Сломленные

      Ласвелл не соврала.       Урзыкстан горит адским пеклом, накрывающим неукротимым огнём каждый дюйм выжженной солнцем земли.       Райли ни на секунду не жалеет, что оказался там: Джон и Газ остро нуждаются в их с МакТавишем помощи, и те подоспевают как раз вовремя. Груз, переданный Кейт, сильно упрощает им задачу. Они получают полный карт-бланш, и команда свободно пользуется им на всю катушку.       У «Конни» складывается патовая ситуация, идущая с каждой минутой всё дальше по самому плохому сценарию: в первый же день «Браво», совместно с Фарой, Алексом и их ополченцами, берут стратегические опорники террористов; на второй день они уже зачищают их базу и ищут важную информацию, в которой так отчаянно нуждается ЦРУ для предотвращения надвигающейся катастрофы.       И всё было бы идеально, если бы не одно, охуеть какое выбешивающее, «но»: Саймон, к собственному удивлению, на самом деле жалеет о том, какой ценой оказался в окутанном кровопролитной войной Урзыкстане.       В попытке избавиться от мыслей о Новак он делает только хуже: теперь перед глазами рябой дымкой стоит изуродованное болью от его слов лицо девчонки. И беспомощные слёзы, в непонимании застывшие на длинных ресницах. Не избавиться.       «Не хочу видеть, как ты в очередной раз зайдёшься истерикой посреди важного задания, когда вспомнишь какую-то мелочь из своего прошлого».       С какой же небрежной лёгкостью это вылетает из его рта.       Острые ножи в спину не ожидающей никакого подвоха Эмили. А он отлично умеет обращаться с холодным оружием.       Тактика полностью игнорировать её присутствие терпит неудачу.       Новак постоянно крутится перед ним со своей саркастической ухмылкой на губах и огромными зелёными глазами, в которых Саймон прекрасно видит, как та придумывает очередную колкость в его сторону.       Будто специально проверяет на прочность предел его терпения. Ненормальная.       И Райли решает вывести её из себя.       Заставить взорваться тонной едких неконтролируемых оскорблений при Джонни, при Алехандро и полностью развязать руки лейтенанту в его желании легально избавиться от неё. Но добивается совершенно противоположного эффекта.       Первое, что замечает мужчина, — как всё тело Новак перетряхивает, будто от удара хлёсткой плети.       Второе — как она начинает заметно дрожать, не пытаясь скрыть этого: даже если бы хотела, не смогла бы.       А когда она поворачивается к нему с мертвенно-бледным лицом, Саймон понимает, что это та самая боль, до которой, если протянешь поближе руку, можно дотронуться пальцами. Пустая, отчаянная, разрывающая на части.       И именно поэтому девчонка ни на секунду не выходит из его головы.       Молодец, Райли. Ты ведь добивался именно этого, да?       Сто сорок первые прибывают на базу Фары после удачного завершения миссии, чтобы выйти на связь с Ласвелл и доложить ей о ходе спланированной ею же операции.       В маленькой комнатке без окон, освещённой лишь светом от стоящего на столе ноутбука, сидят Соуп, Прайс, Газ и Николай.       Гоуст предпочитает наблюдать за всем издали: привычно скрывается в темноте, расслабленно прислонившись к стене в ожидании, когда это всё поскорее закончится и они, наконец, полетят домой. Зачем, Райли?       Лицо Кейт появляется на небольшом экране, и мужчина тихо выдыхает с облегчением.       — «Браво». — Женщина откидывается на спинку стула. — Какие новости?       — Есть хорошая новость и плохая — тебе с какой? — отвечает ей Прайс, придвигаясь ближе к ноутбуку.       Женщина усмехается:       — У нас по-другому и не бывает, Джон. Давай с хорошей.       И Ласвелл не лжёт.       Каждый раз всё идёт либо как по маслу и успешно завершается с первого раза без заминок и эксцессов, либо сто сорок первые оказываются в такой беспросветной заднице, что найти выход оттуда — нереально.       Никакой золотой середины.       — Как скажешь. — Улыбается мужчина. — База «Конни» зачищена, и этих ублюдков в мире стало как минимум сотни на две меньше. И нам удалось найти то, что ты просила: взломали их систему и выудили оттуда тонну информации.       — Молодцы. — Довольство слышится в голосе Кейт. — На этом, как я понимаю, хорошее заканчивается?       Капитан быстро кивает в подтверждение:       — Плохая новость в том, что созданное ими оружие уже в Бельгии. И, возможно, уже в непосредственной близости от Брюсселя.       — Твою мать. — Ласвелл качает головой и закрывает глаза ладонями.       Затем резко убирает руки от лица и задумчиво смотрит в одну точку, постукивая указательным пальцем по деревянному столу.       Прикидывает в голове все возможные варианты развития событий, выуживая из мыслей наиболее благоприятный исход. Она умеет разруливать подобные проблемы, какими бы сложными они ни казались. Нихеровый багаж опыта за плечами.       — Ладно, у нас целых полторы недели: успеем подготовиться. Что-то более конкретное? Что это? Ракеты?       — Нет. Они собираются пустить над городом сотню беспилотников с концентратом. — Джон поджимает губы. — Хотят задеть как можно больше людей.       — Сука, — цедит Кейт. — Нужно остановить их. Сможем?       — Процентов семьдесят-восемьдесят на хороший исход. — Прайс не любит переоценивать их возможности. — В теории мы знаем, откуда будет запуск и как там всё устроено. Но «Конни» поняли, что мы добрались до них. И могут поменять свои планы. Если серьёзно — это может стать одной из самых сложных миссий, которую нам приходилось выполнять.       — Справимся. — В Ласвелл уверенности в их силах явно больше. — Время есть. Плюс, у нас есть люди в Бельгии, которые могут… Минутку.       Женщина отвлекается и тянется пальцами к наушнику в ухе, второй рукой нажимая на какую-то клавишу на клавиатуре, из-за чего сто сорок первые перестают её слышать.       Зато продолжают прекрасно видеть.       Сначала Кейт говорит спокойно и размеренно.       Но буквально через несколько секунд всё стремительно меняется: она поворачивается боком на своём стуле и начинает шевелить губами быстрее и хмурится, до побелевших костяшек впиваясь руками в кожаные подлокотники.       Следом Ласвелл вовсе вскакивает на ноги и начинает ходить кругами перед монитором, активно жестикулируя, словно в приступе паники.       Райли и МакТавиш быстро переглядываются: оба понимают — что-то не так.       Видеть эту обычно спокойную, как камень, женщину в таком нервозном состоянии как минимум странно.       А как максимум — явно случилось какое-то дерьмо.       Наконец Кейт возвращается на своё место.       Бросает последнее слово собеседнику и обратно включает звук на ноутбуке.       — У нас проблемы, — говорит чётко и быстро, параллельно с остервенением щёлкая мышкой. — «Ковбои» попали в засаду. Кажется, данные, что мы перехватили, были ловушкой, чтобы заманить их туда.       Райли отрывается от стены. Подходит ближе и становится рядом с Джонни. Слишком плохое предчувствие.       — Как вы могли получить неверные сведения? — резонно спрашивает Прайс.       — Я не знаю, Джон. Да и сейчас это неважно.       — Все выбрались? — продолжает давить вопросами капитан.       — Новак, — отвечает коротко.       Саймон на секунду недовольно прикрывает глаза: почему-то он был на сто процентов уверен, что Кейт произнесёт именно её чёртово имя.       — Эмили?.. — Николай не может договорить.       Слишком привязался к сержанту.       С самого прибытия «Браво» в Урзыкстан он закидывает их вопросами по типу: нравится ли им с ней работать, всё ли в целом порядке и привыкли ли они друг к другу.       Райли благоразумно не вмешивается в эти разговоры, отдавая инициативу МакТавишу: тот может рассказать больше хорошего, чем он.       И когда Ник осторожно спрашивает Ласвелл, жива ли Новак, Саймон ловит себя на мысли, что не хочет слышать ответ.       — Я не знаю. — Такой ответ женщины не устраивает Джонни.       — Что значит не знаю, Кейт?       Лейтенант смотрит на Соупа и видит, что тот реально переживает за девчонку и даже не пытается скрыть жуткого раздражения в голосе.       — Она была целью. — Женщина стучит пальцами по клавишам, выискивая что-то в своих файлах.       — Так Эм должна была лететь сюда, как они поняли, что она останется в Мексике? — не унимается МакТавиш.       — Видимо, понадеялись на волю случая, — чеканит Кейт. — И не прогадали, судя по всему.       На Райли волнами накатывает давно забытое чувство. То, которое он не испытывал уже очень много лет. Не было поводов.       Вина.       Если бы он не попросил поменяться её с Джонни, всё бы закончилось по-другому, да?       Возможно, эта ненормальная выводила бы его из себя каждую грёбаную секунду, и они продолжали бы цепляться друг к другу с взаимными оскорблениями до электрических искр между ними.       Но тогда не было бы этого сомнительного «не знаю» от Ласвелл.       Ты пиздец как накосячил, лейтенант.       Женщина замолкает на несколько бесконечных секунд, а затем облегчённо выдыхает:       — Работает.       — Работает что? — В разговор вступает Газ.       — Она с собой трекер постоянно таскает. Данные с её местоположением отправляются мне, — объясняет Кейт, а затем тихо добавляет, будто для самой себя. — А я ещё говорила ей, что она зря переживает. Вот же чёрт.       Все заметили, насколько близка женщина с Новак: эта тема с завидной периодичностью становится главной для обсуждения, когда сержанта нет поблизости.       Никто из сто сорок первых не может себе позволить разговаривать с начальством в таком тоне. А сержант может.       И, к их удивлению, Ласвелл реагирует на вспышки гнева девчонки с абсолютным спокойствием и всегда находит нужные слова, чтобы привести её в чувство: их связывает что-то более тёплое и крепкое, чем долгая совместная работа. Очевидно.       — Вот она.       Справа от лица Кейт появляется мини-карта с ярко-красной мигающей точкой, двигающейся по извилистой местности где-то в Мексике.       — Перемещается быстро, — подмечает Прайс. — Явно не на своих двоих.       — Вылетайте сейчас, а я пока направлю по следу «Ковбоев», которые в состоянии продолжать миссию. Нужно вытаскивать её. Если до неё добрался «Ковенант» — времени мало. Она слишком много знает.       — Расколется? — с недоверием спрашивает Газ.       — Нет. — Качает головой Ласвелл. — Не знаю, что должно произойти, чтобы Эмили сболтнула лишнего. А ещё не знаю, на что готов пойти «Ковенант», чтобы выбить из неё хоть какую-то информацию.       «Выбить».       Саймон видит, как заметно вздрагивает Джонни на этом неприятном слове, которое невольно рисует в сознании уж больно яркие картинки того, что может произойти с Новак. Ему оно тоже не нравится, сержант.       Потому что как бы он ни относился к девчонке, она с недавних пор — член их команды, а они всегда стоят за своих горой. Брось, Райли, тебя просто гложет это ебучее чувство вины…       — Буду координировать полёт по факту перемещения трекера. — Ласвелл продолжает напряжённо вглядываться в компьютер перед ней. — На связи.       И экран гаснет.       — Вылетаем. — Прайс встаёт со своего места и кидает взгляд на Николая. — Ты с нами?       — Конечно. — Мужчина поднимается и следует за ним к выходу.       Гоуст идёт за остальными.       Мрачнее, чем обычно.       Знает, что Новак не будет ему рада: прекрасно помнит, как она вела себя перед их отлётом в Урзыкстан.       Как они случайно столкнулись взглядом. Буквально на секунду.       И как лейтенант утонул в горячем презрении и ненависти, ощутимых даже на немаленьком расстоянии. Её поведение было абсолютно обоснованным, но всё-таки.       Саймон даже испытал какой-то трепетный восторг, ведь раньше никто не позволял так смотреть в его сторону до неё. Идиотка.       Но всё меняется, да, Райли?

***

      — Ад оказался ближе, чем ты думала, да, Новикова?       Эмили смотрит на Романову снизу вверх, не пытаясь скрыть брезгливости на своём лице.       Она бесполезно дёргается в её сторону в желании расправиться с этой сукой с нечеловеческой жестокостью, но русская явно хорошо об этом позаботилась — верёвки и скотч слишком туго сковывают движения.       На губах шатенки играет мерзкая победоносная улыбка.       Знает, что Новак не причинит ей никакого вреда, пока крепко связана по рукам и ногам. Блять.       Милена нарочито медленно шагает вокруг неё, обходя стул: каждый стук её тонких каблуков отскакивает глухим эхом от толстых стен пустого помещения.       — Нравится? — спрашивает девушка, останавливаясь перед сержантом.       В руках Романовой Эмили замечает глянцевый блеск лезвия острого ножа. Всё равно боится её и перестраховалась на всякий случай.       — Могло было быть лучше. — Новак расслабленно откидывается назад, едва заметно пожимая плечами. — Место какое-то неуютное. У тебя столько бабок, не нашла ничего поприличней?       Русская усмехается.       — Шутишь, значит. — Она осторожно крутит в руках изогнутый кинжал. — Скоро будет не до смеха.       — Удиви. — Нарочито-удивлённо приподнимает брови сержант. — Хотя нет, стой. Дай угадаю. Собираешься убить меня? Придумай что-то более оригинальное.       Романова делает шаг вперёд и наклоняется так, чтобы их глаза были на одном уровне:       — Мне с трудом удалось убедить «Ковенант» в том, что ты — чуть ли не самое главное звено в этой запутанной цепочке. Что тебе известно столько всего, что они дойдут до своей цели быстрее, чем ты успеешь сказать «ой». Но мы же обе с тобой знаем, что ты, Новикова, сраная пешка на короткой привязи у спецслужб. Но я, к твоему сожалению, собираюсь развязать твой язык. Ведь что-то ты всё-таки знаешь.       — Брось, Милена. Дело не в этом, ведь да? Не в том, с кем я работаю, чьи приказы выполняю и что мне известно. Я оказалась здесь только из-за того, что Макаров трахал меня, а не тебя. — Эмили видит, как лицо русской кривится в омерзении: сержант собирается добить её и переходит на злорадный шёпот. — И ему это нравилось.       — Дело в том, что ты убила их. Сначала Владимира, а затем Михаила. И да, ты права — я прикончу тебя. Но сначала вдоволь наслажусь твоими криками и тем, как ты будешь умолять меня остановиться.       С каждым словом Романова оказывается всё ближе и ближе к лицу сержанта, и, когда она заканчивает свой нудный монолог, носы девушек практически соприкасаются.       — Пошла нахуй, — цедит Эмили.       А потом резко замахивается головой и со всей силы ударяет лбом ничего не ожидающую русскую в районе брови. Как учил Ник.       Милена отскакивает подальше от девушки и позорно визжит от боли, зажимая рваную рану над глазом, из которой моментально тонким извилистым ручьём начинает лить алая кровь.       Ой, разве не Новак должна была кричать? Какая досада.       — Грёбаная сука, — рычит Романова.       Она кидается к Эмили с перекошенной физиономией и коротким движением всаживает длинное лезвие ножа ей в мышцу бедра, а затем резко вытаскивает.       И снова. И снова. И снова.       Планомерно загоняет острие несколько раз в одно и то же место, а когда остаётся довольна проделанной работой — оставляет рукоятку торчать из разгорячённой плоти сержанта.       Новак низко опускает голову.       Со свистом втягивает воздух через нос и чувствует, как медленно пожирает огнём рану и боль расползается мощными импульсами по всей ноге. Ткань на чёрных карго вокруг ножа опасно темнеет влажностью.       Но Эмили держится и стискивает зубы, слегка прикусывая собственный язык. Хера с два Романова услышит то, о чём так страстно мечтает.       Милена растерянно вылетает из комнаты, чуть ли не выбивая телом железную дверь, когда кровь уже начинает капать на её дебильную белую рубашками с рюшами.       И как только сержант перестаёт слышать звонкий цокот её туфель, она отпускает себя.       Позволяет телу забиться неконтролируемой дрожью и тихо всхлипывает от пронизывающей боли, которая с каждой секундой всё больше и больше жжёт бедро. Инородный предмет в теле ноет дискомфортом.       Терпи, Новак.       Перед русской Эмили поразительно храбрилась, хотя на самом деле она, блять, в полном ужасе от происходящего. То, чего она так отчаянно боялась, и то, что когда-то должно было случиться.       Как бы Кейт ни убеждала её, что переживать больше не о чем, события развиваются совсем не в пользу Эмили.       Всё летит к чёрту на всех порах. Не останавливаясь.       Девушка снова откидывается на спинку стула.       Знает, что Ласвелл не бросит: отчётливо чувствует в заднем кармане штанов небольшой трекер-маячок. Спасательный круг, в котором она так нуждается.       Всё, что остаётся, — ждать.       И желательно постараться не сдохнуть за это время.

***

      Романова по внутренним ощущениям Новак возвращается через несколько часов.       Всё так же вальяжно заходит в камеру к сержанту.       Над бровью русской красуется белая полоска пластыря, который совсем не способен прикрыть видимую припухлость на веке и налитый кровью белок светло-голубого глаза.       — Здорово выглядишь, — весело говорит ей Новак, улыбаясь. — У тебя новый стилист?       Милена молча подходит к ней.       Хватает деревянную рукоятку ножа и прокручивает его по часовой стрелке.       Медленно, с рывками, чтобы причинить как можно больше вреда: сержант чувствует, как под натиском острого лезвия со слышимым хлюпаньем рвутся ткани и мышцы бедра.       Эмили закидывает назад голову и сдавленно мычит, не размыкая губ.       Хочет отключиться от невыносимой боли, но перебарывает саму себя и с вызовом смотрит на русскую, хлёстким движением откидывая с лица влажные пряди волос.       — Не беси меня, Новикова, — спокойно говорит девушка и оборачивается на дверь, когда в помещение заходит мужчина: в одной руке — пушка, в другой — ещё один стул.       На его плече сержант видит знакомую эмблему: белый череп собаки, проткнутый красным мечом. «Конни» собственной персоной.       Он создаёт для русской комфортное место для допроса и выходит обратно в тёмный коридор.       Романова спешно садится и аккуратно разглаживает руками складки на новой рубашке, которая выглядит не менее блевотно, чем предыдущая. Закидывает ногу на ногу и удовлетворённо смотрит на девушку, не пытаясь скрывать ликования на своём лице.       — Давай начистоту. — Русская наклоняет голову вбок. — Я знаю, что твои новые друзья из сто сорок первых слегка перемешали нам карты, взяв нашу базу в Урзыкстане. Что им удалось найти? И что они собираются делать дальше?       — Я сижу перед тобой, идиотка, — шипит Эмили, злобно ухмыляясь. — Как я могу знать, что у них там происходит? Да и если бы знала, ты бы всё равно от меня ничего не услышала.       — Если ты хочешь по-хорошему — вспомни что-то стоящее, что может меня заинтересовать, — наигранно елейным голосом отвечает Милена. — Ну, а если тебя устраивает по-плохому — информацию из тебя выбьют. Не я, а он.       Русская кивает в сторону коридора, намекая на стоящего за ней ультранациста.       Новак презрительно закатывает глаза.       Настоящая угроза, боже.       — Ваша главная. Ласвелл, да? Как же хорошо она шифруется. И как же яростно заботится о своих ручных пёсиках: к вам на самом деле тяжело подобраться, с какой стороны ни сунься. Хотя как-то глупо она клюнула на подставную наводку. Так сильно хотите добраться до «Ковенанта», что настолько плохо фильтруете поступающие сведения?       Эмили молчит, но Милену, кажется, это не беспокоит.       Она продолжает испытывать девушку на прочность:       — Придумала: может, доложить «Ковенанту», что главная угроза — эта шлюха из ЦРУ? Как думаешь? Они, думаю, без проблем разберутся с ней.       Сержант снова дёргается в сторону Романовой: она покушается на ту, которая очень близка Эмили. Неприкосновенная. Семья.       И безудержное желание размозжить череп суке перед ней голыми руками перекрывает яростью даже невозможную боль в бедре.       Новак даёт себе твёрдое обещание: как только её вытащат — она сделает всё что угодно, чтобы добраться до русской, а затем будет с особым наслаждением смаковать каждую грёбаную секунду, пока будет убивать её.       — Хочешь?       — Иди нахуй, — выплёвывает девушка.       Романова тяжело вздыхает и подаётся торсом вперёд.       Снова хватается за нож и крутит рукоятку в противоположную сторону, с каждым лёгким движением засаживая лезвие всё глубже и глубже в искалеченные мышцы. Твою-то мать.       Милена встаёт со своего места, резко одёргивая вниз рубашку.       Подходит к двери и уже собирается выйти, как вдруг оборачивается:       — Ты везучая. Потому что сверху дали приказ не трогать тебя ровно до тех пор, пока ты что-то не расскажешь. А ты расскажешь. Рано или поздно.       Новак остаётся в одиночестве.       Нахмурившись, смотрит на пульсирующее огнём бедро и отчётливо слышит, как по полу монотонно барабанят крупные капли крови из раны.       Русская будет разочарована.       Оставлять Эмили в живых придётся ещё долго.       Потому что сержант будет молчать.       Пусть делает с ней, что хочет.

***

      Новак с трудом может сосчитать, сколько времени она проводит в этом месте.       Шесть часов? Восемь? Десять?       Зато она чувствует, как моргать становится сложнее, а налитые свинцом веки так и норовят окончательно закрыться. Но знает, что нельзя.       Выспишься потом, сержант. Терпи.       Подмога близко: у Кейт было достаточно времени, чтобы выяснить её местоположение и накидать примерный план действий.       И Новак реально хвалит себя за свою излишнюю мнительность, к которой Ласвелл относилась с некой подозрительностью.       Не будь у неё трекера, который эти придурки «Конни» во главе с Романовой благополучно не заметили, чем бы всё закончилось? Не думай.       — Не спи, — тихо командует сама себе девушка, пытаясь вытащить из себя последние крупицы бодрости.       Продолжает сидеть так ещё несколько часов.       Тело затекает камнем, и хочется поскорее встать, чтобы размять закоченевшие от однотипной позы кости.       Единственное развлечение — слушать собственное сипящее дыхание и смотреть, как лужа крови миллиметр за миллиметр полностью покрывает подошву кроссовка. Сколько там можно потерять, чтобы несмертельно?       Эмили подчиняется секундному порыву и закрывает глаза. Всего на пару минут.       Быстро проваливается в тревожную дрёму, практически погружаясь в глубокий, такой нужный ей сон.       Но она буквально подскакивает на месте, когда слышит где-то вдалеке плотную череду выстрелов и что-то отдалённо напоминающее взрывы гранат.       Хлипкое здание трясётся от непрекращающегося грохота — и Новак трясётся вместе с ним.       — Наконец-то, — шепчет она.       Звуки перестрелки становятся всё ближе.       И Эмили терпеливо ждет, наконец-то позволяя себе расслабиться. Ещё чуть-чуть — и дома.       И будто в подтверждение её мыслям дверь в помещение резко открывается, с грохотом стукаясь о каменную стену.       — Новак?       Серьёзно, блять?       Почему именно он?       Райли бросается к ней и садится рядом на корточки, доставая из подсумка рядом с магазином для автомата один из тактических ножей.       Разрезает толстые верёвки за спиной девушки, и пока мужчина борется со скотчем на её щиколотках, Эмили мягко растирает покрасневшую кожу на руках и разминает задеревеневшие пальцы.       Когда лейтенант заканчивает и поднимается, то кидает взгляд на торчащий из бедра Новак нож, на бордовую лужу под ногами и тянет её вверх за локоть в попытке помочь встать: понимает, что самой ей это сделать будет проблематично.       Нихрена ей не нужна его помощь.       Девушка вырывает свою руку и отталкивает ладонь мужчины подальше, вопреки здравому смыслу пытаясь справиться самостоятельно.       И, естественно, терпит неудачу: падает обратно на стул и скрючивается от мучительно-яркой боли, почти что касаясь грудью злосчастной рукоятки.       — Сюда иди. — Приказной тон Райли выводит из себя, но она сдаётся: не хочет признавать, но без его помощи ей не справиться.       Где Соуп, мать твою?       Лейтенант обхватывает её за талию и осторожно поднимает, намертво прижимая к своему боку одной рукой, когда второй продолжает держать автомат, уверенно направляя его вперёд.       Гоуст практически волочит её на себе в коридор.       Оглядывается по сторонам и, не находя угрозы, стремительно двигается дальше, не теряя времени. Они подходят всё ближе к первой развилке, и мужчина первый нарушает тягучую тишину между ними:       — Только ножевое? Ещё ранения есть?       Эмили молчит.       Закусывает внутреннюю часть щеки и с силой сжимает ладонь в кулак, чтобы не взорваться сраным фейерверком от выворачивающих наизнанку чувств.       Пытается сосредоточиться на обстановке вокруг: на гулких выстрелах, приглушённых взрывах, нечленораздельных криках.       На чём угодно, только не на нём.       Но Райли и не думает отступать:       — Новак?       — Не надо меня ни о чём спрашивать, а то вдруг опять зайдусь перед тобой истерикой, — уставшим голосом наконец отвечает она, продолжая смотреть вперёд.       — Прекращай, — сквозь зубы предупреждает мужчина, но ему слишком легко удаётся распалить накопившийся в ней гнев.       — Почему? Я же просто не хочу расстраивать тебя такой… мелочью, — захлёбывается злобой Новак, намеренно цитируя его же слова. — В очередной раз.       Райли останавливается возле стены рядом со следующим коридором и аккуратно прислоняет девушку к стене, давая ей возможность опереться на неё.       Придерживает ту одной рукой за предплечье, выглядывая за угол, и, когда понимает, что врагами там и не пахнет, снова становится перед Эмили.       Лейтенант быстро наклоняется так, что их лица оказываются на одной линии:       — Давай ты замолчишь. Не хочу, чтобы мы сдохли в этом месте. Выскажешься потом, окей?       Новак не находит, что ответить на его грубость, ведь она ожидала как минимум одного ебучего «извини», и Гоуст воспринимает это как явное согласие. Кто бы сомневался.       Райли снова прижимает девушку к себе и спешит вперёд.       Они минуют несколько коридоров, где хаотично разбросаны тела особо неудачливых «Конни», которым не посчастливилось встретить на своём пути бешеный напор сто сорок первых. Но лейтенант всё равно замедляется перед каждым поворотом в ожидании, что кому-то из ультранацистов каким-то чудом удалось уцелеть.       — Соуп, — внезапно произносит Гоуст, и Эмили переводит на него заинтересованный взгляд. — Да, со мной. Идём через чёрный ход. Скажи Нику, чтобы готовил вертушку.       Девушка удивлённо приподнимает брови, услышав до ужаса знакомое имя человека, по которому безумно скучала всё это время. Хочет спросить у Райли, какими судьбами мужчину занесло в далёкую Мексику, но проглатывает свой интерес. Он же сказал молчать, правильно?       Да и Новак прекрасно знает ответ на замерший на губах вопрос.       Лейтенант заворачивает за очередной угол, и Эмили видит в конце длинного помещения открытую настежь дверь, за которой бьёт ярким светом манящее солнце.       Гоуст ускоряется и сильнее стискивает девушку, практически отрывая её ноги от пола, и, когда они оказываются на улице, Новак с шипением жмурится с непривычки после времени, проведённого в мрачной камере с тусклой лампой. Жадно вдыхает свежий воздух, старясь выбить крепко впитавшиеся в лёгкие затхлость и сырость.       Метрах в пятидесяти от них сержант видит четыре тяжёлых военных вертолёта: замечает, как из кабины одного из них выпрыгивает Соуп и торопливо бежит навстречу, напряжённо сжимая в руках винтовку.       Расстояние между ними неумолимо сокращается, и, когда до МакТавиша остаётся чуть больше двадцати метров, Райли осторожно выпускает Новак из своих рук.       — Джонни, возьми её. — Он делает несколько шагов назад, обратно к унылому двухэтажному зданию, прежде убедившись, что девушка твёрдо стоит на одной ноге. — Помогу остальным.       Эмили тянет руку к сержанту, ища в нём необходимую поддержку, но Соуп внезапно останавливается, глядя куда-то вверх, за её спину. Нехорошо.       Резко поднимает в ту сторону пушку, прищуриваясь одним глазом:       — Лейтенант, крыша.       Новак, с трудом опираясь на больную ногу, поворачивается назад, цепляясь за указанное МакТавишем место, и действительно видит на высоте второго этажа двух полностью облачённых в чёрное мужчин, направляющих в их сторону автоматы.       Сто сорок первые стреляют одновременно с солдатами «Конни».       Эмили видит, как буквально в метре от Райли прорисовывается хаотичная дорожка из взрывающих сухую землю горячих пуль. Слишком близко к нему.       Но «Браво» быстрее.       И более меткие.       Ультранацисты падают замертво, тут же исчезая из их поля зрения.       Гоуст порывисто оборачивается в сторону девушки.       Смотрит на Новак.       Мрачно хмурится, глядя в удивлённые изумрудные глаза.       Что только что произошло?       Эмили медленно опускает взгляд вниз и рвано глотает воздух, чувствуя, как немеют холодом кончики пальцев.       Трогает ладонью начинающее расползаться на белой футболке тёмно-красное пятно чуть ниже вздымающейся от рваных вдохов груди. Невероятно мокро и горячо.       Отнимает от себя вибрирующую от понимания руку и смотрит на бледную кожу, полностью покрытую вязкой кровью.       Новак поднимает голову и снова сталкивается взглядом с Гоустом.       Лейтенант, кажется, в ступоре.       Что это, Райли?       Что это в твоих глазах? Паника?       Она почти польщена. Почти.       Здоровая нога Эмили подкашивается: тело внезапно оказывается до ужаса тяжёлым и удержать свой собственный вес становится невозможно.       Сержант глупо пялится на идеально чистое голубое небо, не моргая, и сжимает руками выцветшую траву.       — Эм! — Звонкий крик МакТавиша врывается ей в уши.       — Нет, Джонни, в вертушку, — командует Гоуст. — Расчисти место. И найди аптечку.       Лейтенант подлетает к девушке и садится рядом с ней, спешно перекидывая за спину оружие.       Она, как ни странно, ничего не чувствует. Только сильное давление в районе груди, мешающее нормально дышать.       Мужчина берёт её трясущуюся ладонь и кладёт на рану:       — Зажимай.       Сержант слушается и еле сдерживается, чтобы не съязвить: она в курсе, что нужно делать при огнестрельном.       Не ври, Новак, спроси тебя сейчас твоё имя — не вспомнишь.       Райли просовывает одну руку ей под шею, а вторую — под коленки, невесомо отрывая её от земли.       Поднимает девушку с такой лёгкостью, будто она вовсе ничего не весит.       — Чёрт, — хрипит Эмили, морщась.       Теперь она отчётливо ощущает, что в теле появилась очередная лишняя дырка. Оказывается, сраный нож в бедре — это не так уж и больно.       Были бы силы — Новак бы высказалась.       Они же выбрались, как и говорил лейтенант, да?       А у неё к нему накопилась целая херова гора претензий, начиная от «из-за тебя во мне отверстие, через которое по ощущениям можно без проблем прочитать статью в Нью-Йорк Таймс», заканчивая «ты самый настоящий придурок». Второй вариант более предпочтительный.       Гоуст заносит её в кабину вертолёта и кладёт прямо на холодный пол, подкладывая под затылок какую-то мягкую ткань.       МакТавиш тут же впихивает ему в руку внушительных размеров аптечку, и мужчина наспех перебирает звенящие стеклянные бутылки.       — Эмили? — Николай вскакивает со своего места и оказывается рядом с Новак, без колебаний хватая её за руку. — Ты как?       — Сейчас сдохну от боли. — Ей требуется несколько секунд, чтобы переключиться на русский. — Что-то совсем в этот раз не задалось. Даже обидно.       — Держись, детка, тебя подлатают. — Мужчина смотрит назад через плечо. — Долетим быстро.       Девушка вяло кивает, а Ник возвращается на своё место, подготавливая вертолёт к взлёту: лопасти заходятся гудящим шумом, поднимая вокруг столпы пыли.       В кабину запрыгивают остальные сто сорок первые.       Все, кроме Алехандро.       И сержант почти начинает изводить себя по этому поводу, пока её не озаряют воспоминания о том, что случилось с «Ковбоями». Надеяться, что никто из них не пострадал при взрыве на лесопилке — бессмысленно. У Варгаса дела поважнее.       — Ник, поднимай птичку, — командует Прайс.       Гэррик с усилием закрывает дверь тяжёлой машины, и менее чем через секунду она плавно отрывается от земли. Новак кажется, что она вот-вот блеванёт от добавившихся неприятных ощущений в животе.       — Что по ранениям? — спрашивает Джон, усаживаясь рядом с Эмили.       Мужчина тянется к ней рукой, но Райли пресекает его попытку:       — Я сам.       Прайс, к сожалению сержанта, и не думает протестовать: освобождает место Гоусту, который тут же оказывается к ней слишком близко.       Райли снова достаёт свой нож и останавливается возле её щиколотки: делает на плотной ткани карго небольшой надрез, а дальше помогает себе руками, с треском разрывая штанину до белья девушки.       Новак судорожно вздрагивает, но лейтенант не обращает на это внимания.       Всё, что его интересует, — нож, торчащий из воспалённой плоти.       — Бедренная артерия повреждена. — Райли смотрит на Прайса, а капитан разочарованно качает головой: плохой знак.       — Что с огнестрелом? — вмешивается Соуп.       Гоуст снова хватается за нож и на этот раз тянется к краю футболки.       Эмили собирает в себе остатки сил, чтобы поднять руку и слабо оттолкнуть его. Не хочет, чтобы он продолжал касаться её. Ей это не нравится, чёрт возьми.       Она видит, как вздымается его грудь в тяжёлом вдохе, и Райли наклоняется к девушке, замирая губами возле её уха:       — Успокойся, Новак.       — Пусть Соуп сделает, — свистяще шепчет она и слегка наклоняет вбок голову, случайно касаясь щекой тканевой части его маски. — Не ты.       — Нет.       Лейтенант выпрямляется и, проглатывая её очевидный протест, заканчивает то, что начал: надрезает край футболки и разрывает пополам прямо на ней, отшвыривая окровавленные ошмётки хлопка в сторону. Блять.       Гоуст нависает над ней, просовывая одну руку ей под лопатку, и мягко приподнимает её, пальцами второй трогая спину в том месте, где могла вылететь пуля.       — Не сквозное. — Гоуст возвращает её в горизонтальное положение. — Не могу понять, задето ли что-то или нет.       — Херово дело. — Джон поджимает губы, из-за чего его забавные усы выпрямляются в сплошную линию, а затем тянется к рации по старинке. — «Хранитель 1», на связи «Браво 0-6». Вытащили Новак, но всё пошло через задницу. У неё ножевое в бедро, возможно, задеты артерии и сосуды. Плюсом огнестрельное в живот, не сквозное. Подготовь кровь. Много крови. И…       Новак прерывает его речь, выплёвывая из горла влажный кашель такой силы, что она подлетает на месте.       В панике переводит взгляд на МакТавиша, пытаясь найти в его глазах внятный ответ на происходящее, но находит в них только нескрываемые переживания. Ей даже становится неловко из-за того, что попала в такую передрягу и заставила его беспокоиться о ней.       Он с недавних пор бережёт её чувства. А она — его. Всё просто.       — Кейт, у неё пробито лёгкое. Либо желудок. Пусть готовят операционную, — дополняет капитан, а Эмили чувствует, как рот наполняется сладковатой солью. — Будем в течение двадцати минут максимум. Ник валит со всей скорости.       Сержант вспоминает о словах, сказанных Романовой. Нужно предупредить Ласвелл. Пока не слишком поздно.       — Капитан? — Она кладёт руку на его предплечье и тянет, заставляя Прайса нагнуться к ней. — Скажи ей, что «Ковенант» в курсе. Бельгия. Саммит.       — Тише, солнышко. Береги силы. — Джон ободряюще улыбается ей, слегка сжимая худое плечо. — Сначала поможем тебе, потом будем думать над остальным.       Райли тем временем достаёт из аптечки прозрачный пузырёк с дезинфицирующей жидкостью и сразу же открывает его, щедро поливая раны девушки: сначала на ноге, а затем — на животе.       Новак покрывается крупными мурашками от резкого холода.       Запах спирта жгучим вихрем вбивается в ноздри.       Гоуст снова копается в аптечке, выуживая оттуда воздухонепроницаемую повязку, похожую на огромный пластырь. Прикладывает к дыре у рёбер и нажимает, с силой фиксируя его на одном месте.       Девушка жалобно хнычет от неприятных ощущений, отрывисто закусывая покрытые кровью губы.       — Знаю. Терпи. — Райли кидает на неё быстрый взгляд и проверяет, плотно ли закрыта рана.       Эмили снова заходится кашлем, давясь застрявшей в глотке густой кровью, которая теперь стекает по подбородку нескончаемым горячим потоком. Можно ли выхаркать себя?       Райли без промедлений обхватывает пальцами её подбородок и поворачивает голову набок, абсолютно наплевав на то, что моментально измазывает перчатки в бордовой жиже.       Дышать становится всё тяжелее: Новак отчаянно пытается пропихнуть в лёгкие воздух, издавая громкие булькающие звуки.       Девушке кажется, что обстановка вокруг крутится мощным водоворотом, и всё, чего она хочет, — поскорее закрыть чёртовы глаза. Уверена, что как только она сделает это — ей станет намного легче.       — Эм? Не спи, — глухо рычит Соуп и дотрагивается прохладной ладонью до её щеки в попытке привести в чувство.       Но Новак почти не слышит его.       Боль постепенно отступает на второй план, и она полностью расслабляется, позволяя долгожданному облегчению мягкими волнами растечься по всему телу.       Последнее, что она слышит, прежде чем позволить темноте окончательно завладеть ей, настойчивый голос Райли:       — Только попробуй, блять, умереть.

***

      Новак медленно приходит в себя, с трудом разлепляя слипшиеся глаза, и тут же сдавленно мычит от слишком яркого света.       Комната ходит ходуном из стороны в сторону, и сержант прилагает немало усилий, чтобы реальность обрела чёткость.       Выбеленная до омерзения комната.       Знакомый тошнотворный запах лекарств.       Тишину разрывает лишь тихий писк приборов, которые на постоянке охраняют её состояние.       Больничная палата.       Эмили бегло осматривает себя: стараясь особо не шевелиться, потому что каждое движение дикой пульсирующей болью отдаётся в грудной клетке, плавно перетекая в туго перебинтованное бедро.       Вены левой руки горят от капельницы: она чувствует, как шевелится под кожей длинная игла, в которую по прозрачной трубке в неё вливается какая-то желтоватая жидкость. К датчику сердечного ритма подключены электроды, сигнализирующие в небольшой экран над её головой зелёные цифры начинающего ускоряться пульса.       Новак смутно помнит, что произошло прежде, чем она вырубилась. В воспоминаниях только невозможность дышать, горький привкус крови во рту и голоса мужчин, наперебой пытающихся пробиться сквозь толстую стену покидающего её сознания.       Где сто сорок первые?       Кардиомонитор предупреждающе пищит, оповещая об участившемся галопом сердцебиении.       В палату сразу же влетает пожилой мужчина в белом халате и с удивлением сталкивается с Новак глазами.       — Здравствуйте, мисс Новак. Меня зовут доктор Морено. Очень рад, что вы наконец-то проснулись. — Сильный испанский акцент и его фамилия дают ей понимание, где она находится.       База «Ковбоев».       Мексика.       Наконец-то?       Врач подходит к медицинским приборам, бегло пробегаясь по ним взглядом, и пишет что-то на листке бумаги в папке, а затем снова смотрит на сержанта.       — Дышится свободно?       Эмили осторожно кивает: вдохи маленькие, рваные, но она дышит. Самостоятельно. И это можно считать за достижение.       — Отлично. Показатели хорошие. Такими темпами быстро поставим вас на ноги.       Девушка собирается с силами и выдавливает из себя короткую фразу, сглатывая густую слюну, чтобы прочистить пересохшее горло:       — Долго я здесь?       Она не узнаёт свой собственный голос.       Слишком низкий и грубый.       — Три недели, — осторожно отвечает ей Морено, внимательно считывая реакцию на его слова.       И та не заставляет долго ждать.       Новак трясёт.       Красное сердечко на мониторе аппарата начинает биться яркими вспышками, обволакивая палату назойливыми звуками, от которых тут же начинает раскалываться голова.       Девушка с непроизвольным стоном пытается встать, неосознанно вырвать из полупрозрачной кожи катетер, но пальцы работают вразрез с бушующим паникой мозгом.       Блять, пусть это будет кошмарным сном, и она проснётся в своей комнате, если посильнее ущипнёт себя.       — Тише, тише. — Мужчина пытается успокоить девушку, слегка вжимая дрожащие плечи в матрас.       — Мне… мне нужно уйти отсюда, — хрипит Эмили.       — Нет, всё, что вам сейчас нужно, — отдых и покой, — настаивает врач.       Новак насильно пытается успокоить себя.       Бороться — бесполезно.       Она даже не сможет встать с койки без посторонней помощи, не то что уйти из ненавистного госпиталя на своих двоих.       — Хорошо, — сдаётся, подчиняясь Морено. — Ладно.       Мужчина качает головой.       Явно не в первый раз сталкивается с таким отторжением происходящего от военных.       — Не переживайте, Новак. Вы поправитесь и скоро вернётесь к службе. А пока приходите в себя. Через полчаса к вам зайдёт медсестра, поменяет раствор в капельнице и сделает перевязку. Если вдруг что-то понадобится... — Он кивает на чёрный пульт возле её ладони. — Вызывайте меня.       Новак откидывается головой на мягкую подушку и коротко кивает, окончательно расслабляясь.       Врач удовлетворённо улыбается и выходит из палаты, оставляя её в тоскливом одиночестве.       Блять.       Почему она такая невезучая? Почему это произошло именно с ней?       Сотня вопросов с бешеной скоростью роится в мыслях, и Эмили с трудом может найти на них адекватный ответ.

***

      Новак с усилием открывает глаза, когда слышит тихий стук в деревянную дверь.       Девушка неловко переворачивается на спину, стараясь не напрягать пресс. Шрам на рёбрах всю ночь перманентно саднил, но постоянно лежать в одной позе было невозможно.       — Войдите, — едва слышно говорит она.       В палате появляется Соуп, осторожно ступая в небольшую палату. В руках перед собой он держит букет белых миниатюрных роз, перевязанных нежно-розовой атласной лентой.       — Соуп. — Девушка не пытается скрыть радость в своём голосе. — Реально цветы мне притащил?       Сержант подходит ближе и бережно укладывает розы в заранее подготовленную вазу на тумбочке рядом с ней.       — Думал между ними и мягкой игрушкой. Стоило взять медведя?       Боже, как же она по нему скучала.       — Может быть, — уклончиво отвечает Эмили и втягивает носом приятный аромат, исходящий от бархатных лепестков.       — Рад снова слышать твой голос. — МакТавиш тут же становится серьёзным.       Затем тянется к ней и обнимает за плечи: слишком осторожно, пытаясь не причинить ненужную боль.       — Как ты? — спрашивает мужчина, переставляя стул для редких посетителей поближе к койке. — Выглядишь…       — Молчи, — шёпотом перебивает она Соупа. — Как выгляжу, так себя и чувствую.       Сержант ухмыляется, грустно качая головой:       — Ты пиздец как меня напугала.       — Всё же хорошо закончилось. — Девушка улыбается, чтобы поддержать переживающего МакТавиша, но затем, осмотрев себя, саркастично добавляет. — Не считая вот этого дерьма, но это так, мелочи.       — Если есть силы на шутки — значит, правда не всё так плохо. — Соуп скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула.       Новак заглядывает в его до безумия уставшее лицо: сеточка из лопнувших сосудов на белках, сонные глаза, видимые бледно-фиолетовые круги под ними.       И она вспоминает.       Слегка приподнимается, с силой упираясь руками в жёсткий матрас, и с шипением принимает полусидящее положение, упираясь позвоночником в спинку кровати для баланса.       — Что насчёт саммита? «Конни»?       Сержант мрачнеет на глазах.       Упорно молчит и тяжело сглатывает, но Новак не требуется никаких слов.       Они не справились.       — Нет… — шепчет она и быстро качает головой, яростно отрицая собственные догадки.       — Мы облажались, — МакТавиш говорит тихо, опустив глаза куда-то в пол. — Ты не представляешь, какой ад там был. Их было охереть как много: раз в двадцать больше, чем нас. И пока мы пытались разобраться с этими ублюдками, они активировали системы. Сотни, возможно, тысячи беспилотников, Эм. У нас не вышло остановить ни запуск, ни распыление этой дряни.       Эмили не может выдавить из себя ни слова.       Медленно вникает в сказанное, переваривая, принимая каждую букву.       «Ковенант» зашёл слишком далеко.       — Сколько? — Новак до последнего не решается задать этот вопрос, потому что боится услышать доводящий до ужаса ответ.       Соуп крупно передёргивает плечами и морщится.       Сразу осознает, что именно она пытается узнать.       — Больше трёх тысяч, Эм, — тихо говорит он, поднимая на неё остекленевшие голубые глаза. — Но могло было быть больше. Часть беспилотников сработали вхолостую. Сбой в системе или что-то типа того. Нам банально повезло.       — Блять. — Эмили жмурится, а затем резко смотрит на МакТавиша. — Наши в порядке?       От мысли, что кто-то из сто сорок первых пострадал, становится неожиданно больно. Не физически, а где-то там, глубоко в груди. Они стали слишком близки.       — Все целы. — Соуп успокаивающе похлопывает её по ладони, услышав облегчённый выдох девушки.       — Мне очень жаль. Правда.       Эмили пытается поддержать сержанта, хоть и знает, что не существует утешений, которые смогут как-то изменить произошедшее.       Военные воспринимают каждую бессмысленную потерю гражданских на свой личный счёт. Каждый умерший отпечатывается невидимым, но вполне ощутимым шрамом на душе.       Как они переживут это?       — Знаю, что вряд ли бы что-то изменилось, но я должна была быть рядом с вами, — с досадой говорит она. — Должна была бороться, а не лежать здесь овощем и пускать слюни на подушку.       — Не придумывай. — Соуп хмурится. — Ты боролась. За свою жизнь. У тебя сердце останавливалось три раза. Врачам каким-то чудом удавалось запускать его снова и снова. Я думал, мы потеряем тебя.       Новак смотрит на мужчину перед ней. Подавленного и невероятно разбитого.       Теперь девушка накрывает ладонь мужчины и сжимает её, пытаясь заглушить его бессмысленные переживания.       Ведь она была жива. Сидела перед ним в почти добром здравии.       — И что дальше? — тихо спрашивает она, не отпуская его руку. — У Кейт есть идеи?       — Да, она пытается выйти на след «Конни». Если это был их первый, пробный запуск, то не знаю, что будет, когда они полностью наладят производство, — отвечает Джонни, мягко перебирая костяшки её пальцев. — Но всё это хуйня. Пока мы не доберёмся до «Ковенанта», не перебьём их всех до единого, сколько бы их ни было, мы так и будем летать по всему миру, пытаясь повлиять на дела их пешек. Рыба гниёт с головы. И мы должны отрубить её.       Эмили кивает.       — Не знаю, чего они пытались добиться этим терактом. Силу свою показать или просто доказать нам, что они спокойно могут пойти и на такое. — МакТавиш смотрит прямо ей в глаза, напряжённо нахмурив брови на переносице. — Но пока они добились лишь того, что невероятно разозлили нас. И мы будем мстить.       Месть.       Знакомое для Новак слово.       И теперь все сто сорок первые пропитаны этим ядом.