⁠*⁠♡Реакции BSD и не только♡*

🥂Т/И напилась и переспала с Чуе🥂

°🥂⋆.ೃ🍾࿔*: ･

Глава из разряда сюра

✧˚ ༘ ⋆｡♡˚💐♡₊˚ 🦢・₊✧✧˚ ༘ ⋆｡♡˚💐

О, как странны пути человеческие в лабиринте мирской суеты! Охико, будучи именинницей, в тот день позволила себе отпустить поводья благоразумия. Сей праздник — не что иное, как повод испытать неведомое, поддавшись лёгкости существования. С нежностью глядя на разливающееся зелье, она утешала себя мыслью: «Что может пойти не так? Я ведь сама добродетель трезвости!» — думала, пока первый стаканчик жгучей амброзии не скользнул внутрь, разогревая её душу огненным пламенем. Увы, душа её, потревоженная горячечной дерзостью напитка, начала искать выражения в поцелуях с неким Чуе. Так неизвестные страсти, словно вихрь, закрутили её в танце безумия. И вот, результат человеческого легкомыслия предстал во всей своём безобразии.

ᡣ𐭩Накахара Чуяᡣ𐭩

Как только пробило утро, первые солнечные лучи, словно любопытные соседки, проникли сквозь полуприкрытые занавески, озаряя пунцовое от коварного вчерашнего веселья лицо Охико. Она, как геро-еврейская женщина из заглубленного сна, распростерла свои конечности по величественному ложу и бессознательно положила одну из них на томящегося в неге Чую. Их утреннее пробуждение оказалось столь же неожиданным, сколь неизбежным, когда жажда, се страсть, востребовала утоления. — Ох, как же беспощадно ломит голову! — вскрикнула Охико, едва не запутавшись в клубке своих мыслей и волос, хватаясь обеими руками за голову, будто пытаясь собрать её опять воедино. — Охико? Как мы очутились в единой постели? И почему мы предстали перед друг другом в… столь естественном виде? — издал тревожный вопль Чуя, от неожиданности прикрывая лицо руками и краснея, словно новобрачный у алтаря. Ох, как же противоречива была душа его в тот миг, когда осознал он, что содеянное не в трезвом уме совершилось, а в горячечном пылу ночного обмана. Была в этом событии и капля горькой радости, ибо остаётся неизвестным его мятежное прохождение через мрак, и шальной надеждой наполнится сердце при мысли, что удастся повторить. — Эх, должно быть, изрядно я выпила, раз ночь стала нашей общей! — промолвила Охико, взгляд её, скользя по Чуе, как бы сверлил его глубины. И тут мысли её, подобно дуновению ветра, кружились: — А может… — вырвался у неё задумчивый шёпот, как у человека в поисках ответа на извечные вопросы бытия. Так овладели ими противоборствующие чувства, где они, подобно странникам в тенетах ночи, скитались между реальностью и мечтой, поднимая перед собой занавес иллюзий и истины. — Давай присягнем, что это останется нашей тайной, — промолвила девушка, протягивая руку столь же решительно, как давний сговорщик на пустыре. Её глаза искрились невысказанным, точно звёзды в холодную ночь. — Об этом не должно прослышать ни одна живая душа, — подтвердил он, принимая её руку с одинаковой серьезностью. Так же, как вместо росчерка пера подмечают звоном металлическим клятвы среди теней. Слова его, однако, обрамляло беспокойство: тот бинтованный маньяк, — именовали его демоном в белом саване, ибо ничто человеческое ему не чуждо, и слухов он боялся пуще огня. Но в груди его дремало неведенье, ибо Осаму, ловкий в делах и обсуждении, уже пустил об этом слухи по всему кварталу, будто листы осенние весть свою несущие по ветру. Ах, как же верна эта истина: не скрывать тайн в мире, где слова летят быстрее ветра, а уши зорче глаз.

˚˖𓍢🦢˚Дазай Осаму˚˖𓍢🦢˚

Ах, вот и проказник-Чёрт, что пронюхал о всех их лукавых проделках. Не иначе как сам собрал слухи, словно плоды в осеннем саду, и теперь гордо носит их в шляпе своей чёрной. Вечеринка листвы была полна веселья, смеха и легкого хмеля. Гости кружили вихрем, пока обыденность не увела их домой. Да только тот самый Черт, усевшись последним за стол, услышал невнятные шорохи из глубин комнатных покоев, где Чуя и Охико предались неведомым шалостям, пока луна отражалась в их стеклах, как молчаливый свидетель ночных издевательств. И парень, сей ловец слухов, расцвел в широкой улыбке, когда голос Накахары, будто шепот ветра меж тронутых холодом деревьев, донёс до него, что они ещё наивны, что девственность им олимпийцам покоя давала, как и сама бестия, невинными остававшиеся. О, как дурашливы сии утехи, как тщетно прячутся чувства за маской знаний, когда темные силы желают исполнить свои пляски! И вот, в тот момент, когда все словно сговорились оставить Осаму наедине с его мыслями, в его голове, подобно искре в темной ночи, зародился несложный, но коварный план. Эта затея была плодом разгоряченного разума, в котором переплетались обида и недовольство. Осаму, как нежно раненый гусак, чувствовал в груди своем горький привкус несправедливости: ведь Охико, как казалось ему, предпочла того «карлика», чья внешность столь же ничтожна, как и само его существование, ему, Осаму, который мечтал о величественном исходе, будто слетевшем с пера романтического поэта, — о двойном самоубийстве, что в его восприятии становилось бы актом высшего единения душ. Так в лабиринте страстей и задумок вязались сети судьбы, и, как водится, обмен обидами превращался в мощный двигатель для поступков, которые где-то на границе морали и безумия находят своё оправдание.

∞♡Накаджима Ацуши ∞♡

Единственная душа, что возрадовалась их союзу, был тот простой и добрый человек, который, не ведая ни догадок, ни сожалений, как искренний друг вообразил, что вскоре их свадьба огласит улочки города, совсем не заботясь о мрачных завесах организаций, в которых оба трудились, словно пчёлы в цветущем саду. Он веровал, как только может верить юное сердце, что Чуя и Охико свершили свой поступок в порыве великой любви, самой чистой и нежной. Этот беззаботный юноша, всё ещё хранитель простодушия, нашёл поддержку в лице Осаму, который в своей ловкости и хитрости всё же испытал радость за них. И вот настало время, когда эти двое, как заговорщики, принялись за приготовления к свадебному празднеству. Охико, бедняжка, уже состояла в брачном союзе, не ведая о том. Платье, фата, туфли — все эти атрибуты веселья и торжества, как пёстрая гирлянда, обвивали её будущий путь. Ах, жизнь, как маскарад, где невидимая рука судьбы вершит бал, и кто знает, какие шутки она приготовила за следующей кулисой!

💕⃝🕊️ 💕⃝🕊️🥀Куникида Доппо💕⃝💕⃝🕊️🥀

— И что с того? Чем ты тешишь надежды мои, лучше б трудился ты с такой же ретивостью! — Куникида вновь возвращался к излюбленным наставлениям, ибо для него сии вести о том, что Охико и Чуя предались интригам плоти, были не более чем пустым звуком; бессмысленными и бесполезными сведениями, говорящими об уделе простых смертных. Но Осаму, озорник и плут, не упускал случая кинуть дразнинку: — Ха-ха, Куникидушка, батюшка ты наш, а ведь ты впрямь за милого помощника сойти можешь! Погляди-ка, будешь лепесточки разбрасывать, точно! — задумчиво и с хитринкой произнес Осаму, как бы с добродушным напутствием увещевал. — Ты вообще внемлешь словам моим? — воскликнул несведущий в подоплёке дел Куникида, всё еще не ведая, какой комический узел обстоятельств вертится вокруг него, готовясь обрушиться в новой карикатуре на его жизнь. Душа его, как листок в вихре, не знала даже, каково истинное обличие его положения. — Да, да! Эврика! Я изобрёл, родился замысел! Ацуши, милый друг, принеси инструменты, — взволнованно воскликнул он, словно манивший за собой светлый взор богини вдохновения. Вдохновенье его бурлило, как полноводный поток, и сердце его, трепеща, жаждало сотворить великолепие. — Помогите, — пронеслось в тени одно-единственное слово. И как в нём, залитом тьмой страдания, сквозило недопонятое, но отчётливое воплощение боли, прокрадывающейся в каждый уголок сознания. Ведь этот крик, гонимый отчаянием, взывает к душам, как звон колокола, пробуждая в людях нечто, более великое, чем просто сострадание.

❤︎Фёдор Достоевский❤︎

Этот человек, с явно русской жилкой в душе, вознамерился сыграть роль свата для Чуи и Охико, полагая себя их судьёй и праведным арбитром. Однако сами они, словно заложники собственной судьбы, об этом не ведали и жили в неведении. Что же касается событий дальнейших, то после первой совместной ночи нашлись в их душах те теплые чувства, что, как весенние реки, прорвали зимние льды. Пара, длив бету и гамму в процессе влюбленности, решила связать себя узами встреч, ибо что ещё делать, когда симпатия окрасила их отношения в нежные тона? Давно друг другу нравившиеся, они, как цветы в рассветный час, распустились навстречу друг другу, и уж, как казалось, сама судьба предоставила им повод слететь в порыве чувственных переживаний. И вот, судьба их, как часто водится в сказках да преданиях, вела тропою ровною, где они, не ведая бед и опасностей, бродили, беседуя о своём, наслаждаясь той мимолётной простотой жизни, пока вдруг не возник на горизонте фигуральной сцены Дазай с огромным мешком в руках, напоминая героя лукавой комедии. — Эм, Дазай? Зачем тебе этот мешок? — с изумлением и легкой тревогой произнесла девушка, и ни единое явление окружающего мира не предвещало, как сурово обратится эта невинная ситуация. — Для этого! — воскликнул он с игривостью, свойственной его характеру, и ловким движением упрятал её в мешок, как упрятывают колоритный шарм в ткань из меха. Чую ожидала та же участь: как из-за угла, возник Ацу и, ко всеобщему удивлению и негодованию, запихнул его в другой мешок, словно загадка перетекла в новую фазу абсурда. Так сцепились их судьбы в непредвиденное столкновение: как нельзя бывает разделить фарс от правды в этом театре жизни, да и не всегда сам человек ведает, где одна и заканчивается, а другая начинается.

🕊️~ Спустя некоторое время. ~🕊️

Проснувшись, они в замешательстве оглядывались вокруг, не в силах постигнуть, каким образом угодили в столь странные обстоятельства. Но затем наступило неожиданное понимание. — Какого черта? Почему я облачена в платье? Чуя? — воскликнула Охико, ошеломлённо взирая на него, и в глазах её скользнуло удивление смешанное с недоумением. — Клянусь, я когда-нибудь сведу счеты с этой проклятой душой! — затрещал Чуя, ощутивший, как волна негодования затопила его сердце, переполняя его энергией мести. — Знаешь, ты даже красив в этом наряде, — засмеялась Охико, едва смогла удержаться от смеха, а в это время Накахара, покраснев от сказанного, явно запутался в сетях смущения. Так сцепилась проза дня в узоры комедийных приключений, и, как всегда, человек, сам не ведая как, оказался героем абсурдной постановки, где каждый сочинённый миг — это размышление о том, насколько реальна действительность, которая кружит его в своём вихре. — И так, Чуя, Охико, следуйте за мной, — раздался голос Дазая, полновесный, но с той лукавой оттенкой, как у актёра, готовящего новый трюк для изумленной публики. — ДАЗАЙ! ЭТО ВСЕ ТВОИХ РУК ДЕЛО! — вскричали они в ропоте негодования, обращая весь свой пыл на этого воительственного наперсника интриг. Словно капитан на палубе, он поднял кротко руки, как плотные стены обороны, и тихо промолвил: — Успокойтесь, голукби, — его голос лился мелодично, как песнопение убаюкивающее. — Чтооо! — продолжили они, созерцая, но еще не постигнув, что грядущее их ожидает. И вот, дверь пред ними растворилась, как завеса театральная, приглашая в новое измерение. Осаму с лёгкой насмешкой подталкивал Чую вперёд, словно актеров выводя из-за сцены на опустелый вымосток, где жизнь готовила для них свои загадочные сюрпризы. В сём мире, что норовит осмеять и возвысить, театр — лишь отражение человеческой пламенной натуры. — Вы, что же, вздумали нас окольцевать, будто птиц на свадьбе? — спросила Охико, прошивая Дазая взглядом, в котором светились огоньки былой дерзости и глубокой досады. — Да, а что тут странного? Разве ты не рада? — в голосе Дазая звучала невинность, будто щенячий писк, прикрывающий хитрые замыслы шакала. — Рада? Да я… — она порывалась высказать заключение свое категоричное, но Осаму, не долго думая, подтолкнул её вперед, словно дань какой-то непреложной судьбе. «Вот ведь зловредный хитрец! Клянусь, доберусь до тебя — не сносить тебе твоей головы!» — мелькнула у Охико мысль, полная бурлящей решимости и затаенного гнева. Ах, этот танец человеческих судеб, где каждый шаг может стать началом новой интриги и неожиданного поворота! Ах, как же прекрасно было вокруг, словно во сне: атмосфера была исполнена мерцания огней и разговоров множества людей, которые, казалось, взбирались ввысь, будто те звуки, что бывают в театре перед началом действа. И вот перед её взором возникли Куникида и Достоевский, как два удивительных персонажа, каждый из которых, несомненно, представлял собой загадку. Куникида, столь строгий и бескомпромиссный, словно в этой суете оказался совершенно случайно. А Достоевский… Какой лукавый демон привёл его сюда, на это блестящее событие? Но внезапно увлекли её думы вихрем, оборвались в одно мгновение, когда она повернулась, и перед нею предстало лицо, которое она, в самую последнюю очередь, ожидала увидеть в Японии. — МАМА?! Как ты в Японию-то попала?! — удивление её не знало границ, словно мир перевернулся. — Доча, — раздалось в ответ, а в голосе её матери сквозило всё: от любви до гордости, и слёзы, блестящие на её щеках, были чем-то вроде жемчуга, который женщина старательно утирала платком. — Я так рада за тебя, — шмыгала она, и каждый вздох её произносил с еле заметной дрожью душевной красоты. В этом непредсказуемом переплетении судеб и смехе слез матери, как в зеркале, отражалась великая тайна жизни, где прежние границы и условности рушатся, как стены ветхие под напором свежего ветра, влекомого порывами любви и удивления. Охико, погружённая в изумление от всех этих событий, подошла к алтарю, где её ждал взволнованный Чуя, если не сказать — обескураженный. Начал свою речь Достоевский, его голос, как эхо древних рукописей, разливался в воздухе: — Дорогие молодожёны! Сегодня, в этот прекрасный день… и бла, бла, бла… — Чуя, скажи, милый, с какой стати я позвала этого недоросля на свой День рождения? — прошептала ему на ухо Охико, ловко скрывая беспокойство за маской улыбки. — Я и сам не ведаю, но теперь благодаря ему влипли мы в это дело. Но всё-таки брачная ночь хоть немного радует моё сердце, — столь же тихо ответил ей жених, который, несмотря на все перипетии, уже стал её мужем. — Серьёзно! И это приносит тебе утешение… — начала было Охико, но её слова как перехватила чья-то незримая рука, став смолкнуть перед внезапно прозвучавшей речью Фёдора. — А теперь вы можете поцеловать невесту, — промолвил он с важностью, будто завершал нечто древнее и торжественное. — Ну, Охико, держись! — провозгласил Чуя, голос его звучал уверенно и решительно, но лицо, как алое знамя на ветру, выдало его чувства, раскрасневшись от волнения до самых ушей. Этот день, подобно редкой книге с мудростью веков, запомнился им надолго, оставив в душе след глубокий, как от заветной истины. Они выучили важный урок: никогда, ни при каких обстоятельствах, не приглашать Дазая, ибо он, в неисповедимой своей натуре, всегда сотворит небывалое, от чего душа испугается — и мать не узнает своего чада. В этом заключалась мудрость дней их, как зерна опыта, брошенные на плодородную ниву жизни.

🤍-ˋˏ ༻❁✿❀༺ ˎˊ-🤍-ˋˏ ༻

❁✿❀༺ ˎˊ-🤍