Вкус одержимости

             К концу рабочего дня Сакура сумела взять себя в руки, но вид Итачи моментально выбил из колеи: он пришёл в традиционной одежде. Стоял у входа, держа в руках бумажный пакет с лямками из широких лент. Девушки и женщины, проходящие мимо, буквально сворачивали головы и спотыкались, делая вид, что смотрят куда угодно, только не на него.       — Мог бы предупредить, что так нарядишься, — проворчала Сакура. — Теперь придётся идти домой и переодеваться.       — Не надо. Ты прекрасно выглядишь, — ровно ответил Итачи. Белое с розовым ципао до колен было, конечно, нарядным, но не настолько, насколько было бы кимоно. Впрочем, её родителям точно всё равно на её внешний вид. Совсем другое дело — родители Итачи, с которыми им ещё предстояло «официально познакомиться». Как же это абсурдно звучало!       Итачи отодвинул локоть, вынуждая взять под руку.       — Что в пакете? — спросила Сакура после паузы.       — Набор для чайной церемонии.       — Церемонии? — Сакура истерично фыркнула: мама ненавидела чайную церемонию! Может, сказать об этом Итачи? Нет. Это его выбор. Как он сказал? Готов нести за него ответственность?       — Твоя матушка не любит их, так? — вздохнул Итачи, догадавшись по её реакции. — Что ж, в любом случае менять что-то уже поздно, я полдня потратил на поиск идеально подходящего сервиза.       От этих слов Сакуре даже стало немного совестно. Она представила, как дотошно Итачи выбирает подарок будущей тёще, и в груди неприятно засвербело. До дома родителей, как назло, они дошли слишком быстро. Сакура замялась на пороге, но вот взяла себя в руки и решительно позвонила. Дверь открыл отец. Сперва засветился от радости при виде дочери, но вот заметил Итачи и недоуменно нахмурился. Тихонько переведя дух, Сакура нервно улыбнулась:       — Впустишь, или так и будем стоять на пороге?       Кизаши посторонился, впуская в коридор. Вышла Мебуки в кухонном фартуке.       — Приятная неожиданность, но ты могла бы предупредить, что придёшь не одна… — начала было она, но Сакура перебила:       — Мама, папа, это Учиха Итачи. — Она задержала дыхание и выпалила: — Мой муж.       Повисла оглушительная тишина. Было слышно, как в глубине дома работает телевизор. В этой тишине Итачи поставил на пол пакет, опустился на колени и склонился в глубоком додзинси . Семья Харуно, включая Сакуру, уставилась на него в немом шоке.       — Я приношу извинения, что не просил вашего благословения. Всё вышло спонтанно, но официальная свадебная церемония обязательно состоится.       Итачи выпрямился, но остался сидеть на коленях, глядя на родителей снизу вверх. Его глубокий чистый голос звучал веско и внушительно, аура альфы волнами расходилась по воздуху. Сакуру от неё начало потряхивать.       — Спонтанно? — нахмурился Кизаши. Вопросительно и встревоженно посмотрел на Сакуру. А она сейчас хотела лишь одного: обнять себя руками и убежать в свою комнату, ту, где до сих пор на стене висят плакаты, а кровать давно стала слишком короткой. Итачи с достоинством поднялся, с легким поклоном протянул Мебуки пакет.       — Это вам, Мебуки-сан.       — Сакура, что происходит? — наконец отмерла Мебуки и машинально взяла подарок. — А как же свадьба с Саске? Я ничего не понимаю…       — Итачи — мой истинный альфа, — деревянным голосом проговорила Сакура. Метнула на него короткий взгляд. — И теперь мы муж и жена. Всё правда случилось очень быстро, всего три дня назад. Простите, что не предупредила, у меня не было времени.       — Вот как, — протянул Кизаши, с открытой неприязнью глядя на непроницаемое лицо Итачи. — Ты поставил её перед фактом, так? Взял силой и поставил метку?! И теперь стоишь тут и говоришь о свадьбе?! Я не посмотрю, что ты сильнее! Думаешь, можешь брать всё, что пожелаешь, только по причине превосходства?!       Сакура впервые видела папу в таком гневе. Вдвоём с Мебуки они невольно отступили, прижались к стене. Каждое его слово бальзамом лилось на израненную душу — меньше всего Сакура думала, что её заступником может стать папа, ведь уже много лет назад привыкла к тому, что она сильнее, несмотря на то, что он — альфа. Сильнее и физически, и по количеству чакры. Но тут… Итачи мог бы раздавить его щелчком пальца, даже не напрягаясь, но молча слушал, низко опустив голову. Когда Кизаши замолчал, тяжело дыша, он посмотрел на него, прямо в глаза. На миг Сакура решила, что прямо сейчас вспыхнет Шаринган, но Итачи только тонко, горько улыбнулся.       — Меньше всего на свете я хотел бы кого-то принуждать, Кизаши-сан. Но, когда схлынет первый гнев, вы поймёте, что у нас обоих не было выбора. Я точно так же, как и Сакура, оказался заложником нашей природы, это надо принять.       Какое-то время они меряли друг друга взглядами, но вот Кизаши тяжело вздохнул и отвернулся. С жалостью посмотрел на Сакуру, погладил её по голове широкой ладонью.       — Ты так хотела стать Учихой, моя девочка, — сказал он с горечью. — Что ж, мечта сбылась.       Сакура всхлипнула и бросилась в его объятия. Итачи деликатно отвернулся.       — Пройдём в дом, — опомнилась Мебуки и приглашающе взмахнула рукой. Неловкость покалывала морозными иголками, пока Итачи шёл по тёмному коридору к ярко освещённой гостиной. Разочарование, гнев, принятие — эмоции с лёгкостью считывались, не приходилось даже напрягаться. Но, к чести Мебуки, она не сказала ни слова в упрёк. Поставила пакет с подарком на стол, сказала:       — Я могу открыть сейчас?       — Конечно, — кивнул Итачи. Слова Сакуры об её предпочтениях оказались слишком расплывчатыми, поэтому он предвкушал неискреннюю реакцию и был к ней готов. Однако, когда Мебуки открыла коробку, восхищение оказалось неподдельным. Набор для чайной церемонии из фарфора искуснейшей работы, стилизация под старинный сервиз. Итачи мог бы купить настоящий антиквариат, но понимал, что, во-первых, его едва ли оценят, а, во-вторых, если оценят, могут решить, что он кичится богатством перед более бедными новоиспеченными родственниками.       — Спасибо, Итачи-сан, — проговорила Мебуки.       — Просто Итачи, прошу. — Он вздохнул. Коснулся фарфора подушечками пальцев, посмотрел на Мебуки. — Я не причиню ей вреда, Мебуки-сан. Обещаю, что стану ей хорошим мужем.       — Я вам верю, — ответила она. Сакура с Кизаши вошли в гостиную. Вытирая красные глаза, Сакура улыбнулась маме, взглянула на Итачи.       — Если ты хочешь, оставайся сегодня с родителями, — сказал он. — Я не стану вам сегодня мешать. Мебуки-сан, Кизаши-сан, вам пришлют приглашение на знакомство с моей семьёй. Все расходы на свадьбу понесёт клан Учиха, потому что это моя вина и моя обязанность.       — Останьтесь, Итачи-сан, вы ничуть не помешаете! — воскликнула Мебуки, но Итачи, пересёкшись взглядом с Сакурой, покачал головой.       — В другой раз, Мебуки-сан.       Сакура вышла его проводить. Физически было больно оставлять её здесь, но Итачи понимал, что должен дать ей возможность выговориться родителям.       — Спасибо, — тихо сказала Сакура, пока он обувался.       — Тебе это необходимо, — ответил он, выпрямляясь. Внутри всё вопило о том, что надо схватить её за руку и увести отсюда домой. Куда угодно, только чтобы была рядом. Тяга крепла тем сильней, чем больше они были вместе. Желание вновь показать, кто главный, жгло внутренности калёным железом. Итачи не понимал, откуда берёт силы держаться.       — Спасибо, — повторила она.       — Я взял короткую миссию, ухожу завтра утром. Мы не увидимся несколько дней. — Итачи глубоко вздохнул. Надо молчать, не давать ей в руки больше козырей, чем уже раздал, но слова рвались из груди вместе с воющей тоской. — Вернись до моего ухода. Мне необходимо с тобой попрощаться, иначе не смогу уйти.       Сакура удивлённо моргнула. Пока она не чувствует его также, не сознает всю силу тяги, связавшей их. Сейчас его просьба — его унижение, и только.       — Хорошо, — протянула она напряжённо. — Во сколько ты уходишь?       — В десять уже буду выходить из ворот.       — Я вернусь в девять.       Он едва коснулся кончиков её пальцев. Не коснулся даже — обозначил касание. Вздохнул и вышел в темноту слабо освещённой улицы. Сильный альфа? Трижды ха! Униженный щенок у её ног — вот кем он сейчас себя ощущал. Хотелось скулить и тереться о колени в мольбе о ласке. Получить хоть крупицу тепла в ответ на жар, сжигавший его. На улице было прохладно, но кожа Итачи полыхала. На миг, совсем короткий, он вдруг представил, как она бросится за ним, обнимет со спины, скажет, что не хочет расставаться. Представил, и стало так хорошо… Нет, он знал, что этого не будет. Ночью буквально заставил себя уснуть и проснулся с надеждой и страхом, что она не придёт. То молил стрелки на часах остановиться, то наоборот подгонял, собирая рюкзак и проверяя его содержимое в пятый раз.       Пришла. Он даже вздрогнул всем телом, когда открылась дверь. Её нежный аромат пронёсся волной по дому, хотя казалось, Итачи дышал им постоянно — квартира пропиталась. Но сейчас это была свежесть раннего утра, в которой он так отчаянно нуждался.       — Ты хотел попрощаться, — тихо сказала Сакура, входя в комнату. Итачи так и застыл над рюкзаком, стоящим на столе. Рядом стопкой лежали взрывные печати, набор кунаев и звёздочек. Фляжка, полная воды, плотно упакованные галеты. Жадный взгляд метался по ней, от макушки до пяток, по лицу, фигуре. Пальцы стиснули лямки так, что края до боли впились в кожу. Выдохнув, Итачи медленно их разжал.       — Я не знаю, чего именно хотел, — проговорил он с трудом. — Может, просто увидеть тебя перед уходом.       — Прости, что не могу пока разделить это чувство. — Она сделала шаг навстречу с видимым трудом. Остановилась. Итачи усмехнулся.       — Совсем скоро тебе не придётся себя принуждать.       — Знаю. — Новый шаг дался ей явно тяжелее предыдущего.       — Ты сама будешь жаждать меня.       — Да. — Ещё один шаг, и она остановилась на расстоянии вытянутой руки. — Но сейчас я чувствую только твою волю и свою потребность подчиняться.       — Прости. Я пытаюсь себя контролировать. — Итачи потянулся к её щеке, погладил, запустил пальцы в волосы у виска. Голос понизился почти до шепота: — Только ты так близко… И так сильно нужна мне, Сакура…       Он качнулся к ней, порывисто приник к губам, проваливаясь в поцелуй, увлекая её за собой. С мычанием, переходящим в стон, нырнул языком в рот, обвил рукой талию, притягивая вплотную. Целуя, не в силах оторваться. Целуя так, словно от каждого касания губ зависит жизнь. Её ладони дрожали на его груди, она отвечала, но не шевелилась. Не пыталась обнять. Но сейчас это было неважно. Даже зная, что целует её против воли, Итачи не мог остановиться. Он целовал с отчаянием, терзая, посасывая язык, прихватывая. Целовал, пока у самого не заболели губы, и даже тогда остановился не сразу. Прижался лбом ко лбу, тяжело дыша. Открыл глаза. Кому сделал хуже? Только себе, потому что член с силой натянул штаны, а кровь стала жидким огнём. Загнуть её сейчас над столом, трахнуть по-быстрому, сбросив накопившееся напряжение… Она бы не стала возражать — он чувствовал запах её возбуждения. Короткий взгляд на часы: время ещё есть. Если только она согласится.       Рука спустилась от талии вниз, забралась под подол ципао. Сакура вздрогнула, глядя слегка мутноватым взглядом. Он провёл по кромке трусов, сдвинул в сторону, выдохнул, не сдержав торжествующую улыбку — мокрая. Вставил сразу два пальца на одну фалангу, потёр ими плотный узел внутри.       — Скажи, что хочешь, — протянул, задыхаясь. — Скажи, что тоже хочешь, прошу.       Оба знали: если признает, пусть даже очевидное, он возьмёт, потому что предложили. Если же скажет «нет», он оставит в покое. Или попытается это сделать. Он снова подвигал пальцами, она стиснула зубы, пальцы сжались на его водолазке.       — Сакура, — низко позвал Итачи, держась на последних остатках самоконтроля. Пальцы вошли глубже, она охнула, зажмурилась и кивнула. — Не слышу, — бросил он, пошевелившись в ней. — Скажи вслух.       — Да, — всхлипнула она, не открывая глаза. — Да, хочу.       Он понимал, что проще потом не станет, а вот сложнее — да. Уже осложнилось, и он тому виной. Но разворачивая Сакуру, укладывая её на стол и задирая ципао, чтобы обнажить бёдра, мог думать только об одном. Зазвенел ремень, пальцы одеревенели и с трудом справлялись с пуговицами на брюках. Рывком спустив штаны с трусами, он снял трусы с Сакуры и задрожал от нетерпения. Входил медленно, прислушиваясь к её сдавленному дыханию. Опустил глаза вниз, глядя, как погружается в неё, постепенно заполняет, растягивая под свой размер.       — Моя хорошая… — простонал, погружаясь до конца. — Моя девочка…       Слова не имели смысла, но они рвались из груди с каждым толчком в её тело. Удерживая за бёдра, Итачи размеренно двигался, возвращая контроль над собственным телом.       — Так хорошо с тобой… ксо… так, да…       Выгибая спину, Сакура тонко дышала, обеими руками держась за стол. Итачи запустил руку ей под живот, нашёл клитор. Лаская его в такт движениям бёдер, он постепенно начал ускоряться, прислушиваясь к звукам, которые начала издавать Сакура, сдаваясь и отдавая себя ему.       — Отпусти себя! — взмолился он, врываясь с громкими влажными шлепками. — Давай, Сакура, отпускай!..       Оставив клитор, он обеими руками крепко стиснул ягодицы, яростно двигаясь, не отрывая глаз от её распластанного тела. Стало неважно всё, включая её собственное наслаждение, когда в паху полыхнуло жаром. Но в последнее мгновение Сакура сжала член мышцами и коротко, звонко вскрикнула.       — Да! Да, моя хорошая! Да! — громко застонал Итачи, кончая. Прижал к себе, выплёскиваясь до последней капли. Протяжно и сладко выдохнул и лишь тогда вытащил член. Сакура тяжело дышала, приходя в себя, пока он одевался. С тяжелым выдохом повернулась, опустила ноги на пол и поправила подол. Она смотрела с абсолютно пустым выражением лица, хотя в глазах ещё тлело разделённое на двоих безумие.       — Ты с самого начала хотел именно так попрощаться? — спросила бесцветно. Итачи подумал, что где-то должна шевельнуться совесть или хоть капля раскаяния упасть на выжженную похотью землю, но нет. Сейчас он чувствовал такое удовлетворение, что оно затмевало все доводы рассудка.       — Я не знал, как именно хочу попрощаться с тобой, — произнёс он, тщательно подбирая слова. — Мне было необходимо тебя увидеть, и только.       — А говорил, что не коснёшься до течки, — горько усмехнулась она.       — Это оказалось сильнее меня. К тому же, — он торжествующе улыбнулся и приподнял её подбородок двумя пальцами, — ты сама согласилась.       Сакура хмуро хлопнула его по руке, заставляя отпустить. Мрачно посмотрела в самодовольное лицо. Все аргументы растворились, потому что каждый из них сводился к одному: она его хотела. Стоило их губам соединиться, и всё было предрешено. Только в этом она ему не признается, чтобы не раздулся ещё больше от торжества. Это только плоть, не разум, не чувства.       Поняв, что ответа не будет, Итачи начал собирать разбросанные по столу предметы и аккуратно складывать их в рюкзак. Сакура всё это время следила за ним, не торопясь уходить в душ, хотя внутреннюю поверхность бёдер пачкала вытекающая из неё сперма. Хотелось запомнить каждый миг своего унизительного поражения: вот так, просто, он взял и отымел её, потому что может и хочет. Дал понять, что мог брать всё это время, но не делал этого исключительно по доброй воле. Показал на своё место.       — Мне проводить тебя до ворот, как полагается примерной жене? — не удержалась она от сарказма, когда Итачи затянул верёвку на рюкзаке.       — Как примерная жена ты не успеешь привести себя в порядок, — ответил он спокойно и надел жилет. Повязка с протектором приподняла пряди волос у висков.       Нехотя Сакура признала, что ему очень идёт форма. Но это мимолётное ощущение перекрылось отчаянной злостью на всё вокруг.       — В таком случае я приготовлюсь ждать тебя дома, муж мой. Когда ты вернёшься? — Она скрестила руки на груди, мысленно подгоняя, чтобы скорее уже ушёл.       — Скорее всего, через неделю. Быстрее едва ли успеем управиться. А потом… — Он впился в неё таким горящим взглядом, что кожа покрылась мурашками, — у тебя наконец начнётся течка.       — Не сразу, когда ты вернёшься, — вдруг смутилась она. — Возможно, придётся подождать день или два…       — Это не две недели. — Итачи обулся. — Что, даже не поцелуешь на прощание?       — Хватит с тебя на сегодня поцелуев.       — Справедливо, — кивнул он и вышел, тихо прикрыв дверь. Сакура шумно выдохнула от облегчения и пошла в душ.       Дни без Итачи пролетали до обидного быстро. Только сейчас Сакура поняла, как тяжело было всё это время дышать, словно его аура давила и сгущала воздух. Ей даже захотелось вновь улыбаться, чего не было, казалось, вечность назад, с того злополучного Ханами. Она работала, один раз посидела с Ино в кафе, убрала всю квартиру и сходила к парикмахеру. Так некстати сотрудницы в больнице спросили, как идёт подготовка к свадьбе, о которой объявили в газетах на официальной странице помолвок, свадеб и похорон.       Подготовка шла никак. Точнее, без её участия. Только раз её пригласили в главный дом в клане Учих на примерку кимоно. Микото встречала у ворот и приветливо улыбалась.       — Сперва мы выпьем чая, а потом погрузимся в рутину подготовки, — сказала и повела к беседке, где уже был накрыт стол.       — Как тебе живётся с Итачи? — спросила она, едва Сакура села. Конечно, та была готова к подобным вопросам, но он всё равно застал врасплох.       — Привыкаю, — дипломатично ответила Сакура и с благодарностью приняла пиалу с чаем.       — Итачи всегда был слишком серьёзным и ответственным. Потеря контроля для него — немыслимое дело. Я лишь хочу, чтобы ты попыталась это понять.       Она бы попыталась, если бы была возможность посмотреть на всё со стороны. Эта возможность появилась только сейчас, но Сакура упрямо гнала все мысли о муже. Он, может, страдает и мучается, да только унижают её, не его. Не его достоинство втаптывают под предлогом инстинктов. Не его тело используют. Поэтому она промолчала. Микото решила не углубляться в эту тему и принялась рассказывать, что будет на свадьбе. Масштаб поразил Сакуру: оформление самого большого зала в поместье, меню, заказ официантов и музыкантов, даже цвет лент на букетах — всё это уже сделала Микото. Не без помощников, конечно, но она словно заглаживала вину перед Сакурой, оградив от всех забот.       — Это будет твой день, — сказала она, когда Сакура поражённо уставилась на своё отражение в напольном зеркале.       Такого прекрасного широмаку она ни на ком никогда не видела: струящийся белый шёлк верхнего платья, нижний — нежно-розового цвета. Широкий капюшон белоснежного ватабаси почти полностью скрывал лицо. Второе кимоно, учикаке, которое она сменит после церемонии, было красным, расшитым журавлями и цветами. Переодевшись, Сакура восхищённо крутилась на небольшом подиуме, который принесла с собой портниха. Она сделала последний круг вокруг своей оси и замерла: в дверях стоял Саске и смотрел с тоской, от которой сердце моментально сжалось в горошину, а потом сорвалось на бег.