Лекарство от скуки

Хёнджин по долгу службы готов к тому, что что-то пойдёт не так, абсолютно всегда. Движения на чистой импровизации уже давно вошли в привычку, а та мышца, которая отвечает за волнение, атрофирована много лет как, так что едва ли можно было прежде вообразить ситуацию, способную выбить его из колеи. Он бывал в очень разных. От анекдотичного внезапного возвращения мужа из командировки до вскинутых пистолетов посреди вечеринки с бассейном.   Первое бывало неоднократно. Женщины, пресыщенные семейной жизнью с денежным мешком, любят звать элитных личных психологов вроде Хёнджина, чтобы развлечься. Часть из них просто изливает душу за стаканом крепкого и непомерно дорогого, другая — после начинает развязно приставать в попытке решить многолетние проблемы с мужем разовым сексом и искренне удивляется отказу. Хёнджину подобные дамы попадаются, благо, не слишком часто (они больше любят постоянных мальчиков, а он не из тех), но случалось. И случалось, что в середине вечера в отельный номер или комнату в коттедже влетал мужчинка под пятьдесят в дорогом костюме и с дешёвым гневным выражением на лице. Случалось даже, что такого рода мужчинка портил макияж, но реже. Обычно Хёнджин успевал ретироваться где-то между «Ах ты шлюха!» и «Я тебе сейчас всё объясню», а если не успевал, то умудрялся заговорить зубы, чтобы не дошло до последствий для макияжа и поездки в травму.   Во второе вляпаться выдалось в прошлом году. Он отыгрывал лучшего друга малолетки-бизнесмена на его частной тусовке в компании десятка таких же малолеток-бизнесменов, и в какой-то момент на праздник жизни заявились взрослые дядечки с пистолетами и требованием вернуть деньги. Чёрт знает, за что — Хёнджин не слишком вникал. Пьяный детский сад развыёбывался, будто ни у кого из них не простреливаются коленки, но коленки, как оказалось, вообще не пуленепробиваемые. Благо, Хёнджиновы две тогда никого не интересовали, и он под шумок унёс их подальше.   В общем-то, Хёнджина действительно непросто удивить, а уж тем более дезориентировать. Он всегда знает, где ближайший выход; всегда с пальцем на кнопке вызова экстренной службы на случай случая; всегда наготове травить байки любого рода фантастичности с лицом знатока. Он ко всему готов и никогда в моменте не теряется — рабочий дресс-код.   Но вот увидеть Минхо на одном из заказов не был готов совершенно и от души растерялся.   Это был заказ того самого клиента, который, по словам Сынмина недельной давности, очень хотел именно Хёнджина. Юн Чэён — статная почти сорокалетняя бизнес-леди, самый влиятельный застройщик в городе и, как оказалось, партнёр Минхо по бизнесу.   Она малость отличается от привычных Хёнджину клиентов: не такая заносчивая. Гордости ей не занимать, однако эта гордость не пустой пафос, а знание собственной ценности. Такие люди, пожалуй, вызывают у Хёнджина долю уважения. Ему сразу понравился её деловой подход: с порога начала объяснять детали работы, без расшаркиваний и протянутой для поцелуя руки. Смотрит она, как прочие, надменно, но хотя бы не пытается самоутвердиться унижениями. Ей просто не до этого: думается, она из тех, в чьём сознании есть место исключительно для работы. Хёнджин так и не понял, почему она хотела именно его, может, смазливое лицо сыграло свою роль. В любом случае, он не спросил — здесь, как и обычно, плевать, главное, что хорошо платят.   Сегодня у мисс Юн вынужденная, если судить по её недовольству во время приготовлений, вечеринка в честь годовщины основания компании, Хёнджин в качестве очаровательного спутника и Минхо в качестве почётного гостя.   А у Хёнджина от вида её почётного гостя на пороге коттеджа задёргался глаз.   Сынмин обычно дотошный в нужной для таких дел степени и проверяет клиентов на пересечения, прежде чем давать заказ. Это база. Будет странно, если на одной вечеринке очаровательный спутник появился с одной женщиной, а на следующей — с её подругой или постоянным партнёром по бизнесу. Клиенты обычно в целом даются из очень разных кругов, чтобы такого не случалось. Проёбы бывают, но редко и обычно с давними клиентами, которые очаровательных спутников уже и не помнят. Как Сынмин умудрился проколоться здесь — вопрос на миллион баксов, и Хёнджин его обязательно задаст. И стрясёт с Сынминовой задницы хотя бы несколько сотен баксов моральной компенсации.   — Минхо, дорогой, здравствуй! — Чэён заприметила шагающего к ней гостя и развела руки в стороны для объятий.   Хёнджин к этому моменту уже несколько долгих секунд неотрывно смотрел на приближающегося Минхо — статного, в дорогом костюме, с аккуратно уложенными кудрями и подведёнными глазами — и пытался найтись.   Растерянность была связана не со страхом возможных сложностей в работе. Хёнджин совершенно не сомневался в том, как они с Минхо будут себя вести — играть в незнакомцев, очевидно. И не сомневался, что игра будет успешной, так что никаких проблем это в фактах не сулило. Это просто... неожиданно. Хёнджин не думал, что Минхо доведётся увидеть его во время работы с другим клиентом. Да ещё и что клиент этот окажется его партнёром по бизнесу. В этом, в сущности, ничего странного или плохого, но почему-то от самого факта ситуации не по себе.   — Чэён, рад встрече! — подойдя, Минхо учтиво улыбнулся и позволил себя обнять. Несколько человек рядом коротко его поприветствовали — вероятно, давние знакомые — и получили кивки в ответ.   — Как же прекрасно, что ты смог прийти! В кои-то веки видимся не на рабочей встрече, — мисс Юн расплылась в улыбке, и Хёнджин не смог прочитать степень искренности этой эмоции, потому что был занят сотней собственных. — Знакомься, это Джи, мой спутник, — она положила ладони на плечо Хёнджина в том жесте, что свойственен большинству клиентов: «Гляди, какая у меня игрушка». Хёнджин насилу не поёжился. — Джи, это Минхо, главный партнёр моей компании. Сто лет работаем вместе.   — Не сто, а шесть, — Минхо дёрнул бровями и ухмыльнулся, а после перевёл взгляд и чуть повернулся, протягивая руку для рукопожатия. — Минхо, — проговорил в своей привычной спокойно, но твёрдо.   Хёнджин видел каждое его крохотное движение в слоумо и чувствовал биение сердца в глотке. Как же он хорош. Будь ситуация другой, зааплодировал бы вслух его актёрским талантам: он не выдал, что они знакомы, ничем. Даже взглядом. Глядел ровно с такой долей заинтересованности, с какой смотрят на незнакомцев.   И выглядел ровно настолько безукоризненно хорошо, чтобы любому незнакомцу сошло с рук излишнее разглядывание, так что Хёнджин даже не боялся быть пойманным. И смотрел. Снизу вверх по лацканам пиджака к шее, а от неё по губам — здесь от сухости во рту захотелось сглотнуть — и в глаза. В серости радужек привычно тонут блики ламп, и Хёнджин, вообще-то, готов последовать их примеру. Даже с поволокой этой мнимой незаинтересованности они до мурашек красивые.   Минхо снова другой, снова не такой, каким довелось видеть его прежде, и снова выглядит до жуткого безупречно. И поразительно в этой безупречности живо. Идеальный светский образ идёт ему, пожалуй, так же сильно, как и всё прочее.   — Джи, — Хёнджин вложил ладонь в протянутую руку. — Рад знакомству.   От прикосновения по коже полез морозец, а в животе стало тепло от мысли, что несколько дней назад после поездки по ночному городу в постели Минхо они прикасались друг к другу совершенно иначе. И Минхо тогда выглядел иначе: обнажённый, тяжело дышащий, со сбитыми кудрями и опущенными от удовольствия веками. Хёнджин целовал его плечи, водил ладонями по бёдрам и животу, слизывал с шеи терпкость парфюма и сладость кожи, оставлял на груди метки. Возможно, некоторые из них всё ещё под рубашкой. Он машинально уронил взгляд туда, где были самые тёмные пятна, а после снова посмотрел Минхо в глаза, и там на мгновение ослепительно сверкнуло. Всего на миг, но Хёнджин заметил. И заметил, как на секунду пальцы Минхо сжались на кисти чуть сильнее, прежде чем рукопожатие прервалось. Внутренности со скрежетом провернулись.   — Я наслаждалась каждым годом работы с тобой! — просияла Чэён в откровенном подхалимстве, и Хёнджину потребовалось время, чтобы припомнить, о чём вообще разговор.   Минхо чуть склонил голову в коротком полупоклоне, сказал что-то о взаимности и сдержанно поздравил, на что мисс Юн счастливо поулыбалась и поблагодарила, а после предложила выпить за встречу. Минхо получил свой бокал, и после звучного «дзынь» все сделали по глотку.   — А ты по-прежнему без спутницы? — Чэён чуть склонила голову, ухватывая Хёнджина под локоть. В вопросе не было вопросительной интонации, но не было и попытки задеть — в кругах, вроде этого, такое обычно спрашивают только с этой целью. Тут будто бы будничный дружеский вопрос-утверждение, и Хёнджин задумался о том, какие взаимоотношения связывают этих двоих. Минхо почти не изменился в лице, разве что чуть улыбнулся:   — Как видишь, — он коротко развёл руками.   — Сама неприступность, — Чэён коротко глянула на Хёнджина, как смотрят на союзников по подъёбкам общих друзей, и хихикнула. — Даже интересно, кто сможет покорить тебя.   Минхо ухмыльнулся, опустив голову, а после бросил на Хёнджина такой быстрый взгляд, что едва можно было уловить. Внутренности снова провернулись, теперь с ещё более громким звуком. Этот взгляд, вообще-то, мог быть случайным и ничего не значить, но он привлёк — что уже привычно — неоправданно много внимания Хёнджина. А вот внимания Чэён не привлёк совершенно — она продолжила улыбаться и бросила ещё что-то вроде: «Пообещай познакомить меня, как только это случится». Едва удалось сдержать ухмылку от комичности ситуации.   — Ты узнаешь первой, — Минхо отсалютовал бокалом, ещё раз поздравил, а после кивнул с почтительным «Прошу меня простить». Получив в ответ доброжелательную улыбку хозяйки торжества и неопределённую эмоцию Хёнджина, отошёл, вероятно, приветствовать прочих знакомых.   Хёнджин смотрел ему вслед несколько долгих мгновений, укладывая сумбур в голове в ровные ряды. Внешне виду, конечно, не подал, но внутренне хотелось сломиться в нескольких позвонках от странно сильного ощущения неловкости. Не смущённой неловкости с розовыми щеками, а недоумённой неловкости. Ему и до появления Минхо не то чтобы было в этом месте катастрофически комфортно, а после — до зуда не по себе. Он знал, как нужно себя вести, как должен себя вести, но не знал. Едва ли вообще доводилось когда-то испытывать такую живую растерянность во время работы. Непривычная с трудом контролируемая внутренняя растерянность. Хочется куда-то деться, но чёрт знает куда; что-то сделать, но поди разбери что.   А в груди отчаянно трепещет, и по плечам не перестают прыгать мурашки от факсимиле серых глаз и уложенных кудрей на сетчатке. Располовиниться бы, чтобы все эти ощущения не вступили в реакцию со стеклодробительным финалом, но вряд ли в коттедже застройщика есть хирургическая пила.   Несколько минут спустя к Чэён подошла женщина средних лет с ужасно исполосованным фиктивной красотой лицом, и Хёнджину захотелось спросить, чем она так насолила своему косметологу. Чрезмерно большие губы выдали что-то, что планировалось, вероятно, улыбкой, а залитые ботоксом глаза и без того будто всегда прищурены, так что вообще почти закрылись, когда она поприветствовала. Голос звучал нарочито слащаво, почти до треснувшей эмали приторно.   Чэён, смотревшая прежде в сторону, услышав приветствие, а следом поздравление, повернулась, мгновенно подобралась, расправила плечи и вытянула спину, будто в позвоночник всадили металлический штырь. Она вытянула губы, ответив на приветствие, и на этот раз Хёнджин абсолютно точно смог прочитать степень искренности эмоции — нулевая. Почти улыбка с отвращением, а взгляд такой, будто её сейчас стошнит.   Собеседница чуть склонила голову в знак мнимого уважения, но даже через маску её псевдокрасоты было отчётливо видно пренебрежение. Те самые «лучшие подружки», которые готовы вгрызться друг другу в глотки, если подвернётся возможность. Хёнджин за время работы встречал немало таких. Обстоятельства не позволяют открыто конфликтовать, а потому на каждой встрече льстят друг другу, а во рту копят слюну, чтобы плюнуть в лицо. Противно и скучно.   Чэён представила Хёнджина, он принял протянутую подошедшей руку, обронил до ужаса доброжелательное «Рад знакомству, Санхи» и коснулся тыльной стороны ладони губами, галантно поклонившись, а после выпрямился и притянул Чэён к себе за талию. Санхи окинула его оценивающим взглядом — затяжным, нарочитым, будто видела насквозь, хотя с такими крохотными щёлками вместо глаз она едва ли вообще его видела чётко. Между женщинами завязался разговор, больше напоминающий змеиное шипение. Санхи разыгрывала заинтересованную старую подругу, Чэён поддерживала, но в каждой фразе было столько ядовитой неприязни, что захотелось закинуться каким-нибудь сорбентом.   Хёнджин терпеливо отыгрывал влюблённого в хозяйку торжества мальчика, параллельно то и дело скользя взглядом по залу в поисках кудрявой головы. Отчего-то очень хотелось держать Минхо в поле зрения, но он затерялся где-то вне. Вертеть башкой было бы странно, потому внутри расползалось что-то между раздражением и тревогой.   Вдруг он прямо сейчас стоит за спиной и смотрит? Эта мысль оказалась странно навязчивой. Хёнджин запивал её шампанским трижды, но без толку. Не особенно хотелось, чтобы Минхо видел его за работой, обнимающим Чэён, но хотелось, чтобы просто видел — очередное странное и алогичное. Чёртовы побочки от лекарства. Хёнджин не знал, что разочарует сильнее: если обернётся и не обнаружит на себе взгляда или обратное.   Дилемма неожиданно треснула третьим вариантом, когда выдалось под предлогом поиска официанта развернуться. Минхо стоял поодаль у фуршетного стола не один. Напротив него балансировала на высоких каблуках, щебеча, девушка лет двадцати пяти с копной длинных рыжих локонов в обтягивающем чёрном платье. Одна её рука держала бокал, а вторая — плечо Минхо, да так по-свойски, что во рту стало мерзко от одного вида. Пальцы с длинными ногтями чуть сжали ткань его пиджака на одной из фраз, а после с губ девушки посыпался смех. Минхо засмеялся тоже, искренне, будто над действительно сто́ящей шуткой. Почти так же, как смеялся несколько дней назад с Хёнджином.   Стало странно не по себе, горло сдавило, а в плечах закололо. То самое между тревогой и раздражением, что прежде расползалось внутри, перевесило в сторону раздражения и запульсировало до лёгкой тошноты навязчиво. Кто она? Хёнджина с этой девушкой не знакомили: либо пришла недавно, либо не особенно близка Чэён, раз не подошла поздравить. Вероятно, она близка Минхо — с едва знакомыми не стоят так тесно и не улыбаются настолько искренне. Хотя Минхо, по наблюдениям Хёнджина, умеет быть нарочито искренним даже в том, в чём не заинтересован, так что нельзя сказать наверняка.   Хёнджин осознал, что пялится, только когда слева материализовался официант с предложением забрать пустой бокал, и отвёл взгляд, но тут же захотелось посмотреть снова. Чёрт знает, зачем. Конечно, он сдержался: взял у мальчишки на разносе новую порцию выпивки, благодарно кивнул, поскрёб запястье и снова повернулся к Чэён, но желание не исчезло. Оно зудело в затылке, даже когда уже новая собеседница хозяйки празднества предложила выпить, а после начала расспрашивать о чём-то. Хёнджин слушал, отвечал, кивал и улыбался, а мысленно прикидывал, кем может быть рыжеволосая девушка для Минхо.   Весьма вероятно, партнёром по бизнесу, раз крутится в этих кругах, но в том коротком куске их взаимодействия, который удалось увидеть, было больше, чем формальное общение. Значит, знакомы давно, может, даже приятели, или друзья, или... любовники?   Хёнджин не глупый, хотя в последнее время и промышляет поневоле всяким глупым и алогичным. Он достаточно смышлёный, чтобы понимать, что у Минхо насыщенное прошлое. Вероятно, было немало любовников прежде. Они не говорили об этом, но тут не нужно быть гением мысли. Не говорили и об ориентации, однако Хёнджин склонен совершенно беспочвенно думать, что она у Минхо работает в обе стороны, так что девушка вполне могла быть его партнёром не только по бизнесу.   От этой мысли внутри потянуло холодом и захотелось хрустнуть в пальцах стеклянной ножкой бокала.   Хёнджину никогда не было особенного дела до партнёров тех, с кем он спал, и даже тех, с кем был в недоотношениях те несчастные несколько раз. О первых обычно даже не знал, а на вторых, если вдруг что-то узнавал, было плевать. Хёнджин ревность обычно вызывал, а не испытывал. Очевидно, потому что в целом никто прежде не имел в жизни большого значения — так, неудачные попытки справиться со скукой.   А Минхо вдруг оказался удачной попыткой, и, блядство, сколько ещё нового и ебаного ждёт среди побочек?   Ревность мерзкая, жалкая, и никогда не вызывала ничего, кроме брезгливости и отторжения. Хёнджин ненавидел, когда его пытались присвоить, ещё сильнее — когда пытались контролировать. Да и самому ему никогда не хотелось никого присвоить — обычно только скорее отвязаться.   От Минхо отвязываться не тянуло. Не тянуло и присваивать его, но противно от мысли, что кто-то ещё может его касаться; видеть таким, каким видит Хёнджин; знать так, как знает Хёнджин. Противно, что кто-то может быть достоин такого же внимания от Минхо, какое ему выпало получить.   Случайно, вообще-то, выпало, и эта жадность ужасно наглая, но Хёнджин никогда и не был скромным.   А ещё никогда не был ревнивым придурком, и становиться сейчас совершенно никакого рвения, но затылок жжёт от желания повернуться и посмотреть, насколько близко к Минхо та рыжая незнакомка.   Будь прокляты чёртовы побочки.   Время растянулось. От лживой улыбки, адресованной десятку знакомых Чэён, стало сводить скулы, а от монотонного раздражения заболела голова. Благо, скоро мисс Юн решила выйти с официальным обращением к гостям, и появилась возможность хотя бы на несколько минут забиться мышью в угол и выдохнуть. И посмотреть на Минхо. Хёнджин развернулся, чтобы отойти к стене, и словно бы невзначай зацепился взглядом за то место, где тот прежде стоял, но кудрявой головы не обнаружил, как и рыжей незнакомки. От этого стало ещё больше не по себе.   Едва ли с таких встреч, как эта, сбегают под шумок поебаться в туалет, да и Минхо не похож на того, кто стал бы таким промышлять, но Хёнджин спиздит, если скажет, что это не было первой пришедшей в голову мыслью. Он не успел отследить, откуда она вообще взялась — просто вспыхнула почти картинкой и осела на кончике языка мерзким послевкусием. Сразу после возникло непреодолимое желание приложиться головой о стену, потому что, блядство, Хёнджину же давно не пятнадцать, какого хуя? Нет ни одной причины, в сущности, для таких ебаных подростковых накручиваний: Минхо с этой незнакомкой просто постояли рядом. Почему так пиздоёбит? Грудь будто перехватило поперёк ремнём и стягивает, а внутри ощутимо словно бы что-то время от времени трясётся. Беспокойство осязаемое и мерзкое. Хёнджин давно не чувствовал себя настолько не в своей тарелке.   Он прибился к стене подальше от людей и глотнул из бокала, всеми силами стараясь сморгнуть раздражение. Собственную глупость сморгнуть даже не пытался — дело, очевидно, бессмысленное. Чэён уже вышла на камерную сцену для музыкантов в углу, аккомпанемент затих, и большая часть гостей повернулась к хозяйке торжества. Хёнджин медленно двинулся взглядом по головам, но тёмных кудрей так и не нашёл. Зато нашёл рыжие локоны той незнакомки — девушка стояла в компании двух темноволосых дам недалеко от выхода и внимательно смотрела на начавшую речь Чэён. Минхо рядом не было, и у Хёнджина вырвался затяжной выдох.   За выдохом должен был последовать вдох, но оборвался — справа плечом к плечу вдруг прибился человек. Хёнджин не из пугливых, но от всех этих чёртовых побочек совершенно растерял контроль над собой, а потому вздрогнул, хотелось верить, не слишком заметно внешне.   — Выглядите напряжённым, Джи, — голос прозвучал низко и едва слышно, но Хёнджину на секунду показалось, что он оглох. В частности от того, каким вышло это «Джи»: отчётливым, шероховатым, явно намеренно выделенным. Голова повернулась сама собой, а пальцы стиснули стеклянную ножку склянки с шампанским.   Минхо, приосанившись, встал рядом, глядя на сцену. Правой рукой он держал бокал на уровне груди, а левую спрятал в кармане брюк. Поза статная, но расслабленная; на лице ни одной лишней эмоции. Хёнджин поспешил засунуть поглубже свои и обратил взгляд на сцену — они ведь всё ещё играют. Минхо сегодня, определённо, выигрывает. Благо, рядом не так много людей, которые могли бы засвидетельствовать поражение Хёнджина, да и те пара человек поодаль слева заняты другим — внимают Чэён.   Чёрт знает, от чего заполошно заколотилось сердце: от испуга или от ударившего в нос запаха вишни и кофе. Возможно, от всего сразу, а ещё малость от злости то ли на Минхо, даже чёрт знает, за что, то ли на себя за катастрофическую глупость.   — Не любите светские вечера? — донеслось вдогонку до слуха всё так же тихо.   — Вы удивительно наблюдательны, Минхо, — Хёнджин сглотнул неоткуда взявшееся волнение и почесал запястье. — Не зря Чэён так ценит сотрудничество с вами. В бизнесе важно внимание к деталям.   Боковое зрение уловило, как Минхо чуть кивнул, а после сделал глоток из бокала. Чэён на все лады поимённо благодарила партнёров и близких.   — И я заметил за вами пару деталей, — ещё тише проговорил Минхо, и Хёнджин даже не сразу понял фразу, а когда понял, не сдержал короткой ухмылки:   — Что меня выдало?   Эта игра не перестаёт набирать обороты, а Минхо не перестаёт скручивать внутренности Хёнджина в жгут совершенно обычными вещами. От его спокойного и глубокого тембра мурашит руки. И как будто хочется злиться (всё ещё чёрт знает, на что, просто хочется), но выходит только внутренне трястись, когда Минхо так близко.   — Когда вам некомфортно, — слова стекали с его губ медленно, и жутко захотелось посмотреть на острый уголок верхней, но удалось сдержаться, — вы трогаете запястье.   Хёнджин на секунду опешил, а брови удивлённо подскочили. Запястье? Взгляд по инерции рухнул на собственные руки, а после снова устремился на Чэён, кажется, уже заканчивающую речь.   В детстве он часто расчёсывал до ран левое запястье, когда волновался, и мать никогда не упускала возможности на это указать, если вдруг замечала. А она постоянно замечала — ещё один повод ткнуть носом в то, что Хёнджин сделал не так, как его пропустить? Но это и правда была дурацкая привычка, поди разбери, откуда взялась. Думалось, осталась в детстве, по крайней мере, Хёнджин ни её, ни последствий давно не замечал.   Странно, что Минхо заметил. И любопытно, что решил сказать.   — Правда? — Хёнджин не нашёл ответа лучше, и вдруг поймал себя на желании действительно почесать запястье. Блядство.   — Правда, — Минхо снова сделал глоток из бокала. — И сводите лопатки.   Чэён закончила речь, зазвучали сдержанные аплодисменты. Минхо достал из кармана руку и, зашагав к центру зала, тоже принялся хлопать по предплечью. Хёнджин почти подавился недоумением и поспешил запить.   Чувства смешались в бесформенную кучу. То, что Минхо заметил мелочи, которые даже сам Хёнджин за собой давно уже не особенно замечает, странно, но приятно. До норовящей невпопад растянуть губы улыбки приятно. Мелочи замечают за теми, кто что-то значит, пожалуй. Хотя, конечно, не только. Их замечают и за теми, кто может быть полезен. Играть с людьми проще, если обращать внимание на детали: так тебе сильнее доверяют; так легче получить расположение. Хёнджин по долгу службы знает это лучше многих и постоянно пользуется — весьма грязный приём. Минхо, в сущности, нет никаких причин этим приёмом промышлять — он уже и так получил от Хёнджина даже больше, чем, думалось прежде, возможно. Однако нельзя знать наверняка.   Тем более Минхо снова подошёл к той рыжеволосой девушке и её компании. Снова тянет губы так честно и отчаянно, будто пытается наулыбаться на год вперёд. Снова стоит к ней близко.   Кто она ему, чёрт возьми, и зачем он решил устроить этот абсурдный разговор на «вы»? Что, блять, происходит?   У Хёнджина зашумело в голове. Может, от шампанского, может, от прочего — за остаток вечера так и не удалось разобраться, а под конец торжества виски ломило так, что впору стрелять в оба. Но вряд ли в коттедже застройщика есть пистолет.   Хёнджин сел в такси за полночь, когда под руку с мисс Юн проводил всех гостей. Минхо провёл остаток вечера в неизменной компании рыжей незнакомки и уехал раньше многих, любезно попрощавшись. Рыжая незнакомка же осталась чуть дольше, но тоже не дождалась конца мероприятия и с кроткой улыбкой время от времени после отъезда Минхо отвечала на сообщения. Думать о том, что писал ей он и что поехала она не к себе домой, не хотелось, но желания Хёнджина мало что решают этим вечером, кажется. Этим вечером всё из рук вон странно и до зубного скрежета раздражающе.   Особенно раздражает собственная глупость. Она вдруг достигла почти космических масштабов — сверхновые перед смертью так ослепительно не сияют. У Хёнджина не должно быть этих мерзких, пустых ревностных мыслей и сжимающего гортань беспокойства, но всё это ужасно навязчивое. Как справляться с такими побочками, чёрт знает. Это очередное новое, связанное с Минхо, но не приятное, как всё предыдущее, — отвратительное.   Такси отъехало от коттеджа, а Хёнджин достал телефон. В строке уведомлений висело непрочитанным сообщение трёхчасовой давности от Исыль, что все эти дни вносила правки, сочинённые Хёнджином в ответ на её черновые макеты. С ней приятно работать, даже пускай эта работа — фикция. Она всегда очень внимательна, обходительна, терпелива. Вероятно, у них с Минхо это семейное — умение общаться с людьми и внимание к деталям.   Хёнджин открыл макеты, бегло просмотрел и сочинил на ходу ещё несколько правок. Да, он совершенно по-идиотски тянет время, но, в конце концов, никто не оговаривал сроки. Минхо просил довести проект до конца — это Хёнджин сделает. Однако конец хотелось бы оттянуть, тем более с учётом новых побочек, с которыми ещё предстоит разобраться. Если с ними вообще можно, блядство, разобраться.   Наверное, Феликс смог бы помочь. Он, очевидно, о названной влюблённости и всём, что с ней связано, знает больше. Вероятно, знает и о ревности. Он никогда не говорил, что ревновал Чанбина, но, справедливости ради, Хёнджин и не спрашивал, а о таком едва ли кто-то станет рассказывать просто так. Чувство это весьма мерзкое, оказывается, и невозможно жалкое. У торчков принято быть жалкими, так что Хёнджину оно даже подходит, а вот Феликсу... пожалуй, не особенно. Тот, в целом, никогда не выглядел на памяти Хёнджина жалким. Хотя он отменно умеет играть на публику — ему ничего не стоило бы скрыть.   Как бы там ни было, много чести класть ему сплетни прямо в рот, и Хёнджин не стал бы просить помощи, даже если бы знал наверняка. Они всё ещё не подружки и никогда не станут, а мысли эти, вероятно, от безысходной усталости. Этот вечер выкачал невозможно много сил.   Хёнджин прикрыл глаза, упираясь в спинку сиденья затылком. Он уже почти задремал, когда телефон в руке затрясся вибрацией.   От кого: Ли Минхо Вторник, 1:47  Надеюсь, мисс Юн не будет против, если вы заедете ко мне поговорить, Джи?