Ручное Чудовище

      В бедных африканских странах Годжо чествуют, как короля. Селят в лучших отелях, кормят изысканными блюдами, присылают в номер самых красивых девочек. От последних он честно отказывается, поэтому каждый раз возраст проституток становится всё меньше и меньше. Последняя девица, не старше пятнадцати лет, с порога уверяет его в своей невинности. Кажется, слухи распространяются быстрее, чем Сатору ожидал, и за ним закрепилась репутации любителя помоложе.       Убивать проклятия дело несложное. Особенно для такого, как он. С детства знакомая рутина. А вот налаживать отношения с местными шаманами требует непривычных для него усилий. Делегировать эту задачу, конечно, хочется, вот только Годжо отныне не доверяет Совету Старейшин. Последние отвечают ему взаимностью. Так что он вынужден начать проявлять свои отсутствующие дипломатические навыки. Получается так себе, но Сатору старается.       Его миссия не ограничивается Африкой. Приходится вплотную ознакомиться со странами, которых коснулась Арабская Весна. Проклятые духи в этих краях более чем специфичны в силу местного менталитета и установленных традиций. А мироустройство шаманов имеет серьёзные отличия.       Традиционных для Японии семейств здесь нет, зато есть общины, в которые сбиваются в силу жизненных обстоятельств. И общины преимущественно мужские. Ведь если мужчина обладает какими-либо способностями, его почитают, как пророка. А вот стоит женщине проявить свою силу, как её тут же делают повинной во всех мыслимых и немыслимых грехах.       Поэтому женщин-шаманов не допускают до обучения проклятым техникам. Они либо становятся прислужницами мужских общин (по сути, бесправными рабынями), либо дичают так, что даже Годжо сталкиваться с ними становится страшно. Мелькает шальная мысль направить сюда Рику возглавить местных амазонок.       Он скучает по своей девочке. Смотрит на фотографии, которые она исправно отправляет ему, и дрочит до остервенения. Просит скинуть что-нибудь пооткровеннее, но Оримото оказывается крайне зажатой в этом вопросе. Ничего, так даже интереснее. Развратить девчонку и заставить её стонать на камеру он ещё успеет.       Наверное, он мало чем отличается от местных уёбков, возомнивших себя вершиной пищевой цепочки. Годжо презирает их за пренебрежительное отношение к женщинам, а у самого стоит как каменный от мыслей о сладкой, нуждающейся в нём Рики с глазами цвета карамели и запахом вишни в шоколаде. Он ведь не собирается давать ей свободу, лишь её жалкую иллюзию. Пусть думает, что она вправе что-то решать, но истина неизменна.       Сатору взрослее и сильнее, он не отпустит Рику и не позволит кому-то другому касаться её. Будет делать с ней всё, чего его душа захочет, окружит заботой и вниманием, выстроит вокруг стену из сладкой жизни, в которой всё решается по щелчку пальцев.       И плевать, что ей неплохо бы повстречаться с парой мальчиков-ровесников, дабы понять, какие отношения для неё комфортны. Плевать, что с тем же Тоге Инумаки её жизнь была бы спокойнее и, возможно, счастливее. Плевать, что первый раз должен быть наполнен сладкой влюблённостью и ловкой неловкостью, а не животным желанием, помноженным на вседозволенность партнёра.       Годжо на правах Сильнейшего присвоил Рику Оримото себе целиком и полностью. А сейчас кривит губы, наступая на горло, в прямом смысле, смуглолицему магу первого уровня, решившему, будто у того есть право насиловать собственных дочерей. Кажется, он начинает понимать Гето Сугуру как никогда в жизни. Потому что желание убить всех выродков, закрывающих глаза на насилие над детьми, кажется совершенно нормальным и полностью оправданным.       «Сильнейший, потому что Годжо Сатору? Или Годжо Сатору, потому что Сильнейший?».       Если бы Рика Оримото была его дочерью, это остановило бы его?       Годжо хочется верить, что да. Показательно убивая одного из местных шаманов на глазах общины, он медленно и дотошно разъясняет остальным присутствующим, что их традиции устарели и отныне не котируются. Что дискриминация женщин в мире магов неприемлема (наглая ложь, но кто посмеет его упрекнуть?). И что отныне Годжо Сатору будет лично спрашивать за учинённые зверства.       Когда он заканчивается, пред ним склоняются как перед богом. Встают на колени и опускают головы, касаясь лбами залитого кровью пола. Называют Голубоглазым Пророком.       А ведь Годжо и правда мог бы считаться живым богом. Сильнейшие шаманы прошлого воспевались в легендах, им поклонялись, приносили жертвы и подношения. Тому же Рёмену Сукуне возвели храм ещё при жизни. Годжо Сатору мог бы получить всё это на золотом подносе, стоило лишь пожелать. Вот только это бы столкнуло мироустройство обратно в прошлое. И сделало бы его самого ничуть не лучше дикарей, среди которых ему посчастливилось очутиться.       Годжо Сатору определённо лучше их. Хотя бы, потому что злоупотребляет своей силой в исключительных случаях, а не систематически. И пытается облечь низменные желания в приемлемую с точки зрения цивилизованного общества форму.       Вернувшись в свой охренительно дорогой номер в отеле, он оформляет доставку цветов для Рики. Пусть девочка порадуется. Пусть думает, какой классный парень ей достался, а что на десять лет старше, является её учителем и держит на коротком поводке, периодически перекрывающем воздух, так это только добавляет перчинки их отношениям.       Сатору Годжо сидит с своём охренительно дорогом номере, уткнувшись лицом в колени, и рыдает навзрыд.       Потому что сегодня, как никогда раньше, понял если не мотивы, то хотя бы ход мыслей Гето Сугуру. Двадцативосьмилетний Сатору начал понимать семнадцатилетнего депрессивного подростка. Это он такой тупой, или просто Гето не посчастливилось родиться слишком умным?       А может, всё дело в том, что единственный друг родился в обычной семье, а не избранным ребёнком, которого растили с золотой ложкой во рту? Сатору ведь не особо расспрашивал друга о прошлом, а тот и не спешил делиться. Быть может, к моменту поступления в Магический Техникум жизнь успела пройтись по нему вдоль и поперёк, пусть и не поломав, но пошатнув психику?       В конце концов, что, блядь, такого могли сделать родители Сугуру Гето, раз он со спокойной совестью прикончил их? Какого было ему расти в простом человеческом обществе, обладая уникальным даром поглощать проклятия? Принимал ли мир его таким, каким он был, или старался избавиться как от побочного эффекта?       Сейчас бы расспросить Гето обо всём дерьме. Да только поздно уже. И не потому, что он, Сатору, его прикончил. А потому что тогда, грёбанных десять лет назад, не нашёл времени спросить: «Что с тобой?». А когда они вновь встретились, все эту глубокие и проникновенные беседы Сугуру уже на хрен не упёрлись.       Всё–таки, Рика оказалась права. Проблема сильных заключается в том, что они не просят помощи. Поэтому и сходят с дистанции раньше.       Годжо по-прежнему сидит в своём охренительно дорогом номере, но уже не уткнувшись в колени, а глядя на экран телефона. Чем он сейчас лучше Гето? Распустил сопли, как маленькая девочка, и тонет в этом добровольном самокопании. Почему бы ему не позвонить и не рассказать о том, что его гложет? Только кому?       Масимачи Яге? Их отношения нельзя было назвать особенно тёплыми и доверительными. Меж ними царило взаимоуважение с налётом приятельства, но не более. Утахиме? Она его после инцидента в Киото видеть не хочет, считая конченным уёбком. Небезосновательно, кстати.       Сёко? Ну да, у неё же своих дел ни черта нет. Она же не возится день и ночь, собирая едва живых шаманов по частям. Она же не проводила на тот, если он и правда существует, свет большую часть своих друзей. Она же не выкуривает пачку в день натощак от недостатка времени и переизбытка нервов.       Может, позвонить малышке Рике? Она, если и не поймёт, то хотя бы выслушает. Только вот неловко как-то Сатору Годжо плакаться в жилетку своей ученице. Не педагогично это. Впрочем, трахать её тоже не педагогично, но он всё равно собирается это сделать.       В трубке раздаются гудки.       На третьем Сатору хочет сбросить звонок.       На пятом его посещают мрачные мысли, что у малышки Оримото появились дела поважнее.       На седьмом он вспоминает, что в Токио глубокая ночь, и она уже давным-давно спит, как хорошая девочка.       На восьмом она отвечает ему заспанным и однозначно недовольным голосом:       — Сатору, это ты?       Он вытирает слёзы так быстро, что это даже смешно. Она всё равно не может его видеть, к чему это? Натянув на лицо улыбку по старой привычке, Годжо начинает трещать с напускной радостью и воодушевлением:       — Малютка Рика всё ещё не спит? Разве хорошим девочкам не пора баиньки?       — Хорошую девочку разбудил плохой дядечка, — голос хриплый ото сна, и ему так хочется однажды услышать его вживую, проснувшись рядом.       — Прости, принцесса. Я забыл, что у тебя уже ночь, — Сатору замолкает, потому что понятия не имеет, как продолжать этот диалог, — Хотел рассказать побольше о местных проклятиях. Давай перезвоню утром, хорошо?       Он уже собирается положить трубку и продолжить себя жалеть, как Рика останавливает его решительно и безапелляционно:       — Ты позвонил мне поговорить о проклятиях?! Серьёзно?! Давай, выкладывай, что там у тебя стряслось! — ну вот в кого она такая проницательная? Приходится выкручиваться.       — Ну, на самом деле, я надеялся предложить тебе секс по телефону, — насмешливо тянет Годжо, — Какие трусики на тебе сейчас надеты?       Она пыхтит в трубку и явно не от возбуждения. Скорее, смущена. Или пытается понять, не спятил ли он случайно, мотаясь по Африке. Спятил, девочка моя, спятил. На полном серьёзе сегодня подумывал о перспективе заделаться живым богом. Мне бы таких красоток, как ты, каждый день приводили с бантиком на шее. И с килограммом моти в придачу.       — Красные.       Нет, таких, как она, точно нет. Таких, как она, в мире больше не существует. Эксклюзив, блядь.       — А? — он был настолько уверен, что Рика пошлёт его куда подальше, что её ответ сбил с него всю напускную спесь.       — Мои трусики. Они красные. Но тебя ведь не это сейчас волнует?       Ну, как сказать. Теперь ещё и это! Красные, значит. Наверняка хлопковые, на всю задницу, с небольшими кружевными вставками по краям. Годжо видел уже на ней такие. Прикольные трусики. Самое то, чтобы снять. Нервно сглотнув, он делает попытку увести разговор в нужное и такое приятное русло:       — На тебе ещё что-нибудь надето? Майка или ночнушка? Вон та, с бабочками, она мне нравилась.       — Сатору, что у тебя случилось? — ему кажется, Рика сейчас где-то рядом. Иначе как объяснить такую чуткость? У него самого таковой и в помине не было никогда, а она на расстоянии понимает, что ему плохо.       Вот только сдаваться так просто он не собирается.       — Девочка моя, ты стесняешься сказать мне, что на тебе надето? Или ты спишь в одних только трусиках, пока папочки нет дома?       На другом конце уже много лет не существующего провода раздаётся тяжёлый вздох. Годжо готовится отмечать собственную победу и её капитуляцию, но Рике вновь удаётся удивить его:       — Давай так. Я говорю, что на мне надето, а ты рассказываешь, что тебя беспокоит. Идёт?

***

      Стоит ему вернуться в Токио, как ученики тут же берут его в плотное кольцо. И если раньше такие порывы вызывали у Сатору прилив сентиментальности, то сегодня исключительно раздражают. Жужжат, как назойливые мухи. И ладно бы рассыпаясь в восторгах от встречи с любимым учителем, так нет же!       Маки со своим вечно недовольным лицом и видом «я сильная и независимая». Ага, только большую часть её проблем решает Годжо, тихо и незаметно, дабы не выслушивать потом бесконечные «не нужно было вмешиваться». Вот и сейчас он мысленно делает пометку в своей голове, что без должного финансирования с его стороны продвижения Маки не видать, как проклятых духов без своих очков.       Панда старательно отчитывается о результатах одноклассников, едва не подбпрыгивая на месте от переполняющих эмоций. Сатору всерьёз подумывает предложить ему должность преподавателя. С ролью мамочки проклятый труп справляется гораздо лучше многих действующих педагогов. Годжо хлопает его по плечу, дежурно назвав «молодчиной».       Тоге молчит, что радует. Однако взгляд у парня настолько выразительный, аж неловко делается. Интересно, Инумаки уже известно об их отношениях с Рикой? Как много? Парень явно неровно дышит в её сторону. Годжо мог бы его даже пожалеть, вот только Тоге не тот человек, который нуждается в жалости.       Мэгуми стоит, скрестив руки на груди и сделав лицо пубертатной язвы. Периодически вставляя колкости на тему его, Сатору, преподавательской непригодности и конченного разгильдяйства. Ну, характер у пацана явно не в папочку. Тоджи предпочитал активную форму агрессии, а не подавленно-спермотоксикозную. Кажется, пришла пора подключать силовые методы для воспитания Фушигуро-младшего. Не всё же Рике получать заслуженную порцию пиздюлей на тренировках.       А вот и она. В отличие от остальных не пытается урвать кусок его внимания, стоит чуть поодаль, понурив голову, и смотрит на него обеспокоенным взглядом. Молчит. Не задаёт лишних вопросов, его умница. Знает ведь, что при всех Годжо никогда не обнажит свою душу. Поэтому Рика ждёт подходящего момента продолжить тот самый телефонный разговор. О, они обязательно продолжат! Правда, не в том формате, на который она рассчитывает.       Как же ему хочется послать всех куда подальше. Учеников с их вечными проблемами, Ягу с его отчётами и попытками отчитывать, Совет Старейшин, которые какого-то чёрта требуют его к себе немедленно и безотлагательно. А Годжо на хрен всё это сейчас не упёрлось. Ему бы закинуть Рику на плечо, отнести в свою комнату и сделать всё, что он успел нафантазировать себе в том охренеть каком дорогом отельном номере. Какие там у неё трусики?       Он хочет Рику Оримото. Хочет неадекватно до белых пятен перед глазами. Так, чтобы всё тело в гематомах и следах от укусов, чтобы до дрожи в ногах и потери сознания. О, это он умеет! Доведёт до полного невменоза, заставит скулить под собой, сбившись со счёта полученных оргазмов.       — И кстати, сэнсэй! Хакари отстранили от занятий.       Да бляяядь!

***

      — Учитель, вы уверены, что это здесь?       — Ага, — он не отрывается от смартфона, проводя онлайн оплату. Раз уж выдалась возможность выбраться из Техникума, да ещё и с благословения господина директора, грех не воспользоваться. В конце концов, он заслужил нормальный отдых.       — Странно, мне казалось, Кинджи предпочитает тёмные подворотни на окраинах Токио, — рассуждает Рика. Кстати, рассуждает она абсолютно правильно.       Годжо прихватил её с собой, аргументируя это тем, что её общество положительно подействует на Хакари. А если нет, она в два счёта его скрутит и поможет доставить обратно в Техникум, где его тут же восстановят в качестве пусть и не примерного, зато весьма перспективного студента.       Яга сделал вид, что поверил. Но вид у него был такой, что не осталось сомнений, в ближайшие сутки их возвращения никто не ждёт. Кроме, возможно Мэгуми, которому кровь из носа надо было поговорить. Извини, Фушигуро-младший, не до тебя сейчас!       Он останавливается возле непримечательного здания, сверяясь с адресом на карте. Замечательно, они на месте. Никаких вывесок, надписей и прочей мишуры нет, значит, всё должно быть на высшем уровне.       Годжо подходит к двери и набирает присланный ему код. Бинго, можно заходить! Рика неуверенно мнётся рядом, и он хватает её за руку, мысленно радуясь, что она по-прежнему в своей форме Магического Техникума. Такой вид будоражит вдвойне. Она силится что-то сказать, но Сатору прикладывает палец к губам, намекая на тишину.       Сосредоточенно кивнув, Рика следует за ним на второй этаж, неосознанно теребя рукой кольцо на шее и его выдержку в придачу.       Найдя нужную дверь, он вводит ещё один код и в очередной раз отмечает, что его пожелания были с точностью выполнены. Выбранная комната находится в отдалении, значит, услышать их не должны. Впрочем, Годжо на всякий случай выкупил все номера в этом крыле. Чтобы наверняка.       Они входят внутрь, в довольно простой, практически непримечательный, коридор гостиничного номера. Шесть Глаз позволяют оценить осадки чужой проклятой энергии, которой скопилось невероятно много. Ещё чуть-чуть, и им придётся чистить это место от проклятий. О, Годжо обязательно прихватит на эту миссию Оримото! Полюбуется её смущённым видом.       Щелчок включателя, и тусклый, красноватый свет позволяет оценить обстановку. Годжо довольно хмыкает. Рика испуганно вздыхает и чуть ли не пятится назад.       — Это… Это тот самый подпольный клуб, открытый Хакари? Тут какой-то тайный вход имеется?       Сатору усмехается и медленно оборачивается к ней. Прижалась спиной вплотную к двери, сложив руки на груди в защитном жесте. Влажные, карамельные глаза распахнуты и глядят с искренним удивлением, смущением и…любопытством? Ох, ну конечно, он не ошибся. Ей такое должно зайти.       Более не тратя времени на разговоры, Сатору проходит вперёд и садится на огромную, застеленную чёрным бельём, кровать. Трахаться на ней он бы не рискнул, а вот всё остальное…       — На колени, — сухой приказ, не терпящий неповиновения.       Оримото раскрывает было рот, но, поймав его выразительный взгляд, захлопывает его обратно и послушно опускается на свои худенькие коленки. Годжо с недовольством подмечает, что она потеряла в весе. Надо будет заняться потом этим вопросом, вбив в её очаровательную голову, что правильно и вкусно питаться это теперь её святая обязанность. Но сперва им надо наверстать упущенное.       Похлопав себя по бедру, он даёт Рике понять, что от неё требуется. Оперевшись на ладони, она словно кошка приближается к нему. Останавливается между раздвинутых бёдер и поднимает на него затуманенный предвкушением взгляд. Пальцы Годжо ласково касаются её подбородка:       — Ты хорошо вела себя в моё отсутствие?       Кивает головой, всем своим видом показывая послушания:       — Да.       — Да…? — Годжо сжимает подбородок немного сильнее.       — Да, папочка.       — Хорошая девочка.       Он извлекает из кармана тонкий кожаный ошейник с кольцом посередине. Ручная работа, для неё старался. Подняв тяжёлые волосы с шеи, Годжо аккуратно закрепляет украшение, застегнув его достаточно туго, чтобы облегало, но в то же время не перекрывало дыхание. Немного откинувшись назад, Сатору рассматривает открывшийся перед ним вид. Красиво, другого слова не подобрать. Правда кое-чего всё-таки не хватает.       Встав постели, он направляется к стенду, на котором вывешены поверхностные девайсы. Бондажи, плети, наручники всех возможных сортов… О, а вот и то, что ему нужно!       Тонкий поводок идеально подходит к выбранному для Рики ошейнику. Теперь она и правда ручное чудовище.       Потянув её за собой, Годжо заставляет её заползти на кровать, по-прежнему опираясь на колени и руки. Закрепив поводок на изголовье кровати, он может наконец-то насладиться видом покорной и готовой подчиняться ему Рики Оримото.       Опустившись на постель позади неё, Сатору заботливо расстёгивает пряжки её туфелек, снимая их. Подцепив тонкие щиколотки, заставляет развести ноги в стороны.       — Помнишь, что я обещал тебе?       Она нервно сглатывает, видимо от напряжения. Думает, что что он притащил её в этот номер, желая поскорее разобраться с её девственностью? Идея неплохая. Только вот она явно недооценивает его аппетиты.       — Папочка будет играть со мной по-взрослому? Без трусиков?       Умничка какая. Прямо радует.       Довольно усмехнувшись, Годжо ведёт рукой вдоль тонкой голени, щекочет внутреннюю поверхность коленной чашечки, слегка приподнимет школьную юбку останавливается на тонком, подтянутом бедре. Пальцы хватают тонкую капроновую ткань и тянут в сторону, заставляя расползтись. Не давая Рике и шанса опомниться, Годжо разрывает её колготки, особое внимания уделяя промежности. Именно так, как ему давно хотелось.       Нетерпеливо задирает юбку, заправляя краешек чёрной, плиссированной ткани за пояс. Теперь перед лицом Годжо открывается головокружительный вид на упругие, маленькие ягодицы, затянутые в чёрную кружевную ткань в обрамлении порванного капрона.       — Для меня старалась, да?       Ответить Рика не успевает, потому что бельё постигает та же участь, что и колготки. От ощущения ткани, впившейся в нежную кожу, Рика тоненько пищит, заставляя Годжо смеяться. Он упирается ладонью в матрац около её лица и начинает успокаивающе шептать на ушко, что купит ей новые трусики, какие она только пожелает.       Прикусив чувствительную мочку, он принимается расстёгивать форменный пиджак, тут же скидывая его на пол. Рубашку пока решает оставить. Слишком уж ему нравится этот блядско-школьный вид, как из отменной порнухи.       Его пальцы принимаются чертить узоры на нежной коже бёдер, периодически ещё сильнее разрывая остатки колготок. У Годжо определённо появился новый фетиш! Который он обкатает по полной, вдоль о поперёк.       Рика тихонечко стонет, неосознанно прогибаясь от ласки. Отзывчивая, он ведь даже ничего толком не сделал. Пальцы то скользят вдоль задней поверхности бёдер, почти целомудренно, то поднимаются прямо к киске, замирая в считанных сантиметрах от неё.       — Такая гладкая, — он с удивлением рассматривает нежную кожу без намёка на волосы или раздражение. Не похоже, чтобы она брилась. Депиляция? — Это для меня, принцесса?       — Да, Сатору, — выдыхает, тут же стыдливо утыкаясь лицом в сложенные на постели руки.       — М, мне нравится, как ты произносишь моё имя. Хорошая девочка, — отвешивает лёгкий шлепок, не ради наказания, только для контраста, — У тебя такая красивая киска. Такая маленькая и розовенькая.       Оттягивает кожу в стороны, раскрывая её перед собой. На гладких лепестках блестит влага. Уже готова принять его, послушная девочка.       Рано, пока ещё рано. Нужно подготовить, как следует, чтобы сама на член бросалась. Годжо касается внешних половых губ, оглаживает их, двигается нежно, подразнивающе. Тихие стоны становятся такой приятной наградой за его старания. Не удержавшись, он наклоняется и слегка дует на её щель, заставляя Рику давится воздухом от восторга и впиваться тоненькими пальцами в простыни.       Он проникает пальцами немного дальше, разглаживая лепестки. Указательный палец обводит влажный вход, двигается по кругу без намёка на проникновение. Рика подаётся бёдрами навстречу, словно желая насадиться на его палец. Приходится ещё раз предупреждающе шлёпнуть.       — Терпение!       Собрав выступившую влагу, Годжо вновь скользит между складками, безошибочно находя клитор. Зажимает между указательным и средним пальцем, принимаясь слегка надрачивать. Пробует, ищет, как ей больше понравится.       Подтянувшись вперёд, накрывает второй рукой лобок. Скользит ниже, так, чтобы оттянуть капюшон клитора и приласкать головку пальцами. От такой резкой стимуляции Рика вздрагивает и силится уйти от его прикосновений. Годжо делает мысленную пометку припомнить ей это и довести до полного изнеможения от сверхстимуляции. Но, пожалуй, в этот раз он будет нежен.       Его пальцы возвращаются ко входу. Она уже течёт, его нетерпеливая, сладкая девочка. Ещё немного, начнёт капать на простыни.       — Ты такая мокрая, — палец упирается в нежно сжимающийся вход, — Так сильно хочешь, чтобы оттрахал? Может, папочке и правда пора поиграть с твоей киской по-взрослому?       Она не отвечает, лишь снова пытается насадиться на него. Недовольно рыкнув, Годжо хватает рукой её волосы, дёргает за них, заставляя откинуть голову назад.       — Дрянная девчонка! Я тебе вопрос задал. Или мне не стоит учитывать твоего мнения? Может, ты только и ждёшь, чтобы я достал член и натянул тебя на всю длину?       — Да! Да, пожалуйста! Пожалуйстапожалуйстапожалуйста! — сперва ему кажется, что он бредит. Не может ведь она и правда хотеть, чтобы он её вот так… Но потом до сознания доходит, что у Рики уже мозг плавится от возбуждения, приправленным её неопытностью. Она сама сейчас не понимает, о чём его просит. К какому краю подталкивает.       Он отнимает руку от неё, вырвав измученный и недовольный стон. Сейчас, девочка, потерпи, вот так. Раздвинув бёдра ещё сильнее, Годжо ложится на спину и скользит меж ними.       Видеть раскрывшуюся и истекающую для него щель Рики Оримото прямо перед лицом сравнимо вознесению. У него, кажется, снова раскрылась Бесконечность во всех её проявлениях и оттенках. Член пульсирует так, что Годжо не удивится, если штаны не выдержат такого напряжения.       Схватившись за девичьи бёдра, он буквально усаживает Рику себе на лицо. Она визжит и пытается вырваться, уйти от прикосновений, но куда там, когда он вдавливает её в себя.       — Пожалуйста, не так! Не надо, это слишком…       Ем плевать, пусть хоть несуществующее стоп-слово сейчас произносит. Годжо обхватывает клитор губами, принимаясь энергично посасывать его, не забывая поглаживать при этом языком. Двигается в одном темпе, достаточно ровном и быстром. Таком, что вышибает весь дух из девчонки, заставив её буквально застыть над его лицом, не зная, то ли продолжать сопротивляться, то ли позволить себе кончить ему на лицо.       Руками Сатору разводит её ягодицы в стороны, вновь находя пальцами вход в её истекающее смазкой лоно. Указательный палец скользит внутрь, не глубоко, на две фаланги, принимаясь осторожно ощупывать, искать нужную ему точку. Наконец, он чувствует, как стеночки вокруг него сжимаются от правильного движения. Значит, здесь, да?       Годжо сосёт её клитор и трахает узкое влагалище пальцем, хмелея от её отзывчивости, вкуса, запаха… Она даже здесь сладкая, будто вишнёвая конфета, так и растекается на языке, дразня его лёгкой терпкостью. Её бы сейчас, такую тёплую и разомлевшую, насадить на член, сразу на всю длину. Чтобы понять ничего не успела, поглотила своим тёплым, бессовестно мокрым влагалищем, испачкала смазкой и кровью. Насаживать до упора, пусть девчонка сорвёт горло от криков, Годжо, блядь, из неё душу вытрахает.       Он чувствует, как она напрягается вокруг него. Значит, скоро. Он не меняет ритма, но двигается немного быстрее. Подбородок мокрый от смазки, и Сатору хочет, чтобы Рика всю ночь на него текла. Она напрягается, чувствуя знакомую волну, начинает неосознанно двигаться навстречу. Годжо сильнее впивается в бёдра, заставляя замереть на нём, самостоятельно подводя к черте.       Оргазм такой сильный, что Сатору физически ощущает, насколько ей хорошо. Её сжимающаяся от наслаждения киска обхватывает его палец, затягивая в себя. Рика истекает ему на лицо, кричит громко, несдержанно, забыв про стыд и смущение. Её клитор продолжает пульсировать, Годжо прижимается к нему языком, продлевая ей удовольствие.       А потом принимается поедать её с двойным усердием, добавляя к указательному пальцу ещё и средний, растягивая её, чувствуя, как влажные стенки поддаются его напору. Двигается вглубь, практически касаясь её грани, застывая около неё, а после возвращаясь назад, к самому входу, туда, где его Рике так сладенько.       От полученного ранее оргазма она стала такой чувствительной, что теперь испытывает смесь удовольствия и боли.       — Хватит! Остановись, пожалуйста. Хватит… Папочка, прошу тебя.       Кажется, она плачет? Плевать, сейчас так плевать, пусть плачет, пусть рыдает, главное, чтобы продолжала так сладенько сжиматься вокруг его фаланг и кончала ему на язык. Годжо грёбанное животное. И сейчас он планирует довести Рику до полного изнеможения.       Вновь напрягается, его милая девочка, обхватывает так сильно. Кричит, плачет, но уже готова снова кончить. Вот так, маленькая, давай…       Второй оргазм получается тяжёлым, мощным, таким, что Рика полностью ослабевает и буквально сползает на него. Годжо смеётся и выбирается из-под хрупкого тела, отвязывая поводок от кровати, помогая ей лечь поудобнее. Сопротивления ноль, как и отдачи. Кажется, его девочку накрыло по полной.       На щеках румянец, губы опухли, дыхание сбилось. Пара тёмных прядей волос прилипли к лицу, и Сатору ласково убирает их, заправляя за маленькое оттопыренное ушко. Смотрит на неё, млея от такого трогательного вида, и мечтает засадить ей так глубоко и грубо, чтобы прям до матки.       Он обязательно приручит Рику кончать на своём члене, покажет, где и как себя правильно трогать, сам научится стимулировать снаружи и изнутри так, что пережитый сегодня опыт покажется ей лёгкой прелюдией. Но пока пусть отдохнёт.       Она приходит в себя через несколько минут, поднимая на него блестящий от влаги взгляд цвета сожжённого сахара. Тянется за поцелуем, и Годжо с удовольствием даёт ей это. Ласкает её рот, вылизывает его, оставляя на губах её собственный вкус. А потом тянет за ошейник вниз, заставляя опуститься возле кровати на натёртые до алого цвета колени.       — А теперь ты будешь со всей самоотдачей выражать мне свою глубочайшую признательность, — голос хриплый от болезненного перевозбуждения, — Приступай. И чтоб проглотила всё до последней капли.