Ленка

      Саша сидел напротив меня за столом и жевал комковатую кашу, которую утром ему наспех приготовил Миша. Даже в воздухе чувствовалось напряжение между нами — после вчерашней перебранки мы не разговаривали, лишь обменивались злобными взглядами и раздраженными вздохами. Брат и на меня приготовил завтрак, но бедная овсянка осталась стоять нетронутая на краю стола, а вот чай я потягивала маленькими глоточками, одновременно с этим разглядывая календарь на стене. Саша ежедневно зачеркивал цифры утром — обычные дни он подводил черным карандашом, а праздничные красным. В этом месяце в красный кружочек было обведено число три, а сверху, немного корявыми буквами, было написано «ДР Лены». Я буравила взглядом сегодняшнее число — двадцать восьмое января. Этот календарь мне не нравился. Старый, который висел в прошлом году, был отрывным, и в нем всегда писали какой сегодня праздник и у кого сегодня именины. В этом же из интересного была только светлая полоска посередине плаката с надписью: «Акционерное общество «ГАЗ» 1994».       — Челюстями шевелите, — недовольно буркнул Миша, моя за собой тарелку от липкой каши.       — Ещё только десять минут! — возразил ему Сашка, тыкая указательным пальцем на часы. — И че ты с утра пораньше как в задницу ужаленный?       — Молча ешь, — не поворачиваясь к мальчику, грубо возразил брат, — и харе чавкать, задолбал.       — Ты на мальца-то не ори, — вместо Саши ответила, грея руки об горячую чашку. — Если у тебя настроение под цвет погоды, — я кивнула на окно, за которым бушевала чуть ли не метель, — то мы не виноваты. Ты лучше вон, чая ромашкового попей, который вчера Тетя Таня заварила — глядишь и мозги на место встанут. Или бутерброд с вареньем съешь — говорят сладкое умственную деятельность стимулирует.       — Да пошла ты, — тихо огрызнулся Миша и закрутил кран с водой, так и не домыв свою ложку. Парень вышел из кухни. Была бы здесь дверь - хлопнул бы так, что стекла затрещали бы.       — После тебя, — ответила я пустоте в дверном проеме и одним глотком выпила оставшийся чай.       Саша затравленно смотрел себе в тарелку, елозя по дну железной ложкой — не любил он, когда в семье разлад, а в этой ситуации ещё и виноватым себя чувствовал. «Если бы я вчера с тобой на каток не попросился, то вы бы не ругались?» — спросил у меня перед сном мальчик. Спать мы легли вместе. Было тесно — полуторная кровать не была рассчитана на двух детей, — так что мне пришлось лежать чуть ли не на краю. Но даже так было лучше, чем остаться одной ночью. «Не одной» — поправила я себя. С маской. С маской, которая лежит в шкафу на верхней полке, докуда можно достать, если только встать на табуретку, между швейной машинкой и старым скрученным пальто. Саша вчера посмеялся надо мной: «Лен, ты как будто её похоронила на кладбище старого шмотья». «Пусть это будет её могилой, — ответила я мальчику, усердно запихивая папье-маше подальше, и тихо добавила, — раз ей старая не по душе пришлась».       Ночью я спала плохо: мне казалось, что под окнами кто-то ходит, кто-то скребет входную дверь, умоляя его впустить, пригласить в гости и дать себя сцапать. Сны были какими-то жуткими, мерзкими и неправильными. Второй раз за ночь я проснулась ровно в три часа ночи. Я вскочила на кровати, чудом не разбудив Сашу, и посмотрела на будильник — стрелки на циферблате замерли, даже секундная стояла на месте, давая запомнить мне точное время пробуждения. Будильник застыл буквального на мгновение, и только это мгновение я помнила свой сон, но, когда секундная стрелка двинулась дальше, я все забыла. Лишь неуловимый запах дыни, какао и ананаса витал в воздухе пару секунд, — чуть дольше, чем мгновение с замороженным временем — а язык вязало какой-то пряностью, словно я проглотила нечто очень-очень сладкое.       Прислушиваясь к шуму в коридоре, я поднялась со стула. Вдруг этот чокнутый взрослых разбудил, пока обиженный топал тут как слон. А дядя Лёша разбираться кто виноват не будет — всем по шапке надает. Для профилактики. «Солдафонские у тебя методы, Алексей!» — смехом ругала его моя мама в прошлом году, когда мужчина впервые застукал старшего сына с сигаретами. Не просто отругал, а заставил целую пачку выкурить — брата потом целый день блевать тянуло, бросить обещал. К сожалению «воспитательная беседа» результата не дала, а может даже и усугубила — раньше Миша хотя бы не в затяг курил, а теперь дымит как паровоз.       Я вывалила нетронутую кашу обратно в кастрюлю и подошла к раковине. На дне лежала лишь ложка. Мише оставалось только её сполоснуть от пены, но, видимо в порыве гнева, он бросил её так. Я быстро вымыла свою тарелку и кружку — вода была обжигающе холодной, такой, что аж пальцы покраснели. Недомытую ложку я сполоснула и аккуратно положила рядом со своей на полотенчико, которое предназначено для сушки посуды.       Одевались все в такой же давящей тишине, которую нарушали лишь приглушенный храп дяди Лёши из дальней комнаты и ветер за окном. Миша вышел из дома первый, придержал для нас дверь и после закрыл, повернув ключ в замочной скважине два раза. Во дворе пахло гнилью и кислятиной, словно кто-то оставил на жаре кусок огромного мяса. Казалось, что из-за сильного ветра запах только усиливается, а снежинки в это время неприятно врезались в лицо, впивались в кожу, будто маленькие кусочки стекла. А ведь обещали хорошую погоду!       На перекрестке перед лесом нас ждал Антон. Одноклассник водил по снегу ботинком, что-то вытаптывая на заснеженной тропинке, и совсем нас не замечая. Я заметила недовольный взгляд Миши, который буквально кричал: «Ты мне решила ещё одного мелкого подсунуть? Ты думаешь мне вас мало?» Не поругайся мы вчера, спросил бы вслух, а так приходиться лишь догадываться какими бранными словами он меня сейчас кроет. Я обогнала Сашку и быстро вышла на тропинку.       — Антон! — окликнула я Петрова. — Доброе утро!       — Доброе, — с улыбкой кивнул мальчик. Обычно, выходя на эту тропинку, я чувствовала себя неуютно. Дорожка вела прямиком в лес, где не было ни единого фонаря.       — Эт че за Троллейбус? — раздался у меня за спиной нахальный голос Мишки. Улыбка сползла с лица Антона, и он неловко сделал шаг назад, глядя на моего брата снизу-вверх. Всё хулиганье между собой похоже — манерой развязно говорить, походкой и мерзкой улыбочкой. Просто у кого-то это настолько ярко выражено, что даже смотреть в их сторону страшно, не то чтобы болтать с ними. Пусть у Миши тюремные замашки ещё не такие явные, но Петрову и от этого уже стало не по себе.       — Меня А-Антон зовут, — неуверенно представился мальчик, протягивая вперед руку. — З-здравствуйте…       — Ну, здорова, — хмыкнул брат, пожимая ладонь и оценивающе глядя на моего приятеля. — Это ты тогда с Ромычем махался?       — Не с ним, а со Свин… Семеном, — исправил Петров Мишу и неловко поправил очки.       — Молодцом, Троллейбус, — уже более дружелюбно усмехнулся парень. — А я Туз.       Я неодобрительно глянула на эту парочку. Антон весь зарделся, прямо как тогда с Ромой и Бяшей, когда они вытрясли с бедного пятиклашки полароид. Петров может и был неплохим мальчишкой, но уж слишком ведомым. Хотя сейчас такое время, что уж лучше держаться поближе к хулиганью по типу Миши — вдруг и правда что-нибудь крышевать начнут, а старых друзей такие люди не бросают.       Мы двинулись в сторону школы. Миша и Саша шли впереди, лишь иногда оглядываясь и проверяя не отстали ли мы с Антоном. Младший брат немного засмущался перед Петровым, поэтому лишь буркнул не особо дружелюбное «привет», которое одноклассник даже не услышал. Стоило нам выйти с поляны, как мерзкая вонь кислятины пропала - его сменил едва уловимый запах пороха, словно кто-то рядом со мной поджег бенгальский огонь или взорвал небольшую петарду. Это был даже не запах, так, небольшой запашок, смешанный с морозной свежестью. Так же пахнет на Новый год, когда ты с семьей выходишь из дома, чтобы посмотреть салют, или, когда бегаешь по домам на Колядки, собираешь конфеты и другие сладости, а взрослые продолжают запускать фейерверки. Папа любил Новый год. Его последний праздник мы отмечали в Москве — дядя Лёша, тетя Таня и мальчишки тогда приехали к нам, и в нашей двухкомнатной небольшой квартирке места и вовсе перестало хватать. Мама тогда приготовила, наверное, самую вкусную курицу в моей жизни, а папа переоделся в Деда Мороза — для Сашки, которому на тот момент было пять лет, и который с восторгом в глазах рассматривал красную шубу с пришитой к ней мишурой. Это был лучший Новый год в моей жизни и такого больше никогда не будет.       До школы дошли быстро и в тишине, нарушаемой лишь завыванием ветра. На крыльце школы Мишу уже поджидала большая компания из мальчишек лет пятнадцати-шестнадцати. Возглавляли их, конечно же, Мартынов и Иванов, курящие одну сигарету на двоих. Брат, увидев своих товарищей, оживился, выпрямил спину и заторопился к своим, оставляя нас троих позади. Миша обменялся со всеми рукопожатиями — с кем-то даже приобнялся — и отказался от предложенной сигареты. Конечно, Сашка-то ещё в школу не зашел, а если увидит, то быстро все родителям выдаст. Но как только мальчик скрылся за массивными дверями школы, Миша вырвал из рук какого-то парня сигарету.       — Э, Додик, бля, — окликнул Антона тот самый парень, спрыгивая с перил. Петров замер и испуганно вытаращил глаза на хулигана, который сделал несколько шагов вперед.       — Ша, Артист, — фыркнул брат, выпуская из рта дым. — Это свой пацан.       — Чё и босявка своя? — сплюнув под ноги, не унимался парень и кивнул уже на меня.       — Язык прищеми, — вмешался Никита, пнув товарища по ноге. Пинок вышел ощутимый, и гопник враждебно злобным взглядом обвел все присутствующих, но возражать не стал. — Это Туза сестра — я тебе за неё лично батареи пересчитаю, усёк?       — Да понял-понял, — пробормотал Артист, возвращаясь на свое прежнее место. — Чё взъелись-то, мужики? Не под интерес же я ей предложил сыграть, а так спросил кем будет…       — Бля, я с тобой на четыре звездочки сыграю, если ты и дальше к детворе лезть будешь, — поддержал своих друзей Вася, — или, бля, распишу, что мать родная не узнает — будешь, нахуй, пятый угол искать.       — Кот, да харе тебе! Я же сказал, что понял! — возмущенно рявкнул парень и натянул капюшон на голову, скрывая под тканью жесткие черные волосы.       — Антон, пошли отсюда, — шепнула я однокласснику на ухо и дернула за локоть. Тюремный жаргон с непонятными словами и выражениями неприятно резали слух. Парни при мне говорили нормально, пусть и не литературными выражениями, но и мата через слово не было, словно им было неловко передо мной или попросту боялись меня научить чему-нибудь плохому. Но вот среди своих друзей они превращались чуть ли не в зэков, которые только отсидели срок и вышли на свободу.       — Шагайте пятерки получать, — хмыкнул Никита и подмигнул мне, когда я заходила в школу.       В кабинет мы с Антоном зашли за минуту до звонка, громко обсуждая сегодняшнее меню в столовой. Рыбные котлеты с пюре и компот из сухофруктов мало вдохновляли, а сладкие булочки были нам не по карману. Я скользнула взглядом по первым партам в поисках Полины. Девочки в классе не оказалось, и я лишь встретилась глазами с её соседом по парте, который равнодушно оглядел меня и Антона, а после отвернулся к окну. Классной руководительницы и Кати — главной занозы в заднице — тоже не было, и мы с Петровым быстро пошли к нашим местам. Пятифан развалился на парте, подложив под щеку руку, и умиротворенно дремал. Бяша качался на стуле и подрисовывал усы какому-то ученому в учебнике географии. Я приложила палец к губам, чтобы Бяша не выдал нашего присутствия и не разбудил приятеля. Проходя мимо Пятифана, я легонько щелкнула его по лбу указательным пальцем.       — Ночью спать надо, — засмеялась я, когда Рома поднял на меня злобный взгляд.       — Главное, что ты высыпаешься, — огрызнулся мальчик и тыкнул себя под глаз, намекая на мои мешки. Я отвернулась, пряча лицо за волосами и быстро села на свое место. Не думала, что синяки будут так заметны.       — Мне так приятна твоя забота! — усмехнулась я, раскладывая на парте школьные принадлежности.       — Тоха, и как ты её терпишь? — спросил Пятифан у Антона, разминая плечи, а после широко зевнул, не прикрыв рот ладонью.       — А она только с тобой такая милая, — ответил Петров и тут же отвел взгляд, когда Рома опасно ощетинился.       Бяша хотел что-то сказать, даже приподнялся на своем месте, но в класс вошла учительница, а за ней хвостиком следовала Катя с классным журналом и Полина со стопкой тетрадей. Девочки аккуратно положили все на стол и сели по местам. Я махнула Морозовой в качестве приветствия — все равно после урока сразу к ней пойду, там и поздороваюсь нормально. Рома тоже кивнул Полине, но подруга либо не заметила этого, либо проигнорировала.       Время на уроках тянулось медленно. Секунда шла за минуту, а минута за целый час. Весь первый урок я глядела в окно, но с моего места были видны лишь снегопад, да кусочек небольшой тропинки, по которой срезали путь через небольшую лесополосу до поселка. Зимой её использовали редко — сугробы на ней не убирали, да и вечерами на ней было слишком темно. А сейчас ещё и опасно. «Ебучее животное» — так вчера назвал дядя Лёша человека, который похищает детей. «Не животное, — возразила ему тетя Таня, — зверь себе подобных без повода убивать не будет». Каждый вечер украдкой я подслушивала разговоры взрослых, сидя на последней ступеньке лестницы. Нам дядя говорил лишь то, что милиция со дня на день повяжет этого урода, но на деле оказывалось, что это все ложь. Верхушка прижимала местную милицию, требуя результат — ладно бы ещё взрослые пропадали, ладно бы только женщины, но тут-то дети! А результатов не было. Была лишь печатка Бабурина, которая теперь похоронена на верхней полке шкафа в моей комнате. Иногда чуть больше дядя Лёша рассказывал Мише, то ли как самому старшему из детей, то ли из-за того, что братец шлялся везде и имел дела не с самыми хорошими людьми. Но во всех рассказах мужчины суть оставалась одна — ни милиция, ни лесники пропавших и их вещи найти не могли. Они как в воду канули, только вот течение небольшой речушки забыло вынести их на берег. Мама, узнав, что в поселке пропал ещё один ребенок, опять пыталась убедить меня вернуться в город, но сама же от этого и отказалась. Сейчас неизвестно, где безопаснее — в поселке или в Москве, в которой в прошлом году танки по улицам ездили. А здесь хотя бы есть семья.       За весь урок географии в моей тетради появились лишь два слова: «Классная работа», а рядом были нарисованы кривые сердечки, несуразные человечки и прочая ерунда, которая появляется на полях тетрадей, когда на занятии нечего делать. Антон попытался посмотреть мои художества, но я тут же прикрыла их рукой, стыдясь их неаккуратности — у Петрова даже каракули выходили красивыми. Художник, чтоб его.       Я поднялась со своего места после того, как учительница продиктовала домашнее задание и тут же подошла к Полине, которая складывала в красный кожаный рюкзак свои тетради.       — Пошли походим, — предложила я девочке, косясь на Катю, которая с интересом рассматривала меня, ожидая новых слухов. — Я тебе такое расскажу - закачаешься!       — Идем, — с улыбкой кивнула мне подруга.       Мы вышли из кабинета и направились к лестнице, дальше уже по привычному нам маршруту — через третий этаж, мимо класса Миши, на первый этаж через столовую и обратно к нам. Рома, Бяша и Антон остались в классе, заняв мою парту, и теперь играли в «Монетку». Судя по тому, что рука была разбита только у Пятифана, играл он не особо хорошо. Ну, не везет в «Монетке» — повезет в любви. С этой мыслью я взглянула на Полину, которая с живым интересом в глазах слушала мои жалобы на старшего брата. Может и к лучшему, что Роме понравилась именно Морозова. Глядишь, и человеком станет, пропадут эти хулиганские замашки и желание подраться с любым, кто смотрит в его сторону. Как мама рассказывала про отца: «Сказала ему, что расстанусь с ним, если он ещё хоть раз моего бывшего тронет — стал шелковым, даже в сторону Даньки не смотрел». Полина, может, с виду и казалась «пай-девочкой», но узнавая её все больше, я понимала, что она — своя девчонка. В меру спокойная, но в случае чего и характер показать может. Не удивительно, что она Роме нравится, а я, как хорошая подруга, и Морозовой, и Пятифана, помогу им. А то этот… Ромео дров скорее наломает, чем девушке понравится. Хотя я пару раз видела, как девочки из параллели, да и из нашего класса смотрят в сторону Ромы. Через пару лет за ним очередь выстроится, прямо как за Мишей, Никитой и Васей.       — … я бы врезала ему! — возмущенно поддержала меня подруга после окончания моего рассказа. — Нет, ну правда! Он же твой брат, а вместо того, чтобы поддерживать тебя, говорит такие гадости!       — Да ничего, пару дней дистанцию поддержим, и сам прибежит извиняться, — заверила я её. — Но извиняться ему придется долго.       — А взрослые что говорят?       — Да ты чё, — отмахнулась я, переводя взгляд на кабинеты в конце коридора, — мы им ничего не говорили — обоим шею дядя Лёша намылит, если узнает, а тетя Таня переживать будет. Им о наших терках знать не обязательно.       — А у меня от дедушки секретов нет, — словно в укор сказала мне Полина.       — Если бы дядя Лёша знал о всех моих и Мишкиных секретах, то боюсь, что там одними подзатыльниками дело бы не обошлось, — усмехнулась я, натягивая рукава розового свитера на пальцы. В школе было достаточно прохладно, поэтому приходилось надевать кофту. Я искренне завидовала Мише — этому бугаю, кажется, было плевать на мороз, поэтому и ходил лишь в своей любимой футболке с надписью «Кино», да в голубых джинсах. — Он совкового воспитания человек.       — Может, это и не так плохо, — пожала плечами Морозова, — а то Мишу бы и вовсе унесло…       — Его бы унесло, если бы в ежовых рукавицах Никита бы не держал! Мой братец недавно…       Мы с Полиной заворачивали на лестницу, пропустив класс старшеклассников, но нас остановили широкие ладони, которые несильно сжали наши плечи.       — Чё, девчат, меня обсуждаете? — усмехнулся парень прямо нам на ухо. Я обернулась и наткнулась на веселые голубые глаза Никиты. Если приглядываться, то можно было заметить на его лице веснушки. Когда он был младше, как и у всех «рыжих-конопатых» мальчиков, его внешность была смешной, даже несуразной, из-за чего даже его лучшие друзья иногда над ним посмеивались. А сейчас он вырос, вытянулся и пропала та смешная полнота. Хорош собой, чертяка.       — Нужен ты нам больно, — отмахнулась я от Мартынова. — Мы Мишке кости перемываем, а ты так, просто под руку попался.       — Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, — парень убрал руки в карман толстовки и оглядел коридор. — Туз все утро как в воду опущенный… Может ты с ним поговоришь? Ты-то явно поумнее этого долбоеба будешь.       — Это он тебя послал? — фыркнула я, складывая руки на груди. — Передай ему, что мириться я с ним пока не собираюсь. Да и вообще — раз он утверждает, что он «ровный» пацан, так пусть за свои слова сам…       — Тихо-тихо, куда разогналась? — перебил меня Никита. — Никто меня не посылал, я сам пришел. Просто у вас, у Тузовых, характер, честно говоря, поганый, — с недовольной миной сказал парень, — у вас есть два мнения — ваше и неправильное. Эгоисты до мозга костей…       — Я щас и на тебя обижусь, — предупредила я приятеля, важно поправив очки.       — А Туз ещё и собственник! — продолжил Мартынов, не обратив внимания на мою угрозу. — Ты и его пойми — как это, к его любимой и единственной сестре кто-то подкатывает!       — Никто ко мне не подкатывает! — возмутилась я, чувствуя, как мои щеки заливаются краской под внимательным и любопытным взглядом Полины. — Это вы панику нагнали!       — Да не в этом дело! — отмахнулся от моих оправданий Никита. — Тебя Миша ко всем ревнует — даже к нам с Котом иногда, просто не показывает. Перебесится и успокоится — он парень отходчивый. Просто ты так сильно тоже не кипятись, ладно? А за вчерашние выкрутасы мы ему уже оборотку выписали, больше такого не повторится.       — Посмотрим, — недовольно ответила я.       — Ну и заебок, — улыбнулся парень. — И ещё насчет воскресенья — я Туза уболтал в гараж ко мне смотаться, так что никто за тобой на катке блюдить не будет. Если хочешь, то можешь меня отблагодарить в щечку, — Никита повернулся ко мне правой стороной и немного наклонился.       — Ага, обойдешься, — уже более довольным тоном ответила я и оттолкнула от себя лицо Мартынова.       — Разбиваешь мне сердце, Тузик, — с наигранной грустью сказал парень. — Ладно, раз мы с тобой договорились, то я пошел, а то меня Вася с Мишей за школой ждут. Перекур-то никто не отменял. Бывай, красивая, не пропадай.       Никита потрепал меня по голове на прощание, подмигнул Полине и, перепрыгивая через ступеньку, заспешил вниз. И все-таки Мишке повезло с друзьями. Вот кто ещё за его жопу так переживать будет? Разве что я, да тетя Таня. Рыжая макушка Мартынова пропала из вида, и я положила холодные ладони себе на щеки — под взглядом Полины становилось все труднее держать себя в руках.       — У тебя есть парень? — иронично протянула девочка, заглядывая мне в глаза. — А почему мне не рассказала?       — Бредни спившихся гопников! — начала оправдывать себя я. Не могу же я ей рассказать все как было! Меня Рома тогда четвертует и на всеобщее обозрение повесит! — гонят в гараже у Мартынова свой самогон — вон, белочку уже ловят.       — Да ладно, можешь не рассказывать, — легко согласилась с моим враньем Морозова, но в её выражении лица что-то изменилось. Пропал тот огонек, искорка в глазах, а улыбка словно стала шире и неестественной. По спине пробежала стая мурашек, а в груди что-то засуетилось.       — Полин, — тихо позвала я подругу и убрала руки за спину, — честно, за мной никто не бегает — я бы тебе первой рассказала. Просто этот случай… Это секрет другого человека, и я пообещала его сохранить.       Девочка слегка наклонила голову вперед, и её голубые глаза в свете школьных ламп показались мне глубокими и синими, как озеро перед штормом. Глаза Полины вообще были вещью удивительной — то они были незабудками в солнечный летний день, то мрачным и туманным небом весенним утром, то кучкой сапфиров, сверкающих в свете ламп перед покупателями. И никогда глаза не отражали её настроения. Наоборот, они были противоположны её чувствам, мыслям и движениям. Даже когда она восхищенно рассказывала про любимые кассеты, то в её глазах кружился снег над океаном.       — Ты подумала, что я обиделась? — легко и непринужденно засмеялась девочка. — Нет, Лен, правда, все нормально. Я же не дура, чтобы обижаться на такие пустяки — я и так понимаю, что ты мне доверяешь. — Полина хлопнула меня по плечу, словно мы с ней были знакомы всю жизнь, и после развернулась и зашагала по лестнице. — Ты там долго стоять будешь? Пошли, может в столовой успеем у первоклашек чай забрать.       Морозова вновь отвернулась, но на этот раз как-то аккуратно взмахнув волосами. Да, она была девочкой необычной — не такой, как Катя с вечными сплетнями и неприкрытой завистью, не такой, как подружки Смирновой, и даже не такой, как мои бывшие одноклассницы. Она была особенной.       После уроков я осталась дежурить вместе с Антоном. Мальчик принес мне ведро воды, от которого дурно пахло хлоркой, и начал поднимать стулья и поправлять парты, пока я ловко орудовала шваброй. Пятифан, вместо прощания, наказал мне тщательнее драить «палубу». «Завтра приду и проверю, на!» — поддержал своего друга Бяша, тыкая в мою сторону пальцем, но уже спустя секунду стушевался и ретировался из кабинета. Угрозы в виде мокрой тряпки и моего недоброго взгляда немного остудили его пыл. Мальчики поспешно покинули кабинет, но перед этим крикнув Петрову на прощание: «Тох, ты только Ленку сильно не зажимай! А то мало ли училка вернется!» Может все-таки я зря согласилась помогать Пятифану? Хотя кто ещё будет терпеть этого хама, если не я? А мне не привыкать — всю жизнь с Мишей, Васей и Никитой. Пропустив несколько пятен непонятного происхождения, которые никак не хотели пропадать, я закончила с мытьем полов и несильно пнула ведро с мутной и серой водой. Антон в это время протирал пыль на полках шкафа влажной тряпочкой. Обычно этим занимались девочки, но я ясно дала понять Петрову, что с ним будет, если наши обязанности не окажутся разделены поровну.       — Ты закончила? — спросил одноклассник, опасно балансируя на стуле и пытаясь дотянуться до верхней полки. — Давай ведро вынесу, а ты тут за меня закончишь.       — Ага, щас, — фыркнула я, упирая руки в бока, — до туалета я и сама в состоянии прогуляться, а вот высоты сам покоряй! Можешь не торопиться — нам Полину ждать ещё минут пятнадцать.       — Сама только пол помыла, ещё и командует, — недовольно буркнул мальчик и вернулся к своему занятию.       — Не бузи, — засмеялась я, подхватывая ведро, — в следующий раз ты руководить будешь! Ты все-таки друг мне, а не раб какой-то!       Я вышла в пустой коридор. В школе было тихо, только скрипка играла где-то в дальнем кабинете, да мячик в спортзале звонко отскакивал от стен и пола. Сегодня пятница, а значит сейчас мячи отбивают волейболисты. Были бы баскетболисты, то можно было ненароком пройти мимо них и поглазеть — в большинстве парни там играли симпатичные. Иногда к баскетболистам присоединялся и Вася — эта каланча ростом вышел, да и двигался достаточно резво и быстро. Вот только махать кулаками он любил намного больше, чем кидать мяч. Если счет складывался не в пользу команды Иванова или ему казалось, что кто-то на поле смеет смеяться над ним, то площадка для игры превращалась чуть ли не в ринг. А на трибунах, конечно, его яростно поддерживали Миша и Никита. После нескольких таких стычек физрук запретил парню появляться на играх — в целях безопасности других игроков. Когда я была младше, то Вася мне даже нравился. Не просто нравился, а очень сильно нравился. Из всех друзей Миши он и сейчас кажется мне самым симпатичным, а в детстве он особенно сильно выделялся на фоне конопатого Никиты и тощего, кудрявого Миши. Поэтому в детстве я и просилась гулять вместе братом, слезно требуя внимания со стороны мальчиков. Время прошло, симпатия к Васе пропала, но все равно что-то теплое разливалось в груди при виде его широкой улыбки и бесстрашных карих глаз.       В туалете я быстро вылила воду в унитаз и несколько раз сполоснула ведро. Над раковинами криво висело заляпанное зеркало, которое, кажется, никто не протирал со времен открытия школы. Лампочка в женском туалете болталась лишь на одном проводе, и стоило мне взглянуть на свое отражение, как она мигнула. Свет пропал, погрузив комнату в мрак, и лишь маленькое пыльное окошко немного рассеивало темноту. Выдохнув, я стянула с волос резинку — с высоким хвостом я выглядела смешно и нелепо, но распущенные волосы так и норовили влезть в ведро, когда я мыла полы, так что приходилось их собирать. Я аккуратно расчесывала пряди пальцами, когда лампочка снова зажглась, но свет в этот раз отдавал каким-то зеленым, заставлял черные круги плясать перед глазами. Подсознание, словно глумясь, тут же подкинуло картинку, из-за которой кровь леденела в венах — маска рыси, испачканная в крови. Я тряхнула головой, отгоняя страшную сцену, и быстро, почти срываясь на бег, покинула женский туалет. Позади остались одиноко стоять ведро и швабра.       — Тузова!       Я дернулась от неожиданности и отступила назад. На подоконнике, возле туалетов, сидели мои одноклассницы. Катя сидела в середине, словно королева, а возле неё щебетали подружки-подпевалы. Девочки с хищным интересом рассматривали меня, а в зрачках Смирновой и вовсе плясали черти. Она смотрела на меня тем самым взглядом, каким гипнотизировал бандарлогов питон Каа в мультике про Маугли. Только вот Катя не была питоном. «Гадюка» — подсказал тихий и шелестящий голос где-то на подкорке сознания. Словно кто-то шепнул мне этот ответ с другого конца коридора, а я чудом его услышала. Но одноклассница подходила под это описание. Девочка не была дурой, способной только разносить сплетни по школе. Она ими управляла. Выворачивала так, как было выгодно именно ей, в промежутках между этим успевая ещё уничтожать тех, кто ей не нравится. Это произошло бы с Антоном, если бы он вовремя не заручился поддержкой Ромы и Бяши, а после не продемонстрировал свои художественные способности. Теперь, чтобы получить заветный портрет от Петрова, о котором мечтала каждая девочка в классе, она перед ним лебезила и улыбалась, за глаза продолжая глумиться. Что они здесь делают, если уроки закончились минут сорок назад? Судя по тому, что девочки были уже обуты в ботинки, а на подоконнике рядом с ними лежали скомканные куртки, то и они в скором времени собирались домой. Катя закинула ногу на ногу, и мой взгляд привлекли её ботинки — дутые массивные ботинки с красной вставкой сзади. В Москве такие носили года два назад, и я часто видела, как девушки и женщины в них поскальзываются и падают.       — Оглохла что ли? — спросила у меня подружка Кати, спрыгивая с подоконника.       — А что вам надо? — отступая ещё на шаг, с вызовом кинула я. Я знала, что девочки в классе не питают ко мне теплых чувств, а напороться на их ненависть, особенно когда перевес был не в мою сторону, не хотелось. В старой школе я видела, как сильные уничтожают слабых. Так и случилось с одной из старшеклассниц. Я не знала или просто забыла её настоящее имя, но все её называли просто «Люля» после чего глумливо хихикали. Я была в пятом классе, когда впервые её увидела — у неё были большие выпученные глаза, которые казалось вот-вот вылезут из орбит, а волосы песочного цвета липли к щекам и вискам. По сравнению с ровесницами она была очень маленькой и худой, хотя с завидным аппетитом уплетала порции в столовой, запивая их несколькими стаканами мерзкого компота из сухофруктов. Кажется, что она одна его и пила. Сначала были лишь издевки за её спиной от одноклассниц, которые через месяц-другой превратились в издевательства. Нет, до физического насилия никогда не доходило, максимум задеть плечом, проходя мимо. Её одноклассницы уничтожали морально, с садистским удовольствием наблюдая за страданиями подростка.       В начале прошлого года Люля вернулась с каникул новой. Заштопанные и выцветшие рейтузы сменились на белые гольфы. Вместо заношенной черной юбки, появилась новая, клюквенного цвета, длинной до половины икр. Древняя безрукавка уступила место синей блузке, очень модной в то время. Девушка изменилась, и, судя по её лицу, она это прекрасно знала. Вот только эта одежда не смогла ничего изменить, наоборот, сделала лишь хуже. Издевки в тот день были хуже обычного. Одноклассницы не собирались выпускать её из ямы унижений, в которую сами же её и спихнули, и тогда она понесла наказание лишь за попытку выбраться. К концу дня погасла её улыбка, свет надежды в глазах побледнел и померк. Она вновь стала той же девочкой, что и до каникул — серым призраком, бесцельно шатающимся по школьным коридорам, в надежде избежать издевательства. Она попыталась поставить себя, дать отпор, но получила за это вдвойне. Её одноклассницы лишь подавили маленький бунт и убили его ещё в зародыше, чтобы Люле и другим девочкам было неповадно.       Но мне ещё не было поздно давать отпор и ставить на место этих выскочек, да и в отличии от Люли у меня было преимущество. У меня были товарищи, которых Катя побаивалась.       — Это правда, что ты с Дедом встречаешься? — спросила Смирнова, немного поддаваясь вперед. Голос девочки был излишне дружелюбным — примерно таким она разговаривала с учителями, прося их поставить оценку повыше. — Тебя с ним сегодня половина школы видела.       — А тебе какая разница с кем меня половина школы видит?       Диалог не клеился, и Смирнову это выводило из себя.       — Да я же просто переживаю! — почти искренне возмутилась девочка и сложила ладони возле лица. Катя слезла с подоконника и подошла ко мне, слегка покачивая бедрами. — Мало ли куда тебя эти бандиты занесут, Леночка… Вдруг, ты пропадешь как Бабурин?       — Или мало ли тебя это хулиганье завезет куда… Потом лечись от всяких венерических! — засмеялась подружка Гадюки, осмотрев меня многозначительным взглядом.       — Или вдруг ты вслед за ними по воровской пойдешь! — продолжила бредни вторая подпевала. — А мы, типа, за свои вещи переживаем — дернешь у нас че-нибудь ещё!       Я прикусила щеку до крови и медленно втянула воздух через нос. Раздражение и злость отозвались мерзким комком в горле. В ушах что-то зажужжало.       — Знаете из-за чего пропал Бабурин? — с угрозой в голосе начала я. — Эта свинья за языком своим не следила и знала много. А таких не любят, Смирнова. Смотри, чтобы ты как Сема не пропала, а то найдут вас двоих в какой-нибудь канаве… А там, наверное, очень-очень холодно и темно — не просто так ведь пропавших все ещё не нашли. Побереги свой длинный язык, Катя.       Рот открывался сам по себе, как будто невидимый кукловод дергал за ниточки, заставляя меня сыпать на одноклассниц угрозы.       — Да че ты…       — Мои друзья такие сказки не любят, — перебила я одноклассницу, — те самые друзья, про которых вы мне так жирно намекнули. А вот меня они любят. И лишь стоит мне им намекнуть, что по школе пошел неприятный слушок про Лену Тузову, как на тебя они выкатят такое досье, что до конца жизни не отмоешься. Бывайте, девочки.       Не дожидаясь ответа, я развернулась и пошла к кабинету. Только сейчас я почувствовала боль в ладони — это ногти впились в кожу, оставив на ней розовые полумесяцы. Со мной творилось что-то странное — мысли путались, обгоняя друг друга, а после разбивались. С этой чертовщиной нужно разобраться как можно скорее. Пятифан и Бяша точно должны что-то знать — не зря же один с темы постоянно соскакивает, а второй готов в обморок свалиться при упоминании простого гаража. Эта парочка мне выложит все, что знает, или я лично затащу их в лес.       Дождавшись Полину в немного напряженной тишине, мы втроем вышли из школы.       На школьном дворе всегда было шумно, но сейчас даже слишком. И весь шум шел от кучи народа, находившихся за забором, которые с интересом на что-то смотрели. Среди спин зевак, я заметила синюю куртку Бяши и кусочек черной шапки Ромки.       — Пошли тоже посмотрим! — я потянула в сторону сборища своих друзей. — Прикиньте, если там драка!       — Не понимаю твоего восторга из-за этой ситуации, — недовольно ответила Полина, но вот в глазах Антона я заметила любопытство.       — Постоим минут пять, да и пойдем по домам, — упрямо продолжила я, на этот раз беря за руку подругу. Её лицо ещё оставалось недовольным, но она доверчиво сжала мою ладонь, и мы быстро зашагали к столпотворению.       Мы аккуратно протиснулись к одноклассникам, но оповестить их о нашем присутствии я не успела. Я увидела, что именно происходило в центре этого кривого круга. Несколько курток валялись на земле, медленно намокая от снега, с ними же в сугробах покоились рюкзаки парней, видимо отброшенных в порыве злости. В центре этой анархии был Миша. Брат подмял под себя какого-то парня, чью внешность я не могла разглядеть — он прикрывал руками лицо, прячась от жестких и тяжелых ударов. Лицо Миши было разбито: из губы и носа сочилась кровь, под глазом наливался яркий фингал. Но его друзья тоже не отставали. Вася пинал какого-то бедолагу, целясь в основном по заднице, а Никита схватил за волосы третьего парня и тыкал его лицом в снег.       — Ты у меня ща, нахуй, землю жрать будешь, козел ебанный! — рявкнул Мартынов, утирая кровь из-под носа свободной рукой. — Че бля думал, что тебе твой кастет поможет? Тебя же Туз предупреждал, чтобы вы гастролировали мимо нашего поселка! Полгода не прошло, как вы, черти, рамсы у нас путаете! Ты, сука, че к бабам лез?!       Никита оторвал лицо парня от снега, который оказался весь испачканным в крови избитого, и позволил ему попытаться оправдаться.       — Дед, бля буду, ничег…       — Ты мне тут варганку не крути! — Мартынов снова сжал волосы парня и потянул их наверх, из-за чего тот заскулил. — Локатор, ты думаешь, что мы просто так тут всю эту канитель устроили?! Туз в прошлый раз тебе доходчиво объяснил, а сейчас твоим жмудикам все распишет! Думаете, что можно приезжать, до малолеток домогаться, и вам нихуя за это не будет?! Ты хоть знаешь, что с такими пидорасами на зоне делают?!       — Дед, б-богом клянусь, ты нас больше не у-увидишь! — заикаясь, произнес парень.       — С этого дня я твой бог, обмудок! — спокойно, но с неприкрытой угрозой в голосе, сказал Никита и отпустил волосы избитого. Локатор тяжелым мешком свалился на землю, тяжело дыша. Мартынов поднялся на ноги и со всей силой пнул парня прямо между ног, из-за чего тот громко замычал, сворачиваясь в клубок. — Ещё раз увижу тебя — с корнем вырву.       Никита отпихнул от себя парня и сплюнул на снег. Его плевок был похож на раздавленного красного паука, видимо и ему неплохо прилетело в драке. Я смотрела на эту картину словно в замедленной съемке — вот Мартынов крикнул что-то Васе, из-за чего тот оставил избитое тело на снегу в покое, но продолжил сыпать угрозы. Миша слова то ли проигнорировал, то ли не услышал, и продолжил мутузить парня под собой, разбивая свои костяшки. Кажется, Полина что-то пыталась мне сказать, но я её не слышала. Весь мир сузился до центра этого круга. Я сдвинулась с места, распихивая зевак, но кто-то вцепился в мое предплечье, останавливая.       — Тузова, ты угомонишься или нет?! — рявкнул мне на ухо Рома, дергая обратно, из-за чего я уткнулась спиной ему в грудь. — В прошлый раз влезла и здесь рвешься! Че ты там делать собралась?!       — Да, Лен, мальчики уже расходятся, — рядом появилась Полина. — Вон уже все в порядке, не переживай так.       — Кот, бля, помоги его стащить! — крикнул Никита Васе. Мир сняли с замедленной съемки, вновь вернулись звуки, и осознание окатило меня с ног до головы. Это первый раз в жизни, когда я видела Мишу таким… Я неоднократно рассматривала его синяки и ссадины после драк, даже несколько раз обрабатывала их, но в моменте — никогда… И это меня напугало. С чего они могли так озвереть?       — Рома, — тихо позвала я приятеля. Несмотря на то, что вокруг было шумно, Пятифан услышал меня и немного наклонился вперед, — а что тут произошло?       — Эти подбитые из соседнего поселка приехали, — тыкнул пальцем в трех, поднимающихся с земли парней, приятель, — они полгода назад к нам на дискач приезжали, девчонку какую-то пытались изнасиловать, ну а там мент подкупной был, замял все, пидорас… Когда мужики узнали об этом, такой пизды вломили, что те почти в ауте были. Во-о-он того видишь? — Пятифан кивнул в сторону парня, которого избивал Миша. — Этого Чугуном раньше звали, но, бля, ему больше Чушкарь подходит. Он тогда девчонку в машину пытался затащить. Остальные двое шкерятся где-то… Так вот, Туз увидел, как эти козлы к восьмиклассницам нашим клеятся, свистят им, так сразу хуяк за шкирку! Мы с Бяшкой с ними в это время были — хотели покурить, да по домам разойтись, а тут такое представление.       — Ага, на! — подключился к нашему разговору Бяша. — Этого козла Кот так об капот его телеги цокнул! Я думал, что он там свою челюсть и оставит! Жаль, что нам не дали этим гандонам накостылять…       — Да они и без нас нормально справились! — отмахнулся от друга Рома. — А вы че, только со школы вышли? Класс решили до блеска вылизать, да?       Избитые парни в это время поспешно заводили свою машину и поглядывали в зеркало заднего вида, проверяя стоят ли на месте Миша, Никита и Вася. Мои парни лишь злобно поглядывали на белые «Жигули», передавая друг другу сигарету. Машина тронулась с места и неспешно поехала по проселочной, разбитой дороге. Толпа начала медленно расходиться — шоу закончилось и поглазеть уже было не на что. Я дернулась вперед, наконец вырываясь из схватки Пятифана, и начала проталкиваться вперед. Мне нужно было поговорить с братом. И удостовериться, что у него хотя бы не сломан нос.       В центре круга рядом с парнями уже стояли две девочки. Та, что была ниже ростом, что-то говорила Мише, прижимая ладони к груди и хлопая густо-накрашенными ресницами. Если смыть с её лица криво накрашенные синие тени и помаду заменить на менее яркую, то получилась бы красивая девочка, очень даже милая.       — … Миш, ты в порядке? — услышала я обрывок её фразы, подойдя чуть ближе.       — Смойте все это, — как-то рвано и грубо ответил ей брат, показывая на свое лицо, — выглядите как бляди с трассы. В темноте что ли красились? Командус, блять.       — Да харе тебе, — осадил его Вася, выпуская изо рта сигаретный дым.       — Ладно, извиняй, Настен — просто на взоде сейчас, да и нервы ни к черту, — сказал Миша извиняющимся тоном, принимая из рук друга сигарету. — Но вы этот боевой раскрас реально смойте, только лица портите.       Я почти добралась до компании, но меня снова отдернули, в этот раз сильно сжав мою ладонь. Пятифан потащил меня назад, обратно к Бяше, Антону и Полине, которые ждали нас возле школьных ворот. Я попыталась вырваться, но мозолистая ладонь Ромы только сильнее сжала мою. Все-таки мальчик был сильнее меня, да и выносливее тоже. На физкультуре ни раз наблюдала, как он играет и как сдает нормативы. Пятифан и Бяша были одними из лучших в классе, даже несмотря на то, что курили как паровозы и, подозреваю, не прочь были и пива выпить.       — Ромка, ты чего?! — возмущалась я, на ходу вырываясь.       — А ты думаешь Тузу понравится, что его младшая сестра этот махач увидела? — продолжая уводить меня дальше от брата, сказал одноклассник. — У него и так настроение дерьмовое, не хватало его ещё больше злить.       — Какое тебе дело? — фыркнула я.       — Полина сказала, что вы и так сцепились вчера, — объяснил мне Рома. — Сейчас подойдешь к нему и точно в ближайшее время не помиритесь — ты же сразу начнешь «а мне нужно было молча стоять?!», «зачем ты это устроил?» … Успокойся для начала, а потом уже разговаривай с ним. Ты же упертая как баран!       — В благодетеля решил поиграть?!       — Ага, специально для тебя! — прикрикнул на меня мальчик. — Я тебе, дура, помогаю. Хоть раз можешь не язвить в ответ на обычную дружескую помощь?       — Уж извини, мама этому забыла научить! — ответила я. Мы подошли к остальным ребятам, и Рома наконец отпустил мою ладонь.       — Как же повезло твоему будущему мужу! — язвительно буркнул мне Пятифан и потянулся в карман куртки.       — Не больше, чем твоей жене, — в тон ему усмехнулась я, оглядываясь назад в поисках брата. Миша и компания куда-то пропали, видимо побыстрее смылись с места преступления — устроить такое прямо перед школой было глупо. На том месте остались лишь те две девочки, одну из которых звали Настя. Она рассматривала себя в небольшое зеркальце и что-то спрашивала у подруги. Как долго Миша с ней знаком, если уже так спокойно называет Настеной?       Наша большая компания разошлась возле лесополосы — нам с Антоном предстояло пройти через неё и небольшой мост, в то время как Полине и мальчишкам нужно было просто завернуть на небольшую тропинку, которая выводила к небольшим одноэтажным домикам. Морозова, впечатленная порывом Ромы меня остановить, смотрела на него уже ни как на надоедливого одноклассника-хулигана, а на обычного мальчика-приятеля. И ей, видимо, было уже все равно, что она сама и попросила остановить меня. Хоть кому-то эта ситуация сыграла на руку, и, если Пятифан ничего не испортит, то это лишь увеличит его шансы на успех в воскресенье. Полина на прощание обняла меня и пообещала позвонить вечером. Бяша улыбнулся во все свои тридцать зубов и хлопнул по плечу со словами: «Не ссы, Ленок, все нормас будет!».       Утром следующего дня я проснулась не сама — меня разбудил дядя Леша, громко и настойчиво постучав в дверь. Кажется, мужчина стучал кулаком. Прям как у Миши — сила есть, а ума не надо. Будильник на тумбочке показывал без пяти минут девять.       — Лен, ты пока дрыхнешь, все зверье попрятаться успеет! — заходя в комнату, громко сказал дядя Лёша, прогоняя остатки моего сна. — И так два часа валялась. Дед твой уже весь извелся!       — Да встаю я, встаю! — протянула я, потягиваясь всем телом на кровати. — Через пять минут спущусь.       — Чтоб через две внизу в полной боевой готовности была!       Последнее слово осталось за мужчиной. Я поспешно встала с кровати, на ходу натягивая очки на нос. Если уже и дедушка ворчит, то мне действительно лучше поторопиться. Наспех переодевшись в то, что не жалко запачкать и в чем в лесу будет не холодно, я вышла из комнаты и заглянула к Мише и Саше. Старшего у себя не оказалось, а вот младший мирно посапывал, обняв кусочек одеяла, а в его ногах также сладко дремала Муська, спрятав мордочку за лапы. Я аккуратно прикрыла дверь в комнату братьев и, перед этим зайдя в ванную и умывшись, спустилась вниз, где уже шумел телевизор в гостиной, а на кухне хлопотала тетя Таня, готовя еду на всю семью. А накормить пять человек, да ещё и дедушку, который ехал с нами на охоту, было делом суматошным и долгим.       — Доброе утро, — с зевком поздоровалась я с семьей. За столом, на своем привычном месте, сидел Миша, слегка помятый, с пластырем на лбу, разбитой губой и фингалом под правым глазом, но вполне себе живой. Только двигался как-то скованно и хмурился, стоило ему что-нибудь задеть рукой. Вчера он вернулся домой поздно, когда я уже легла в кровать. Брат заглянул ко мне в комнату, но я лишь повыше натянула одеяло и притворилась спящей — на разговоры с ним у меня не было сил. Ни физических, ни моральных.       — А вот и красотка наша! — взмахнул руками дедушка, чуть приподнимаясь со стула. Я нырнула в его объятия, доверчиво прижавшись всем телом, и почувствовала, как он поцеловал меня в макушку. — Ну и спать ты конечно! Я вона, уже третью чашку сижу сёрбаю!       — Отстаньте от ребенка, — вступилась за меня тетя Таня, которая суетилась возле плиты, — у неё выходной, так имеет полное право отдыхать. Миша! Да не тереби ты пластырь! Заразу же занесешь, ну!       — Да че мне будет? — усмехнулся парень, поднимаясь на ноги. Брат подошел ко мне и кивнул на пустой стул. — Садись уже и хватит дуться. Давай мир, а?       Миша протянул мне мизинец и виновато улыбнулся. В близи его ссадины смотрелись ещё хуже, но зато глаза оставались такими же веселыми. В груди разлилось что-то теплое и приятное, потекло вниз и растеклось в желудке, заполнив его полностью. Я улыбнулась и пожала предложенный мизинец.       — Мир, — кивнула я, чувствуя проницательный взгляд дедушки, который внимательно следил за нами, делая глоток из чашки.       — Ма, все, я ушел, а то меня пацаны уже ждут!       Миша дежурно чмокнул меня в щеку, прошептал на ухо: «Прости» и также поцеловал тетю Таню. Я выглянула в окно и проследила за братом, который выскочил из дома в одной футболке, сжимая в руке свою куртку темно-зеленого цвета. К нашему дому подъехала черная Нива, в которой сидело несколько парней. За рулем показалась знакомая рыжая макушка Никиты, а рядом с ним, на переднем сиденье, улыбался Вася. Брат быстро сел в автомобиль, и тот тронулся с места быстрее, чем Миша успел закрыть дверь. Я оторвалась от стекла, когда Нива скрылась за деревьями и сугробами, и задернула тюль. День начинался как-то слишком хорошо, немного суматошно и спешно, но хорошо. Даже ветра на улице не было, лишь солнце ярко светило на небе. Благодать, да и только.       Через полчаса мы втроем уже сидели в машине. Я развалилась на заднем сиденье и уткнулась носом в бежевый шарф. Его мне связала тетя Таня и подарила на этот Новый год. В комплекте с ним шел ещё белый и мягкий свитер, который я собиралась носить как-только на улице немного потеплеет — такую красоту было жаль скрывать под курткой. Дядя крутил верньер древнего радиоприемника «Турист», висящего на зеркале заднего вида. Мы уже подъезжали к поляне, где обычно охотились, и я выглянула в окно. Только одни деревья, кусты и сугробы.       — В эфире звучит песня «А знаешь, все ещё будет». Музыка Марка Минкова, стихи Веры Тушновой. Исполняют заслуженная артистка Российской Федерации Алла Пугачева и её дочь Кристина Орбакайте. Вы… — сообщила диктор из радиоприемника.       — Черти шо в эфир пускают, — выругался дедушка, откручивая крышку своей фляги. — Ладно бы ещё Пугачиха одна пела, а тут с дочкой! Пихают своих детей и в телевизор, и на радио! Леша, ну куда ты едешь на своем катафалке? Нам дальше ехать надо, а не сейчас сворачивать!       — Бать, да не бузи, — ответил дядя Леша, сбавляя скорость. Дорога была разбита, и застрять здесь было делом легким. — Мы щас по лесу вот здесь проедем! Только бы не затормозить в этом дерьме… Я жешь не думал, что тут так дорогу развезёт.       — Думать меньше надо, а соображать больше! — засмеялся дедушка и сделал глоток из фляги. Интересно, а бабушка знает о том, что дед с собой на охоту самогон взял? — а ну-ка остановись вот здесь — мне быстренько.       — Шо, бать, недержание уже, а? Старость — не радость! — сказал дядя Лёша, но повернул руль вправо и остановил машину.       Из радиоприемника полилась приятная мелодия. Дедушка вылез из машины, оставив на переднем сидении свою шапку-ушанку и флягу, и поспешил зайти за кусты, полностью укрытые снегом. Я дыхнула на стекло и вывела на нем небольшое солнышко. Дядя Леша постукивал пальцем по рулю, прибавляя громкости на радиоприемнике. Не прошло и половины минуты, как дедушка, с побелевшим от ужаса лицом, быстро вышел из кустов. Мужчина открыл дверь машины и, смотря на свои часы, громко сказал:       — Девять пятьдесят три, — запыхавшись произнес дедушка, — Леш, там походу это… девчонка, которая вчера пропала. Жмурик, короче…       Я обернулась к тому месту, откуда только что вышел дед. За кустами, если приглядеться, можно было различить дутые сапожки с красной вставкой.       — А знаешь, все ещё будет… — запела Пугачева в радиоприемнике.