Long Dead Affair

Четверг, вечер

      …Что касается зомби – точнее, одного зомби–       Когда Абаккио закрывает ворота и запирает их на задвижку, вбивая код безопасности, чтобы заблокировать их, он понимает, что его двухметровый забор по периметру, увенчанный колючей проволокой, является еще одним препятствием, которое должно было удержать Бруно, но не удержало.       Что, черт возьми, за чудище природы забрело в дом Абаккио?       Ну что ж. Детали не имеют значения. Размышление над тайнами может подождать. Сегодняшний день был достаточно плох, а Абаккио проснулся всего около часа назад. С этого момента его единственная забота – найти Бруно, выяснить, что с ним делать, а затем погрузиться в сон еще на несколько часов до захода солнца.       Вернувшись обратно через парадную дверь, Абаккио плотно запирает ее за собой. Каждый засов и засовная планка встали на свои места.       Убедившись, что вход достаточно закрыт, и Абаккио направляется к задней двери. Она все еще приоткрыта, впуская восхитительный весенний ветерок. Он открывает упомянутую дверь шире, и вау, как хорошо, что его задний двор не виден спереди, потому что там Бруно.       На полпути во двор он задержался у разваливающегося сарая, который больше является частью ландшафта, чем отдельно стоящей постройкой.       По крайней мере, найти его было легко. – Бруно! – зовет Абаккио, пробираясь сквозь высокую траву и сорняки. В этом году они растут ужасно быстро, поглощая двор густой зеленью. Самое оживленное в этом месте.       Бруно даже не повернул головы при звуке своего имени, слишком заинтересованный этим печальным маленьким сараем.       Итак, Абаккио пытается еще раз, теперь, когда он ближе. – Бруно.       На этот раз Бруно поворачивается к нему, напряженный и медленный, как обычно. Одна из его омертвевших рук покоится на покрытой мхом стене сарая, прямо рядом с окном, в которое он заглядывал минуту назад. Другая рука все еще сжимает блокнот. — Что ты здесь делаешь?       В глазах Бруно, должно быть, отражается небо или нечто подобное, потому что они выглядят особенно яркими, когда он моргает, глядя на Абаккио, наклоняя голову. Рука, которую он держит на сарае, превращается в точку, и он указывает на здание. – Там нет ничего, кроме резервного генератора, – честно говоря, Абаккио понятия не имеет, в чем может заключаться привлекательность этого дрянного маленького сарая, и он уже пообещал себе, что сегодня больше ничего не будет разгадывать. То есть, помимо того, что делать с Бруно, конечно. И в ответ: – Почему ты не спрятался?       Бруно слегка ходульно покачал головой. Он отказывается указывать пальцем на сарай и предпочитает что-то нацарапать в блокноте. «любопытно», — написано крупным шрифтом.       Абаккио хмурится. – Что именно?       Однако в этом есть смысл, если он подумает об этом. Бруно, вероятно, задавался вопросом, из-за чего весь этот шум, и хотел посмотреть, какие у него конкуренты в категории «незваных гостей» в жизни Абаккио.       …А может и нет.       Похоже, Бруно все еще не закончил показывать на сарай.       Абаккио хватает это холодное, без пульса запястье и тянет Бруно обратно к дому. – Разве ты никогда не слышал поговорку: «Любопытство сгубило кошку»?       Не успели они сделать и двух шагов, как Бруно остановился. Его ноги впиваются в землю, и он тянет запястье в руке Абаккио, пока оно не вырывается. Микроскопический изгиб его рта, который можно принять за улыбку, возвращается, когда он что-то пишет, и от этого молния на его щеке странно растягивается. После недолгой записи, он разворачивает блокнот лицом к Абаккио. «удовлетворив его, она воскресла»       Губы Абаккио подергиваются, как бы он ни старался замаскировать это под свирепый взгляд. У него такое ощущение, будто Бруно видит его насквозь, мертвые глаза сияют тусклым весельем. – Но что воскресило тебя? – Абаккио огрызается – и тут же сожалеет об этом. Он знает, что воскресило Бруно. Та же ебаная катастрофа с вирусом, который воскресил и всех остальных.       И вот на лбу Бруно появилась крошечная морщинка, когда он вялыми руками опускает блокнот.       Черт возьми. Абаккио не может даже общаться с нежитью, не облажавшись. В свою защиту он может сказать, что все его предыдущие взаимодействия с ними были затянуты гораздо большим насилием. Гораздо больше крови, смертей, запекшейся крови и… Ужаса. Он до сих пор толком не понимает, что делает здесь, с этим… Зомбированным гостем.       Оставшуюся часть пути он оставляет Бруно тащиться в своем темпе, а Абаккио закрывает дверь только тогда, когда они оба оказываются внутри.       Так. Теперь у него на кухне зомби. На этот раз приглашенный. Неслыханная концепция.       …Что теперь?       Бруно стоит там, обхватив свой блокнот рукой без молнии, а другая рука болтается сбоку. Кажется, он доволен тем, что просто слоняется вот так, блуждая по комнате взглядом, который на его неживом лице выглядит пугающе по-человечески. Бледность его кожи совершенно не подходит для живого, не говоря уже о молниях, плюс порванная и испачканная одежда…       Что собирается делать Абаккио? О чем он думал?       В последний раз, когда он держал кого-то рядом после укуса, всё закончилось не очень хорошо. Он стискивает челюсти и сжимает пальцы в кулак. Смотрит на свою руку, просто чтобы убедиться, что она не в крови, как бы ни болел шрам на его плече. С ним сейчас «все в порядке».       Это другое. В опасности только Абаккио. Бруно, судя по его виду, уже давно обращен.       Так или иначе.       Очевидно, что Бруно не планирует уходить по собственному желанию. Чего он хочет от жизни в этом ветхом старом доме, Абаккио понятия не имеет. Могут ли зомби вообще хотеть? Этот какой-то особенный?       Этот хочет остаться здесь, он сам так сказал. Но помимо этого..?       Абаккио даже не знает, чего он здесь хочет. Вернуться к своему спокойному уединенному образу жизни было бы идеально. Но сейчас шансов на это мало. Что бы ни делал Абаккио, он уже знает, что никогда не забудет Бруно. Ему не нужно больше сожалений(с другой стороны, о чем ещё сожалеть?)       Просто… Есть что-то в Бруно, что заставляет Абаккио задуматься о том, чтобы позволить ему остаться. Он мало что делает. Не сильно бы беспокоил. Мог бы быть идеальным соседом по комнате. Может быть.       Абаккио должен иметь возможность продолжать в том же духе, только с еще одним телом, спотыкающимся по дому. Если Бруно начнет разлагаться ещё больше или проявит внезапную нехватку человечности, Абаккио всегда сможет с ним справиться.       И жизнь здесь, несомненно, достаточно изолирована, поэтому спрятать Бруно от внешнего мира вполне возможно. Дела и так уже идут к черту. Если поставок больше не будет, сохранить в тайне всю информацию о соседе-зомби будет легко.       Конечно, это по-прежнему чертовски опасно. Какой-то кусочек разума Абаккио напоминает ему об этом.       В конце концов, ему пора спать. Он должен выходить из дома и патрулировать через определенные промежутки времени. В конце концов. У него есть общие обязанности, с которыми нужно справляться. Жизнь, которую нужно прожить, какой бы пустой она ни была.       Что, если появятся еще выжившие? Что он тогда сделает с Бруно?       Тот факт, что Бруно не сожрал его прошлой ночью, не означает, что он никогда не сожрёт его, давно обращенный он или нет – Абаккио приходится постоянно напоминать себе об этом, потому что слишком человеческое выражение лица и коммуникативные навыки Бруно позволяют легко забыть это.       Бруно — зомби.       Зомби разлагаются. Зомби едят людей. Зомби не могут быть хорошими товарищами.       Зомби выскальзывают из отведенных им укрытий и практически открываются людям, которые готовы их пристрелить на месте. Или еще хуже: сообщить об их существовании в Город.       Со стоном Абаккио прислоняется к стойке, прогибается и опускается на пол, прижимаясь спиной к шкафам. В это время он жаждет простоты вчерашнего дня. Он сыт по горло и устал думать.       …Тем не менее, он сидит здесь и размышляет еще долгое время, мозг вращается по спирали, окрашенный кровью, прежде чем он замечает что-то периферическим зрением, что вытаскивает его из раздумий.              Бруно медленно и осторожно опускается и садится рядом с Абаккио. Прямо на кухонный пол. Приземляется он немного тяжело, поворачивая голову, чтобы встретиться взглядом с Абаккио, когда только он устроится.       Ладно.       Теперь Абаккио и зомби, которого он пригласил на свою кухню, вместе сидят на полу.       Молчание между ними затягивается.       Бруно, так сказать, первым нарушает его. Балансирует открытым блокнотом на коленях и какое-то время что-то быстро записывает, прежде чем направить его в сторону Абаккио. «думаешь?»       Абаккио фыркает. – Ага, – то, что он долго сидел, как идиот, уставившись в пространство, должно быть, выдало его.       Движением, которое, вероятно, выглядит таким намеренным только из-за того, как медленно оно выполняется, Бруно кладет свой блокнот на пол перед собой с ручкой поверх него. Затем он небрежно кладет руки на колени и наклоняет голову к Абаккио, как будто спрашивает или, может быть, предлагает поговорить.       Верно. Да. Коммуникативные навыки Бруно. Все эти переживания Абаккио действительно может обсудить с ним. К этому нужно еще немного привыкнуть… – Ты остаешься здесь?       Бруно кивает. – Почему?       Голубые глаза блуждают вверх и в стороны, Абаккио замечает на лице Бруно то же задумчивое выражение, что и раньше. Спустя всего несколько секунд Бруно пожимает плечами в качестве своего единственного объяснения. Пожимает плечами. – Откуда мне знать, что ты меня не съешь? – настаивает Абаккио, – это же то, что делают зомби, верно? Едят людей?       Пока Абаккио говорит, на лице Бруно появляется что-то вроде хмурого взгляда, но на самом деле это скорее кривая посадка губ, чем что-либо еще. Он хватает свой блокнот и уже начинает что-то писать, прежде чем Абаккио заканчивает задавать вопросы. «не стреляешь, не ем», – написано в блокноте. Явно подразумевается, что до тех пор, пока Абаккио не убьет Бруно повторно, Бруно не съест его.       И это все, конечно, хорошо, но: – А что, если ты сорвешься и съешь меня, и мне придется тебя застрелить?       Что-то, что очень ужасно похоже на насмешку, вырывается из пересохшего горла Бруно. Его ручка снова тяжело приземляется на блокнот. «еще не сорвался»       Это само по себе странно. Они все срываются. Какими бы добрыми или хорошими они ни были при жизни. – Но тебе ведь нужно что-нибудь есть, да? – у Абаккио более чем достаточно опыта с зомби, чтобы знать это наверняка, – иначе сгниешь быстрее.       Бруно немного ерзает на месте, лицо его, если это возможно, становится бледнее и изможденнее. После секундного колебания он снова склоняется над блокнотом с пустым выражением лица, пока ручка медленно движется по бумаге. «животные, сырые, по мере необходимости»       О.       Фу.       Всю свою жизнь. Вот как долго Абаккио мог бы прожить без мысленного образа этого потрясающе ухоженного зомби, склонившегося над свежей добычей и обгладывающего окровавленное мясо прямо с бедра какого-то бедного животного. На своем веку он повидал немало кровищи, но этот забавный маленький образ превосходит все ожидания.       Хорошая новость состоит в том, что теперь он может отложить свой ужин. – Как часто… «по мере необходимости»?       По неживой гримасе на лице Бруно видно, что он не хочет отвечать. Его рука, застегнутая на молнию, прижимается к животу, а другая пишет: «редко»       Какое же облегчение. Может быть, когда Бруно проголодается, он просто уйдет и оставит Абаккио в одиночестве.       …Тот факт, что мысль о том, что Бруно возьмет и исчезнет, немного расстраивает Абаккио, он не хочет принимать это во внимание. Избавление от Бруно стало бы тяжким бременем для плеч Абаккио. Хорошая мысль. Его простая жизнь возобновилась бы без фанфар. Освободилась от этого конкретного стрессора нежити.                          Рядом с ним Бруно теперь сложил обе руки на животе. Его губы плотно сжаты, а взгляд пуст.       После этого Абаккио начинает размышлять – он задается вопросом, могут ли зомби потеряться в своих мыслях, о чем им вообще придется теряться в своих мыслях – но он останавливается.       Лучше просто продолжай этот разговор. – Каково это – быть зомби?       С гораздо более веселой темой для разговора! Так держать, Абаккио.       Бруно поворачивается лицом к Абаккио, молния на его щеке слегка покачивается при движении, позвякивая сама по себе. Его брови хмурятся, взгляд становится более выразительным. Взгляд пытливый, думает Абаккио. Если только он не интерпретирует ужасно неправильно.       Стоит попробовать прояснить ситуацию. – Как это… Ощущается?       На мгновение Бруно пристально смотрит. Затем его правая рука тяжело опускается на блокнот. «как быть больным» – Это не так уж и плохо.       Бруно, насколько это возможно для зомби, выглядит озадаченным. Он забирает свой блокнот из того места, где он был протянут Абаккио, и когда показывает его снова, между словами «быть» и «больным» стоит символ стрелочки, над которой вставлено слово «очень», а также он добавляет «умирающе больным» в конце. Слово «умирающе» подчеркнуто дважды.       Ах.       Теперь Абаккио задается вопросом, каково было бы постоянно находиться на грани смерти, наблюдая, как твое тело разлагается на куски, без надежды остановить это или выздороветь, не имея возможности умереть по-настоящему. Ужасно, заключает он. – Звучит жалко.       Очевидно, довольный уровнем понимания Абаккио, Бруно кивает.       …Подождите-ка, Абаккио только что… Посочувствовал зомби? Нет, это не считается. Быть такого не может. Бруно не похож на других зомби. Другие зомби ничего не осознают, их мозги такие же мертвые, как и всё остальное, их возглавляют паразиты, которые контролируют их голод и стремятся распространить вирус. Тем временем Бруно… Он…       Он… Сидит на полу на кухне Абаккио, признавшись, что чувствует себя совершенно ужасно, и теребит уголки страниц своего блокнота. Руки снова прижимаются к животу, выражение его лица тускнеет. – Итак, ты остаешься, – повторяет Абаккио, снова пробуя слова на вкус, потому что у него больше не хватает духу выгонять Бруно – по крайней мере, пока. На этот раз это не столько вопрос, сколько утверждение.       Но Бруно, несмотря ни на что, смотрит на него, приподняв одну бровь выше другой, как бы говоря: «Да, мы уже это установили».       Или, может быть, Абаккио вкладывает слова в уста Бруно.       Вернее, слова на бумаге.       Неважно. – Я думаю, тогда у нас должны быть какие-то основные правила.       На секунду выражение лица Бруно меняется или, может быть, запаздывает. В любом случае момент проходит, и Бруно наклоняет голову в сторону Абаккио, одна из его безжизненных рук поднимается в своего рода жесте «продолжай».       Хорошо, итак. Напомните-ка, что в списке требований Абаккио к соседу-зомби?       Перво-наперво: – Когда я сплю, держись подальше от моей комнаты, – потому что он, конечно, закроет ее, но Бруно уже доказал, что запертые двери для него абсолютно ничего не значат, по той или иной причине Абаккио слишком напуган, чтобы обдумывать или спрашивать.       Одна бровь все еще приподнята немного выше другой, но Бруно кивает в знак согласия и продолжает слушать.       Во-вторых: – Ничего не трогай, особенно без присмотра.       В конце концов, общеизвестный факт, что большинство зомби чертовски неуклюжи, и последнее, что нужно Абаккио, – это чтобы Бруно сломал что-то важное или труднозаменимое. Они точно больше не живут в эпоху онлайн-покупок – или даже универмагов – и несмотря на то, что Абаккио обладает некоторыми навыками небрежного мастера, это не значит, что он хочет каждый день тратить весь день на починку всякой херни.       …Однако Бруно, похоже, не осознал серьезности правила номер два. Он моргает так же медленно, тяжело и намеренно, как обычно, и поднимает руку, чтобы хлопнуть ладонью по дверце шкафа позади себя, оставляя ее там.       Трогает её.       Ха-ха.       Очень, блять, смешно. – Я имею в виду, – рявкает Абаккио, чтобы у Бруно не было возможности принять его за забавного, – не трогай всякую важную хрень, как то большое радио в моей комнате. Запрещено. И оранжерея наверху, резервный генератор, моё оружие, замки на любых дверях и всё такое — ты понял?       Бруно просто пялится на него.       Вздохнув, Абаккио подводит итог. – Не надо бродить и возиться с чем-то более сложным, чем кухонные шкафы.       Нос Бруно морщится. Совсем чуть-чуть. И Абаккио, честно говоря, не совсем понимает, что это значит, если оно вообще что-либо значит. Возможно, когда он получше узнает Бруно, ему будет легче расшифровывать выражения его лица. …       То есть если он узнает Бруно получше. Позволить Бруно ночевать здесь – это одно. Привязанность – это совсем другая игра, в которую Абаккио играть не желает.       В любом случае.       На данный момент главная проблема заключается в том, чтобы Бруно согласился не разрушить основы существования Абаккио. – Ты понял? – повторяет Абаккио.       Воздух вырывается изо рта Бруно – совершенно неестественный и натянутый звук. Он начинает писать в блокноте, целенаправленно двигая рукой по странице. «я ничего не сломаю», — пишет он, и ого, погодите-ка, он что, обиделся? Странная складка его рта, а также эти нарочито аккуратные слова могут указывать на то, что так оно и есть.       Тем не менее. Это считается согласием с правилом номер два. Итак, Абаккио бормочет «Хорошо» и оставляет все как есть.       Рядом с ним Бруно устраивается, прислонившись к дверце шкафа за его спиной. Его неестественно настороженные глаза все еще прикованы к Абаккио, и это каким-то образом отвлекает его настолько, что внимание Абаккио замирает примерно на минуту, прежде чем Бруно начинает писать. «ещё?»       Ах да, точно. Ага. Есть еще кое-что. Очень маленькая деталь, которая, тем не менее, имеет первостепенное значение. – Держись подальше от посторонних глаз, когда вокруг люди, и если я скажу тебе спрятаться, пожалуйста, оставайся на месте.       При озвучивании этого правила легкая улыбка приподнимает уголки синеватых губ.       Это ни в коем случае не обаятельная улыбка, потому что зомби по определению не могут быть обаятельными.

–

      Остаток дня Абаккио проводит под присмотром Бруно. Он стоит, молчаливый и неживой, прислонившись к арочному входу в гостиную, наблюдая, как Абаккио убирает свои припасы – большую часть из них он прячет наверху, остальные – на кухне, а пустые коробки послушно сложены в том же углу гостиной, что и всегда…       Бруно идет с ним на кухню, когда Абаккио вспоминает, что еда необходима, чтобы выжить. Забившись в углу, Бруно наблюдает, как он готовит простую пасту(без мяса, потому что у Абаккио до сих пор в памяти витает злополучный образ Бруно с окровавленными зубами, выжидающего момента, чтобы наброситься).       А затем Бруно неподвижно сидит на стуле в столовой и смотрит, как тот ест пасту. Все это время он прижимает блокнот к животу, храня гробовое(ха-ха) молчание.       Итак.       Похоже, с этого момента именно такой будет жизнь Абаккио. То же, что обычно, но с неуклюжей тенью.       Это… Осуществимо.       Должен ли он сделать что-то другое? Как-то изменить свой распорядок дня? Он понятия не имеет. Уход и содержание зомби – это вообще не то, в чем он разбирается, поскольку это совершенно противоположно причинению вреда и убийству зомби.       Не то чтобы Абаккио не привык к тому, чтобы в его доме были незнакомцы. У него здесь было достаточно разных выживших, чтобы он к этому привык. Наверху есть дополнительные кровати, на всякий случай у него всегда есть запас подушек – но никто никогда не оставался дольше, чем на пару ночей.       И они всегда были живы.              Бруно не ест, не спит и даже не пьет, вероятно, не может участвовать ни в чем, напоминающем развлечения, и, похоже, не склонен даже пытаться. Что же еще остается, кроме как предоставить его самому себе?       Абаккио размышляет об этом в перерывах между пустыми вечерами, но единственный вывод, к которому он приходит, – это то, что пока он будет вести себя как обычно.       Теперь, когда уже закат, означает, что нужно подняться наверх в свою комнату, чтобы он мог поспать несколько часов, посидеть у рации, заснуть, сидя рядом с ним в течение некоторого времени… Проснуться, перебраться в свою постель, поспать ещё, а завтра столкнуться с какой-нибудь рутиной.       Контролирование монотонно. Когда-то у этой работы был смысл... Думает он.       В этом определенно было что-то большее, чем он мог себе представить.       По одной проблеме за раз.       Он не уверен, пойдет ли Бруно за ним наверх, потому что, честно говоря, он не знает, сможет ли Бруно вообще это сделать. Давно превратившиеся зомби, конечно, могут преодолеть несколько ступенек, но над всем пролетом еще предстоит постараться. Обычно только свежеубитые могут справиться с этим.       Задержавшись в своей комнате, Абаккио прислушивается.       Раздается скрип первых нескольких ступенек, сопровождаемый медленными топотом ног.       Хм.       …Он вообще хочет, чтобы Бруно смог попасть в его комнату? Кажется явно невежливым запирать его, когда Абаккио собирается бодрствовать в обозримом будущем. Он может найти какой-нибудь способ выгнать Бруно перед сном. – Йоуу, Абаккиооо!       Абаккио вздрагивает и автоматически хмурится в сторону рации.       После очень долгого и очень странного дня этот солнечный голос – последнее, что он хотел бы услышать, возвещая о жизни в своем доме. Он топает, чтобы ответить – потому что не сделать этого было бы хуже и привело бы только к приставаниям – и тяжело усаживается на свой потрепанный старый вращающийся стул, включая передатчик. – В чем дело, Миста? – рявкает он, стараясь звучать как можно более неприветливо. – Не возражаешь, если мы приедем в гости? – Миста все равно приглашает себя(и своего… Партнера).       Хмурый взгляд Абаккио только усиливается. Да, он совершенно не возражает; сегодня у него было столько визитов, что хватило бы на всю жизнь, и поэтому он хотел бы, чтобы его никогда больше не посещали, никогда. Достаточно плохо, что один посетитель остается надолго. – Не сегодня. – А? – Миста почему-то шокирован тем, что его компании отказали, – но Джорно говорит, что мы должны!       Если Миста думает, что этот аргумент поможет убедить Абаккио, то он еще больший идиот, чем считалось ранее. – Нет. – Тебе не нужна компания? – пробует Миста. Ха. Как будто он плохо знает Абаккио…       К счастью, сегодня у Абаккио есть реальная отговорка. – Триш и Наранча только что были здесь, – неважно, что у него сейчас тоже есть компания. На неопределенный срок и на такой, о котором Миста совершенно никогда не сможет узнать. – Они были там пять минут!       Если Абаккио перестанет прислушиваться к бормотанию Мисты, он услышит продолжающиеся глухие удары с лестницы. Слава Богу, Бруно не может говорить. – Я отключаю тебя. – Ай, не надо, пожалуйста, Абаккио! – даже когда Миста умоляет, его голос звучит нарочито бодро, – просто быстрый визит? Джорно хочет… – Мне поебать, чего там хочет Джорно, – на самом деле Абаккио с огромным удовольствием отказывает Джорно в том, чего он хочет, но это прозвучало бы мелочно, если бы было сказано вслух, поэтому он придерживается простого ответа, – сегодня не получится.       Эта чёртова улыбка всё ещё звучит в голосе Мисты, когда он язвительно подмечает: – А почему бы и нет? У тебя впереди целая ночь хандры что ли?       Почему все думают, что Абаккио всегда…       Ах. – Ты же знаешь, мне нужно быть начеку. Мы не можем все быть такими беззаботными и безработными, как ты, – отговорка о работе очень удобная. Абаккио будет наслаждаться ею столько, сколько сможет, прежде чем она перестанет действовать.       Затем по рации раздается многострадальный вздох, звучащий не более чем помехами. – Каковы шансы, что кому-то понадобится… – Нет. Сегодня вечером.       Тогда Миста начинает скулить. Как Наранча, только хуже. – Но– – Нет! – рявкает Абаккио резче, чем намеревался, из-за внезапного глухого удара чего-то(кого-то), врезавшегося в его дверной косяк. Вздрогнув от шума, Абаккио поворачивается к двери.       Бруно здесь, наблюдает за ним.       Значит, он наконец-то добрался сюда, ха.       Веки нежити медленно опускаются. Бруно делает шаг ближе, потирая руку, ударившуюся о дверной косяк, а Абаккио разворачивается, чтобы столкнуться с необычным молчанием Мисты. – Как-нибудь в другой раз, – неохотно соглашается он на компромисс.       Широкая улыбка ощутимо звучит в голосе Мисты, когда он уточняет: – Значит, завтра? – Нет– – Завтра!       А затем передача обрывается.       Ворча, Абаккио отталкивается от стола, инерция проносит его стул по полу, прежде чем он катится и останавливается у края своей кровати. Он бросает свирепый взгляд в сторону Бруно. – Ты усложняешь мою жизнь.       Бруно нисколько не выглядит сожалеющим. Только проходит в комнату дальше, его глаза странно насторожены, когда он осматривает скудно обставленную комнату Абаккио, как турист в чужой стране. – Что, – ворчит Абаккио, — ты не добрался сюда, когда исследовал дом вчера?       Какое-то невзрачное ворчание доносится со стороны Бруно. Абаккио понятия не имеет, что это значит. Учитывая, что блокнот Бруно все еще болтается между кончиками пальцев, он не собирается вдаваться в подробности.       Просто замечательно. Абаккио возвращается на стуле к столу, чтобы сесть на него, наполовину сгорбившись, прижав щеку к кулаку и прижав локоть к деревянному столу. Он сказал себе, что туризм Бруно не будет проблемой, даже несмотря на то, что Абаккио не может отвести взгляд от зомби.       Бруно спотыкаясь, направляется в сторону шкафа, и лучше бы ему, блять, этого не делать– – Не надо, – говорит Абаккио, выпрямляясь, чтобы нахмуриться, глядя прямо на Бруно.       Рука застыла на дверной ручке шкафа, Бруно смотрит на Абаккио. Медленно – все, что он делает, происходит медленно – он шаркает от шкафа к потертому комоду и поднимает руку, чтобы жестом указать на него или прикоснуться к нему. — И это тоже.       Левая бровь Бруно приподнимается. Самую малость. Тяжелые шаги приводят его к кровати рядом, и он указывает на нее. Что-то в этом жесте преувеличено. Наверное, в шутливой форме. — …Только не трогай подушки.       Голубые глаза закатываются обратно в голову Бруно, и Абаккио действительно хочет, чтобы он прекратил это делать, потому что это чертовски жутко – так долго смотреть на не совсем белки его глаз. Как только голубые глаза возвращаются, Бруно поднимает блокнот и начинает писать. Ковыляет к Абаккио со своим сообщением. «можно трогать такие вещи, как шкафы»       Ох, опять, очень смешно. У Абаккио живет настоящий комик-зомби. – Ты шпионишь, – ворчит он, отталкивая блокнот, – что вообще запрещено.       Бруно неестественно фыркает. Он пристально смотрит на Абаккио несколько напряженных секунд, прежде чем вернуться к своему верному блокноту. «не правило» – Теперь правило. Добавляю его.       Брови Бруно на мгновение сдвигаются вместе, а угол рта опускается вниз, натягивая молнию на щеке. Он оставляет свой блокнот на столе и вместо этого тянется к радио.       Абаккио перехватывает его ледяное, негнущееся запястье в воздухе. От ощущения плоти нежити у Абаккио мурашки по коже. Ему так сильно хочется отпустить и перестать, блять, прикасаться к Бруно, но… — Что ты делаешь?       Слабым рывком Бруно высвобождает свое запястье, немного спотыкаясь, когда его отпускают. У него до сих пор то же раздраженное выражение лица, когда он пишет: «под присмотром. в чем проблема?»       Проблема в том, что Бруно – любопытный кусок дерьма, который хочет прикасаться к вещам только потому, что ему не разрешено это делать. И это раздражает. Вот почему Абаккио живет один. – Тебе не нужно прикасаться к рации, и я не хочу, чтобы ты копался в моих вещах.       Бруно, тихий и недовольный, только смотрит на Абаккио. Мёртвое выражение неодобрения на его лице слишком сильно напоминает Абаккио собственных родителей, когда он единственный раз провалил тест по математике. Слишком человечное. Слишком живое. Жутковатое на фоне мертвенности остального Бруно.       Поэтому Абаккио пытается его игнорировать. Поворачивает ручку радио чуть левее, без необходимости. Отодвигает стул в сторону. Включает настольную лампу в лучах угасающего солнечного света.       Тем не менее, Бруно всё ещё пристально смотрит.       По спине Абаккио пробегает то же жуткое чувство, как и при прикосновении к нему.       Чувство, которое какое-то время не всплывало на поверхность, но теперь с радостью врывается в жизнь Абаккио. Действует ему на нервы и сигнализирует мозгу, что пришло время вновь пережить некоторые из худших воспоминаний, которые есть в его здоровенном арсенале. Зубы на его плече и окровавленные пальцы вокруг пистолета – он весь замерз – мертвенно-холодные руки вцепились в него– – Ладно, – Абаккио встает, отодвигая стул назад. Он выше Бруно, с его-то сгорбленными и скрюченными плечами, и кажется безопаснее смотреть на него сверху вниз, – убирайся из моей комнаты.       Лицо Бруно хмурится еще сильнее.       Абаккио для убедительности указывает на дверь, изо всех сил стараясь встретиться с этим сверкающим голубым взглядом. Ему не нравится, как от этого у него выворачивается желудок. – Убирайся, или я запру тебя снаружи на ночь.       Это вызывает у Бруно настоящее раздраженное ворчание, и он с удивительной скоростью хватает свой блокнот. Взгляд, которым он бросает, просто уничтожающий. Желудку Абаккио от этого не легче, но Бруно, по крайней мере, уходит. Неуклюже уходит.       Прежде чем он успевает повернуться и снова впиться в Абаккио своим пристальным взглядом, тот захлопывает и запирает дверь своей спальни.       Громкий хлопок, и дерево содрогается – Бруно пнул дверь, и Абаккио уже собирался открыть ее и наорать на него, но, судя по звуку, тяжелые ноги Бруно уже топают прочь.       Он спускается и остается там всю ночь.       Абаккио пытается насладиться покоем.