдруг спросили его, верно, желая отвлечь. Похоже, спросили уже не в первый раз. - Арно. Савиньяк. – наконец произнес он. - Меня зовут Валентин. Сожалею, что вам пришлось пережить столько потрясений. Врет, кошкин сын, вряд ли эта ледяная статуя вообще способна испытывать сожаление хоть от чего-нибудь. Вон, как смотрит, снисходительно поджав уголки губ! - Мы продолжим разговор, когда вы почувствуете себя лучше. А сейчас вам стоит поспать. И пока Арно мысленно посылал его ко всем известным тварям, таинственная субстанция, по прозрачной трубке запущенная в вены, погрузила его в глубокий сон без чувств и сновидений. Валентин заявился к нему снова, по его словам, спустя сутки, которые Арно проспал, сам того не заметив. Трубок и непонятных приборов вокруг него поубавилось, и врачи с их серебристыми иголками тоже куда-то убрались. - Приветствую вас, Арно Савиньяк. – самым серьезным тоном произнес Валентин, с идеально ровной спиной усевшись на полупрозрачный стул. У Арно невольно вырвался смешок от этакой чопорности, и этот кошкин аристократ едва заметно поморщился. Мелочь, а приятно. Даже удивительно, что при всей глубине охватившего его отчаянья, он мог ощущать еще какие-то чувства, например острую неприязнь к непроницаемому лицу Валентина. - Скажите, все дриксы теперь такие отмороженные? – Савиньяк не то чтобы любил язвить, но сейчас это слишком хорошо отвлекало от мыслей о смерти. Матушки, братьев, своей… ведь раз уж все вышло так, гораздо лучше бы Арно было умереть вместе с ними, быть рядом с семьей до конца. Отчего же они отказали ему в этом?.. - Должен заметить, что кесарии Дриксен не существует уже около четырехсот лет. Как и всех прочих известных вам государств. Не понимаю, почему вы смотрите на меня такими дикими глазами – это лишь факты, с которыми вам все равно придется столкнуться. - То есть, вы сообщаете мне, что мир уничтожен, что всех моих родных, и даже знакомых, больше нет, и ждете, что я буду мило улыбаться? Или как?! Арно окончательно вспылил и соскочил с постели, опасно пошатнувшись. Валентин, вместо того чтобы спасаться бегством, тут же подхватил его и удержал за плечи. Он явно собирался ввернуть свое очередное «успокойтесь», но благоразумно передумал. - Прошу понять меня, мне никогда не приходилось иметь дело со столь яркой эмоциональной реакцией. После Всемирной Войны, которая почти уничтожила человечество, общество Единой Кэртианы пересмотрело свои ошибки. Людям следовало отказаться от своей эмоциональной природы, порождающей столько проблем – войны, преступность, социальное неравенство. Всего этого больше не существует. Мир не уничтожен, мы построили его заново на обломках старой, исчерпавшей себя цивилизации. И сделали совершенным. Арно пригляделся наконец к холодному взгляду – не безжизненному, совсем нет, особенно сейчас. Но ничего теплого и дружелюбного в нем не было тоже. Видимо, в этом мире больше не существовало подобных «несовершенств». Он стряхнул чужие руки со своих плеч и подошел к окну – как и показалось с первого взгляда, эфемерные строения где-то внизу терялись в густых облаках. Это было сказочно красиво, чего спорить, но очень уж неуютно. - Чего ж вы, со своим совершенством, от меня хотите? Лучше бы оставили меня там в качестве экспоната… - Разве вы не догадываетесь, насколько важна ваша история, Арно? Вы, живой человек, наследие страшной, но по сути мало изученной эпохи. - Валентин приблизился на пару шагов, по-прежнему спокойный, как удав. – После Войны уцелело ничтожно мало архивов, почти вся история Кэртианы оказалась стерта. А тем, кто боролся за выживание в отравленном радиацией мире, было некогда думать о прошлом. Почти все, что мы знаем о временах последнего Излома, сохранилось лишь в Гальтаре. Бастион был уничтожен взрывами, но катакомбы уцелели. Большая часть данных компьютерного архива поддается расшифровке. Арно прислонился лбом к окну, но вместо холодного стекла ощутил почему-то покалывание, похожее на электрическое. - Пожалуйста, не трогайте силовое поле. Долгое взаимодействие с ним может повредить нервные окончания. Он отстранился больше от неожиданности, чем вняв предупреждению. - Вы прогадали со мной, Валентин – я оказался в капсуле лет за пятьдесят до того Излома, так что о завершении войны не знаю ровным счетом ничего. Кроме того, что… - голос дрогнул, - вы мне вчера любезно рассказали. И ваш совершенный мир мне отвратителен уже хотя бы потому, что я предпочел бы умереть в своем, не совершенном, сражаясь вместе с моей семьей! - Ваш гнев мне непонятен. Даже если пережить войну не было вашим выбором, его сделал за вас не я, и не кто-то из моих современников. Это был кто-то из ваших, кто, позволю предположить, счел вашу жизнь достаточно ценной. - Да знаю я! Я даже знаю, кто! Вы думаете, легче от этого?! Мы все должны были пережить эту войну, мы ведь договорились – братья, матушка, Карл… Когда мориски решат, что от дворца ничего не осталось, когда придет на помощь кэналлийская армия. Ли говорил, могло пройти несколько лет, но мы выжили бы, мы были бы вместе, мы бы нашли способ прекратить войну… Леворукий, почему не вышло?! Арно от души саданул кулаком по силовому полю, и небо на мгновенье пошло рябью, но не более того. Он этого, впрочем, почти не заметил, потому что глаза горели от слез. - Извлеченная из архива информация говорит о том, что в день штурма Гальтарского бастиона соберано Хулио Салина был убит дриксенским тайным агентом, а штаб Южной армии уничтожен в результате диверсии. Именно эту дату наши историки считают началом Всемирной Войны, поскольку, узнав о смерти короля Талига, к конфликту подключились Багряные и Бирюзовые земли. - Карл был убит во время штурма? – чужим голосом произнес Арно. - Не совсем. Первый и Второй маршалы с остатками армий держали оборону бастиона, пока Король в сопровождении Тайного советника и нескольких офицеров должны были перебраться по катакомбам в более скрытное убежище. Однако, туда они так и не добрались. Должно быть, магия подземелий оказалась слишком опасной, и они погибли там. Мы это знаем по рапорту агента Левия, который должен был их встретить. - Почему же они ничего не сказали… - Арно сполз на пол, потерянно глядя куда-то на стену. – Неужели я оказался настолько бесполезен, что матушка не хотела, чтобы я даже попытался помочь… - пробормотал он, вряд ли осознавая, что говорит это вслух. - Это нелогично. – непроницаемо произнес Валентин, ничуть не тронутый его горем. - Что, кляча твоя несусветная, тебе нелогично?! - Истратить последнюю возможность спасти кому-то жизнь на бесполезного человека. Но вы таковым и не были, я успел навести справки. Капитан Арно Савиньяк - это ведь вы? - Я что, тоже успел отметиться в ваших архивах? – Арно мрачно поднял на него взгляд. - Несколько обрывочных свидетельств, о защите Торского рубежа. Но фактов, которыми мы обладаем, безнадежно мало. Мы знаем некоторые отрывки военной истории, но все, что представляли из себя люди той эпохи, для нас является тайной. Все, что вы могли бы рассказать, чрезвычайно ценно. Чем больше мы знаем об ошибках той эпохи, тем меньше вероятность их повторить. Вот так, значит?! Арно снова ощутил жгучее желание придушить Валентина, стереть с его лица это надменное выражение, с которым этот гад называл ошибкой все, что когда-либо было ему дорого, а теперь безвозвратно погибло. Погибло очень давно… Эти мысли давили так сильно, что Савиньяк не мог даже подняться, не то что пытаться махать кулаками. - А что потом? Если я, положим, предоставлю вам нужную информацию. - Вы не пленник здесь, Арно. – Валентин опустился на пол, скрестив ноги, и посмотрел на него своими чистыми, холодными глазами. – Я предлагаю вам равноценный обмен – вы делитесь фактами о своей жизни, я рассказываю вам о том, что представляет из себя мир в настоящее время. Чтобы вы могли в нем адаптироваться и жить самостоятельно. - Жить в вашем мире? Бесполезно торчать где-то в облаках, в окружении отмороженных ублюдков, никогда не спускавшихся с небес на землю – Разрубленный Змей, какое великодушное предложение! - Арно расхохотался хрипло и как-то сдавленно. Наверное, потому что понимал, что вряд ли ему предоставят какой-то выбор. Если только эти пустоглазые ребята не изобрели какую-нибудь мудреную машину, способную отправить человека в прошлое… Валентин сидел напротив него, прямой и сосредоточенный, как шестнадцать мраморных статуй. - Насколько я смог понять ваш ответ, вам не нравятся предложенные условия? - Не нравятся? Да вы хоть представляете?.. - Арно, прошу вас сперва меня выслушать. Юноша поднял свою длинную ладонь в белой перчатке, словно взмыленного коня успокаивал, и Арно скрипнул зубами. Рядом с этим ходячим совершенством, облаченным в серебристую форму с парой непонятных знаков, он в своем подобии больничной пижамы вдруг ощутил себя почти голым. - Вы правы, я не в состоянии представить, что вы пережили. Однако осознаю масштабы вашей потери и потому не требую от вас незамедлительного ответа. Прошу лишь контролировать свои чувства, чтобы вы не нанесли никому вреда, и себе в том числе. Иначе… последствия будет неприятными для нас обоих, поверьте. - Да чихать я хотел на ваши последствия! Вы думаете, для меня что-то может пойти еще хуже?! Да я, может, хочу нанести себе вред, потому что какая теперь разница! Неужели вы правда ни кошки не понимаете в этом своем новом мире, что такое горе? Валентин, удивительное дело, отвел взгляд и даже пару секунд помолчал. Но эта реакция не успела ввести Арно в заблуждение, потому что потом он заговорил снова. - Я тоже потерял членов своей семьи. Брата и отца, около года назад. Но я в самом деле не понимаю, каким образом вашим близким может помочь то, что вы нанесете себе вред. Они погибли, Арно, погибли очень давно. И последним их намерением было сделать так, чтобы вы выжили. Вам самому не кажется, что вредить себе в таким обстоятельствах будет неправильным? Арно подавился колким ответом, закипая от злости. Потому что этот кусок ледышки был в чем-то прав, и оттого было вдвойне отвратительно. - Вы правда ничего не чувствуете, Валентин? Ваш брат и отец погибли, и вы не скучаете по ним, не испытываете никаких эмоций от того, что их больше нет, а вы живы? Что-то в холодном лице дрогнуло, едва различимо – Арно даже засомневался, не показалось ли ему, но Валентин уже стремительно встал и подошел к окну, лишая возможности видеть выражение его глаз. - Не нужно столь грубых провокаций, Арно. По нашим законам это считается серьезным преступлением, учитывайте это впредь. - Но если вы все теперь такие совершенные и бесчувственные, зачем какие-то дурацкие законы? Савиньяк тоже поднялся с пола, чувствуя какое-то злое любопытство – он совершенно точно задел Валентина и не чувствовал никаких угрызений совести. Для этого ему было слишком больно. Валентин явно колебался, прежде чем наконец ответить. Похоже, он тщательно подбирал слова. - Эволюция – долгий процесс. Люди не могут стать совершенными за столь короткий срок, некоторые до сих пор сохранили… уязвимость к эмоциональному стрессу. Намеренная провокация может повредить их психическому здоровью, и в этом случае человек больше не сможет выполнять свою социальную функцию, если не пройдет соответствующее лечение. Это долго и непросто, поэтому подобных ситуаций необходимо избегать. Арно рассмеялся. - То есть, я чуть не отправил вас в психушку, вы это хотели сказать? - Не понимаю, почему вам доставляет удовольствие перспектива причинить мне вред. Но вы не были к этому даже близки. Я лишь предупредил вас, что вы нарушаете закон, чтобы в дальнейшем вы не повторяли подобных ошибок. Иначе будет принято решение уже о вашей изоляции от общества. - Можно подумать, я и так не сижу запертым в четырех стенах Леворукий знает где! - Это временно. Как только ваше состояние станет стабильным, вы сможете покинуть комнату в моем сопровождении. - Почему это в вашем?! - Потому что вы здесь под моей ответственностью, а в обязанности медиков не входит ваша адаптация и проведение экскурсий. Ходить в одиночку вам пока что запрещено, поскольку вы не сможете сориентироваться и будете подрывать работу исследовательского центра. Арно страдальчески взвыл, с торжеством замечая, что Валентин укоризненно качнул головой. Чтобы он не говорил, а провоцировать его было даже более приятной альтернативой, чем пытаться набить ему морду. Не то чтобы Савиньяк ощущал к холодному юноше какую-то особую ненависть, теперь даже в какой-то мере сочувствовал. Просто сейчас ему было жизненно необходимо на кого-то злиться, чтобы тоска по матери и братьям не разбирала грудь. И потом, в минуты своего недовольства Валентин виделся ему настоящим живым человеком, а не жутковатой ледяной статуей. Почему-то это было важно. - Расскажите о вашей семье. А я взамен расскажу о своей. Только правду, ничего не утаивая, а то я не согласен. - Почему вас интересует моя семья? Я готов предоставить вам всю информацию о мире, к которой имею доступ. - Потому что вы собираетесь расспрашивать меня о моей жизни. Это личное, Валентин. Даже больше, это все, что у меня осталось. Не знаю как у вас, а в нашем мире не принято… было не принято делиться личным с посторонними людьми. Поэтому вам тоже придется поделиться чем-то личным, чтобы мы с вами стали, ммм… чуть менее чужими друг другу. На лицо Валентина Арно взглянуть не успел, потому что за окном мелькнуло что-то белое, крылатым росчерком метнулось по небу прочь и вновь приблизилось. Птица, похожая на крачку! Савиньяк торопливо шагнул к окну, чтобы лучше рассмотреть. Он так редко видел птиц в последний год войны, чего уж говорить о море… Но нечто белое, устремившееся ему навстречу и ударившее в силовое поле, не было нормальной птицей – лицо у существа было человечьим, определенно девичьим, вот только мутные черные глаза не выражали ничего живого, а во рту блестели острые иглы зубов. Маленькое чудовище крыльями билось в окно, царапалось лапами, больше походящими на когтистые человеческие руки, и истошно верещало. Почему-то совершенно беззвучно. - Что это за тварь?! – Арно отшатнулся от окна, но Валентин даже не пошевелился, невозмутимо наблюдая за существом. - Кэцхен. Эти существа питаются кровью, а их голоса завораживают людей и сводят с ума. Но не беспокойтесь, силовое поле эффективно сдерживает их и не пропускает звуки. - Кэцхен? Вот эта дрянь?! Не может этого быть. - Мир очень сильно изменился после Войны, Арно. Большинство животных вымерло, оставшихся сильно изменила радиация или скверна, а то и их сочетание. С астерами произошло то же самое, кроме того, магия мира почти иссякла, ослабив их. - Но если нет магии, на чем вообще держится мир? Ведь доказано, что… - Все верно. Я не сказал, что магии больше нет. Мы остановили ее утечку и поддерживаем этот уровень уже более трех сотен лет. Этого достаточно, чтобы избежать глобальных разрушений. - Но как вы смогли? Ведь род Раканов прервался со смертью Рокэ Алвы. Уж что-что, а этой катастрофы Арно не забыл бы ни за что. Ведь именно для того изначально строили капсулы, когда стало ясно, чем может обернуться все нарастающая разруха в Талиге. Проект был последней надеждой уберечь мир от гибели, сохранив жизнь Ракану и четырем Повелителям хотя бы до Излома… Но весть о гибели Первого Маршала от рук собственного адъютанта, мятежника Ричарда Окделла, положила конец и этой последней надежде. Мир потерял Ракана и Повелителя Скал, отравившего своего командира и совершившего самоубийство, приняв тот же яд. Как оказалось позже, все это было умелой инсценировкой, но так или иначе, оба погибли, не оставив наследников. - Эта проблема была решена при помощи генной инженерии. Собрав ДНК всех выживших потомков, ученые смогли реконструировать генотипы, создав пятерых людей, которые могли бы держать магию мира. Проект «Абвении» был возрожден, и все пятеро после совершеннолетия были помещены в капсулы криогенного стазиса, где до сих пор и находятся. Как видите, это действительно сработало. Арно поежился – во-первых, все эти технологические чудеса с выращиванием людей казались ему жуткими. А во-вторых, как-то так выходило, что мир, который Валентин обозвал совершенным, на самом деле держался на соплях и честном слове. То есть, на замороженных людях, с какой стороны не посмотри. И что-то это Савиньяку совсем не нравилось. - Вам холодно? – вежливо осведомился Валентин. – Температуру в комнате можно регулировать. Видите вон ту панель на стене? - Мне не холодно. – буркнул Арно, все глядя вслед давно улетевшей кэцхен. – Просто очень неуютно. Впрочем, вы, наверное, не поймете. Валентин промолчал. Наверное, действительно не понял. Потом как-то поколдовал с тонким серебряным браслетом на своем запястье, и Савиньяк уловил чуть слышный звенящий звук. - Я расскажу вам о своей семье. Но этот разговор не для протокола, поэтому я выключил микрофоны. - Так вы все это время меня записывали?! - Нас. Все, что вы говорите, имеет историческую ценность, и ни одно ваше слово не будет использовано вам во вред. Чего нельзя сказать о моих словах. И пока Арно удивленно хлопал глазами, он продолжил. - Все, что вы расскажете мне, я после запишу – у меня достаточно хорошая память, чтобы передать без искажений. Вы не возражаете? - А у меня есть выбор? - Вы можете попросить меня вести запись. Тогда сделка, которую вы предложили, будет официальной, и мы сделаем все по правилам. - Ну уж нет, раз уж вы решили что-то сделать не по правилам, я не собираюсь вам мешать! Арно почувствовал напряжение в уголках губ и с удивлением понял, что почти улыбается. И что Валентин смотрит на эту его недоулыбку во все свои ледяные глаза. - Это выражение лица… у него тоже было такое. Часто. - У кого? Валентин оглянулся на дверь с таким видом, с каким мятежники ждут облавы. С поправкой на по-прежнему непроницаемое лицо. - У моего брата. Его звали Джастин. Рассказ вышел очень долгим, поскольку Арно то и дело перебивал Валентина вопросами, пытаясь прояснить картину его мира. Сперва он узнал, насколько обитаемые земли Кэртианы оказались ограничены – северная часть Дриксен, Флавиона и Гаунау, юг Багряных и Бирюзовых Земель. Седые Земли, где люди худо-бедно ютились в подземных убежищах, прячась от лютого мороза и еще более лютой северной магии, подпорченной скверной, можно было даже не считать. Но именно магия, вся какая осталась, стала новой энергией для возрождавшегося мира. Всего за сто лет после Войны людям удалось при помощи технологий обуздать магию, не истощая, и теперь эта сила питала их высоченные города, защищала от фоновой радиации и порожденных ею чудовищ. Используя максимальное количество ресурсов, человечество жестко контролировало собственную численность. Арно уже даже не удивился, когда оказалось, что даже понятие семьи в этом отмороженном обществе изрядно вывернули. Начиная уже с того, что детей больше не рожали естественным образом, а выращивали в насквозь стерильных и защищенных инкубаторах. При этом «генетический материал» собирали у каждого человека в возрасте двадцати лет и, кто бы сомневался, замораживали. Странно, что брак в этом мире оставался делом добровольным, хотя и редким – какая уж тут любовь! Подобные союзы обычно заключались с целью получить возможность воспитать ребенка, для чего счастливым супругам полагалось подать специальную заявку и дождаться своей очереди за разрешением. То есть, дождаться, пока кто-нибудь умрет. Только в этом случае клетки двух случайно выбранных людей размораживали и выращенного в инкубаторе ребенка отдавали на воспитание новоиспеченным родителям. Таким образом, вероятность, что этот ребенок будет родным хотя бы одному из пары, оказывалась ничтожной, что помогало избежать излишней привязанности, которая могла бы навредить психическому развитию ребенка. Да, именно так этот кошкин сын и сказал! Зато теперь у Арно не осталось вопросов, как мог Валентин быть таким черствым и не понимать, почему он раздавлен осознанием гибели матушки и братьев. И почему таким будничным тоном рассказывал о смерти собственного отца от какой-то неизлечимой болезни этого нового мира. Просто отец, мать и сын были абсолютно чужими друг другу людьми, никаких тебе вредных привязанностей. У них даже не было общей фамилии, их теперь вообще не было, только личное имя и индивидуальный номер для идентификации. Жуть жуткая! Но вот с братом Валентина что-то пошло не так – неспроста, наверное, наличие целых двух детей в семье здесь большая редкость. О Джастине он говорил чуть тише обычного, и Арно почему-то казалось, что через силу. «Он всегда был… необычным. Чувствительным. Не настолько, чтобы говорить о психическом отклонении, но всем это было заметно. Отец никогда не скрывал, что запросил разрешение на второго ребенка потому, что хотел воспитать нормального сына. Мать не возражала, хотя считала, что в Джастине нет никакого изъяна. Но она не знала всего, и никто не знал, кроме меня. Иногда он улыбался при мне. Чаще всего вот так, как вы, но порой и очевиднее. Он не брал с меня обещания, но я по какой-то причине не сообщал никому о том, что видел. Я говорю об этом теперь, потому что мой брат мертв, а факт его болезни общеизвестен. И потому что соблюдаю нашу договоренность ничего не утаивать – я рассчитываю, что ее будете соблюдать и вы. Джастин занимался реставрацией артефактов. Все, что частично уцелело после войны и могло быть очищено от радиоактивной пыли, попадало в его руки. Книги, предметы одежды, мебель, письма… картины. Сложно было представить работу, более подходящую его складу ума, и при этом более опасную. Лучше всего ему удавалась реставрация картин. Из своего детства я помню, что Джастин рисовал и самостоятельно, и теперь могу сказать, что его картины вряд ли имели художественную ценность. Не потому, что его техника не была совершенной, со временем могла бы стать. Просто мой брат рисовал с какой-то иной целью, чем современные художники. Осмелюсь предположить, что в своем понимании искусства он был ближе к мастерам довоенной эпохи, которые стремились передать образы и настроения. Эмоции. Сейчас такие картины не имели бы успеха, зато были бы опасны для чувствительного человека, такого как мой брат. Поэтому большинство из них уничтожают, а реставрации подвергают лишь те немногие, которые можно поместить в музей и демонстрировать в верном историческом контексте. Сортировка картин и уничтожение неприемлемых входит в обязанности реставратора, но однажды я узнал, что Джастин не уничтожал картины, а прятал в своем кабинете, восстанавливая в свободное время. Брат сам мне их показал.» - И ты сдал его? – не выдержал Арно, потому что взгляд светло-голубых глаз стал каким-то подозрительно тяжелым, и пауза в рассказе очень уж затянулась. - Я должен был. – отозвался Валентин, глядя в пол. – Джастин не был глуп и знал, что если я не сообщу о его нарушении, то буду считаться пособником. Он не хотел этого. Но считал, что мне необходимо сперва увидеть эти картины, поскольку они сделают мое понимание истории полнее. И потому что они прекрасны, вот что еще он сказал. - Ну, и что ты увидел? Они были прекрасны? – Арно почему-то перешел на шепот. - Для Джастина, быть может. Но я увидел свидетельство его безумия. Я назвал бы эти картины отталкивающими, но не прекрасными. Они действительно были воплощением той эпохи, свидетельством ее эмоциональной распущенности. Пожар в Старой Гальтаре, крушение парусного судна, танец астер, а на последней… - Ну что, что такого ужасного было на последней? Голые женщины? - Мужчины. Двое. – словами Валентина можно было бы забивать гвозди. Но заметив, что Арно не собирается падать в обморок от услышанного, он продолжил. – То, чем они вполне очевидно занимались, у нас строго запрещено делать друг с другом. Даже если люди одного пола. Вот теперь Арно, пожалуй, был близок к тому, чтобы прервать свое существование в этом мире любой ценой. - Вы что, не занимаетесь любовью? Вообще никогда?! Наверное, задавать подобный вопрос было некрасиво, Валентин ему тут о смерти брата, а он… но было уже поздно. - Что вас так удивляет? То, что вы называете «любовью» - не жизненно важная потребность, но в случае необходимости с ней можно справиться в одиночестве. Кляча твоя несусветная, лучше бы он промолчал! Арно подергал себя за светлые кудряшки, очень стараясь выкинуть эту фразу из головы, и перевел тему. - Так что, ты донес об этом? - Я не смог. До сих пор не могу сказать, по какой причине. Но это не важно. Через несколько дней картины обнаружил другой мастер, и Джастину пришлось пройти проверку эмоциональной устойчивости. Разумеется, он ее не прошел, и его отправили на лечение. Вы напрасно смотрите с таким ужасом, процедуры безболезненны и эффективны. Через несколько недель или месяцев человек обычно полностью возвращается к нормальной жизни, но… - Но твой брат не вернулся, да? Арно был этому совсем не удивлен. Сам он ни за что в жизни не позволил бы превратить себя в такую вот безэмоциональную ледышку. Хотя, насчет Валентина он уже не был так уверен – иначе с чего бы тому опять прятать лицо, поправляя безупречно стянутые в хвост волосы? - Прошло всего шесть дней, когда отцу сообщили, что Джастин покончил с собой. Нашел способ отключить силовое поле в окне. Я не мог допустить, что подобное возможно. До сих пор не могу. Мой брат не был в настолько нестабильном состоянии, он скорее совершил бы побег, чем самоубийство. - Ты видел его тело? – вдруг спросил Арно. - Что?.. Зачем? – Валентин на какую-то краткую секунду даже выглядел потерянным. - Как зачем? Чтобы попрощаться с ним, похоронить… Они забрали твоего брата и даже не дали вашей семье убедиться, что он в самом деле мертв?! - Это нецелесообразно. Нам сообщили о смерти Джастина, значит он мертв. Подтверждения не требуется. - Да ну? – Арно сощурился. – Сейчас ты мне будешь рассказывать, что в вашем распрекрасном мире никогда не врут, только вот я абсолютно уверен, что это чушь кошачья. Если у вас сжигают неугодные картины, то неугодную правду тем более утаивают запросто. Валентин промолчал, глядя в окно так сосредоточенно, словно был намерен взглядом прожечь пресловутое силовое поле. - А теперь представь, что твой брат в самом деле совершил побег. Как думаешь, вам рассказали бы об этом? Или предпочли бы сказать, что он умер, в надежде что вы, такие бесчувственные и правильные, просто примете эту новость и будете дальше спокойно жить, не ставя под сомнение компетенцию врачей и совершенство всей системы? Валентин застыл. То есть, он и раньше стоял неподвижно, но теперь прямо-таки застыл, как заморозили. Зато когда заговорил, его голос звучал чуть иначе – выше, будто немного надломлено. - Ваши слова не лишены смысла. Но не говорите больше ничего подобного, если не хотите пострадать. Меня предупреждали, что вы можете представлять опасность для общества, и теперь я вижу, что дестабилизирующее воздействие, которое вы можете оказывать, действительно сильно. Я не исключаю, что вас в таком случае станут воспринимать в роли опасного артефакта, и поступят с вами соответствующе. Арно фыркнул – от рассказов о совершенном мире будущего до признания в том, что его могут убить за неосторожное слово, прошла едва ли пара часов. Зато близкая опасность наконец позволила уже-не-капитану Савиньяку чувствовать себя в своей тарелке. - Послушай, Валентин… - Послушайте. - Что? Да брось, после всего, что мы тут наговорили… - На «ты» у нас принято обращаться только к собственному ребенку до его совершеннолетия. Допустимо - к брату или сестре. В остальных случаях это большая грубость. Интересные дела! Чего же Валентин раньше молчал?.. Впрочем, тут как раз понятно. Видно, так старательно держал лицо, что попросту не заметил. - Ну, так и быть. Я не собирался вас провоцировать, когда говорил, что ваш брат может быть жив. Я действительно так думаю, и надеюсь на это. – Арно подошел к Валентину поближе, замечая, что он в самом деле мрачен, как туча. Ледяная, но все ж таки туча. – Но если Джастин сбежал, то куда?.. - У меня есть пара предположений. – отозвался Валентин и вдруг направился к двери. - Уже уходите? А я вам так ничего и не рассказал… - Завтра, Арно. Отдыхайте. Он потянулся было к панели в стене, чтобы разблокировать дверь, но неожиданно обернулся, посмотрел Арно прямо в глаза и произнес: - Благодарю вас за этот разговор. Почему-то в этот короткий момент глаза Валентина совсем не казались холодными.