Лекарство от кармы

      Лежа в кровати, Сяо не пытается заснуть, потому что понимает бессмысленность этого. Он просто позволяет потоку мыслей унести себя далеко за пределы разума. Якша не чувствует холод, хотя его тело, покрытое мурашками, говорит об обратном. Бьет озноб. Голова болит и ощущается, как раскаленный котёл.       Только через несколько часов Алатус перестает бороться со своим телом и все-таки засыпает, но мысли не отпускают его так просто. Он видит сон, а в нем свою бывшую хозяйку и столетия страданий, видит бойню с Осиалом, мертвых якш и безногого подчиненного. А потом Сяо задыхается, чувствуя, как горло и все тело сжимают в невидимых тисках. Видит вихри, кружащиеся вокруг, слышит смех Осиала, чувствует щупальца, обхватившие конечности.       Алатус хочет кричать, но не может выдавить из себя ни звука. Тело в тот же момент охватывает страх, и якша вырывается из объятий сна, чувствуя, что все его тело горит огнем. Он оглядывается вокруг, но тьма плотно окутывает его, словно покрывало из кошмаров. Сяо пытается понять, что происходит, но мысли, каждая как острое лезвие, лишь разрывают его сознание на части.       Словно призрак, он поднимается на ноги и начинает двигаться вперёд. Вокруг раздаются шёпоты, едва различимые, но ужасающе знакомые. С каждым шагом сердце колотится всё быстрее. Мир вокруг начинает искажаться, и Алатус понимает, что не может доверять собственным глазам.       Внезапно он видит силуэт, призрак знакомого лица. Алатус ускоряет шаг, пытаясь дотянуться до него. Но тень ускользает, как вода сквозь пальцы, и его охватывает ещё больший страх. Нужно выйти на свет, нужно выбраться из этой бездны, прежде чем она поглотит его полностью.       Сяо.       Его зовет голос, мягкий и убаюкивающий, будто мелодия, которую якша когда-то слышал. Голос заставляет сердце замирать и одновременно биться быстрее. Он где-то совсем близко, как будто его обладатель находится всего в нескольких шагах по ту сторону тьмы.       Сяо шагает вперёд. И каждый его шаг проясняет тьму вокруг, как будто голос сам освещает путь. Он чувствует, как боль понемногу отступает, и пламя страха гаснет. С каждым шагом голос становится всё громче и яснее, и Алатус уже не может остановиться.       Тьма отступает, якша открывает глаза. Как оказалось, все это время он не вставая лежал в кровати, и только сейчас окончательно пришел в себя. Сяо встает с постели и чуть ли не падает от головокружения, в глазах бегут яркие разноцветные блики, будто он неотрывно смотрел на солнце несколько часов. Адепт вовремя ловит себя, хватаясь за спинку кровати дрожащими руками.       Охватывает волнение, и Сяо делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. Стены комнаты медленно принимают более четкие очертания. Он пытается сосредоточиться, но воспоминания о ночном кошмаре все еще крепко держатся за его разум, словно тень, которая отказывается покидать его.       Сяо старается отогнать их, сконцентрировавшись на окружающем. Он медленно делает шаг вперед, и, покачиваясь, направляется к окну. Облака за стеклом дремлют, и солнечные лучи пробиваются сквозь них, заливая комнату мягким светом.       Сяо.       Голос, уже более требовательный и твердый, продолжает звать якшу. Вот только понять, является ли это его воображением или адепта действительно кто-то зовет, тяжело из-за шума в ушах.       Сяо.       Он все-таки перемещается на голос, но не видит где оказался из-за яркого света, режущего глаза. Якша жмурится и трет веки рукой, пытаясь привыкнуть к свету, который мало чем отличался от света в его комнате. Вторая рука цепляется за какую-то поверхность, и только это помогает удержаться на ногах.       — Сяо, что случилось? — Он чувствует, как чья-то рука касается его плеча. — Что-то болит? — Голос обеспокоенный, но твёрдый. Моракс?       Якша открывает слезящиеся глаза и вытирает остатки влаги рукой в перчатке. Видит кабинет архонта и пустое кресло напротив.       — Алатус?.. — Сяо слышит голос Властелина Камня, словно из-под воды. — Ответь мне.       — Я в порядке. — Действия противоречат его словам. Он продолжает цепляться за стол, как за спасительную соломинку, голова кружится, а в глазах играют разноцветные блики.       Чувство беспомощности накрывает его с головой, и Сяо пытается сосредоточиться, но все равно теряется в вихре мыслей. Свет из окна кабинета становится ярче. Он отводит взгляд от стола и делает несколько глубоких вдохов, стараясь вернуть себе контроль.       Проходит несколько минут в тупом ожидании, прежде чем Моракс снова зовет его: — Сяо.       Якше кажется, что он слышит зов где-то очень далеко и пытается переместиться к нему, прежде чем осознает, что и так находится рядом с говорящим. Он пропадает в черной вспышке и в ту же секунду оказывается в другой части комнаты, хватаясь за стену.       Колени предательски подгибаются, но сильные руки подхватывают его, не давая упасть на пол. Сила, исходящая от этих рук, как будто передаёт энергию, возвращая уверенность.        — Ох, Селестия…       Когда Сяо против его воли отрывают от земли, он не сопротивляется: ни архонту, ни сознанию, которое медленно его покидает.

***

      Алатус шипит от боли и отрывает голову от мягкой поверхности, пытаясь подняться. Темнота вокруг него смещается, разум словно заполняется густой пеленой, но память постепенно возвращает его к реальности. Якша пытается сосредоточиться, и каждый вдох даётся ему с трудом. Он падает обратно от легкого толчка в грудь, и голова от этого начинает болеть еще сильнее.       — Погоди, не вставай, тошнить будет.       Не будет. Уже тошнит. Голова все еще болит и кружится. К тому же, здесь чертовски мало воздуха. Ощущение, что вот-вот, и он задохнётся.       Сяо с трудом открывает глаза, встречаясь взглядом с архонтом, который смотрит на него сверху вниз.       — Доброе утро. — Моракс слабо улыбается. — У меня не очень хорошие новости для тебя.       Алатус боится представить, что может быть хуже положения, в котором находится сейчас: каждое движение доставляет дискомфорт и вызывает жуткие головные боли, во рту чувствуется сухость, а в глазах периодически темнеет, словно он теряет сознание каждые несколько секунд. И, что самое страшное, архонт стал свидетелем этой слабости.       Якша устало вздыхает и снова закрывает глаза, чтобы больше не встречаться с Мораксом взглядом. — Разве может быть хуже? — мычит он.       — Хуже, не хуже — решишь сам. Теперь тебя некоторое время будут преследовать тошнота и головокружение. Это подарок от Осиала, который он оставил тебе в тот день. — Голос архонта спокойный, но с нотками едва скрываемого беспокойства. Отчего-то он приносил успокоение.       Алатус вспоминает битву, вспоминает вихревую ловушку, трупы якш и миллелитов. На несколько мгновений он впадает в панику, но сжимает дрожащие пальцы в кулаки, пытаясь скрыть приступ слабости и страха. Сяо вспоминает о том, как едва не погиб, задыхаясь в импровизированной тюрьме Осиала, и дрожь только усиливается.       Несколько глубоких вдохов помогают прийти в себя, и он приоткрывает глаза. Оглядывает комнату, чтобы вернуться в реальность и успокоиться.       Якша все еще находится в кабинете Моракса, только лежит на широком диване, мягком и достаточно удобном, что не удивительно. Принимая обстановку вокруг, Сяо с ужасом осознаёт кое-что еще: он использует колени архонта, как подушку.       — Черт… — Адепт отталкивается дрожащей рукой от дивана, пытаясь встать, но снова падает от толчка в грудь.       — Алатус, лежи, ради Селестии!..       Сяо хмурится, поймав строгий взгляд Властелина Камня. На глаза как раз кстати сползает холодный компресс, словно пытаясь скрыть бегающие зрачки и нарастающее беспокойство.       Моракс, до того хмурый и серьезный, начинает смеяться, отодвигая ткань на лоб. Якша же сдерживает улыбку и снова закрывает глаза, устало вздыхая.

***

      Когда Сяо снова просыпается, в кабинете никого нет, а за окном уже розовеет закат. Колени архонта заменила мягкая подушка и, говоря объективно, она была намного мягче.       «Весь день провалялся…» — думает адепт, но на этот раз не пытается встать, потому что голова все еще болит, и любое, даже малейшее движение вызывает дискомфорт.       Просыпается в третий раз от негромкого щелчка, но открывает глаза только тогда, когда чья-то прохладная ладонь касается его лба.       — Прости, что разбудил. — На краю дивана сидит Моракс, надевая на руку черную перчатку. — Еще болит голова?       Сяо на секунду закрывает глаза, пытаясь понять, но ничего не чувствует. — Наверное, нет. Немного тошнит.       — Тебе стоит поесть, это приведет в чувства. Я сварил бамбуковый суп.       Алатус некоторое время размышляет, уставившись в одну успокаивающую точку где-то на полу. Он хочет отказаться, но не решается и все-таки слабо кивает.       Архонт помогает ему подняться и провожает до столовой в своей обители. Это заставляет Сяо чувствовать себя немного неловко. Немного, потому что все остальное — это головокружение и тошнота.       Когда якша наконец приземляется на стул, Моракс разливает по тарелкам свежий суп. Ставит одну перед Сяо, а за другую берется сам.       Пахнет суп приятно и даже очень. Так же ли Властелин Камня вкусно готовит, как Мархосиус или Босациус? Хочется проверить, но ложка мелко подрагивает в руке, а к горлу подступает ком.       Архонт замечает, что адепт долго высматривает что-то в бульоне, держа ложку в дрожащей руке. — Ты ешь. Остынет.       Сяо едва заметно кивает, потому что каждое лишнее движение головой вызывает новую волну тошноты. Ложка опускается в тарелку и остается лежать в ней.       — А вы зачем меня звали, тогда, утром? — Вопрос возникает будто из ниоткуда. Приходит сам с собой, но не показывает искреннюю заинтересованность.       Моракс, несомненно, понимает, что Сяо спросил только для того, чтобы не молчать. И, скорее всего, не есть. Видимо, состояние и правда не позволяет ему даже притронуться к еде. Архонт тактично не комментирует попытку, а просто отвечает, чтобы подыграть: — Хотел узнать, как дела у моих якш и заодно обсудить отмену ваших патрулей. — Это, конечно, было правдой.       — Отмену? — Если бы якша ел, то точно бы поперхнулся.       — Временно, если позволишь, — уточняет архонт. — Бонанас и Меногиас отходят от травм. Остальным нужен перерыв. Ты, Сяо… В общем, взваливаешь на себя слишком много и заслуживаешь отдыха больше, чем братья и сестры.       Моракс не признается, что очень сильно переживал за младшего якшу после битвы с Осиалом. Невольно вспоминает то, как он оказался в ловушке вихревой тюрьмы и чуть не погиб.       — Тем более, сейчас ты точно не в том состоянии, чтобы продолжать патрули. — Достаточно прозрачный намек, но Сяо его игнорирует.       — Я в порядке, милорд. Мы можем разделить обязанности с Босациусом и Индариас, пока Бонанас и Меногиас приходят в себя.       Архонт качает головой. — Нет, Сяо. Пока нет. — Он придвигает тарелку с супом к якше. — Ешь, пожалуйста.       Алатус воспринимает это, как приказ. Моракс непреклонен и, если он так решил, значит так и будет. Якша поджимает губы и, наконец, сдаётся.       После еды Моракс поит адепта чаем, который совсем избавляет от головокружения, тошноты и головных болей, но архонт не позволяет Сяо уйти.       — Я был для вас обузой весь прошлый день. Позвольте мне уйти, мой лорд.       — Ничего подобного. Я хотел убедиться, что ты в порядке. И, думаю, нам обоим будет проще, если ты останешься, чтобы я убедился в этом окончательно.       И якша снова сдается. Он не находит в себе ни сил, ни смелости, чтобы спорить с Мораксом. Сил не было вообще ни на что, поэтому, не без уговоров архонта, остаётся отдыхать в его обители. В той самой комнате, где как-то очнулся после долгой битвы с приспешникам Осиала.       Сначала Сяо долго сидит на подоконнике с открытым окном, свесив одну ногу на улицу. Он наблюдает за тем, как солнце заходит за горизонт, и закат темнеет широкими мазками цвета, наполняя небо оранжевыми и пурпурными оттенками. Ветерок треплет его волосы, а на улице слышен хоровод вечерних звуков: где-то поёт птица, а вдалеке шумят жители гавани.       Тоскливые крики чаек сливаются с негромким гомоном людей, и, кажется, весь мир живет в этот миг. На горизонте небо начинает терять свои яркие тона, уступая место глубокому индиго, которое мягко окутывает вечер. Золотистые облака, словно оторванные куски солнца, постепенно растворяются на фоне тлеющего заката.       Алатус ощущает, как теплые лучи солнца последними проблесками освещают его лицо, мягкое тепло проникает в его душу и заставляет забыть о всех беспокойствах. Он закрывает глаза и, несмотря на вечернюю прохладу, ловит последние прикосновения тепла. Ветер всё сильнее шуршит в листьях ближайших деревьев, создавая успокаивающий звук, похожий на шёпот.       Все эти звуки — колыбельная, играющая только для него. Каждый шорох, каждое пение птиц стучит в его сердце, успокаивая тревоги и наполняя душу ощущением уюта и безопасности. Сяо углубляется в свои мысли, и в его воображении возникают образы: речки, на поверхности которых играют золотистые блики, зелёные луга, полные шепчущих трав, и бескрайние небеса, которые кажутся так близкими, что его рука будто бы может дотянуться до их синевы.       Он начинает замечать, как небо постепенно теряет яркие цвета, и на его месте возникает глубокий синий бархат, усыпанный мерцающими звёздами.       Алатус не замечает, как проваливается в сон, легкий и невесомый. Его сознание плавно уходит в мир грёз, где границы реальности стираются. Он словно парит среди облаков, перебирая в воздухе невидимые струны. И здесь, в этом бескрайне чистом пространстве, он ощущает абсолютную свободу — ничто не держит его, не стесняет. Он может лететь, как птица, оставляя все заботы далеко внизу.       Сяо замирает, осознавая, что каждый звук и каждое ощущение — это не просто мечты, а отражение его собственных надежд и желаний.       В этом сне всё кажется знакомым, как будто он уже бывал здесь раньше, но не может вспомнить когда.       Якша ощущает лёгкость, как будто его тело стало прозрачным, и он растворяется в этом волшебном месте. Ему не хочется просыпаться, и он продолжает следовать за звуками, которые манят его дальше, в глубокие уголки самого себя. И с каждым мгновением он всё больше уходит от реальности, погружаясь в сон, который становится его второй — истинной — жизнью.       Но крылья, что прежде так явно ощущались за спиной, пропадают, и Сяо чувствует, что с огромной скоростью падает вниз, в бездну своих страхов. И где-то над ним снова грохочет голос Богини Снов, когда руки сковывает железными цепями, а передавленные запястья травмируются об острые выступы, оставляя багровые следы. Цепи омываются кровью. Нет, все вокруг. Под ним расплывается целая лужа: с рук, спины и груди. Грубые засечены только прибавляются, а шею сдавливает еще более тяжелая цепь, которая не позволяет даже поднять головы.       Это, конечно, всего лишь дурной сон, который кажется таким реальным и ощутимым. Из него невозможно вырваться, будто эти цепи действительно удерживают Сяо в этом бесконечном кошмаре. Но сил, чтобы бороться с ним, нет.       В какой-то момент успокоение приносит нежный золотой свет, который окутывает его в мягкое одеяло спокойствия и умиротворения. Ужасные картины блекнут, а цепи падают и растворяются в бледном золоте.

***

      Пробуждение выходит довольно резким, но меркнет на фоне отсутствующей боли. Голова не гудит, а мир вокруг не делает кульбиты. Даже тошноты как таковой больше нет.       Сяо без особых усилий поднимается на кровати и не сразу, но осознает, что не помнит, как лег в постель, потому что засыпал на широком деревянном подоконнике.       Окно открыто, и в комнату свободно попадает свежий воздух. Дышать от этого легче, и якша чувствует неожиданный прилив энергии. Это утро, в отличие от прошлого, уже не кажется ему таким ужасным. Даже наоборот.       Алатус собирает энергию вокруг себя и перемещается во двор обители якш.       На лужайке перед домом на удивление тихо, как и во всей гавани. Утро еще раннее, и она не успела наполниться шумом людских голосов.       Скрипит дверь, и Сяо переступает порог, чувствуя, как его обволакивает что-то до боли родное. Запах лепешек, явно приготовленных Босациусом прошлым вечером и, о архонты, аромат любимого чая Меногиаса, — все это вызывает ощущения комфорта и уюта. Ощущения родного дома.       — Братец Алатус!       Сяо поднимает голову и встречается взглядом с Индариас, стоящей на верхней ступени лестницы. Якша сбегает вниз и заключает его в объятиях.       — Мы ведь почти не виделись с той бойни. Где ты пропадал? — Инда оглядывает брата. — Кармы не чувствую, значит, не сражался, но и на тренировке не был.       — Да… то тут, то там, — неоднозначно отвечает Сяо. — Лучше расскажи, как ты.       Какое-то время Алатус слушает радостное щебетание сестры, пока она использует элементальную силу, чтобы согреть лепешки Босациуса. Расслабившись, Сяо сидит, подперев подбородок рукой и, кажется, просто наслаждается происходящим.       От криков Индариас просыпаются и остальные якши. Столовую в обители наполняют голоса, и утро становится еще более живым, чем было.       Алатус просто наслаждается тем, что его братья и сестры здесь, рядом, уплетают лепешки Босациуса и потягивают чай, заваренный Меногиасом, разговаривают и смеются.       — Сяо умеет так долго улыбаться? — неожиданно спрашивает Бонанас. — Наверное, случилось что-то очень хорошее?       Адепт мотает головой, стряхивая задумчивость. — Нет, просто рад, что вы все здесь, живые и почти здоровые.       Меногиас взъерошивает волосы на голове брата. — Ага, от нас так просто не избавишься!       Его смех подхватывают остальные якши, а Сяо улыбается еще шире.       К концу завтрака Босациус встает из-за стола и, извиняясь, выходит из дома. Меногиас и сестры, переглянувшись, пожимают плечами.       — Куда это он, интересно?.. — Вопрос Бонанас остается без ответа, но Сяо подозревает, что у брата назначена встреча с Властелином Камня по поводу патрулей, но своими мыслями с другими якшами не делится. Все равно они скоро узнают.       «Будут ли так же огорчены, как и я, или наоборот, обрадуются?»       Алатус склоняется ко второму варианту. Факт отмены, хоть и временной, его расстраивает, потому что патрули добавляют в серые дни немного разнообразия. А сейчас, когда Моракс грозится снова их приостановить, Сяо даже позволяет себе разозлиться. Но не на архонта, а на самого себя. За то, что угодил в ловушку, за то, что показал свою слабость, за то, что стал обузой.       — Ну вот, сглазила твою улыбку!       Сяо и правда больше не улыбается, погрузившись в свои мысли. И, кажется, даже начинает чувствовать слабую боль в голове.       Чтобы немного отвлечься, адепт уходит на тренировку, к которой позже присоединяются и остальные якши.       Сяо размахивает копьём, особо не заморачиваясь над комбинированными атаками и несколько раз промахивается. Опускает комментарии Инды о том, что он сражается будто с закрытыми глазами.       — Тебе повезло, что манекен стоит на месте. — Слышать подобные комментарии от Индариас хоть и обидно, но уже привычно.       Бонанас смотрит сочувственно, но ничего не говорит.       Но как бы Алатус не старался сосредоточиться на тренировке, мысли все равно возвращаются к одному.              Приблизиться к реальности получается только по приходу Босациуса. Сяо был прав: он ходил на аудиенцию к Властелину Камня.       — Хорошие новости! — Брат выходит на тренировочную площадку, обращая на себя взгляды остальных. — У нас внеплановые каникулы!       Сестры визжат и обнимаются, Меногиас думает о том, сколько же у него теперь времени, чтобы проводить в его мастерской.       Сяо ничего не говорит и уже не чувствует себя таким уж счастливым. Головная боль, словно зная о его печали, усиливается. Состояние брата оказывается незамеченным другими якшами. Отмене патрулей рады все, кроме него.       — Есть еще кое-что, — голос Босациуса мрачнеет, — завтра состоятся похороны погибших миллелитов и якш. Нам, как генералам, нужно подготовить речь. — Брат обращается к Алатусу: — Благо из твоего отряда никто не погиб, поэтому речь только по твоему желанию.       «Это не так. В моем отряде погиб один боец. Может, он еще здесь, с нами, но больше не сможет выполнять свой долг, — думает Сяо. — Все-таки Фай заслуживает того, чтобы ему посвятили речь».