Дата его смерти

— Клэр померла, Оливер в депрессии какой-то, а план развалился в щепки!

      Зип драматично взмахнула руками, наглядно показывая масштаб проблемы, в которую влипли аж шесть человек. Ну, теперь уже пять. Не суть. Если изложить итог максимально кратко, то можно с уверенностью сказать, что Баббл, Энгель, Оливер, Зип и Эдвард оказались в тако-о-ой огромной заднице, что из неё теперь никак не вылезти, даже если сильно постараться! По этой же причине Эдвард в комнате Зип пытается вразумить и решить данную проблему, не до конца понимая действий Оливера и задумчиво потирая подбородок, точно собирался с мыслями и цепочкой всей ситуации.       — Ага. Ты вообще видела, как Оливеру было плохо после смерти Клэр?       — Ну конечно видела! Что за вопрос такой? Эту тучу на его лице грех не заметить. А потом он, как мы услышали, умудрился смеяться в лицо Энгелю после смерти Клэр, — она с явным возмущением и недопониманием приставила ладонь ко лбу, присаживаясь на стульчик рядом с собой, — что творит этот бро…       — Я тоже не понимаю. Но пытаюсь понять, — Эдвард сделал глоток бодрящего кофе. Дать волю всем мыслям не очень-то и помогло.       — Что на него вообще могло найти? Он мог тысячу раз спокойно поговорить с Энгелем, но вместо этого его избегал. А когда узнал о смерти Клэр, вообще так застыл. И на Энгеля вроде смотрел.       — Смотрел на Энгеля? — Эдвард выгнул бровь в вопросительном жесте.       — Да. Ну, вроде. Или на Клэрку. В общем, я не поняла, но куда-то ведь таращился!       — Это важно.       — О, мыслительные процессы забурлили?       — Не знаю пока.       Зип печально вздохнула и встала со стула, бесцеремонно плюхаясь на кровать. Она потянулась и зевнула, слегка помахав хвостом, а затем продолжала печально смотреть в потолок. Девушка начала говорить и, судя по выражению лица Эдварда, случайно выдернула его из задумчивости.       — Знаешь, — она прочистила горло и невольно ощетинилась, но продолжила: — хочу признаться кое в чём.       — Да? — Эдвард лёг к подруге, сложив руки на животе. Та сделала глубокий вдох.       — Мне жаль Клэр. Она была к нам добра и в упор не замечала наглую ложь, которую мы ей твердили прямо в глаза. Прикол, конечно, был смешным, но её смерть — ни капли.       — Пранк и заключался в смерти, разве нет?       — Ну да. Но если бы это была не Клэр, то я бы не убивалась из-за прикола и… Ну, короче, я себя теперь тоже не оч чувствую. Не как Оливер, конечно! — Зип дёрнула ладонью с толикой сожаления. — Но тоже неприятно от ситуации, смекаешь?       — Да, я понимаю. Мне и самому не очень понравился тот факт, что умерла именно она. Ну, не знаю в общем… Я сомневаюсь, что буду активно издеваться над другими в ближайшие дни. Неохота.       — Да я тоже, наверное. Какой-то Клэр странный и несвойственный осадок оставила. Быть может, потом продолжим буллить, но её смерть… Бе.       — Согласен.       Да, после такого события у всей школы остался неприятный осадок. Видеть её косточки и ходить по её выпавшим глазам было довольно мерзко. Но Зип и Эдвард к такому привыкли, доставляя остальным ученикам как можно больше хлопот и приличное количество смертей школе. Из-за постоянных двоек и голодных периодов Алисы счётчик превышал уже более двух соток, однако всё активно подчищают. Данный фактор значит, что Эбби с Ланой уже не лежат в случайном кабинете, а Клэр давно не покоится на холодном полу. Каждый иск со стороны горевавших родителей напрасен и бессмыслен, из-за чего школа остаётся престижной, суровой и поистине хорошо действующей на отличные оценки.       С каждой новой смертью ученики всё больше боятся умереть. Сквозь сковавший всё их тело страх и трясучку они пытаются вслушиваться в любое слово учителей и вчитываться во всякую буковку-циферку учебников. Да, Оливер был прав — эта школа гнилая, и пощады здесь не дождёшься, какой бы статус ты не имел. Оливер, Зип и Эдвард, конечно, любимцы главных садистов учебного учреждения, но это совсем не гарантирует их безопасность. Сёркл, например, проявляет милость в виде важных подарков: чего только стоят ключи от каждого местечка в школе. Однако за такие прелести и поблажки хулиганы обязаны получать исключительно пятёрки. Парочка даров от учительницы не исключает факта того, что она может сорваться и жестоко распотрошить трупы тройки задир из-за двойки в тесте. Всё же плохое настроение Сёркл не щадит никого, верно?       Вследствие этого Зип с Эдвардом погрязли в сомнениях. Их другу плохо из-за мерзкой системы, что погубила одного из добрячков и разрушила кристально чистый и давно намеченный план. А Оливер умудрился подлить масла в огонь, нелестно высказываясь о смерти подруги и посыпая Энгеля давящими комментариями. Это всё, конечно, в его стиле и манере, но первоначальной задачей было следовать своему замыслу, а не разбивать вдребезги, словно дурное обращение с хрупким стеклом. Парень ходил по тонкому льду и слишком сильно шагнул вперёд, нырнув в вечный холод и попытки выбраться из щекотливой ситуации. Всё зря.       Он ведь тот ещё перфекционист. Хотя бы одна деталь пошла не туда, и, считай, всё сломано. Вот он и разбил сердце Энгеля не в то время и не так, как сам хотел.       Вдобавок к скверному состоянию друга, появились и сомнения Зип и Эдварда в дальнейших ближайших шалостях. Клэр относилась к ним с пониманием и добром, по итогу сама же из-за своей доброты и доверчивости погибла. Вполне прискорбно и заставляет ненадолго задуматься о своей хулиганской деятельности, в чём они раньше никогда не колебались и голову не ломали. Кто ж будет размышлять о своих старых жертвах в тоскливом ключе? Только ни на что не годные задиры, которыми Зип с Эдвардом, похоже, и являлись. Может, и вправду хватит чернухи? Они не понимали и принять такого не могли, повиснув в долгом молчании, которое Зип успешно прервала:       — А что насчёт Оливера?       — В каком смысле?       — Я имею в виду, может, мы его проведаем? Два дня прошло уже, а от него ни слуху ни духу, — девушка неохотно поднялась с кровати и большим глотком допила свой горький чай, дабы успокоить нервы, — есть ведь надежда, что сейчас он чувствует себя немного лучше.       — Может быть, — Эдвард встал за подругой и пружинки кровати неприятно скрипнули.       Зип вспомнила, что с таким же скрипом Клэр убегала от учителей и Алисы.

***

      Зип тотчас написала Оливеру о том, что они с Эдвардом придут наведаться к своему другу в гости. К сожалению, хулиган был глух и нем, а потому девушка написала следующее: «Мы бежим к тебе. Если ты согласен, то просто прочти и ничего не отвечай! А если нетто присылай. точку понял?». К счастью, точки не последовало, а потому Зип с Эдвардом нажали на звоночек и услышали мелодичное пение птичек за дверью.       Как только она отворилась, перед двумя хулиганами предстал третий — чуть ранее их лидер. Открывшийся вид оказался немногим лучше думок в квартире Зип: если несколько дней назад парень был самоуверенной личностью с роскошной внешностью, то сейчас перед лицами задир предстали лишь взъерошенные волосы с небрежными колтунами, что только подчёркивали уставшее выражение лица. От помутнения сверкающих глаз выступили уродливые мешки под зардевшими глазами, излучая недосып. Довольная и фирменная улыбка померкла на неопределённое количество времени, а школьная форма так и осталась в крови. Жидкость уже запеклась, однако факт того, что задира даже не переоделся после произошедшего, заставлял глубоко встревожиться и дёрнуться от целиком покрывшегося мурашками тела.       — Карандашик супер, — Эдвард поднял палец вверх, будто друга это успокоит. Зип тоже глянула на острие, но по итогу оказалось, что грифель был тупее некуда — ломаный и мелкий. Слабая попытка пошутить успеха не возымела, из-за чего девушка ударила Эдварда по затылку. — Ай!       Наверное, всегда улыбчивому Оливеру сейчас стоило хихикнуть, но тот даже глазом не повёл. Его лицо осталось неизменным, не выражая никаких эмоций, поэтому до ответа тот не снизошёл и просто поковылял к себе обратно в комнату, плюхнувшись на кровать. Зип взяла Эдварда за запястье и как можно тише закрыла входную дверь, водя учёного за ручку, будто тот сам передвигаться не может. Да после такой шутки он вообще никуда сам не полезет и рот свой не откроет!       Девушка шагнула в комнату. Вмиг она отпустила руку друга и оглядела пол: повсюду валялись вещи, что раньше покоились на полках. Теперь они разбросаны не только по ковру, но и по кровати. В заключение всей этой картины приходилась просто сказочная посыпка из клочков бумаги, на коих были небрежно размазаны мелки. К мятым кусочкам повсеместно выстланы крошки грифеля карандаша, в то время как на верхушке всей это идиллии лежал целый и невредимый листок с изображённым на нём Оливером, вырисованным акварелью. Зип грустно поморщилась, стараясь аккуратно перебраться через гору мусора и ничего не задеть. Получилось не очень, но цели она достигла: добралась до кровати Оливера и проползла к нему сверху, укладываясь макушка к макушке.       Эдвард так же переминался с ноги на ногу, стараясь оставить целой хотя бы одну вещь в этой комнате. Если раньше здесь царил безупречный порядок, то сейчас пространство стало олицетворением слова «хаос». И всё же парень с трудом, но сумел дойти до кровати, потому плюхнулся к друзьям, пристраиваясь так же макушка к макушке. Получалась какая-то инвалидная звезда либо без ручонок, либо без ножек, — смотря с какого угла посмотреть, — но что поделать. Эдвард лишь поёрзал, дабы устроиться поудобнее.       Повисла неловкая тишина. Оливер, очевидно, говорить ничего не станет, а Зип продолжала задумчиво глядеть в потолок. Эдвард был единственным, кто, похоже, не лишился ума-разума. Либо это действие кофеина кипит в жилах. Чтобы это ни было, здесь нельзя терять ни минуты, из-за чего физик пришёл в себя и спросил то, что мгновенно всплыло в голове:       — А чей рисунок валяется на полу? Нетронутый.       — Пёрышка, — кратко ответил Оливер, но даже так в интонации проскользнуло нечто похожее на истерику. Одно лишь имя оказалось настолько осипшим, что доходило до друзей баритоном.       — Тогда почему он… Ну… Целый и невредимый?       — Потом порву. Когда пёрышко подохнет.       Зип почему-то округлила глаза от услышанного. Это, скорее всего, было из-за такого напряжения в их диалоге, потому она лишь покрепче вжалась в простыни. Понимая, что ситуацию нужно спасать, девушка начала пользоваться своим врождённым талантом — выталкивать из глотки Оливера нужную ей информацию и пищу для будущих с Эдвардом размышлений.       — Зачем ты наговорил ему столько? Разве ты не хотел импровизировать немного в другом ключе? Скажем, наврать ему, а не вываливать всё как есть?       — Я явно сболтнул лишнего, — после сказанного в воздухе долго витало молчание, из-за чего Эдвард и Зип не надеялись на продолжение мысли, но Оливер набрал полную грудь воздуха: — сболтнул лишнего, потому что был на эмоциях.       — На эмоциях… — повторила Зип, неопределённо щурясь. — А на эмоциях почему был?       — Из-за того, что думал, что плану кранты, — он резко дёрнул плечами. — Так оно и случилось. Не стоило мне думать об этом. Сделал только хуже.       Эдвард нахмурился, вслушиваясь в ответы. Махая тонким хвостом по мягкой поверхности, он пытался выстроить всю цепочку событий и этих умозаключений.       — Тогда почему ты с самого утра не начал импровизировать? Тоже из-за того, что плохо думал о плане?       — Я же вроде говорил. Хотел убедительную речь придумать. Но за все уроки так разволновался из-за конца своего плана, что воплотил ужасный исход в реальность.       Зип хмыкнула. Она понимала, что уговаривать Оливера на другой подарок возлюбленной смысла не было: тот будет биться до последнего ради какой-то там плоти Энгеля и его разбитого сердца, чего бы ему это не стоило. «Всё ведь ради Алисы!», — сказал бы он, если бы Зип возразила насчёт всей этой затеи. Потому-то девушка и пришла к небольшому обходу вопроса и части чувств Оливера:       — А что насчёт того, чтобы попробовать посмотреть на ситуацию с другой стороны? Если бы Алисе не нужен был такой подарок в виде подохшего Энгеля, то как бы ты относился к нему?       — Я бы с ним с самого начала не общался.       — Не… Представь, что с какого-то перепугу решил вот так просто завести с ним дружбу, невзирая на Алису. Вы бы подружились и общались вплоть до этого дня. Что бы ты чувствовал?       Оливер замялся. Он думал над ответом достаточно долго и лениво мычал, пока в голове что-то не щёлкнуло. Учёный навострил ушки на такую интересную тему.       — Я бы чувствовал всё то, что чувствую вместе с вами. Хотел бы проводить с ним время, помогать в нужные моменты… В общем, он был бы мне… Эм. Боже, дорог.       — Ну, понятное дело, что за всё это время ты бы смог к нему привязаться, — Эдвард безразлично продолжал смотреть в потолок, пока не понял всё от себя сказанное. А ведь мысль.       — Ага, — неохотно процедил сквозь зубы Оливер, сжимая ткань рубашки по максимуму.       Эдвард дёрнул своим хвостом в сторону хвоста Зип. Та им ответно затормошила и повернула головушку к другу. Последний думал, как можно передать свою мысль поточнее, поэтому слегка повертел пальцем в воздухе, размыкая губы. Та лишь пожала плечами, чутка помотав головой, всем взглядом ему твердя, мол: «Язык жестов не понимаю, тупень». Он сощурился, поджимая губы в тонкую линию.       По итогу разговор стихал. Эдвард понял, что затянется это надолго и свою мысль он не донесёт, поэтому встал с кровати и наступил на маленькие безделушки под ногами.       — А может, на улицу выйдем? Воздухом подышим. Свежим.       Зип тут же оживилась, мигом поднимаясь с кровати и ощущая неприятную колкость под ступнями. Что ж, её это никак не смутило, а лишь освежило и взбодрило. Оливер встал с трудом, в силу необходимости потирая глаза. Не проронив ни слова, парень пошёл к выходу из комнаты и принялся обувать свои сапожки. Друзья расценивали каждое его молчание как соглашение на что-либо, из-за чего торопливо зашагали за ним. Задира надел синюю кофту, усыпанную оранжевыми звёздами. Зип и Эдвард не припоминали такую накидку Оливера, но спрашивать по поводу её не стали. Мысль о прогулке была слишком ватной и мятной.

***

      По пути к случайной скамейке Оливер лениво сгорбился и сорвал с матушки-Земли белоснежную ромашку, что уцелела в двадцать второй день сентября. Эдвард слегка удивился: не каждый день увидишь то, как главный фанат любого цветочка и лепестка срывает сорняк так нагло и цинично. Но учёный ничего по этому поводу не сказал, усевшись на край лавочки, к которой они самопроизвольно подошли. Вылазка пошла всем на пользу, ведь дышать в квартире Оливера оказывалось чем-то до невозможности трудным и каторжным.       — Ты будешь пробовать вернуть общение с Энгелем? — Зип сцепила руки в замок на своём платьице.       — Я попробую, — он нахмурился и отломал от ромашки несчастный лепесток, — хотя вряд ли что-то да получится, — теперь парень прикинул, много ли раз навредил Энгелю и сможет ли тот его простить.       Что ж, насмешек набрался целый букет. Смерть Клэр и их разговор на следующий день — жгучая вишенка на торте. Внутренности залились едкой кислотой, вспоминая те самые дни.       — Всё в этом мире возможно.       Оливер, наконец, начал отвечать чуть поживее и прытче, но Эдвард отныне не вслушивался в их возню. Теперь он внимательно наблюдал за тем, как хулиган отрывает лепестки от сердцевины ромашки, чередуя своё выражение лица с хмуростью и уже привычным льдом в глазах.       — Зип, — вдруг начал задира, — а какой пранк ты хотела устроить для Клэр, когда вы заговорили ей зубы в столовой, а я помирился с пёрышком? Ты хотела убить её с самого начала? Ты мне так и не рассказала.

Эдвард мигом понял, чем занимается Оливер.

      — Ой, нет. Я просто хотела кинуть её, как только Энгель умрёт. Но я не думала, что всё обернётся таким образом…

Хулиган гадал на любовь.

      — Ну, хорошо, — в ответ он кивнул, а затем начал задумчиво гипнотизировать дерево напротив. Не, это и близко не хорошо. Ничего в данной ситуации хорошим не сочилось, а особенно внезапно всплывшая в голове мысль: — Погоди, знаешь, я тут вспомнил кое-что. Клэр очень хотела рассказать тебе о нашей с пёрышком ночной прогулке. Она думала об этом несколько дней, но так и не рассказала. И больше никогда не расскажет, — Оливер горько сглотнул. — Но она хотела подарить тебе свою бледно-розовую кофту. Прости.       Зип долго ничего не отвечала. На ум пришла не счастливая Клэр со столовой, а её обмякшее тело посреди коридора. Эти безжизненные глаза хотели что-то подарить Зип, однако… Девчонка попросту не успела. Пропади пропадом эта школа. Девушка начала нервно грызть ногти, болтая ногами и ощущая резкий порыв холодного ветра ей в спину, а затем грустно выдохнула и поправила осанку.       — Спасибо, чувак. Теперь мне ещё больше не по себе.       Их последний разговор Эдвард ещё как сумел услышать, вот только сам не сводил цепкого взора за тем, как Оливер откладывает ромашку на скамейку рядом с собой. Учёный понял, что каждое «Не любит» сопровождалось морщинистым выражением, в то время как странная прохлада, что является единственной положительной эмоцией у Оливера в данный момент, означала «Любит». Вот только хулиган, похоже, осознал, насколько это глупое и нелепое занятие, поэтому продолжать не стал.       — Может, мыла тебе купим? Не очень хочу сейчас о Клэр говорить… Странное ощущение.       — Мыла? Я не против, — Оливер встал со скамейки, а за ним последовала Зип. Те взглянули на Эдварда. Усталость в глазах Оливера оказывала какой-то зловещий эффект.       — Я вас догоню, вы идите.       Зип пожала плечами и махнула с Оливером в сторону магазина. Что-то девушка не особо доверяла другу, из-за чего ушла не слишком далеко от лавочки, но так, что она не могла заметить, чем занимается Эдвард в эту минуту.       А физик тем временем судорожно схватился за ромашку. Продолжая с места, где закончил своё странное деяние Оливер, тот быстро отламывал по лепестку и резво проговаривал у себя в голове: «Любит» «Не любит». Судя по настойчивому взгляду Зип в спину Эдварда, времени было слишком мало.       — Ну ты чего там застрял, Эд? — крикнула она другу, уперев руку в бок.       — Я уже бегу! — отозвался физик, отлетая от скамейки с несчастливым лепестком: Эдвард остановился на «Не любит», откидывая кусочек сердцевины подальше от себя.       Не любит?       Не любит.       Просто прекрасно. Значит, гадание Оливера на любовь прошло весьма печально, откидывая все нежности и ласки в сторону, как все вещи в его комнате на полу.       Его не любят.       Непонятно кто. Просто не любят.       Сущий кошмар.       И как бы отреагировал на это сам Оливер? Что бы он подумал, когда узнал, что всё обернулось нелюбовью и ужасом? Забыл бы парень об эмоциях окончательно, если б осведомился о печальном исходе? Эдвард не знал и знать не хотел. Что бы там ни было, это смогло бы разбить душу Оливера в пух и прах, если от неё вообще что-то осталось.       Как жаль.       Невзаимность.       И Эдварду, скорее всего, тоже надо было посильнее побеспокоиться насчёт этого всего. Постараться хотя бы. Это, в конце концов, грусть, печаль, тоска, обида… Что-то явно неразделённое и кошмарное. Но стоило ему вернуться к друзьям, как на лице заиграла довольная улыбка от одного лишь осознания утешающего факта. Зип такой лыбы не поняла и безразлично пожала плечами. Оливер и подавно не повернулся, поглаживая пальцем больной нос. Ну и ладно. Тогда Эдвард останется с таким «горем» наедине.

Ведь как же жаль, что после очередной нелюбви он не успел отлепить от ромашки последний лепесток.