Дата его смерти

      Оливер взял телефон. Первое сообщение, которое он увидел, было от Баббл:

В школу не придёт. О как.

      В ответ на её новость было лишь молчание. Ну, отлично. На одного человека меньше. Или на двух. В общем-то, Оливер с каплей облегчения выдохнул: не хотелось объясняться ещё и перед пузырьком. Сначала стоит изложить все свои настоящие мыслишки Зип и Эдварду, а потом сказать ровно противоположное Энгелю. Ничего трудного в этом нет, не так ли? Его вчерашние эмоции вполне объяснимы и логичны, а рассказать кому-то свои чувства не так уж и сложно.       Вот только о своих чувствах Оливер думал весь день. Более того, всю ночь. И, возможно, свои эмоции до конца он так и не понял.       Он просто стоял. Застыл, как статуя. Прожигал в Энгеле целую дыру, поглядывая на ужасающий труп подруги. Смотрел и чувствовал, как его сердце разбивается на тысячу осколков. Но из-за чего? От осознания того, что его серые дни больше не будет скрашивать глупый трёп Клэр? От понимания, что его больше не будет в этой компании? От осмысления факта, что Энгель…       Да, что «Энгель»?       Энгель, Энгель, Энгель… Везде Энгель.       Надоел.       Он рассматривал следующий вариант: а вдруг Энгель расстроится из-за того, что Оливер — предатель? Ах, как жаль! Это ведь так ужасно и неочевидно. Да чтоб главный хулиган всей школы предал своего уж точно самого настоящего друга на всей планете? Быть такого не может. Как же Оливеру будет жаль Энгеля, который всё это время был ему безразличен. Его сияющие глаза, два безупречных пера на макушке, ласковое «Оли» и самая чистая игра на флейте — абсолютное ничто по сравнению с кровожадной и любимой Алисой. Ведь её… Глаза, тиара и… Ну, кулон с треугольником были намного лучше всего того, что мог предоставить Энгель.       Так почему он просто стоял в тот день? Стоял и ничего не понимал?

***

      — Потому что план рушится, — ответил Оливер своим друзьям на вопросы о его состоянии и причин каменной стойки в тот день.       Три хулигана шли по коридору в сторону класса математики. Оливеру наконец, как по старинке, удалось встретиться с Зип и Эдвардом, чему он был несказанно рад. Пришёл он, конечно, позднее обычного, что оказалось фатальной ошибкой: ученики зычно орали, дурачились и разговаривали. Этот шум отвлекал. Вбивался в ушные перепонки, не давая нормально сосредоточиться и объясниться. Гам был так противен, ужасен и звонок, что хотелось просто вырвать себе уши, дабы не слышать этот ужас.       — А, ну да, — ответил Эдвард и почесал подбородок, — имеет смысл.       — Да. И я не ожидал, что под раздачу попадёт именно Клэр. Если бы не она, то я бы так не убивался.       — Ну а что тогда будешь с Энгелем делать? Он ведь наверняка не понял твою реакцию, — Зип нахмурилась.       Энгель. Снова он. Всё тело вмиг ослабло, стоило лишь вспомнить о юноше. По телу прошла неожиданная дрожь от воспоминания, когда друг кричал во всю глотку и пытался хоть как-то помочь навсегда заледенелому телу Клэр; как он держал её внутренности, аккуратно перекладывая в живот с надеждой, что она оживёт снова; проводил ладонью по крови, надеясь, что он не сможет ощутить багровую лужу на пальцах, и это окажется глупым сном. Не оказалось. Было слишком странно наблюдать за столь недужным зрелищем, осознавая, что и Оливер никогда больше не услышит голоса девочки.

Нет.

      — Я просто скажу, что был в шоке. А ты меня из солидарности унесла. Всего-то.       — Действительно. Прямо сейчас скажешь? — Зип указала пальцем на дверь, ведущую в кабинет.       И внутри всё сжалось. Оливер лихорадочно вытянул руку перед глазами, пробегаясь по стрелкам циферблата. Парень попытался убедить себя в том, что сейчас точно не семь часов и сорок восемь минут. Сильно сжимая свою ладонь в кулачок до конвульсивной тряски, он понадеялся на пробуждение от кошмарного сна, однако ничего не происходило. Сейчас семь сорок восемь. Энгель сидит в классе, если он, конечно, не поджал хвост и сумел явиться в школе после смерти подруги. Оливер нервно усмехнулся. Да что за реакция такая? Хулиган стиснул своей рукой сменный карандаш, давая мурашкам пробежаться по телу.

Он ненавидит Энгеля.

      — Да, прямо сейчас и зайду. То есть… Боже, я имел в виду, что прямо сейчас и извинюсь. Объяснюсь, — Оливер мысленно дал себе миллион пощёчин, сильно жмуря глаза и не желая смотреть на недопонимающих Зип и Эдварда.       Юный учёный неловко переглянулся с девушкой. Та лишь пожала плечами, несильно сжимая запястье Оливера. Парень неуверенно разомкнул глаза от прикосновения и как можно тише выдохнул, всматриваясь в проём. Со стороны они, наверное, выглядят как последние идиоты, поэтому хулиган старался поторопить свои непослушные ноги и велеть им зайти в помещение. Он мягко вытащил руку из хватки и, наконец, шагнул в класс. Смотреть в сторону парт не хотелось, но Оливер всё-таки повернул голову к третьему ряду.       Энгель и вправду сидел там. Лицо не разглядеть: юноша смотрел в открытую, но пустую тетрадь, просверливая своим наверняка разбитым взглядом клеточки бумаги. На довольно громкие шаги трёх задир он не обратил внимания. Энгель выглядел как… Кукла, потерявшая веру в человечество и хорошую жизнь. Его ухудшенное состояние подкрепляло одиночество, которым нехотя одарила его Баббл.       И Оливер.       Он не пошёл к нему. Пошёл ко второму ряду и сел за округлённый стол для трёх человек — родную четвёртую парту. То самое место, где он сидел до своих внезапных и бесполезных изменений, дабы перебраться на добрую сторону. Зип и Эдвард недоумённо смотрели на друга и остолбенели так, словно прилипли своими сапожками к полу и не имели возможности даже моргнуть. Оливер испортил золотой момент. Испортил абсолютно всё, что можно было испортить в его понимании. И хотя он не до конца упустил свой шанс, ведь мог легко подсесть к Энгелю и объясниться, парень всё равно понимал, что при взгляде в сторону друга сердце обливалось кровью. Странно.

Он должен его убить.

      — Чувак, что случилось? — Зип и Эдвард подсели к нему, с шёпотом и опаской высказывая своё возмущение и недопонимание.       — Я… Подумал, что хочу поговорить обо всём в конце дня. Я, конечно, тот ещё импровизатор, но мне надо придумать какую-нибудь максимально убедительную речь, — Оливер самодовольно ухмылялся своим друзьям, открывая пенал и доставая оттуда ручку. — Он же щас в трансе каком-то. Ничего не понимает. А пару пустых слов вряд ли ему что-то дадут.       Зип металась глазами с улыбчивого Оливера на тухлого Энгеля. Она повела плечами, мол, да, наверное, ты прав. Эдвард же нахмуренно наблюдал за активным щёлканьем ручки со стороны хулигана, однако решил промолчать в знак неуверенного согласия. Учёный кивнул и подставил перед собой тетрадку, а задира машинально повторил действие. Последний думал о том, что эта идея действительно весомая, ведь потеря Клэр наверняка сильно потрясла и сломала Энгеля, из-за чего тот будет слишком рассеянным и невдумчивым, требуя огромной поддержки.

Клэр всему помешала.

      По этой же причине Оливер все уроки раздумывал о том, что именно нужно сказать. Парень действительно пытался выбрать правильные слова, однако с каждой такой новой мыслью тот лишь покрепче прижимался к сиденью. На сегодняшних занятиях хулиган плотно зажимал себя спинкой стула к краю парты, дабы унять чёртиков в груди и животе. На переменах он самодовольно ухмылялся и скрещивал руки на груди, а затем смотрел на плечо карандашной руки и видел полукруглые следы ногтей. После такой картинки задира со всей силой стискивал кулак, дабы никто не увидел, как трясутся руки. Эдвард в недоумении склонял голову, но Оливер молчал с улыбкой на лице.       Каждый раз, когда он видел, как вдалеке вырастает давно знакомый и встревоженный силуэт с двумя перьями, он уводил своих друзей подальше от шкафчиков. На химии парень смотрит лишь на доску и бездумно списывает, невзирая на того, кто именно решил задачу. Хулиган смотрел сквозь него, как будто юноши не было вовсе. И каждый раз, когда задира опускал голову к тетрадке, он чувствовал на себе эти безжизненные глаза. Вся ситуация была глупым ребячеством, но Оливер желал просто оттянуть встречу.       План был шаток. Он грозил провалиться на дно, но по чьей вине?

Из-за Клэр план даёт сильные трещины.

      И Энгель был соучастником этого беспредела. Его тошная доброта выворачивает наизнанку, а столь приторной заботой он окутывал абсолютно каждого человека. Как же это раздражает. Из-за бессмысленных нежностей план раскалывается, ломается и рассыпается в пепел. Собрать обратно по каждой такой крупинке не получится. Из-за этих мыслей он окончательно издёргался, теряя выдержку и не находя места для ещё большей ненависти. Корёжит, коробит и кривит. Разум пал. Как-то странно.       Но ведь всё это из-за Энгеля и Клэр, да? Весь этот звон в ушах, сопровождающийся белым шумом; размазанная картинка перед глазами, где два пятна в виде плывущих Зип и Эдварда махают и куда-то отходят; измятая рубашка от постоянных смыканий пальцами. Если бы он мог, от злости бы провёл своим грифелем карандаша по шкафчикам и стенам, со всей дури вызывая противный скрип.       Этим острым наточенным грифелем он убьёт Энгеля.

Глупый добряк должен сдохнуть.

      — Оливер! — перед его лицом кто-то щёлкнул когтистыми пальцами, убирая руку с плеча. — Ты меня слышишь?       — Нет.       — Почему ты меня избегаешь? — внезапно хулигана повернули в сторону настойчивого голоска.       Перед ним предстал Энгель. И… О боже… Его глаз с руками плотно перебинтованы. Почему он заметил это только сейчас? От такой картинки в животе что-то ёкнуло, а сохранять лицо со злобной улыбкой становилось всё труднее и труднее. И хотя внутри него разбушевались все органы вместе взятые, внешне парень даже губами не пошевелил, вновь становясь таким же рассеянным и нерешительным.

Он должен умереть.

      — Что вчера стряслось, Оли? Разве Зип с Эдвардом тебя не ненавидят? Что вообще происходит?       Энгель старался пробить на разговор, да всё тщетно: Оливер покрепче сжимал челюсти, чуть ли не ломая зубы. Он безмолвствовал так, будто собственноручно вспорол себе глотку. И вправду, что вообще происходит? Парень слушал вполуха, но нежное «Оли» было слишком отчётливым и тяжёлым, отдавая противной болью в сердце. Искушение улизнуть было велико, но задира понимал, что дёргаться уже бессмысленно.

Ненависть сильнее.

      — Оли, пожалуйста, ответь. Не молчи. Мне хочется знать. Мне нужно…       — Да чего ты так пыхтишь? — туманно ответил Оливер голосом, лишённым всяких эмоций. Он и сам не ожидал такого безжизненного тона, но удивляться некогда.       Энгель даже слов найти не мог. Что это за ответ такой? Оливер лишь устало вздохнул, как будто юноша нарочно строил из себя дурачка.       — Что? — Энгель излишне выразительно посмотрел на хулигана. Так сожалеючи… Так…       Никак он не посмотрел. Уже без разницы.       — Что ты имеешь в виду, Оли? Тебе не жаль Клэр? Вы ведь общались. Мы ведь общались. У нас были хорошие отношения, и ты вдруг резко поменялся… Я не понимаю, Оли…       — Заткнись.       — Что?       — Не называй меня так.       В груди поворачивается лезвие ножа. Острое, точёное… А в чьей груди? Имеет ли это значение, когда план с каждым брошенным словом рушится всё сильнее и сильнее? Когда Энгель буквально долбит по нему кулаками, а умысел всё трещит и трещит. Пищит, дребезжит, скрежетает, ломит. И Оливер вытаскивает из чужой груди нож, давая выхлестнуться свежей крови струйкой.       — Оливер, я не понимаю… — тело Энгеля неприятно затряслось, а по спине пробежал табун мурашек. Волосы, казалось, встали дыбом от бестактного объяснения, что сию минуту поспешил уточнить хулиган.       И лучше бы он этого не делал.       — Мне плевать на смерть Клэр и на то, как тебе больно. Мне всё равно на твои чувства. Сдохла и сдохла. Это гнилая школа, и ты должен это понимать, а не играть хорошенького. Ты ждал пощады и успокоения в этом месте? — лёд в его тоне был похуже любого айсберга. — Какой бедненький. Давай поглажу по головушке и пожалею.       На лице всплыла улыбка, но она была столь уставшей и потускневшей, что выражала лишь самую пустую насмешку мира. Ужасно странную, но фирменную и горькую. Давящую на самое больное.

Клэр виновата.

      — Мне кристаллически плевать на хорошие поступки. Я с самого начала этого не хотел. Заткнись и глотай то, что тебе дают в этом заведении. Мне абсолютно безразличен тот факт, как тебе было больно отмывать кровь Клэр со своих рук. Попробуй рассеять её пепел в другом месте, да хоть съешь блять. Она такая же никчёмная, как и твои намерения. Пусть ещё Баббл лопнет так же, как лопнул кишечник твоей подруги от когтей Алисы. Мне как-то чхать, знаешь?

Баббл невыносима.

      С каждым словом пальцы боязливо дёргались. Шипастая сетка была готова разломить хрупкое, почти что хрустальное сердце юноши. Поверить в подобные высказывания звучало как до невозможности безнадёжное дельце. Тогда почему эта речь так саднит? Тогда почему душа плачет ядовитыми слезами? Тогда почему жизнь пролетает перед глазами, старательно вырезая из памяти всё счастье, что достиг Энгель с Оливером?       Вместе. Они вместе этого достигли, однако сейчас любимые моменты исказились в сумбурную ложь. И Оливер сейчас не лгал. А Энгель чувствовал образование пустоши в грудной клетке со всеми его токсинами и травлей.       — Тогда зачем ты притворялся? Зачем тебе нужны были все эти прогулки, времяпрепровождения?

И он должен следовать плану.

      — Неужели тебе действительно было всё это время всё равно на Баббл? На Клэр? — его слова переливались с жалостливыми криками, заставляя снова истекать кровью сквозь бинты свой покалеченный глаз. — Оливер, тебе всё равно на нас? На меня с тобой?!

Какому плану?

      Оливер странно скривился: как же ему было неприятно это слышать. Как будто его дуэт с Энгелем действительно что-то значил. Парень старался максимально перефразировать сказанное, ведь «меня с тобой» в его понимании звучало слишком неправильно. Они же не какая-нибудь парочка! Ни за что. Такого никогда не будет. Не по природе, не по чему-либо ещё.       — А ты у нас самый главный во всём мире, да? Думаешь, ты был мне приятен? Да если бы ты сдох, я бы ни слезинки не проронил! Отправляйся к своей Клэр на небеса, попробуй вновь услышать её голос. Как ты думаешь, по чьей вине она сдохла? По моей? По вине учителей? Ах, или, быть может, она сама не подготовилась к самостоятельным и…       — ТЫ ВИНОВАТ В ЕЁ СМЕРТИ! — из-под бинтов вытекала дорожкой кровь, а капли стекали на пол.       Ты виноват в её смерти.       Виноват в смерти.       Оливер виноват в её смерти?       — Хватит переваливать её вину на меня. Плачь, сколько хочешь. Вини меня, но я здесь не причём.       — Она не выучила темы. Не выучила. А знаешь, почему? — Энгель нервно сгрёб Оливера за воротник рубашки, слегка поднимая вверх. — Да потому, что кое-кто решил погулять ночью прямо перед самостоятельными.       — У неё был целый день для всего этого, — безразлично ответил хулиган, царапая рукой чужую ладонь и стараясь хиленько отбиться карандашом, — я, блять, предлагал ей помощь, но она отказалась. А потом эта дура сама побежала к Алисе. Думаешь, я несу ответственность за её тупость?       — Это в первую очередь паника, а не здравый разум… — сказал юноша едва слышно, однако Оливер всё разобрал. Пальцы ныли от одного положения руки.       Всё ныло.       Разум, конечности и ситуация.       — Ну давай, заплачь ещё. Надеюсь, что у тебя останутся шрамы от царапин, и ты будешь вспоминать о смерти своей Клэрки целую вечность, — он мертвенно усмехнулся. — Только ты смотри, не роняй слёзки на каждом шагу. Кто ж тебя жалеть-то будет? Баббл скорее сама заплачет от безысходности, а потому в понедельник ты вернёшься со слезами и соплями. Квак-плак, — парень покачал головой из стороны в сторону в такт словам. — Вся ваша компания плакс бесполезна и никчёмна, — Оливер сделал небольшую паузу. — А, стоп, теперь ваша компания состоит всего лишь из двух человек! Впечатляет, герой нашего времени.       — Скажи хоть слово, — лицо Энгеля было чернее тучи, — и ты…       — Ты жалок.       Медленная улыбка, скривившая губы задиры, забавляла. Оливер прохладно посмеялся и покачал ногами. Отпустить парочку нелестных комментариев явно не было лишним в его понимании. Наблюдать за Энгелем, что спрятал лицо в изгибе своего локтя, было даже чуточку уморительно и приятно. Вроде. И даже несмотря на колючки в желудке, груди и лёгких, он медленно раскачивался и смеялся. Смеялся. Он смеялся.       Хотя что он вообще чувствовал в тот момент, помимо сильно бьющегося сердца и волнения?       Помимо волтузящей лихорадки, он увидел, как Энгель резко замахнулся кулаком и стремительно вдарил Оливеру в нос, сильно и с глухим грохотом откидывая на плитки пола. Налёт был таким неожиданным, что дал хулигану отрезвиться и снова прийти в себя. Он шумно и судорожно хватал воздух ртом, шипя и скалясь. Увидев руку, измазанную в крови, он взглянул на пол и развёл карандашом лужицы. Всё тело дрожало, видел он сквозь дымовую завесу. К нему подбежали ещё два хулигана, что всё это время скрывались в ближайшем коридоре и подслушали весь разговор.       — Ублюдок. Я надеюсь, что твой сломанный нос будет каждый раз напоминать об этом дне.       Зернистая картинка отображала уходящий силуэт Энгеля. Задира надрывно пытался ловить капли крови трясущимися руками. Металлический вкус на губах и языке бодрил, не в силах ощутить хоть что-то, кроме резкого и противного ихора. Однако разбитый нос ни капли не пугал: хулиган продолжал плеваться ядом и шипеть в спину юноши, напрочь забыв о последствиях.       — Что случилось? Нервишки сдали, да?! Так держать, нытик! Только хвост свой поджать не забудь, чтоб стать ещё более убогим!       — Боже, Оливер, хватит, это была полная катастрофа! — вскрикнул Эдвард, удерживая лежавшего друга за плечо.       — Да с таким настроем ты план никогда не восстановишь! — Зип пыталась унять поток крови из носа, но из-за прижатой руки к лицу хулигана всё стекло по его лицу и волосам на пол.       — Что ж, я разбил его сердце. Но не тогда, когда надо, — парень плюнул попавшей в рот кровью куда-то в пол.       Это провал.

***

      Он сломал грифель своего карандаша.       Сильный удар о стол не помог подавить всё разочарование. Оно продолжало расти с геометрической прогрессией, силясь перекрыть оттенки злости и бешенства. Снести со стола абсолютно все вещи на пол было не самой хорошей идеей, но Оливеру всё равно.

Он не понимает.

      Хулиган попятился назад и ударился о стенку. Стук сопровождался шуршанием, а когда парень обернулся, то лицезрел весь свой арсенал в виде фотографий Алисы и… Рисунков. Два рисунка от Энгеля и Клэр. Он взревел и вытянул творение девчонки из-под скотча, прижимая коленом к кровати и разрывая на части. Сначала на две, затем на четыре, потом уже и не сосчитать. Все частицы он разбросал по вещам на полу.       Это из-за неё план идёт под откос. Это она виновата.

Не понимает всю ложь.

      Он снова посмотрел на свою стену. Теперь оставался только этот дурацкий рисунок, выполненный красками. Он потянулся к нему рукой, отрывая от стены и долго всматриваясь в главного героя композиции. Здесь он такой счастливый, искренний и добрый.       А чем он занимается сейчас? Что чувствует? Почему он так остро реагирует на неудачу? Парень же просто может убить Энгеля позже, не выставляя свои непонятно откуда взявшиеся разгневанные эмоции напоказ всей комнате.

Ведь вся их дружба — точная ложь.

      Он обессиленно упал коленями на пол. Хулиган яростно откинул рисунок куда подальше, но надоедливая бумага не смогла улететь далеко, качаясь в воздухе и приземляясь к ногам задиры. Его сердце скоро взорвётся от стресса и напряжения, которое он не в силах унять.       Какой стыд. Он зарылся ладонями в волосы, сильно потянув и вырвав маленькие клочки. В носу неприятно жгло из-за того, что целую реку солёных слёз никак не перебороть. Это ужасное чувство. А Энгель тоже чувствовал это, когда умерла Клэр?

Как и его убеждения.