Long Dead Affair

Среда, полдень

      Бруно закапывает останки кролика.       Краем глаза Абаккио наблюдает за тем, как он копается в земле потяжелевшими руками, пока у него не получается яма чуть глубже, чем для посадки цветов. Затем он запихивает все это безобразие внутрь и зарывает, плотно утрамбовывая землю. Сверху он кладет несколько камней.       Затем он смывает кровь в реку, и Абаккио бесконечно благодарен Бруно за то, что тот решил пустить свою еду вниз по течению. Количество крови, которую он смывает с рук и рта... на это... Абаккио не может смотреть. Но он смотрит.       И все это время, пока он подглядывает, притворяется, что занят рыбой.       Наверное, не очень убедительно, ведь он уже упаковал свой улов в холодильник, а ловушки заново наживил и подготовил для следующего раза. Может быть, на какое-то время его и оставят в покое, если ему удастся отдохнуть перед следующим выходом на патрулирование, но завтра ему все равно придется выйти, чтобы проверить силки на наличие... кроликов...       Бруно, мокрый по самые рукава, подходит и встает рядом с Абаккио. На этот раз, как обычно, с шумом, за что Абаккио ему благодарен.       Вблизи Бруно выглядит откровенно жалким, гораздо хуже, чем издалека, и этот вид не самый лучший. Его губы сжаты в тонкую линию, глаза тусклые, а лицо ужасно бледное. Он сжимает предплечье своей застегнутой руки, плечи напряженно сгорблены.       И, как бы глупо это ни было, но Абаккио не может удержаться, чтобы не спросить: – Ты в порядке?       Хотя очевидно, что Бруно очень даже не в порядке.       Но Бруно только пожимает плечами. Лишь слегка ими подергивает – должно быть, свежие швы все еще беспокоят его(помимо всего прочего). Его незанятая правая рука тянется к блокноту, и Абаккио спешит протянуть ему его вещь. Пока он это делает, голубые глаза отводятся в сторону, отказываясь встретиться взглядом с Абаккио.       Что вполне нормально. У него есть полное право. Абаккио это понимает, потому что сам немного потрясен. Эта пищевая привычка Бруно была такой же кровавой, как Абаккио и представлял, но наблюдать за этим все равно...       Ужасно. А еще немного тошнотворно. – Давай вернемся, – говорит Абаккио, поднимаясь на ноги, потому что уже слишком долго сидит на берегу реки. Если он ещё задержится, то мозг в автоматическом режиме воспроизведет все остальные случаи, когда зомби разрывали плоть, которые он когда-либо видел, и образы в голове пробудут ещё месяц, пока Абаккио будет ждать окончания этого шоу ужасов.       В ответ Бруно слабо кивает, и на мгновение Абаккио остается только стоять и пялиться на него.       Затем он мысленно дает себе пощечину, берет свой холодильник и начинает идти.       Выкинуть из головы небольшой перекус Бруно сложно, как бы сильно Абаккио ни хотелось двигаться дальше. Это явно не то, что нравится Бруно, оно не соответствует его характеру. Для него это, вероятно, еще хуже, чем для Абаккио – быть свидетелем такого. Так что Абаккио следует смириться и перестать размышлять об этом. Ради них обоих.       Но проблема в том, что Абаккио все это сильно выбивает из колеи наряду с зародившимся непреодолимым чувством сочувствия в его груди. Такими темпами он так или иначе утонет в неприятных воспоминаниях.       Даже если не брать в счет поедание сырого кролика... то, как Бруно двигался, чтобы поймать этого кролика, было... просто сверхъестественно.       Абаккио, конечно, всегда мог спросить об этом Бруно, но, оглянувшись назад, он увидел, что Бруно в данный момент увлечен разглядыванием своих свинцовых ног. Тусклые глаза следят за каждым его тяжелым шагом.       ...Абаккио прибережет все вопросы до дома.       Нет никаких сомнений, что Бруно – типичный зомби. Абаккио, черт возьми, давно пора с этим смириться, ведь все свидетельства указывают на этот факт с того самого момента, как Бруно забрел в гостиную Абаккио. Единственное объяснение его ненормальному зомбированному состоянию заключается в том, что он сохранил свою душу благодаря упрямству, как так любезно сообщил Джорно.       Ученые и врачи в Городе могли бы провести целый день, изучая Бруно, выясняя, что заставляет его мыслить, и, как обычно, все делая чертовски неправильно...       Что является ещё одной причиной для Абаккио держать Бруно в секрете.       Быть подопытным – полный отстой, тем более если ты нежить.       ...По крайней мере, вчера был день стирки(а Бруно все время крутился рядом, пока Абаккио стирал одежду в ванной и развешивал ее сушиться на заднем дворе), так что у Бруно будет что-то чистое и сухое, во что он сможет переодеться, когда они вернутся домой. Ведь сегодня, в конце концов, прохладный весенний день. Бруно ненавидит холод.       Было бы неплохо пойти обратно по долгому пути, поскольку Абаккио уже давно пренебрегает временем, но сейчас у него не хватает духу. Сейчас, когда Бруно выглядит столь ужасно.       Поэтому он уклоняется от ответственности и выбирает короткий путь через лес. Они уже обошли весь периметр, когда шли сюда, напоминает себе Абаккио, этого должно быть достаточно. После сегодняшнего дня он больше не будет расслабляться. Это беспрецедентные обстоятельства. Он должен справиться с ними.       Кроме того, этот путь более запутанный, а потому привлекает все большее внимание Абаккио. Гуще листва, легче заблудиться или подвергнуться нападению. Это вынуждает его быть более бдительным.       Точнее, ну, должно, но его разум всегда любил витать в облаках в самый неподходящий момент. Сейчас он лишь вполуха обшаривает деревья в поисках признаков неприятностей, больше сосредотачиваясь на неумолимом присутствии Бруно. На зубах, впивающихся в кроличью шкуру, на крови, стекающей вниз, на ярких голубых глазах и холодной бледной коже.       Абаккио задет.       А вот его органы чувств и не думают активизироваться, пока он не споткнется о труп.       Ладно, это небольшое преувеличение. Абаккио замечает его задолго до того, как оказывается достаточно близко, чтобы споткнуться, благодаря тому, что вместо этого он спотыкается о чертов корень дерева, переводя взгляд вниз. Однако он не падает. Просто останавливается перед окровавленным трупом, распластанным на его пути, и застывает. Глаза прикованы к нему.       И тут же его тело переходит в режим полной тревоги, в ушах шумит кровь, потому что прошло слишком много времени.       Прошла целая вечность с тех пор, как он видел хоть какие-то признаки выживших, и вот один из них здесь. По-настоящему мертв.       Уже не выживший. Жертва.       Лежит здесь, в двух шагах от того места, где Абаккио еще час назад спокойно расставлял ловушки. Сердце Абаккио болезненно колотится в груди, желудок скручивается в тугой узел, от которого его тошнит.       То, от чего человек погиб, очевидно. Он весь в следах укусов, кровавых, сырых и тревожно свежих. Они не похожи на те, что оставляли после себя зубы Бруно, вгрызавшиеся в кролика, и, блять, Абаккио не может связать эти воспоминания друг с другом – от них не будет никакого толку: зубы, впивающиеся в плоть, и мучительная обжигающая боль в плече, ближе к шее...       Заставив себя закрыть глаза на три секунды, Абаккио дышит. Медленно. Пахнет влажной листвой и мокрой землей, но не кровью. Он не смеет больше тратить время, чтобы вырваться из этого дерьма. Он опускает руку, сжимающую его собственное плечо.       Когда его взгляд снова падает на только что умершего не-выжившего, в голове у него туман. Она забита забрызганной кровью кожей, красным ртом и пустыми одичавшими глазами.       Его руки дрожат. Одна крепко сжимает ручку холодильника, а вторую он сжимает в кулак. Он впивается ногтями в ладонь и скрипит зубами, ему приходится быть внимательным. Мысленно присутствовать(раньше это у него не вызывало никаких трудностей).       Судя по всему, не так давно по крайней мере два зомби с удовольствием разгрызали этого парня на куски.       А Абаккио и понятия не имел. Он ничего не слышал. Ни единого крика, что, возможно, объясняется зияющей дырой в горле трупа, которая, скорее всего, была проделана одной из первых.       Абаккио позволил этому случиться точно так же, как...       Блять.       Если не принимать во внимание само существование этого жуткого трупа, есть две явные проблемы, заставляющие волосы на затылке Абаккио вставать дыбом. Его пальцы разжимаются и судорожно нащупывают пистолет, пока он переключается с оценивания окружающей обстановки на наблюдение за мертвецом и обратно.       В голове у него полный сумбур, сердце колотится, но он далеко не в первый раз попадает в подобную ситуацию – об этом ему настойчиво напоминают назойливые воспоминания, бьющие по запертой двери в его сознании. Так что он знает. Он знает, на что обратить внимание. Пытается глубоко дышать и здраво оценить ситуацию...       Проблема первая: кто бы ни ел этого парня, он должен быть поблизости.       Проблема вторая: рука мистера Трупа подергивается.       Мертвое быстро превращается в неживое, и если Абаккио быстро не предпримет что-нибудь, у него появится еще один зомби, с которым придется иметь дело. Свежеобращенный, быстрый, свирепый зомби.       Что-то ударилось о спину Абаккио, и он роняет холодильник и поворачивается с пистолетом наготове.       Но это всего лишь Бруно.       Конечно, это всего лишь Бруно.       Ему повезло, что он не получил пулю между своих широко раскрытых глаз, когда вот так смотрел в ствол! Он все так же пепельно бледен, плечо жесткое и холодное, что до ужаса знакомо.       Но это Бруно. Бруно. Бдительный и безопасный, и он не собирается сожрать Абаккио, как та хрень, что шуршит в подлеске прямо вон там.       Абаккио отворачивается от Бруно, освобождая плечо нежити, чтобы можно было нацелить пистолет на движение. Медленно, осторожно Абаккио начинает пробираться сквозь деревья, растения и прочую херню. Он крадется к не совсем мертвому телу.       К этому времени Бруно тоже заметил его. Не заметить это невозможно. Он прижимает блокнот к животу. Широко раскрытые глаза, окрашивающие тусклое выражение лица, пристально смотрят на труп.       На долю секунды в мозгу Абаккио возникает картина, как Бруно делает нечто подобное. Но эта мысль была с силой отброшена.       Это кровавое побоище – дело рук настоящих зомби. Не блуждающих душ, упорно застревающих в мертвых телах.       Но Бруно способен. Любой, кто обращается, способен на такое. Неважно, кем они были до этого, само́й нежностью или добрым сердцем – будь они прокляты.       Блять.       Абаккио качает головой. Сжимает обе руки вокруг пистолета.       Эти мысли не помогают.       Окровавленный труп на земле выглядит молодым, возможно, не намного старше Абаккио – не то чтобы он хорошо разбирался в этом всем, да и не так уж это важно. Судя по тощему виду парня, он и до того, как до него добрались зомби, выживал не лучшим образом. Менее чем в полукилометре от безопасного места, с указателями и радиосвязью, указывающими на помощь, которую должен был оказать Абаккио, он был растерзан. Убит прямо здесь, в лесу, на той самой тропинке, по которой Абаккио ходил бы регулярно, если бы не утруждал себя выполнением своей гребаной работы.       Он так отвык от этого. Ему хочется закричать от разочарования, но он крепко сжимает челюсти.       Конечно, прошло чертовски много времени с тех пор, как здесь проходили выжившие, но прошло еще гораздо больше времени, как Абаккио видел такую жуткую смерть, как эта.       Ужасных смертей было много, но обычная смерть человека, которую можно было предотвратить? Это было... слишком давно. Самый запоминающийся случай зудит у него в мозгу, но он не обращает на него внимания. Во всяком случае, пытается. Последний случай произошел уже достаточно давно. Еще до того, как он начал эту работу.       Он никогда не терял выживших. Ни разу, насколько ему известно. Ни разу не натыкался на тело после смерти. С тех пор как он начал здесь работать.       Потому что раньше он больше старался.       Но теперь...       Вина за этот случай полностью ложится на его плечи.       Руки Абаккио снова задрожали. Это нехорошо. Он должен держать себя в руках, если не хочет, чтобы его тоже съели.       Его тело работает на автомате, направляя пистолет прямо в лоб трупа.       В тот момент, когда он нажимает на спусковой крючок, что-то бьет его по рукам, сбивая прицел. В результате пуля едва задевает ухо трупа, врезаясь в землю, и Абаккио вырывает свои руки из других холодных рук, спотыкаясь и отступая на шаг назад. – Какого хрена, Бруно? – рычит он сквозь стиснутые зубы.       Бруно, все еще широко раскрыв глаза, снова хватается за предплечья Абаккио, пытаясь заставить их направиться в любую сторону, но не вниз. Что опасно по ясным причинам и в конечном итоге приведет к гибели обоих.       Абаккио уклоняется от его попыток. – Хватит! – шипит он, едва не спотыкаясь о ноги трупа, – он мертв. Он обратится.       Покачав головой в своей медленной, неуклюжей манере, Бруно снова тянется за пистолетом.       Но Абаккио отталкивает его. Он прицеливается и стреляет, прежде чем Бруно успевает восстановить равновесие, и, к счастью, эта пуля попадает в цель. Она попала трупу точно в голову, заливая кровью и мозгами всю лесную подстилку.       Дергающиеся пальцы нежити замирают.       Голубые глаза пристально смотрят на Абаккио, а руки Бруно безвольно опускаются к бокам, пальцы сжимаются в кулаки. Его рот сложился в дрожащую, кривую линию. – Я должен был, – говорит Абаккио этому предательскому взгляду, – он бы нас съел. Ты не понимаешь, что ли?       На какое-то странное мгновение Абаккио задумывается над обоснованностью этого утверждения. Стали бы зомби есть Бруно? Или они просто не тронут его?       А потом у Абаккио остается гораздо меньше времени, чтобы чему-либо удивляться, потому что сквозь деревья прорываются два самых настоящих зомби, окровавленных, гниющих, подступающих все ближе...       Блять.       Опыт приходит на помощь, вытесняя панику и успокаивая если не сердце, то руки Абаккио, когда он прицеливается из пистолета. Остается только надеяться, что на этот раз Бруно уберется с дороги.       Благодаря неровной, неуклюжей походке Зомби № 1, вместо мгновенной повторной смерти получает ссадину на черепе.       Ругаясь, Абаккио снова прицеливается. За долю секунды до выстрела его ноги безвольно отступают назад, но ему удается проделать дыру в щеке Зомби № 1, после чего он делает второй выстрел, который проходит насквозь через глаз. Зомби спотыкается. Он падает на землю и лежит неподвижно.       Один убит, еще один остался.       У Зомби № 2, к сожалению, было больше времени, чтобы подбежать поближе.       Стрелять, отступая назад, не так-то просто, особенно когда по пятам идет труп, и следующим выстрелом Абаккио промахивается, даже не задев плечо зомби.       И вот он уже слишком близко для того, чтобы использовать оружие – есть множество причин, по которым стрельба с близкого расстояния – ужасное решение: во-первых, разбрызгиваются внутренности зомби, во-вторых, схватка за оружие с самым неуклюжим существом в мире.       Абаккио пытается убрать оружие в кобуру, промахивается, роняет его и решает оставить, хватая бечевку, которую использует для силок, потому что так быстрее, и его неуклюжие пальцы едва успевают схватить ее вовремя.       Зомби № 2 схватился за него.       Абаккио уклоняется от него, туго наматывая бечевку на шею, чтобы потом сдернуть ее со спины, избегая щелкающих челюстей. Зомби бьется и кричит, но ему удается развернуть его и повалить на землю лицом вниз.       Судя по ощущениям, Абаккио свернул ему шею своим грубым обращением, но этого недостаточно, чтобы остановить зомби. К сожалению.       Выстрелы в голову. Чтобы убить зомби, нужно добраться до его мозга.       Абаккио уже не раз делал это раньше. Обычно он выбирает какой-нибудь пистолет, но в крайнем случае подойдет что-нибудь тяжелое и прочное.       Сейчас Абаккио приходится довольствоваться тем, что он хватает в кулак гниющие волосы и снова и снова ударяет зомби лицом о землю, так как тот неконтролируемо извивается, его ослабленный череп в конце концов расколется...       Да блять. Здесь даже нет удобно расположенных корней или камней, чтобы ускорить процесс. По крайней мере, ничего такого, что Абаккио заметил бы при беглом осмотре местности. Времени на поиски у него сейчас нет.       Зомби под ним бешено брыкается, руками и коленями пытаясь зацепиться за землю. Абаккио бьет его локтем в верхнюю часть спины, заставляя лечь плашмя. Его пальцы скользят по выбившимся прядям волос, и он меняет хватку, после чего еще дважды ударяет зомби лицом о землю.       Это не работает, или не спешит работать, но если бы это был бетон, а не мягкий лесной покров, Абаккио было бы легче превратить голову в кашу.       Зомби хватается одной рукой за штанину, и пока Абаккио поднимает колено, чтобы прижать его руку, Леоне, должно быть, ослабил хватку на голове зомби, потому что теперь нежить извивается и борется, издавая хриплые звуки, которые раньше были криками. Передняя часть его лица впалая, бесформенная, белая кость проглядывает между густой темной слизью и сгнившими мышцами…       Абаккио пытается схватиться за пистолет. Потому что для начала ему, вероятно, следовало бы завалить эту тварь, но он – непрактичный идиот, чьи пальцы теперь мокрые от крови и грязи и к тому же скользят по траве, листьям, сосновым иголкам, тщетно пытаясь удержать зомби на расстоянии одной руки.       И тут появляется Бруно.       Бруно оказывается рядом, и он пинает зомби по голове с такой силой, что она отлетает в сторону, сломанная шея тянет за собой разлагающуюся плоть, сгибаясь и вытягиваясь дальше, чем положено человеческой шее.       Это лишь оглушает тварь, но Бруно больше времени и не нужно.       Он присел рядом с зомби, кулак пробивает гниющий череп и возвращается с горстью серого вещества. Выдернув кулак, Бруно сжимает мозг в тисках, словно выжимает сок из апельсина одной рукой, а затем отбрасывает в сторону, где он разбивается о дерево.       Зомби под коленями Абаккио неподвижен.       И это хорошо, потому что Абаккио срочно нужно перевести дух. Он почти уверен, что находится в состоянии, похожем на шок, потому что пиздец.       Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но слов не находится.       Бруно занят тем, что вытряхивает серое вещество со своей грязной руки и вытирает ее о траву. Его лицо все такое же натянутое, бледное и ужасное, каким оно было с тех пор, как он поел, и от этого у Абаккио сводит живот. – ...Спасибо, – выдыхает он.       Бруно натянуто кивает и встает, чтобы забрать свой блокнот с того места, где он, должно быть, уронил его ранее. На Абаккио он не смотрит. Все в порядке.       Абаккио...стоит пошевелиться.       Вонь разлагающейся плоти быстро становится невыносимой.       Уборка, безусловно, нужна, но из-за адреналина, бьющего из Абаккио, всю эту работу трудно представить. Нужно избавиться от тел. Его внутренний голос подсказывает, что нужно похоронить хотя бы выжившего, но он знает, что сжигание тел будет лучше для всех них. Меньше еды, привлекающей бродячих зомби, меньше шансов для мутации и распространения вируса...       По крайней мере: – Я должен вытащить их из леса, – говорит Абаккио, наконец поднимаясь на ноги. Его ноги затекли и не хотят поддерживать его, но он заставляет их подняться.       Бруно не подает виду, что услышал.

–

      Таскать и сжигать трупы – ужасная работа, и Бруно в ней не помогает. Не то чтобы Абаккио был удивлен этим, учитывая позицию Бруно по отношению к «не выжившему» и его угрюмое поведение после той роковой драки.       Абаккио размышляет, считать ли себя счастливчиком, что Бруно вообще вмешался в его пользу, а затем пытается перестать думать об этом. Вывод, к которому он приходит, в любом случае непонятный.       Бруно, по крайней мере, в первую прогулку выходит из леса вместе с ним. Но как только Абаккио вытаскивает двух мертвых зомби за лодыжки на середину открытой улицы, где они ничего не подожгут, он остается на месте. Он ждет, пока Абаккио заберет труп выжившего(и холодильник с рыбой, но это не столь важно в данной ситуации).       По неживому выражению лица Бруно, когда Абаккио поджигает груду тел, невозможно прочесть, о чем он думает. Поэтому Абаккио даже не пытается.       У него есть и свое плохое настроение, с которым он должен справиться. Этого более чем достаточно.       Как бы ни было привычно Абаккио видеть жестокие, кровавые смерти, этой встречи все равно достаточно, чтобы потрясти его. Глаза прикованы к горящим телам, он должен оставаться рядом, чтобы убедиться, что они хорошо разгорятся, будут гореть правильно, а завтра ему снова придется проверять хрупкие кости. Разум Абаккио уносится куда-то вдаль, по спирали. Опасно находиться на открытом месте, в запахе смерти, перед привлекающим внимание костром, но он слишком устал, чтобы думать об этом.       Как он не услышал никаких признаков беды? Тот почти выживший, должно быть, боролся, какой бы жалкой ни была его попытка. Все борются. Никто не хочет быть съеденным заживо, в конце концов.       И пока шла эта борьба, Абаккио был рядом. Прямо там, среди деревьев, но он ничего не сделал. Даже не заметил. Он был слишком погружен в свои мысли из-за своих собственных проблем с зомби, и теперь на планете стало на одного живого человека меньше.       У Абаккио есть одна работа. Одна работа в этом печальном постапокалиптическом мире. И он не может ее выполнить. Он снова стал бесполезным. Хуже, чем было в самом начале, когда он столкнулся в первый день с нулевым пациентом и тем, кого нужно защищать.       Боже. У него появилось непреодолимое желание ударить по чему-нибудь.       Хорошо, что большая часть мира мертва, и нет причин, по которым он не может врезать кулаком в бок ближайшей брошенной машины. Это больно, боль отдается в руке Абаккио и в конечном итоге не приносит никакой пользы. Но от этого легчает. Это помогает ему сохранять концентрацию.       ...И это привлекает внимание Бруно, впервые с момента драки.       Абаккио хочется, чтобы эти тусклые голубые глаза смотрели куда-нибудь еще.       К этому времени тела сгорели настолько, что стали еще более неузнаваемыми, чем были. Обугленная плоть стекает с раздробленных костей. И от них воняет. Давно пора убираться отсюда, больше ничего уже не может загореться, а этот огонь должен утихнуть после того, как сгорят тела, а Абаккио сейчас не до того, чтобы переживать – пора разворачиваться и зашагать по улице. В сторону дома.       Спустя мгновение Бруно, спотыкаясь, идет следом. Он отстает от Абаккио больше, чем обычно.       Абаккио не уверен, что это расстояние между ними объясняется тем, что он сам рванул вперед, не обращая внимания на Бруно, или тем, что Бруно намеренно отстает. Как бы то ни было, Абаккио благодарен. Ему бы не помешало побыть одному.       Потому что Бруно такой, какой он есть, – он просто нечто иное, за что разум Абаккио может зацепиться и копаться в нем со всем своим чрезмерным энтузиазмом.       Как бы то ни было, Абаккио благодарен Бруно за помощь. Он солжет, если будет отрицать, что его пугает проявление нечеловеческой силы и скорости со стороны зомби. Добавьте к этому тот факт, что Бруно использовал лишь часть той силы и скорости, чтобы помешать Абаккио выстрелить в свежий труп – трудно не спутать такие понятия.       В Бруно есть человечность. У него есть душа, которая полна решимости не поддаваться вирусу.       Абаккио пытается удержать этот факт.       Но это трудно, после этой прогулки. После кролика и той легкости, с которой он всадил кулак в череп зомби и вырвал его мозг. Это было слишком близко к тем проявлениям силы, которые Абаккио видел в порочных, жестоких фильмах – руки рвут рубашку и цепляются за запястья...       Уф.       Почему Бруно пытался защитить этот труп? Знает ли он что-то, чего не знает Абаккио? Это скрытая солидарность зомби? Нужно ли Абаккио вообще знать ответ? Что бы там ни было, это принесет ему только новые раздоры, а это последнее, чего не хватало сейчас или когда-либо, так какого черта он вообще позволил Бруно ворваться в свою жизнь?       Черт, это нехорошо. Абаккио разминает больную руку, возвращаясь на какую-то тропинку.       Бруно, похоже, обиделся на Абаккио. Хотя Абаккио всего лишь пытался спасти их обоих из передряги, которую он мог бы предотвратить с самого начала, если бы не был таким бесполезным.       ...Тому трупу уже ничем нельзя было помочь. Больше ничего нельзя было сделать.       Абаккио сделал правильный ход. Он это знает. Было слишком поздно. Он должен был застрелить его. Нельзя было ждать слишком долго. Только не снова. Подобная нерешительность ведет лишь к большим потерям жизней.       А Бруно... он был в порядке. Его действия по отношению к зомбированным останкам выжившего были следствием той же странной заботы, которую он иногда проявлял по отношению к Абаккио. Или же та мягкость, которая заставляет Бруно присматривать за Призрачной Кошкой. После той заминки Бруно помог. Он никогда не причинял и не причинит вред Абаккио.       Только он мог...       Блять. В голове Абаккио царит беспорядочная неразбериха, которую он хотел бы остановить.       Но не получится. Мысли, покрытые множеством слоев сожаления, сомнений и даже страха, продолжают кружить голову.       Мысленный образ скрежещущих зубов вырывается на передний план. Крики...       Все это преследует Абаккио до самого дома. Его руки снова дрожат, когда он ждет Бруно у ворот, а затем у двери, и руки все еще дрожат, когда он запирает дверь. Правая болит от удара по машине. Он больше не может ничего сделать, чтобы успокоиться. Глубокое и медленное дыхание немного помогает.       Он оставляет Бруно внизу и спешит в душ.       Абаккио натирает себя, но ничего толком не смывает. Наблюдая за тем, как кровь и грязь из многих источников стекают в слив, он едва ли нахуй не плачет.       Прошло три с половиной дня после очередной вспышки, а его снова отправили в карантин с окровавленными руками, дырой в сердце, запёкшейся кровью повсюду и куском, отсутствующим в плече, которое болит от взятия мазка. Резкий запах дезинфицирующего средства витает везде и не приносит никакого спокойствия. Его тело слишком горячее и слишком холодное одновременно. Наконец ему разрешили принять душ, но мочалки жесткие, а мыло абсолютно белое и жгучее. Он не хочет находиться здесь, под наблюдением на случай, если он начнет обращаться...       Абаккио опускается. Сгибается вперед, обхватывая колени руками, и сидит так, пока вода не становится прозрачной и холодной.

–

      Бруно ждет его у входа в ванную.       Абаккио не в настроении.       Он пытается пройти мимо, но холодные, окоченевшие, мертвые пальцы касаются его локтя, и Бруно, кажется, ничуть не удивлен тем, как яростно Абаккио отдергивает руку. «Ты в порядке?» – написано в блокноте. Должно быть, было написано заранее. От этого у Абаккио заболел живот. – Я, блять, не знаю, – отвечает он, хотя это означает твердое «нет».       Он не в порядке. Конечно, не в порядке. Он знает, что это не так. Абаккио нравится думать, что он будет в порядке после сна, а сейчас он просто надеется, что вообще сможет заснуть, и для этого ему нужно уйти от Бруно.       Бруно, однако, остается на месте. Стоит на пути Абаккио. Смотрит на него. Все еще грязный после их стычки с зомби. Рукава рубашки заляпаны грязью. Голубые глаза неестественно живые и смотрят на Абаккио как-то слишком по-доброму? Заботливо? Не голодающе? Сочувствующе? Обвиняюще? Как-то странно.       Это уже слишком, а Абаккио очень устал, его разум не слушается, и он не может прочитать по глазам Бруно.       Эти глаза, к счастью, отрываются от него. Бруно черкает что-то в своем блокноте, быстро, по его меркам, и небрежнее, чем обычно. «нужно поговорить» – Нет, не нужно.       Бруно хмурится и тянется к Абаккио. Может быть, чтобы положить руку ему на плечо или еще что-то, но Абаккио отходит в сторону. Натыкается на стену. Потому что сейчас он не может этого сделать. Он чувствует себя хрупким. Как будто он может развалиться любую секунду. Ему так трудно дышать.       А Бруно снова пишет. «Я хочу», – говорит он. Нарочито аккуратно вместо наспех наведенного беспорядка.       Зрение Абаккио затуманивается, поэтому он сжимает челюсти и глотает слезы, которые пытаются вырваться наружу. – Сегодня не день, а пиздец какой-то, – выплевывает он, – о чем тут говорить?       Ответ, конечно, ни о чем, но эта маленькая вспышка заставляет Бруно перестать реагировать. Просто стоит. Спасибо, блять. Абаккио, воспользовавшись безмолвной неподвижностью, проходит мимо, стараясь не задеть, сильно прислоняясь к выцветшим обоям.       Бруно отходит в сторону. Его глаза прикованы к Абаккио, который, спотыкаясь, почти бежит к двери, его голова пульсирует болью от глубоких карих глаз и «Пожалуйста, Леоне», его пальцы колеблются вокруг пистолета, ужасный холод просачивается в его грудь, в его кости, удушающий и тугой, скребущий его, как зараженные челюсти и ужасные ногти.       Ему давно не было так трудно справляться с трудностями. Это все Бруно виноват. Абаккио не может...       Ему нужно побыть одному. Жаль, что он уже остановился, привалившись к дверному косяку своей комнаты и втягивая воздух сквозь зубы.       Кончики ледяных пальцев касаются его руки, и Абаккио отшатывается от слишком близкого фигуры Бруно, по шее пробегают мурашки. – Держись от меня подальше, – рявкает он, не оглядываясь.       Запершись в своей комнате, он падает в постель, и Бруно, к счастью, оставляет его в покое.       Сегодня ночью никто не будет пинать дверь Абаккио. Только слоняться вокруг. Вниз по лестнице, потом снова вверх. Душ начинает работать, и на этот раз Абаккио никуда не возвращается. Не к приятной жизни до вспышки, о нет, потому что та жизнь ускользает все дальше с каждой секундой.       Боже. Блять. То, что Бруно оставляет Абаккио в покое, не означает, что его прошлое делает то же самое. Когда прошлое вообще когда-нибудь оставляло его в покое? Оно никуда не делось, даже когда у него оставалось достаточно алкоголя, чтобы напиться до одури.       Уже почти ночь. В любом случае ему нужно поспать.       В глубине души он знает, что шансов на это нет.       В голове все проносится так, словно это случилось только вчера, и настолько ясно, насколько это запечатлелось в его памяти.       Это был такой же вечер, как и все остальные. Обычный. Нормальный. Ясное зимнее небо с несколькими разрозненными облаками, светящимися в лучах раннего заката. Эннио смеялся над чем-то, что его дочери сделали ранее, и выражал свою обычную радость по поводу того, что сегодня вечером ему удастся поужинать со своей маленькой семьей – женой и детьми. Ведь они с Абаккио работали в раннюю смену по средам.       Абаккио пригласили на ужин, подумал он. Может быть. Он иногда ходил. Он никогда не чувствовал себя навязчивым.       Больше всего на свете Абаккио хочется вылезти из головы и жить где-нибудь в другом месте. На мгновение ему хочется не думать, что будет потом, прочитать свое имя в виде статистики на экране, подумать: «О боже, как трагично», и на этом все закончится. Быть кем-то другим. Забыть.       Но Абаккио знает, что было потом. К сожалению, он сам позволил этому случиться. Он ответил на общий сигнал бедствия с того частного объекта, расположенного слишком близко к городу, и они подъехали с мрачными лицами в последние полчаса своего патрулирования.       Они были одними из первых на месте происшествия, повсюду была бойня. Абаккио шел впереди, а Эннио за его спиной, выйдя из машины, чтобы обойти большой черный фургон, который врезался в выездные ворота и лежал на боку, испуская пар – сплошные пулевые отверстия и брызги крови, но никаких зомби пока нет. А вот трупы – да. Они подергивались так, что он не смог бы найти в них ничего схожего с человеком, пока не стало бы слишком поздно, чтобы это имело значение.       Абаккио не знал, чего ожидать. Вспышка – говорилось в общем сообщении. Нарушение изоляции. Разорванные тела с обглоданными внутренностями указывали на нападение животных.       Человекоподобные фигуры, склонившиеся над трупами и впившиеся зубами в окровавленную плоть, опровергали эту теорию.       У Абаккио от этого перехватило дыхание, и сейчас, когда он свернулся калачиком в постели, зарылся руками в волосы и умоляет свой мозг не вспоминать о том, как он колебался от страха. Как они – и он, и Эннио – оба отступали, а не стреляли в нелюдей в лабораторных халатах. Зомби и их жертвы преследовали их. Соблазнительное свежее мясо посреди всей этой бойни. Даже некоторые из недоеденных, которые едва держались на ногах, переваливались через них и поскальзывались в собственной крови, истекая темно-красными мокрыми каплями. Органы, ткани и невероятная вонь, от которой у Абаккио даже сейчас закладывает нос и вызывает рвотные позывы, как и тогда.       Тогда им следовало стрелять в них. Абаккио должен был выстрелить в них. В ту самую минуту. Эннио выстрелил.       На территории были и другие живые – другие выжившие. Большинство из них находились внутри здания, и все они кричали.       Вызванные на помощь спасатели быстро разбегались, потому что когда спасаешь того, кто съест тебя за то, что ты ему помог, спасение становится излишним.       Эннио, как всегда, быстро взял себя в руки. Он уравновешенный, вдумчивый, и у него было больше опыта, чем у Абаккио, поэтому неудивительно, что его палец первым нащупал спусковой крючок. Неудивительно, что он хватал всех, кто выжил, и заталкивал их в убежище. И что оставалось делать Абаккио, кроме как броситься на помощь, пока...       Пока он не оказался идиотом, и что-то с рычанием бросилось на него, а он замер, вместо того чтобы выстрелить, и Эннио встал между Абаккио и опасностью.       Первый выстрел не убил зомби. Он продолжал неторопливо двигаться к ним. Эннио не мог прицелиться как следует – одна его рука была зажата в тисках на руке Абаккио, он тащил его за собой, спотыкаясь и бормоча что-то вроде: «Достань пистолет», «Все в порядке» и «Спустись с неба на землю, Леоне, надо работать».       Абаккио встряхнулся и собрался с духом, но в итоге это не помогло, потому что Эннио все равно укусили.       Абаккио поскользнулся на чем-то слишком мягком и хлюпающем. Кишки поволочились по полу. Он гордился собой за то, что не упал, за то, что держал пистолет. Но Эннио, конечно, все еще держался за него, помогая ему выпрямиться, и вот так тот зомби – пациент номер ноль, как позже узнал Абаккио, – вцепился Эннио в ногу, разорвал форменные брюки и...       Он закричал. Абаккио не может забыть этот звук. У него звенит в ушах.       Стреляя в зомби, Абаккио промахнулся и почувствовал, как рука Эннио выскользнула из его руки, а затем зомби оказался сверху напарника, и все остальное превратилось в сплошное кровавое пятно, еще больше зомби, тесный коридор, Абаккио убрал пистолет в кобуру, потому что от него не было никакого толку, он терял драгоценные секунды…       Каким-то образом ему удалось освободить Эннио. Отпихнуть, оттолкнуть и пнуть от себя нулевого пациента, оттащить его подальше от наступающей нежити и затащить в ту комнату к остальным выжившим.       При виде задыхающегося, истекающего и брызжущего кровью Эннио Абаккио у них разбежались глаза. В тот момент ему было наплевать на все, кроме как прижать Эннио к стене и поспешить закрыть и забаррикадировать дверь.       Они пробыли там не менее тридцати двух часов. А может, и больше.       Состояние Эннио ухудшалось, Абаккио отрицал это, а остальные в комнате кричали, чтобы он вывел их отсюда, у него ведь был пистолет, почему бы не воспользоваться им, чтобы застрелить зомби? Но он не мог пошевелиться. Разве что напоить Эннио водой из раковины в углу.       В дверь стучали зомби. Подкрепление стало нежитью. Начался дождь. Эннио спал.       Группа гражданских, служащих, медиков, уборщиц – все они хотели, чтобы Абаккио убил его. Абаккио отказался. Каждый раз, когда он оглядывался через плечо, там был его друг, дремавший в беспамятстве.       А потом Эннио проснулся. Абаккио по-прежнему не мог его убить.       Эннио просил, умолял, льнул к Абаккио грязными ногтями и говорил: «Пожалуйста, Леоне, не дай мне превратиться в одну из этих тварей», а Абаккио все никак не мог справиться с простой задачей – выстрелить ему в голову, пока не стало слишком поздно.       Только после того, как один из медиков был мертв, другой ученый в лабораторном халате выпотрошили живот, а самого Абаккио укусили, и люди стали выбегать из безопасного места, чтобы дождаться помощи.       Потом Абаккио застрелил его. Уже после того, как укус был сделан.       Промахнувшись в первый раз, он попал в горло, и густая кровь хлынула на руки Абаккио, которые уже и без того были красными, становясь скользкими на пистолете, чем еще сильнее Эннио упирался в него. Холодный. Больше не знакомо теплый.       Второй выстрел был произведен в упор в голову Эннио, все еще не отошедшего от первого. Он упал замертво.       Абаккио эгоистично надеялся, что он последует за ним – кровь Эннио загустела у него во рту, покрыла руки, Абаккио тошнило несколько дней, – но, конечно, ему не так повезло. Он так и не обратился. Так и не умер. Тот, кто остался из ученых и врачей, работавших над проектом, забрал его и поместил в изолятор, чтобы изучать, пока сепсис разрушал его тело, и он так и не обратился, Абаккио не знает, что случилось с семьей Эннио и...       И это несправедливо, что Абаккио жив, когда такие люди, как Эннио... такие люди, как Бруно...       Здесь и сейчас – туманное, запутанное место. Как это возможно, что его дерьмовые воспоминания так кристально чистые, в то время как его спальня размыта и темна?       На самом деле.       Абаккио не уверен, было ли это воспоминание или кошмар, потому что он не уверен, бодрствует он или спит. Он витает где-то между этими, пот холодно липнет к коже. Глаза горят. Рука болит, а в груди что-то сдавливает. Ужасный шрам на внутренней стороне плеча болит, как болел тогда.       Он просидел в этом ужасе всю ночь. Судорожно и горько, со скручивающимся желудком и кружащейся головой.       Утро тянется целую вечность.