Множество шагов

Оказавшись в комнате Антона, Рома удивился тому, как здесь все изменилось. Появилось много нового: радио, которое перекочевало с кухни, чуть больше книг на полках, кипа журналов, растущая, как башня под подоконником. Но самое интересное — много новых плакатов, рисунков и фотографий на стене над кроватью. Похоже, Петрову все-таки разрешили украшать комнату, чем он активно пользовался. Даже новогоднюю гирлянду повесил на карниз штор, так что сейчас, помимо приглушенного света лампы на прикроватной тумбе, комнату освещали цветные переливающиеся огоньки. Пока Антон копошился где-то внизу на кухне и наливал чай, Рома плюхнулся на кровать с миской конфет — все они уже были без фантиков, которые забрала Оля и унесла к себе в комнату, чахнуть над ними, как над сокровищами. Закинув в рот приторную сахарную «Коровку», Пятифан стал разглядывать новые атрибуты стены над постелью. Взгляд сразу же упал на полотно вывешенных полароидных фото. Какие-то из них Рома уже видел и сразу узнал, — те самые, с Нового года, — но очень многие оказались незнакомыми. Например, где Антон стоит на взъезде в город и держит Олю на плечах, чтобы она могла дотянуться руками до большого указателя «Сыктывкар». Или где мелкая явно пыталась сфотографировать и себя, и брата одновременно, но вместо этого в кадр попал только ее красный от мороза нос и сощуренные глаза, а лицо Антона смазано мелькнуло где-то за ее плечом. Пятифан даже хохотнул от этой фотографии, закидывая в рот очередную конфету. Еще было пару фото с лесной тропы, которую Рома узнал, — с заднего двора или просто с окрестностей поселка. Остальные были интереснее: с незнакомых локаций, на фоне городских пятиэтажек, широких — в понимании Пятифана — площадей и оживленных улиц. Судя по всему, Антон исщелкал все свои кассеты именно в городе, так что Пятифан стал очень внимательно разглядывать каждый снимок, пытаясь хоть так изучить и впитать в себя атмосферу города. Сканируя взглядом стену фотографий, Рома наткнулся на ту, что отличалась от всех своим форматом — была не квадратная с белой полароидной рамкой, а прямоугольная и сделанная на пленку, а потом распечатанная на блестящей глянцевой бумаге, которая уже отдавала едва заметной выцветшей желтизной. По краям виднелись легкие надрывы. Все это указывало на то, что фото далеко не новое. Пятифан немного поерзал, садясь по-турецки прямо напротив снимка, и стал разглядывать его с особой внимательностью. Мать и отца Антона он узнал сразу, пускай они и были лет на десять моложе. Мать стояла в шубе, кажется, норковой, и массивной меховой шапке. Отец стоял рядом, расправив плечи, как атлант, а его тело прикрывало строгое длинное пальто. Взглянув на лицо мужчины, Рома присвистнул, замечая, что без бороды его черты лица выглядят еще строже. В руках отец держал какой-то кулечек, в котором Пятифан из-за качества и размера фото не сразу разглядел выглядывающее ребеночье лицо. Рядом с матерью стоял, укутанный в большой вязаный шарф, шестилетний… Антон. Пятифан прикусил губу, чтобы не прыснуть смехом, и впился взглядом в его маленький силуэт еще внимательнее, но именно в этот момент в комнату вошел Петров, держа в руках две дымящиеся чашки чая. — Слышь, — тут же сказал Рома, наблюдая, как Антон ставит чашки на тумбу, — Эта сопля — это ты, что ли? — Пятифан оттопырил указательный палец и тыкнул им прямо в лицо маленького Антона с фотографии. Петров же усмехнулся, поправил очки и пододвинулся ближе к стене. — Ну да… — Так, значит, ты всегда со своими этими биноклями ходил, да? — хмыкнул Рома, намекая на Петровские очки. На старом фото они тоже присутствовали, и это выглядело до жути комично — большие, явно не по размеру круглые линзы, едва умещающиеся на маленьком детском лице. — К большому сожалению, — выдохнул Антон и уселся поудобнее рядом с Ромой, чтобы тоже смотреть на фото. Пальцами он обвил чашку с чаем, как если бы согревал руки, и отпил немного. Пятифан отвлекся на этот небольшой жест, в очередной раз подмечая мягкость и еле уловимую нежность в движениях Антона. — А… — Рома кашлянул, пытаясь сильно не залипать на друга, и перевел взгляд обратно на фото, — что это за большая такая хуебина? — Пятифан поддался еще ближе к стене, разглядывая постройку позади Антона и его семьи. Здание казалось не просто большим, а колоссально огромным. Что это за архитектурный стиль — Рома не знал. Количество этажей было сложно посчитать, еще и окон было так много, что, казалось, будто их не сотни, а тысячи, и фасад словно возвышался на несколько километров. Бежевый камень складывался в блоки и выступы, колонны и карнизы, кое-где на крыше виднелись даже статуи. Но больше всего Пятифану понравился центр фасада, который выглядел выше и массивнее других ответвлений здания и был украшен огромным темным шпилем со звездой, который, словно игла, был готов проткнуть полотно ясного неба. Что-то с отголосками тех картин о Древнем Риме, которые Рома видел в учебниках истории. — Это… — слегка мечтательно выдохнул Антон, приподнимая уголки губ, — …главное здание МГУ. Московского государственного университета. — О-о-о… — многозначительно протянул Пятифан в ответ, почесав подбородок. Он схватил чашку с тумбочки, отпил несколько крупных глотков и хриплым от горячего чая голосом добавил: — Это в Москве вот так шараги выглядят? — Ну не все, конечно, — Антон хохотнул и откинулся плечом на стену, садясь к Роме вполоборота, — Но это же главный университет города. Да что города… Страны! — Ой-ой, — тихо передразнил Пятифан, морща нос. Он паясничал только для вида, но на самом деле ему было страсть как любопытно слушать про Москву, а уж тем более от Антона, который говорил о городе с такой любовью и восхищением. — Хочу туда поступить, когда школу закончу. — Я даже спрашивать не буду, на какой именно факультет… — Конечно, это же очевидно… На факультет космических исследований, — сказал Антон абсолютно серьезно, отчего лицо Ромы вытянулось в удивлении, а губы сами собой приоткрылись в тихом вздохе. Петров помолчал пару мгновений, а потом прыснул в кулак, сверкая глазами, — Реально поверил? — Да тьфу на тебя! — вскрикнул Рома, всплеснув рукой и чуть не разлив чай, — Кто ж тя знает. Ты вон как по лесу ради звезд ползал, вдруг тебе ряльно моча в голову ударила, и ты решил в Гагарина поиграть. — С моим-то здоровьем, ага, — фыркнул Петров и махнул рукой, — В МГУ есть факультет искусств. — Ну еще бы, — Рома окинул взглядом пару новых рисунков на стене и почесал подбородок, подмечая, что навыки Антона немного выросли, — На своем месте будешь. — Поступить бы еще… — А чего там для этого надо делать? Вопрос словно развязал Антону язык. Тот мигом выпрямился и стал с особым интересом рассказывать про вступительные, академическую живопись, построения фигур и натюрмортов, гипсовые головы и статуи. Так активно болтал, что аж щеки запылали, а глаза то и дело мечтательно уплывали в сторону. За время разговора чай был выпит до дна, конфеты съедены, а Рома уложен по собственной воле вдоль кровати: он не спрашивал, просто заранее решил, что ему можно, и плюхнулся на подушку, подложив одну руку под голову. Петров же остался сидеть возле стены с пустой чашкой в руках, которая то и дело взмывала из-за эмоциональных жестов, и если бы чай в ней не закончился еще минут двадцать назад, то все вокруг точно было бы залито теплой жидкостью с привкусом мяты. — Ну так и че ты переживаешь, гос-с-споди, — протянул Рома спустя полчаса Антоновской лекции. Говорил он чуть сонно после кучи сладостей. Пятифан вытянул одну ногу вдоль кровати и слегка покачивал ступней, а вторую скинул на пол и безалаберно водил ей по холодным доскам, — Сдашь ты эти вступительные. Сложно, что ли, пару фигурок нарисовать? Че ты там говорил?.. Шар, куб и шило? — Какое, блять, шило? — прыснул Антон и запрокинул голову назад, упираясь затылком в стену. Дышал он слегка неровно после столь активного рассказа, — Конус. — Да кого ебет? Это ведь несложно. — Ах так? — Петров прозвучал почти обиженно и тут же сощурил глаза, недовольно ерзая, — Сам попробуй, нарисуй, посмотрю я на тебя. — А вот и нарисую, — хитро кинул Ромка и привстал на локте. В груди снова скользнула искра азарта. — Вот и нарисуй. — Нарисую. Антон немного помолчал, снова буркнул «нарисуй» и начал подниматься с кровати, видимо, чтобы сходить за альбомом и опозорить Ромку здесь и сейчас. Пятифан, однако, остановил его жестом руки, перед этим слабо дернувшись. — Не щас, — он кинул взгляд на циферблат часов над дверью и вздохнул, — Мне уже скоро идти. Кентишкам обещал. По правде говоря, Рома уже почти забыл, что обещал Бяшке прийти в гости. И если с одного Будаева он мог бы соскочить, то после встречи с Семой у магазина он уже точно не может не прийти. Лишнего подозрения и внимания ему не нужно. И к тому же — Рома слово держит. «Иногда полезно было бы его и нарушить…» — подумал он с ноткой горечи, ведь в таком случае можно плюнуть на все понятия и спокойно дружить с Антоном в открытую, а не шкериться, как нашкодивший школьник. Сами собой всплыли слова Полины о том, что Пятифан словно в тюрьме. Пожалуй, так и есть. В тюрьме своего положения, своих слов и чувств. Из мыслей его вытащил тихий скрип кровати, которая прогнулась, когда Антон уселся обратно. В этот раз его согнутая в колене нога уперлась Ромке прямо в лодыжку, но тот и бровью не повел, лишь поджал губы, чтобы сдержать трепетный вздох. Да, он обещал держаться на расстоянии от Тоши, но тут Петров, пусть и случайно, сам… Верно? — А… — Рома кашлянул в кулак и постарался придать себе расслабленный вид, хотя ощущение тепла чужой коленки — такое заметное и в то же время непринужденное — слегка отвлекало от мыслительного процесса, — Я думал, что ты в ближний город поступать будешь. — В Сыктывкар? Не… — ответил Антон слегка задумчиво и стал выводить по ободку чашки круги пальцем. Это движение снова привлекло внимание Ромы, но слушать он не перестал: — Сначала переезд сюда, а потом в еще одно новое место?.. Хах… Слишком я устал от всего этого. А в Москве я буду чувствовать себя, как дома. — Я слышал, большие города шумные и быстрые. — Я не замечал этого, — Антон хмыкнул и повел плечом, — Пока сюда не переехал, не замечал. Здесь все и правда слишком… размеренное. И ты всегда у всех на виду. Последние слова Петрова раздались, словно эхо в длинном тоннеле, а потом отскочили от стенок черепной коробки и попали прямо в сердце. — Да уж… Это правда. Повисло недолгое молчание, в течение которого Пятифан думал о своем, и Антон, похоже, тоже. — А ты куда будешь поступать? — спросил Петров, прерывая эту странную, слегка неловкую тишину. Рома изогнул губы в неопределенной эмоции и приподнял брови. — Да хуй знает… Никуда?.. — А зачем тогда в девятый класс пошел? — усмехнулся Антон и слегка склонил голову вбок, отчего его челка снова стекла струей на ободок очков. — Спроси чего-нибудь попроще. — Ну правда… — Да не ебу я! — фыркнул Рома грубо, но все равно сопроводил свои слова смешком. Он не удержался и слегка ткнул друга в колено своей щиколоткой, будто искал способ прижаться еще ближе, — Наверное… чтобы меня еще два года не доебывали с такими вопросами, как у тебя. — Логично — Антон улыбнулся и коротко пожевал губу, словно о чем-то задумавшись. Рома ждал, когда Петров продолжит, потому что чувствовал, что тот еще не закончил, — А знаешь, тебе бы как раз подошел Сыктывкар. Ну… в том плане, что это не очень большой город, можно как раз привыкнуть к тому, как жить в инфраструктуре, выбрать какой-нибудь техникум… А потом продолжить учиться в городе покрупнее… — Фу, рассуждаешь, прямо как взрослый, — буркнул Рома, пытаясь скрыть тот факт, что ему эта идея отчасти по душе. По правде говоря, о своем будущем он не особо задумывался, особенно в такой дальней перспективе. До появления Антона он был уверен, что просто сходит в армию и вернется в поселок, устроится куда-нибудь на шиномонтажку или, как отец, будет валить лес, работая на вахте в глухой тайге. До появления Антона он вообще не задумывался о тех вещах, которые теперь сидели личинками в его застуженной от вечно короткой шапки башке. — Обстоятельства вынуждают, — спокойно ответил Антон, с чем Рома не мог не согласиться. Лезть в чужую семью он не хотел, но все-таки делал это. Причем не специально — случайно подслушивал разговоры, видел пренебрежительные холодные взгляды Петровых-старших, улавливал ругань из-за стены. Так что был готов зуб отдать на то, что как минимум мать Антона уже затюкала сына разговорами о поступлении, — А если честно, ты никогда о городе не задумывался? О том, чтобы свалить отсюда? Рома задумывался и не раз, конечно же. Может, поэтому Антон его так к себе тянул. Пятифан словно видел в нем кусочек той жизни, о которой всегда мечтал, но которой никогда не то что не касался собственными руками, но и не видел хотя бы одним глазком. — Не, — соврал в итоге Пятифан спустя пару долгих секунд молчания. — И что, совсем неинтересно? Просто я могу… — протянул Антон с лукавостью в голосе, но затем словно специально замолк и отвел взгляд в сторону с хитрой полуулыбкой на лице. Рома нахмурился. Он уже догадывался, о чем Петров мог поведать ему дальше, отчего сердце начало заводиться в груди. — Ну че? — Я мог бы и правда попросить родителей взять тебя с нами в город. Только если тебе это действительно нужно. Рома натянул на лицо маску максимального непонимания. Его лицо, видимо, выглядело настолько по тупому нелепо, — приоткрытый от удивления рот, взведенные на лоб брови и потерянные глаза, — что Антон снова прыснул, но теперь сразу же прикусил губу, чтобы его смех не выглядел таким уж явным. Пятифан снова нахмурился, когда понял, что пялится на Петрова слишком восторженно и радостно, но щеки его все равно начало немного подпекать от смущения. — И что мне там делать, а? — деланно безразлично протянул он. Антон цокнул и закатил глаза — Пятифан уже сам устал считать, сколько раз за время их дружбы он так делал в ответ на непробиваемое упрямство Ромки. — В кино сходить. В магазин какой-нибудь или в торговый центр. Да просто погулять, блин. Это ведь всего на один день. Рома задумался. Точнее, только сделал вид, что сделал это, ибо на самом деле был готов почти сразу подскочить на ноги и начать трясти друга за плечи со словами благодарности. Съездить в город, провести там целый день, еще и на чужой машине бесплатно… еще и с Антоном! Грех отказываться. — Ну не зна-а-аю… — выкобениваясь, протянул Рома и снова откинулся на скрещенные на подушке руки, — Ты спроси сначала родаков. А там посмотрим. — А если разрешат — поедешь? — все-таки кинул Антон вдогонку, и Пятифану очень хотелось бы верить, что нотка надежды в голосе друга ему не показалась. — Да поеду, что пристал-то… — буркнул Рома и отвел взгляд на потолок, чтобы его смущение было не так заметно, — Нафига вы вообще туда так часто мотаетесь? После этого вопроса Антон замолк, и Пятифану даже показалось, что тот его игнорирует. Но, подняв голову, Рома понял, что Петров, вероятно, просто задумался. — Отец хочет снова переехать в город. Ищет там работу, квартиру. А мать пилит его, мол, мало времени с детьми проводит. Вот он и таскает нас всех, лишь бы не донимала. — Херово… — Ага. Они оба в последнее время крышей потекли. Мать на теме воспитания, а отец — на теме денег. — Зато им на тебя хотя бы не насрать… — прошептал Рома почти неслышно, но почти сразу пожалел, что вообще сказал это. Вряд ли Антону такие слова помогут. Благо Петров на них и не отреагировал: то ли не захотел, то ли и правда не услышал. Пятифан снова оторвал голову от подушки, но в этот раз сел прямо, устремив взгляд на профиль Антона. Ему было слишком любопытно, вопросы так и вились на языке. Что заставило его семью переехать? Почему они не могут даже просто ездить в Москву, но при этом Петров хочет туда поступать?.. Семья Петровых была слишком «новой» в их поселке, и какие-то хотя бы даже крохотные слухи еще даже не начали формироваться ни о ком из них, так что Антон был волен выдавать Роме ту информацию, которую считал нужным. Но Пятифану этого было мало. Рома не был сильно воспитанным человеком, так что ничего не мешало ему взять Петрова «измором» и вечными вопросами. Он уже приоткрыл губы, чтобы начать спрашивать, но потом осекся. Он вдруг вспомнил, что Антон не стал допытывать Рому о происхождении ожога на ладони, не стал корить его за это, хотя, скорее всего, и так догадался о причине его появления. Проявил уважение. Вот и Пятифан впервые за очень долгое время решает поступить подобным образом и снова закрывает рот на замок. Чужая семья впервые — это не его дело. — Ладно… — Рома медленно спустил и вторую ногу на пол, неохотно отрываясь от коленки Антона, которая оставила на его коже даже сквозь одежду фантомный след касаний, — Я пойду.

* * *

Рома ненавидел себя обнадеживать, но все равно делал это на постоянной основе. Это была своеобразная форма мазохизма, ибо, настроив в собственной голове самых лучших вариантов развитий событий, Пятифану чаще всего приходилось разбиваться о жесткую реальность. Так было с Полиной и ухаживаниями за ней, так было с Антоном и чувствами к нему. И точно так же было сейчас, когда он шел поздним вечером из дома Будаева с вечно тлеющей в губах сигаретой. Весь вечер в кругу своих «корешей» он провел в мыслях об Антоне и предстоящей поездке, которая, к слову, вообще могла не состояться. Но Рома наплевал на этот факт и уже представлял, каково это — гулять по городу, смотреть на здания вживую, а не на фото или не по телевизору, покупать какие-нибудь прикольные вещи, которых не найдешь в сельской комиссионке. И главное — каково будет ощутить все это в компании Антона. Пятифан думал об этом так активно и так часто, что пропустил мимо себя почти все разговоры Бяши и Семы и сидел молчаливой тенью, пока те двое рубились в Дэнди. Всего за пару часов в гостях у Игоря он успел обмозговать вообще все, что произошло до этого в доме Петровых: прокручивал в голове их беседу и конкретно слова Антона, а потом и подслушанный разговор с Борисом. Значит, у Тоши закончился картридж для полароида. И денег на него родители не дадут. Но он так классно фотографирует и делает это часто, а значит, ему нравится… Рома подумал о том, чтобы сделать Петрову приятно — найти денег и за поездку в город купить ему этот несчастный картридж. А если в город его не возьмут, просто сунуть деньги в руки и пусть сам разбирается. В то же время Пятифану это казалось перебором. Он пытался вспомнить, когда старался так для своих друзей… Да никогда, в общем-то. Бяшу он любил и ценил как самого лучшего своего товарища, но никогда не стремился к такому проявлению своих дружеских чувств. Потому что считал подобное уже не дружескими чувствами вовсе. И если Рома сделает такой поступок в сторону Антона, не будет ли это слишком подозрительно? Пятифан запутывался еще больше, хотя, казалось, наоборот, должен был успокаиваться. Петров слишком его затягивал, отчего Рома снова и снова возвращался к мыслям о том, что помириться с ним было ошибкой. И в то же время благодарил судьбу за то, что они снова друзья. В общем, был в своем нелюбимом состоянии между двух огней. Сплюнув в сторону и закурив новую сигарету, Рома поймал себя на смешной — можно даже сказать, сопливой — мысли. Антон для него, как никотин. Вроде знаешь, что вредно, что убивает, а пытаешься бросить — еще хуже становится, душу травит и тело ломает. Из мыслей Рому выдернул услышанное где-то в стороне нытье парнишек помладше. — Да блин, опять она отказала! Дура, нахуй. — Ага… Пошли, что ли, опять бычки за школой поищем… Рома остановился под потухшим фонарем и посмотрел в сторону ларька, откуда и доносился этот детский лепет. Трех пацанов из седьмого класса он узнал сразу — Пятифан вместе со своей шайкой-лейкой частенько разводил их на сигареты или мелочь. Парни стояли за углом ларька и выглядели крайне расстроенными. Сложив два плюс два, Рома догадался, что школоте не продали сигареты, ведь продавщица сменилась и, видимо, решила не брать грех на душу по продаже табака несовершеннолетним. И если Ромка с друзьями этот вопрос решил и смог убедить новую продавщицу в том, что довольно грузный и крупный Сема уже восемнадцать плюс, то этим пиздюкам, похоже, судьба не улыбнулась. Он задумчиво покусал губу, а над его головой с тихим скрипом загорелся фонарь, лихорадочно мигая своей лампочкой. Вместе со светом голову Ромки озарила идея. Он ехидно ухмыльнулся и двинулся в сторону компании малолеток. — Че, пацаны, не продают? — сквозь смешок произнес Пятифан, вальяжно остановившись возле ларька. Он оперся о деревянную стенку с облупленной краской плечом и показательно затянулся сигаретой, отчего парни аж сглотнули. Видать, не курили нормально уже довольно долго. — Не продают… — отозвался один из пацанов тихонечко и слегка неуверенно. Вообще Рома заметил, что все в компании сразу напряглись, когда он подкатил — боятся, что сейчас снова будет их кошмарить. — Да ладно, че кислые такие, — он хлопнул двух близ стоявших парней по плечам и коротко расхохотался, — Предложение есть. Сигу подогнать могу. — Правда? — хором протянули пацаны, тут же приободряясь. — Ага. Три рубля за штуку. Повисло молчание, которое Рому удивило. Он сканировал лица пацанов, которые начали переглядываться между собой. — Ну че? — А… не дорого? Ведь в пачке двадцать сигарет, а стоит она рублей двадцать шесть, а это значит за штуку… — начал один из мелких, но Пятифан его прервал, грозно рявкнув. — Знания математики в школе показывать будешь! А у ИП «Пятифанов» цены другие, — он кинул недокуренную сигарету в снег и специально притоптал ее ботинком, чтобы нельзя было докурить чинарик. Парни с разочарованием проследили за этой хулиганской манипуляцией, — Не хотите покупать — идите за школой дальше сифозные бычки вылизывайте. Дальше он развернулся, сунув руки в карманы, и довольно быстро зашагал в сторону основной тропы. И когда один из пацанов окликнул его, Рома с довольной победной улыбкой остановился и развернулся обратно. Школьники подбежали к нему и тут же стали выворачивать карманы, пытаясь на ладонях посчитать имеющиеся монеты. — Так, пять, шесть… рубль… — У меня еще есть… на вот… — Погоди, у меня в штанах, кажется, тридцать копеек завалялось. Рома с легкой снисходительной ухмылкой наблюдал за тем, как парни пытаются наскрести нужную сумму, и терпеливо ждал, теребя в кармане слюду от сигаретной пачки. В его голове уже созрел конкретный план, как подзаработать денег, при этом не возвращаясь к откровенному воровству. Во-первых, ему не хотелось снова играть роль бандита, во-вторых, так школьники сами будут нести ему бабки и не нужно будет отлавливать их за школой или на улицах поселка. Пятифан на секунду почувствовал себя гением. — Два рубля шестьдесят копеек… — жалобно простонал самый высокий из пацанов и протянул Роме руку с горстью монет. Пятифан почесал затылок, вздохнул и сгреб все, что было. — Ладно. На первый раз скидка, — он вытянул из пачки три сигареты и протянул парням, но отдернул руку, когда они попытались их выхватить, — Но услуга за услугу. Есть у вас в классе еще курящие? Или просто друзья? — Есть! Есть! — Тогда им расскажите по-братски о том, что я сигами башляю. Завтра на большой перемене за школой буду. — Сделаем, Ромчик, сделаем! — отчеканили парни почти в унисон, и тогда Пятифан отдал им сигареты по-нормальному. Юные курильщики тут же усвистали куда-то в кусты, чтобы никто из взрослых не видел их преступления, а Рома сунул горсть денег себе в карман. Лишь одна мысль о выражении лица Антона, когда он получит в подарок кассету, заставляло сердце чуть сильнее бухать в висках. Он в душе не ведал, сколько на самом деле она будет стоить, но поставил ставки на удачу и подумал, что все-таки накопит на нее за оставшееся время.