Long Dead Affair

Суббота, ближе к вечеру

«идет дождь!»       Хмуро взглянув на блокнот, Абаккио ворчит: – Я в курсе.       Сегодня он не может винить солнечный свет в том, что глаза Бруно кажутся такими ярко-синими. Потому что, черт возьми, идет дождь. Сильный, проливной ливень с сердито-серого неба, который льет с тех пор, как Абаккио проснулся – и все же эти слишком яркие глаза смотрят на Абаккио почти умоляюще, когда Бруно держит невидимое присутствие в одной руке, а другой – протягивает ему блокнот.       Уголки рта Бруно опускаются, и он поднимает Призрачную Кошку чуть выше. Его нога упирается в пол, когда Абаккио снова пытается открыть заднюю дверь.       Абаккио тяжело вздыхает. – Она не может здесь оставаться, – возражает он, – она все утро разбрасывала всякую херню и шарилась в моей радиоаппаратуре – я не могу больше терпеть эти ебучие помехи.       По правде говоря, он не понимает, почему она сегодня так активна, но винит Бруно за то, что тот отправился за ней в сарай, пока Абаккио спал. Похоже, чем больше признается ее существование, тем больше она становится похожа на настоящую кошку с призрачными способностями, придающими ей дополнительное преимущество...       Покачав головой, Бруно отворачивается от Абаккио, словно боясь, что тот схватит эту чертову нематериальную кошку. Он подталкивает блокнот поближе, как будто аргумент «идет дождь!» сейчас сильнее, чем две секунды назад. – Она – призрак. Вода проходит сквозь нее.       Брови Бруно дергаются внутрь, губы еще больше надуваются, а глаза напряженно блестят. Кроме этого, он не сдвинулся с места.       Маленький упрямец... – Если это ее беспокоит, она может убежать в сарай, – пытается Абаккио.       Насколько лицо нежити может выглядеть возмущенным, Бруно справляется с этим десятикратно. Он подтаскивает блокнот к себе, берет кошку на руки, чтобы та могла что-то записать, и тут же разворачивает его обратно. «протечки!»       О, ради всего святого... – Тогда она просто вернется сюда, и твоя взяла! А мне сейчас нужно немного покоя, – настолько, насколько это вообще возможно, – у меня сегодня куча дел, – то есть если все пойдет хорошо.       По плану, несмотря на дождь, он должен выйти на давно запланированное патрулирование. Время вдали от Бруно пойдет Абаккио на пользу, может быть, немного прояснит голову, да и вообще он слишком долго пускал все на самотек и откладывал на потом, но не может же он собраться с мыслями, когда вокруг шастает Призрачная Кошка, сбивая все, что ей заблагорассудится, прячется в его рюкзаке и все такое, маленькая тварь...       Может быть, это уверенность в том, что Призрачная Кошка при желании сможет пробраться обратно через любую стену, но Бруно отдергивает ногу от двери, позволяя Абаккио наконец открыть ее. Он так и делает и наклоняет голову в сторону заднего двора.       Выглядя настолько недовольным, насколько это вообще возможно для любого человека – не только для зомби, – Бруно в последний раз крепко обнимает свою новую лучшую подругу, прежде чем опустить ее на крыльцо. – Спасибо, – ворчит Абаккио. И вот он уже близок к тому, чтобы закрыть дверь и продолжить выполнять свои ежедневные задачи ближе к обычному темпу, какой только возможен с тех пор, как Бруно появился два дня назад(блять, неужели это было так недавно?), как вдруг бросает взгляд на улицу и замечает проблему.       Дерево.       Ураган повалил дерево прямо на окраине просторного двора Абаккио. И, конечно же, упомянутое дерево упало прямо на забор, погнув верхнюю перекладину и провиснув цепь. Колючая проволока над ним запуталась в распускающейся листве.       Откровенно говоря, это чертов беспорядок. На его исправление уйдет весь остаток дня.       Он уже подумывает о том, чтобы захлопнуть за собой дверь и, решив, что это проблема завтрашнего дня, продолжить патрулирование сегодня. Но дело в том, что... С разрушенным забором любой зомби может запросто забрести внутрь. Как бы хорошо ни был укреплен его дом и как бы редко в последнее время в нем ни появлялись зомби, он провел слишком много ночей, прячась внутри, пока зомби колотились в его дверь, стонали и царапались, чтобы хотеть повторить этот процесс.       А благодаря новому постояльцу ему становится все труднее игнорировать эти воспоминания, полные гниющей плоти и мертвых тусклых глаз.       ...Новый постоялец, который связался с недавно обнаруженным Абаккио случайным домашним животным, и оба они имеют склонность открывать то, чего не следует. Поэтому ограда становится крайне необходимой.       И если что-то забредет в дом, пока Абаккио нет...       В конце концов, это должно быть сегодняшней проблемой.       Замечательно.       Абаккио закрывает дверь, смиряясь с тем, что после обеда ему предстоит уборка и ремонт. Под дождем.

–

      Избавление от дерева отнимает у него несколько часов, отчасти потому, что у него есть только топор, ножовка и пара ручных ножниц для стрижки живой изгороди. Бензопилы – дефицитный ресурс, ведь именно их выбирали в качестве оружия многие выжившие, не имевшие ни малейшего представления о том, как обращаться с этими чертовыми штуками, поэтому Абаккио обходится без них.       Дерево не самое толстое, полусгнившее внутри, но могло быть и потоньше, и все время, пока Абаккио работает, он следит за тем, чтобы не было неприятностей. Ведь он сейчас очень уязвим. Любой может зайти и съесть его.       Но неприятности, если они есть сегодня, держатся от него подальше. Зомби, похоже, не любят дождь, может быть, из-за того, что их заливает водой. А может, они ждут ночи.       Как бы то ни было, Абаккио, по крайней мере, ни разу ни при каких обстоятельствах не был безоружен. Благодаря своему топору.       И теперь у него будет много запасных дров. Несмотря на то что зима закончилась, и даже несмотря на то, что при таком раскладе он точно отложит раскалывание до завтра... А это, в свою очередь, приведет к тому, что все остальные его дела и патруль снова будут отложены на потом, как раз тогда, когда он планировал вернуться к привычному графику...       Получает ли он очки за то, что пытается смотреть на ситуацию с другой стороны?       В его защиту можно сказать, что с этим ебучим дождем вернуться к привычному графику очень сложно.       Последний раз Абаккио приходилось выполнять такую ужасную работу на улице в такую ужасную погоду, когда он забирал последнюю партию выживших. До этого был второй день вспышки. Плохая обстановка для бегства, идеальная – для того, чтобы прятаться в укрытиях вместе с паникующими мирными жителями, пока вокруг рыскает новая орда зомби.       Ну, мирные жители и...       Партнер Абаккио.       Влажные ладони скользят по полированной рукояти топора – мокрые пальцы дрожат на рукояти оружия, но это не дождевая вода, она густая, красная и...       Острый металл неловко врезается, из-за чего разлетаются щепки, и Абаккио ругается.       Он ударился о дерево под неудачным углом. Еще чуть-чуть, и он бы рассек себе ногу и, возможно, истек кровью прямо здесь, на неухоженной лужайке. Готовая пища для зомби. Это было бы гораздо хуже, чем...       Абаккио сильно прикусывает язык и выдергивает топор из дерева. Проблема с рутинной работой заключается в том, что она позволяет его разуму блуждать. А если учесть, что его ум любит бродить только по неприятной части воспоминаний – настолько, что в последнее время он уже не верит в существование приятной части, – то для него это ужасный способ скоротать время.       Рубить поваленное дерево на краю двора, рядом с лесом, который идеально подходит для укрытия ползучей нежити, – не самое приятное занятие. Абаккио придется быть начеку, чтобы не допустить повторного проникновения на эту территорию.       Когда он разберет дерево на части и уберет его с дороги, он сможет лучше оценить ущерб, нанесенный его бедному забору. Это должно привлечь его внимание. Больше мотивации, и все такое.       Верхняя перекладина забора основательно погнута и сломана, что разрушает все надежды на то, что он сможет просто попытаться вбить ее обратно. Четыре столба шатаются в земле, но, когда он на них надавил, они не так сильно поддались, как Абаккио ожидал, так что их можно слегка укрепить. Что касается самой цепи, то она выглядит растянутой, но не сломанной, слава богу, так что все, что потребуется, – это натянуть ее обратно. Колючая проволока спутана, но цела. И все еще достаточно колючая. Сойдет.       Работая в одиночку, на установку этого забора у него ушли недели, но, по крайней мере, он не понаслышке знает, как его починить, и у него есть несколько лишних деталей. Он хранит их внутри, в шкафу под лестницей.       И вот Абаккио возвращается к дому по мокрой траве, не забыв прихватить с собой топор, пилу и ножницы для стрижки изгородей. Оставлять острые предметы без присмотра было ужасной идеей даже до апокалипсиса.       ...Бруно все еще наблюдает из окна за приближением Абаккио – он был там все это время. Словно какая-то жуткая кукла, он не двигается, и это... Чертовски жутко, если честно.       Как будто дождя, разрушений и угрозы нежити, ползающей по всему Абаккио и его двору, было недостаточно для того, чтобы смириться с ними, но у него еще и этот пугающий, ярко-выраженный взгляд. Может быть, он и живее, чем у обычных зомби, но издалека он не помогает остальному Бруно выглядеть очень ярким.       К его бедам добавляется тот факт, что с Абаккио капает на пол. Похоже, ему придется убирать за собой, как только он закончит.       Ура, еще больше дополнительной работы по дому. Как раз то, чего он хотел.       Бруно наконец отворачивается от окна кухни, когда Абаккио уже внутри. Он наблюдает за тем, как Абаккио собирает припасы для забора, хоть в кои-то веки остается в стороне.       Он пристально смотрит, что само по себе раздражает. Абаккио чувствует на себе эти взгляды, когда тащит из шкафа во двор запасную рейку, и они не отрываются от его спины, пока он занимается починкой рухнувшей части забора, а Бруно занимает свой пост у зарешеченного, наполовину заколоченного окна.       Абаккио пытается отмахнуться от него, но с тех пор, как Джорно и Миста навестили его вчера ночью, отмахнуться от присутствия Бруно стало только сложнее.       И Абаккио не знает почему.       Может быть, дело в мертвеце с душой. А может, дело в том странном смехе, который издавал Бруно? Причиной тому должен быть общий жуткий фактор его существования.       ...Увлечение починкой забора должно отвлечь Абаккио от мыслей о Бруно.       Внимательный осмотр подтверждает теорию Абаккио: столбы не сломаны, а два самых дальних от разрушенной части чинятся достаточно легко. Из-за огромного количества грязи все усложняется, но камни вполне справятся с этой задачей, пока погода не станет более благоприятной для цемента(если у Абаккио остался цемент, конечно. Надо будет проверить подвал).       Два столба, расположенные ближе всего к месту аварии, оказались более сложными, так как наклонились гораздо сильнее. Один из них даже погнулся, и как раз в тот момент, когда он собирался начать вбивать его обратно, сквозь шум дождя доносится непрекращающийся стук.       Он доносится со стороны дома.       Есть только один возможный тому виновник.       Опустив тяжелый молоток, Абаккио бросает взгляд на кухонное окно.       Бруно, конечно, там, хотя сейчас он гораздо менее спокоен, чем раньше, судя по тому, как он стучит в окно костяшками пальцев. С такой настойчивостью, что Абаккио боится, как бы он их не разбил. – Что такое? – кричит Абаккио, борясь с дождем.       В ответ Бруно шлепает блокнотом в окно. Там что-то написано, и, похоже, Бруно действительно перестарался: буквы крупные, нацарапаны много раз друг на друга, поэтому получаются жирными и темными. Но, несмотря на все его старания: – Я не могу это прочесть, ты слишком далеко.       Наверное, расстояние играет с ним злую шутку, но Абаккио клянется, что плечи Бруно поникли. – Я зайду, как только закончу, – говорит он, на сто процентов уверенный, что Бруно не слышал ни слова из того, что он сказал за все это время. Жаль, что зомби, затаившиеся поблизости, на улице, могли бы это сделать. Ливень не прекращается, и он вытирает лицо тыльной стороной такой же мокрой и холодной руки, прежде чем снова погрузиться в работу.       По крайней мере, молний нет.       А на второй день вспышки молния была. Еще один штрих к обстановке. Если только память Абаккио не добавила эту деталь для драматизма.       Он не знает. И не собирается больше об этом думать.       Забивать столб молотком – опасное дело. Оно достаточно шумное, чтобы привлечь нежелательное внимание, так что Абаккио придется поторопиться. На размышления о прошлом нет времени.       Как только он откладывает молоток, чтобы наклонить столб в вертикальное положение, над ним пропадают капли дождя, – и какого хуя – Бруно здесь. Промокший насквозь, держит зонтик над головой Абаккио.       ...Абаккио даже не знает, откуда у Бруно зонт. Он потерял его несколько месяцев назад. – Что ты...       Ему в лицо суют блокнот, на котором от руки жирным шрифтом написано: «ТЫ ПРОСТУДИШЬСЯ»       Капелька воды попадает на кончик носа Абаккио, и он фыркает, вытирая ее. Зонтик – это, конечно, хорошая вещь, но: – Нет, не простужусь.       Рука Бруно, в которой он держит блокнот, слегка опускается, и он хмурит брови. Бруно мотает головой в сторону дома, настойчиво встряхивая блокнот. Бумага с каждой секундой становится все более влажной. – Я не могу пока зайти в дом, мне нужно закончить это до темноты, – и уже почти закат. Времени у Абаккио остается все меньше, – если только ты не хочешь, чтобы твои друзья ползали по нам во сне.       Бруно издает недовольный звук и подходит ближе, пока они оба не оказываются под зонтиком. Он засовывает блокнот под мышку, поднимает зонт повыше и просто стоит. Смотрит на Абаккио снизу вверх.       Видимо, пытаясь донести свою мысль.       Нескольких минут, проведенных Бруно под открытым небом, хватило, чтобы он уже сильно промок. С его волос капает вода на промокшую насквозь одежду, и, глядя на него, Абаккио начинает осознавать, что ему самому холодно. Холод пробирает до костей, и весенний ветерок не спасает.       Ярко-голубые глаза медленно и тяжело моргают, глядя на Абаккио, а Бруно по-прежнему не двигается.       Между ними обоими Абаккио одолевает запах его шампуня, появившийся благодаря влаге. Это странное ощущение. Он не уверен, что ему нравится то, как много знакомого в этом запахе. – Тебе стоит зайти внутрь, – говорит он. Нет причин заставлять Бруно мёрзнуть, несмотря на то что зомби все равно не могут простудиться.       ...       Верно. Абаккио теперь заботится о комфорте Бруно. Ладно.       Вместо того, чтобы что-то ответить, Бруно просто размахивает зонтом. Снова. Что бы это, черт возьми, ни значило. Абаккио интерпретирует это как излишнее упрямство Бруно. – ...Ладно, блять. Но не мешай мне.       С этими словами Абаккио возвращается к работе. Бруно стоит позади него, изо всех сил удерживая над ним зонтик. Вдвоем они не совсем помещаются под ним, но Бруно, кажется, не возражает – даже если он несколько раз вздрогнет.       Абаккио хочет, чтобы он этого не делал. Ему самому хочется выпустить вздрогнуть, но если он это сделает, Бруно может попытаться затащить его внутрь.       Итак, Абаккио сосредоточился на измерении и разметке новой неповрежденной верхней перекладины, вода капает на него, поскольку Бруно не успевает за зонтиком. Затем нужно избавиться от старой ограды, отпилить новую, установить ее...       Бруно все это время остается водонепроницаемой тенью у него за спиной.       А Абаккио может работать быстрее, а может и нет из-за его присутствия.       Быстрее или нет, но Абаккио не забывает следить за путаницей колючей проволоки, когда натягивает цепь на место. Последнее, что ему нужно, – это пораниться. Хорошо, что нижняя перекладина ограждения цела, это облегчает задачу.       Затем остается только скрутить новые металлические стяжки, чтобы удержать цепь на месте, а его руки в толстых перчатках как можно лучше разберутся с колючей проволокой, и тогда он закончит.       К тому времени, когда забор закончен, Бруно промок насквозь, как и Абаккио, а небо потемнело не только от тяжелых дождевых облаков. Солнце начинает садиться. Идеальное время.       Абаккио отбрасывает поврежденную перекладину в самую высокую траву за сараем, берет в руки молоток, топор, пилу и все эти забавные смертоносные инструменты, а рядом с ним смертоносный зомби. – Готово, – объявляет он, – теперь доволен?       Бруно снова вздрагивает, его рука переставляется так, чтобы лучше прикрывать Абаккио зонтиком, пока они идут. – Хватит, ты что, моя нянька?       Бруно раздраженно фыркает и уходит в сторону дома, прихватив зонтик с собой. И все бы ничего, да вот только не получилось. Теперь на кухне вместо одного промокшего насквозь ворчуна два, и Абаккио всю дорогу хмурится, глядя Бруно в спину.       Внутри, как и было предсказано, они оставляют беспорядок на полу. Абаккио вываливает на кухонные стойки свою охапку пил, молотков и запасных частей для забора – еще одна проблема для завтрашнего Абаккио – и снова задумывается о мытье полов.       ...В конце концов он отказывается от этой идеи, потому что ему холодно, он устал, руки болят от переутомления, а пол в кухне не может стать еще более гнилым, верно?       Кстати, о гнили: Бруно тоже гниет, хотя и по-своему жутко. Повесив зонтик вверх ногами на дверную петлю, он... Расстегивает молнию. Его грелки и скудные пожитки лежат на стойке рядом с кучей Абаккио. Часть вещей отсырела.       Значит, он все-таки не водонепроницаем.       Мерзость.       Холодными, неуклюжими пальцами Бруно перебирает свои вещи. Он оставляет все, кроме той маленькой сложенной бумажки – может быть, фотографии, если судить по толщине – и блокнота.       Абаккио понимает, что пялится, только когда Бруно поворачивается к нему лицом. С конца молнии на его щеке свисает капелька воды и падает на пол. Его ресницы густо слиплись от влаги. Они настолько темные, что выделяют голубизну его глаз. Его кожа восково-бледная. – ...Нам надо обсохнуть, – говорит Абаккио после паузы. И вздрагивает пару раз. Он сегодня чертовски рассеян.       Бруно кивает головой в знак согласия.       Через десять минут Абаккио разжигает камин. Весной им редко пользуются, потому что зимой он нужен очень часто, но он считает, что это исключение из правил, если он не хочет простудиться(не то чтобы он признавал, что в записке Бруно был смысл).       К тому же во дворе у него есть лишние дрова для раскола, так что немного легкомысленного отношения к припасам не повредит.       Бруно все еще находится в ванной комнате на первом этаже. Абаккио оставил его там, чтобы тот сам с трудом выпутался из мокрой одежды и переоделся в сухую, потому что обычно он помогал Бруно с этим.       Даже переодевшись, Абаккио все равно зябнет. Он уверен, что в этом виноваты его волосы, выбившиеся из конского хвоста, расчёсанные и прилипающие к рубашке с длинными рукавами сзади... К сожалению, фен не считается необходимой принадлежностью, а полотенца могут помочь лишь немногим, поэтому он сидит здесь.       Абаккио бросает спичку в огонь, как только тот разгорается, он отправляется на кухню за обувью. Перед огнем они высохнут лучше, чем у задней двери.       Эта безобидная мысль приводит к тому, что Абаккио оказывается очарован туфлями Бруно. Как и все остальное в нем, они удивительно... Хороши. Хотя они сделаны скорее для стиля, чем для функциональности(прямо противоположно Абаккио), они, по крайней мере, хорошо сделаны и не слишком сильно обветрились.       Пока Абаккио расставляет ботинки, он ловит себя на том, что проверяет размер обуви Бруно и думает, не заказать ли ему что-нибудь более подходящее, – и эту мысль он отметает. Для чего Бруно может понадобиться обувь получше? И куда он вообще собирается идти?       Погодите. Если он никуда не собирается идти, неужели он так и останется здесь навсегда?       (...Его ноги такого же размера, как у Мисты. На случай, если Абаккио понадобится эта информация. Мозг запоминает её, не спрашивая его об этом).       Бруно выбирает этот момент, чтобы прошаркать внутрь гостиной, перешагивая через нарастающий внутренний кризис Абаккио. Это, пожалуй, первый раз, когда Абаккио рад его видеть. Он стоит в гостиной, одетый в позаимствованную одежду для отдыха, с волос все еще капает вода, а в одной руке он небрежно сжимает мокрый блокнот.       Он ужасно похож на утонувшую крысу.       Немного меньше благодаря сухой одежде, но все же. – Ты положил свои мокрые вещи в ванну? – спрашивает Абаккио. Одного потенциально гниющего пола достаточно. Абаккио следует бросить несколько полотенец хотя бы на кухне...       Бруно кивает, проходя в гостиную и направляясь к камину. Он нагибается, чтобы положить блокнот стоя, а его страницы разложить сушиться перед камином вместе с их обувью. Затем он выпрямляется и отходит в сторону, усаживаясь на жесткий диван.       Абаккио, как какой-то придурок, наблюдает за ним все это время, по-прежнему сидя в куче обуви.       Снаружи хлещет дождь.       Волосы Бруно стекают по шее и плечам. Пальцы его босых ног упираются в пол, а руки он крепко прижимает к животу, как в тот день на кухне.       Абаккио отгоняет воспоминания о том, как в последний раз он сидел под дождем в компании зомби(глупый, несговорчивый мозг), и поднимается на ноги. Схватив полотенце со собственной шеи, он бросает его Бруно.       Рефлексы Бруно значительно замедлились из-за того, что он, знаете ли, мертв, и он не успевает его поймать. Он делает движение, но оно падает на него, и он полминуты смотрит на него, прежде чем подхватить и опустить на голову, чтобы выжать волосы.       Сидеть рядом с Бруно, когда перед ними весело потрескивает огонь... Пугающе по-домашнему. Почему так происходит?       Странно, как Абаккио приспособился к тому, что в его доме есть кто-то еще. С тех пор у него не было соседей – черт возьми, ему надоело думать о прошлом. На сегодня хватит, решает он. Он слишком мокрый и слишком устал. Только настоящее. Это достаточно дико, чтобы занять его.       Нынешний сосед – зомби.       Или, ну... Джорно подтвердил, что у Бруно есть душа, так что, возможно, это делает его... Больше, чем зомби? Лучше, технически живее, и все такое? То есть до поры до времени, пока он не сгниет в ничто.       Хотя сейчас они сидят довольно близко, Абаккио и Бруно, и все, что Абаккио чувствует, – это только чистый запах собственного шампуня, даже когда Бруно придвигается к нему ближе.       ...Подождите-ка.       Когда Бруно что?       Нет, разум Абаккио не играет с ним злых шуток. Бруно действительно придвигается ближе, хотя и совсем немного. Его ноги, которые едва высовываются из длинных фланелевых штанов Абаккио, вытянуты в сторону огня. Полотенце плотно прижато к его шее, ловя капли с волос.       Ему сходит с рук это «незаметное сближение», пока одно из его озябших плеч не задевает плечо Абаккио.       Возможно реакция отскока может показаться чересчур резкой, но в защиту Абаккио можно сказать, что в эти дни он необычайно взвинчен. – Что ты делаешь?       Обе руки Бруно снова крепко обхватывают его живот, и он дрожит, не сводя глаз с Абаккио. – Тебе холодно?       Кивок.       О, Абаккио действительно не собирается обниматься с зомби только потому, что этот зомби был настолько глуп, что часами стоял на улице, подвергаясь воздействию стихии, когда ему не нужно было этого делать. – Вот что бывает, когда стоишь под дождем.       Он встает, чтобы подбросить дров в камин, и, вернувшись, садится так, чтобы расстояние между ним и Бруно было побольше.       В любом случае, Бруно должен быть мертв. Что это за отвращение к холоду? Его чувство осязания должно было полностью исчезнуть. Он никак не должен даже ощущать холод, но при этом набивает себя грелками, греет пальцы ног у огня и пытается забрать тепло от тела Абаккио.       ...В связи с этим, разве тепло не должно быть... Вредным для него? Абаккио имел несчастье видеть много гниющих трупов, и летом им всегда хуже. Мертвецов не просто же так держат замороженными в морге.       Не ускоряет ли Бруно собственное разложение, пытаясь согреться?       Погода не проясняется, работа по дому непривлекательна(уточнение: слишком хлопотная, чтобы удержать мысли в узде), а рация Абаккио не принимает звонки от выживших уже сотый день подряд.       Делать больше нечего, так что он вполне может завязать разговор. – Значит, ты можешь чувствовать?       Бруно поднимает руку, указательный и большой пальцы отведены друг от друга примерно на сантиметр, что означает «немного». – И холод тебя беспокоит?       Еще один кивок. Как ни странно, Бруно открывает рот, словно собираясь заговорить, затем, видимо, вспоминает, что голосовые связки давно мертвы, и снова закрывает его. – Разве это не должно быть полезно для тебя? Не дает тебе так быстро сгнить, верно?       Бруно так энергично мотает головой, что Абаккио опасается, как бы она не слетела, – и тут Абаккио замечает ее. Молнию на его щеке, та самая, которая была неизменной чертой лица Бруно с момента его прибытия, аккуратно пришитая, прочно закрепленная и, казалось бы, без всякой цели, в отличие от большинства других... Болтается.       Конец ее развевается при движении головы Бруно. Швы в какой-то момент разошлись, и обтрепанные концы ниток выбились из аккуратного рукоделия. А внизу, где должна быть зияющая рана, она выглядит почти...       Уф, слишком темно, чтобы разглядеть как следует. Абаккио сжимает челюсть Бруно, чтобы удержать его голову в неподвижном состоянии и получше рассмотреть.       Бруно замирает.       О...       Ну и ну! Абаккио не хотел, чтобы это было что-то похожее на интимную встречу. – Твоя молния, – запинается он в жалкой попытке объяснить, отдергивая руку от причудливо мягкой, холодной кожи. Он стряхивает с себя это ощущение и вместо этого проводит пальцем по концу расстегнутой молнии. Осторожно, чтобы не задеть Бруно, поскольку голубые глаза скользят в сторону, словно следя за движением.       Абаккио медленно оттягивает молнию, обнажая то место, где должна быть дыра на щеке Бруно.       Вместо раны там... Хм. Это не может быть.       Но даже если быстрым прикосновением повернуть лицо Бруно к огню, все равно ничего не видно, кроме шрама. Темно-розовый, рельефный, окруженный крошечными дырочками, которые еще мгновение назад были швами.       Проведя по нему пальцем(почему он такой чертовски тактильный), он убеждается, что – если только Бруно не застегнул молнию на ранее зашитой ране – где-то через некоторое время после того, как он стал зомби, Бруно... – Ты исцелился.       Слова кажутся свинцовыми и странными, когда срываются с губ Абаккио.       Что за... Какого хуя?       Бруно моргает – и тут его рука взлетает к лицу с такой силой, что отталкивает любопытные пальцы Абаккио. Его глаза приобретают далекий блеск, когда он проводит дрожащими кончиками пальцев по шраму. – Это что-то новенькое для тебя?       Потому что для Абаккио это определенно ново. В постоянно растущем списке вещей, которые Бруно делает так, как зомби никогда не делали и вообще не должны делать, исцеление занимает высокое место. Оно даже занимает первое место, вытесняя с него «мышление».       Из-за этого ошеломленного выражения лица Бруно больше похож на настоящую нежить, чем из-за любого другого лица, которое он делал раньше. Он рассеянно кивает. – О, – по крайней мере, Бруно выглядит так же странно, каким себя чувствует Абаккио, – поздравляю?       Это почти как мгновение. Может быть, это можно назвать моментом. Они вдвоем сидят довольно-таки близко и уютно, Бруно все еще проводит ошеломленными пальцами по рельефному шраму на щеке. Сердце Абаккио вытворяет какую-то глупость в груди.       Но тут перед камином пробегает Призрачная Кошка, опрокидывая блокнот Бруно, и Абаккио отвлекается, чтобы проклясть ее, вставая, чтобы исправить беспорядок, которая та натворила.       Когда он оборачивается, Бруно держит ее на коленях, а на его лице – улыбка. Самая яркая из всех, что Абаккио когда-либо видел. Мягкая, безмятежная и...       Живая.