(if you fall for me) That would be a tragedy

— Милочка, я скажу так: лучше наложить от страха в штаны и жить счастливо, чем сидеть до пенсии с чистой жопой. — А испражняться обязательно? — Хух, ладно, скажу иначе: глаза боятся, а руки делают. — Как глаза могут бояться, если это орган зрите… — Тьфу, иди отседа! Умотала бедную женщину. Т ё т у ш к а Л и м и К и м Д ж и в о н

#ЯТОГДА

      Чонвон прислоняется лопатками к стене, подкладывает под поясницу плюшевую игрушку в виде апельсина и вытягивает на матрасе ноги. Затем подносит к лицу левую руку и разглядывает обрамляющую запястье прозрачную резинку.       Телефон пиликает.       Юн Соён-нуна:       «Вааа, иностранные языки такие крутые!»       Разговор, если честно, не клеится с самого начала.

Вы: «Да. Отчим говорит, это прибыльная профессия»

      Юн Соён-нуна:       «Конечно! Господин Ли прав!»       «Сможешь много зарабатывать, хих»       Чонвона, если честно, с самого начала тошнит.       Это не переписка с Хёнсо или друзьями, где можно отвечать и не париться. Здесь нужно выбирать слова и выражения, печатать буквы, способные тронуть девичье сердце, и за получасовое перебрасывание сообщениями Чонвон успел вспотеть.       Отложив телефон, он укладывает на подоконник руку, на неё — щёку, и немигающим взглядом смотрит на задний двор. Отчим отродясь не косил траву, но недавно сделал это ради комфорта потенциальных покупателей. Это место скоро перестанет быть их домом. В принципе, ничего страшного.       Чонвон давно чувствует себя здесь чужим.       С открытого окна идёт прохладный ветерок. Ударившись затылком о деревянную раму, Чонвон поднимает глаза к чёрному небу и безуспешно пытается отыскать хоть какое-нибудь созвездие.       Телефон снова пиликает.       А спустя мгновение начинает сходить с ума.       Чонвон садится прямо, подминая под бёдра плюшевую игрушку, и вводит код-пароль. Новые сообщения, прилетающие градом, почему-то вызывают у него облегчённый смешок.       Бесячий:       «пшли гулять»       «пшли гулять»       «пшли гулять»       «пшли гулять»       «пшли гулять»       Чонвон не отвечает, продолжая наблюдать, как в переписке становится всё больше однотипных предложений.       Бесячий:       «пшли гулять»       «пшли гулять»       «пшли гулять»       «пшли гулять»       «пшли гулять»       «хээээй что за дела»       «единица удаляется я вижу!»

Вы: «И куда она удаляется? :)»

      Бесячий:       «disappears!»       «ты читаешь!»

Вы: «Нет, не читаю»

      Бесячий:       «Я В И Ж У»

Вы: «И что ты видишь? :)»

      От Юн Соён приходит какой-то вопрос, сверху мелькает оповещение, но Чонвон механически смахивает его и прыскает. Пак Джей присылает целую вереницу злобных смайликов.       Бесячий:       «ян чонвон, не проказничай»

Вы: «Я? Никогда в жизни :)»

      Бесячий:       «ты вредный»

Вы: «А ты настырный»

      Бесячий:       «ну пашлиии я хочу тот рамён»

Вы: «Нет :)» «Не заставишь»

      Бесячий:       «ооо думаешь не смогу»       «?»

Вы: «Попробуй, посмотрим :)»

      Бесячий:       «я стою у тебя на лужайке»       «побойся»       Чонвон фыркает и поворачивается на скрипучий звук. В комнату в домашних тапочках проскальзывает Хёнсо с чёрным пакетом, щёлкает настольной лампой, и Чонвон щурится, закрывшись ладонью, — долгое время он провёл в темноте.       — Купила, что хотела?       Хёнсо кивает, с широкой улыбкой потряхивая пакетом. Днём она с одноклассницей отправилась на охоту: в центре города устраивали поп-ярмарку с мерчем популярных артистов.       — Оппа, ты соберёшь мне полочку?       — Давай утром?       — Это тебе.       Вытащив упаковку кислого мармелада, Хёнсо укладывает её на письменный стол. Чонвон перемещается к краю матраса с намерением встать.       — Можно стакан воды?       С губ Чонвона почти срывается нецензурная брань. Он дёргает плечами, оборачивается и обнаруживает у незакрытого окна Пак Джея. Через его грудь перекинута лямка чёрной сумки, светлые волосы не собраны. Чонвон отчего-то замирает, едва он опирается предплечьями о внешний подоконник и улыбается.       — Hello.       — Hello, — на автомате отзывается Чонвон и встряхивает головой, прогоняя наваждение. — Что ты…       — Оппа сказал, вы идёте гулять.       Это Хёнсо объясняется позади, и брови Чонвона комично ползут на лоб. Оппа?! Когда это они сблизиться успели? После катка?       — Оппа, хочешь кофе, сок?       — Просто воды достаточно, cutie patootie.       — Оки!       Хихикнув, Хёнсо выбегает из комнаты. Чонвон наконец отмирает, подходит к окну на коленях и пытается задвинуть створку. Ему не дают, Джей шлёпает по пальцам.       — Это вторжение на частную территорию!       — Лисо впустила меня, — решительно заявляет Джей, следом скользит взглядом по недовольному лицу Чонвона и хмыкает. — Мне казалось, ты цену набиваешь, а ты правда не хочешь гулять.       — Я устал, — отвечает Чонвон со вздохом и перестаёт бороться. Сам умещает руки на внутреннем подоконнике и немного подаётся вперёд. — Извини.       — Было бы за что извиняться.       Хёнсо приносит Джею стакан воды, затем уносит его и уходит к себе раскладывать альбомы и заполнять биндер карточками. Чонвон пересаживается на пятую точку, чувствуя, как прозрачная пружинка от давления врезается в запястье. По какой-то необъяснимой причине отдаваться резинку не хочется, и Чонвон тайно надеется, что Джей не вспомнит о ней.       — О, точно. Я планировал кое-что подарить тебе, — Джей отлипает от подоконника и раскрывает сумку.       — Подарить?..       — Yep. Сегодня с Сонхуном и Вонён по торговому гуляли. Вони искала что-то для рисовалок…       Ох, да. Мама Вонён работает дизайнером интерьера, и она пойдёт по её стопам, только в сфере одежды. Чонвон не считает себя завистливым, но иногда его охватывает тоской и жгучей ревностью. Через два года их ждёт поступление в университет, и Вонён будет изучать то, о чём Чонвон грезил с детства. Ему придётся долгое время наблюдать, как кто-то другой исполняет его заветную мечту.       — Увидел и сразу подумал о тебе.       Джей протягивает плотный скетчбук с шаблонами на кольцах, на обложке изображено чьё-то дизайнерское платье в бордовых тонах.       — Это эскиз, э-э, Минджу Ким, — Чонвон в немом благоговении скользит пальцами по крафтовой обложке, а Джей неловко смеётся и чешет заднюю сторону шеи. — Я не разбираюсь, если честно, но она вроде крутая, и я бы подарил что подороже, но денег особо нет, да и вообще не хотел дарить сначала, потому что дёшево и не так модно, но мой старик любит повторять, что…       Чонвон медленно поднимает глаза, веки знакомо щиплет. Джей заминается, стыдливо кривит губы, одёргивает толстовку на молнии и смотрит куда угодно, лишь бы не на Чонвона, и кончики его ушей постепенно розовеют.       — Мой старик любит повторять, что важен не столько подарок, сколько вкладываемое в него п-послание.       Продолжая молчать, Чонвон неосознанно осторожно прижимает скетчбук к груди. Смешно было бы поддразнить вечно самоуверенного Джея за то, что он запинается, но Чонвону не смешно.       — И что… вложил ты?.. — шёпотом спрашивает Чонвон, с намёком задевая подбородком острый край обложки.       — То, что тебе не обязательно учиться на дизайнера, чтобы заниматься любимым делом.       Этой ночью Чонвон спит всего три-четыре часа.       После первого урока он дожидается звонка на перемену, торопливо лезет в рюкзак за небольшим предметом и, притворяясь, что не слышит оклика Вонён, выходит в коридор. В классе «3-2» он ни разу не был. Заглянув через окно, Чонвон находит осветлённую макушку в середине первого ряда и, пропустив старшеклассников, заходит внутрь.       Джей сидит, опёршись предплечьями о парту, в его руках телефон с игрой-стрелялкой. Чонвон на мгновение застывает, набираясь смелости. Следом быстро приближается, кладёт ладонь на надплечье Джея и наклоняется. Вторая рука, закрывая путь к отступлению, упирается в гладкую поверхность.       — Shit, напугал, — Джей подпрыгивает, однако тут же расслабляется. — Hel… Это что?!       Чонвон кое-что положил перед ним. Они вместе рассматривают обычный почтовый конверт, разрисованный кислотными маркерами и облепленный стикерами из альбомов Хёнсо. Прижимаясь грудью к лопатке Джея, Чонвон строго смотрит только на свои подрагивающие на парте пальцы и не верит в непонятно откуда взявшуюся смелость.       Ночью что-то внутри твердило о правильности совершённого.       — Это подарок. С посланием.       — И… что там?       — То, что ты наденешь, когда станешь музыкальной звездой.

#ЯСЕЙЧАС

      — Детка, не встречайся мы оба с парнями, я бы тебя сейчас так сладко засосал.       Гаыль фыркает. В дополнение закатывает глаза, подчёркивая нелепость услышанного, и Бомгю давит обгрызенным ногтем с облупленными лаком на её лоб.       — Айщ, оппа! Не стирай тоналку!       Бомгю не сдаётся и всё-таки звонко расцеловывает Гаыль в румяные щёки. Она протестующе верещит, кидается в хёна цветными карандашами, и Чонвон смеётся, прикрывшись ладонью. Причина в обильной тактильности Бомгю? Швейный клуб придумал, как обойти запрет на упоминание ЛГБТ (без участия Юн Кихо-сонбэ, естественно). О нём нельзя говорить, но про демонстрацию не было ни слова.       Чонвон листает на телефоне скриншоты из фотошопа со значками и аксессуарами, утверждёнными Гаыль-нуной, и одновременно с этим ищет через компьютер подходящую по цене копировальную студию. «Сила в неведении» — сказала Юджин, когда этот план только зарождался, и оказалась права. Кто из зрителей, далёких от ЛГБТ, увидев сочетание, например, розового, жёлтого и голубого, сразу поймёт, что это флаг пансексуалов?       Согнав Бомгю к столу Юджин, Гаыль встаёт и поправляет шёлковое платье-балахон. Нуна всегда выглядит на сто баллов, хоть в любой момент на подиум выходи, а сегодня так на весь миллион: светлые волосы подкручены, винная помада, алые серьги-капельки, в тон им наряд и чёрные каблуки. Если Чонвон услышал верно, Пак Сонхун-сонбэ позвал нуну в ресторан.       Как это непривычно.       Чтобы не потонуть в печали по ушедшим дням, когда всё ещё было хорошо и Чан Вонён встречалась с Пак Сонхуном, Чонвон прокручивается в офисном кресле и подъезжает к Юджин с двумя листами.       — Нуна, — зовёт Чонвон. Юджин старательно вырисовывает чёрным маркером крохотную Наташу Романофф на внутренней стороне бедра. — Я тут задумался… Шин Юна и Пак Суджин-сонбэ тоже выступают. Может, сошьём для них юбки-пачки в стиле «Панк»?       Юджин прерывается, заправляет маркер за ухо и осторожно принимает эскизы на специальной бумаге. Чонвон наблюдает за сменяющимися эмоциями на лице нуны, когда воздух внезапно наполняется персиковым ароматом.       — Прекрасно! — Гаыль за спиной Юджин наклоняется, и Чонвон получает одобрительную улыбку. Одна из высших и столь важных для него похвал. — Я заберу? Доработаю вечером в общежитии.       — Конечно, — Чонвон аж приосанивается. Даже хорошие баллы на парах столько удовлетворения не приносят. — Нуна, тебе правда понравилось?       — Ты очень талантливый, дорогой. К чему сомнения?       С любовью потрепав Чонвона по волосам, Гаыль отходит к своему столу и собирает эскизы в аккуратную стопку. Бомгю, облокотившийся на шкаф с образцами ткани, широко улыбается и скрещивает руки на груди.       — Почему ты до сих пор не перевёлся к девчонкам?       — Я об этом никогда не думал, — честно отвечает Чонвон и пожимает плечами. — Отчим запрещал поступать на дизайн.       — Но ты уже взрослый, — искренне недоумевает Юджин, вернувшись к татуировке. Её длинный хвост качается от каждого движения. — И ты вроде говорил, что это твоя мечта с детства.       — Мечта меня не прокормит.       — А вдруг это твоё призвание? Я бы лучше оставался голодным.       — Йа, Чхве Бомгю, зачем давишь? — Гаыль легонько хлопает по столу толстой папкой. — Если ты не уважаешь родителей, это твои проблемы. Я бы тоже не пошла против слова папы.       — Естественно, — ёрничает Бомгю и показывает язык. — Твой батя — легавый.       — Йа, оппа! Кто тебя спасал? Кто тебе одежду шил до кровавых мозолей?       Недавно Чонвон узнал кое-что, что изменило его взгляд на отношения хёна и нуны: большую часть детства они провели рука об руку. Первая приёмная семья, взявшая Бомгю под крыло, практически не заботилась о нём, отчего он часто сбегал. Тогда-то его и встретила Гаыль — девочка ростом взрослому по колено, но с таким обострённым чувством справедливости и огромным желанием помогать, что заставило Бомгю осознать, что не всем в этом мире плевать на него. А затем помог и папа Гаыль, когда вторая приёмная семья стала избивать его.       Это открытие сильно повлияло на восприятие их дружбы.       А что, если действительно перевестись на другой факультет? Сдать экзамены или что там нужно, Чонвон не в курсе. Отчим больше не авторитет для него. Только перед переводом стоит серьёзно подумать, это же не как чехол на телефон поменять, а перейти в совершенно другое направление… Хотя в таком случае Чонвон сможет посвящать драгоценному хобби и не клубные часы…       Он настолько уходит в мысли, что не замечает, как Юджин берёт его запястье и рисует на бледной коже кошачью мордочку. Очнувшись, Чонвон соединяет брови, однако не протестует, и мордочка обзаводится вытянутым тельцем. Чонвон настолько не протестует, что вскоре над настоящей татуировкой на бицепсе появляется цитата из песни Тэйлор Свифт: «Но твои близкие друзья, кажется, всегда знают, когда что-то действительно не так».       Ох уж эта нуна.       — Вы опять тратите время на ерунду?       — Это искусство, онни, — не оборачиваясь к Гаыль, отвечает Юджин и задирает на кресло вторую, ещё не разрисованную ногу.       — Ничего прекрасного в порче собственного тела нет! Я подобное не одобряю.       — Тошнилка.       Бомгю, довольный собой, смеётся. Гаыль показательно щёлкает языком, заканчивая сортировать бумаги на столе. В конце она передаёт хёну потрёпанный конверт. Чонвон особо не видит, что на нём, разве что кислотные линии и практически стёртые стикеры, напоминающие начинку альбомов, которые любит собирать Хёнсо.       — Отдашь Пак Чонсону прямо в руки.       — Не командуй.       — Айщ! Умереть захотел? Там важный для него эскиз.       После очередной перепалки все выходят на перекур, Бомгю поднимается в свой клуб, а Гаыль забирает Пак Сонхун. Чонвон сосредотачивается на тлеющей в пальцах сигарете и лишь здоровается с ним поклоном. Ему до сих пор неловко, потому что теперь они не близки. Отныне Пак Сонхун — призрак, и Чонвону не хочется вспоминать о прошлом. Если честно, он и помнит мало. Все годы, затронутые разводом, напоминают туман, некоторые сцены вспомнить не получается и при большом усилии. Например, та прогулка с бабушкой, после которой Чонвон вернулся домой с истерикой? Что она говорила? Точно что-то про отчима и маму, но что именно… Чонвон забыл.       Выкинув горячий стик, Юджин берёт Чонвона под руку и тащит к крыльцу учебного корпуса. Заходить в клуб сейчас — одно удовольствие, ведь больше не нужно страдать по три часа в попытке открыть дверь. Достаточно ввести код (первое появление купальника-бикини на показе в Париже, и никак не год основания их университета!) — и ты внутри. А как удобно, что дверь закрывается на замок автоматически.       — Нуна, — начинает Чонвон, когда сзади раздаётся электронный перезвон и Юджин с размаху плюхается в кресло и по инерции прокатывается на середину. — Можно с тобой поговорить?       — С нуной можно говорить двадцать четыре на семь! — заявляет Юджин, вскинув кулак.       Они вернулись, чтобы закончить клубные дела, домашнюю работу и прибраться, и Чонвон рад, что они остались вдвоём. Ему безумно необходимо кое-что спросить. Конечно, он бы пошёл к Дживонни, — он всегда идёт к Дживонни, единственному человеку, который знает его лучше всех — однако в тревожащей его теме у неё нет опыта. Ещё Чонвон думал обратиться к Гаыль или хёнам, но потом передумал. Нуна всё же старше на два года, как Тэхён, Бомгю — так на три. И, возможно, это старая привычка со школы, что Чонвону легче «секретничать» с девочками.       Иногда он жалеет, что они с Юджин не одногодки. Разница в возрасте вообще смешная — всего в полгода.       — Ты…       Чонвон замолкает, смущённый и сбитый с толку непонятным волнением. Юджин подъезжает к нему и берёт за ладони, переплетает пальцы. Её тонкие брови под чёлкой приподнимаются, и Чонвон набирает в лёгкие побольше воздуха.       — Ты хотела бы сходить на свидание?       — Ты взломал мой телефон? — вдруг испуганно хрипит Юджин, и это не то, чего Чонвон ожидал. — Я с утра позвала Чхве Ёнджуна погулять.       — Ты?! Его?!       — Я устала ждать первого шага от этого дурака, — Юджин равнодушно дёргает плечом. — Почему ты спрашиваешь?       — Пак Чонсон приглашал меня, и мне страшно, и я подумал, может, на двойном будет не так…       Чонвон принимается бормотать, прячет глаза и смотрит на длинные пальцы Юджин в своих ладонях — нуна вчера сделала новый маникюр, сейчас её ногти покрыты прозрачным лаком, а у кутикул маленькие чёрные точки.       — Ну, эм… Если ты будешь рядом… я…       — Вообще-то, мы с тобой всё ещё парень и парень, — игриво напоминает Юджин, из-за чего Чонвон против воли улыбается. Их пьяная шутка до сих пор жива. — Получается, Чхве Ёнджун и Чонсон-оппа тоже пойдут как пара.       — Наш союз лучше.       — Это и без упоминания ясно.       Теперь Чонвон против воли смеётся. С нуной всегда легко и весело, и Чонвон ни с кем других из старших подобного не испытывает. Дело не в том, что ему не нравится Гаыль или хёны. Просто… Юджин будто понимает его лучше всех, будто находится с ним на одной волне.       — Стой, Чонвонни. А чего ты Чонсона-оппу боишься? — Юджин недоумевает. Чонвон расцепляет их пальцы и вытирает потные ладони о футболку на животе. — Он класснючий!       — Ну…       — Хоть и не в моём вкусе внешне, оппа всё равно крутой. Ты смотри, — акцентируя внимания на словах, Юджин слабо толкает Чонвона в плечо. — Богатый, в брендовых шмотках, с машиной, со своей квартирой, покупает… Не, фе. Как меркантильно звучит. Короче! Я хочу сказать, что Чонсон-оппа творческий, как и ты, и хороший. Вдумчивый, спокойный, приветливый, заботливый. Супер, во!       Юджин показывает большой палец с воодушевлённым видом, а Чонвон думает совсем не о Чонсоне. Он вспоминает Пак Джея, как тот постоянно вытаскивал его на ночные прогулки и был настолько ярким и уверенным, что в конечном счёте повлияло на Чонвона.       Он запутался.       Его сейчашние чувства — это чувства новые или остаточные, цепляющиеся за боль по прошлому?       — Он и я…       Прикусив нижнюю губу, Чонвон долго и молча смотрит Юджин прямо в глаза. Нуне тяжело продолжительное время сидеть на одном месте, поэтому она начинает ёрзать, однако терпеливо ждёт.       — Мы учились в одной старшей школе. Не в Сеуле. В то время его звали Пак Джей.       Тёмно-карие глаза Юджин расширяются до пугающих размеров. Чонвон, не представляя, что на него нашло, рассказывает нуне обо всём, что тогда произошло: и о собственной внутренней гомофобии с четырнадцатого дня рождения, и о начале учебного года, и о потерянной дружбе, и о придушенных в грудной клетке чувствах, и о несчастливой концовке, только убедившей, что жизнь Чонвона — это целая трагедия в жанре литературы.       За его монолог они успевают дважды покурить, и, когда Чонвон затихает, спрятав ладони меж бёдер, Юджин встаёт с места и приседает перед мини-холодильником, где они обычно остужают воду в жаркие дни.       — Без бутылки не разберёшь, — поясняет Юджин, вытаскивая соджу и две стопки, и Чонвон давится воздухом. Ладно пиво, на него закрывают глаза, но… — Выпей с нуной, лапка.       К соджу присоединяется пачка крабовых чипсов. Чонвон не смеет перечить, принимает стопку обеими ладонями и, отвернувшись от Юджин, опрокидывает её. По горлу неприятно разливается жгучее пламя.       — Так. Пак Джей — это Пак Чонсон… А, точно! Онни говорила, что Пак Сонхун-оппа давно дружит с ним, вот откуда вы знакомы. А Ким Дживонни — это та Ким Дживон, которую онни хочет сделать в нашем клубе моделью?       Чонвон слабо кивает и порывается снова наполнить стопки. Юджин втягивает воздух через зубы и кривится из-за горького привкуса алкоголя.       — А где сейчас Ким Сону и Чан Вонён? О-о, они, наверное, с Шим Джейком-сонбэ помогают от «Сунсил».       — Я… не знаю…       — Ой, а если вы встретитесь?       — Я… не знаю, — глухо повторяет Чонвон. Он старался об этом не думать. — Но я не… Я ни в чём не виню их.       — Жалко так, что ваша дружба плохо закончилась. Да и вся ситуация. Всех жалко. Тебя с гомофобией, Ким Сону с отцом и теми старшаками, Пак Джея с обвинениями… Да уж…       Чонвон забирается в кресло с ногами и прижимает бёдра к груди. Он больше не злится и не расстраивается. Это прошедший этап. У Ким Сону были свои причины, и Чонвона они не касаются. Легко было бы считать его злодеем, как и маму, только со временем Чонвон понял, что тыкать пальцами и ненавидеть — не его путь. Это кажется неправильным, считать кого-то плохим, когда ты сам допускаешь промахи. Будто лишь ты имеешь право оступаться, пока другие должны быть «святыми».       — Слушай, Чонвонни, я сейчас скажу ерунду, но мне всегда казалось, что жизнь — это проход по длинному коридору в поисках нужной двери. Иногда ты выбираешь неправильную, — размашисто оттолкнув стопку, Юджин прикладывается к зелёному горлышку. — Я не имею в виду какие-то серьёзные преступления, это понятно, но ошибки делать суждено всем.       — Дживонни тоже говорила, что ошибаться в человеческой природе.       — Она странная, кстати, эта твоя Дживонни, — отмечает Юджин, хотя без злого умысла. Чонвон хмыкает. — Или мы все по-своему странные, м? Философский вопрос!       — Я давно хочу, чтобы вы подружились, — бурчит Чонвон и обидчиво выпячивает губы. От соджу в ушах появляется лёгкий шум. — Очень хочу, а она ни в какую…       — Не заставляй. Ничего страшного, если противится. Мы с тобой тоже кому-то не нравимся. Это нормально.       — В старшей школе я хотел нравиться всем девочкам…       Чонвон подмечает это отстранённо. Первая бутылка магически сменяется второй, и его тело наполняется то ли ватой, то ли желе. Спустив ноги, Чонвон упирается в кожаную спинку затылком и перестаёт двигаться, разве что протягивает Юджин пустую стопку.       — Нуна. Ты спросила, почему я боюсь Чонсона-оппу… ой, хёна, — Чонвон трясёт потяжелевшей головой. — Я боюсь не его, а наших возможных отношений. Я сын своих родителей. Если их любовь не справилась, то как справлюсь я?       — Но ты же не мама и отчим! Ты Ян Чонвон!       — Я их ребёнок.       — Йа! Говоришь, как будто ты их копчик, или какие у нас там рудименты есть, — прикрикнув, Юджин практически как Гаыль закатывает глаза. Ключевое слово: практически. Так закатывать умеет одна нуна. — Упрямый ребёнок, ей-богу.       — Не повторяй за тётушкой Лим.       — Тётушка Лим самая мудрая женщина на свете. Мне до неё далеко, — потянувшись, Юджин хлопает Чонвона по макушке. Он чертыхается и пытается закрыться предплечьями. — А если серьёзно, Чонвонни… Ты не думал сходить к психологу? Тэхён-оппа вроде ходит, попросишь контакты.       Несколько недель назад Чонвон бы ответил, что ни за что не собирается участвовать в этом лохотроне, однако на данный момент он не уверен. Вдруг ему помогут? И избавят от страха, что гипотетические отношения закончатся не только из-за ссор, но и… из-за… измены… Чонсона.       Этого Чонвон боится больше всего.       Может, многое из памяти и стёрлось, но рыдания мамы поздней ночью свежи в памяти как никогда.       — Мне стыдно, — одними губами шепчет Чонвон и повторяет уже громче: — Мне стыдно за себя, нуна. За свои страхи, неуверенности и сомнения.       Плавно качнув корпусом, Юджин прикатывается ближе и обхватывает щёку Чонвона тёплой ладонью. Он интуитивно ластится к прикосновению, некстати вспоминая, что мама обнимала его в последний раз, наверное, в прошлой жизни. Нежно погладив покрасневшую от соджу щёку Чонвона пальцем, Юджин ласково улыбается, и её следующие слова звучат слишком мягко для того, чтобы быть настоящими:       — Нет ничего постыдного в том, что ты просто человек.       В общежитие Чонвон приезжает подвыпившим.       Выслушав от тётушки Лим лекцию о детском алкоголизме в обнимку с Юджин, он дотаскивает нуну до её комнаты, передаёт соседке-подружке (сонбэ с, э-э, политического?) и вытаскивает из кармана кожаной куртки завибрировавший телефон.       Ким Вонни:       «Ты в общежитии?»

Вы: «+»

      Ким Вонни:       «У себя?»

Вы: «±» «?»

      Ким Вонни:       «Шин Юна ночует в другом месте»       «Посплю у тебя?»

Вы: «+++++!!!!!!»

      Ким Вонни:       «+!»       Достигнув своей двери, Чонвон слепо вводит заученный код, вваливается в комнату и шаркает в ванную. Когда он умывается и выходит, Дживон уже здесь. Она в спальной футболке и шортах и с распущенными волосами, покрывающими спину ниже лопаток. Не удостоив Чонвона и взглядом, Дживон отыскивает его пижаму на средней полке шкафа и постельное бельё.       — Юджин-нуна знает о нашем прошлом. Я рассказал.       — Это которая вечно ходит с голой попой?       — Э-э-это короткие шо-о-орты-ы-ы, не по-опа-а.       — Неважно. Как сонбэ отреагировала?       — Нуна… в крайней степени удивления.       Поймав брошенную пижаму, Чонвон переодевается, не утруждаясь отвернуться, и Дживон морщит нос. Она презирает пьющих, о чём не забывает каждый раз упоминать, однако Чонвону прямо сейчас всё равно. Он выставляет руки в надежде на крепкое объятие, на что Дживон вздёргивает тёмную бровь.       — Ты что, зомби?       — Пока живой, к сожалению.       — Не люблю я, когда ты начинаешь это.       — Что «это»?       — Принижаешь себя шутками.       Чонвон не отвечает. Настроение от ледяного взгляда Дживон окончательно портится. Она готовит спальное место на свободном нижнем ярусе, и Чонвон, так ничего и не сказав, залезает на лестницу. По пути чуть не падает, благо Дживон подхватывает его за бёдра.       — Я хочу признаться, — говорить Чонвон начинает лишь после того, как свет выключается, и Дживон скрывается внизу. Чонвон прислушивается к тому, как она взбивает подушку и смотрит на ночное небо за окном. — Спасибо, агент Ким.       — За что?       — За дружбу.       — Тогда и вам спасибо, агент Ян, — кажется, Дживон задирает ногу и стучит пяткой по деревянной перекладине. Чонвон не уверен, звук слишком незнакомый. — Я всегда хотела дружить с тобой. Ещё со средней школы. Но не хотела мешать.       — Ты не мешала, — возражает Чонвон. Окружающая темнота дарит ощущение приватности и возможность сказать всё, что на душе. И алкоголь, естественно. — Извини, что тогда позвал на свидание, пытаясь найти девушку «для галочки».       — Пустяки.       — Я правда благодарен, Вони.       Чонвон перекатывается к краю и заглядывает вниз. Дживон лежит на спине, скрестив руки на груди и цепляясь пальцами за надплечья. Чонвон улыбается, ощущая, как от улыбки что-то крошится внутри.       — Без тебя мне было бы очень одиноко.       Всего на какую-то долю секунды Чонвону кажется, что чёрные глаза Дживон блестят.