⁠*⁠♡Реакции BSD и не только♡*

❤︎ Реакция на поцелуй ❤︎

⋆｡‧˚ʚ💋ɞ˚‧｡⋆⋆｡‧˚ʚ💋ɞ˚‧｡⋆⋆｡‧˚ʚ💋ɞ˚‧｡⋆⋆｡‧˚ʚ💋ɞ˚‧｡⋆⋆｡‧˚ʚ💋ɞ˚‧｡⋆⋆｡‧˚ʚ💋ɞ˚‧｡⋆⋆｡‧˚ʚ💋ɞ˚‧｡⋆⋆｡‧˚ʚ💋ɞ˚‧｡⋆

💋💋Рампо Эдогава💋💋

В один из тех дней, что проходят под покровом обыденности и незначимости, но всё же способны преподнести удивительные сюрпризы, случай представил одну забавную сцену. В кабинете, наполненный ароматом свежей выпечки, легким и сладким, который, казалось, обволакивал всё вокруг в теплоту и обаяние, Рампо, всегда остававшийся ребенком в душе, отдавался своему излюбленному занятию — поглощению сладостей с таким усердием, будто в этом и заключалась цель его жизни. — Т/И-тян, купи мне ещё сладостей! — воскликнул он, с невинностью и непосредственностью истинного ребёнка, не знающего предела своим желаниям. Кто мог бы устоять перед этим обаянием, этой капризной пусечкой? Ты, конечно же, поспешила удовлетворить его просьбу, ощущая внутри ту скрытую нежность, которую может пробудить только искреннее желание порадовать другого. Вернувшись с добытым полным мешком сладких сокровищ, вдруг, подчиняясь порыву, который и сама не совсем могла объяснить, произнесла: — Эдогава-сан, а не пора ли мне заслужить хоть крохотку вознаграждения? Эти простые, но в то же время странно-трогательные слова, в которых лёгкое кокетство переплеталось с искренностью, заставили Рампо на мгновение задуматься, приостановившись в своём захватывающем время занятии. Его взор, проникновенный и проницательный, устроил мгновенное путешествие в поисках чего-то нового в тебе, чего, возможно, он прежде и не замечал. И тут, без лишних слов, движимая порывом души такой искренней и одновременно смущающей, ты наклонилась и прикоснулась губами к его щеке, словно запечатлев момент добрым знаком вашего уединённого мира. Удивлённый Рампо застыл на месте, а лица его осветила глубокая румяная краска, как вечерние алые небеса. — Это должен был сделать я! — вознервничал он, густо покраснев. С лёгкой хитринкой в улыбке ты прошептала: — Ну, если хочешь, можем повторить. Рампо, смущённый пуще прежнего, на мгновение закрыл глаза, казалось, пытаясь собраться с мыслями, словно он готовился к искусному выступлению. — Не-а, — произнёс он торжественно, и его взгляду вдруг придало серьёзности. Притянув тебя ближе, он прошептал в этот момент, когда казалось, что сам мир задержал дыхание: — Ты мне тоже нравишься, мой сладкий тортик, — и с этими словами он предал делу всю нужную значительность, окунувшись в тебя с нежным и трепетным первым поцелуем.

۶ৎ Ацуши Накаджима ۶ৎэ

В этот тихий, ничем особо незамечательный день, когда солнце лениво приветствовало землю своими тёплыми лучами, ты задумала воплотить то, что долго хранила в тишине своего сердца. С лёгкой решимостью (всё же, это первый шаг вперед!) ты пригласила Ацуши, столь близкого сердцу, на прогулку в парк. Это было самым разумным замыслом — на свежем воздухе, подальше от суеты и лишних глаз, где можно услышать друг друга и донести до него поток своих сокровенных мыслей. Понедельник, выбравшийся в день события, выделялся особым обаянием, ведь здесь, в парке, можно было обрести уединение среди зелёных ветвей и кустов, где умолкший шёпот деревьев обещал сохранить все тайны. Ацуши — молодой, скромный, словно нежный росток, что только-только пробивается сквозь толщу земли. Как давно ты приметила в нём что-то странно притягательное, особенное, словно бы посмотрев раз в глубину его глаз, узрела в них частицу своей собственной мечты. Простой и милый он, с той лёгкой очаровательной скромностью, что не сразу позволяет раскрыть юное сердце, притягивал тебя, как магниты притягиваются необъяснимой силой. Позволив себе хоть немного надеяться, ты вздумала, что сегодня, сам этот удивительный день, станет началом чего-то большего, где ты сможешь приоткрыть свои чувства, столь тщательно скрываемые от мира. Сегодня, быть может, удастся станцевать во сне с этим милым тигрёнком, позволить сердцу выплеснуть тёплую нежность в мир, что пусть на мгновение, но останется в сладком танце с теплотой текущих эмоций. Медленно, словно катер, осторожно врезающийся в тихие воды застенчивой гавани, и остановилась у молодого Накаджимы, стоящего под небом, готовым благословить его своим священным светом. Взяв его за руку, ты ощутила, как лёгкий дрожь пронеслась по вашим соприкоснувшимся пальцам, как будто сама природа поддерживала этот оживший символ молодого чувства. Не раздумывая долго, ты коснулась губами его щеки с нежностью, подобно тому, как рассвет касается верхушек деревьев. Твое неожиданное действие будто заставило время замереть. Изумлённый и несколько смущённый, Ацуши заливается густым румянцем, его глаза округляются, отразив в себе тысячи восходящих солнц. — Т/И… Ч. Что это было? — пролепетал он, способный лишь предугадать, как всё сложится после этого мгновения. И ты, с лёгкой дрожью в голосе, ловя его взгляд, разбавила тишину своим признанием: — Считай это моим признанием. Ты мне давно нравишься, и… Накаджима, чуть замешкавшись, в его голосе прозвучало что-то родное: — Т… Ты мне тоже…

⊹₊⟡⋆𖹭 Осаму Дазай 𖹭⊹₊⟡⋆

То вечное воплощение непринуждённости и легкомыслия! Казалось, чт о для него каждый день был театром, в котором он, играя на струнах чужих нервов, находил своё забавное удовольствие. Вся его обыденность преломлялась через призму озорства и безответственности, и это давно уже стало причтой в языцех у коллег, нередко вызвав своё негодование у трудоголика-напарника Доппо. Так, этот день, как и многие прежде, не обещал ничего нового — только очередное убегание от работы, только суета и бесполезные шалости, которые успели получить признание неизменной его черты. Но для тебя, в том самом углу мира, где сердце не позволяет себе оставаться в тени, это был момент, преисполненный важности. Он маячил впереди, как разоблачение тайны, которую ты лелеяла в себе, словно старинный секрет. Возможность открыться и сказать о том, что столько времени скрывалось на закоулках души. «Что ж,» — размышляла ты, подходя с робостью, — »пришла пора испытать судьбу, а уж если не взаимно, то всегда можно обернуть случившееся в безобидную шутку« Осаму возлежал на диване, окружённый ореолом бездействия. Он там словно запропастился на необитаемом острове, сделанном из мягких подушек и ленивой обеспеченности. Ты нерешительно подошла ближе, не без боязни окликнув его. И каждый шаг, каждый звук в это мгновение казались наполнять воздух особенной гармонией, а также скрытой тревогой — ведь именно сейчас ставки в этой маленькой партии оказались непомерно высоки. — Дазай-сан, — начала ты с робостью, ощутив, как лёгкий румянец охватывает твои щеки, словно алые краски на рассвете, — я бы хотела вам что-то сказать. Осаму, прервав свое приятное безделье, поднял на тебя взгляд, полный заманчивой небрежности, но все же проницательный и требовательный в своей сути. Отложив свои невидимые «важные дела», он обратился к тебе с тем же игривым блеском в глазах, что и всегда демонстрировал всякому, кто пытался его отвлечь. — И что же такая милая леди хочет мне пояснить? — с мягким оттенком насмешки, что могла заключать в себе и любопытство, проронил он в ответ, углубляясь в разговор, которому неожиданно суждено было стать более значительным, нежели можно было бы предположить. Озарённая чем-то неожиданным, в тебе проснулась дрожащая решимость. Будучи не столь опытной в подобных отношениях, ты с невиданной легкостью, словно ведомой каким-то неизвестным инстинктом, наклонилась к нему — и, миновав запланированный маршрут, коснулась губами не его щеки, а чуть задорного носа, который, казалось, был слегка озадачен таким неожиданным действом. На мимолетное мгновение, такое полное удивления в своем забавном очаровании, он задержался. Затем же, в его ответе прозвучала тёплая нотка ожидания, как будто он всю жизнь ждал подобного момента. — Ну вот наконец-то… Неужели ты не замечала всех моих намеков? — прошептал он, и с этой игривой укоризной его губы нашли твои, отвечая на уклончивый поцелуй с чувством, скрывающим лишь начало истинно новой главы.

₊˚⊹♡ Куникида Доппо ₊˚⊹♡

Ах, Куникида! Казалось бы, что особенного могла таить в себе эта именитая фигура? Но сердце человеческое, как известно, вещь капризная и порой совершенно не поддающаяся разуму. Сколь бы трезво ни пытались оценить мы объективные качества личности, что столь часто оказывается в поле нашего зрения, невидимая сила подводит нас к неожиданным ощущениям, хранимым в потаённых уголках души. Ты уже и не помнишь, когда впервые ощутила, как в груди зашевелилось нечто живое, подобное юной весне, пробуждающей былую пустошь. Возможно, это было шорохом его шагов по коридору или отголоском его голоса в переплетениях дней. Но бывало, что при встрече, при случайной перебежке взглядов, непростым искусством овладевало сознание твоё: маленькие щёки твои тотчас разрезали лёгким румянцем, что будто бы родился от самой весны. И что странно, как часто оно, это чувство, обретало жизнь именно тогда, когда Куникида, при своём не всегда благодушном лице, являл мир своё негодование, переливающееся через край фразами бурливых размышлений. И коллеги, и ты сама зрели ту двуликость, где в основе, заслоненной внешней суровостью, скрывались доброта и порой даже детская наивность, не постижимое глазу мимоходному. Сколько раз, припомнишь ли ты, когда в уединённом раздумье, в блуждающем полумраке вечера думала о том, вот бы сказать всё на чистоту, предвосхитить страх и дать волю сердцу! Но каждый раз возникал житель сомнения, не дающий сделать шаг в то неизведанное пространство, где могли бы отдохнуть все тревоги, и на смену им прийти нечто новое — тревожно-прекрасное. Идея эта настойчиво манила, но и далека казалась тем не угасавшим предчувствием, что чувства твои, быть может, останутся без ответа, теряясь в суете собственных ожиданий. В этой тихой пучине повседневности, где дни, казалось, текут один за другим, сливаясь в одно безмолвное течение, внезапно ожила внутренняя борьба, тихая, но настойчивая, словно колокол, звенящий в глубине души. Собравшись с мыслями и духом, приняв наконец бесповоротное решение, ты, полный смелости, но уже предощущая горечь возможного разочарования, готовилась к тому, чтобы снять завесу собственного сердца. — Куникида-сан, — выговорила ты с трепетом, как ребёнок, впервые решившийся прочитать гладившую его букварь строку. Голос твой впервые прозвучал так громко, словно ты сама услышала его мерно в тишине. Но тут же наступила робость: застенчивое пламя цветами розы, расположившиеся на щеках, и дрожь в голосе, будто бы каждое слово стремилось ускользнуть прочь. Занятый в пучине дел своих, о чьей важности мог судить лишь он сам, Куникида не сразу оторвался от бумаг, которые то сдавал утомленной рукой, то вновь придвигал поближе, пересматривая, перечёркивая, взвешивая их значимость. Наконец же, из-под едва заметно нахмуренных бровей, его голос, впитавший прежде суетные заботы, отозвался: — Чего тебе, Т/И? — прозвучало твой имя с холодной рассудительностью, присущей деловому настрою, но в то же время в его словах проскользнуло неподдельное любопытство, предвещающее необыкновенный поворот событий даже в белесой рутине обыденного дня.        В этакий момент, когда комната, казалось, наполнилась тихим гулом ожидаемого, твои внутренние силы начали растворяться в воздухе, уступая место вновь пробудившейся неуверенности, как если бы весной, после теплого дня, вновь возвращались студеные ветра. Этот тонкий, почти невидимый снаружи момент — когда решимость твоя, кажется, готова была разлететься прахом — ознаменовался приглашением откровенно признаться, пусть и в столь малозначительное для других время. — Не могли бы вы повернуться ко мне? Мне нужно кое в чём вам признаться, — изрекла ты, чувствуя, как дыхание становится неровным, словно бы сама судьба смеялась над этим испытанием. Куникида, углублённый в изучение своих небезызвестных бумаг, лишь на мгновение задержал своё внимание, впрочем, чего и следовало ожидать от неутомимого трудяги рода человеческого. Лишь изумлённо приподнятая бровь выдала его небольшое недоумение, когда он всё же откликнулся на твоё послание и обратил свой взор в твою сторону, склоняясь ближе, как будто покорно ожидая продолжения этой, казалось бы, непримечательной сцены. Но ох, какой милый и привлекательный образ предстал в тот миг, полный противоречивого обаяния, слегка омрачённый нахмуренными бровями. В свете этой искренности, в которой проявилось нечто пленительное, ты невольно замерла. Простой, и в то же время такой удивительный в своей непосредственности, он пленил твоё внимание, вызвав лёгкий трепет, говорящий о том, что для двоих людей этот момент имеет свой, особенный смысл, сокрытый от глаз чужих и посторонних. Как часто порой случается, что неожиданные моменты обрушиваются на человека так стремительно, подобно внезапной буре, которая, не предупредив, налетает на безмятежное поле. И вот, в одно из таких мгновений, казалось бы, спокойных и обыденных, юный герой сей сцены — Куникида — испытал нечто весьма неожиданное и, несомненно, изумительное. Не успел он осознать, как возникшей на миг тишиной, как вдруг почувствовал нежное прикосновение — касание, лёгкое, как крыло мотылька, что случайно заслонило щеку. Твоя робкая смелость, выраженная столь мимолётным жестом, оставила его в удивительном замешательстве. Осознав случившееся, он невольно застыл на месте, едва дыша от этого нежданного ощущения. Губы твои, едва спрятавшись за постепенным оттенком румянца, тихо вымолвили с неуверенной робостью: — Простите! Просто… просто ты мне очень нравишься, я… я не могла сказать это словами, — затараторила ты, смущённая, с нежностью пряча лицо за дамбами неловкости. Куникида внезапно обретшему дар речи, стоял, погружённый в думах о том, что всё это значит. И вот, не успел он опомниться, как уже откликнулся: краткий поцелуй, столь же робкий и стеснительный, как первое прикосновение весеннего ветерка к пробуждённой земле. — Эм, не одна ты смущалась, но давай не будем торопить события? Мы потом всё обсудим после работы, ладно? — столь задумчиво промолвил он, потирая затылок. И хотя в его словах, в выправке, можно было услышать едва уловимый отголосок смущения, как когда человек, несперавшись напрасными домыслами, откладывает раскрытие целой тайны до более подходящего временного промежутка, тебе было ясно одно: Куникида, вобравший в себе все эти привычные заботы, пусть неуклонно считал труд своим истинным призванием, — уже не оставит твои чувства без внимания.