American horny story

      Рано утром дверь в комнату Фёдора тихо-тихо приоткрывается, и в неё заходит Николай с подносом. Они с Сигмой приготовили завтрак, заварили чай в чайнике и собрали все нужные лекарства на маленьком блюдце.        Заходя спиной, он сначала не видит, что Фёдор в комнате не один, но когда поворачивается, всё внимание тут же устремляется на Дазая, приоткрывшего глаза на звук. Всего доля секунды — Николай спотыкается на месте, роняя поднос на себя вместе с тарелкой каши и стеклянным заварочным чайником: — БЛЯ-ЯТЬ! — раздаётся на весь дом, а следом за его падением в сантиметре от головы пролетает нож. — Какого хуя?! — ахает он, пока сердце замирает на месте.        Сигма бежит в комнату на крик, Дазай в замешательстве смотрит на резко вскочившего Фёдора, который смотрит так же на Николая, который абсолютно не понимает, что должен делать в такой ситуации, но ему слишком горячо, поэтому просто вопит.  — Что случилось?! — влетает Сигма и поскальзывается на разлитой каше, тут же приземляясь на задницу. — Бля!  — И вам good morning, — всё, что говорит Фёдор, закатывая глаза и заваливаясь обратно на кровать.  — Ты только что кинул в него нож?! — ахает Дазай на японском.  — Что он там пиздит на своём? — возмущается Николай, отлепляя от кожи насквозь мокрую и горячую рубашку.  — А я откуда знаю? — ворчит Сигма, поднимаясь. — Дазай, you are not welcome here.  — Сами идите нахер, — отвечает Фёдор на русском. — Кто разрешал врываться?  — Я принёс тебе завтрак, а ты меня чуть не убил! — возмущается Николай, тоже поднимаясь на ноги и оглядывая масштаб пиздеца, который только что учинил. И кто это убирать будет теперь?  — Справедливости ради, если бы он хотел, то попал бы в цель… — отвечает Сигма.  — И оставил бы меня без глаза! — отвечает он, трогая место, мимо коротого пролетел нож. — Чёрт! Кусок чёлки куда делся?!  — Что они говорят? — спрашивает Дазай. — Ничего важного, — отвечает Фёдор на японском и переходит на русский. — Идите, я сам всё уберу. Спасибо за заботу, но больше так не делайте.  — Ага, — фыркает Николай, забирая Сигму с собой подальше из этой комнаты. — Так ты… — снова пытается спросить он. — Просто испугался, — спокойно ответил Фёдор. — Не люблю шум.  — И много у тебя тут ножей?  — Да, — говорит он и берёт его руку, чтобы перекинуть её через себя к краю кровати у стены. Дазай пальцами ощупывает целый набор рукоятей в чехле, зекреплённом на каркасе.  — Мило, — посмеивается он, отодвигая руку обратно к Фёдору, чтобы обнять. — Ты уже не такой горячий кстати.  — А тебе пора в школу.  — О нет, кто-то должен приготовить тебе новый завтрак! — отвечает он, обнимая крепче.  — И убрать весь беспорядок? — ухмыляется Фёдор, поворачиваясь к нему. — Да..? Наверное, да. Это и должен сделать парень, который влез в твою комнату в обход других обитателей дома и напугал их своим присутствием, — отвечает Дазай. — Я понял, ты очень хочешь, чтобы я тебя простил, но для этого есть клининг. И доставка еды тоже всё ещё существует в мире, — говорит он. — А у тебя нет ни одной уважительной причины для прогула.  — Я тоже заболел? — говорит он, притворно покашливая. — Видишь? Ты меня заразил.  — Ты идёшь в школу или больше никаких свиданий. — А как же не строить отношения на манипуляциях, м?  — Ты сам вчера сказал, что мне лекарства нужно пить, а не обниматься, так что… — посмеивается он, делая паузу, и спихивает Дазая с кровати. — Удачи на уроках!  — У меня нет с собой ничего для учёбы! — нехотя встаёт на ноги он. — И не говори, что я могу взять твой рюкзак с учебниками и тетрадями.  — Именно это ты и сделаешь. Либо съезди домой и пропусти только первый урок, — отвечает Фёдор. — По-другому ты со мной не договоришься.  — Я уже говорил, что ты очень вредный? — спрашивает Дазай, наклоняясь к ножу и вытаскивая его из паркета. Сейчас он впервые видит эти отметины, но замечает, что их достаточно много. — Используешь своих крыс в качестве мишеней, когда они заходят, или от скуки кидаешь сюда ножи?  — Не понимаю, о чём ты, — посмеивается он.  — Заеду после занятий, — говорит Дазай, возвращая нож ему в руки.  — Буду ждать, — отвечает Фёдор. 

***

      До весенних каникул чуть больше двух недель, когда Достоевский возвращается в школу с больничного. Стараниями Дазая он просидел дома совсем недолго, поедая витамины в форме мармеладных медвежат, заливая в себя литрами чай с лимоном и наконец-то досмотрев радужных пони. Очень сомнительное времяпрепровождение для двух мафиози, конечно, но оказалось, что чувствовать себя самыми обычными детьми им обоим очень нравится.       Их публичное воссоединение было настолько очаровательным, что они получили все шансы стать новой самой обсуждаемой парой, поэтому Чуя раздражался только больше, успокаивая себя тем, что до восемнадцатилетия осталось недолго, а там и выпускной, после которого он забудет об их существовании. А если ему уж очень сильно захочется напакостить, то он сможет рассказать Дазаю, где пропадает его чудесный сосед и подчинённый после уроков. Ацуши прекрасно влился в их компанию, поэтому наверняка стоит ожидать от его недобосса тонну и маленькую тележку возмущений по поводу того, что они вдвоём недостаточно хороши, чтобы с ними дружила Гильдия.  — Помнишь, что ты мне обещал, м? — тихо спрашивает Дазай у Фёдора незадолго до конца последнего урока.  — Как думаешь, если бы я умел видеть будущее, а ты — читать мысли, то кто бы победил в шахматной партии? — задумчиво спрашивает он, будто не слышит вопрос.  — Тот, кто умеет играть в шахматы?  — А если мы оба умеем?  — Думаю, что наши шансы были бы равны, ведь будущее можно видеть по-разному. Если бы это были какие-то образы, то твои мысли скорее стали бы реакциями на них, а не подробным описанием. Я бы почитал их с удовольствием, конечно, но ты умеешь контролировать себя, поэтому ставлю на ничью. Способности не имеют значения, — отвечает Дазай. — Да, я помню, что обещал, — говорит Фёдор. — Просто немного увлёкся рассуждениями в голове, — продолжает он, когда слышит звонок.  — В дверях или в коридоре?  — Боюсь, наши одноклассники нас возненавидят, если будем мешать им пройти, — посмеивается он, собирая с парты вещи. — Коридор.        Эта идея была чем-то из серии «я никогда так ещё не делал», и сам собой у них появился целый список дел, напротив которых нужно поставить галочку, чтобы насладиться жизнью в школе в полной мере, ведь никто из них не знает, когда этот прекрасный момент закончится.        Они выходят в коридор с рюкзаками на плечах и отходят на пару шагов от двери, обмениваясь довольными взглядами. Дазай улыбается какой-то новой улыбкой, которая теперь заставляла Фёдора чувствовать себя особенным. Он наклонился ближе, и в этот момент всё вокруг словно замерло: шум коридора, шаги одноклассников — всё исчезло, остались только они. Фёдор касается его щеки и целует его у всех на глазах. И Дазай бы себе не простил, если бы не уложил руки на его спину, притягивая к себе ещё ближе, как делают в романтических кино.  Собирать чужие взгляды неожиданно нравилось. Не удивительно, почему Чуя так любит внимание.        Мир снова приходит в движение: кто-то из одноклассников остановился, недоумевая, а кто-то даже захлопал в ладоши и одобрительно присвистнул. Это был ровно тот результат, который они ожидали, но чёртово смущение немного захлёстывало обоих, поэтому поцелуй не продлился долго и не перешёл ту грань, которую позволяют себе перейти другие парочки, живущие с родителями и не имеющие никаких других мест для выражения своих чувств. Они отстраняются друг от друга, пытаясь выглядеть очень уверенными, и Дазай смотрит на Фёдора с ухмылкой, выдавая очередной шедевр из своего рта:  — Что ж, убивать людей и правда легче.  — Дурак совсем? — посмеивается он, приобнимая его за спину в ответ, чтобы побыстрее увести из школы, пока не ляпнул ещё что-нибудь.  На это Дазай и рассчитывал.        В нескольких метрах от них недовольно цыкает Чуя, уже успевший пожалеть, что влез в эти отношения, создав себе тем самым две новых проблемы. Первую в их лице, конечно, а второй стали две крысы, которые теперь смотрят на него, как на последнего предателя и отравляют своей злобной энергией всю атмосферу вокруг.  — Да ладно тебе. Не достают ведь больше? — спрашивает Тачихара, подходя к нему. И это звучит немного глупо, потому что прошло совсем мало времени.  — Это моя школа, — отвечает он.  — Именно. Поэтому ты можешь делать здесь и другие вещи, в разы интереснее поцелуев, — говорит он. — Впрочем, твои поцелуи уже похожи на порно, так что… — Напомни, чтобы я лишил тебя премии, — фыркает Чуя.  — О да. Обязательно.        Один рыжий уже давно понял, что второму рыжему просто нужны поводы для выплеска своей агрессии. Без разницы ему было, на что злиться: кофе недостаточно горячий, парты не очень удобные, ботинки не того оттенка чёрного или свет плохо падает на фото. Чуя всегда умудрялся найти поводы для своего негодования и делал это больше для того, чтобы оно выглядело оправданным. Не может же человек быть перманентно злобным сам по себе, верно? Чуя добрый, а остальное — неприятные мелочи.        Тем временем несносная парочка уже успела одеться и выйти из школы, отдалённо догадываясь, что думает про них рыжий, но было как-то всё равно.  — А что насчёт второго обещания? — спрашивает Дазай. — Я хорошо себя вёл всю неделю, и ты уже здоров… — Да, твои любимые крысята вечером уедут в кино, и дом в нашем распоряжении, — отвечает Фёдор.  — Ты отправил их на свидание? — посмеивается он. — Ну так они это точно не называют, но потрахаться прям в кинотеатре вполне могут. — А мы?  — А мы пока не будем делать ничего такого в общественных местах, — отвечает Фёдор. — Тогда жду тебя к семи?  — Да. И постарайся за это время придумать, куда сплавить их на все выходные, — ухмыляется Дазай и оставляет короткий поцелуй на его щеке прежде, чем уйти.        Достоевский дожидается Николая и Сигму, которые пошли пересдавать проверочную работу, а потом они все вместе едут домой в полной тишине. Крысы хотели бы поговорить, но получили выговор за то, что забили на учёбу, пока он болел, поэтому стараются не возникать. По правде говоря, не особо-то они и вовлекались в неё вообще, просто в этот раз не удалось списать, поэтому оценки оставляли желать лучшего.  — Мне всё же нужно с вами кое-что обсудить, поэтому будет проще, если вы перестанете дуться, — говорит Фёдор. — Так вы с ним всё-таки… того? — пробует спросить Николай с заднего сидения такси.  — Того что?  — Встречаетесь? — спрашивает Сигма, в очередной раз подтверждая шаткую теорию о том, что у них один мозг на двоих.  — Всегда кстати было интересно, как вы называете свои отношения, — посмеивается Фёдор.  — Интересно тебе? Ой, Фёдор Михайлович, не морозьте хуйни, — отвечает Николай. — Дазаю интересно, да?  — По-любому, — соглашается Сигма. — Мы просто друзья. — Да. — То есть мне по ночам не даёт спать ваша крепкая мужская дружба? — уточняет Фёдор, оборачиваясь к ним, чтобы запечатлеть в памяти эти прекрасные выражения лица. — Я и все ваши ночные разговоры слышу. И те, которые «да он точно спит уже».  — Я говорил тебе! — ворчит Сигма, пихая Николая в бок.  — Да это ты виноват! Зачем приставал?! — отвечает он, пихаясь в ответ.  — Я приставал?!  — Вам повезло, что водитель не понимает русский, но лучше ведите себя чуть тише, — говорит Фёдор.  — Ты ведь сам сказал, что всё равно, чем мы занимаемся, если не трогаем тебя…  — И мы подарили тебе затычки в уши! — добавляет Николай.  — М-да. Только поговорить я хотел не об этом.  — У тебя есть сомнения, потому что он парень? — предполагает Сигма. — У меня просто были. Это же как-то… ненормально что ли.  — Чего?! — ахает Николай, снова пихая его. — Какие это сомнения у тебя были? Родители сказали, чтобы мы даже думать не смели о девочках до восемнадцати! Всё чётко, ясно? О парнях речи не было!  — Твоя гениальность просто поражает, — смеётся Фёдор. — В целом, ты прав, но если спрогнозировать реакцию на такой обход запрета, то выяснится, что парней исключили из правила ещё до того, как успели сказать про девушек.  — Так в чём вопрос? Тебя интересуют всякие нюансы? — спрашивает Сигма, стараясь как можно быстрее перевести внимание Николая на другую тему, пока он не отбил ему руку за высказывания, которые находит неправильными. — Могу объяснить.  — Могу показать!  — Ещё бы предложили повторить, — отвечает он.  — Так и думал, — фыркает Николай, наконец-то возвращая свои руки к себе и скрещивая их на груди, чтобы продолжить с максимально важным видом. — Купи хорошую смазку, плотные презервативы и запасись всей нежностью, которая у тебя есть внутри. Не торопись и хорошенько разогрей его сначала.  — Чем дольше прелюдия — тем лучше. Попробуй поцеловать и потрогать его везде, чтобы понять, где именно эрогенные зоны. Или просто спроси, как ему больше нравится, — добавляет Сигма. — Ну и постарайся не класть руки на шею, чтобы случайно не… — Да не убил бы он меня! Хватит вспоминать! — снова гневается он, перебивая. — При-ят-но! Это приятно!  — Спасибо, я понял, — отвечает Фёдор, не услышав ничего нового. В статьях и то подробнее написано, чем люди могут рассказать о реальном опыте. Или, может, стесняются? Хотя тогда бы выбирали время для своих увлекательных занятий, когда его нет дома. — В магазин заедем? Надо что-то?  — Если мы теперь живём вчетвером, то да. Наши запасы еды не бесконечные, — отвечает Николай за них двоих.  — Не живём мы вчетвером. Он приезжал в гости, пока я болел. — Сегодня ты не болеешь.  — Коля, я, кажется, забыл спросить твоё мнение по этому поводу, — отвечает Фёдор. — Если хочешь и дальше наслаждаться своими запретными отношениями, то не мешай мне наслаждаться моими. — Мы просто друзья! — поправляет Сигма.  — Да-да. Дружеские запретные отношения, — посмеивается он.        Достоевский сам до конца не был уверен в том, что именно хотел услышать от своих подчинённых друзей, но почему-то рассчитывал, что они будут более разговорчивыми на свою любимую тему. И хорошо, что они даже не допускают мысли о том, что не он будет кого-то расслаблять, а совсем наоборот.        Вышло это совершенно случайно — диалог с Дазаем, в котором они уже спокойно и аргументированно начали рассуждать на тему совместного секса, моделируя разные ситуации и даже рисуя на бумаге схемы с пометками. Наверное, у простых людей всё немного по-другому, но им было важно учесть все нюансы и принять взвешенное решение, выслушав друг друга. На стороне Дазая был опыт, который он помнит, а это очень важно, если хочешь попробовать что-то впервые. На стороне Фёдора было более удобное пространство, где он чувствует себя комфортнее, если дома никого нет. И они оба одинаково сильно не хотели уступать, поэтому пришли к выводу, что либо уступят вместе, либо придётся закончить отношения, которые рано или поздно зайдут в тупик.        Им было проще принять отсутствие конкретных ролей, чтобы каждый остался на своём законном пьедестале сильного-независимого-главного, а потом Фёдор проиграл с перевесом в одно очко после трёх подкинутых центов в воздух. Случайность решила, что он первым окажется снизу, и он смирился, оставляя себе право на парочку условий:  — Никаких грубых прикосновений. Если я почувствую, что ты на меня давишь, то могу тебе врезать, — говорит он, расхаживая по гостиной несколько дней назад. — Не пугай меня, не издевайся, не шути свои дурацкие пошлые шутки. Воздержись от девичьих комплиментов.  — Мгм, — кивает Дазай с улыбкой, сидя на диване и сводя с него глаз. — Трогать только нежно и мягко.  — Да, — кивает он. — Хочу остаться в носках, — продолжает Фёдор. — И вообще не раздеваться полностью. Пусть ещё толстовка останется. Можешь её задирать как хочешь, но не снимай, — говорит он, выглядя ну просто ужасно забавно от того, с какой серьёзностью подошёл к «соглашению о постельных делах». — Ну и сам тоже можешь остаться в одежде, это не так смущающе. — Что-то ещё? — спрашивает Дазай, поднимая взгляд снизу вверх от носочков до неаккуратного пучка на макушке, в который Фёдор пытался собрать свои волосы, чтобы они не падали на лицо, пока он пишет.  — Да, не смотри на меня вот так, — фыркает он, останавливаясь на месте. — Как? — посмеивается он. — Я просто поражаюсь, насколько же у тебя продуманный подход ко всему. Хочешь, плечи тебе разомну?  — Потому что у меня тяжёлая голова, а спрашивать про шею будет пошло? — спрашивает Фёдор и получает кивок. — Да, хочу.  — Ну иди сюда.        Фёдор обходит стол и усаживается к нему на диван, устраиваясь между ног, а руки Дазая ложатся на его плечи, начиная мягко разминать мышцы без какого-либо намёка на подкат.  — Дальше… — продолжает он. — Если мне что-то не понравится или я попрошу остановиться, то ты сразу это сделаешь. И не наваливайся на меня в процессе, это тоже раздражает.  — Иначе ты мне врежешь, а потом мы поссоримся, — говорит Дазай.  — Верно, — отвечает Фёдор. — Не торопись, у нас будет достаточно времени. И будь очень-очень аккуратным.  — Понял. Выпить не хочешь? Я мог бы взять бутылочку вина или что-то вроде того, м?  — Для храбрости? Это не работает, — говорит он. — Терпеть не могу алкоголь, его запах и вялость на следующий день. Если только что-то лёгкое и совсем немного, но вино не хочу, а пиво… не очень вариант, наверное.  — Тогда зачем пил на вечеринке? — спрашивает Дазай, смещая одну руку ему на шею и в очередной раз сравнивая Фёдора с котом у себя в голове от того, как он грациозно слегка наклоняет голову, открывая доступ к новому участку кожи, чтобы его помассировали и там.   — Все пили. И нужно было втереться в доверие к Чуе, а потом ещё и весь этот стресс с вашим задержанием…  — Сколько жертв, — посмеивается он.  — И не говори.