Ручное Чудовище

      За панорамными окнами стеной падает дождь, разбиваясь об асфальт. Его чуткий слух мог бы позволить разложить создаваемую природой мелодию по нотам, вот только Сатору никогда не учился профессионально музыке и не отличил бы «си» от «до». Однако оказался в состоянии оценить, что проливной ливень как никогда вписывается в царящую сегодня обстановку. Это касается как его истерзанной души, так и квартиры.        Рика дожидалась его в гостиной. Как Годжо и предполагал, своё очаровательное синее платьице она уже сменила на одну из его футболок, которая висела на ней мешком, придавая образу девушки какой-то особый шарм. Кончики волос до сих мокрые, видимо, недавно принимала душ, его хорошая девочка. Хотела быть чистой для него.       Она прижимает колени к груди, водрузив на них подбородок, такая маленькая и сломленная. Ну, разумеется. Она же до сих пор не знает о том, что Итадори Юджи жив. И раскрывать эту тайну Годжо пока не собирается. Тем более, он и сам ещё до сих пор не может полностью и безоговорочно поверить в то, что кому кроме него удалось вернуться с того света.        Он бросает к её ногам, расположенным на диване, новую упаковку чулок. Те приземляются с тихим шелестом, заставляя Рику поднять на него свои влажные, наполненные неприкрытым волнением, глаза.          – Надевай, принцесса, – Сатору указывает кивком головы в сторону спальни, – Когда я приду, на тебе не должно быть ничего кроме них.        С этими словами он удаляется в душ, смыть с себя пропитавший одежду и волосы аромат формалина. Люди определённо романтизируют запах смерти. Нет там ничего таинственного и волнующего. Медикаменты и человеческая плоть. Сатору за свои неполные тридцать успел выучить наизусть. И сегодня ночью меньше всего мечтает чувствовать этот запах. Он с радостью предпочтёт ему другой, сладкий, терпкий, капельку горчащий на кончике языка…       Выключив воду, Сатору наскоро вытирается полотенцем и натягивает спортивные штаны, решив, что верх ему без надобности. Выходя из ванной, в которой провёл от силы пять минут, он искренне надеется, что Рике хватило выделенного времени привести себя в надлежащий вид. Потому что сегодня Сатору Годжо поимел своё терпение к чертям собачьим.        Она ждёт его. Бледная и тонкая, словно вылепленная из мрамора, она сидит на краю кровати, прижав друг к другу худые коленки и слегка откинувшись назад. Тёмные волосы падают на грудь, закрывая соски и касаясь впалого живота. Рика сидит так, что даже Шесть Глаз Годжо Сатору не могут рассмотреть её гладкий лобок, зато могут оценить стройные, длинные ноги, затянутые в чёрный капрон. Не прогадал, чулки сидят идеально.        Чёрные, удивительно тонкие, кажущиеся полупрозрачной вуалью на белоснежной коже. Годжо уверен, что этой ночи они точно не переживут. С кружевными резинками, обхватывающими её подтянутые бёдра. Надо бы ей поясок подобрать…       Он отлипает от стены, к которой прижимался до этого плечом, и направляется в сторону шкафа. Неспешно изучает содержимое, прежде чем остановить свой выбор на тонком кожаном ремне. То, что надо. Сегодня ему нужна хорошая встряска.        Увидев его со сложенным вдвое ремнём, Рика без лишних слов встаёт коленями на кровать и протягивает вперёд руки, соединив запястья друг с другом. Видимо, решила, что Сатору собирается ограничить её в движении. Наивная, для этого у него есть наручники, четыре штуки, самое то, чтобы распять её на кровати…       Годжо отрицательно качает головой, глядя во влажные, наполненные скорбью глаза Рики Оримото. Поняв, что от неё требуется, она не смеет ни перечить, ни возмущаться. Словно почувствовав бушующую не только за окном, но и в его душе бурю, она покорно встаёт на четвереньки.       – Хорошая девочка, – она вздрагивает всем телом и немного изгибается в спине, услышав эти слова. У его принцессы явный кинк на похвалу.        Он опускается на кровать за её спиной. И на миг застывает в немом восторге от вида изящной, точёной фигуры. Такой пленительной и желанной. Короткий взмах руки, и ремень опускается на бледную кожу ягодиц, заставляя Рику коротко вскрикнуть. В этот раз никакой подготовки. Играем по-взрослому.        – Знаешь, я всю обратную дорогу до дома трогал твои трусики, – голос звучит глухо и потерянно, словно у его обладателя высосали все эмоции, – И всё думал, оставил бы мне Сукуна хотя бы этот жалкий кусок ткани, когда закончил бы с тобой.        Он обрушивает череду ударов, не очень сильных, но хлёстких, таких, чтобы заставить кожу гореть. Годжо, наверное, и правда больной на голову садист. Потому что прямо сейчас он кончить готов при виде того, как вздрагивает Рика от каждого удара, как крепко её пальчики впиваются в простыни, как сладко она стонет для него, такая раскрытая и чистая, стоя перед ним на четвереньках в одним чулках.        Удержаться от искушения трудно до оскомины, и Сатору опускает ремень на бледное полотно спины. Рика прогибается и стонет в голос, бесстыдно, сладко.        – Маленькая извращенка, да ты кайфуешь от этого.        Раз ей так нравится, кто он такой, чтобы отказывать? Пороть ремнём по спине, пока она заходится в мазохистском удовольствии, помогает забыться и избавиться от событий этого странного, липкого, будто страшный сон, дня.       Например, от вида мёртвого, начавшего коченеть тела Итадори Юджи. И от отвращения к самому себе, вызванного сиюсекундным облегчением, потому что на столе патологоанатома находится пацан, которого он знает от силы месяц, а не его Рика.        Лишиться её значило бы похоронить в себе всё человеческое. Стать идеальным оружием в руках Старейшин. Бесчувственным и не имеющим ничего, за что стоило бы держаться. Именно таким, каким и хотят видеть Сатору Годжо.         Он порет Рику, забываясь в этом одержимо-жестоком мареве, где нет ничего, кроме её тела, его похоти и бушующей грозы за окном. Не думает о том, что всё обошлось, и Юджи Итадори жив. Не составляет планов, как избавится от выродков, что отправили сегодня подростков на верную смерть. И не ловит себя на мысли, что это не он отравил собой Рику Оримото, а она проникла ему под кожу, въелась в кости, растворилась в крови и, кажется, вшилась в структуру ДНК.        Годжо отбрасывает ремень в сторону и резко тянет её за плечо, вынуждая лечь лицом к нему. Так, что теперь её только что выпоротая задница и спина трутся о простыни. Наверняка, ей сейчас больно. А Годжо плевать, ему так абсолютно плевать.       Карие глаза мокрые, губы дрожат то ли от боли, то ли пережитых сегодня эмоций. Рика не кричит, не сопротивляется, не пытается вразумить его. Смотрит застывшим янтарём в покрытые ледяной коркой глаза Сатору, роняет на его лицо обрывки своего сбитого дыхания, пышет жаром от разрумянившегося лица.        – Что ты там промямлила сегодня в больнице? До того, как кончила мне на пальцы? – вот теперь голос его звенит от переполнившего гнева. Он вновь чувствует себя живым. И это не сулит распластанной на его кровати девушке ничего хорошего.        Она хмурит тонкие брови, силясь вспомнить (или хотя бы понять), о чём он сейчас говорит. Сатору рычит сквозь зубы и впивается ей рукой в волосы, грубо, без намёка на ласку.        – Явившись на битву с Сукуной в своём хорошеньком платьице, которое так и хочется задрать, и в чулках. О чём ты думала? – он чеканит каждое слово, напоминая ей недавний разговор в стенах морга.        Взгляд Оримото наконец фокусируется. Облизав пересохшие губы (Годжо волчьим взглядом провожает этот жест), она отвечает тихо, но на удивлении уверенно:       – Я ведь сказала, что надела первое…       – Нет, Рика, не это! – он тянет волосы назад, заставляя её откинуть голову назад, беспомощно обнажая пред ним шею, – Повтори, что ты сказала мне сегодня в больнице. Когда я спросил тебя, предпочла бы ты быть сперва хорошенечко оттраханной Сукуной, перед тем как бы он прикончил тебя. Хотела ли ты быть изнасилованной им?        – Я, – голос дрожит, стоит его дыханию коснуться её раскрытых и влажных губ, – Я бы не проиграла Сукуне.       Вот он. Ответ, который так нужен Сатору Годжо.        Он впивается в неё голодным поцелуем, сминает лепестки губ, проталкивая зык внутрь, поглощает её, стремится испить всю и сразу. Целует жадно и крепко, кусая губы и вылизывая дёсны. Одна рука продолжает держать за волосы, вторая удерживает за талию, не позволяя шелохнуться.       Отрывается от своей жертвы буквально на мгновение, чтобы озвучить правила следующей своей игры.        – Тогда всё просто, малышка Рика. Я тебя насилую. Ты пытаешься сопротивляться, – улыбка на его лице совершенно безумная, делающая лицо Годжо чем-то одновременно богоподобным и звериным, – Можешь даже Юту Оккоцу призвать.        Последние слова он выплёвывает, прежде чем вновь накрыть собой её губы.  Годжо больше не нежничает, подминает под себя, не заботясь о её комфорте. Втирается коленом между её ног, упираясь грубой хлопковой тканью в её нежную кожу. Она стонет ему в рот, касается руками напряжённых плеч, но Сатору тут же перехватывает тонкие запястья, пригвождая их к кровати.        Оторвавшись от губ, начинает жёстко, на грани укусов, целовать линию челюсти. Плевать, что на её красивом лице останутся следы. Пусть видит, до чего довела его. Пусть касается их дрожащими руками и нервно всхлипывает, думая о нём. Пусть…       Он опускается к белоснежной шее, втягивает кожу, прихватывает её зубами. Такая нежная, умереть можно. Годжо втягивает воздух, наслаждаясь ароматом вишни с шоколадом, и с удивлением не замечает жжёного миндаля, которым пахнет Рика в моменты страха. Она не боится, совсем не боится его. Неужто решила, что всё это не всерьёз? Тем хуже для неё.        Годжо трогает, облизывает и кусает. Она вторит ему шумными вздохами и широко распахнутыми глазами.        Трётся грубо, совершенно не заботясь о нежных лепестках её лона. Рика всё больше раскрывается для него.        Оставляет засосы и синяки по всему телу, оттягивает соски, шлёпает по ним ладонью. Она обнимает его, притягивая ближе к себе. Гладит напряжённую спину, оставляет робкие поцелуи на плечах. На каждую грубость отвечает нежностью.       Рика не сопротивляется ему, принимая всё, что Годжо обрушивает на неё, не жалея и не церемонясь. Такая податливая, покорная и мягкая. Настолько открытая, что ему вдруг по-настоящему становится страшно, что он сломал её.        – Если надеешься таким образом смягчить меня, то отбрось эти мысли сразу, девочка, – он оставляет ещё один багровый след на её ключице, – Я не собираюсь останавливаться сегодня.        – Не нужно, – Рика подставляет своё тело под его ласки, более напоминающие сейчас изысканную пытку, – Не останавливайся, Сатору. Я хочу тебя.       Блядь.       Блядь. Блядь. Блядь.       Он ведь и правда ожидал другого. Ждал сопротивления, слёз и мольбы остановиться.       Был готов к тому, что она обрушит на него весь свой запас проклятой энергии, а после, маленькая и слабенькая, будет тихо плакать от безысходности. Он бы остановился. Правда, остановился бы. Довёл до полного изнеможения, но не стал бы откровенно насиловать.        А теперь она берёт и говорит, что хочет его.        Хочет, чтобы он надругался над ней. Ведь иного названия тому, что он творит здесь, нет.        Сатору всматривается в её лицо. Такая красивая, что всем его Шести Глазам становится больно от этого. Открытая и честная. Готовая принять всё, что он пожелает ей дать.        С коротким рычанием он поднимается с кровати. Извращаться, так по полной программе.        У Сатору Годжо давно в голове бардак. Про сердце и говорить нечего, сплошная запрещёнка. У Сатору Годжо грязные мысли и целый ящик с приблудами. А ещё зверский аппетит и больная любовь к Рике Оримото. Которую он планирует сейчас хорошенечко так оттрахать.        Он возвращается в постель, с мрачным удовольствием наблюдая за расширившимися от испуга глазами. Ох, детка, бояться ещё рано. Годжо не взял ничего такого, просто маленькая игрушка. С помощью пульта он приводит вибропулю в действие. Режим пока самый маленький, чтобы не снизилась чувствительность.        – Будь умницей, раздвинь ноги.        Она не смеет его ослушаться.        Годжо не спешит сразу переходить к главному, сперва подносит игрушку к её соскам, удобно умостившись между бёдер. Интересно, насколько её хватит?        – Знаешь, Рика, я ведь умею наказывать не только кнутом, – он устремляет взгляд вниз, на её розовые складочки. Сегодня уже играл с ними, но так не терпится снова прикоснуться, – Помнишь, как ты кончала мне на язык и просила остановиться? Хочешь ещё раз? Мне поцеловать тебя между ножек?        Она тихо скулит и подаётся вперёд, будто напрашиваясь на его внимание. Годжо лишь ухмыляется, скользя пальцами вдоль половых губ, распаляя и дразня её. Нет, он не станет ничего предпринимать, пока она не потечёт.        Опускает руку с игрушкой ниже, вдоль живота, а потом скользит ей по внутренней поверхности бедра, подразнивая и распаляя. Годжо чувствует, как намокают её лепестки и удовлетворённо стонет. Хочется скорее туда, в неё, такую тёплую и влажную. Но это её первый раз, нужно позаботиться о Рике как следует.        Вибратор касается уже влажных складок, заставляя Оримото выгнуться дугой и застонать так громко и сладко, что в паху у Годжо болезненно пульсирует. Он гладит её игрушкой, посылая вибрации, а сам устраивается поудобнее, касаясь языком клитора. Гладит его самым кончиком языка. Стоит вибропуле коснуться её входа, как Рика напрягается под ним. Поняв, что она близко, Годжо отстраняется, оставляя клитор без внимания.        Она извивается на простынях, хватается за них, заходится в стонах, но он неумолим. Не дав ей кончить, вновь начинает подводить к самому краю, на этот раз прижимая игрушку к клитору. Кажется, для неё даже это слишком. Что ж, Сатору выставляет более интенсивный режим.        Палец скользит внутрь её влагалища. Там мокро, она уже течёт. Годжо упирается подушечкой пальца в одну из стенок, принимаясь гладить. Рика под ним выглядит растерзанной и нуждающейся, такой сладкой и забывшейся от наслаждения. Она вновь напрягается, и Сатору спешит убрать игрушку, заставляя её довольствоваться лишь пальцем.        – Пожалуйста, – о, уже просит! Прелесть какая.       – Нет, – голос жёсткий, властный, – Пока нельзя.        Он вынимает палец из неё, чтобы толкнуться сразу двумя. Получается не так просто, Рика всё ещё узенькая. Но ей не больно, она тихо стонет, явно получая удовольствие и хнычет, умоляя о разрядке.       – Я сказал: «Нет»! Кончишь, когда папочка разрешит.        Годжо двигает пальцами внутри, неспешно, разрабатывая её. Разводит их в стороны буквой V, вызывая у неё недовольный скулёж. Дабы загладить вину, вновь приставляет вибратор к клитору, пуская приятную дрожь по её плоти. Рика мечется, она уже на грани срыва. Ей уже дважды не дали кончить. Бедная девочка, не знает, что он так часами может играть с партнёршами.        – Хочешь кончить?        – Да! – получается взволнованно, но на грани шёпота, ей словно не хватает сил произнести фразу, не подавившись собственным вздохом, – Папочка, пожалуйста! Позволь мне кончить.        – Тогда тебе придётся кое-что для меня сделать, – он убавляет мощность игрушки, заставив Рику хныкать в голос, практически плакать, – О, ну тише! Моя бедная девочка, так перевозбудилась.       Сатору наклоняется, обводя оттопыренное ушко языком, а затем немного скользя им внутрь ушной раковины. Рика пытается посильнее прижаться бёдрами и потереться о вибратор, но получает шлепок по бедру. Нет уж, ей придётся побыть сегодня хорошей для него.        – Если хочешь кончить, – он кусает мочку уха, – Попроси меня трахнуть тебя. Попроси вставить в тебя мой член. Расскажи, как хочешь, чтобы я это сделал.        Он сгибает пальцы, делая внутреннюю стимуляцию ещё ощутимее. Начинает трахать её, вызывая предоргазменную дрожь. И всё ещё не даёт кончить, то убирая игрушку, то вновь касаясь ей клитора. У Рики слёзы на лице, приоткрытые губы опухли, бёдра подрагивают. Ей лучше поспешить с ответом. Потому что у Годжо ещё много интересного припрятано.       – Пожалуйста, – Рика смотрит так невинно и порочно одновременно, – Пожалуйста, трахни меня. Папочка, я так хочу, чтобы ты трахнул меня. Так давно хотела…       – Ммм! – он блаженно откидывает голову назад, – Расскажи мне, как ты себе это представляла.       – Я, – она заходится стоном, когда он вновь прибавляет мощность игрушке, – Я хотела, чтобы ты сделал это в тренировочном зале. Ещё тогда, на первой тренировке. Чтобы взял меня на тех матах.        А уж как он хотел. Мысленно закинул ноги себе на плечи и брал на всю длину.        – Ещё я думала, что мы могли бы сделать это в классе. На твоём столе.       – Я бы положил тебя на спину или нагнул бы на нём?!       – Нагнул. Нагнул и взял бы сзади. Намотав волосы на кулак.        – Обязательно, сладкая. Именно так и сделаю, – Годжо безумными глазами наблюдает за тем, как её смазка течёт на постель, – А теперь расскажи, как ты хочешь, чтобы я взял тебя сейчас.       – Я хочу, – она неожиданно смущается, будто может быть что-то откровеннее его пальцев внутри и вибратора на клиторе, – Я хочу, чтобы это было грубо. Несдержанно. Я хочу, чтобы ты изнасиловал меня, Сатору.        Да, блядь! Он ведь пытался.       Правда. Искал в себе силы и желание быть осторожным, сделать всё правильно, медленно. Душу наизнанку готов был вывернуть, надев на своих внутренних дьяволов намордник. Тщетно.        Выключив игрушку, он убирает её, так и не дав Рике кончить. Поймав её недоумённый взгляд, мрачно скалится в откровенно садисткой улыбке:        – Сама напросилась, маленькая. Где ты видела, чтобы жертвы изнасилования кончали?        Годжо хватает её за ноги, заставляя скрестить их у него за спиной. Стягивает с себя штаны вместе с трусами, даже не сняв до конца. Налитым кровью членом прижимается к её влажности и, грубо сжав челюсть девушки пальцами, шипит прямо во влажные, раскрытые губы:       –  Смотри мне в глаза, Рика. И не вздумай отворачиваться. Тогда я, так и быть, подумаю над тем, чтобы дать тебе сегодня получить разрядку.        Она не успевает ответить, как он делает первый толчок. Головка скользит внутрь, с трудом, тут же попадая в тесный бархатный плен. Годжо смотрит в её глаза. Кажется, пока не больно. Губы приоткрыты, щёки пылают, а глаза светятся предвкушением.        – Значит, хочешь пожёстче, да?        Он заполняет её собой, одним плавным движением проникая в неё до упора. И в этом раз она кричит, полностью срывая у Сатору Годжо предохранители. Он и так был достаточно нежен.        Он двигается резкими толчками, каждый из которых заставляет Рику всхлипывать и сильнее сжимать его плечи в своих объятиях. Такая маленькая, доверчивая, готовая терпеть боль для него. Охренеть просто. И такая узенькая. Годжо каждое движение даётся с трудом, настолько крепко её стеночки сжимают его член.        – Больно? – спрашивает с напускной заботой, делая ещё более грубый толчок внутри.       – Н-немного…       – Немного? – удивлённо поднимает брови, – Сейчас исправим.        Теперь он просто вколачивает её в кровать быстрыми, жёсткими фикциями. Уголки губ разъезжаются в сумасшедшей улыбке. А ощущение того, как Рика утыкается ему лицом в изгиб плеча лишь подливает масла в пламя его испорченности.        – Маленькая дрянь. Куда я сказал тебе смотреть? – Годжо сжимает её волосы, заставляя поднять на него глаза. Так лучше, гораздо лучше.        Они такие красивые, её глаза. Лужицы карамели с крапинками корицы и шоколадной крошки в обрамлении длинных ресниц, на кончиках которых застыли слёзы. Годжо сцеловывает их, оставляя солёную влагу на своих губах.        – Ты такая красивая, – его ведёт, он не чувствует ничего вокруг, ни этой комнаты, ни дождя за окном, ни своей Безграничности. Реши кто его прикончить прямо сейчас, так все Шесть Глаз не заметят, продолжая поглощать собой бездну под названием Рика Оримото,       – Такая желанная. Моя Рика. Моя. А я весь твой.        Теперь он прижимается к её виску, вдыхая её запах и сходя неизвестно с чего, ведь свой разум он уже давно утратил.       – Такая узенькая, ты знаешь это? Знаешь? Так сильно сжимаешь меня. Чувствуешь, насколько моему члену тесно в тебе?        Он укоряется ещё сильнее. Терзает её тело под собой, с благоговением ощущая её тихий плач и нежные касания. Такая трогательная. Его девочка, продолжает касаться своими губами и пальчиками, пока он безжалостно издевается над её телом, терзает её девственное лоно.        – Ты так себе это представляла, маленькая? Так этого хотела? Чтобы грубо, да? Нравится, когда твой учитель насилует тебя?        Он приподнимается и хватает Рику за таз, притягивая к себе, насаживая на свой член. Она заходится криком от того, как глубокого он проникает в неё. Годжо видит кровь, смешанную со смазкой, и не может отвести взгляд. Потому что этот вид ни хрена не отрезвляет, лишь распаляет его больное либидо.        Теперь он дерёт её, натягивая на всю длину, грубо и быстро. Удовольствие зашкаливает, по позвоночнику бегут мурашки, стягиваясь вниз и концентрируясь в яйцах. Это слишком приятно, слишком ошеломительно, чтобы продержаться долго. В ней так тепло, мокро и тесно…интересно, она такая влажная от смазки или от крови?        Мысль, что он пользует девственную щель Рики Оримото, которую теперь будет драть во всей позах при любом удобном случае, становится спусковым крючком. С полухрипом-полустоном Годжо делает последние рывки и, с трудом заставив себя вытащить член, изливается ей на живот.        Впервые за много лет ему кажется, что он ослеп. И оглох. А ещё утратил осязание и оказался в состоянии, близком к невесомости. И куда только его хвалёная техника подевалась?       Сатору приходит в себя спустя целую минуту и медленным, не предвещающим ничего хорошего взглядом окидывает Рику. Дрожащая, раскрасневшаяся, покрытая капельками пота и его спермой, она лежит на его постели, под ним, измученная и послушная. С призраком улыбки в уголках припухших и раскрасневшихся губ.        Он был прав. Рика Оримото явно из тех, кого надо регулярно драть до потери пульса.        – Хорошая девочка, – он кладёт ладонь на её живот, – Болит?       – Да.        Сатору коротко кивает. Завтра же отведёт за ручку к доктору. Пусть осмотрит, не повредил ли он ей чего внутри.        Встав с постели, уходит сперва на кухню, а потом в ванную. Возвращается, тут же протягивая Рике таблетку и стакан воды:       – Обезболивающее, – голос всё ещё низкий, внушающий трепет, но никак не располагающий к доверию. Что ж, Годжо ещё не закончил с ней. Рано давать расслабляться.        Оттирая семя с её кожи, он невольно ловит себя на мысли, что был бы не против кончить в неё. Правда, Рика ещё совсем юна. Надо будет позаботиться о дальнейшей безопасности, всё же не стоит рисковать её здоровьем и комфортом. Но это позже. А пока он разводит её бедра в стороны, пристраиваясь меж ними.       Рика неосознанно пытается отстраниться, но Годжо удерживает её на месте:       – Мне надо осмотреть тебя, малышка, – ложь даётся совершенно легко, естественно так.       Сперва он и правда осматривает её. Слегка раздвигая половые губы, щекоча дыханием бёдра. Потом, почувствовав, как она расслабилась, принимается скользить пальцами по её складкам. Обведя указательным пальцем вокруг клитора, получает желанную награду в виде робкого вздоха с её стороны.        – Нужно ещё внутри осмотреть, хорошо? – как будто ему нужно её согласие.       И всё же Сатору дожидается неуверенного мычания, говорящего о том, что она готова продолжить. Скользнув пальцем в её до сих пор такое тугое и горячее лоно, Годжо сперва теряется. Как он вообще член в неё втиснул?        – Принцесса, тебе, должно быть, было невыносимо больно, – он дует на её промежность, словно на ранку, заставив простонать, – Ох, снова возбудилась, маленькая. Ничего, папочка позаботится о тебе.       Он тянется второй рукой за оставленной ранее вибропулей. В конце концов, его девочка заслужила сегодня сладкое.        – А теперь скажи мне, Рика, мне поласкать тебя игрушкой или языком?       …       Когда он заканчивает с ней, она уже не может ни говорить, ни плакать, ни даже стонать. Просто лежит, раскинувшись на его огромной кровати и пытается дышать. Сатору с довольным видом вытирает губы. Хищник. Опасный, жестокий и ненасытный хищник.        Придя в себя, Рика глохнет от ставшего внезапно слишком громким дождя. Как она раньше могла не замечать его? Как могла забыть о том, что именно дождевые капли смывали кровь Итадори Юджи с асфальта.        Годжо нависает над ней, упираясь ладонями в кровать по обе стороны от её головы. Глаза сверкают в темноте флюоресцентной бирюзой. У Рики, должно быть, передозировка радиацией от его глаз. Может, поэтому ей так нравится вся та откровенная жесть, которую он творит с ней?        Она нежно убирает с идеального лица прядь белоснежных волос. Гладит скулы, щёки, касается пальцами подрагивающих век. Рика теряется в догадках, выражается ли в накрывшем, словно цунами, безумии скорбь Сатору Годжо? Или же он просто окончательно утратил рассудок и отпустил себя, позволив себе делать с ней всё, чего пожелает своей безгранично порочной душой?        Каким бы ни был ответ, Рика примет его. Со всеми его демонами. Потому что любит Сатору Годжо. Любит всецело, ненормально и вопиюще искренне. И как-то абсолютно безразлично, что думают по этому поводу психиатры.         – Я снова тебя хочу. Можно? Обещаю, в этот раз я буду нежен.       Каждая мышца напряжена, на виске пульсирует венка. Его волосы немного взмокли от выступившего пота. Налитый кровью член готов вновь погрузиться в неё.       Рика знает, что ей будет больно. Рика хочет, чтобы было больнее.       Она кладёт руку ему на грудь, туда, где, вторя дождю, слишком шумно колотится сердце:       – Ты хочешь нежно, Сатору?        Он зажмуривается, словно глотая слова невысказанного сожаления, и хрипло выдыхает признание полной капитуляции:       – Нет.        Рика поворачивает его лицо к себе. Встретив напряжённый взгляд, вторит ему с самой ласковой и обольстительной улыбкой, на которую только способна:       – Тогда не нужно. Просто возьми меня так, как ты сам этого хочешь. Трахните меня, Годжо-сэнсэй.