Множество шагов

Остаток недели для Ромы прошел непонятно, запутанно и туманно. Каждый день был наполнен странными мыслями, которые улетучивались в присутствии Антона и заменялись странными чувствами. Жар, дрожь, спертое и частое дыхание, пунцовые щеки — все это сопровождало Пятифана, когда Петров только лишь сидел рядом и, например, случайно придвигал локоть к Ромкиному или касался подушечками пальцев, когда парни одновременно хватались за страницу учебника, чтобы перевернуть. А если Антон хотел что-то сказать во время урока и снова подсаживался ближе, начиная шептать, то Рома совсем терялся в пространстве, погружаясь в голос соседа с головой. Часто по возвращении домой Пятифан прокручивал все случившееся за день в голове. Пытался понять, почему Антон так на него влияет и что стало тому причиной. Как и всегда, в своих догадках Рома забирался в дремучий лес, где находил две вещи — свою предновогоднюю ревность и фантазию об Антоне из сугроба. Складывались эти вещи идеально, только итог сложения Пятифана настолько не устраивал, что он собственноручно разводил кусочки пазла по разным сторонам. Особенно сильным ударом по его и так измученному разуму стал пятничный случай, подкинувший еще немного сладко-горькой пищи для размышления. В дни, когда была физкультура на лыжах, мало кто из парней носил с собой сменную форму. Обычно большинство школьников натягивали поверх школьной формы — неважно, были это брюки с рубашкой или, как у Ромки, спортивки и олимпийка — верхнюю одежду и сразу шли на улицу. Но вот Бяша всегда таскал с собой сменные свитера, потому что: «Не хотел сидеть на уроках весь сырой, на». Так что и Рома, и Семен ждали переодевающегося друга, сидя на скамье раздевалки, и восстанавливали силы, потраченные на лыжах. Обычно молчали, чтобы не сбивать дыхание еще больше, поэтому Пятифана ничего не отвлекло, когда взгляд его сам собой нашел в толпе Антона. Глубокий вдох, которым Ромка набрал в легкие побольше воздуха, так и застрял в горле, так как Петров именно в этот момент стянул с себя теплый свитер крупной вязки. Антон всегда переодевался в самом углу, желая, видимо, остаться незамеченным. Всегда отворачивался лицом к стене и ни на кого не смотрел. Наверное, стеснялся. Именно поэтому Роме открылся вид на его спину и лопатки, все еще покрытые испариной после долгой езды на лыжах. Пятифан, приоткрыв губы для несовершенного выдоха, смотрел, как перекатывались мышцы на чужой спине, и дивился тому, что Антон оказался не таким худым и слабым, как Ромка до этого предполагал. Даже несмотря на то, что Петров неплохо отбивался от банды Пятифана в первый день, наравне дрался с Сашкой Чижиковым и нехило врезал Ромке по его же просьбе, тот все равно думал, что он хилый. По крайней мере, так всегда казалось из-за немного больших рубашек, никогда не прилегающих к телу вплотную, жилеток и футболок, в которых Рома видел друга. А сейчас ему открылся вид на крепкие плечи и не самую узкую спину. Ромка потерялся и уже не контролировал свой взгляд, который скользнул по ряду выпирающих позвонков вниз — сначала на талию, а потом к пояснице. Он смотрел на кожу, которая казалась менее бледной то ли из-за плохого освещения раздевалки, то ли из-за недавней физической активности. Точнее нет, не смотрел, а откровенно пялился, благо незамеченный ни кем из-за общей суеты в раздевалке. Взглядом он проследил, как Антон кидает свитер на скамейку, разворачивается вполуоборот и заносит руку к вешалке, на которой полотном белела сменная рубашка. Рома впился глазами в напрягающиеся мышцы плеча и предплечья, а потом обзор загородил кто-то из одноклассников, скрыв фигуру Петрова своим телом. В этот момент Пятифан вспомнил, что нужно дышать, так что сипло выдохнул носом и приложил к горящим щекам и шее похолодевшие свинцовые ладони. Когда одноклассник отошел, Антон уже застегивал последнюю пуговицу рубашки и поправлял ворот, чуть склонив шею. Его лица Рома не видел, зато внимательно обсмотрел выпирающий кадык и пульсирующую от разогнанной крови венку рядом. Очухался Пятифан только, когда Бяша ткнул его колено своим и сказал, что он закончил переодевания, а значит, можно идти на перекур, пока не прозвенел звонок. Рома вздрогнул, ощутив стыд и волну адреналина, будто его поймали за каким-то неприличным делом, и неопределенно кивнул. На ватных ногах он вышел на улицу и сразу пожалел, потому что прохлада, в отличие от раздевалочной духоты, охлаждала голову и позволяла лучше думать. Этим Рома и занялся, пока Сема и Бяша что-то активно обсуждали и хохотали под боком. Пятифан же подпер спиной стену школы, встав рядом с висельником, угрюмо свесил голову и даже почти не курил, лишь перекатывал в пальцах сигарету. В голову пришло осознание, что буквально пять минут назад он без стыда и совести смотрел на то, как переодевается его друг. Да не просто смотрел, а обсматривал чуть ли не каждый сантиметр оголенной спины! В этом, с одной стороны, не было ничего такого — Рома часто видел почти голых парней в раздевалке или летом на речке, а когда был помладше даже пару раз ходил с Бяшкой в баню, чтобы не тратить лишнюю воду. Но так, как сейчас, Пятифан себя чувствовал впервые. Невидящим взглядом смотрел в снег, не слышал почти ничего, кроме буханья собственного сердца, и все никак не мог усмирить нарастающие в животе волны тепла. Рома ощутил себя очень неправильно и грязно, так что остаток дня сторонился Антона и старался на него даже не смотреть. Уже к вечеру Рома чувствовал себя очень устало. Не физически, а морально. Иногда ему казалось, что если взглянуть со стороны, то можно увидеть, как кипит его мозг, пропуская между волос клубы пара. Пятифан потер веки и снова откинулся на подушку, предвещая тяжелый отбой. Эта вещь с последствиями в виде недостатка сна тоже шла с Ромкой рука об руку последние дни. Он даже успел привыкнуть к вечно гудящей по утрам голове и тяжелым векам. Пятифан, чтобы отвлечься, начал думать о дне рождения Полины. Представлял, как будет весело и легко, как он будет паясничать перед подружками Морозовой, как схлестнется с Катькой в словесной перепалке, как потискает Джоанну, как вместе с Антоном будет дарить самодельные подарки… Ну вот, опять Антон. Рома фыркнул сам на себя и резко сел, проигнорировав легкий приступ головокружения. Он закусил и так искусанную за неделю губу, облокотился о притянутые к груди колени и сцепил руки в замок. Его взгляд упал на стену, увешанную плакатами. И задержался взгляд на одном конкретном. Пятифан подполз поближе к стене и стал рассматривать плакат с группой Токио Хотэл. Он вспомнил, как Антон огорошил его новостью о том, что вокалистка этой группы на самом деле вокалист. И сейчас Рома внимательно смотрел на фронтмена, пытаясь отыскать в нем мужские черты. Получилось это довольно быстро — по рукам, фигуре, узким бедрам можно было понять, что это парень. Просто раньше Пятифан никогда особо не вглядывался, будто смотрел издалека, и думал, что это все-таки девушка. Ромка прильнул лбом к плакату и тяжело вздохнул, раздумывая, можно ли считать свое собственное заблуждение чем-то странным и напрягающим. Да, он перепутал, но, как сказал Антон, это нормально — он тоже сначала понял все неверно. Значит, это не страшно? Не страшно то, что Пятифану внешне понравился человек своего пола? Если бы он знал, что это парень, то даже не взглянул бы… Обухом по голове ударила мысль о том, что Антон — парень, и Рома это, очевидно, знает, и Рома все равно на него взглянул. Да и не раз. Даже если откинуть случай в раздевалке, Пятифан часто засматривался на Антона, на его руки, обсматривал черты лица, пытаясь найти все новое и новое. И уже это не казалось нормальным. Ладно бы в Петрове были женские черты — длинные волосы, округлые черты лица без ярко-выраженных скул, вздернутый нос — все, что может привлечь настоящего мужика. Тогда можно было бы понять, тогда Ромкин интерес к внешности Антона был так же не страшен, как и с вокалистом Токио Хотэл. Но Петров был парнем, которого с девушкой не спутаешь, даже если тот наденет платье. В этом Пятифан убедился, увидев его крепкое мужское телосложение. Рома страдальчески простонал и несильно ударился лбом о плакат, будто это помогло бы выкинуть из головы надоедливые мысли. Те самые, которые уже казались не роем, а целым ураганом. Пятифан измучался, ему надоело бросаться от желания быть с Антоном почаще, говорить побольше, рассматривать его повнимательнее, к жгучему чувству собственной странности и привкусу гнили на языке. Рома плюхнулся на подушку с такой силой, что в голове пронеслась небольшая вспышка боли, заставившая поморщиться, и принял такой вывод: они с Антоном друзья, соседи по парте, одноклассники, и думать здесь больше не о чем. А завтра Пятифан постарается держаться от него подальше и проводить с именинницей побольше времени рядом. Нечего думать о глупостях. Кое-как убедив себя в правильности решения, Рома насильно погрузил себя в сон.

***

К Полинкиному дому Ромка шел с внутренними опасениями. Видеть Антона не хотелось — было стыдно, даже начались думы о том, что Петров ему предъявит за неправильные мысли и взгляды, хотя, конечно, догадываться об этом тот не мог. Пятифан лишь надеялся прийти в гости к Морозовой и устроиться где-нибудь подальше в углу. Желательно, чтобы оттуда не было видно Антона. Хотя в маленькой комнате это было бы нереально, но Рома хотя бы постарается. Приближаясь к дому, Рома нервно вздохнул и откинул окурок на дорогу. У калитки стоял Антон, при виде которого у Пятифана по спине прокатились мурашки. Петров же, как обычно, улыбнулся и протянул руку для приветствия. — Привет. Решил вот тебя подождать, чтобы вместе подарок вручили, — сказал тот, не скрывая своего предвкушения. Рома натужно улыбнулся и с опаской посмотрел на ладонь Антона. Касаться и хотелось, и не хотелось одновременно, хотя не совершить акт рукопожатия было бы подозрительно. Потому Пятифан, быстро протерев взмокшую от волнения руку о штанину, наскоро потряс Антонову, почти не сжимая и пытаясь сократить время их касаний. От легкого внутреннего мандража это не особо помогло, но Петров выглядел и вел себя так обычно, что Рома даже немного успокоился. Вместе парни пошли к крыльцу и, уже ступив на первую его ступеньку, Пятифан подумал: «Парень как парень. Друг как друг. Ничего особенного в этом нет». Этой мысли на первое время было достаточно. — Да заходи просто, — сказал он с усмешкой, когда Антон занес руку для стука. — Неприлично! — строго осек Петров и постучал несколько раз. Полинка возникла на пороге довольно быстро, отворила дверь и тут же поежилась от влетевшего в тамбур холодного ветра. — Мальчики, привет! Проходите, все уже собрались, — быстро проговорила она и упорхнула обратно в дом, качнув подолом относительно нарядного платья. — Дедушка дома? — спросил Рома на всякий случай, когда все трое оказались в прихожей и парни начали снимать куртки. Со стороны Полинкиной комнаты уже слышалось веселое девичье щебетание, а вот из-за других дверей не было слышно ничего, в том числе с кухни. — Сегодня на дневном стационаре. Его дядя Боря, сосед, возит иногда в город, — ответила Морозова, стоя на носочках перед коридорным зеркалом. Она все снимала заколки и снова нацепляла их в попытке сделать и так аккуратную прическу еще лучше. Рома скользнул взглядом по ее фигуре и понял, что сегодня она особенно красива, это было сложно не признать. Наверное, увидь Пятифан Полинку в таком виде еще пару месяцев назад, то точно весь смутился бы и раскраснелся, но не сегодня. Закончив с прихорашиваниями, Морозова довольно кивнула своему отражению и одарила друзей теплой улыбкой, — Пойдемте! Она прошагала к комнате, открыла дверь и пропустила парней вперед, отступив в сторону. Комната Полины преобразилась, больше не выглядела такой вылизанной и даже казалась более обжитой. У дивана распростерся стол с кухни, усеянный едой, приглашенные одноклассницы — Ленка, Зинка и Женька — вешали повсюду самодельные бумажные гирлянды. — Пришли! — протянула Катька, что как раз украшала косяк двери. Она смерила взглядом Антона, затем Рому и фирменно поморщилась, — Снова благоухаешь. — Конечно, Катька! — весело выдал Пятифан, решив с ходу окунуться в свое задорное проказничество. Он подлетел к Смирновой и обхватил ее руками, приподнимая над землей, как если бы был ее давним закадычным другом. На самом же деле он прижимал к себе брыкающуюся девушку лишь затем, чтобы та лучше почувствовала его сигаретный шлейф. — Пятифанов! Опусти, дурак! — орала Катя и била Ромку по плечам. Когда тот, наконец, поставил ее на землю, девушка грубо оттолкнула одноклассника, вся насупилась и начала отряхивать юбку, будто Пятифан был весь в грязи. Рома же не обращал внимания на ее тихие оскорбления, которые и не думали угасать, лишь поставил руки в боки и с широкой улыбкой вдохнул поглубже. В комнате приятно пахло едой, со стороны подоконника из магнитофона пела музыка, в груди зарождалось веселье, и, кажется, с каждой минутой становилось все легче. Все-таки среди людей некогда было думать и ковыряться в себе. — Полина, мы тебе приготовили небольшие подарки, — услышал Ромка и повернулся в сторону Антона, который все еще стоял на пороге комнаты. Одной рукой он неловко потирал затылок, а другую, сжимающую немного потрепанный — явно использованный не в первый раз — подарочный пакет, вытянул вперед, — Держи. С днем рождения тебя. Все девочки отвлеклись от разукрашивания комнаты и устремили любопытные взгляды в сторону Полинки, которая, со скромной улыбкой, принимала пакет в свои руки. Кажется, что все перестали дышать — настолько им было любопытно, что парни приготовили в подарок. Разговоры стихли, лишь Цой с легкими помехами напевал из магнитофона «Восьмиклассницу». — Ой, мальчики… Спасибо, — заранее благодарила Полина почти шепотом, когда заглядывала в пакет. Первое, что ей попалось — фенечка. Морозова с блеском в глазах достала украшение и поднесла к лицу, рассматривая бусины, — Какая красота… — Это Рома делал, — подметил Антон, спрятав руки за спиной. По комнате пронеслись удивленные девичьи вздохи, а Пятифан смутился, будто сделал что-то не то. — Правда? Рома, это ты сплел? — пискнула Ленка, вытягивая шею, чтобы лучше рассмотреть подарок. — Ну я. А че? — буркнул Пятифан так, будто спрашивали его об очередном проступке. Не привык он к такой восхищенной женской публике, так что чувствовал какой-то подвох. Тем не менее подвоха не было, ибо Полина расплылась в улыбке и радостно произнесла: — Рома! Я и не думала, что ты так умеешь! Пятифан весь расправился, в гордости выпятил грудь и слабо улыбнулся, мол, «да, я такой». Морозова еще немного полюбовалась фенечкой, подошла к Роме и притянула его в объятия. — Спасибо, — сказала она благодарно. Пятифан шепнул какие-то случайные поздравления, пожелания здоровья, счастья и успехов и вежливо похлопал девушку по спине, задевая пальцами волосы. Полина отпрянула и громко чмокнула Рому в щеку, заставив опешить еще сильнее. Было приятно, но мимолетно Пятифан подумал, что все равно не реагирует достаточно бурно. Было даже обидно за себя в прошлом, ведь раньше Рома бы уже вознесся на седьмое небо от счастья. «Эх, Полинка, пораньше бы…» — подумал он, наблюдая, как Морозова готовится выудить из пакета портрет. Из глаз ее едва ли не посыпались искры, а губы замерли приоткрытыми в удивлении, когда Полина посмотрела на себя же, написанную Антоновой рукой. Рома довольно улыбнулся, будто сам рисовал этот портрет. — Это… Это ты нарисовал?.. — выдохнула Полина, одной рукой прильнув к груди. Женька и Катька больше не могли терпеть и ждать, пока Морозова покажет им подарок, так что обступили с двух сторон и принялись заглядывать через плечи. Женя прикрыла рот рукой, а у Смирновой в глазах блеснула зависть. — Я, — прохрипел взволнованно Антон, хлопая глазами. Полина беслезно всхлипнула и посмотрела на Петрова с морем благодарности в глазах. — Спасибо, Тош! Спасибо! — залепетала она и зашагала к Антону. Рома, предвидя, что будет дальше, почувствовал в груди укол, омрачающий собой, как ложка дегтя в бочке меда, собственное настроение. Он опустил глаза, не желая видеть, как Полина целует Антона, зато услышал щедрый чмок. — С праздником. Счастья, здоровья, успехов в личной жизни, — сбито поздравлял Петров, пока Полина показывала подругам портрет. Рома посмотрел на раскрасневшегося и довольного, как слон, Антона и поймал его удовлетворенный взгляд. Пятифан прикрыл веки и отвернулся, направившись к столу. — Давайте уже праздновать! — процедила Катя, тоже чем-то недовольная. Все были согласны, так что уселись за стол. Несмотря на то, что Роме удалось быть подальше от Антона, — они сидели на разных краях стола, — Пятифана это будто бы не очень-то и устроило. Он сидел рядом с Женькой и Зиной, с которыми особо не общался, так что поговорить было не о чем. Девочки щебетали между собой, Антон, как в малиннике, сидел между Катей и Полей и все отвечал на просьбы одноклассниц нарисовать их отказом. — Антон, ну давай за деньги, если так не хочешь! — ныла Лена, выпятив нижнюю губу. — Прости… — отвечал Петров, все наматывая на палец локон челки. Смущался он так заметно, что это даже забавляло, но Роме было не смешно, — Не могу. — Что, краски закончились? — кокетливо подколола Полина, — Конечно, на такую красоту нужно много материалов и сил, — она устремила взгляд на пианино, на котором и поставила портрет. Пятифан угрюмо вздохнул. Между девочками завязался долгий разговор. Обсуждали все, что только можно — первую неделю школы, предстоящие экзамены, сплетни и прочее, и прочее. Рома периодически вслушивался, периодически улетал в свои мысли, ковырял вилкой кусочки салата в тарелке и водил вытянутыми губами в разные стороны. Иногда он поднимал взгляд и натыкался им, сука, на Антона. И каждый раз он видел, как Полина вежливо переговаривается с ним, но настолько тихо, что Рома не мог расслышать, о чем именно. Петров же кивал, улыбаясь, иногда смеялся сам, а иногда они оба заливались оглушающим смехом. Впервые в жизни Пятифан сам для себя понял, что Антон с Полиной смотрятся вместе очень лаконично. Морозова со своими длинными смолянисто-черными волосами на контрасте с белоснежными Антоновыми, их общая прилежность, опрятность и одухотворенность. Рома вспомнил, как в первую неделю учебы Петрова в школе выбил у него информацию о том, что они говорили о музыке. Конечно, Антон разбирается во многом, интересуется кучей вещей, с ним всегда интересно поговорить. Причем он не оказался тем снобом, которого Рома из него строил. В нем было достаточно простоты для приятного общения. Думая об этом, Рома сам собой хмурился, не замечая, что девчонки вокруг него уже выбрались из-за стола, увеличили громкость магнитофона и решили потанцевать. Хотели утащить и Полину, но ту перехватила Катя. Пятифан следил, как Смирнова оттаскивает ту в сторону, к двери, и начинает что-то активно говорить, при этом жестикулируя. Полина же внимательно слушала, поджав губы, и все время поглядывала на Антона. Роме стало жуть как любопытно, о чем они там трещат, так что он решил пройти мимо якобы покурить. Он встал из-за стола и направился к двери, но его схватили за рукав. — Ты куда? — спросил Антон, перехвативший Рому на краю стола. — На перекур. — Можно с тобой? — взмолился Петров жалобным голосом. Пятифан лишь безучастно кивнул и продолжил идти, высвободив рукав из чужой хватки. Проходя мимо девчонок, он только и уловил: — Ладно, Кать. Я попробую поговорить с ним. После Полина с Катькой скрылись за дверьми комнаты. Рома не был детективом, но смог мало-мальски до чего-то додуматься. Используя всю свою дедукцию и знание женской логики, он допер, что Катька уговаривала Полину поговорить с Антоном — а зачем именно? Чтобы признаться в симпатии. Это же было очевидно. Морозова все время косилась на Петрова во время разговора, Катя все время многозначительно ухмылялась, когда те были рядом. Например, в актовом зале после концерта. Не зря же Полинка после Катиного кивка подхватила Петрова под локоть? Рома знал, что у девчонок есть привычка подталкивать своих подруг на сближение с мальчиками, которые им нравятся. Ведь, как сами девочки и говорили: «От парней хрен чего дождешься!» Вот и сейчас, видимо, Смирнова уговаривала Морозову признаться в своих чувствах. В Ромкиной груди поселилась досада. Он понуро подкурился, когда они с Антоном вышли на крыльцо, и сел, нет, упал на очищенную от снега ступеньку. Казалось, будто сейчас он чувствует все, что только можно — и обиду за то, что не смог спустя столько лет добиться Полинкиной любви, а у Антона это получилось всего за полгода; и тоску из-за того, что их трехсторонняя дружба привела к тому, что два звена вот-вот станут общей любовной ячейкой и не будет больше, как раньше; и ревность. Конечно же, ревность. Антон сел рядом и поерзал, весело вздыхая. — Утомился немного. Налетели они на меня со своими портретами, — поделился он с Ромкой, который был сейчас в легкой прострации. — А почему ты, кстати, не рисуешь портреты? — машинально спросил Пятифан, хотя это его сейчас интересовало меньше всего. — Для меня это энергозатратно. Надо же постараться, чтобы человек не обиделся. Так что рисую, но только в крайних случаях. В прошлой школе, например, рисовал только девочке, которая нравилась, и то единожды. Этими словами, во-первых, Антон выбил из Ромы весь воздух вместе с табаком, а, во-вторых, подтвердил еще одну догадку: Антону тоже нравится Полина. Еще бы, разве может человек с такой любовью написать портрет человека, подчеркивающий все его достоинства, если не любит его самого? Рома был уверен, что не может. Он поник еще больше, почувствовав себя лишним не только в их тройной компании, но и во всем мире в целом. Он свесил голову к груди и болезненно выдохнул. — Все нормально? — спросил Антон, заметив перемену в настроении друга. Он чуть склонился в сторону Ромки и боднул того плечом, заставив вздрогнуть. Пятифан встрепенулся и закивал. — Да, просто устал уже от праздников всяких, — соврал он и натужно улыбнулся. Как бы ему ни было обидно, он — впервые в жизни — решил не мешать Полинкиному счастью. Он подумал, что позволит ей сойтись с Антоном, а сам отойдет на задний план. Он не будет с ней общаться, потому что больше ничего не держит и потому что не по-пацански это — дружить с девушкой кента. А что? Будет полезно. Петров станет чаще пропадать с Морозовой и унесет с собой те странные мысли, которые сам и зарождает, сам того не ведая. А Рома всецело вернется к деятельности банды, ему больше не нужно будет украдкой бегать к Антону в гости и делать перед друзьями вид, что испытывает к нему неприязнь. Рома так вдохновился этой мыслью, что искренне улыбнулся. Он посмотрел на Антона, который скоро получит признание в любви, и обрадовался. Закончатся его метания, закончится его недосып и копания в себе! Разве не здорово? — Ну, — выдал Пятифан, повеселев. Он без стеснения и страха закинул на Антоново плечо руку и немного потряс, — Пошли? А то девочки сейчас весь торт сожрут и нам не оставят. — Ну, пошли, — усмехнулся Петров, порозовев щеками от порыва зимнего ветра. Парни встали, отряхнули задницы и вернулись в дом. В Полинкиной комнате затих магнитофон, на смену ему послышались фортепианные мотивы. Играла Ленка, что ходила вместе с Морозовой в музыкальный кружок, только не на струнные, а на клавишные. Играла она кривовато, зато аккомпанементом стали Женька, Зинка и Катька, подпевающие в тон клавишам. Рома узнал в их неумелом исполнении какую-то из песен Тату и усмехнулся. Он вернулся на свое место, весь такой одухотворенный, и стал наблюдать за Антоном. Тот сел, провел взглядом по столу в надежде что-то пожевать, но его одернула Полина. Она притянула его за плечо и стала что-то нашептывать. С каждым движением ее губ Петров бледнел и округлял глаза, а потом, когда Морозова закончила и многозначительно ему подмигнула, Антон раскраснелся по самые уши. Полина выпорхнула из-за стола и присоединилась к девочкам. Она схватила Катьку за руки и стала кружиться с ней в дурашливом танце под фортепиано, а Антон подпер ладонями лицо и смотрел в их сторону, не переставая краснеть. «Ну вот и все», — подумал Рома и прикрыл глаза, тихо выдыхая. Все закончилось.

***

Праздник подошел к концу. Вдоволь натанцевавшись, напевшись песен, наевшись еды и торта и наигравшись в разные игры типа «Мафии» и «Крокодила», стали убирать комнату. За окнами потихоньку смеркалось, пока Антон с Ромой перетаскивали убранный стол обратно на кухню. Там начинала мыть посуду Полина. Петров вернулся в комнату помогать девочкам снимать украшения, а Пятифан с долей доброй грусти в глазах не смог перебороть свое любопытство. Только чтобы поставить точку в своих душевных терзаниях, он сел на табуретку и спросил: — Как у вас с Тохой дела? Полина заметно усмехнулась, хотя из-за шума воды этого было не слышно, дернула плечами и, не оборачиваясь, ответила вопросом на вопрос: — Какие дела? — Любовные, — заключил, хмыкнув, Ромка. Он и сам не верил, что произносит это так спокойно и легко, пусть в груди все равно щемануло от ревности. Полина замерла, затем вздохнула и повернулась к Пятифану с серьезным лицом, отражающем оттенки приближающегося материнского отчитывания. — Рома! — строго прикрикнула она, но потом понизила громкость голоса, чтобы не было слышно в коридоре: — Ты опять что-то себе надумал, да? — Что? Нет! — вспыхнул Ромка, выпрямляя спину, — Я, наоборот, порадоваться за вас хотел! — Да зачем радоваться-то, ешкин кот! — парировала Полинка, заставив Пятифана удивленно вскинуть брови. Кажется, это был первый раз, когда он слышал, как Морозова ругается. Относительно безобидно, но ругается. — А тебе, разве, Тоха не нравится? — протянул Рома с подозрением, хватаясь за край стола. Полина нахмурилась и решительно замотала головой. Пятифан обмяк на стуле, совсем ничего не понимая, — А о чем вы тогда с ним шептались? А с Катькой?! — А вот это уже, Пятифанов, не твоего ума дело, — грубовато бросила Полина, наверное, уже устав от его настырности. Все-таки она много натерпелась, принимая на себя постоянные удары ревности. Рома не был удовлетворен ее ответом, так что поднялся, встал рядом с девушкой сбоку и выключил воду, отчего ее руки остались в мыльной пене, — Рома! — Объясни, Поль, — едва ли не проскулил Пятифан, — Я думал, что тебе Антон нравится… Морозова закусила губу и тряхнула волосами, закрыв обзор на свои глаза. Рома терпеливо ждал. — Обещай, что не будешь ни к кому лезть с кулаками, если расскажу, — тихо сказала она, смешивая свой голос с навязчивым тиканьем кухонных часов. — Да незачем… — неопределенно ответил Ромка, но Полина одернула его, повысив голос: — Обещай! — Обещаю-обещаю. Тогда Полина вздохнула, смыла с рук пену и прошагала к столу, устало падая на табуретку. Рома последовал ее примеру, ступая так аккуратно, будто своими шагами опасался спугнуть предстоящее откровение. — На самом деле, Ром, мне Антон не нравится, — начала тихо Полина, — Ну, то есть, человек он хороший, как друг — еще лучше, но как парень… — А зачем тогда ты начала с ним общаться, когда он только перевелся в школу? — выпалил Ромка, не в силах сдержать поток вопросов. Их сейчас в голове был вагон и маленькая тележка, но этот и следующий первыми слетели с губ: — И зачем тогда выгораживала? — Я тебе честно скажу, только не смейся, — Пятифан размашисто кивнул и превратился в слух, молясь, чтобы никто не зашел в кухню и не прервал разговор, — Когда Антон только перевелся в школу, я начала с ним общаться, потому что он мне показался интересным собеседником. Сам спросил про футляр со скрипкой, начал поддерживать разговор. Да и был городским, а мне про город страсть как хотелось побольше разузнать. Чтобы потом в консерваторию поступить. А потом ты нарисовался, мячом его в лицо ударил, — Полина прервалась и строго зыркнула глазами. Рома лишь виновато осунулся и шепнул: «Я не специально». Морозова продолжила: — А мне, в самом деле, с вами обоими нравилось общаться. Правда. И оно само как-то получилось. Потом фильмы эти, все завертелось, закрутилось… Так здорово было! Полина положила подбородок на кулак и мечтательно посмотрела в потолок. Рома все еще много не понимал. — Мне нравилось проводить время втроем. А потом я заметила, что и ты с Антоном сдружился, уже без меня. Как раз в это время я начала общаться с Катей. Совершенно случайно — попросили тетради на проверку отнести в учительскую, я вызвалась помочь. Хорошая девчонка оказалась. А там и другие девочки — Женя, Зина, Лена… Ром, я же всегда мечтала быть внутри класса, да только все никак не получалось. А тут — получилось. Сначала с тобой и Антоном, а потом и с девочками. У меня даже дня рождения такого, как сегодня, ни разу не было! Полина вздохнула после долгой речи и стукнула Рому по подбородку, намекая, что нужно прикрыть рот, который тот растопырил в удивлении. — Так… Тебе никто из нас и правда не нравится? — выдохнул он почти беззвучно не в силах поверить собственным ушам. — Нет. — А… а кто тогда? Полина замялась и снова закусила губу, видимо, раздумывая, стоит ли признаваться. Она сложила дрожащие руки на столе ладонь к ладони и выпалила: — Славка. — Кто-о-о-о? — удивился Ромка, вытянув лицо и шею. — Славка. С музкружка. Кудрявый такой. Ты должен был его видеть на концерте. У Ромки перед глазами все поплыло, он даже подумал на секунду, что сейчас свалится с табурета — настолько странной и шокирующей казалась выданная ему информация. Славка, девятиклассник, скрипач, невзрачный и тусклый — предмет Полинкиного любовного интереса? Пятифан хотел было хихикнуть, показывая свое недоверие, но перед его глазами замелькали отдельные фрагменты последней учебной четверти перед Новым годом. Пазлы складывались быстрее, чем Рома мог вынести. Причем теперь складывались правильно. Стало понятно, что у расписания Катька и Полина высматривали кабинет девятых классов не для Смирновой, а для Морозовой. Стало понятно, почему именно после скрипки Полина попросила посмотреть «Бойцовский клуб», наверняка этот самый Славка ей о нем и рассказал. Стало понятно, зачем Катя стреляла глазками в Полинку после концерта, ведь именно тогда она разговаривала с этим парнишей. Все стало пугающе понятно. — Вот дурак! — воскликнул Рома и хлопнул себя по лбу, едва ли не подскочив со стула. Все его догадки оказались неверными из-за одного недостающего звена — тайной Полинкиной симпатии к пацаненку-скрипачу. До чего же нелепо себя чувствовал Пятифан! Сразу после смятения Рома почувствовал разочарование и пугающую нарастающую тревогу. Получается, все те планы, которые Пятифан строил, пророча Полине и Антону светлое совместное будущее, рухнули в одночасье. Не будет их пары, не закончатся Ромкины душевные метания. От этого ему стало так тошно, что слух притупился. Оставалось только навязчивое шумное тиканье. Тик-так. — А о чем тогда… Тик-так. — Вы говорили с Катей сегодня? Тик-так. — И что такого ты сказала Антону? Тик-так. — А вот это я, Рома, сказать уже не могу, — Полина виновато поджала губы и развела руками, — Это не только меня касается. Извини. На самом деле Рома не был разочарован. Его мозг и так будто вытащили, пропустили через мясорубку и вложили обратно в черепную коробку, еще и взболтали хорошенько. Новой информации ему было достаточно, чтобы едва ли не съехать с катушек. Может быть, потом разузнает у Антона. — Понятно, — глухо произнес Ромка, держась за край стола так крепко, будто вот-вот завалится назад. — Все будет нормально? — с подозрением протянула Полина, заглядывая Пятифану прямо в лицо. Видимо, до сих пор думала, что Рома настолько в нее влюблен, что уже завтра пойдет искать Славку и бить ему ебало в попытке отвести подальше от девушки. Пятифан уверенно кивнул, — Хорошо. В этот момент в кухню заглянула Женя и сообщила, что вся комната прибрана. Полина встала и позвала Рому в прихожую, чтобы проводить всех гостей разом. Она всех обняла и еще раз поблагодарила за подарки. Пятифан выплыл на улицу, белый, как занавеска. Собственный шок от услышанной информацией удивлял его, хотя, если так подумать, шокировал его не разговор с Полиной, а подпорченные планы. Он-то надеялся услышать от Морозовой подтверждение своих догадок, которые положили бы конец его смятению, а вышло все с точностью до наоборот. Смятение точно продолжится, подтверждением тому выступил Антон, который волей случая пошел с Ромой до перекрестка. Он что-то говорил, но Пятифан особо не слушал, боялся даже в его сторону посмотреть. Вдруг опять начнется жар и учащенное сердцебиение? Этого ему не надо. При прощании он даже руку жать не хотел, потому оттянул этот момент, спросив: — Петров, а что тебе Полинка сегодня такого шепнула? Ты красный после этого был, как рак, — Рома усмехнулся, но неискренне. — А… — неловко выдохнул Антон, спрятав руки в карманы, — Что-то странное. Сначала говорила про Катю, что она такая вся из себя классная… Будто в невесты набивала. А потом возьми и скажи: «А пригласи ее на танец! Скоро Ленка будет медляк играть!» — И что, из-за этого и раскраснелся? — Ага… Глупо, да? — Не очень, — искренне ответил Рома, слабо улыбаясь. Пятифан подумал, что, в таком случае, Антон нравится не Полине, а Кате. Хотя после того, как Морозова огорошила его правдой, о которой тот и не догадывался, Ромка не мог быть уверен ни в чем. Вопреки его страху, Антон таки попрощался и протянул руку, которую Пятифану пришлось пожать. Об этом он сразу же пожалел. Ладонь Петрова показалась обжигающей и до того мягкой и манящей, что держать ее хотелось если не вечность, то хотя бы дольше, чем пару секунд рукопожатия. Антон мягко улыбнулся, сверкнув добротой своих глаз из-под очков, и зашагал к лесной тропе, а Рома провожал его взглядом, цепенея все сильнее и сильнее. Только силуэт Петрова скрылся в полумраке надвигающегося вечера, как Пятифан сорвался с места и пошел домой, злобно топая. Будто мог таким образом выбить из себя всю дурь. По пути он думал о том, что занимается какой-то ерундой. Вокруг столько красивых девушек, которым он нравится. А даже если и не нравится, сможет запросто понравиться. Пусть даже это будет не Полинка. А он, вместо того, чтобы пользоваться этим и уже зажимать какую-то красотку в углу, думает об одном человеке — об Антоне. Ищет его взгляд в толпе, любуется локонами волос и трепещет от каждого слова и прикосновения. Какая дурость! Рома ввалился в свою комнату разъяренный, сопел, как бешенный бык и искал взглядом то, за что можно зацепиться и разнести без особого ущерба. Плакат из Антонова журнала оказался идеальной мишенью, Пятифан взлетел на кровать, подполз к стене и посмотрел на вокалиста Токио Хотэл с таким укором, будто это он был виноват во всех бедах. В том, что Рома чувствовал себя отвратительно, неправильно и поломано. Он ударил кулаком прямо в плакат, перед этим рыкнув, но получилось слабо, даже костяшки не зажгло. Тогда Пятифан сорвал полотно с группой со стены, попутно повредив и другие, скомкал, потом суетливо развернул и разорвал, чтобы наверняка. Ошметки он кинул на пол и тут же забрался под одеяло, не переодеваясь. Подтянул ноги к груди и обхватил, сжимая. Хотелось плеваться, ругаться и драться, только было не с кем, кроме самого себя. Ведь только сам Рома виноват, что Антон ему нравится. И поделать он с этим ничего не может, кроме как принять, ломая себя изнутри.