Зов отчаяния

1490 год. Болгария.

Тишина ночи нарушалась пронзительными криками. В небольшой, но роскошной спальне поместья Катерина Петрова, 17-летняя дочь богатой болгарской семьи, изо всех сил боролась с болью. Её каштановые волосы растрепались, щеки раскраснелись, а дыхание было тяжёлым и прерывистым. Она стиснула пальцы подруги, словно только это давало ей силы пережить происходящее. — Ты справишься, Катерина. Я здесь, — сказала Кэролайн, её лучшая подруга, сжав руку брюнетки. В её глазах блестели слёзы, но она старалась казаться сильной, понимая, что сейчас её поддержка важнее всего. Рядом стояла мать девушки. Её лицо оставалось строгим, но руки, ловко помогающие рождению внучки, чуть дрожали. Она старалась не показывать эмоций, хотя внутри у неё всё кипело. — Дыши, Катерина, ещё немного, — жёстким, но тревожным голосом сказала она, вытирая пот со лба дочери. Петрова вскрикнула, её тело напряглось в последнем усилии, и спустя несколько мучительных мгновений тишину нарушил тонкий, но мощный крик новорождённой. — Это девочка, — сообщила мать, осторожно завернув младенца в белую ткань. На мгновение её лицо смягчилось, но ненадолго. — Дайте её мне… — прошептала брюнетка, едва слышно. Её голос был хриплым от криков, но глаза горели надеждой. Она протянула ослабевшие руки, желая хотя бы на миг увидеть свою дочь. Однако прежде, чем малышку передали матери, дверь резко открылась. В комнату вошёл отец девицы, высокий мужчина с холодным и суровым выражением лица. Его шаги были уверенными, а взгляд ледяным. — Отдай ребёнка мне, — сказал он матери, не глядя на свою дочь. — Отец, нет! Прошу! Позволь мне хотя бы увидеть её! — закричала девушка, пытаясь подняться с кровати, но боль и слабость приковали её к месту. Форбс бросилась между ним и подругой, преграждая дорогу. — Вы не можете так поступить! Это её ребёнок! — воскликнула она, но отец девушки грубо оттолкнул её. Женщина, ни слова не говоря, передала младенца мужу. На её лице читалась борьба: страх перед мужем и желание защитить дочь. Но она выбрала подчинение. — Ты позоришь нашу семью, Катерина, — ледяным голосом сказал он, глядя на свою дочь с презрением. — Нет! Пожалуйста! Это моя дочь! Не забирайте её! — Брюнетка плакала, кричала, но её голос не мог тронуть холодное сердце отца. Он развернулся и вышел, унося младенца. Катерина разрыдалась, хватаясь за руки подруги, как за последнюю надежду. — Он забрал её… Он забрал мою дочь… — шептала она, захлебываясь слезами. Блондинка обняла её, прижимая к себе и поглаживая по спине. — Мы что-нибудь придумаем, Катерина. Я обещаю. Я с тобой. Петрова сидела на краю кровати, завернувшись в тонкое одеяло, которое казалось ей не укрытием, а последним напоминанием о доме. Её мертвенно-бледное лицо выражало опустошение, а красные, опухшие от слёз глаза блуждали по комнате, словно ища спасение. Она прижимала руку к груди, чувствуя, как боль разрывает её изнутри. Казалось, каждое слово отца эхом отдавалось в её голове, впиваясь в сердце, как острые кинжалы. Рядом с ней Кэролайн сидела напряжённо, но старалась быть спокойной. Её сжатая до побеления ладонь крепко держала руку подруги, и только это выдавало, насколько она тоже потрясена. Внутри блондинки кипела ярость. Её голубые глаза, полные слёз, метали молнии в сторону закрытой двери. Она чувствовала себя беспомощной, но не собиралась отступать. Тишину комнаты разорвал звук резко распахнувшейся двери. Петрова вздрогнула и судорожно выдохнула, как будто уже ожидала удара. На пороге стоял её отец. Его лицо, как высеченное из камня, выражало гнев, но в его глазах не было ни капли сострадания. — Катерина, — его голос был ледяным, полным презрения. — Ты больше не дочь этого дома. Ты опозорила нашу фамилию. Собирай свои вещи и убирайся. Его слова, словно гром, ударили по девушке. Она подняла на него глаза, наполненные мольбой и болью. — Отец… пожалуйста… я… — её голос был слабым, как шёпот. — Никаких «отец»! — его крик раскатился по комнате, заставив свою дочь вздрогнуть. — Ты унизила нас всех своим поведением! Твои поступки недопустимы. Ты погубила свою честь и наше имя. Девушка почувствовала, как её сердце оборвалось. Она смотрела на мужчину, который всегда был её опорой, и не могла поверить в то, что он так говорит. Форбс вскочила, её лицо пылало гневом. — Вы не имеете права так поступать! Она ваша дочь! Она страдает! — выкрикнула она, голос её дрожал, но в нём звучала твёрдость. Мужчина бросил на блондинку взгляд, полный презрения. Он резко схватил её за руку, отодвигая в сторону. — Это не твоё дело, девчонка. Убирайся сама, если тебе так важно. Кэролайн вырвалась, её лицо покраснело от ярости. — Вы чудовище! Вы даже не человек! — закричала она, но её слова словно не достигали его. Отец Катерины подошёл к кровати и грубо схватил дочь за плечи. Её тело было ослабленным, и она не смогла сопротивляться. — Ты уходишь прямо сейчас, — прошипел он сквозь зубы, поднимая её с кровати. Брюнетка снова залилась слезами, пытаясь вырваться. — Куда я пойду? Пожалуйста, папа, не делай этого… прошу тебя… я не смогу… — её голос сорвался, и она заплакала, дрожащими руками цепляясь за его рукав. — Это больше не моя проблема, — бросил он, его голос звенел от холодной ярости. Девушка вскрикнула, когда он потащил её к двери. Она обернулась, пытаясь найти глазами мать, но та лишь молча стояла в стороне, её лицо было наполнено болью, но она не сделала ни шага. Форбс бросилась к мужчине, снова пытаясь его остановить. — Вы даже не даёте ей шанса! Она только что родила! Ей плохо, вы убиваете её! — кричала она, её голос срывался от отчаяния. Мужчина резко обернулся к ней. — Замолчи! Или ты отправишься вместе с ней! — проревел он, оттолкнув блондинку в сторону. Через мгновение Катерина и Кэролайн оказались на улице. Ночной холод мгновенно пробрал брюнетку до костей, и её ноги подкосились. Она опустилась на землю, захлёбываясь слезами. — Он… выгнал меня… Он забрал её… — шептала она, бессильно хватая себя за грудь. Кэролайн, не обращая внимания на холод, тут же опустилась рядом, обнимая подругу и прижимая её к себе. — Ты не одна, подруга. Мы что-то придумаем. Я обещаю тебе, мы справимся. Она подняла на неё затуманенный взгляд. Её губы дрожали, но в глазах медленно вспыхивал огонь — слабый, но яростный. Катерина сидела на холодной земле, её волосы растрёпаны, а взгляд пуст и опустошён. Она была словно лишена сил, её тело дрожало не только от холода, но и от внутренней боли. Ночь была тёмной и бескрайней, с легким ветерком, который, казалось, был её единственным свидетелем в этом моменте отчаяния. Каждое дыхание давалось ей с трудом, и она чувствовала, как её тело постепенно теряет всякую опору. Вокруг было всё так же безжизненно. Небо было беззвёздным, как и её будущее. Она слышала лишь собственное сердцебиение, которое, казалось, было единственным напоминанием о том, что она ещё жива. Руки, покрытые легким слоем грязи, сжимали её колени, пытаясь удержать её от полного падения. Подруга сидела рядом, её лицо было мягким, полным сострадания и боли, но внутри её кипела решимость. Она не могла позволить своей подруге потеряться в этом мракобесии. В её руках был последний шанс для них обеих — шанс на новую жизнь. Она наклонилась к брюнетке и осторожно положила руку на её плечо, стараясь передать хоть немного своего тепла. — Катерина, — мягко сказала она, но её голос, несмотря на всю мягкость, звучал твёрдо, словно она сама пыталась поверить в собственные слова. — Мы не можем оставаться здесь. Ты понимаешь это, правда? Мы не можем позволить этому быть концом. Она подняла голову, её глаза были красными от слёз, и взгляд был пустым, как если бы всё, что было, уже не существовало. Но в них всё же мерцал слабый огонёк надежды, которого блондинке хватало, чтобы продолжить. — Но куда мы поедем? — её голос был едва слышен, но в нём звучала смесь отчаяния и страха. — Где я могу найти дом, Кэр? Где я могу найти защиту, после того как он всё отнял? Моя дочь… Он забрал её, и я не знаю, что мне делать… Голубоглазка, чувствуя, как её сердце разрывается от боли за подругу, мягко взяла её за руки. Эти холодные руки, сжимающие её пальцы, были для неё тем не менее символом мужества. Петрова пыталась быть сильной, но мир, который она когда-то знала, разрушился, и теперь её будущее было туманным. — Мы уедем, Катерина. Мы уедем в Англию, — сказала дева с удивительной уверенностью. В её глазах был свет, которого не было в глазах подруги. — Я там родилась. Я знаю язык, я знаю страну. Там мы сможем начать новую жизнь. Та слегка повернула голову, её глаза были затуманены от слёз, но в них появилось что-то похожее на вопрос. — В Англию? — она вглядывалась в лицо подруги, пытаясь понять, что за сила скрывается в этих словах. — Мы сможем туда попасть? Я даже не знаю, как… Где взять деньги? Я не могу просто… взять и уехать. Это невозможно. Кэролайн тихо вздохнула, её голос был полон решимости, но в то же время мягкости. — Я знаю, как это сделать. Ты не одна. Ты никогда не будешь одна, пока я рядом. Я помогу тебе. Мы сделаем это вместе. Ты и я. Мы начнём новую жизнь, найдём работу, построим всё с самого начала. Я знаю, что это трудно, но я уверена, что у нас получится. В Англии ты сможешь быть свободной, и я буду рядом. Та смотрела на неё, не веря, что всё это возможно. Она чувствовала, как её сердце медленно возвращается к жизни, как надежда, хоть и слабая, начинает пробуждаться. Но этот страх, что снова всё рухнет, не отпускает её. — Но я даже не знаю, с чего начать… — её голос сорвался, но она всё же смогла произнести эти слова, которые, казалось, таили в себе новую жизнь. Она понимала, что для подруги это решение — не просто шаг в неизвестность. Это был последний шанс, который они могли себе позволить. — Мы найдём способ, — сказала она уверенно, хотя сама понимала, что путь будет трудным. — Я знаю людей в Англии. Есть те, кто может помочь, если нам удастся добраться. Мы не одни в этом мире. Есть способы. Катерина всё ещё не могла поверить. Она потеряла почти всё, что когда-то было ей дорого. Семья, дом, будущее… Но перед ней была Кэролайн, которая не отступала, которая верила, когда она сама не могла. Она всегда была рядом, и даже сейчас, в этом холодном ночном воздухе, она пыталась даровать ей последнюю надежду. Петрова не могла понять, как она собиралась всё это сделать, но она знала, что если кто-то сможет, так это её подруга. — И что ты предлагаешь? — прошептала та, поднимая взгляд. Её голос всё ещё дрожал, но в нём уже звучал проблеск любопытства. Форбс наклонилась чуть ближе, её взгляд был твёрдым, несмотря на весь страх, который она чувствовала в себе. — Мы поедем, как беженцы. — Она говорила тихо, почти шепотом, понимая, что это решение всё равно не будет лёгким. — Мы будем искать людей, которые могут нас провести через границу. В Англии есть программы помощи таким, как мы. Нам нужно будет довериться этим людям. И да, это опасно, но это наш шанс. Это всё, что у нас есть. Петрова немного помолчала, всё ещё не осознавая всю серьезность ситуации. Она поджала губы и нервно теребила края своего одеяла. Её мысли метались, а в голове стоял гул, будто её мир рушился окончательно. — Это безумие, Кэр, — сказала она, но в её голосе уже звучала слабая растерянная решимость. — Мы едва ли можем выжить здесь, и ты говоришь мне, что мы должны уехать в Англию, с пустыми руками? Без денег, без связей, без всего? Блондинка взяла её за руки, её пальцы крепко сжались, и она посмотрела в глаза подруге, пытаясь передать ей всю свою решимость. — Да, Катерина. Без ничего, но с надеждой. И с тем, что у нас есть друг друга. Это всё, что нам нужно. Мы будем вместе. И я верю, что мы сможем. Потому что если я тебя оставлю, ты никогда не поверишь в себя. Девушка молчала несколько минут, пытаясь осмыслить эти слова. Всё было так сложно, так страшно. Она теряла всё, что когда-то знала. Но, глядя на блондинку, она поняла, что эта девушка готова идти с ней до конца. И, возможно, для того, чтобы выжить, это было единственное, что оставалось — идти за тем светом, который в её глазах. — Я… я не знаю, как… но ладно. Мы попробуем. — Она выдохнула, её плечи были напряжены, а в глазах всё ещё оставалась боль. Но теперь в них появлялась искорка решимости. Девушка улыбнулась, её глаза наполнились светом. — Мы справимся. Мы найдём путь. С тобой я готова на всё. Обе подруги сидели на земле, в этот момент, возможно, не осознавая всей сложности того, что им предстоит.