Дата его смерти

Он не хотел говорить «прости».

      Сколько бы он не пытался, это слово не вырывалось из его уст, застревая в горле большим жгучим комком. Парень пытался откашляться, выпить много воды или отрепетировать это жалкое слово перед Зип и Эдвардом, но никак не получалось — прямо-таки язык не поворачивается, из-за чего надежда на продолжение плана начала заметно иссякать. Слова «прости» или же «извини» оказались что ни на есть сложными и даже труднее, чем все те самостоятельные, которые могла дать им мисс Сёркл. Оливер мог бы придумать целую извинительную речь на такой случай, вот только все они звучали слишком… Как бы сказать поточнее… Странными? Так, будто это могла сказать абсолютно любая девчонка абсолютно любым парням, а из уст мальчика звучало бы как нечто неправильное и неестественное.       Целых два дня он потратил на эти занятия. Два! Это уйма времени в рамках одного лишь сентября. И даже несмотря на весь труд и усердие, эти репетиции не дали никаких плодов. Единственное достижение, которого он смог достичь — нашёл в себе силы помыться и отстирать рубашку с шортами от потемневшей крови. Теперь парень выглядел более чем презентабельно. И хотя спустя столько пустых дней он уже успел забыть, чьи брызги попали ему что на волосы, что на одежду — стоило только прикоснуться к лицу, как его больной нос быстро давал о себе знать. М-да, довольно неприятные события, но хулиган их, к сожалению, уж точно никогда не сможет стереть из своей памяти.       Сегодня был вторник. Оливер вновь встретится с Энгелем. Казалось, что хуже их прошлой стычки уже ничего не могло произойти, но видеть друг друга после горы давления — худшая жуть и полный кошмар.       В понедельник занятий не было. Связано это с тем, что после инцидента с Клэр ученикам нужно было отдохнуть от бесподобного зрелища. Вот только выходной стоило сделать на прошлой неделе, в заветную пятницу, а теперь выходит, что в эту субботу им придётся учиться. Мисс Грейс, конечно, молодца та ещё, зато ясно даёт понять, что школа никаких поблажек не даёт и приходится довольствоваться тем, что есть.       Зато Оливеру было приятно снова восседать со своей старой компанией. Сегодня он сидел с правой стороны объёмного стола, предназначенного для трёх человек, однако оттого был ближе к Энгелю. Да уж, спасибо за такое положение… Но что поделаешь? При таких обстоятельствах задире ничего не оставалось, кроме как пытаться не встретиться взглядом с юношей, всматриваясь то в тетрадь, то на доску. Самое главное, чтобы глаза не скользнули чуть правее, а иначе пиши пропало. Но он вроде как справлялся с данной задачей, что считалось чем-то удивительным в его головушке. И было в этом всём что-то, что могло его чуточку успокоить и спасти от внезапного взора на правую сторону: ну конечно, ведь теребить и сильно сжимать свою рубашку в сотый раз за месяц, да так, что кожа на костяшках натягивается — чудо природы, спасибо за услуги. Эдвард неоднократно замечал этот способ утешения от Оливера, но лишь косо поглядывал на его нервозность.       Парень с трудом натянул на своё личико улыбку, стараясь не показывать рассеянность всем одноклассникам и учителям. Меньше знаешь — крепче спишь, их это уж точно не касалось. Хотя притворность в этом плане тоже вскользь виднелась: необычное скромное молчание с его стороны могло вызвать парочку лишних вопросов, но никто спросить не решался. Вдруг он ещё не закончил изгаляться, а «дорогущие» одноклассники случайно попадут под горячую руку?       — Эй, Оливер, — Зип, что сидела посередине всего стола, легонько пихнула друга в плечо, — пойдёшь сглаживать ситуёвину с Энгелем?       — А… Пойду, но попозже. С ним же сейчас эта Баббл сидит.       — Ну смотри мне, — она махнула кулачком, — не оттягивай, как в прошлый раз. Иначе кердык вообще всему, что ты там исправить хочешь.       По всему телу прошла дрожь от осознания, что поговорить с Энгелем всё-таки стоит и заниматься вечными побегами от сущего кошмара не получится. Теперь и вправду придётся тщательно подбирать правильные слова, ведь хулиган был уверен в подавленном состоянии юноши: если смерть Клэр нанесла ему настолько сильный удар, то угнетающее состояние подстегнул ещё и разговор с Оливером на следующий день. Гибель Клэр вызвала такой мандраж, что про неё отныне слышно из каждого утюга, что ситуацию лишь усугубляло. Хулиган невольно задумался о её коте Моэмоэ. Наверное, животное совсем поникло без своей хозяйки. Да уж. Суперское событие, ничего не скажешь.       За этими мыслями он провёл все сорок минут, поэтому школьники из класса мисс Блуми перебрались к мисс Сёркл. Компания задир, как всегда, села за свой излюбленный стол, а как только Баббл вышла из класса, оставив Энгеля одного, Зип засветилась и с трепетом захлопала глазами.       — О, он один! Похоже, твой звёздный час. Готов, живчик ты наш?       — Эм… Да, конечно, — ответил Оливер, криво улыбаясь. По тянувшейся интонации Эдвард понял, что тот страшно нервничает, но Зип лишь подтолкнула друга в сторону главного несчастья.       — Вперёд и хвост трубой. И чтоб возвращался к нам на место уже лучшим другом Энгеля, ясно?       Оливер неуверенно кивнул и во всю мочь сделал глубокий вдох. Никогда бы он не подумал, что обычный поворот к юноше станет чудовищно трудным, однако терять уже нечего. Придумал ли парень хоть что-то? Ну, может да. Он и сам не понимал, что именно он там смог удумать, но надеется, что сможет вывести это долгое и ужасное напряжение между ним и Энгелем. Хотя вполне вероятно, что этот разговор немного сломает лёд, что являлся их преградой всё это время. Опасаться яростного возмездия за смерть подруги и острую болтовню уже не было смысла. В противном случае он не добьётся вообще никакого результата.       — Как думаешь, он справится? — Эдвард постучал пальцами по столу, обеспокоенно смотря на Зип.       — Ну, если не очканёт.

***

      Оливер неохотно подсел к Энгелю на первый вариант. Юноша недоумённо убрал локоть со стола и устремил на хулигана полный смятения взгляд. Задира не понимал, как расценивать такую реакцию, и только потом понял, что просто сидит и смотрит на Энгеля уже несколько секунд без какого-либо объяснения.       — Я пришёл попросить прощения.       — О, молодец какой. Медальку тебе дать? — в его голосе слышался оттенок раздражения.       — Послушай меня, пожалуйста. Мне надо объясниться.       — Странно. Мне казалось, что ты уже всё объяснил в тот день. Я вроде услышал достаточно и сыт твоей правдой по горло.       — Мне больно от сказанного, — продолжил Оливер, представляя, что полностью оглох — хотя так в какой-то степени и случилось, — я был на эмоциях и наговорил лишнего. Я совершенно не это имел в виду. Мне было плохо от смерти Клэр, и я до сих пор корю себя в её гибели.       — Прекрасно, — сухо отрезал Энгель, стараясь не смотреть на нежеланного собеседника.       — Нет, я правда раздумывал над этим все выходные. Мне жаль. Очень жаль.       Энгель усмехнулся, но не было в этом смешке вообще ничего, что могло хотя бы отдалённо напоминать его прежнее жизнелюбие. Как будто именно это он желал услышать после того, как мёртвая Клэр впечаталась ему в память на всю оставшуюся жизнь; после того, как Оливер горько смеялся и говорил самое ужасное, что мог услышать Энгель вместо поддержки и нормальных объяснений. На языке вертелись куча колких и гадких крикливых упрёков, и всё же он сдержался — мало ли что.       — Я не знаю, как верить тебе после такого ножа в спину. Однажды ты мне уверенно твердил о том, что наши с тобой разговоры помогли тебе, и ты сказал тогда… Цитирую: «Я до сих пор могу капризничать, но уже в разы меньше, чем это было раньше». А потом я пришёл к тебе, и ты сказал, что притворялся. Ты вообще ощущал когда-нибудь предательство на своей шкуре?       Оливер замер с осознанием, что Энгель умудрился запомнить каждое слово, брошенное хулиганом в тот день. Хотелось спросить по поводу этого, но вопрос замер на губах, заставляя продолжать сидеть в ступоре и некой апатии. Лицо Энгеля омрачила тень, и он начал сжимать свои колени в безнадёжности и боли от сказанного.       — Нет. Но я ощущал сильную вину за всё то, что когда-либо совершал. Я не понимаю, что нашло на меня в те дни, но сейчас я с уверенностью могу сказать, что хочу завязать с насмешками.       — Так же ты говорил третьего сентября, а потом начал издеваться над Кевином и мной. И после всех наших встреч, гулянок и переписок, ты предпочёл убить свою подругу.       — Свою сестру.       — Свою… Сестру?       — Клэр была мне как сестра.       — Ещё лучше, — Энгель сглотнул, понимая, что не выносит такого сложного диалога. Он попытался отдышаться: вслушивался в сопение Оливера, но из-за его присутствия вспоминал абсолютно всё, что пережил вместе с ним. — Хорошо. Раз уж ты пришёл, то хочу повторить свой вопрос с небольшими поправками.       — Какой вопрос?       — Тебе действительно не было всё равно на Клэр? На Баббл? На… — Энгель резко запнулся, но затем едва слышно произнёс: — На нас?       — На нас… — зачем-то вслух повторил Оливер. — Мне не было всё равно.       — Тогда зачем? Почему ты сейчас сидишь с Зип и Эдвардом, хотя они тебя ненавидели? Зачем стоял у двери и смеялся? Ты ведь смеялся. Я прекрасно помню этот смех. Язвительный, мерзкий… И фирменный. Точно такой же, какой был тогда, когда ты был хулиганом и насмехался над другими. Ты ведь просто играешь с моими чувствами, нет?       Когда он увидел труп своей подруги, он закричал и упал коленками на лужу крови. Пока он извивался и чувствовал бешеный ритм своего сердца, что было готово вот-вот выскочить, смех со стороны высверливал ему черепушку, закручиваясь по самые мозги. Такой отчётливый, ужасающий, кичливый… Такой знакомый. И сквозь кучу бурных обсуждений всех собравшихся учеников в том месте, он явственно услышал строгий голос мисс Сёркл, что говорила о Зип и Оливере в той же самой стороне, откуда доносился смех.       Ещё никогда он не ощущал себя настолько беспомощным и брошенным. Это предательство вонзилось ему в самое сердце, превращая орган в мятый клочок жалкой бумажки. Дрожь била с головы до ног от осознания, кто именно озадачил Клэр в её побеге от учителей. Пульс грохотал в ушах, не в силах сбавить дикий темп и оглушающую громкость.       — Я совершил ошибку, — Оливер ещё пару секунд думал, вывалить ли хоть чуточку правды, но думать было некогда — надо действовать. — Зип и Эдвард общаются со мной. Всё это время мы общались. Я сам согласился на такую пакость, но не думал, что она приведёт к смерти Клэр. Как я жалею об этом… Правда жалею.       — Спасибо за честность. Вот только она вряд ли смягчит моё отношение к тебе.       — Я понимаю. Но я также понимаю, что всё своё существование я плевал на факт того, что ломал людям жизни. Однако ты стал мне очень дорог, и теперь я осознаю все свои ошибки.       Энгель посмотрел на Оливера. Никакой улыбки. Никакого льда в глазах. Задира смотрел с сожалением, грустью и искренностью. Точно так же он выглядел однажды в столовой, а затем в тот же день парни нежно обнялись. Но сегодняшний день получил несколько иной сценарий, и потому Энгель старательно пытался не купиться на дешёвый фасад. А Оливеру, на удивление, хватило пороху спросить что-то в ответ:       — Ты меня ненавидишь?       — Тебе ли не знать, что я не делю всё на чёрное и белое. Мне нужно время на то, чтоб переварить всё это.       — Понятно, — Оливер посмотрел на свои часы. Парень не понимал, зачем это сделал и сколько времени осталось до звонка. Циферблат плыл, не давая сосредоточиться на стрелках и числах. А затем он резко убрал свою руку, понимая, как, оказывается, заметно его тряску. И Энгель обратил на это внимание, стараясь сгладить сказанное:       — Знаешь, какими бы не были чёрствыми люди, я всё равно стараюсь им помочь. Как бы они не вредили, я хочу подать им свою руку в трудную минуту. И ты не исключение. Ты взялся за мою руку, а затем толкнул в пропасть. Сейчас ты стараешься вытянуть меня из впадины. Я до сих пор не знаю, как должен принять весь этот поток информации и резкую смену настроения, но точно знаю, что тебя я не ненавижу. Я верю в то, что люди могут меняться. Ты это тоже усердно показывал, но смерть Клэр выбила меня из колеи. Теперь я не знаю, что и думать.       — Я понимаю. Спасибо за такой вразумительный ответ.       Энгель кивнул и устало потёр висок, словно заставлял себя хоть как-то думать. Пока он отчаянно вздыхал, Оливер внимательно осмотрел Энгеля так, как вообще мог: два красивых пера на макушке, что выделяют юношу среди остальных; чистые и мягкие волосы, собранные в хвост; смешной на вид комбинезон, что подчёркивал всю его невинность и доброту; забавный хвостик, которым он иногда виляет — особенно тогда, когда ему радостно; и милые голубые щёчки, что дополняют его нежный внешний вид. И в данный момент, когда он не излучает заботу и доброту, такая серьёзность и усталость ему несвойственна. Несвойственна так же, как мысли Оливера, из которых его вывел сам Энгель:       — Знаешь, если ты действительно сдержишь своё обещание и не будешь ни над кем издеваться хотя бы до конца года, то ты действительно осчастливишь меня и покажешь уважение. То есть вообще никаких шалостей, понимаешь?       — Да. Я обещаю это. Снова. Клянусь…       Ложь для Оливера всегда давалась легко, но ещё никогда не вызывала таких угрызений совести, как сейчас. Он не помнил, когда в последний раз испытывал столь ужасное и тягостное чувство. Парень в принципе не понимал, зачем поклялся, но его же рот его не слушался, выдавая всё то, о чём тот, возможно, молчал. Ведь его самая главная пакость случится уже через четыре дня — кое-кто снова умрёт от его рук. От его карандаша. Умрёт кто-то, кто носит цветастые пёрышки на макушке.       Он дёрнул головой и поморщился. Неприятно. Нужно постараться сосредоточиться на диалоге. Инцидент требовал прямого и откровенного изложения. И хотя Оливер не был уверен в том, чтобы спрашивать нечто подобное, но решил рискнуть, надеясь на очередную прямолинейность:       — Что насчёт доверия? Ты доверяешь мне?       — Я тебе доверял. Раньше. А теперь… — юноша сделал странную затянувшуюся паузу. — Теперь… Не знаю… Я не знаю, — повторился Энгель.       Оливер сжал кулак посильнее. Он не понял подозрительную интонацию Энгеля, зато отчётливо заметил его дрогнувший уголок рта, когда он произнёс своё колебание.       — Я жалею.       — О чём? — Энгель хотел уточнить, было ли это сожаление насчёт сказанного после смерти Клэр, но затем оба парня увидели, как в кабинет зашла Баббл и держала пару булок. Пока она стояла в потрясении от внезапно нарисовавшегося Оливера на её месте, тот поспешно встал со стула, собираясь уходить… Однако прежде чем вернуться к друзьям, задира тягуче повернулся к Энгелю и чётко произнёс:       — Извини.

***

      — Эдвард, — Зип время от времени щёлкала ручкой. Она давно перестала слушать разговор Энгеля и Оливера — как-то совсем не получалось расслышать хотя бы слово, из-за чего все попытки навострить ушки она бросила спустя пару усердных минут, — если наш слон вернётся с плохими вестями, то друга срочно спасать надо.       — Ну…       — Чё нукаешь? — после угрожающего шёпота девушка бросила ручку на стол. Она взяла Эдварда за щёчки, пристально глядя ему в глаза. — Оливер же твой друг?       — Ну да, друг… — Эдвард удивлённо выгнул бровь, глупо бормоча.       — Самый лучший?       — Ну да, самый…       — Ты чё, придурок что-ли? А я типа кто? — она дала Эдварду мощный щелбан, оставляя красное пятно на лбу.       — Ай! Да ты тоже! У меня просто котелок не варит, — юный учёный потирал место злополучного ушиба. — надо спасать его, понял я…       — Ну, молодец. Вот только что нам конкретно делать? Давай, вари дельные мысли в своём пожухлом котелке.       — Дай мне время, — физик страдальчески потёр свой лоб, пытаясь соединить все события с Оливером в одно целое. Внезапно его хвост навострился, издавая струнный звук.       — Ого, эт чё такое?       — Погоди-погоди, — он выставил ладонь перед лицом Зип, как бы показывая ей помолчать. Физик напряг память, чувствуя, что ответ совсем рядом… А затем тут же оживился, когда кое-что понял. — Эврика!       — Ну надо же, дошло. Может, объяснишь?       — Зип, боже, ты гений! — он взял подругу за плечи, немного удивлённый своим же умозаключением.       — Ну да, я знаю. Что такое-то? — она сощурилась и медленно скинула с себя руки друга.       — Если бы не ты, то я бы не понял важную деталь в поведении Оливера. Всё это время я наблюдал за ним и за тем, как он себя вёл, а своими правильными вопросами ты привела меня к самому важному, — теперь Эдвард выглядел как безумный учёный: не хватало только указки и доски, на которой красным маркером бы выделял важные детали. — Всё это время ответ был на поверхности!       — Ну? Кота за хвост не тяни.       И Эдвард хотел ответить ей, но тут же прозвенел звонок, и вернулся Оливер. Все ученики разом повставали со своих мест, приветствуя мисс Сёркл. А когда сели обратно, Зип обречённо нахмурилась, ведь ответ так и не узнала. Зато оба друга вопросительно глянули на Оливера. Тот лишь открыл свою тетрадь и пенал: сквозь кучу ненужных бумажек и беспорядка он нащупал карандаш и написал на полях свой тетради: «после урока всё расскажу». Зип с Эдвардом понимающе кивнули.       Ну, вот и всё. Он сделал это. Буквально выжал из себя все соки. Вся вселенная силком вынуждала его поговорить с Энгелем, и он удосужился сквозь целиком скопившийся в груди страх подойти к нему и всё обсудить. И совершенно не важно, что на данный момент его положение не из лучших и заставляет задуматься о не менее важных и болезненных темах. Зато они поговорили. И о нынешних отношениях, и о Клэр.       Да, точно. Клэр. Теперь Оливер задумался о своей недавно умершей сестре. После разговоров с Энгелем у него всегда на уме одни лишь вопросы или странные мысли, на которые он с трудом находит ответ или объяснение. Только вот ответ на такую тему он вряд ли когда-нибудь найдёт: любые разговоры с сестрой казались глупым мучением, детали которого были абсолютно не важны Оливеру. Он даже не запомнил, какие цветы ей нравятся. А зря. Чувство вины давит на него немыслимым грузом, весящим под тонну, задавая лишь один ноющий в висках вопрос:

А простила бы его Клэр за содеянное?

***

      После напряжённых сорока минут и долгожданного звонка на перемену, Оливер лениво протёр лицо, устало выдыхая. Где-то минут семь ему потребовалось, чтоб объяснить каждую деталь, зато теперь он ничего никому не должен.       — Я пойду умоюсь в туалете, — наконец хулиган сможет побыть один и успокоиться.       — Хорошо, — Зип махнула ладонью, а затем с интересом посмотрела на Эдварда.       — Ой, Оливер, я с тобой.       — Э, — девушка возмущённо развела руками в стороны, — алло, куда намылился?       — Хорошо, повторю: за Оливером, — он предостерегающе вертел хвостом, намекая на то, что это идеальный момент для его гениального вывода и заключения. — Руки помою, — Зип цокнула и закатила глаза, направляясь к ближайшей скамейке. Ну ладно, узнает обо всём потом.       Так как Оливер уже направлялся к помещению, Эдвард поспешил за ним. Единственное, в чём нуждался хулиган — освежиться после этакого тревожного диалога с Энгелем. Потому-то он навис над раковиной, удерживаясь за края: вода каплями стекала с подбородка, а до носа до сих пор было больновато дотрагиваться, что доставляло немало проблем и дискомфорта. Энгель был прав — такая травма будет долго-долго напоминать Оливеру об их ужасающем разговоре. Возможно, воспоминание будет преследовать его до скончания дней. Эдвард на это особого внимания не обратил и лишь непринуждённо сгибался, дабы безопасно осмотреть кабинки туалетов. Не заметив ни одной пары ног, юный учёный закрыл вход в мужской туалет и твёрдо глянул на растерянного Оливера.       — Нужно обсудить кое-что.       — Ого. Я уж думал, бить будешь, — отшутился задира, но смешок, что он спустил с губ, оказался слишком фальшивым и усталым.       Эдвард сочувствующе глянул на Оливера и сел на подоконник. Как оказалось, даже простое сидение в неположенном месте было для него чем-то тяжёлым и странным, из-за чего он тут же встал с него и прислонился спиной. Был бы он прежним хулиганом, вина бы его даже не коснулась.       — Оливер, — начал Эдвард, крепко цепляясь за подоконник, — я хочу обсудить с тобой все те чувства, что ты ощущал после смерти Клэр.       Хулиган измученно посмотрел на друга. Юный учёный понял такую реакцию, поэтому вовремя сообразил и предупредил:       — Это правда стоит твоего времени, — Оливер, казалось, даже не моргал, отчего физику становилось не по себе. Но, дождавшись обессиленного кивка, Эдвард вздохнул и отогнал целый хлам ненужных мыслей на самую дальнюю полку, сложив все полезные раздумья в правильном порядке, а затем часть видений излил на одном дыхании: — Я видел каждое твоё движение, анализировал любой твой ответ. Наблюдая за всяким неровным вздохом и мятым краем рубашки, я понял, что ты боялся. Ты думал, что надеть самодовольную ухмылку будет достаточно, но любая нервозность выдавала тебя с потрохами. Пожалуйста, Оливер, мы с Зип твои самые верные друзья и всегда тебя выслушаем. Не надо скрывать свой страх и бороться в одиночку.       Ого. Ну и новость. Оливеру было безразлично абсолютно каждое слово, но в любом случае виду старался не подавать, даже если как таковых эмоций он не выражает. Не в силах отвечать что-то развёрнутое, хулиган медленно кивнул, тяжело выдыхая и бросая что-то вроде «Спасибо за понимание». Парень собирался выйти из помещения, но как только дотронулся до металлической поверхности ручки подушечками пальцев, его остановил голос:       — И я хотел сказать о том, что этот страх не был по причине того, что твой план обрушится или обломается. Недавно я понял, что ты боялся мнения Энгеля о себе. Думал, что он тебя возненавидит, да?       — К чему ты клонишь? — Оливер встрепенулся, одёргивая свою ладонь от ручки двери. Теперь это действительно звучало интересно и очень странно. Странно до такой степени, что Оливер снова испугался.       Испугался.       Задрейфил, заробел и запаниковал.       Всё вместе.       Что Эдвард имеет в виду?       — Я клоню к тому, что Энгель тебе действительно важен. И ты чувствуешь к нему нечто, что чувствовал к Алисе, когда заходил к ней каждый день и говорил о её существовании сутками напролёт. Энгель для тебя ощущается не просто как «Зип и Эдвард», как ты ошибочно предполагал. Это что-то нечто большее и… В общем… Я не силён в этих слащавых описаниях. Ты влюблён в Энгеля, Оливер.       Хулиган просто застыл. Он намертво вцепился сапожками в пол, не в силах хоть как-то двинуться. Дрожь, казалось, ощущалась не только на спине, но и в черепушке, неприятно вибрируя. Такое резкое заявление просто-напросто ошеломляло. В это никак не верилось.       Не верилось.       Почему не верилось?       Потому что это всего лишь пустая догадка.       — Ты, должно быть, шутишь? — рот Оливера был открыт довольно слабо, но его глаза говорили за него самого: широко распахнутые и полные недопонимания, они были устремлены сначала на Эдварда, а потом в пустоту. — Боже, Эдвард… Я и не думал, что ты будешь такого мнения обо мне.       Оливер попятился к раковине, цепляясь и стискивая её одной рукой, в то время как свой карандаш он поднёс к губам и громко в него прыснул. Эдвард уж точно не ожидал такой реакции, поэтому просто поморщился и неподвижно замер. Попытался надурить смехом. Просто взял и посмеялся.       Задира намеренно тянул время. И они оба это знали.       — Ты правда думаешь, что я влюбился в парня? Да ещё и в такого? Боже, — Оливер снова от всей души посмеялся, но даже сам хулиган свой голос не узнал. Отлипнуть от раковины оказалось труднее, чем он думал, поэтому парень снова посмотрел на друга и попытался успокоить нескончаемый гогот, — это просто смешно. Мы таких в своё время пинали до синяков за школой, Эд. Не надо мне бред втирать.       — А я и не втираю. Из тебя, конечно, актёр изумительный, — ловко перевёл он тему, — сначала усталый и изнеможённый, а теперь смеёшься во всё горло.       — Потому что это и вправду смешно.              — Снова страх ошпарил? — такое заявление охладило смешки хулигана, из-за чего тот ещё крепче обхватил фарфор. По спине снова прошла предательская дрожь. Её никак не подавить.       — Не чуди. Я никогда не изменю Алисе. Я ей предан.       — Предан настолько, что рвал ромашку с «любит» «не любит», когда Зип заводила речь об Энгеле?       Теперь смешок Оливера показался жгучим и горьким. Хотелось что-то возразить, вот только дельного на уме нет ничего. Его неожиданная смена настроения действительно выглядела слишком несуразно и лживо, из-за чего хулиган сильно сжал челюсти: разум отказывался складывать последние кусочки пазла. Задира всё же отпустил раковину и смог обрести равновесие, хотя его слегка пошатывало.       Он посмотрел на свою руку. Всё тёмная от прилившей к ней крови из-за сильного напряжения. Вся трясётся от глупого страха. Вся холодная, как сугроб.       Когда он брал в свою ладошку руку Алисы, то ощущал лишь нескончаемый холод. Когда он переплетал свои пальцы с пальцами Энгеля, то понимал, что мог согреться от самого лютого мороза, что только существует в этом мире.       Взгляд метался по каждому пальчику, как будто сейчас он сможет найти опровержение словам Эдварда. Или опровержение своим же странным действиям.       Он ничего не нашёл.       Почему так?       Он ведь любил её.       Любил так сильно, что не верится во внезапную любовь к Энгелю. Такую быструю, глубокую, сильную… Странную и неправильную. Но возможно ли это теперь изменить? Ведь, вспоминая каждый проведённый с ним момент, от обычных дней в школе вплоть до смешных прогулок, в груди трепетало что-то тёплое и приятное: юноша действительно приходился ему панацеей. А нынешняя ссора сжимала его грудную клетку в мизерный комочек, ломая каждую косточку рёбер.       Точно ли это правильно? Не карается ли это всемирным осуждением?       Может, он сможет найти этому хоть какое-то расхождение? Хотя бы одну ниточку, за которую сможет зацепиться и вести от неё к самому главному — неправоте слов Эдварда и ложность некой бури в животе, что никак из-за одного лишь существования Энгеля не может уняться?       — Но я не… Я… Энгель, он же… Алиса… — Оливер пытался подыскать нужное отрицание словам Эдварда, но как-то не срасталось. Парень обречённо понял, что это дохлый номер, ведь сам слышал в своей интонации плохо скрываемый страх. Юный учёный покачал головой и с полной уверенностью повторил своё ранее сказанное предложение:       — Оливер, мы с Зип твои друзья. Доверься нам.       А стоит ли?       Хулиган снова рассеяно глянул на Эдварда — наконец, без странных притворных насмешек и язвительности. Отныне на его лице царило недопонимание и попытка скрыть смятение. Подмечая в тоне своего друга искренность и приметив на губах добрую улыбку, задира ничего не мог сделать, кроме как…       Просто попробовать.

***

      — Я влюбился в Энгеля.       У Зип челюсть отвалилась. Она качнулась на скамейке, сгорбившись и смотря на Эдварда. Во-первых, удивилась тому, что физик смог прийти к такому выводу и сказать об этом другу; во-вторых, такого исхода событий она ожидала в последнюю очередь. Хотя о таком она даже и не задумывалась, придумывая сотни причин для странного поведения и различных колебаний Оливера, но уж точно не влюблённость во врага.       — Но он мальчик. Поэтому я не знаю, как с этим быть. Вся школа засмеёт, ей-богу. Это ведь неправильно и странно… Так я его ещё и убить должен. А, ещё я встречаюсь с Алиской! А с ней ещё и расставаться проблематично. Просто так я от неё не отделаюсь: подарок в виде мёртвого Энгеля придётся всё-таки вручить, а иначе сам сведу жизнь с концами. Она же сейчас наверняка жаждет крови и плоти, ведь в последнее время ест очень мало человечины, поэтому так ждёт даров… И в этот период будет не прочь и меня слопать. Просто класс, я собрал целое комбо и не понимаю, что мне делать.       — И вы с Энгелем немножко в ссоре, — небрежно добавила Зип, нервозно шипя на сложившиеся события. Да уж, ситуация собрала целый ряд проблем, из которых вряд ли выкарабкаешься.       — Ну-у-у… До дня рождения Алисы ещё целых… Шесть дней! — Эдвард взмахнул руками, предполагая, что это уйма времени. Хотя спустя секунду он поник, понимая, насколько никчёмно это число.       — Ну, хоть что-то. Ты это, — Зип положила ладонь на левое плечо Оливера, мягко улыбаясь, — не волнуйся только. Мы что-нибудь обязательно придумаем. Шесть дней — не час всё-таки.       — Ага, — Эдвард положил свою руку на правое плечо друга, — мы постараемся все вместе вырулить этот ужас.       Оливер смотрел то на левый край скамейки, то на правый. Ему было так приятно от осознания, что его поддерживают друзья, что он сумел впервые за последние несколько дней искренне усмехнуться. Только сейчас эта усмешка означала благодарность за все старания, что предоставляют Эдвард с Зип. И не важно, что смешок звучал не так ярко, каким был раньше. Это первая ступенька, на которую он смог шагнуть, дабы избавиться от ужасной безэмоциональности.       Невольно задумавшись об Энгеле, Оливер вздохнул. Быть может, эти шесть дней смогут обернуться для него счастьем? Понадеяться уж точно стоит: парень постарается всеми возможными силами сгладить острейшие края их с юношей взаимоотношений. Будь то обычные времяпрепровождения, будь то небольшие подарки. Вполне возможно, что эти дни смогут стать для него чем-то незабываемым в своём роде, ведь первые шаги он уже сделал, сказав самое сложное, но заветное слово.

Прости.