Множество шагов

Рома проснулся, когда на улице уже было темно. Первое движение рукой отдалось ноющей болью в мышцах, истерзанных судорогами простуды, но головная боль отступила, как и жар, так что Пятифан даже смог перекатиться на другой бок. Он вздохнул и посмотрел на тонкую полоску света, что тянулась из-под двери. Судя по всему, вечер еще не поздний, оттого родители уже дома, но еще не спят. Рома выбрался из постели только спустя полчаса, и то только потому, что сильно скрутило желудок. Еще бы, пять стаканов чая за весь день и больше ничего. На кухне он наткнулся на мать, что, на удивление, посмотрела с неким беспокойством. — Болеешь? — Не, — протянул Ромка севшим после сна голосом и начал набирать в чайник воду. Наверное, по его внешнему виду все было и так понятно, но мама добавила: — Из школы звонили. — Любят же они звонить в последнее время, — усмехнулся Пятифан, зажигая газовую конфорку. — Картошки сварю, подышишь. — Мам, да нормально все. Мне… — Рома ненадолго прервался, размышляя, как стоит обозвать Антона, но продолжил, постаравшись отмести сомнения, — друг… таблеток дал. — Не спорь. И в понедельник в школу не пойдешь, — вдруг послышалось со стороны арки, где показалась фигура отца. «Господи, да что ж все такие заботливые стали в одночасье? — подумал Ромка, вскинув брови, — Неужели я в отключке и правда долго пролежал?» — Ладно, — тихо ответил Пятифан, но ответ затерялся в свисте чайника. Вечер наполнился именно тем, из-за чего Рома больше всего ненавидел болеть официально и в кровати — лечение народными средствами. Обтирание водкой, дыхание над парами картошки и банки на спине. Мама всегда была ярым сторонником традиционной медицины, которая не то чтобы сильно помогала, так что Пятифан мысленно благодарил Антона за жаропонижающее, без которого, возможно, он бы провалялся с температурой еще и всю ночь. Единственное, что порадовало — чай с медом. На следующий день Рома позволил себе проваляться в кровати до обеда. Отец уехал на вахту, мать ушла на работу, так что в доме было тихо и спокойно. Пятифан ленился, чувствуя остатки слабости после болезни, не вылезал из-под одеяла без повода и перечитывал журналы, которые когда-то ему дал Антон. От скуки он стал искать не вырванные Петровым плакаты и развешивать по стенам. Над кроватью поселились постеры групп «Tokio Hotel», «Кино» и «Гражданской обороны». Только Рома расправил уголок последнего плаката, как в дверь постучали. Пятифан предполагал, что это Бяшка, так что не стал прихорашиваться и вылез в коридор растрепанный и в смятой футболке. Только вот за дверьми стоял человек, которого Ромка ожидал увидеть меньше всего. Полина улыбнулась, увидев удивленного Пятифана, и окинула его взглядом. — Привет. Решила вот тебя навестить, — сказала она, покачивая пакетом в правой руке. Она глянула на него и протянула Ромке, — На. Апельсины. — Спасибо. Ты прости, я не очень… презентабельно… — начал запинаться Пятифан, принимая в руки гостинец, — Проходи. Дома никого, чай попьем. Пятифан отступил в сторону и пропустил Полину, что начала с интересом осматривать скромную прихожую. Рома тут же бросился на кухню ставить чайник, а потом глянул в маленькое зеркальце на выступе над раковиной. Видок был не из приятных. Кажется, Рома даже не умывался с утра, только лежал в постели, оттого болезнь все еще отпечатывалась на его лице впалыми щеками и стеклянными глазами. К своему же удивлению, Пятифан быстро забил на это и решил не метаться по дому в попытке привести себя в порядок. В какой-то степени ему даже было плевать, что Полина увидела его таким, да и к тому же он имел право выглядеть не свежо. Морозова скромно прошла в кухню и присела на край стула, осматривая помещение. Рома же оперся поясницей о тумбу и отзеркалил действия подруги, пробежавшись глазами по убранству. В целом было прилично, особенно в сравнении с тем, что творилось пару лет назад, когда на столе стояла вечно переполненная пепельница, в воздухе витал перегар вперемешку с остатками сигаретного дыма, а пол был усыпан крошками и очистками от продуктов. С тем же было и не то чтобы прилично — обои слегка ободраны по углам, комочки пыли на подоконнике и там же увядший цветок. Гораздо хуже, чем у Полины дома, хотя это Пятифана волновало меньше всего в данную минуту. — Как твое самочувствие? — Уже лучше. Но от школы меня в понедельник зачем-то отпросили. — Правильно, нужно долечиться по уму, — ответила Полина, расправляя на коленях складки юбки. Повисло молчание, в течение которого Рома лениво перебирал в голове темы для разговора. Как бы сильно ему не хотелось это признавать — с Морозовой ему порой было очень неловко наедине. Жаловаться не приходилось, ведь раньше не было и такого, так что Пятифан игнорировал подобные чувства. — Как дела в школе? — спросил после еще одной минуты молчания Ромка. — Слушай, очень неплохо, — ответила Полина уже более бодро, — После уроков со многими из класса остались и пытались решить, как будем праздновать Новый год. Катя хотела какую-нибудь дискотеку устроить, но уже не успеем, так что решили просто чаепитие общее со всеми одноклассниками. — Никогда не любил эти чаепития, — усмехнулся Ромка. Он выключил газ и разлил кипяток по чашкам, после чего сел напротив подруги, — У кого-нибудь дома собраться гораздо интересней. — Мы вот тоже хотели, но я предложила отложить… — начала Полина, изящно огибая пальцем край чашки, — и потом собраться на мой день рождения. Он как раз в середине января. — Точно. Что хочешь в подарок? — Подумаю, — улыбнулась Морозова и посмотрела прямо в глаза. На удивление, Рома не почувствовал ни смущения, ни трепета, ни того роя бабочек, что раньше порхал от одного только короткого взгляда. А тут прямой зрительный контакт. Пятифана это слегка напрягло, но он списал на то, что он просто привык к Полине за время их своеобразного дружеского сближения. Полина продолжила говорить после пары глотков чая: — Вот. В общем, с девчонками планов настроили, уже даже последний звонок хотим начать продумывать. Рома слушал рассказы подруги о школьной суете и даже искренне радовался, что Морозова начинает вливаться в деятельность класса. Раньше она всегда была необщительной девушкой, некой неподступной фигурой, которая сторонилась не только Пятифана и его ухаживаний, но и всех в целом. Даже хулиган Ромка, которому никто кроме банды не был интересен, всегда держал контакт с одноклассниками и мог время от времени поговорить и пошутить с кем угодно, пусть и не был душой компании. Полина ушла спустя полчаса, оставив после себя странное послевкусие в душе. И апельсины, которые Рома не любил. Он вернулся в свою комнату и занялся своими делами, но к вечеру упал в яму размышлений. Пятифан лежал на кровати и подкидывал на ладони теннисный мячик, который однажды пульнул в Антона, и думал. В глубине души он и правда насторожился тому, что в последнее время Полина перестала быть для него недостижимым идеалом, которого нужно добиваться долгое время. За свои чувства, точнее, за их угасание, Рома чувствовал вину, в первую очередь перед собой из прошлого. Столько душевных терзаний, которые Пятифан до сих пор считал не совсем мужественными, было пережито в более молодом возрасте. А теперь, когда есть возможность действовать, как будто бы уже и не так сильно хочется. Рома вздохнул и прикрыл глаза ладонью, так и не разобравшись в своих чувствах до конца.

* * *

— Что ж ты ко мне на выходных-то не заходил? Даже Полина была. — Некогда было, на. Мать опять запрягла кучу всего по дому делать. У нее снова период «хочу сделать ремонт во всем доме», — усмехнулся Бяша, рассматривая плакаты, появившиеся над кроватью, — Можешь домашку на завтра переписать, дневник в рюкзаке, на. — Думаешь, я буду делать? — И то верно. Бяша с размаху завалился на кровать, шумно потягиваясь, а Рома пихнул его в бок, так как вдвоем было весьма тесно. Парни немного помахались забавы ради, а потом Пятифан отсел к стене, подперев ее спиной. — Полина, гришь, была? — спросил Бяша, заведя руки за голову. Рома кивнул и поджал губы, снова погружаясь в свои сомнения, в которых провел и воскресенье, и утро понедельника. Будаев хитро улыбнулся и поиграл бровями: — И что делали, на? — Чай пили, — безучастно ответил Пятифан и откинул голову назад. Ему очень хотелось поделиться переживаниями, но, с другой стороны, лишний раз ныть по девушке было неловко. Тем не менее он все-таки начал: — Бяш, знаешь… Что-то странное происходит. — В каком смысле? — Ну… Не чувствую я к Полинке того же, что и раньше. Меня так плавило рядом с ней, а теперь и встречи особо не жду, и как-то подкатывать к ней неинтересно. Не знаю… Может, я остыл? — Может. Ты ведь уже столько времени по ней сохнешь. Самому, поди-ка, надоело, на. Без обид, — Бяша ткнул Ромку кулаком в плечо и аккуратно улыбнулся, — А может просто привык к ней, вот и не чувствуешь уже все так сильно. В любом случае, брат, я не Семен, и если ты продолжишь за ней ухлестывать, то я поддержу. А если нет, то тоже, на. — Спасибо, брат, — тихо ответил Рома и провел рукой по волосам. Он еще недолго подумал и решил не уходить в себя, по крайней мере пока в гостях находится друг. Выходные выдались очень скучными, так что Пятифан хотел хотя бы поболтать. Он тряхнул головой и спросил: — Че в школе нового? — Да ниче, на. Учителя мурыжат из-за контрольных, но так плевать… Поскорей бы каникулы. — Да-а-а, — протянул Рома мечтательно. Зимние каникулы он любил, как и празднование Нового года. И пускай раньше оно омрачалось пьяным отцом, сейчас Ромка стал куда более независимым, так что стаскивал из дома бутылку шампанского и выходил в ночь гулять с бандой и запускать фейерверки. — А, кстати, — встрепенулся Бяша, — Петров твой спрашивал… — Схуяли мой-то… — вклинился шепотом Пятифан, но уши навострил. — Спрашивал, как твоя самочуха. — А ты че? — Сказал, что не ебу, на, — рассмеялся Бяша, заражая улыбкой и Ромку, — Да и его Семен сразу спугнул, мол, вали очкарик, тебя это ебать не должно. — Правильно, — на автомате ответил Пятифан, а сам отвернулся, скрывая улыбку. В груди поселилось какое-то необъяснимое чувство от осознания того, что Антон о нем переживает. В отличие от пятничного дня, когда разум был затуманен плохим самочувствием и агрессией, этим самочувствием вызванной, сейчас стало приятно.

* * *

Ромка зевнул, присаживаясь за свою парту и отряхивая с кончика челки капли от растаявших в тепле снежинок, что по пути в школу налипли на волосы. Зима все сильнее наступала на поселок, заваливая его снегом почти каждый день, а на улице уже чувствовался тот самый фирменный таежный морозец, от которого щипало щеки и нос. Пятифан сразу увидел ехидную улыбку Антона, когда тот вошел в класс и продефилировал к парте. — Не сдох? — Не дождешься, — усмехнулся Ромка. Только когда прозвенел звонок, он заметил, что на доске написано куча незнакомых слов и фамилий, — Это еще че? — Это мы вчера проходили новую тему по общаге. Философия. — О нет… — прошептал Пятифан, схватившись за голову. Сначала литература с ее размытыми понятиями морали и авторской мысли, а теперь решать вопросы мироздания и разбирать смысл бытия, — Этого еще не хватало. Какое-то время Рома пытался хотя бы поверхностно вслушиваться в лекцию учителя о каком-то философе восемнадцатого века, но поняв, что ничего не усваивает, кинул ручку на стол и перестал вести конспект. Только сейчас он заметил, что Антон вообще не слушал, а нависал над тетрадкой, что-то активно вырисовывая. Ромка аккуратно и незаметно заглянул через чужое плечо и сдержал восхищенный вздох. Весь тетрадный лист Петровской тетради был усыпан разными узорами, похожими то ли на гжель, то ли на хохлому, причем в цвете. — Прикольно, — прошептал Пятифан, заставив Антона вздрогнуть от неожиданности. — Спасибо, — ответил он скомкано и поправил очки, — Оле купили набор цветных ручек, я стащил парочку. — Нарисуй мне чего-нибудь? — спросил Рома, совсем утопая в скуке от монотонного голоса преподавателя, — Татуху, типа. Пятифан оскалился и закатал рукав олимпийки на правой руке, шлепнув предплечьем о парту. — Ладно, — усмехнулся Антон снисходительно и взял ручку с черными чернилами покрепче, — Что хочешь? — Хм… Волка. — И почему не хорька? — тихо проговорил Петров, но Рома не понял, в чем подвох, так что просто пожал плечами. Когда Антон начал намечать силуэт животного на запястье, касаясь кожи своими холодными пальцами, Пятифана пробрало приятной дрожью, что поползла к ладони и плечу. — Чего ж у тебя руки такие холодные? — Всегда такие были, — хмыкнул Петров, не отрываясь от рисования. Он штриховал морду показывающего зубы волка, иногда сменял ручки с черной на красную или золотистую и сосредоточенно впивался глазами в свое творение. Иногда он подключал вторую руку, чтобы натянуть кожу на Ромкиной руке для удобства, и в эти моменты Пятифана пробивало легкой волной жара, схожей с теми, что он ощущал в пятницу. Но это отличалось от болезненного огня в груди, наоборот, тепло приятно обволакивало грудь и лицо, заставляя щеки немного алеть. Рома и сам не заметил, как в какой-то момент начал рассматривать лицо соседа по парте. Антон склонился достаточно близко, но был увлечен своим занятием, так что Пятифан безнаказанно скользил глазами по бледноватым скулам, оправе очков, что пропускали свет кабинетных ламп через стекла и ложились бликами на щеках, по носу от самой переносицы до кончика, где заметил пару почти бесцветных веснушек, и локонам челки, которые падали на лоб и струились, переливаясь перламутром. Рома заметил много новых элементов в лице Антона, что не замечал раньше. Оно и понятно, сейчас Петров склонился ближе, чем когда-либо, пусть и в рамках приличия, да и Пятифан не горел желанием осматривать его рожу до этого. А сейчас взгляд как-то сам приковался, учащая дыхание. Из-за этого Рома почувствовал легкий шлейф елового аромата, который исходил от Антоновых волос. Будто оказался в самой чаще леса, которая не кажется опасной, а, наоборот, очень уютной и спокойной. — Ну, вот и все, — сказал Петров и поднял глаза, наткнувшись на изучающий хулиганский взгляд. Рома задержал дыхание на пару секунд, вглядываясь в яркие изумрудные радужки, а потом опустил голову. На его руке красовался грозный волчара, кривящий в оскале морду и показывающий зубы. Рисунок по краю был красиво оформлен красными и золотыми узорами, похожими на языки пламени. — Внатуре, как наколка. Заебок, — ответил Пятифан дрогнувшим от чего-то голосом, чем вызвал у Антона легкую улыбку.

* * *

— Рома! — А? — Пятифан обернулся, стоя на крыльце школы и уже сжимая в зубах заготовленную сигарету. На перекур за углом его ждали товарищи по банде. Ромка увидел Антона и Олю, хватающуюся за ладони брата, и насторожился, подумав, что Сема и Бяша могут увидеть его, разговаривающим с Петровыми. Потому он полноценно остановился, только когда кинул быстрый взгляд к углу, за которым и был висельник, и убедился, что из-за него не выглядывают, — Чевой? — Оля убедила родителей разрешить тебе приходить. Не знаю, как она это сделала, но все же… — сказал Антон, мягко улыбаясь и устремляя свой взгляд на сестру сверху вниз. Оля же хитро улыбнулась и прищурилась, а потом покивала, подтверждая слова брата, — Вы с Полей уже выбрали, что дальше будем смотреть? — Ну… Как тебе сказать… — протянул Ромка, почесав затылок, а потом вынул сигарету изо рта и всунул под край шапки. На протяжении почти всей недели он провожал Морозову до дома, пытаясь понять, что на самом деле к ней чувствует, но толком и не разобрался. К тому же, про клуб кинолюбителей будто все забыли — о том, чтобы продолжить смотреть и обсуждать фильмы ни разу не упоминалось, отчего Пятифан пребывал в легком замешательстве. Полина еще и приобщилась к компании девчонок класса — Катя втянула ее в совместные девичьи прогулки и обсуждение чего бы то ни было на переменах. Рома лишь надеялся, что стерва-Смирнова не испортит Морозову и не притянет в перемывание косточек каждому встречному. В общем, Полина нашла себе новый круг общения, пусть и позволяла Роме прогуляться до ее дома или разговаривала между уроками с ним и Петровым. Хотя сегодня Морозова как-то неловко отмазалась от компании Пятифана, сославшись на то, что у нее после скрипки будет еще одно дополнительное занятие, которое затянется надолго, и ждать ее не стоит. Рома не сильно расстроился, ибо не ощущал того же рвения провожать девушку, как раньше. Скорее делал это по привычке. — Кароче, мы оба как-то отошли от киношной деятельности, — заключил Ромка после короткого раздумья. Антон слегка погрустнел, а вот Оля, помолчав, выпалила: — Хуйня! Приходи просто так. Рома и Антон одновременно уставились на мелкую, что невинно хлопала глазками и смотрела то на брата, то на хулигана. — Что? — пролепетала она, неловко перебирая подол пальто. — Ты откуда таких слов набралась? — строго произнес Антон, разворачиваясь к сестре. — Рома однажды так сказал. Я думала, что это значит «пустяки»… — виновато протянула мелкая и свесила голову, посматривая на брата исподлобья. Вот теперь осуждающий взгляд прилетел в сторону Ромки, что сразу неловко усмехнулся и спрятал руки в карманы куртки. — Мой косяк… — Никогда так не говори, это плохое слово, — четко, но беззлобно процедил Антон и взял кивнувшую Олю за руку. — Так ты придешь? — спросила тихо Оля и посмотрела на Пятифана с огромной надеждой. Тот немного подумал, покусывая губу, и аккуратно кивнул. Он подумал, что можно пройтись с парнями до ларька за сигаретами, а потом забежать к Петровым в гости. Тем более пятница — делать ничего не надо и можно не спать допоздна, так что если и будут дела, то Ромка все успеет. Было сложно признать, но в глубине души он уже это сделал — по походам в гости в дом среди леса он соскучился. — Да. Только чуть-чуть позже, — ответил Пятифан, тепло улыбнувшись Оле и потрепав ту по шапке, — А сейчас мне пора. Рома махнул рукой брату и сестре, когда сбегал со ступенек школьного крыльца.

* * *

Родителей Антона дома не было — Пятифан изначально не вслушивался, почему именно, пусть ему и объясняли — так что второй этаж заполнился смехом и восторженными криками. Снова играли в карты, только в этот раз не в «дурака», а в «пьяницу», и игра тянулась уже довольно-таки долго. — Рома, я сгущенки хочу. Поможешь открыть? — спросила Оля, привстав на коленях и наклонившись в сторону Пятифана. — У тебя же брат есть, — ответил с усмешкой Ромка, кинув на пол еще одну карту. — Он не такой сильный, как ты. — Вот как ты о родном брате, — с наигранной обидой протянул Антон, театрально хватаясь за грудь. — А что, она не права? Ромка ехидно оскалился и сложил руки на груди, поймав на себе азартный Петровский взгляд. — Давай поспорим? — На что? — На интерес. — Не-е-е, на интерес неинтересно. Давай на пузырь, — ответил довольно Пятифан, но когда увидел в глазах и Антона, и Оли непонимание, исправился: — Ну, ладно, давай на интерес. Оля тут же подскочила на ноги, будто от нее зависел исход последующего поединка парней. Она подтащила невысокий стул и поставила его между Антоном и Ромой, а сама уселась чуть в стороне от него. — Сейчас я тебя в лепешку, — чуть не рыча от азарта, сказал Пятифан, поставив предплечье со вскинутой ладонью на поверхность стула. Петров последовал его примеру, взявшись с противоположной стороны за Ромкину руку, — Готов? Рома внимательно посмотрел Антону в глаза, а когда тот поочередно расправил свои вечно холодные пальцы и точно также поочередно сомкнул их на хулиганских костяшках покрепче, по Пятифановской спине снова прошелся табун кусачих мурашек. Он слегка рвано вздохнул и отвел взгляд, чего-то остерегаясь, и сказал Оле: — Считай. — Три, два, один! — проскандировала малышка, подпрыгивая на коленях в предвкушении поединка. Исход его, однако, не заставил долго ждать, ибо Рома крайне быстро плашмя уложил Антонову руку на поверхность стула. — Ну вот. Считай, теперь два желания мне должен, — усмехнулся Пятифан, машинально порываясь стереть с ладони чужие касания. Однако, только рука припала к ткани спортивок, он остановился. — Иди открывай сгущенку тогда, альфач, — засмеялся Антон, и только после этого Рома понял, что выиграл, на самом деле, совсем не он. Не Петрову же теперь вставать с насиженного местечка и переться на первый этаж. Рома фыркнул и под улюлюканья Оли поперся вон из комнаты, сохраняя на ладони холодные, с тем обжигающие, остатки касаний.