Damnatio memoriae

      Это было худшее пробуждение из всех возможных. Несмотря на то, что девушка не помнила, когда вообще в последний раз просыпалась, она была уверена, что навряд ли в её жизни было что-то более кошмарное.       Когда она только открыла глаза, то едва успела удивиться тому, что не понимает, где находится — картинка перед глазами была мутной и нечёткой, будто она смотрела на всё через толщу воды. Едва девушка успела это осознать, как её словно током прошибло понимание — она и правда находилась в воде, либо в чём-то очень на неё похожем. Времени думать о том, как это произошло, не было, в голове не успела оформиться ни одна внятная мысль, всё происходящее казалось до того абсурдным, что ей показалось, будто она до сих пор спит.       Органы чувств после долгого сна восстанавливались не так быстро, как хотелось бы. Зрение не хотело фокусироваться на чём-то определённом, а к рукам словно были привязаны камни — никак не удавалось ими пошевелить. Разум просыпался ещё медленнее, чем тело. Не получалось составить полную картинку из всего, что её окружало.       Медленно, но верно подкрадывалась паника. Если это не сон, то что это за место? Пришлось напрячься изо всех сил, чтобы слегка повернуть голову и пошевелить пальцами — девушка окончательно поняла, что находилась в какой-то едва прохладной жидкости. Ей не показалось. Недостаточно тёплой, чтобы сливаться с температурой тела, но и недостаточно холодной, чтобы сразу обратить на это внимание.       В ту же секунду тревожное замешательство сменилось полноценной паникой, которая пронзила весь организм до кончиков пальцев. Девушка тут же закашлялась, в смятении, пытаясь избавить лёгкие от этой жидкости, не понимая, как секунду назад она могла ей дышать. Всё тело будто свело судорогой, хотелось истошно закричать и начать молотить руками по поверхности сосуда, в котором она оказалась. Но вместо этого едва удалось согнуть пальцы — тело ощущалось одеревеневшим, будто не принадлежавшим ей.       Она задержала дыхание в попытке оградить себя от этой мутной жижи. Казалось, прошло всего мгновение, но в груди начало колоть и жечь, будто она уже целую вечность не делала ни единого вдоха. Невозможность ни помочь себе самой, ни позвать на помощь, заставляла чувствовать первобытный ужас, будто её заперли в изощрённой камере пыток, где она не имеет права ни кричать, моля о пощаде, ни даже дышать обычным воздухом.       Как бы она ни вглядывалась, не могла различить, что происходит за стеклом и есть ли там вообще хоть кто-нибудь. Холодный голубоватый свет шёл откуда-то сверху, падая на тёмные объекты, которые невозможно было детально рассмотреть. В какой-то момент девушке показалось, что она вот-вот потеряет сознание от недостатка воздуха. Против воли ей пришлось вдохнуть жидкость, которая вновь затекла в лёгкие, замещая прохладой невыносимое жжение. Это ощущение заставило её внутренне содрогнуться. Она не собиралась так просто сдаваться, ей во что бы то ни стало нужно было выбраться из этого места, пребывание в котором с каждой секундой увеличивало градус паники, хотя казалось, сильнее уже некуда.       Спустя ещё одно мгновение мучительного ожидания ей всё-таки удалось поднять руку и нащупать границу своей тюрьмы — гладкую поверхность стекла. В это же мгновение девушка заметила какое-то шевеление по ту сторону. Перед ней вырос чей-то силуэт, который всё также не удавалось рассмотреть.       В сердце сразу появилась надежда. Возможно, он поможет ей? О том, что этот силуэт принадлежал человеку, который её тут запер, думать не хотелось. Девушка готова была отдать всё, лишь бы выбраться отсюда и сделать хотя бы один глоток нормального воздуха. Рука продолжала лежать на стекле, хотелось постучать по нему, хоть как-то привлечь к себе внимание, но, видимо, на поднятие руки ушли все силы, теперь она будто бы онемела, не отзываясь ни на одну команду.       Она продолжала с тревогой вглядываться в силуэт. Сердце билось, как бешеное, в теле, которое едва могло показать, что нуждается в помощи. Краем глаза она снова заметила мельтешение за стеклом. В отдалении появился ещё один неразборчивый силуэт. Волна чувств, запертых в неподвижном сосуде, не могла вырваться даже через крик. Почему они ничего не делают?       Все желания — брыкаться, кричать, плакать — должны были отражаться в её умоляющем взгляде. Почему эти люди не бросились ей на помощь? Неужели они не видели, как ей плохо? От страшной догадки словно вода вокруг похолодела на несколько градусов — неужели это они её сюда поместили?       Возможно, прошло всего несколько секунд, но по ощущениям прошла целая бесконечность, в которую она всеми силами пыталась заставить руки шевелиться. В какой-то момент она заметила, что уровень жидкости снижается и она вместе с ним опускается на дно капсулы. Сердце замерло. Неужели её всё-таки спасут?       Когда ноги коснулись металлического дна, девушка поняла, что удержать своё тело она не в силах, и начала медленно садиться, замечая, как жидкость уходит в сливное отверстие.       Наконец-то к ней вернулся контроль над органами чувств: кожа ощущала прохладный воздух, глаза начали различать окружающие предметы, но зрение всё ещё было нечётким — возможности поднять руки и протереть глаза не было. Само по себе тело в миг стало будто бы тяжелее раз в десять — в воде это не так сильно ощущалось, но теперь даже пошевелить пальцами казалось невозможным — они будто бы налились свинцом.       Больше всего она ждала схода воды, чтобы наконец вдохнуть чистый воздух, но и тут её ждал неприятный сюрприз — вместо того, чтобы сделать вдох полной грудью, она судорожно закашлялась. Кислород, который совсем недавно казался таким манящим и необходимым, резанул по лёгким так, будто она сделала вдох раскалённого пепла.       Согнувшись в попытке уменьшить боль, девушка начала откашливать остатки той жидкости; из глаз брызнули слёзы. Будто бы где-то в отдалении она услышала, как с противным скрипом открылась дверца её капсулы. Тут же чьи-то руки небрежно подхватили её и выволокли наружу.       Не было сил даже поднять голову. Кашель продолжал жечь горло, и в какой-то момент ей показалось, что её сейчас стошнит собственными лёгкими. Делая судорожные вдохи и пытаясь хоть как-то нормализовать дыхание, она поняла, что сидит на ледяном полу абсолютно голая, вся в слезах, соплях, и покрытая мерзкой жижей. Возможности прикрыться не было, да и что-то подсказывало, что сейчас это одна из меньших её проблем.       Шок постепенно проходил, тело от холода начинала бить мелкая дрожь. Тишину помещения нарушали лишь всхлипы девушки. Люди, которые выволокли её, сохраняли молчание, то ли ужасаясь, то ли наслаждаясь зрелищем. Но раз они помогли ей выбраться, значит, не желали ей зла?       И всё-таки, что-то тут не сходилось. Вся ситуация была настолько неправильной, что вера в добрые намерения незнакомцев казалась до смешного наивной. Сил поднять голову или отвести в сторону прилипшие к лицу волосы не было, и ей оставалось лишь краем глаза смотреть на их одинаковые сапоги. В какой-то момент ей показалось, что у неё всё ещё двоится в глазах и перед ней стоит один человек. Девушка поняла, что это не так, когда один из них сделал шаг вперёд.       — Ну что, проснулась наконец? — протянул нараспев неизвестный голос. Она не видела его лица, но была уверена, что он улыбался. — Я уж начал думать, что твоя кома продлится вечность.       Цепкие пальцы схватили её за подбородок и резко дёрнули вверх, отчего она сдавленно зашипела. Было больно. Попытка отстраниться оказалась безуспешной. В глазах отчего то рябило, но она смогла разглядеть лицо — вернее, его нижнюю часть, не скрытую за маской. Безумный оскал острых зубов заставил девушку внутренее сжаться. Металлическая маска в обрамлении светло-голубых волос тускло мерцала, отражая холодное свечение лампы.       Чуть поодаль стоял ещё один человек и девушка крепко зажмурилилась, пытаясь проморгаться. Неужели в глазах всё-таки двоится? Он выглядел идентично мужчине, который схватил её за подбородок — та же маска и цвет волос. Не считая того, что он не улыбался, а, скорее, в неудовольствии поджимал губы.       Девушка поморщилась и снова попыталась отстраниться, когда мужчина поднёс вторую руку к её лицу оттягивая нижнее веко и с интересом заглядывая ей в глаз. Наверное. Из-за маски сложно было сказать, куда конкретно он смотрел.       Изо рта вырвался нечленораздельный хрип. Нужно было что-то сказать, как-то остановить его. Но язык не хотел слушаться, а голос сел, застряв комком в горле. Буквы не складывалось в слова, получалось лишь издавать бессвязные звуки. Она почувствовала першение — страшно хотелось сделать хотя бы один глоток воды, но возможности попросить об этом не было. Девушку предало собственное тело; она будто была заперта в кукольной оболочке, которой не умела пользоваться. Оставалось только таращиться по сторонам с круглыми от ужаса глазами.       — Боишься? — заметил мужчина, который теперь пытался что-то разглядеть в её втором глазе, развернув голову так, что её глаза заслезились из-за яркого света. — Не стоит, тебе нечего бояться. Пока. Ты в очень хороших руках, — добавил он со смешком.       Кровь в жилах стыла от его хищной улыбки и издевательского тона. Девушка чувствовала себя безвольной букашкой, которую под лупой разглядывает учёный, готовый в любой момент оторвать ей лапки.       — Почему она молчит? Может, у неё мозг повредился от долгого нахождения в перфторуглероде? Мы не проводили достаточно экспериментов, чтобы выяснить это, — второй мужчина впервые подал голос. Кажется, он отвернулся к столу и начал перебирать лежавшие там бумаги в поисках чего-то определённого.       Она едва успела удивиться тому, насколько сильно их голоса были схожи между собой. Кто эти люди? И что это за место? Краем глаза она видела огромные шкафы вдоль стен помещения, заваленные книгами и склянками непонятного назначения. Высокие каменные потолки с длинными лампами, от которых болели глаза. Поодаль она смогла различить капсулу, подобную той, из которой её саму недавно вынули. Кажется, эта была пустая. Там же находился большой железный стол, на котором что-то лежало, но со своего места девушке было сложно понять, что именно.       Вся обстановка вокруг казалась чужеродной и незнакомой, ничто в памяти не отзывалось привычной эмоцией узнавания.       А собственно, что вообще она помнила? Должны же были в памяти остаться хоть какие-то обрывки воспоминаний, которые подсказали бы, как она оказалась в таком незавидном положении?       Время будто бы остановилось, звуки стали приглушенными, а перед глазами встала серая пелена. Что случилось? Девушка не могла вспомнить не только события недавнего времени, но и собственное имя. Нет, нет, этого просто не могло быть! Возможно, это какой-то временный эффект потери памяти из-за шока?       Из груди вырвалось несколько рваных вдохов. Кажется, мужчины на фоне что-то говорили, но звон в ушах перекрывал звук их голоса. Ей казалось, что она упала в бездонную яму. Как можно было забыть что-то настолько важное, как собственное имя? Откуда она? Сколько ей лет? Ни на один вопрос не было ответа. Страх был не резким и оглушающим, он подкрадывался медленно. Чем сильнее она пыталась вспомнить хотя бы одну деталь из прошлого, тем явственнее ощущала, как её снова накрывает паника.       Ощущение потери пронзило резкой болью в груди. Из неё будто вырвали самую важную часть, без которой жизнь превращается в бессмысленное существование. Зияющая рана ныла и кровоточила, пытаясь превратить всё тело в один сплошной нарыв. Как так вышло? Любая попытка зацепиться хоть за одну ниточку воспоминаний ни к чему не приводила. Память представляла собой практически чистую книгу, где урывками была записана информация о мире и ни одной строчки о себе. Словно сегодня её первый день рождения.       Девушке казалась, что она в один миг превратилась в призрака без прошлого, настоящего и будущего. Она оказалась без памяти, возможности говорить и шевелиться. В голове раз за разом повторялась одна и та же мысль: «Пусть это окажется кошмаром…»       Она умоляюще посмотрела на мужчину напротив, стараясь своим взглядом передать те ощущения, о которых не могла рассказать. Тело уже била крупная дрожь, от переизбытка чувств начало подташнивать.       В помещении было ужасно холодно и пахло химикатами, кажется всё вокруг было настроено на то, чтобы добавлять больше страданий её изнурённой оболочке.       — Ммм… Я-я… — С трудом смогла проговорить девушка, понимая, что на большее не способна. Задать единственный вопрос, «Кто я?», никак не получалось.       Мужчина приложил руку к её лбу, улыбка на его лице стала шире. Девушка не понимала, как в такой ситуации можно было улыбаться, ей казалось, что она медленно сходит с ума, всматриваясь в собственное размытое отражение на его маске. Воображение дорисовывало совсем страшные картины. Может, у неё вообще нет лица?       — Кажется, кто-то переволновался. Не хватало нам ещё припадка, — голос доносился словно через толщу воды. — Эй, вколи ей пропофол. В какую камеру понесём? Указаний не было…       Девушка снова закашлялась, пропуская мимо ушей дальнейшие слова. В голове хаотично крутилось с десяток мыслей. Было ужасно страшно, на секунду она даже забыла, как дышать. Какая камера? Что с ней будут делать?       — Придётся ещё немного поспать, но не беспокойся, по сравнению с прошлым разом это мелочи, — голос раздался почти у самого уха.       Она перевела на мужчину ошарашенный взгляд. Не заметила, в какой момент в его руке оказался шприц, заполненный мутноватой жидкостью. Силы остались только на то, чтобы резко вдохнуть, когда игла одним быстрым движением проткнула кожу шеи.       Было страшно, ужасно страшно, словно под ней разверзлась сама бездна. Выбора ей не дали — можно чувствовать только свободное падение, пока тело не превратится в лепёшку где-нибудь на дне.       В глазах стояли слёзы, из горла вырвался последний хрип. Чувство реальности почти моментально начало ускользать, и хвататься за него, пытаясь задержаться чуть подольше, не хотелось. Единственное что хотелось — цепляться за надежду, что всё это просто кошмар, который она даже не вспомнит, когда проснётся.       Черты лица разгладились, на губах появилось кривое подобие улыбки. У неё есть имя. Она может свободно передвигаться и говорить. Это просто сон, ничего больше.

***

      Когда девушка в следующий раз открыла глаза, то первым делом подумала, не находится ли она снова в той злосчастной капсуле. Пальцы несмело сжались и разжались, нос потянул воздух, в котором пахло медикаментами и спиртом. Нет, сейчас она не находилась в воде. От этого осознания стало заметно легче.       Глаза не сразу привыкли к яркому свету, но было ясно — белый потолок не похож на мрачные своды того подземелья, где она впервые очнулась. Слух улавливал рядом какое-то шебуршание. Что это за место? Наклонив голову вбок, девушка заметила, что теперь на ней надета чистая рубашка и лежит она под стерильно белым одеялом.       Тело немного ломило, но приятно было осознавать, что она снова имеет контроль над всеми конечностями — удалось пошевелить ногами и несколько раз сжать пальцы на руках. Страшная слабость всё ещё присутствовала, но двигаться стало значительно проще.       Девушка обратила внимание на смертельную белизну своей кожи, которая практически сливалась по цвету с одеялом и закатанной до локтей рубашкой. К правой руке была присоединена трубка, через которую текла прозрачная жидкость. Она нахмурилась. Первым желанием было выдернуть её и отбросить куда-нибудь в сторону, но ещё раз сравнив своё состояние с ощущениями после прошлого пробуждения, она решила этого не делать.       Если бы ей желали зла, то она чувствовала бы себя хуже, а не лучше, верно? И неужели это та самая камера, о которой говорили мужчины? Девушка зажмурилась, пытаясь найти в памяти хоть какие-то подсказки о своём прошлом. Всё тщетно, снова перед глазами возник белый лист. Как ни странно, мучительного смятения, как в прошлый раз, она не испытала. Скорее, наоборот, на душе царило абсолютное спокойствие, будто всё так и должно было быть: очнуться в сосуде с жидкостью, которой можно дышать, без памяти и в окружении людей с неизвестными намерениями.       Это было… странно. Разве она не должна продолжать паниковать, разве ей не должно быть страшно? Ровный сердечный ритм говорил об обратном. Все чувства заменило одно — тягучее пренебрежение. Девушка не знала, как на это реагировать. Отчего вдруг такое равнодушие? Это на самом деле её чувства? Глаза покосились на трубку у руки. Возможно, это сильное успокоительное?       Желание узнать правду о своём происхождении всё ещё билось в голове практически единственной целью, но теперь её не поглащал ужас от одной мысли о том, что она не помнит даже своё имя. Наверное, это лучше, чем сходить с ума от неизвестности.       Девушка повернула голову в сторону, чтобы оглядеть помещение получше и понять наконец, откуда доносилось шуршание.       Комната была маленькой и очень светлой — всё вокруг было белым. Белый пол, белые стены, белый потолок. Из-за яркого света ламп казалось, что даже для тени здесь нет места. Обстановка также была небогатой: у противоположной стены стояла тумбочка с разложенными на ней шприцами и разноцветными баночками. Ну а в метре от кровати стоял маленький стол, за которым сидел мальчик и что-то увлечённо писал у себя в блокноте. Он настолько погрузился в свое занятие, что не заметил внимательного взгляда девушки, за которой, наверное, должен был наблюдать.       Знакомые голубые волосы заставили девушку в удивлении выгнуть бровь. Почему здесь столько похожих людей и что вообще этот мальчик забыл в её «камере»? Маски на нём не было и взгляду девушки открылось довольно миловидное детское лицо с ярко-красными, словно кукольными, глазами. На секунду ей показалось, что они отражают свет, словно стеклянные.       Нужно было как-то привлечь его внимание, в горле до сих пор першило, но чувства, будто язык ей не принадлежит, не было. Стоило попытаться что-нибудь сказать.       — Эй, — договорить она не смогла, тут же прервавшись на кашель. Несмотря на то, что речь к ней вернулась, было такое ощущение, что не говорила она целую вечность. Собственный голос казался чужим. — А… ты кто?       Мальчик подскочил, как ужаленный. Карандаш, которым он секунду назад что-то старательно записывал, выпал из рук и покатился по полу. На его лице отображалась гамма эмоций: начиная удивлением и заканчивая страхом. Кажется, он совсем не ожидал, что она проснётся.       — Я-я, нуу… — начал он, быстро запихивая блокнот в карман шорт и наклоняясь в поисках карандаша. Кажется, он ещё случайно задел плечом стол и шумно выдохнул. — Мне не положено с тобой разговаривать, — выпалил он словно выученную фразу, снова доставая блокнот и пряча между страниц карандаш. Все его движения были дёрганными и торопливыми. — Сейчас я приведу… — добавил он уже более тихим голосом и резко замолчал, оборвавшись на середине предложения.       Девушка выжидающе смотрела на то, как он во второй раз убирает блокнот и поправляет на рубашке несуществующие складки. Задерживаться он не планировал и тут же направился к двери, едва не переходя на бег.       — Подожди! — девушка немного повысила голос, снова чувствуя уже надоевшее першение. Даже удалось немного приподняться. Мальчик встал и с опаской обернулся, хотя наверняка ему было «не положено». — Скажи хотя бы, кто я? Как меня зовут?       На его лице застыло недоумённое выражение.       — То есть?       — Как меня зовут? — спросила девушка ещё раз, уже без особой надежды в голосе. По лицу мальчика было видно, что он не имеет ни малейшего понятия и находится в таком же замешательстве.       — А ты что, не помнишь? — кажется, слова девушки ни на шутку взволновали его. Мальчик поджал губы и как-то по-особенному посмотрел на неё нечитаемым взглядом.       — Нет, не помню, — эти слова дались ей не так легко, как хотелось бы. Признание заставило спину покрыться мурашками. Неужели всё это и правда происходит с ней? Не в кошмарном сне, а в реальности?       Мальчик медленно кивнул, скорее, не девушке, а своим мыслям, и бросил на неё последний задумчивый взгляд, прежде чем выйти за дверь. Раздался тихий щелчок замка. Девушка откинулась обратно на подушки с тяжёлым вздохом.       Думать о том, что никто не знает, кто она, не хотелось. Это просто ребёнок, ничего удивительного. Наверняка сейчас придёт кто-нибудь постарше и всё расскажет. Ей больше не придётся теряться в догадках.       И всё же, что это за место? Возможно, произошедшее с ней намного проще, чем может показаться и потеря памяти, это результат травмы, а сейчас она находится в больнице? И с минуты на минуту должен прийти врач, который ей всё объяснит? Подобная теория казалась самой логичной, в неё было легко поверить. Конечно, пробуждение в капсуле со странной водой немного не вязалось с образом типичной больницы, но у всего ведь должно было быть логическое объяснение.       Память так же услужливо подкинула образы тех двух мужчин, которые не спешили ей помогать, а один чуть ли не смеялся ей в лицо. Может, она просто что-то не так поняла?       Оставалось лишь снова и снова прогонять одни и те же воспоминания про капсулу, двух людей и свой страх, за неимением чего-то другого. Будто не было ничего "до" и не будет ничего "после".       Время от времени перед глазами также представали различные предметы, начиная от повозки, запряжённой лошадьми, и заканчивая закатником. Все эти предметы были абсолютно случайными и девушка понимала, что раз они существуют у неё в голове, значит, когда-то она их видела, но тем не менее, ни одного воспоминания, связанного с ними, не появлялось, как бы она ни старалась напряжённо всматриваться в своё сознание.       Накатила сонливость. Девушка не знала, сколько времени прошло с того момента, как мальчик ушёл. Возможно, всего минут пятнадцать, возможно, больше часа. Девушка то и дело проваливалась в дрёму, видя перед собой какие-то смутные образы, которые тотчас забывались, стоило ей прийти в себя.       В момент пробуждения она удивлялась своему апатичному состоянию. Возможно, стоило бы из последних сил подняться, дойти до двери и начать с силой по ней барабанить, требуя ответы. Или наоборот, стоило затаиться и смотреть на дверь, трясясь всем телом в ожидании чего-то ужасного? Как бы поступил кто-нибудь другой на её месте? Как бы поступила она сама? Та личность, которая исчезла вместе с воспоминаниями?       Стоило ей начать размышлять об этом, как мысли становились тягучими и медленными, глаза закрывались и тело погружалось в сон. Было тепло и мягко. Тихо. Так хорошо, что не хотелось даже представлять момент, когда придётся встать с кровати.       Когда девушка снова проснулась и начался очередной круг повторяющих друг друга мыслей, дверь с тихим щелчком открылась. Больная вздрогнула и раздражённо поморщилась. Кажется, она успела забыть, что мальчик пообещал кого-то позвать, и так увлеклась однообразными мыслями, что даже видеть никого не хотела.       Прежде чем увидеть, она услышала нового гостя — неторопливый стук металлических каблуков по кафельному полу казался слишком громким в абсолютной тишине стерильной комнаты. Девушка немного заторможенно повернула голову. Человек был уже около стола. Придвинув стул чуть ближе к кровати, он расслабленно сел, в этот же момент становясь самым ярким пятном в этом монохромном месте.       — Уже не надеялся увидеть тебя бодрствующей. Как ощущения?       Девушка не торопилась с ответом, настороженно изучая мужчину. Он выглядел одновременно знакомо и абсолютно чуждо, будто каждая правильная деталь была заменена на похожую и теперь это болезненно бросалось в глаза. Знакомые голубые волосы чуть ниже плеч, которые она уже видела у двух мужчин, только в этот раз причёска была немного иная. Металлическая маска, скрывавшая большую часть лица и заставляющая задаваться вопросом, как он через неё видит. Губы пересекал длинный шрам, чуть поодаль на щеке можно было заметить ещё один, уходивший под маску. У тех мужчин их не было, хотя в остальном черты лица были схожи. Небрежно накинутый на плечи белый халат подтверждал догадки о том, что к ней пришёл врач.       Но вместо того, чтобы вздохнуть с облегчением, девушке захотелось отодвинуться от него подальше. Что-то в его образе, едва уловимое, заставляло её желать, чтобы он быстрее ушёл, хотя их разговор даже не начался и она не получила ответы на главные вопросы.       — Я… Нормально, — язык снова будто бы неохотно ворочался во рту, с трудом складывая буквы в слова. — Вы… мой врач? Где я? И… что со мной произошло?       В голове крутилось ещё несколько вопросов, но пока она решила задать самые основные. Даже эти несколько слов будто отняли у неё большую часть сил.       — Вижу, что ты сильно встревожена, но, к сожалению, не могу утолить твоё любопытство в полной мере, — от этих слов сердце девушки упало куда-то вниз. — Да, можешь считать меня своим врачом, и сейчас ты находишься в моём исследовательском центре. А вот что с тобой случилось, я сам желал бы услышать уже от тебя.       Холодный голос говорил размеренно, словно с некоторой неохотой. Несмотря на свою оторванность от жизни, ей казалось, что в таких случаях принято проявлять сочувствие, но мужчина напротив не выглядел участливым, скорее, крайне незаинтересованным в этом диалоге в принципе.       Хотя они только встретились, девушка чувствовала к этому человеку странное отторжение, будто предостережение от собственного организма, что что-то здесь не так.       — Я не помню, как тут оказалась. Все мои воспоминания начинаются с того момента, как я проснулась в вашей… лаборатории.       Девушка покосилась на тумбочку. Кажется, там стоял стакан воды, но подниматься за ним сейчас представлялось невозможным.       — Першит в горле? Это нормально. Всё-таки ты столько времени провела без возможности разговаривать, — мужчина будто бы прочитал её мысли и поднялся, чтобы передать стакан. Девушка настороженно следила за каждым его движением.       — Столько времени? Это сколько?       Рука, обтянутая чёрной перчаткой, держала стакан прямо перед её лицом, будто в ожидании, что она так и начнёт пить с его рук, едва подавшись вперёд. Девушка нахмурилась — это казалось чем-то неправильным. Пришлось поднять трясущиеся руки, чтобы сделать несколько глотков самостоятельно, чувствуя на себе изучающий взгляд из-под маски.       Мужчина не торопился с ответом. Тишина казалась до боли неуютной. Он стоял слишком близко и будто бы даже смотрел слишком пристально. Наверное, хорошо, что на нём была маска. Девушка понимала, что у неё нет возможности даже немного отодвинуться, отчего по спине побежали мурашки.       — Ты была без сознания три месяца. Изначально пришлось ввести тебя в медикаментозную кому, чтобы мозг не пострадал от гипоксии. Состояние, в котором тебя нашли, было крайне удручающим. Удивительно, что ты пришла в себя.       Мужчина занял своё место напротив, сложив руки на груди. Казалось, он очень внимательно следит за её реакцией на свои слова, немного склонив голову набок. Информация о том, что она провела без сознания целых три месяца, почему-то не удивила и не отозвалась в душе нарастающим страхом. Смутно опечалил лишь один факт — раз прошло три месяца и доктор сказал, что не в курсе, кто она, значит, её не искали.       — Тогда… Как я очутилась в вашем… — девушка на секунду запнулась, вспоминая нужные слова: — …исследовательском центре? Неужели неизвестно даже моё имя?       Врач слабо усмехнулся, довольный её реакцией. Девушку передёрнуло. Каждый раз, когда он говорил, шрамы на лице натягивались и были заметны неестественно острые зубы, словно специально сточенные. Как у кого-нибудь хищника, который впивался ими в мясо, чтобы оторвать кусок побольше. Людям ведь такая способность не нужна? Тем более врачу, который так альтруистично решил ей помочь.       Всё в этом человеке казалось неоднозначным, начиная с внешнего вида — врачебного халата, накинутого на синюю рубашку с затянутыми ремнями от портупеи — и заканчивая словами, в которых сквозила недосказанность.       — Мой подчинённый нашёл тебя на одном из многочисленных полей Снежной, замёрзшую и не способную толком объяснить, что произошло. Когда он доставил тебя сюда, ты уже была без сознания. Кажется, он говорил, что прежде чем упасть без чувств, ты назвала своё имя, — врач осёкся, словно пытаясь вспомнить нужное слово. Девушка даже подалась вперёд, в ожидании услышать хотя бы что-то, связанное с её личностью. Ей казалось, что он прекрасно помнил, как её зовут и специально растягивал момент, чтобы её помучить. — Фрея.       — Фрея… — повторила она, как зачарованная. Хотя бы один из её главных интересов был уталён, но произнесённое имя продолжало оставаться чужеродным. Она ожидала, что, возможно, собственное имя пробудит воспоминания, но оно ничем не отозвалась, даже в груди ничего не сжалось, подсказывая, что это правда оно, то самое имя, которым её наградили родители, чьих лиц она даже примерно не могла вспомнить.       Девушка опасливо покосилась в сторону доктора. Сейчас у неё не было иного выбора, кроме как поверить ему. Она рассеянно кивнула, не столько ему, сколько своим мыслям. Теперь у неё было хотя бы что-то своё, всяко лучше, чем оставаться безымянным пациентом под каким-нибудь кодовым номером.       — А вас мне как называть? — запоздало спросила Фрея, понимая, что с этого и стоило начать диалог. Где-то глубоко внутри скреблось ядовитое чувство разочарования: сколько ей ещё придётся ждать, чтобы узнать больше информации о самой себе? Быть может, память в какой-то момент вернётся, но не придётся ли годами этого ждать?       — Моё имя Дотторе. С этого дня можешь считать меня своим личным доктором, — сказал он и довольно миролюбиво улыбнулся, насколько это было возможно сделать с его угрожающего вида клыками. На секунду врач замолчал, словно в ожидании какой-то реакции от Фреи, которой не последовало. — Что ж, предвосхищая твои вопросы: я не знаю, когда к тебе вернётся память и вернётся ли вообще — всё индивидуально. Но если начнёшь что-то вспоминать, то сразу же говори мне, всё-таки я твой лечащий врач, — он наклонился чуть ближе; Фрея же, наоборот, вжалась в подушку.       От последней фразы повеяло холодом. Девушка натянула одеяло чуть выше, в момент почувствовав, как постель перестала быть настолько удобной и тёплой, какой казалась ранее.       — Скажу, — моментально заверила она, понимая, что сейчас это единственный верный вариант ответа. Собственное состояние начало беспокоить: он ведь не сказал и не сделал ничего странного, наоборот, даже спас ей жизнь, и она должна за это сказать спасибо. Стоило бы рассыпаться в благодарностях, вместо того, чтобы смотреть на него, как дикое животное, которую в любой момент могут ударить. Отчего такое недоверие?       — Вот и договорились, — Дотторе снова улыбнулся, а Фрея поёжилась, уходя в мысли о природе своей потери памяти. Нужно было ещё о многом спросить, но все вопросы в один момент вылетели из головы. Понимая, что она растерялась, доктор сам продолжил разговор: — На восстановление всех функций организма потребуется время, сама понимаешь, что сейчас слишком слаба. Ты была в крайне истощённом состоянии, и прогресс, который мы видим сейчас, уже больше, чем то, на что мы вообще могли рассчитывать.       — Спасибо за помощь, — Фрея склонила голову, стараясь уложить всю полученную информацию. Слова доктора казались слишком туманными и лишёнными конкретики. А Фрея успела понять, что его неоднозначность ей точно не нравится. — Но почему Вы вообще мне помогаете? Могли оставить умирать, я же вам никто. И, как оказалось, ничего не помню. Мне нечем расплатиться за вашу доброту.       Фрея уставилась на свои исхудавшие руки. Несмотря на потерю памяти, она понимала, что у всего в этом мире есть своя цена. И за помощь доктора ей придётся каким-то образом заплатить.       — Центр, в которым мы сейчас находимся, специализируется на помощи людям в сложной жизненной ситуации. Кроме тебя тут достаточно тяжёлых больных, для лечения которых я всеми силами стараюсь найти лекарство. Не беспокойся, мора мне от тебя точно не нужна, — закончил он на высокомерной ноте; его губы тронуло некое подобие усмешки.       Если ему не нужна мора, то, возможно, чуть позже он потребует у неё иного рода плату? Фрея нахмурилась.       — Хотите всем помочь просто так? Вы настолько альтруистичны? — заметила она, бросив на доктора опасливый взгляд. Ей нужно было получить больше конкретики, чтобы быть уверенной, что намерения Дотторе, и правда, исключительно бескорыстные, во что верилось с трудом.       — Всё это существует благодаря Её Величеству Царице. Только с помощью её покровительства возможны мои исследования.       Очевидно, что нужно было обладать незаурядными талантами, чтобы Архонт предложил помощь. Прямой ответ на свой вопрос Фрея не получила.       Она равнодушно пожала плечами.       — Пусть так. Получается, вы очень влиятельный человек? Раз сам Архонт благоволит вашей работе?       В голове сама собой появилась информация, что Царица — Архонт Снежной, где она сейчас и находится. Её имя не вызвало благоговейного трепета, что, видимо, не очень понравилось доктору, который тихо хмыкнул и поджал губы, заметив, что упоминание Царицы не произвело на Фрею никакого впечатления.       — Можно сказать и так, — снова довольно расплывчато ответил Дотторе с долей некого разочарования в голосе. — Ещё вопросы?       Фрея понимала, что стоило бы спросить о чём-то серьёзном, например, о том, как её собираются лечить и что будет после того, как она полностью восстановит силы. Куда ей идти без памяти? Но вместо этого у неё вырвался другой вопрос:       — Я видела двух мужчин, когда только пришла в себя, — Фрея поморщилась, вспоминая подробности того дня. — Они были очень похожи на вас. И тот мальчик, который вас позвал, — Фрея тряхнула головой, припоминая, что своего имени он не сказал. — У него были волосы такого же цвета. Кто они?       Прочитать эмоции доктора было сложно — основная часть лица, на которой обычно у людей отражалось настроение, была скрыта. Из-за этого Фрея чувствовала себя рядом с ним некомфортно, постоянно хотелось самой спрятать глаза, словно он через них мог читать её мысли, в то время как она не могла даже понять, доволен ли он их диалогом, либо хочет побыстрее его закончить. Ровный тон голоса практически не выдавал никаких эмоций. Но что-то подсказывало Фрее, что очередной вопрос ему не слишком понравился. Дотторе задумчиво откинулся на спинку стула, постукивая пальцем по колену.       — Ты видела моих срезов. Кажется, в тот момент там были Дельта и Йота. Младшие срезы могут вести себя эксцентрично, не лучшие свидетели для твоего пробуждения, — недовольно заметил он. Фрея поёжилась, почти физически ощущая на себе его пристальный взгляд. — Привыкай, тебе придётся часто их видеть.       Фрея про себя повторила странное слово, которым Дотторе назвал тех людей. В памяти ничего не откликнулись. Возможно, это какое-то специфичное название для братьев? Их схожая внешность наталкивала только на этот вариант.       — Срезы… это кто?       Дотторе вздохнул в ответ на её ожидаемый вопрос.       — Можешь называть их клонами, если этот термин тебе привычнее, хотя это не совсем так.       Фрея подняла глаза, уставившись в белый потолок, где взгляду не за что было зацепиться, не считая панельных ламп. Она выгнула бровь в удивлении. Клоны? Она точно всё правильно расслышала? В голове не укладывалось, что такое возможно. Наверное, её знания о мире недостаточно широкие, раз Дотторе приподнёс эту информацию настолько буднично, словно абсолютно все в курсе о существовании клонов и это совсем не должно удивлять.       — Даже тот мальчик? — недоверие в голосе скрыть не удалось. Как он смог клонировать детскую версию себя? Или всё-таки ответ крылся в таинственном слове «срезы», которое было слишком сложным для её понимания?       — Да, Дзета самый младший из всех, — отстранённо сказал Дотторе, поднимаясь со стула.       Фрея выдохнула, понимая, что диалог близится к концу. Наверное, на её лице слишком явно просматривалось облегчение, отчего Доктор, усмехнувшись, замер, повернувшись в её сторону. Фрея опустила взгляд на трубку, по которой всё ещё текла неизвестная жидкость.       — Это витамины для твоего скорейшего выздоровления. Скоро к тебе подойдут, чтобы убрать капельницу.       Фрея озадаченно посмотрела на Дотторе. Витамины?.. Она была уверена, что там какое-то сильно сильнодействующее успокоительное — как иначе можно было объяснить её сонное состояние? Неужели она сама по себе была настолько спокойной, что всё произошедшее почти не заставляло её волноваться? Даже сейчас, после разговора с врачом, который явно ей что-то недоговаривал, Фрея не чувствовала себя сильно напуганной, скорее, просто сбитой с толку.       — Хорошо, — оставалось только согласиться. Спорить с ним и пытаться доказать, что на самом деле там находится что-то другое, не хотелось. Всё равно у неё нет никаких доказательств, не считая собственных ощущений, которые навряд ли будут убедительным доводом.       — Что же, тогда оставлю тебя восстанавливать силы, — Дотторе был уже у двери; раздался знакомый щелчок.— Ни о чём не беспокойся. Только не забывай главного — обо всём нужно говорить мне. Как иначе я смогу тебе помочь?       Дотторе в последний раз обернулся на Фрею, проверяя, какой эффект произвели его слова. Девушка сохраняла молчание и смогла только еле кивнуть, подтверждая, что он был услышан. Дверь захлопнулась.       Фрея порывисто вдохнула морозный воздух. Теперь, когда доктора не было рядом, она позволила себе расслабить напряжённые плечи и сползти на подушки. Руки совсем замёрзли. Если бы рядом было ещё одно одеяло, то она бы обязательно им накрылась. Только теперь она поняла, что температура в комнате словно понизилась на несколько градусов, пока тут сидел Дотторе. Фрея сделала ещё один вдох.       — Как странно… — прошептала она, едва раскрывая губы. От Дотторе пахло морозом. Самым настоящим холодом, как бы абсурдно это ни звучало и немного химическими реактивами.       Фрея поморщилась, натягивая одеяло до подбородка. Кто бы мог подумать, что у льда есть собственный запах. Если бы тут были окна, то наверняка бы покрылись инеем. Или всё это просто разыгравшееся воображение? Всё-таки больные видят мир немного иначе.       Как только она устроилась поудобнее, то тут же почувствовала знакомую сонливость. В голове был целый кавардак из самых разных мыслей: срезы, клоны, снотворное, бескрайние поля Снежной… И очень подозрительный врач, которому благоволит сам Архонт ледяной страны. Не сделал абсолютно ничего ужасного, но, тем не менее, интуитивно чувствовалось, что здесь всё не так просто.       Истощённому телу требовался отдых, но Фрее так и не удалось быстро погрузиться в сон. Все органы чувств запоздало кричали об опасности. Широкоплечая фигура врача с множеством шрамов, некоторые из которых уходили под воротник рубашки, совсем не внушала доверия. Самые примитивные чувства пытались сообщить, что Фрея не в безопасности.       Тяжело вздохнув, она заставила глаза закрыться, а чувства постаралась отодвинуть на задний план. Слишком мало информации, чтобы делать какие-то выводы. Она просто напугана внезапной обстановкой, вот и мерещится угроза за каждым углом. Стоит для начала набраться сил, благо, ничто этому не мешает. А там… действовать по обстоятельствам. Сейчас это казалось самым правильным вариантом.       Через некоторое время дыхание стало размеренным, и сердечный ритм пришёл в норму — Фрея уснула.

***

      Дни проходили как в тумане. Фрея постоянно чувствовала себя слабой и сонной и в общем-то была рада этому, так как, кроме сна, занять себя в пустой палате было особо нечем. Можно было либо пытаться вставать с кровати и, обливаясь холодным потом, мелкими шажками идти до стола и обратно, либо по десятом кругу прокручивать мысли о том, что с этим местом что-то не так. Только что именно сказать было сложно.       Три раза в день был приём пищи. Часы в комнате не висели, поэтому невозможно было узнать, в какое время приносили еду, учитывая ещё то, что Фрея постоянно спала. Было ли утро, день или вечер, она не знала, а на её вопросы отвечать не торопились. Срез, который приносил еду, мог два раза подряд сказать, что сейчас вечер или ночь. Это был Дельта, насколько Фрея поняла — именно он стоял поодаль, когда она только очнулась в этом исследовательском центре.       Фрея прекрасно запомнила его недовольный голос и поджатые губы, что в принципе не изменилось и сейчас — он всегда выглядел крайне сердитым и наверняка смотрел на Фрею из-под маски взглядом, желающим, чтобы она вообще не просыпалась. Возможно, он был недоволен тем, что именно его приставили наблюдать за ней, либо сам по себе был очень нервным, Фрея точно не знала. Потому что на вопросы он практически не отвечал и большую часть времени раздражённо фыркал и скалился. Небрежно ставил капельницы, будто стараясь побольнее сунуть иголку под кожу. Фрея каждый раз морщилась от боли, но изо всех сил пыталась не подавать виду, что ей больно, чтобы не слушать в свой адрес язвительные фразочки.       — Чего дёргаешься? Тебе не иголки под ногти заталкивают.       В итоге Фрея решила вообще лишний раз ему ничего не говорить, да и сам он на отвлечённые темы с ней заговорить не пытался. Приносил еду, брал кровь на анализы, самым не заинтересованным голосом спрашивал о её самочувствии, записывал данные в свою потрёпанную тетрадку и уходил.       Когда Фрея начала немного ходить, то, ко всему прочему, он стал заставлять её делать зарядку и молча следил за выполнением каждого упражнения, вздыхая на моментах, когда Фрея особенно вяло тянула руку или ногу. От его внимания всегда становилось не по себе, и Фрея с нетерпением ждала момента, когда сможет нормально передвигаться и его «помощь» будет не нужна. А пока старалась отвлекаться в моменты их занятий. Например на серёжку Дельты, похожую на ту, которая была у Дотторе — длинная синяя пробирка с серебряным основанием. Казалось, что внутри была какая-то жидкость, но спросить об этом Фрея не решилась, ожидая в ответ какую-нибудь колкость про то, что ей стоит шире раскрыть глаза.       — А почему здесь вся еда такая… — Фрея подняла ложку, рассматривая, как за ней тянется серо-коричневая кашица.       От вида однообразной еды уже начинало подташнивать, хотя на вкус она была приемлемой, похожей на недосоленную картошку. В какой-то момент Фрее стало казаться, что Дельта специально носит ей только это нечто, чтобы с наслаждением смотреть, как она каждый раз с большим отвращением это жуёт. В конце концов она решилась на вопрос, готовая в случае чего получить не самый приятный ответ.       — Какая — «такая»? — несмотря на маску, Фрея была уверена, что он закатил глаза.       — Ну… однообразная, — срез промолчал, и Фрея решила попытать счастье ещё раз: — Почему нет фруктов или овощей? Супов? Может, еда, которую я ела раньше, помогла бы мне вспомнить что-нибудь?       — Это самая питательная смесь, на которую ты вообще можешь рассчитывать. Идеальное соотношение белков, жиров и углеводов, богата витаминами… — Дельта даже оживился, когда начал ей об этом рассказывать, ровно сев на стуле, хотя до этого, ссутулившись, что-то записывал. Фрея поникла. Состав еды был ей совсем неинтересен, и слушала она его вполуха. — Эй, а ты что хотела? Обслуживание высшего разряда? — Дельта заметил, что Фрея отвлеклась, вместо того, чтобы слушать его с открытым ртом, и теперь снова был недоволен. — Может, тебе ещё устроить путешествие по всему Тейвату? Вдруг окажешься в знакомом месте и вспомнишь что-нибудь?       — А что, можно? — спросила Фрея, запоздало подумав о том, что, скорее всего, это был риторический вопрос с очевидным ответом «нет». Ехидная интонация Дельты это подтверждала.       — Ты что, дура? — ответил он вопросом на вопрос. В этот раз Фрея решила промолчать, думая, что диалог окончен, но Дельта оказался как никогда разговорчив. — Что, мечтаешь побыстрее поправиться и уйти отсюда?       Фрея рассеянно кивнула. Мысли о том, чтобы уйти, пугали не меньше, чем о том, что придётся тут надолго задержаться. Куда она пойдёт? Без денег и воспоминаний. У неё нет абсолютно ничего своего, кроме сомнительного имени.       — Интересно, когда это произойдёт… — спросила она, даже не ожидая ответа.       Дельта хохотнул. Впервые в её присутствии, но этот смех не предвещал ничего хорошего.       — Неправильный вопрос задаёшь, — Дельта наклонился вперёд, длинные передние пряди упали на лицо. — Лучше бы спросила, произойдёт ли это вообще.       По спине пробежал холодок. Фрея вздрогнула и посмотрела на среза удивлёнными глазами.       — В смысле? А это может не произойти? — руки до боли сжали простыню, как последнюю точку опоры. Впервые за долгое время в горле появился ком и снова стало першить.       Срез поставил локоть на стол, подперев рукой голову. Говорить он не торопился, наслаждаясь недоумением в глазах Фреи.       — Нуу, не знаю… Мало ли, получишь какое-нибудь осложнение и не сможешь с кровати встать, — пожал он плечами как ни в чём не бывало. С губ не сходил оскал, демонстрирующий острые зубы.       Фрея прикрыла глаза, сто раз пожалев о том, что вообще завела этот диалог.       — Если это шутка, то она совсем не смешная.       Этот разговор оставил очень неприятное послевкусие. Опять-таки, Дельта не сделал ничего такого, чтобы Фрея с точностью поняла, что ей грозит опасность. Его слова могли быть просто злой шуткой, какими он любил время от времени сыпать просто ради того, чтобы вывести Фрею из себя. По крайней мере, она старалась себя в этом убедить. Ей словно до последнего хотелось оставаться в приятном неведении и не обращать внимания на явные звоночки о том, что с этим местом точно что-то не в порядке. И чем дольше она делала вид, что ничего не замечает, тем хуже могли быть для неё последствия.       Возможности спросить о странном поведении Дельты тоже не было — Дотторе она с тех пор не видела, а специально просить, чтобы он к ней пришёл, крайне не хотелось. Выбирая между доктором и его срезом, сложно было сказать, кого из них ей хотелось бы видеть меньше.       В какой-то момент Фрея поняла, что у неё в голове слишком много мыслей, которыми очень хотелось поделиться и спросить совета, но говорить было абсолютно не с кем. А начинать что-то вслух обсуждать наедине с собой казалось прямой дорожкой к безумию.       Вторым человеком, который время от времени к ней наведывался, был Дзета. Фрея не до конца понимала, зачем он вообще к ней ходит. Возможно, чтобы она не сошла с ума от одиночества? Но пока что она большую часть дня спала и эта проблема не стояла так остро. Да и сам по себе Дзета был немногословен, а на все вопросы насчёт Дотторе или того центра, где они сейчас находились, отвечал, что ему не положено об этом говорить. В итоге его компания казалась совсем бесполезной, но хотя бы не раздражала, как было с Дельтой.       Обычно он тоже справлялся о её самочувствии и садился за стол что-то рисовать в своём блокноте, пока Фрея продолжала дремать. Иногда он приносил с собой книги, насколько Фрея понимала, с разрешения доктора. Среди них была энциклопедия Тейвата, краткий справочник птиц и животных, сказка «Снежная принцесса и шесть карликов» и гид по Ли Юэ. Энциклопедию Фрея читала с удовольствием, надеясь, что яркие картинки и описания помогут вспомнить хоть какой-нибудь фрагмент из прошлого, но этого не произошло.       Гид по Ли Юэ её удивил. Не очень понятно, почему из всех регионов был выбран именно этот, но тоненькую книгу Фрея прочитала довольно быстро. Перед глазами довольно живо предстал Заоблачный предел с уходящими ввысь каменными столбами, возвышающиеся над водной гладью каменные копья Гео Архонта в лесу Гуюнь и остальные красоты Гео региона. Отчего-то именно эта небольшая книга понравилась Фрее больше всего, вызывая щемящее чувство в груди каждый раз, когда она попадалась ей на глаза. Но, опять-таки, никакие воспоминания не пробудились.       Однажды Дзета притащил с собой огромный анатомический справочник, в названии которого была подпись «краткий». Судя по запыхавшемуся лицу Дзеты, ему стоило больших трудов донести его до палаты Фреи. Видя его рассеянное выражение, Фрея решила аккуратно поинтересоваться.       — Далеко пришлось тащить? — она замерла в ожидании, надеясь, что Дзета, пытавшийся восстановить дыхание, забудется и скажет ей что-нибудь интересное. Так и произошло.       — Да, пришлось постараться, — в голосе слышалась скрытая гордость своим поступком. — Прайма сегодня не было на нижних этажах, вот я и забрал, пока никто не видел. Ему она всё равно ни к чему, он и так всё это наизусть знает…       В момент произношения последней фразы глаза Дзеты округлились. Кажется, он понял, что сказал лишнее и обиженно посмотрел на Фрею, которая успела воспользоваться его уязвимым положением.       — Кто такой Прайм, ты мне не скажешь? — Фрее еле удалось скрыть улыбку.       — Нет, — Дзета для уверенности ещё и отрицательно качнул головой; за кудрявыми волосами на мгновение стали заметны покрасневшие уши.       Фрея в который раз удивилась его внешнему виду и вновь задалась вопросом, кто такие срезы. Все они выглядели как обычные люди, могли краснеть, бледнеть, заикаться, имели собственные привычки и характер. Неужели внутри каждого скрывался механический каркас и всё, что она видела, было лишь имитацией поведения живого человека? А если нет и каждый всё-таки состоял из плоти и крови? Как это вообще было возможно?       Фрея продолжала смотреть на Дзету уже без тени улыбки. Он немного стушевался под её серьёзным взглядом и спрятал руки в карманах, посматривая то на неё, то на книгу.       — Что-то не так?       — Всё нормально.       Фрея понимала, что любые её вопросы останутся без ответа, поэтому не стала даже пытаться.       Справочник, который он принёс, был старым и потрёпанным и не представлял для Фреи никакого интереса. Как-то она открыла его на случайной странице, не поняла практически ни слова и закрыла, с намерением больше никогда не открывать.       Но Дзета не всегда отстранённо сидел за столом. Однажды он принёс с собой расчёску и кучу каких-то резинок, попросил Фрею сесть и устроился сзади, чтобы сделать ей причёску. Медленное расчёсывание волос успокаивало и в какой-то момент Фрея чуть ли не повалилась на него, немного задремав. Он делал ей хвостики, заплетал косички и даже предложил подстричься — Фрее, в общем-то, было без разницы, и она разрешила Дзете делать со своими волосами всё, что ему придёт в голову.       Судя по его важному голосу и тому, как старательно он пытался делать разные причёски, побывать в амплуа парикмахера Дзете понравилось. Фрея даже задалась вопросом — чем он вообще занимался в свободное время? Судя по всему, в исследовательском центре было не так уж много развлечений для ребёнка.       Стричь он её всё-таки не стал, но после каждой заплетённой косички и сделанного хвоста спрашивал Фрею, нравится ей или нет.       — Всё равно, — девушка каждый раз понимала плечами, слушая его недовольное сопение.       Ей на самом деле было всё равно. У неё не было даже зеркала, чтобы оценить ту или иную причёску. В итоге Дзета остановился на двух низких хвостиках и чёрном ободке. Фрея приняла это как данность. Судя по лицу Дзеты, он остался доволен проделанной работой. Откуда ободок, он так и не сказал, хотя Фрея его несколько раз об этом спрашивала.       В какой-то момент особенно невесёлых раздумий Фрее даже стало казаться, что она тоже какой-то неудавшийся срез Дотторе. Да, её бордовые волосы не были похожи на его светло-голубые, но зеркала нигде не было, отчего она время от времени подумывала, что является его женской копией. Как бы смешно это ни звучало, подобные мысли вгоняли её в ужас.       Она могла подолгу возить руками по лицу, пытаясь убедить себя, что совсем на него не похожа. Хоть Дотторе и все взрослые срезы, которых она успела встретить, носили маску, она также видела Дзету и могла примерно представить, как выглядит взрослая версия его лица. У Дзеты был нос с горбинкой, в то время как свой казался абсолютно прямым. Также отличались и уши — свои были длинными и острыми, резко реагирующими на любой звук и болевшими, если долго лежать на боку. Подобная длина казалась лишней и приносящей неудобство. От громких звуков болела голова. У Дзеты уши были самыми обычными.       Не менее странным и ненужным ей казался собственный хвост с пушистой бордовой кисточкой, который она сначала не заметила и даже успела напугаться, когда впервые почувствовала его мягкое прикосновение у ноги.       Немного успокоиться удалось только после того, как Дзета сказал, что её глаза чёрные, что совершенно отличались от его ярко-красных. Оставалось лишь поверить на слово, но, несмотря на это, Фрея всё равно продолжала время от времени ощупывать своё лицо на предмет каких бы то ни было странностей.

***

      Дни текли один за другим. Фрея даже не пыталась их считать, полностью отдавшись потоку времени. Всё шло своим чередом до определённого момента. Закрыв глаза в своей уютной кровати, в следующий раз она их открыла уже в совсем ином месте.       Перед собой она увидела знакомые кирпичные своды, до которых практически не доходил свет от низких ламп. Над ней самой, чуть поодаль от лица, висела лампа повернутая куда-то в сторону, поэтому свет глаза не слепил, но, тем не менее, кроме потолка и шкафов в отдалении, мало что удавалось рассмотреть.       Лопатками она чувствовала прохладный металл стола, руки безвольно лежали вдоль туловища, и пошевелить даже одной мышцей казалось невозможным. Но Фрею это почему-то не пугало. Она смотрела на всё равнодушным взглядом, словно через пелену тумана. Находясь одновременно в своём теле и где-то снаружи, одновременно чувствуя всё и не чувствуя ничего.       Опустив взгляд чуть ниже, она увидела сгорбленную фигуру врача, который что-то сосредоточенно делал, склонившись над ней. Был слышен лязг металла и шипение, к которому прибавлялся неприятный мокрый звук. Если бы Фрея могла шевелиться, то её точно бы передёрнуло. Следующим, что она почувствовала был запах. Запах горелой плоти, спирта и холода, каждый из которых по отдельности казался знакомым, но всё вместе резко щипало обонятельные рецепторы, превращая каждый вдох в испытание на возможность удержать содержимое желудка.       Не считая мерзких звуков и не менее мерзкого запаха, больше её ничего не беспокоило. Она то погружалась в забытьё, то снова видела перед собой тёмные своды, а металлический стол не казался особо неудобным. Абсолютное спокойствие.       По боку капля за каплей скатилось что-то тёплое. Фрея нехотя снова перевела взгляд на доктора. Он слегка поднял руки, чтобы бросить инструмент с зажатым ватным тампоном в сторону. Зажим был весь в крови, как и его перчатки. Миска от соприкосновения с инструментом издала громкий металлический звук, режущий по ушам. Фрея пожалела, что вообще может слышать. От любого громкого звука по голове будто били маленькой наковальней.       Прошло ещё какое-то время, Фрея тупо смотрела перед собой, стараясь не обращать внимание не внешние раздражители. Наконец Дотторе выпрямился. За голубыми волосами показалась нижняя часть лица с абсолютно равнодушным выражением. Фрее подумалось, что у неё, наверное, примерно такое же. Показались руки с блестящим от крови хирургическим ножом. Фрея продолжала наблюдать за его действиями, словно откуда-то издалека. В голове не единой мысли.       Когда руки доктора снова скрылись в области её живота, Фрея впервые почувствовала, будто её органы что-то сжимает. Странное ощущение. Немного щекотное, отчего даже захотелось улыбнуться. Она определённо понимала, что не должна ощущать, как внутри неё что-то сжимается, скребётся и отрывается с мерзким хлюпающим звуком. Но всё же никакой реакции у неё это не вызывало. Она продолжала смотреть прямо перед собой, просто в ожидании дальнейших событий.       Дотторе снова выпрямился. В этот раз у него в руке было что-то зажато. Некая бесформенная масса тёмно-бордового цвета, название которой даже приблизительно не приходило в голову. На идеально чистом халате и рубашке теперь можно было тоже разглядеть капли крови. Наверное, лопнул какой-нибудь сосуд…       — Отнеси это на нижний этаж. Операционная для двенадцатого объекта уже должна быть готова. Не забывай вести записи о ходе трансплантации, потом покажешь мне.       Безэмоциональный голос расчётливо отдавал приказы тому, кого со своего ракурса Фрея видеть не могла. Она прикрыла глаза, думая о том, кто такой этот двенадцатый объект. Когда она их открыла, руки Дотторе уже были пусты, и теперь он повернул голову в сторону её лица.       — Засечём, сколько потребуется времени для полного восстановления печени. Надеюсь, снова тебя резать не придётся, чтобы следить за процессом.       Холодная рука коснулась щёки, оставляя на ней кровавый след. Мороз по коже.       — Стоит изъять один для дальнейших исследований?       Шрамированное лицо оказалось слишком близко. Ощущать лёгкое прикосновение голубой пряди а такой ситуации казалось почти смешным. А видеть в металлическом отражении маски собственное лицо с закрытыми глазами было ещё забавней. Как она может всё это видеть, если глаза закрыты? Такого просто не может быть.       Дотторе решил исправить это недоразумение, потянувшись к одному из её глаз и поднимая веко.       Весь ужас собственного положения дошёл до Фреи только сейчас. Зрение плыло, появилась отдышка, а по всему телу словно прошёлся электрический разряд. Захотелось оттолкнуть доктора, как угодно вывернуться из его хватки и убежать, но в миг накрыло ледяное осознание: куда она убежит со вспоротым животом? Хоть она и не видела всего ужаса, происходящего с её нижней частью тела, но могла живо представить свежее и кровоточащее месиво из внутренних органов, где не хватало одной очень важной детали.       Одновременно хотелось как наклониться и убедиться в этом, так и зажмуриться, надеясь, что всё это ей просто мерещится. Впрочем, ни того ни другого она сделать не могла: тело оставалось неподвижным, не принадлежащим ей.       Доктор наклонился ещё ближе — всё лицо будто покрылось инеем. Надавил на глаз…       Фрея дёрнулась, подскочив на кровати. Ошалелый взгляд метался от одной стены к другой, не для конца понимая, что произошло и куда делся доктор. Сердце бешено билось в груди, заставляя дрожать всем телом.       Это был сон. Всего лишь сон. Самый реалистичный из всех, которые она видела. Несмотря на приятное осознание, Фрея всё равно дёрнула рубашку вверх, чтобы в этом убедиться. Кожа была абсолютно ровной, без намёка на малейшие шрамы. Что уж говорить об открытых ранах, из которых в любой момент могли вывалиться кишки. Оба глаза тоже были на месте и прекрасно всё видели.       Фрея облегчённо упала на мокрую подушку, липкий страх от увиденного всё ещё не отпускал. Если это был всего лишь сон, то почему Дотторе казался настолько реальным, словно к нему можно прикоснуться?