Ручное Чудовище

      Когда Рика приходит в сознание, ей становится страшно. Потому что в комнате, подозрительно похожей на больничную палату, находится слишком много людей. Директор Яга, Гакугандзи, женщина-преподаватель Токийского Магического Техникума со шрамом на лице, ещё одна дамочка, с экстравагантной причёской, закрывающей лицо…и Сатору Годжо, смотрящий на неё совершенно безумными глазами.        – Очнулась, наконец, – Ёсинобу Гакугандзи, мерзкий старикашка, скрипит своим противным голосом, – Из-за тебя мой лучший ученик оказался серьёзно ранен. Нам пришлось вызывать специалиста из Токио, чтобы подлатать его.        Тодо Аой достойно принял бой. Не отступил, не стал звать на помощь. Слова ей не сказал, лишь довольно хмыкнул, глядя на Юту за её спиной. «А он и правда впечатляет», такими были его слова, когда резкий, точечный и молниеносный выброс сил, подпитанный проклятой энергией Оккоцу, сокрушил его.       – Надеюсь, он быстро придёт в себя, – Рика говорит спокойно, даже доброжелательно, – Нам ведь ещё нужно провести второй день Программы Обмена.        – Второй день?!! – нервы Гакугандзи сдают, заставляя его сорваться на крик, да такой, что в ушах звенит, – Ты призвала проклятого духа особого уровня, скормив ему его сородичей, которых мы, на секундочку, готовили для уничтожения!        – То есть, Токийский Техникум одержал победу? – спрашивает с искренней надеждой в голове.       – Ты, блядь, издеваешься, девчонка?!! – Гакугандзи оборачивается к Годжо, – Твой ручной монстр вообще не соображает, что случилось? У неё с головой не в порядке? То, что мои ученики живы, это чудо, не иначе!        Кажется, память Рику подводит. Она же только с Тодо сражалась…А! Юта был голодным и решил подкрепиться. Она отпустила его недалеко от себя…метров на пять, вроде бы…или больше? Видимо, кому-то из студентов Киотского Техникума не повезло столкнуться с ним. Мда, неудобно получается.        Пока Рика думает, как бы потактичнее извиниться за доставленные неудобства, Годжо-сэнсэй (уместно ли называть его теперь сэнсэем?) сияет, как таинственное русское приспособления для заваривания чая. Повязка спущена, на лице улыбка, а флюоресцентные глаза смотрят только на неё. Правда, выпад Ёсинобу он расслышал вполне отчётливо.        – То, что твои ученики живы, яркий пример того, что Рике удаётся контролировать не только себя, но и Юту Оккоцу. Умница моя, я так горжусь тобой.        Не стесняясь присутствия посторонних, Сатору подходит к ней и крепко прижимает к себе. Рика чувствует знакомый запах древесины и чего-то свежего, густого словно…мох? Приятно. А если залезть под одежду, как будет пахнуть его кожа?       Ей всё равно, что думают остальные. Главное, что он гордится ей. Гладит волосы и оставляет ласковый поцелуй на макушке. У женщины со шрамом на лице при виде этого широко распахиваются глаза, она прижимает ладонь ко рту и кривится, будто ей лимон целиком проглотить пришлось. Видела бы она, что с ней учитель наедине делает, вообще в ужас пришла бы.        – Годжо, её необходимо оградить от остальных, – Ёсинобу продолжает наседать назойливой мухой, – Ты же видел, проклятый дух по-прежнему привязан к ней. Если Рика Оримото является Мастером Проклятий, её место под стражей, а не в стенах Техникума. Мы, конечно же, сделаем исключение, раз эта девица так дорога тебе…       – Вы? – Сатору медленно оборачивается, глядя на Гакугандзи через плечо, – Сделаете исключение? Я всё правильно услышал?       Голос его не внушает ничего хорошего. Впервые Рика счастлива, что не видит его лица. Особенно глаз. Ей известно, как они могут ледяным скальпелем вскрыть нутро, пройтись режущим поцелуям по внутренностям и зашить кожу острой иглой. Судя по побледневшему директору Яге, Годжо разозлился не на шутку.        – Сатору, не стоит придираться к словам, – Масимачи говорит мягко, стараясь достучаться до своенравного подчинённого, – Ёсинобу-сан не желает Рике вреда. Он просто пытается сделать её пребывание в мире шаманов комфортным для всех.        Старик согласно кивает. Соглашается, не спорит. И Рике тошно от него. От всех них, прогнивших ортодоксальных ублюдков, что так старались отнять у неё Юту. Они ничем не лучше её одноклассников, такие же трусы, сбившиеся в стаю.        Но если ей противно, то от Годжо исходят волны какого-то мрачного воодушевления. Его проклятая энергия окутывает, заставляет подчиниться, забыть о любом сопротивлении. Будто нет ничего, кроме его Безграничности.        – О, директор Яга, вынужден не согласиться, – голос у него весёлый, возбуждённый, словно он находится под чем-то, одурманивающим сознание, – Это я пытаюсь сделать пребывание Рики в магическом мире комфортным. Для всех. А Ёсинобу-сан всего лишь пытается сделать его комфортным для себя и горстки таких же Старейшин. И сейчас все мои Шесть Глаз говорят о том, что в голове у нашего друга зреют весьма интересные мысли. Уже успели сделать пару важных звонков, Ёсинобу-сан?        Тот вскидывает голову, вмиг утратив всю свою напускную старческую неспешность. Подняв руки, словно желая отгородиться от Годжо, Гакугандзи тут же принимается защищаться от обвинений:        – Это была моя обязанность! Ты же и сам видел, на что способна эта девк…Девушка. Если Совет Старейшнин сочтёт её опасной, мы будет обязаны принять меры. Годжо, ты ведь понимаешь это? Нельзя игнорировать опасность, если мы не хотим повторения того, что случилось по вине Гето Сугуру!          Упоминание покойного друга становится последней каплей в море. Рика чувствует, как напрягаются руки учителя. Как его проклятая энергия меняется, начинает душить собой. Не только её, всех присутствующих в это комнате.        – Приятно видеть, что вы помните о моих обещаниях, – голос Сатору совершенно спокойный, будто он не был минутой назад так взбудоражен, – Однако я не мог не заметить, как вы едва не совершили ошибку, оскорбив Рику, и прошли по грани, намекая на «меры», которые примете. И раз уж вы упомянули имя Гето, кажется, пора признать, что его преступления были всего лишь цепной реакцией на годы, годы, вашей трусливой политики. Вы прикрываетесь другими, спасая собственную шкуру. Рико Аманай, Ю Хайбара, десятки молодых магов, погибших по вашей вине. И вот теперь вы вновь пытаетесь напасть на ни в чём не повинную девочку, лишь потому что она…лучше вас?        – Твоя девица опасна! – Гакугандзи, кажется, утратил надежду вразумить Годжо нормальным способом, и решил доораться до него, – Поэтому мы должны изолировать её. Тем более, есть подозрения, что она из Инумаки. А тебе хорошо известно, что делают с проклинателями!        Вот теперь Рике становится страшно. Они что, действительно искалечат её? Отрежут руки или язык? Или просто уничтожат, дабы не подвергать магическое сообщество риску? Неосознанно, она жмётся ближе к Годжо, будто ища у него поддержки. Этот жест не остаётся незамеченным.        Он ободряюще треплет её волосы, а потом наклоняется, оставляя ещё один нежный отеческий поцелуй на макушке.       – Рика, детка, закрой глаза. Незачем тебе на это смотреть, – его ладонь опускается на веки, – Уши тоже лучше закрой. Кажется, воплей сегодня не избежать.        Она не может оторвать взгляда от спины Сатору, когда он направляется к Ёсинобу. Кажется, у него каждая мышца в теле сейчас напряжена. Проклятая энергия Сильнейшего заполнила собой всё пространство, в комнате словно стало на пару тонов темнее и на несколько квадратных метров теснее.       – Рика, что я тебе сказал? – на этот раз голос его холодный, жёсткий, не терпящий неповиновения.        Ей не остаётся ничего другого, как зажмуриться до рези в глазных яблоках и плотно накрыть ладонями уши. Она понятия не имеет, что он собрался делать. Неужели Годжо решил прикончить Гакугандзи? Но зачем тогда это всё? Рика уже видела, как он убивает. Она чувствует выбросы проклятой энергии, свидетельствующие о короткой борьбе.       Точнее, короткой возне. У Ёсинобу нет и призрака надежды одолеть Годжо. Как и у любого в этой комнате. Интересно, если бы Рика призвала Юту, сколько времени они вдвоём потратили бы на битву с голубоглазым богом? В том, что шансов на победу у них нет, она не сомневается.        Крик, вырвавшийся у директора Киотского Магического Техникума, доносится до неё отчётливо, лишь слегка приглушаясь собственными ладонями. Ей показалось, или она услышала булькающие звуки? Рика медленно убирает руки от ушей и до неё доносятся болезненные стоны.        –  Ты совсем из ума выжил?!! – кажется, этот голос принадлежит женщине со шрамом, – Ты же его изувечил! Неужели тебе совсем не ведомо сострадание, грёбаный ты монстр?!        – О, поверь мне, Утахиме, оно мне хорошо знакомо, – голос учителя вновь какой-то ненормальный, пропитанный эйфорическим весельем, – Иначе я лишил бы его обеих рук. Было бы неудобно играть на гитаре, не правда ли?        Да что там произошло? Рика медленно открывает глаза. Сквозь цветные мушки она видит искажённые ужасном лица пристывающих. И улыбающегося (хотя больше напоминает оскал) Сатору, на чьём прекрасном лице нет ни капли крови. Зато пол ей залит от души.        Директор Гакугандзи беспомощно скулит, стоя на четвереньках подле ног Сильнейшего. По его подбородку стекает…       Рика едва успевает отвернуться, как её выворачивает. Голова кружится, ноги трясутся. Она молится всем известным ей божествам, чтобы это оказалось дурным сном. Что всё это ей попросту показалось. Что её учитель, её родной, любимый Сатору Годжо, с которым она в обнимку смотрела фильмы у него дома, на чьих руках засыпала, которого целовала и который целовал её, не вырвал на самом деле человеку язык. Пусть даже и такому противному, как Гакугандзи.        Тёплая ладонь опускается ей на спину. Рика не хочет поворачиваться. Не хочет видеть его перед собой. А Годжо, будто издеваясь, начинает гладить её спину в попытках успокоить.        – Ну, всё. Тише, девочка. Всё закончилось. Больше никто не обидит.        «Никто, кроме тебя», хочется выкрикнуть ему в лицо, но Рика не смеет. Злить Годжо чревато последствиями. Теперь она знает это наверняка. Стоит ему обнять её, как Оримото начинает биться в его руках рыбой, выброшенной на берег.        – Нет, не хочу! Пусти! – у неё истерика. Впервые в жизни такая явная и неконтролируемая. Хочется закрыть глаза и заснуть, чтобы не видеть, не чувствовать, не знать всего этого кошмара.       Два пальца ложатся ей лоб, и сознание покидает Рику, погружая в спасительное небытие. 

***

      – Ну всё, ребятки, – радостно скалясь в улыбке, заканчивает занятие Годжо-сэнсэй, – Можете идти.        Она собирает сумку так быстро, как только может. Лишь бы побыстрее покинуть класс, в котором она целый час просидела, как на иголках, чувствуя напряжение и дрожь в собственных конечностях. Находиться в одном помещении с Сатору Годжо по меньшей мере некомфортно. А если совсем честно, страшно.        Разумеется, благополучно выскользнуть из класса у неё не получается!       – Рика, будь умницей, задержись.        Спина покрывается мурашками. Она взглядом провожает ребят. Молчаливую и ставшую в последнее время ещё более угрюмой Маки, задумывавшегося о чём-то своём Панду и бросившего на неё рассеянный взгляд Тоге. Последнему она дарит лёгкую ободряющую улыбку, не желая мучить его напрасными переживаниями.       Ну, вот и всё. Она осталась в клетке с голодным тигром наедине.       – Подойди ко мне, – Годжо говорит спокойно, словно хочет обсудить с ней домашнюю работу или внеклассную деятельность. Будто их не связывает ничего кроме студенческо-преподавательских отношений.        Оримото решает остановиться возле его стола, так, чтобы он оказался преградой между ними, но учителя такое положение дел не устраивает. Он выжидающе смотрит на неё сквозь повязку на глазах, намекая сократить расстояние. Ей что, на колени к нему сесть?!       – Вы хотели поговорить со мной, Годжо-сэнсэй? – лучшая защита нападение. Поэтому Рика решает первой завязать неудобный разговор.        Хмыкнув, Годжо поднимается со своего места и в пару шагов обходит стол, оказываясь сбоку от неё. Знакомый запах щекочет ноздри, и ей приходится впиться ногтями в собственную ладонь, удерживаясь от желания прильнуть к нему. Такому тёплому, сильному…смертоносно опасному. Заставляющему её хотеть кинуться прочь, но случайно по киношному подвернуть ногу, чтобы он сумел нагнать её без особых усилий.         – Ты избегаешь меня, – Сильнейший режет её на куски, не тратя время на хождение вокруг да около, а сразу переходя к основной сути вопроса.         А Рике только и остаётся, что сдерживать слёзы. Игнорировать его сообщения, не замечать букет цветов, оставленный для неё в комнате, шарахаться в сторону, увидев длинную фигуру в коридоре…Всё это было жалкими попытками отсрочить роковой разговор, цель которого поставить точку в их только что начавшихся отношениях. Вырвать из сердца первые побеги чувств, таких сильных и желанных, что хотелось закрыть глаза на весь ужас, что произошёл в Киото.        Пальцы Сильнейшего ложатся на подбородок, заставляя её поднять лицо. Рика рассчитывает, что он разозлится, но голос его оказывается неожиданно мягким, наполненным искренней заботы:       – Напугал тебя, маленькая?        «Напугал» это ещё слабо сказано. Она, блядь, два дня пребывала в состоянии первобытного ужаса. А он ей букет цветов отправил. Как будто они могли привести в порядок её расшатанную нервную систему. Или ей следовало из них целебный отвар приготовить?!        Его руки ложатся на плечи, полностью обхватывая их. Указательные пальцы касаются шеи, поглаживая её то ли в попытке успокоить, то ли донести мысль, что дальнейшее молчание чревато последствиями.        – Ты ему язык отрезал, – Оримото не узнаёт собственного голоса, настолько глухо он звучит.        Годжо на её фразу лишь усмехается:       – Я пообещал это сделать, если старику хватит наглости ещё хоть раз оскорбить тебя. По-хорошему, мне следовало убить его за угрозу в твой адрес. Решил оставить в живых в качестве предупреждения Старейшинам. Мне не следовало этого делать?       – Оставлять его живым или отрезать язык? – ядовито спрашивает Рика. Она злится, страшно злится на Годжо.        А того её гнев лишь развлекает. Он укладывает голову ей на плечо и обнимает, прижимая к себе. Если кто-то сейчас войдёт в класс, Рике точно не отвертеться от вопросов.        – Не думаю, что убийство Гакугандзи шокировало бы тебя так же сильно, как то, что я вырвал ему язык, – Сатору мурлычет эти слова ей на ухо, – Ты ведь уже видела смерть.       Когда Юта Оккоцу убил тех мальчишек в школе (о, не сомневайся, я бы сделал для тебя тоже самое на его месте!), когда я убил Сугуру Гето…       – Это другое, – от его дыхания на её коже внизу живота начинает сладко тянуть, – Вы убили Гето, потому что так было нужно…       – Уверена? – рука Годжо скользит вверх, большой палец замирает прямо под грудью, – Уверена, что я убил его, потому что было нужно? А не потому, что он не оставил мне выбора, или потому, что я этого хотел?        – Как бы то ни было, вы его не мучали, – в её словах нет уверенности, но Рика продолжает цепляться за призраки своих убеждений, своей веры в Сатору Годжо, – А в Киото вы словно наслаждались этим!        Ладонь Годжо бесстыдно ложится на правую грудь, нежно поглаживая полушарие. У Рики вырывается слабый писк. Так он её ещё не касался. Хотя прошлые его ласки заходили дальше, новые ощущения бьют в голову так, что башню сносит. Попытка вывернуться из сильный рук терпит фиаско.        – Поверь, это не так, – Годжо даже внимания на её жалкие потуги не обращает, ловко расстёгивая пиджак и принимаясь за пуговицы рубашки, – Мне доставляют наслаждение другие вещи. Например, то, что я делаю с тобой сейчас.        Он расправляется с каждой из предательниц пуговиц, чтобы затем ловко скользнуть пальцами по груди через полупрозрачную ткань белья.        – Мммм, кружевное, – второй рукой Годжо сильнее вжимает тело Рики в себя, жарко выдыхая на ухо, – Для меня старалась, да? Бегаешь от меня, изображаешь недотрогу, а сама надеваешь тонкий, ни хера не прикрывающий лифчик? Нравится дразнить меня? Или ты сама кайфуешь от всей этой игры в хорошую девочку? Интересно, если я запущу руку тебе в трусики, насколько мокрой ты окажешься?        У Рика там уже блядский водопад.       Он щипает её за сосок прямо через бельё, заставляя вскрикнуть. Годжо тут же принимается заглаживать свою вину круговыми движениями, посылая ток по её коже, заставляя непроизвольно ёрзать в его объятиях. Как бы она не сопротивлялась всему творящемуся между ними безумию, тёмная часть её души, та, что умеет порождать проклятия, тянется в эту бездну. В эту безграничность.        Пальцы поддевают тонкую ткань белья и разрывают её, обнажая маленькую грудь. Рика пищит от неожиданности, ей страшно, что теперь он не остановится. Орать бесполезно, никому не под силу остановить Сатору Годжо. А призвать Юту означает обречь последнего на гибель. Интересно, её саму сэнсэй тоже прикончит или оставит в живых, чтобы продолжить начатое?        Горячие, влажные пальцы (и когда он успел облизать их?) вновь начинают ласкать её соски. И теперь это ощущается в разы сильнее. Скользящие движения отдаются электрическими разрядами между ног.        – Понятия не имею, как выглядел твой лифчик, но уверен, без него намного лучше, – вопреки опасениями Рики, снимать повязку Сатору не спешит, – А уж на ощупь…Так вот, возвращаясь к вопросу того, что доставляет мне наслаждение. Прямо сейчас мне охренеть, как приятно. Можешь сама убедиться.        Он резко вдавливает её в себя, двигая бёдрами навстречу, позволяя оценить эрекцию. Рика чувствует его член. Чувствует, насколько он твёрдый. И прекрасно понимает, что он точно не маленький. Оценить размеры полностью положение не позволяет, однако даже так у Рики не остаётся сомнений в том, что реши Годжо взять её, боли не избежать.         – Чувствуешь? – он кусает мочку уха, продолжая рукой терзать её грудь, – Когда я вырывал Гакугандзи язык, у меня не стоял. Так что у тебя нет причины упрекать меня в садизме.       Влажный язык скользит по шее. Рика уже оставила все попытки сопротивляться, лишь уповая, что разум вернётся к Годжо. Однако эти надежды рушатся, когда его зубы ощутимо прихватывают нежную кожу, оставляя на ней даже не засос, а полноценный синяк.        – Хотя, знаешь, – он уже не произносит, а рычит эти слова, уткнувшись ей в плечо, – Некоторые мои мысли относительно тебя явно тянут на то, чтобы назвать меня садистом. Рассказать?       Ей должно быть мерзко от происходящего, но Рика чувствует, как её ведёт от его слов, как сладко и влажно становится между ног, как ноют её бёдра. Он давно не касался её, сама она это делать боялась после того вечера в Киото, ведь его лицо было первым, что всплывало в её фантазиях. Рика кусает собственные губы, чтобы не застонать от болезненного удовольствия. Ей бы сопротивляться и кривиться от отвращения, но вместо этого она мечтает быть растерзанной им.        – Я, блядь, мечтаю разложить тебя на этом столе, снять ремень и хорошенько пройтись им по твоей тощей заднице, – будто в подтверждении своих слов Годжо обхватает её ягодицу своей рукой, несильно, но ощутимо, – Дашь мне повод это сделать? Может, нагрубишь мне? Или попытаешься ударить?        – Нет, пожалуйста, – ей не страшно, что он будет бить её, куда больше её страшит мысль, что на этом его аппетиты не иссякнут, а она не может взять и сдаться так просто после всего произошедшего, – Пожалуйста, не надо. Обещаю, я буду хорошей. Очень хорошей. Ты ведь обещал мне…       – Тшш, – осторожный поцелуй на виске, и он разворачивает Рику лицом к себе, – Не бойся. Я помню. Никакого секса до восемнадцатилетия. Когда оно, кстати, у тебя? Через полтора месяца? Чуть меньше?        – Ты не можешь так, – она упирается ладонями ему в грудь, – Не можешь делать вид, что ничего не происходит. Я ведь не твоя собственность, Годжо!       – Разве? – улыбка настолько безумная, что хочется вновь потерять сознание, лишь бы не видеть, сбежать от ожившего кошмара наяву, – Разве не ты доверила себя мне?       Переложила на меня ответственность за собственные поступки? Рика, ты стала моей ещё в день нашей первой совместной тренировки. Или ты уповаешь, что я смогу отпустить тебя теперь? После того, как не задумываясь прикончил лучшего друга, потому что его руки сомкнулись на твоей шее? После того, как пригрозил Совету Старейшин бунтом ради тебя? После того, как вырвал человеку язык?        С этими словами он срывается окончательно, вдавливая её в себя, накрывая её губы своим ртом. Целует жадно и голодно. Годжо кусает зубами, вылизывает внутреннюю поверхность щёк, трахает её рот языком. Отрывается лишь для того, чтобы накрыть поцелуями шею, оставляя на ней алые метки и влажные следы собственной слюны. Его колено раздвигает бёдра Рики, прижимается к её промежности. И она едва сдерживает себя от искушения потереться об него.        – Я ведь не просила об этом, – глядя в потолок говорит не столько ему, сколько себе.        – Ой ли? – дыхание щекочет грудь, – Ты выёбывалась на Гакугандзи так, как я в эти годы не смел. А потом призвала Юту Оккоцу ради победы над Тодо, прекрасно осознавая, чем это чревато. Рика ты всем своим видом говоришь: «Мне можно всё, потому что папочка разрешил». Научись уже нести ответственность за свои поступки.        Его губы спускаются всё ниже, достигают соска, но не спешат переходить к более смелым ласкам. Лишь касаются его, подразнивая, заставляя Рику уже давиться стонами, застревающими в глотке. Она принимает последнюю попытку вразумить этого безумца:       – Пожалуйста, не надо. Я не хочу.       Годжо рычит, уткнувшись лбом в её ключицу. Ей страшно, что он разозлится. Что ему окончательно сорвёт крышу. Что сейчас он просто сорвёт остатки одежды и сделает с ней всё, что в голову придёт. Но вместо этого он поднимает на неё лицо и с каким-то отчаянием в голосе спрашивает:       – Слишком напираю, да?        У неё ком в горле и слёзы в глазах, когда Рика дрожащим, срывающимся голосом произносит:       – Я думаю, нам надо прекратить.        Он замирает напротив. Застывшая улыбка превращает его лицо в восковую маску. Проклятая энергия сгущается так, что её давление уже ощутимо. Если бы Годжо контролировал свою силу немного меньше, по оконным стёклам давно бы уже пошли трещины. Но он держится. Делает глубокий вздох и медленный выдох. Чтобы в следующий миг запустить обе руки в её волосы, то ли в желании успокоить, то ли схватиться за них посильнее.        – Принцесса, мне, видимо, надо было сразу сделать скидку на твой юный возраст, – голос наполнен плохо скрываемым раздражением, – Хорошо, я тебя понял. Не будем спешить. Что там следует делать на первых порах? О, хочешь в кино? Или погуляем в парке, держась за ручку?        Сатору словно издевается, решив окончательно раздербанить её нервную систему и выдержку. Слёзы катятся градом по лицу Рике, ей хочется выть от мысли о скором расставании. Но отчего объясняться приходится именно ей, а не ему, такому сильному и взрослому?!        – Годжо, дело не в возрасте. Просто ты пугаешь меня, – её колотит. Она, блядь, не хочет терять его. Но позволить и дальше шагать в бездну сумасшедшей вседозволенности было бы слишком эгоистично!        – Пугаю? Ну, да. Так и должно, наверно, быть, – в голосе такая спокойная обречённость, что Рике кажется, будто он согласился с её предложением расстаться, – Я же Сатору Годжо. Шестиглазое чудовище. Твоя ручное чудовище, Рика.        Он прижимается своим лбом к её собственному. Такой нежный жест, будто она не сидит перед ним полураздетая с раздвинутыми ногами.        – И в мои планы не входит тебя отпускать. Я планирую быть с тобой, заботиться о тебе, защищать тебя. Даже если тебе это не нравится. Можешь злиться, можешь оплакивать свою драгоценную свободу, можешь даже пообижаться на меня. Только не долго. У меня на тебя зверские аппетиты.        Для человека, чьи глаза закрыты повязкой, он слишком ловко застёгивает её одежду, заботливо приводя Рику в порядок. Довольно хмыкнув, словно удовлетворён её внешним видом, он оставляет поцелуй на её макушке. А она уже трясётся от переполняющих её эмоций, не зная, куда себя девать и что делать. Бежать прочь из этого Техникума, подальше от Сатору Годжо, или радоваться, что он не позволил ей уйти от него.        – Ты можешь идти. И не рассчитывай так легко отделаться в следующий раз. Я уже достаточно сдерживал тебя. Больше не собираюсь, – ей кажется, что Годжо сейчас говорит не только об их отношениях. 

 ***

      – У вас это хотя бы добровольно? – Маки стоит, прислонившись спиной к стене, когда зарёванная Рика едва не проходит мимо неё.       Резко затормозив, она спешно вытирает лицо. Натянув на себя более–менее адекватное выражение лица Оримото спешит успокоить волнение одноклассницы:        – Мы просто обсуждали случившееся в Киото.        – Ага, – Маки сверкает взглядом из-под очков, – По твоей шее заметно.        Чёрт! Рика запоздало поднимает воротник рубашки, желая скрыть следы преступления. Вот почему Годжо выглядел таким довольным, отпуская её! Радовался, что теперь все заметят её новый статус «девки Сильнейшего».        – Мы немного повздорили.       – Слушай, – Маки отрывается от стены и направляется в сторону входа в общежитие, – Мне глубоко плевать, трахаешься ты с ним или нет. Просто хочу для себя понять, насколько Годжо-сэнсэй отличается от остальных уёбков из тройки великих кланов.        Рика следует за Маки, обдумывая, какой ответ будет правильным. Соврать, что между ней и сэснсэем ничего нет? Не она ли требовала от него определённости в их отношениях? Сказать правду и навлечь на себя новую порцию вопросов? Ещё неделю назад она была бы счастлива называть себя официальной девушкой Сатору Годжо. А теперь не знает, куда заведёт её вся эта история.         – Он отрезал Гакугандзи язык, – ей кажется, этой информации Маки должно хватить, чтобы сделать выводы.        – Это я знаю, – девушка фыркает, не только не удивившись, а словно обрадовавшись этой новости, – И поверь, Ёсинобу поступил бы с тобой не лучше, не сотвори Годжо чего-то подобного.        Что?! У них тут что, лютое средневековье? Или это такая фишка у магов из известных семей?       А ведь Рика как-то и не задумывалась особо над тем, что у Маки и Сатору гораздо больше общего, чем кажется. Оба происходят из известных магических кланов, оба ненавидят вековые традиции и противостоят им. И судя по реакции одноклассницы, сама Оримото явно недооценивает масштаб проблемы.        – Выходит, он защищал меня?        Маки аж замирает. А затем оборачивается и подходит к Рике вплотную. Впивает в неё свой строгий, невозможный взгляд и цедит сквозь крепко сжатые зубы:        – Если ты не заметила, Годжо с первого дня твоего появления в этих стенах только этим и занимается. Я, конечно, понимая, что ты у нас разбалованная принцесса со своим собственным проклятием особого уровня, но не забывай, у простых смертных такой привилегии нет. Поэтому научись-ка не только принимать чужую помощь, как данность, но хотя бы изредка говорить: «Спасибо».        Больше всего на свете Рика ненавидит, когда её тычут носом в собственные промахи. Поэтому тут же ощетинивается:        – Мне поблагодарить Годжо за вырванный язык Гакугандзи?        – Это как хочешь, – пожимает плечами Маки, – Ваши брачные игры меня не тревожат, покуда они носят добровольный характер. Ну так что? У вас всё по взаимному согласию или Годжо решил вернуться к старым добрым традициям его семейства?        Интересно, если Рика скажет, что её мнение учителю до одного места, как поступит Маки Зенин? Ворвётся к нему с требованием немедленно прекратить? Попытается прикончить (заведомо подписавшись на поражение)? Покинет Токийский Магический Техникум, навсегда закрыв себе путь в мир шаманов?        Рике не хотелось бы, чтобы у Маки появились проблемы из-за неё. Тем более, что та вроде как участие проявила. Надо бы проявить благодарность. Воспользоваться, так сказать, советом.        – Тебе не о чем волноваться, Маки, – кажется, такой ответ достаточно информативен и не несёт в себе чего-то однозначно компрометирующего.        На секунду в глазах за стёклами очков мелькает сожаление. Или так выглядит разочарование? Хмуро кивнув, Маки разворачивается и удаляется в свою комнату. Оставив Рику посреди коридора, растрёпанную и сломленную, с полным ощущением того, что на ней навечно отпечатается позорная метка наложницы Сатору Годжо.        Ночью он приходит к ней в комнату.