American horny story

🎶 WE (feat. Лэривэйн) — Зеркало

«Облака изо рта и реки из глаз

Всё, что ты делаешь, не напрасно

Ты такой красивый, когда погас

Ты такой красивый, когда несчастный»

      Как бы Фёдор ни старался, что бы ни сделал, он всегда останется лишь жалкой тенью своего отца. Его маленькой, неумелой и такой неидеальной копией. Подобием человека, которого никто и никогда не будет воспринимать самостоятельной единицей.        Стоило только начать верить, что он может быть собой, жить свою жизнь, в которой есть право выбора и свобода желаний, как он объявляется здесь и рушит всё одним присутствием. Рядом с ним сердце мгновенно сжимается, начиная разгоняться в тревожности и, кажется, это называют детскими травмами. Если бы кто-то в России верил в психологию. Или в депрессию. Или в любые другие ментальные проблемы.        Фёдору с самого детства казалось, что у него есть какие-то отклонения, но его не поведут к врачу, оправдывая всё тем, что он придумывает себе всё от скуки, поэтому он об этом даже не заикался — достаточно было лишь единожды услышать, как отец отзывается о больных людях и вышвыривает их подальше от своей организации. Быть её частью не хотелось, но никто не спрашивал. Он всегда оставался наедине с холодными метелями за окном и уничтожающей пустотой внутри, где у всех обычных детей находится родительская любовь, забота, внимание и участие в жизни, но ему досталось другое.        Физических травм не было, ведь главное правило русской мафии — не оставлять следов. Если ты и применяешь силу, то у твоей жертвы не должно остаться и намёка на шрам, но у Фёдора всё же был один над тазобедренной косточкой от пули. Он стал напоминанием о том, что он привязан к деятельности, с которой не хочет иметь ничего общего. А всё остальное… хранили в себе израненная душа и память.  — Дома парки лучше, — говорит отец, разглядывая деревья вокруг.  — Мгм, — кивает Фёдор. Дома всё было лучше. Там не было места для иллюзий, что ты можешь быть счастливым. Там была кромешная тьма, из которой вряд ли сможешь выбраться. Вечный холодный, в котором могут выжить только крысы. Мерзкие и грязные животные, снующие по помойкам. Ему никогда не нравилось это сравнение, но он смирился с ним.  — Поедем в ресторан пораньше, — и молчаливое согласие в ответ.  Так они всегда разговаривают.        Конечно, отцу не понравился Нью-Йорк. Как такому человеку могут понравиться улыбчивые люди, которые выглядят так, будто им всё равно на чужое мнение. И им ведь реально всё равно. Один Чуя чего только стоит, а его ведь принимают, уважают и любят несмотря на то, какие шоу он проворачивает, дешёво играя на публику.  — Ты голоден?  — Не сильно, — отвечает Фёдор, который с ночного чая у Дазая дома даже не перекусил из-за этого спонтанного променада во имя семейного воссоединения.        Сам должен был о себе позаботиться — так его учили, но это бы значило, что придётся сказать отцу лишнее слово или даже фразу. Себе дороже пытаться с ним разговаривать.        Они медленно идут к выходу через весь парк, и каждый шаг ощущается настолько тяжело, будто к спине привязан огромный валун.  Не сдался ему никакой ресторан. Не сдались ему вот эти ничем не обоснованные попытки провести вместе время. Не сдался ему этот внимательный взгляд, считывающий каждое движение. И не сдались ему эти мысли отца, который совершенно точно рассуждает в голове, почему его сын такой неудачный, что не выражает ему уважение своим вниманием.        В такси хотя бы музыка на фоне играет, немного облегчая атмосферу, но и её Михаил просит выключить спустя пару минут дороги. 

***

      Дазай не в восторге от того, что Мори тащит его по магазинам, заставляя примерять разную одежду, которая ему не только не подходит, но и не нравится. Благо в примерочную не заглядывает, как это обычно делают нетерпеливые мамаши. Хотя что он там не видел после того, как его встретили в трусах.        Спасение приходит тогда, когда его отец замечает детский отдел и уходит выбирать платьица для любимой дочки, поэтому Дазай сваливает до ближайшей закусочной и даже успевает съесть хот-дог, пока ждёт его возвращения с горой пакетов.  — Может, выберем что-то для Фёдора? Он любит подарки? — спрашивает Мори.  — У нас не настолько крепкая дружба, чтобы просто так делать подарки, — фыркает он. — Осаму, я ведь учил тебя, как нужно выстраивать с людьми отношения. Все любят, когда для них делают что-то приятное, — отвечает он. — Что ему нравится?  — Книги.  — Отлично. Пойдём в книжный магазин, — говорит отец, хватая его за локоть.        Мори слишком участливый. Он обожает, когда сын рассказывает о своей жизни. Всегда внимательно слушает, редко вставляет какие-то комментарии и ещё реже даёт советы, придерживаясь политики, что Осаму достаточно умный.        Это было и хорошо и плохо — всегда можно было его отвлечь в нужный момент, но приходилось тщательно выбирать, что именно нужно рассказать, чтобы он точно заинтересовался. Кажется, сейчас его интересует наличие нового друга, и Дазай может извлечь свою выгоду, поэтому: — Знаешь, он очень странный. В России все такие? — спрашивает он.  — Что ты имеешь в виду? — уточняет Мори.  — Очень… правильный что ли? Ты никогда и ничего мне не запрещал особо, поэтому нам тяжело общаться.  — Потому что он не хочет прогуливать с тобой уроки и напиваться? — посмеивается он.  — Не делал я так. По крайней мере, здесь, — недовольно отвечает Дазай. — Просто Фёдор какой-то… душный отличник. В плохом смысле, в котором ты не можешь с человеком найти общий язык, потому что его голова забита другим.  — Понял тебя, — отвечает Мори. — Не знаю, насколько все русские люди такие, но его отец — страшный идеалист. Возможно, это издержки воспитания. Не все родители такие, как я. — Такие надоедливые?  — Да, Осаму. Такие надоедливые, — посмеивается он, открывая дверь в книжный магазин.        Мори абсолютно серьёзно настроен купить подарок его парню другу, поэтому тут же подходит к консультанту и спрашивает про русскую литературу в наличии. Желательно в ограниченном издании.  — Я бы купил ему что-то из научной фантастики, — говорит Дазай. — Или обучающее техническое. Ему нравится сидеть в компе.  — Да? Как интересно, — ухмыляется Мори, уходя к полкам. Он очень хорошо запомнил разговор с Фёдором, который тут же полез взламывать полицейскую базу, едва его сына задержали. И Осаму может скрывать всё, что считает нужным, но это не значит, что он не догадается о том, насколько близкие у них отношения.        Правда речь в любом случае о дружбе. Тайной дружбе, которую хочется скрывать от родителей, чтобы они не решили развести их по разные стороны. В то, что его сын всерьёз может начать с кем-то встречаться, он пока не верил. Во-первых, потому что Осаму терпеть не может ответственность. Во-вторых, мало кто может вынести его характер. В-третьих, на его глазах случился развод, что не могло не повлиять на его взгляды на эту сферу. Но когда-нибудь он вырастет и всё поймёт. В-четвёртых, с парнем..? Ну нет.       Пока отец выбирает книгу, Дазай слоняется туда-сюда, и его взгляд не падает на русско-английский разговорник. Внутри нет ничего сильно интересного: лишь приветствия, стандартные фразы, вопросы для ориентации в новом месте, названия блюд и так далее. Его интересует что-то романтическое или пошлое, что он мог бы неожиданно выдать и поразить Фёдора до глубины души.        Но он ведь может загуглить.        Обрадовавшись тому, что теперь ему есть, чем заняться, он начинает выискивать разные фразы на русском и пытается выговорить их про себя.  «Ti miliy» — нравится больше всего.  — Держи, — отвлекает Мори, вручая ему пакет с несколькими книгами. — Можем поехать домой, если ты не хочешь ещё что-то купить.  — Ура! Наконец-то! — отвечает Дазай, выхватывая у него все покупки из рук.  «Ну хоть один повод для радости нашёл» — посмеивается про себя отец. 

***

      Тем же вечером они приходят в французский ресторан в десяти минутах от его квартиры. Всю дорогу Дазай мучается с новой идиотской одеждой, в которой выглядит очень нелепо. Какой дурак сказал его отцу, что у него есть вкус? Он сказал, что голубая рубашка в полоску на груди красивая. И что она прекрасно сочетается с доисторическим галстуком с драгоценным камнем, больше напоминающим ленту.  — Жилетка неудобная, — ноет он.  — Потерпи часик, и я больше тебя не потревожу. Это очень важно, — отвечает Мори, глядя на него. Давно он не видел сына в официальной одежде. Прямые бежевые брюки и такое же бежевое пальто сидят на нём просто превосходно, но ему одни толстовки подавай. Его отец одевается всегда так же, но в другой цветовой гамме. Он предпочитает белые рубашки с тёмными классическими галстуками и чёрными полукостюмами. Покупает обычно полный набор из брюк, жилетки и пиджака, но вместо него надевает пальто. А сверху шарф.  Мечтает, чтобы они были похожи, не иначе.  — Ладно, — вздыхает Дазай.  — Спасибо, Осаму, — улыбается он. — Ты так вырос за это время.  — Ну хватит, а? Я и так был взрослым, — фыркает он.        Внутри роскошного холла их встречает хостес за стойкой, которой отец говорит, что у них забронирован стол на фамилию «Фитцджеральд», и тут же становится понятно, к чему был весь этот маскарад.        Если бы Дазай спросил что-то про ужин, то Мори ему бы всё рассказал, но он не спрашивал. Глупо было надеяться, что поездка в Нью-Йорк, на территорию к Фрэнсису, закончится тем, что они не встретятся. Но его зачем сюда тащить?        Девушка выходит из-за стойки и провожает их сначала к гардеробу, а затем сквозь зал, пока они не окажутся в самом конце помещения у большого стола перед окном. За которым сидит Достоевский и, матерь-божья-и-откуда-такие-удивления-вообще-взялись-у-Дазая-в-голове, ещё один Достоевский.        Они похожи, как две капли воды. Выглядят совершенно идентично в одинаковых чёрных водолазках и пиджаках поверх, с убранными назад волосами в небольшой низкий хвостик, и даже спины держат одинаково ровно. Только один Фёдор маленький, а второй — большой. «Вот так он будет выглядеть, когда вырастет?» — думает про себя Дазай и тут же понимает, почему его парень предпочитает белый цвет всем остальным.  — Михаил, ещё раз здравствуй! — улыбается Мори, едва не кидаясь на него с объятиями. Настолько радостно звучит его голос, когда он подходит к столу, пока хостес оставляет меню.  — Мори-сан! — отвечает он, вставая и повергая Фёдора в нелёгкий шок от того, что его отец способен искренне улыбаться кому-то. А это точно не та улыбка, которую он обычно использует.  — Осаму, познакомься, пожалуйста, — оборачивается к нему Мори. — Это мой деловой партнёр… — Я знаю, кто он, — перебивает он, протягивая руку. — Дазай Осаму, очень приятно, — на лицах родителей появляется чистый ужас от того, насколько невежливо он сейчас себя повёл, но у него есть все причины ненавидеть этого человека, потому что сейчас очевидно, кто именно виноват во всех проблемах в их отношениях с Фёдором.  — Взаимно, Осаму. Михаил Достоевский, — отвечает он, пожимая его руку. Выглядит он уже менее радушным, но вряд ли покажет, что воспринял такое поведение оскорбительным, — Фёдор многое о тебе рассказывал.  — Не рассказывал, — говорит Дазай и обходит его, чтобы сесть рядом со своим парнем, пока Мори за него краснеет. Под столом он тут же получает пинок от Достоевского-младшего, намекающего, что вести себя нужно поприличнее. — Мори-сан, рад видеть вас лично, — говорит Фёдор, тоже вставая из-за стола. — Не стоит, сиди, — улыбается Мори, стягивая шарф с плеч и переводя взгляд на его отца. — Вы что-то уже заказывали? — Нет, только напитки, — отвечает он, чуть отодвигая соседний стул, чтобы ему было удобнее сесть. — Ты будешь вино или что-то ещё?  — Да, спасибо, — говорит он, садясь рядом. — Вино подойдёт.        Михаил молча подвигает к нему пустой бокал и наливает туда немного вина из декантера, а Дазай сверлит их взглядом, не понимая, что это за сходка лучших подружек с их участием, пока Фёдор молча утыкается в меню. И ситуация становится ещё более странной, когда Михаил задаёт очень неправильный вопрос: — Твой сын тоже не ночует дома?  «Блять» — шипит про себя Фёдор, поправляя высокий воротник водолазки. Если ещё и засосы увидит, то пристрелит его прямо здесь, не стесняясь свидетелей.  — А почему ты думаешь, что твой не ночевал? — спрашивает Мори, кажется, тоже считая, что нормально обсуждать в третьем лице людей, сидящих на другом конце стола. Если их считают здесь за людей, — Они вчера до утра занимались школьным проектом и всю ночь созванивались для обсуждения деталей. Осаму мне показал, выглядит очень занятно.  «Это что ещё за чёрт?» — думает про себя Фёдор, надеясь, что Дазай телепатически его услышит и ответит, что сам ничего не знает. Или он и правда просто гений, который заранее продумал им алиби на случай непредвиденных обстоятельств.        Но он ничего не продумывал. Ничего не говорил. И ничего не показывал своему отцу. Либо Мори пытается выиграть приз лучшего отца года, либо он в край ебанулся. Скорее второе.  — Фёдор, почему ты не рассказал? — спрашивает отец, переводя взгляд на него. — Только не говори, что я не спрашивал. — Я не думал, что ты будешь подозревать меня в чём-то, — тихо отвечает он, даже не поднимая взгляда.  — Приятно слышать, что ты занимаешься учёбой, но не забывай про режим. Организму нужен качественный отдых, чтобы нормально функционировать, — отвечает Михаил, поднимая бокал со стола и делая пару глотков.  «Я-ясно» — думает Дазай, слыша эту фразу. Должно быть, Мори давно в курсе, насколько у него неадекватный отец, если они так близко общаются. Поэтому и сглаживает ситуацию. Он бы так же сделал на его месте. — Прошу прощения, больше не повторится, — отвечает Фёдор, и его становится очень жалко первый раз в жизни. Дазай чувствует себя не просто мудаком, а самым последним мудаком, который и представить себе не мог, почему у него просят быть внимательным, мягким и заботливым. Теперь, встретившись лицом к лицу с чистым злом, а именно так ощущается энергия Михаила, сидящего рядом, он мгновенно понял всё.        Не его парень решил, что ему нужно быть идеальным. Не он себе запретил любые удовольствия. Не он навязал себе жизнь по определённым правилам. Он выбрал молчание, согласие и прощение любых поступков по отношению к себе. И, возможно, он выбрал религию, но вряд ли ему предлагали что-то ещё. Дазай смотрит на него самым болезненным и понимающим, как ему кажется, взглядом, но Фёдор не отвечает вниманием, хотя точно видит всё боковым зрением.   — Закажем что-нибудь, пока ждём Фрэнсиса? Я ужасно голодный, если честно, — снова разряжает обстановку Мори, и Дазай ахренительно ему благодарен за то, что Михаил отворачивается к нему.  — Он писал, что немного задержится, так что да, — кивает он. — Опять какая-то проблема с Чуей? — спрашивает он.  — С ним всегда проблемы, — бурчит Дазай, закатывая глаза и уже предвкушая, что здесь будет происходить, когда явится рыжий, считающий себя королевой. Не дай бог ещё скажет что-нибудь лишнее, чтобы их подставить.  — Что? — улыбается Мори, давая ему шанс изменить свою реплику.  — Говорю, что хочу крабовый суп, если он здесь есть, — улыбается в ответ он.  — Хорошо.        Висит мёртвая тишина, пока отцы выбирают, что они будут есть, во время которой у их детей наконец-то есть шанс на нормальный разговор. В уме.  «Какого хуя происходит?» — спрашивает взглядом Дазай.  «Понятия не имею» — отвечает Фёдор.  «Они в край ебанутые?» — продолжает он.  «Ты у меня спрашиваешь?» — почти истерически посмеивается Фёдор внутри, но на лице лишь спокойствие.  «А у кого ещё мне спрашивать, если тут больше никого нет?» — заканчивает он, отвлекаясь на звук шагов.        Высокий блондин в дорогущем костюме с драгоценными часами на руке, которые стоят не меньше, чем крыло самолёта, приближается к столу с пиздецки хитрым взглядом голубых глаз:  — Прошу прощения, что опоздал. Дела-дела. Всем доброго дня! — лучезарно улыбается Фрэнсис, сильно опережая хостес. — Меня зовут Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд. Для молодёжи просто «Фрэнсис», — подмигивает он, глядя на детей за столом.  «Так вот в кого Чуя такой фрик» — синхронно думают они двое про себя, натягивая улыбки в ответ.  — Слева мой сын, Осаму, — говорит Мори. — А справа… — Да они же близняшки, — посмеивается Фрэнсис. — Хотя если вас троих поставить вместе, то будете тройняшками. Тебе бы цвет глаз поменять.  — Да, на самом деле Фёдор — наш внебрачный сын с Мори-саном, — отвечает Михаил, легко пихая его локтем. — Скажи?  — Да. Я рожал, — поддерживает он, и они все смеются.  — Вот теперь узнаю старичков, а то сидите, как на поминках! — говорит Фрэнсис, окончательно доводя Дазая с Фёдором до истерики.  Просто. Какого. Хуя.  — Ты один? — спрашивает Мори, полностью игнорируя реакцию на другом краю стола.  — Чуя приедет с минуты на минуту, — отвечает он, занимая место рядом с ним. — Это отличный ресторан с авторском меню, но сначала мне нужен виски. Вы решили не напиваться?  — Оставим место для Вегаса, — отвечает Михаил.  «Какой, блять, Вегас» — думает про себя Дазай, уже не в силах находиться с ними в одном помещении, поэтому почти подрывается встать, но рука Фёдора его останавливает. — Подождём Чую, — тихо шепчет он.        В его словах есть логика. Если и уходить куда-то, то точно всем вместе, потому что неизвестно, что собирается выкинуть рыжий. Им лучше обсудить стратегию действий втроём, если он так же будет не в восторге от этого ужина. А он точно не будет.        С приходом Фрэнсиса становится полегче — он берёт контроль над встречей в свои руки, сначала заказывая виски с закусками, а затем рекомендуя блюда, которые ему нравятся больше всего. И между своими фразами вставляет, что это любимый ресторан его сына, который они даже хотят выкупить, но пока только ведут переговоры. Дазай не особо вслушивается в то, что они обсуждают, чуть позже получая стакан колы со льдом и ломтиком лимона, а Фёдор пытается найти в себе силы, чтобы не провалиться сквозь землю со своим остывшим чаем. Они оба бы выпили сейчас водки. Палёной. Чтоб раз и всё — летальный исход.  — Фёдор, что ты будешь есть? — спрашивает его отец.  — На твой вкус, — отвечает он. — Не стесняйся, пожалуйста. Выбирай всё, что хочешь, — улыбается Фрэнсис. — Вы же в гостях, я угощаю.  — Он не стесняется, — сухо отвечает Михаил, пронзая его взглядом. — Фёдор предпочитает домашнюю кухню, которой здесь нет. Но это не претензия к выбору места.  — Мы можем попросить шеф-повара сделать для нас исключение и приготовить любое блюдо, — отвечает он.  — Фёдор? — снова обращается к нему отец.       Дазай с интересом наблюдает за их взаимодействием, пытаясь понять, что именно сейчас один ожидает от другого. Достоевский должен согласиться и назвать какое-то блюдо, чтобы показать силу их клана, или наоборот — быть вежливым и не злоупотреблять гостеприимством? Какой выбор будет правильным, чтобы его отец остался доволен?  — Запечённая курица с картофелем подойдёт. Я видел петуха в вине и гратен в горячих блюдах, так что нужно лишь убрать некоторые ингредиенты, — говорит он.  — И салат из свежих овощей, — дополняет Михаил, одобрительно кивая ему.  «Пиздец» — думает про себя Дазай.  — Пап, можно выпить в честь такого значимого события? — спрашивает он. — Совсем немного.  — Я обещал Чуе, что разрешу ему выпить, — вставляет Фрэнсис.  — Да, закажи для Осаму двойную порцию виски, пожалуйста, — говорит Мори.        Справа от Дазая проносится молчаливое слово «предатель» от его парня, который не может сделать так же, но очень хочет.  — И Фёдору тоже, — звучит слишком неожиданно от Михаила. — Яблочный или вишнёвый сок?  — Вишнёвый. Спасибо большое, — отвечает Фёдор.  — Мелочи, — улыбается он.  «Нихуя себе мелочи» — думает про себя Достоевский, пытаясь вспомнить хоть одну ситуацию, в которой ему предложили выпить, и ничего не приходит на ум. Либо это влияние других прогрессивных родителей, либо дома их будет ждать очень серьёзный разговор о том, что он должен был отказаться, потому что ещё несовершеннолетний для таких вещей.        После того, как приносят напитки и закуски, почему-то слышится приближающийся стук двух пар каблуков, едва все хотят выпить. И когда в дверях появляются сразу две девушки, становится понятно, почему.        Чуя в очередной раз решил всех сразить наповал своим выбором образа, поэтому надел на деловой ужин короткое розовое платье, расшитое пайетками. На его плечах такое же розовое пальто, шею украшает колье, а на лице яркий макияж, идеально дополняемый высоким хвостом. Он даже волосы выпрямил, чтобы порадовать любимого отца.        Реакцию трёх взрослых отцов мужчин, которые точно знают, что перед ними парень, можно было спокойно фотографировать и распечатывать с подписью «я только успеваю ахуевать». — Чуя Накахара, — звонко говорит он, передвигая шикарные ноги по полу модельной походкой. — Это ненастоящая фамилия. Я её придумал, чтобы не иметь ничего общего со своей семьёй.        Дазай с Фёдором едва сдерживают смех, стараясь сохранять спокойствие на лицах, когда он скидывает с плеч пальто и занимает оставшееся место за столом. Отдельного гардероба для королев здесь нет, видимо.  — Чуя, это… — сгорает со стыда уже его отец, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы описать свои эмоции и начать встречу.  — Прекрасное платье, — снова спасает ситуацию Мори. — Твоя мама была бы в восторге, если бы его увидела.  — А. Это её, — невозмутимо отвечает он, открывая меню. — Я буду вино, как мы и договаривались.        Чуя знает, что теперь двое коллег у него в неоплачиваемом долгу за то, что он взял весь удар на себя. И Дазай с Фёдором очень благодарны за это.  — Мы забыли помыть руки перед едой, — теперь уже с чистой совестью говорит Достоевский, вставая из-за стола и утягивая Дазая за локоть с собой. — Да, идём, — отвечает он и переводит взгляд на Чую. — Ваше высочество?  — Конечно, — ухмыляется он, тоже вставая и уходя следом за ними.        Фрэнсис провожает его взглядом, пока у него на лбу высвечивается бегущей строкой что-то вроде: «издевается надо мной», но в то же время он понимает, почему его сын поступил именно так. Не надо было ему врать в попытке договориться.  — Значит, ещё не прошло? — спрашивает Мори, приподнимая вверх свой бокал вина.  — У Коё никогда не было таких платьев, — говорит Фрэнсис, пытаясь оправдать хоть что-то.  — Я уверен, что Фёдор всё решит. Расслабься, и давай выпьем, — отвечает Михаил. — Это ещё не самое страшное, что нам предстоит сегодня.  — Поддерживаю, — говорит Мори.