(if you fall for me) That would be a tragedy

Друзья детства — это любовь на всю жизнь, и тем больнее они разбивают нам сердце. Ф р е д р и к Б а к м а н

#ЯТОГДА

      Чонвон слышал, что слухи способны распространяться быстрее пожара, но и не подозревал, насколько всё может стать плохо.       Сначала говорили, что Ким Сону и Пак Джей подрались из-за Чонвона, потом они стали возлюбленными, Чонвон же — разлучником, а закончилось на том, что Чонвон и Джей целовались в кабинете, пока Мин-сонсэнним не застал их в самый разгар. Джея превратили в жестокого задиру. Чонвон закрылся в себе, едва дело дошло до хёна, якобы порезавшего руку Сону канцелярским ножом, и перестал подслушивать.       У него не осталось друзей.       Одноклассники больше не разговаривают с ним, но постоянно пялятся и шепчутся, будто Чонвон глухой. Дело под шумок замяли, но каждый в школе знал, что случилось нечто страшное. Когда Чонвон пришёл в класс «2-1», чтобы узнать о судьбе Сону-хёна, Юн Соён даже не взглянула на него. В классе «3-2» на него взглянули, но Пак Сонхун столько наговорил, что лучше бы Чонвон не приходил.       Сонхун назвал его больным и заразным.       Чуть позже оказалось, что Пак Джея «попросили забрать документы и перевести в более подходящее учебное заведение». Наверное, это всё-таки лучше официального исключения. А Кван Бэ и Шим Дохён вышли сухими из воды.       Что касается Чан Вонён… Теперь они с Чонвоном просто одноклассники. Вонён мигом отсела от него после выходных, и её парту заняла Ким Дживон.       Попрощавшись с работницами столовой, Чонвон прижимает увесистый поднос к животу и осматривается. Садиться ему некуда. Не имея иных вариантов, Чонвон бредёт к прежнему столу, где сидят Чан Вонён и Юн Соён. Девушки что-то с весельем обсуждают, стоит Чонвону приблизиться, замолкают, и Соён тянет Вонён за плечо. Вырвавшись, Вонён встаёт. Старается поднять глаза, чтобы взглянуть на лицо Чонвона, однако дважды останавливается на уровне тёмно-синего бейджа.       В итоге Вонён сдаётся Юн Соён и разрешает увести себя к старшеклассникам.       Чонвон занимает пустой стол в постыдном одиночестве. Ладно, подбадривает он себя, открывая шоколадное молоко. Хёнсо не ненавидит его. Она встала на его сторону, и лучше сосредоточиться на этом.       Впереди что-то хлопает. Чонвон отрывает взгляд от кровоточащих заусенцев и обнаруживает напротив Ким Дживон. Она тычет по экрану телефона, лежащему на столе, щёлкает ложкой и подхватывает ею рис. Чонвон хлопает ресницами, забывая о собственной еде. Дживон как ни в чём не бывало жуёт. Точно ничего не произошло, и в любой момент от раздачи к ним присоединятся Сону, Вонён, Сонхун и Джей.       — Айщ, весь аппетит испортил, — внезапно чертыхается Дживон. Её металлические палочки стукаются о железную миску, и Чонвон встречается с чёрными глазами. — Что за манера заглядывать в чужой рот? Ешь.       — Почему ты… здесь?       — А где мне ещё быть, тупица?       — Я не тупица, — вяло возражает Чонвон. Следующее получается жалобным и обессиленным: — Ты сама тупица.       Дживон фыркает. Она возвращается к рису и тушёным овощам, а Чонвон скрючивается на стуле в неудобную позу и делает несколько глотков молока. Никто прямо не смотрит, но Чонвон так или иначе ощущает на себе любопытные, насмешливые и пренебрежительные взгляды.       Когда он заканчивает торопливо опустошать поднос, Дживон гоняет по миске кусочки тушёной свинины. Неловко уходить раньше, чем кто-то доест, поэтому Чонвон остаётся на месте и скрещивает лодыжки. Хочется спросить, что Дживон забыла напротив, рядом с ним, с главной темой обсуждений на ближайший месяц.       Почему защищала на встрече с директором и в приёмной.       Дживон словно читает его мысли, потому что за пять минут до звонка выпрямляется и вытирает рот бежевой салфеткой.       — Моя мама лесбиянка, — спокойно произносит Дживон, вставая со стула. — Она встречается с женщиной.       И уходит, будто не перевернула мир Чонвона вверх ногами.

#ЯСЕЙЧАС

      — Как ты задолбал.       — Йа! Ли Хёнсо! Ты не зазналась?       — Я опоздаю из-за тебя на маникюр.       — Какой маникюр в шестнадцать? Ищи давай.       Перед тем, как отчим и Хёнсо переехали в Сеул, Чонвон одолжил ей прозрачную резинку-пружинку Пак Джея. До того дня Чонвон никогда не снимал её: ни в душе, ни в кровати. Сейчас он жалеет о совершённом, потому что Лисо не может найти в ящиках письменного стола столь необходимую деталь прошлого.       — Я лучше тебе новую куплю.       — Нет, ищи эту.       Хёнсо на экране телефона выпрямляется и опускает ладони на пояс низко посаженных спортивных штанов, короткий топ открывает её впалый живот. Нахмурившись на слишком откровенный наряд, Чонвон вытаскивает сигарету, но комментарий проглатывает. Он удачно позвонил в разгар генеральной уборки. Комната Хёнсо в квартире новой жены отчима гораздо больше: на заднем плане дверь в гардеробную, множество полок с книгами, для стаффа с айдолами отдельный уголок.       — Ищи.       — Тебе её вернуть, что ли, нужно?       — Не вернуть, а вернуться.       — Чего-о?       Спрыгнув со ступеньки автобуса, Чонвон сразу же щёлкает зажигалкой и затягивается. Хёнсо на это кривит нос и исчезает за пределами камеры. Пока Чонвон курит, Хёнсо недовольно причитает где-то сбоку, слышится шуршание. Чонвон терпеливо ждёт.       — Я не успею.       — Значит, после маникюра своего найдёшь.       — Господи! Когда ты уже себе парня найдёшь, чтобы ему мозг пилить?!       Чонвон охает. Хёнсо тоже, затем пулей подлетает к телефону и, чмокнув фронтальную камеру, отключается. Чонвон перезванивает. Вызов отклоняют. Чонвон повторно нажимает на маленькую иконку. Его попытку снова сбрасывают.

Лисо-я: «извините хозяин аккаунта занят ноготками»

      Вот засранка! Чонвон смеётся и закрывает приложение. Он не обижается, докуривает и по каменной дорожке направляется к специальной площадке для проведения масштабных мероприятий. Она открыта, воздух пропитан краской, строительной пылью и бензином. До фестиваля осталось полторы недели, поэтому работа идёт полным ходом: где нанятый персонал, а где и студенты устанавливают деревянные домики и палатки для всевозможных игр и будущих магазинчиков.       Чонвон крутит головой. Одни незнакомые лица из «Сунсил», «Сеульскими» даже не пахнет. Все с пропускными бейджами на груди. Солнце нещадно печёт. Чонвон закрывается ладонью и начинает идти к сцене в самом конце. От неё по пространству разливается приятное звучание, потому что музыкальная группа чужого университета репетирует свою часть концерта.       Обычно после пар Чонвон приезжал в клубный корпус, но вчера его прогнали. Нунам и Чан Вонён осталось сшить лишь простенькие костюмы для команды Бомгю, и помощь Чонвона потеряла актуальность. Гаыль-нуна отправила его к Шим Джейку-сонбэ, ответственному за подготовку места проведения. Мол, Чонвон пригодится для физического труда.       Ну конечно. Будто Чонвон силач.       Как говорилось в одном сериале: «Жизнь всегда найдёт выход к безделью», так что…       — Оппа! Сейчас ка-ак стукну!       Чонвон дёргается на знакомый голос. Недалеко от сцены крутится Чан Вонён, на ней широкая белая футболка со стрелочкой и надписью «Я его девушка!». Рядом Шим Джейк с такой же футболкой, только «Я её парень!». Чонвон невольно улыбается. Как мило. Интересно, согласится ли Дживон на дружеский вариант? Вряд ли. Её придётся привязывать к стулу, чтобы переодеть.       — Научись пожинать лавры!       — Они мне ни к чему.       Споткнувшись, Чонвон останавливается. Вонён и Джейк-сонбэ возбуждённо крутятся вокруг тёмноволосого парня в чёрной одежде, потягивают рукава его футболки и чему-то радуются. Он закатывает глаза, оставив попытки выбраться из цепкой хватки, и позволяет качать себя из стороны в сторону.       — И для чего Сонхун-хён вас познакомил?       — Для сильной любви.       — Джейки-оппа!       Вонён пищит, прикрывшись ладонью и привстав на носочках, целует Джейка в щёку, и он оборачивается на приглушённые шаги. Чонвон воспитанно кланяется старшим.       — Здравствуйте, сонбэ. Ким Гаыль-щи сказала найти вас.       — О! Да! Приветик. Заценил? Круто, скажи?       Чонвон заторможено кивает. Джейк указывает на висящие впереди объёмные буквы. Они переливаются радужными цветами, подсвечивают сцену, что не особо заметно из-за солнца, и пускают красочные пятна на репетирующих студентов. Чонвон задумывается, что означает «#MEFIRST», когда Джейк поднимает телефон и делает несколько снимков.       — Прикольно…       — Это Сону-я придумал: «Моё первое» в тему концерта и «Я сначала». Как раз к вашему предложению про любовь к себе, — сонбэ говорит быстро и слегка заедает слова из-за скорости. Потом хитро подмигивает Чонвону. — Никому не говори, но цвета радужного флага. ЛГБТ-шного. Ваш совет запретил поддерживать, но мы с вещами и похуже боролись. Я поговорил со своими ребятками, они согласовали.       — …спасибо, сонбэ.       Чонвон старается не пялится на Ким Сону. Вонён выскакивает перед Джейком, чтобы её сфотографировали на фоне вывески с планшетом «Сунсил», к которому прикреплены листы с неразличимыми заметками. Джейк подначивает её изобразить «концентрацию чистой пушистости». Вонён успевает сделать три милые позы эгьё, прежде чем Чонвон слышит справа стук каблуков. Он давно натренирован на этот звук, поэтому мигом ищет его источник, и Гаыль-нуна марширует со стороны закулисья с недовольным лицом.       Ой. Ой-ой.       — Шим Джейк-щи!       — Мы же ровесники с тобой? — Гаыль рвано кивает, Пак Сонхун останавливается за её спиной и прячет ладони в карманах классических штанов, на его надплечья накинут расстёгнутый пиджак. — Давай тогда общаться неформально?       Гаыль, будто только этого и ждала, вскидывает похожий планшет и хлопает им по груди Джейка. Не ожидав нападения, он автоматически отшатывается и проезжает кедами по бетонному покрытию.       — Я не поняла, Джейк, что за дела? — нуна продолжает напирать. Она ниже Джейка на пол головы, что, впрочем, не мешает ей оттеснять его к пустой палатке с нарисованным изображение мороженого. — Мне сказали, что бюджет на костюмы выделен, и что я вижу? Чан Вонён, ты соврала мне!       Испуганно пискнув, Вонён прячется за Шим Джейком и кладёт ладони на его талию. Секунду спустя слегка выглядывает из-под локтя, тут же скрывается обратно за широкой спиной сонбэ, и Гаыль соединяет тонкие брови. Джейк поднимает ладони в успокаивающем жесте. Когда Ким Сону плавно отшагивает от конфликта, Чонвон решает вмешаться.       — Нуна, что стряслось?       — Отправляя к нам свою девушку, Джейк пообещал, что их швейный клуб разберётся с костюмами «Touchers». Ты глянь! — перекрикивая кавер на Шайни, Гаыль пихает в лицо Чонвона распечатку расходов. — Как оказалось, никто в «Сунсил» этим не занимается!       — Они решили… выступать в своём…       — В масс-маркете?! — из уст Гаыль это слово подобно оскорблению. Она указывает широким взмахом на играющих парней. Те одеты в обычные джинсы и футболки. Барабанщик в рваной майке до пупка. — То есть Сеульские выйдут приличные, а ваши — как Gucci «Весна-лето» в девятнадцатом? Ну уж нет!       Джейк с мольбой смотрит поверх головы Гаыль на Сонхуна. Тот показательно медленно оборачивается к сцене и, скривив губы, оценивает взглядом яркий кроп-топ и пляжные шорты солиста, сжимающего микрофон на стойке.       — Ан Сонмин похож на ушлёпка.       — Я это просто так не оставлю, обещаю.       Обещание больше похоже на угрозу. Гаыль круто разворачивается на каблуках, придерживает гладкую ткань воздушного небесного платья и цокает по направлению к лестнице. Сонхун, закатив глаза на расстроенный вздох Джейка, спешит догнать и помочь подняться с длинной юбкой. Джейк опускает грустные глаза к Вонён. Она ласково гладит его по щеке.       — Я не думал, что эта мелочь настолько важна.       — Важна, важна, — подтверждает Вонён. — Ким Гаыль-сонбэ очень… требовательна.       — Она с обеда здесь всех строит, — Ким Сону подхватывает с земли чёрный рюкзак и осторожно протискивается мимо Вонён и Джейка. — Я на перекур.       Чонвон осторожно идёт следом. Сону словно ждёт его, потому что останавливается за пределами фестивальной площадки, а потом возобновляет движение. Они приходят к заброшенному футбольному полю, поросшему сорной травой. Кто-то превратил пятачок у тенистого дуба в курилку: разваливающаяся тумбочка, потёртое кресло, стеклянные банки для окурков.       Сону забирается на тонкий заборчик поля и ставит ноги на тумбочку. Чонвон встаёт напротив, бросив рюкзак в кресло. Когда в его пальцах появляется сигарета, Сону выгибает бровь.       — Курение тебе не идёт.       — Тебе тоже.       Позади до сих пор репетируют. Чонвон притворяется, что увлечён пластиковой зажигалкой, держа сигарету второй ладонью. Он не в состоянии подобрать верные слова. Не знает, что нужно сказать, а о чём лучше промолчать.       — Ты на дизайне?       — На лингвистике.       — Значит, отчим Ли победил.       — Возможно, я скоро… переведусь.       Сону едва заметно дёргает головой. От сигареты меж его костлявых пальцев вьётся незаметный в ослепительных лучах дымок. Чонвон вспоминает, как прошли первые разговоры с Пак Сонхуном и Чан Вонён, и прочищает горло.       — Только не извиняйся.       — А извинения что-то изменят?       Чонвон отводит взгляд на высокую траву, по которой гуляет беспокойный ветер. Сону не плачет, как Вонён, и не сражает неприятными, но правдивыми словами, как Сонхун. Сону просто курит, прищуриваясь на затяжках, и стряхивает пепел подушечкой большого пальца. У Сону запавшие щёки и болезненно бледная кожа, на фоне которой явно выделяются тёмные глаза, острые ладони и выпирающий кадык. Он выглядит каким-то стремительно похудевшим и маленьким, а вместе с тем взрослым и пережёванным прожитым.       Вроде всё тот же, но уже не тот.       — Я ни в чём не виню тебя, — пробует Чонвон повторить разговор с Вонён, выискивая малейшие изменения в мимике Сону. — Это… в прошлом.       — Пак Джей говорил примерно похожее, — отзывается тот осипшим голосом и подносит к носу оранжевый кончик сигареты. — Нёс бред, что мне лучше просить прощения у самого себя.       Насколько же милосердно сердце Пак Чонсона. Он… простил Сону? Если да, то что насчёт Чонвона? Они с Сону испортили его выпускной год и извратили репутацию, исключили из школы. Заслуживают ли они второго шанса? Права на ошибку? Чонвон так и не нашёл ответы, даже обсудив ситуацию с Дживон. Хочется верить, что все имеют право оступаться и начинать сначала.       В ином случае жизнь получается грустной.       Потому что, однажды промахнувшись, ты теряешь возможность признать оплошность и исправиться.       — Почему ты сделал это? — чуть ли не шёпотом спрашивает Чонвон.       — Меня били дома. В школе, — Сону отстранённо дёргает плечом. — Хотелось, чтобы кому-то тоже было больно.       Ответ… честный. Чонвон успел отпустить ситуацию и перестал обижаться или злиться, однако живот всё равно сводит.       — Наверное, ещё я завидовал. По-чёрному. На твои чувства ответил хороший человек, а мои… — Сону втягивает носом воздух, обхватив узкое запястье пальцами. — Мои оказались кэтфишингом.       Чонвон что-то слышал про это. Дживон никогда не показывала ему содержимое флешки, да и сам он не спрашивал. Не чувствовал, что имел разрешение лезть в чужой секрет. Со временем Чонвон догадался, уловив в Сону тот самый страх.       — И Пак Сонхун… да?       В глазах Сону мелькает неуловимая эмоция. Он оставляет слова Чонвона затихать и метко бросает тлеющий окурок в широкое горлышко банки. Тянется за второй сигаретой, опустив подбородок и спрятавшись за чёрной чёлкой.       — Теперь моя очередь спрашивать, — лишь закурив, Сону возвращает взгляд. — Почему ты скрыл развод родителей?       — Ты тоже умолчал о своих.       — Мне было стыдно, — с готовностью отвечает Сону. Чонвону сложно разгадать его мысли, потому что лицо у Сону непроницаемое. Он не улыбается, не морщится, не кривится. — Ты не представляешь, каким неудачником я себя чувствовал.       — Представляю.       Ночные ссоры, дневные крики, едкие комментарии и сарказм никогда из жизни Чонвона не уйдут. Они останутся, потому что уже стали его неотъемлемой частью. Как несмываемое пятно. Может, позже, если Чонвон наберётся смелости и запишется к психологу, пятно перекроется счастливыми воспоминаниями. На данный момент Чонвон лишь признал, что его семья не такая, как остальные.       — Твоя мама… в порядке?       — Она снова вышла замуж, — Сону глубоко вздыхает. В нём будто дёрнули за рубильник и выключили весь свет. — Сумасшедшая женщина.       — А Лисо теперь живёт в Сеуле с отчимом.       — Зато ей легче ходить на концерты, — Чонвон непроизвольно хмыкает, и Сону задумчиво щурится. — Она в старшей школе?       — Пока нет.       Чонвон не может назвать себя мудрым и взрослым, но сейчас уверен, что в то время им помог бы простой разговор. Он решил бы не всё, но многое. За поступки Сону Чонвон не в ответе, однако есть вероятность, что их дружба пошла бы по иному пути. Чонвон недавно спрашивал у Дживон, остались бы они близки. Она не ответила.       Есть ли смысл задумываться о невозможном?       — Я удалил ваш с Пак Джеем разговор сразу же, как мне вернули телефон, — вдруг говорит Сону. Чонвон на краткий миг перемещается в прошлое. — И я не переслушивал, не беспокойся.       — Пак Джей ведёт фестиваль, — Сону не выглядит удивлённым, поэтому Чонвон продолжает: — Мы снова общаемся. Он помнит меня.       — А ты думал, он забыл? — когда Чонвон неловко поводит плечами, Сону стряхивает на землю пепел и качает головой. — Ты не слышал, как он отзывался о тебе в то время. Мы с Ким Дживон сразу поняли, что ты ему нравишься.       Чонвон ощущает, как по телу расползается давящая тоска. После встречи с Вонён и Сонхуном их ненадолго охватила печальная растроганность по прошлому. С Ким Сону Чонвон возвращается к сожалению. Он и не представлял, насколько скучал по тому, что у них было раньше. Не на первом году старшей школы. Нет. Гораздо раньше, когда Чонвон ещё верил, что Хван Сухван ответит на его чувства.       — Не плачь, — предупреждает Сону, точно почувствовал, что Чонвон готовится шмыгнуть носом.       — Я скучал по тебе, хён.       — И я, Чонвон-а.       Музыкальная репетиция затихает. Чонвон в последний раз затягивается, скребёт сигаретой подошву кроссовка и кидает окурок в наполовину пустую банку. Глаза Сону перескакивают с его грудной клетки на плечо.       — Классная татуировка.       — О… Спасибо.       Разговор выходит каким-то скомканным, рваным и отстранённым. Вряд ли Сону по-настоящему раскрывается — на его лице по-прежнему нет эмоций. Чонвон не расстраивается. Они теперь чужие, не стоит надеяться на откровенность. Испытывать тоску глупо. Отмотать время не получится.       — Последний вопрос, Чонвон, — низко произносит Сону. Даже его голос изменился. — Не отвечай, если не считаешь нужным, но мне бы хотелось узнать. Ты принял себя?       Особо долго Чонвон не раздумывает.       — Да, — это одна из немногих крошечных побед, которыми он способен поистине возгордиться. Чонвон не стесняется и больше не прячет сексуальную ориентацию. — А ты?..       В отличие от него, Сону берёт паузу. Он облизывает губы и промаргивается, скользит взглядом по носкам чёрных ботинок. Выглядит так, будто взвешивает осевшие на языке слова, прежде чем озвучить их.       — Я двигаюсь к этому, — в конце концов отвечает Сону, и отстранённость в его чертах светлеет. — Я до сих пор двигаюсь.       — Надеюсь, скоро ты остановишься.       Шлёп. На пятачке курилки непонятно откуда возникает незнакомый парень, кажется, сонбэ, весь взъерошенный и помятый, с ошалевшим взглядом. Чонвон невольно отступает поближе к Сону. Тот почему-то цыкает, а старшекурсник видит его и вскидывает руки.       — Не смей…       — Соник, это пиздец! — парень не слушает и поправляет тёмную чёлку, он словно катался по земле. — Там для Рюджин-нуны стол привезли, я его еле допёр!       — Почему тебе никто не помог?       — Потому что остальные, извиняюсь, пидорасы с лапками, — возмущается незнакомец. Чонвон подаётся вперёд, чтобы прочитать информацию на пропуске-бейдже, но он слишком активно двигается. — Соник, я вынужден просить твоей руки. Его собрать нужно.       — Прям просить? — переспрашивает Сону, и на его губах впервые проступает мягкая улыбка.       — Хош, на колено встану? Кольцо завтра, я сегодня без нала. Реально не шучу, правда нужна помощь, — одёрнув задравшуюся футболку, парень обращает внимание на Чонвона. — Без понятия, кто ты, но с нами пойдёшь. Я охуею его в одиночку собирать, меня Рюджин-нуна потом им же и пришибёт.       — Хван Интак, второй курс экономики. Ян Чонвон, первый курс лингвистики, — небрежно представляет Сону, качнув ладонью, и спрыгивает с забора. — С тебя кофе, Интаки.       — Базара ноль.       Чонвону не оставляют выбора. Забросив лямку рюкзака на надплечье, он послушно идёт за Сону и Хван Интаком к фестивальной площадке. Интак поглядывает на него через плечо, затем разворачивается и, уже не стесняясь, откровенно пялится. Чонвон дружелюбно улыбается. Внимания от симпатичных парней он не стесняется, но вряд ли Интак-сонбэ заинтересован в нём в этом смысле.       — Чёт я тебя не видел.       — О, сонбэ, я не из «Сунсила». А вы… одногруппники?       — Ага, — Интак разворачивается и шаловливо подталкивает Сону коленом. — Я твой единственный и любимый друг в группе, да?       — У меня нет друзей.       — Стесняшка.       — Сейчас пойдёшь просить руки Ким Тэёна.       — Бе, не хочу. Он сигареты не стреляет.       Сону вздыхает и громко выдыхает, что переходит в изнурённый стон, и Чонвон мягко хмыкает. Понимание, что у Сону есть друзья среди студентов, приносит облегчение. Втроём они выходят на солнцепёк, и Интак тормозит у одной из крытых палаток. Чонвон, с безысходностью оглядев нагромождение коробок, смиряется с судьбой на ближайшие несколько часов.       Оказывается, правило «Жизнь всегда найдёт выход к безделью» на территории Сеульского университета не работает.