(if you fall for me) That would be a tragedy

Интересно, где же та любовь, которая начинается со слова «Привет». М о х о м б и

#ЯТОГДА

      Чонвон возвращается из ванной комнаты с полотенцем вокруг шеи и замечает на своём матрасе нагло раскинувшееся тельце. После катка Хёнсо заболела (от шапки и митенок, как оказалось, никакой пользы), сейчас она спит на спине и шумно дышит через рот. В уголках её губ скопилась высохшая слюна. Хмыкнув, Чонвон забирает с тумбочки телефон и делает несколько близких фотографий под смешным углом.       — Хорошенько отдохни, Лисо-я. Во сне дети растут, что, кстати, научный факт, — воркует Чонвон, будто сам не подросток, накрывает Хёнсо вязаным пледом и забирается с ногами на стул.       На столе лежат многочисленные учебники и тетради. В одной из них под решёнными упражнениями по английскому карандашом нарисованы сердечки и мотивирующие фразы наподобие «Оппа, файтин!», «Оппа, lat's go!». Улыбнувшись из-за ошибки, Чонвон проводит пальцами по белому листу и принимается за уборку.       Сейчас законное свободное время, но заняться нечем. Даже дизайн и заброшенные эскизы нарядов не привлекают. Всё равно Чонвон бросит их, как начнёт учиться в университете. Это глупости из подростковой поры. Не что-то, что станет важной частью его взрослой жизни.       Социальные сети Чонвон не ведёт. Так, иногда выкладывает фотографии в инстаграм, потому что повторяет за одноклассниками и Сону-хёном. Не будь их, Чонвон бы сразу удалил аккаунты везде, где только завёл. Ну разве что пинтерест можно оставить ради интересных картинок.       Немного побродив по красочной ленте, Чонвон открывает «какао» и бездумно перечитывает отрывочные переписки с друзьями и одноклассницами. Дойдя до контакта «Бесячий», останавливается и задумчиво чешет влажный после душа затылок.

Вы: «Понимаю. Родители обо мне тоже заботятся»

      Возникает ощущение, что переписка случилась не то что несколько лет, а целые столетия назад. Тогда отношения между ними были иные. Чонвон настолько долго смотрит на своё последнее сообщение, что глаза пересыхают, и он начинает рефлекторно моргать.

Вы: «Привет»

      Единица пропадает стремительно. Подскочив на стуле, Чонвон трёт вспотевшие пальцы о спальные штаны и поправляет прилипшую ко лбу чёлку, словно кто-то углядит его внешний вид в полумраке комнаты.       Бесячий:       «omg»       «hi»       «wassup»       «hru»

Вы: «?»

      Бесячий:       «хах привет»       «не думал, что ты напишешь»       Чонвон на мгновение зажмуривается и следом стукает себя по макушке. Плохая была идея.

Вы: «Я хотел поблагодарить за вчерашнее» «За разговор»

      Бесячий:       «тебе палегчало?»

Вы: «Полегчало»

      Бесячий:       «фУууух»       Не сдержавшись, Чонвон фыркает и облокачивается на спинку стула.

Вы: «Нет, я тебя исправил» «Правильно писать «Полегчало"»

      Бесячий:       «спасиб, бро»       «ну так что?       тебе палегчало?»       Он издевается? Чонвон смеётся, затем охает и закрывает рот ладонью. Застонавшая Хёнсо переворачивается на живот. Чонвон ждёт, пока она затихнет, и выключает настольную лампу, целиком оказываясь в темноте, если не считать слабого освещения от экрана. В каком-то смысле перебрасывание сообщениями, не встреча вживую, воспринимается чем-то личным и интимным.       Телефон пугающе пиликает.       Бесячий:       «погуляем?»

Вы: «Я не могу гулять после школы, обсуждали же. Занят»

      Бесячий:       «так я про райт нау. погнали»

Вы: «?»

      Бесячий:       «побег из шоушенка»       Чонвон не знает, что это за «Шоушенк» поэтому использует поисковую систему браузера. Тот шустро подсказывает, что есть как фильм, так и книга с подобным названием, и, прежде чем ответить, Чонвон в специальном приложении бросает его в папку «Хочу прочитать».

Вы: «Намекаешь, что мой дом — тюрьма?»

      Бесячий:       «если только психологическая»       «моя по крайней мере была»       Чонвон задерживается взглядом на последних строках в попытке подобрать адекватный ответ. Он не из тех, кто лёгок на подъём, с Сону-хёном и Вонён они договариваются выходить куда-то заранее. Срываться сейчас, не запланировав, — не то, к чему привык Чонвон. Да и поздно… На будильнике ярко горит «21:29».       Выглянув из комнаты, Чонвон настороженно прислушивается: отчим в гостиной смотрит телевизор с прижатой к груди бутылкой соджу, мама наверняка в спальне читает или тоже что-то смотрит.

Вы: «Где встретимся?»

      Заботливо подложив под голову Хёнсо подушку, Чонвон переодевается в джинсы, футболку и толстовку, кое-как сушит волосы полотенцем и причёсывается. Потом вытаскивает из коробок чёрные кроссовки, которые давно перестал носить, и оставляет для Хёнсо записку на случай, если она проснётся до его возвращения.       Это первый бунтарский поступок за всю жизнь Чонвона.       Минут через пять он прикрывает за собой окно, пересекает задний двор в полусогнутом положении и, подсвечивая пространство вокруг фонариком телефона, забирается на старые ящики у забора. А с них и на сам забор.       Когда Чонвон шумно рушится на землю с другой стороны и поднимает в воздух пыль, Пак Джей у автоматических ворот выругивается. Ступни Чонвона пронзает колкой болью. Чертыхнувшись, он хватается за бок и облокачивается на тёмные камни.       — Напугал! Почему не через дверь?       — Побег же, — Чонвон поднимает правое плечо и прикладывает к груди растопыренные пальцы. За рёбрами колотится буйное сердце. — Омо. Я сделал это. Омо.       — Никогда не нарушал правила?       — Не-а. — Чонвон запрокидывает голову к ночному небу.       Он хорошенько знает, что это такое — правила. Каждый его день состоит из «обязан» и «должен». Взъерошив до сих пор влажные волосы, Чонвон задумчиво прокручивается на пятках. Звёзды похожи на точки от белого карандаша, а сердце продолжает напоминать барабан. Теперь Чонвон крутится с раскинутыми в разные стороны руками и, остановившись, встречается с улыбкой Джея.       — Что?       — Don't know, — улыбка не сходит с лица Джея. Он прищуривается. — Hello.       — Hello? — у Чонвона отчего-то горят щёки. — Нет-нет, мы не будем практиковать говорение в десять вечера.       Джей не отвечает. Ему почему-то весело, но Чонвон не понимает, в чём дело, что вызывает у него столь довольный вид. Хочется спрятаться и остудить пылающее лицо. Круто развернувшись, Чонвон направляется вниз по улице, и сзади быстро слышится топот.       — Эй, Ян Чонвон! Не потеряй меня, иначе придётся отчитываться перед папой.       — Господин Пак отпустил тебя погулять? Ты не сбегал?       — Мне скоро девятнадцать, конечно, — легкомысленно отвечает Джей и догоняет Чонвона. Они случайно сталкиваются плечами, и Джей торопливо отшатывается. — Куда мы?       Чонвон прячет руки за спиной, цепляет правой ладонью левое запястье и в задумчивости пожимает плечами.       — Куда-то. У нас нет цели.       — Нам завтра в школу.       — О, нет, так долго гулять не будем.       Это не было попыткой пошутить, однако Джей заливается громким смехом, и Чонвон прикладывает к губам указательный палец. Вдобавок шикает. Не хватало ещё нарваться на раздражённых соседей. Они-то с радостью поведают родителям, что их семнадцатилетний ребёнок сам себя выпустил погулять в ночное время.       — Тихо!       — У тебя опять этот взгляд, — отмечает Джей, на что Чонвон непонимающе хмурится. — Как будто я дурачок.       — Да тебя вообще солью посыпать нужно, — колко отвечает Чонвон, и на этот раз не понимает Джей. — Проехали… Ты ел? Горазд попробовать самый вкусный в мире рамён?       — О-о, — Джей дёргает рукой, будто хочет по-дружески ударить Чонвона в плечо, но мигом ловит её и опускает на уровень живота. — Зайдём сначала ко мне? Я не взял денег.       Их размеренные шаги звучат глухо; на чёрном асфальте светлый песок. Чонвон показывает Джею короткий путь к ресторанчику дедушки Пака и немного рассказывает о соседних домиках: каких ворчливых бабушек лучше обходить стороной, пока другие угощают летом яблоками и грушами. Если перейти через мост, можно встретить бабушку и дедушку Сону-хёна. Чонвон, конечно же, туда Джея не поведёт. У хёна не только отец, все старшие безумно строгие и серьёзные.       Яркая красно-жёлтая вывеска ресторанчика видна издалека. Джей залетает первым, хватаясь за стену. Чонвон заходит медленнее, сразу же кланяется и с удивлением обнаруживает отсутствие посетителей.       — Daddy! — Джей вприпрыжку достигает господина Пака у одного из столов и звонко чмокает в щёку. — Ты всё-таки закрылся?       — Спина-зараза.       Господин Пак поднимает и переворачивает стулья. Телевизор на стене показывает новую серию дорамы, которую любит Вонён, и Чонвон замедляется напротив, у зоны кассы.       — Мы хотим покушать рамён.       — Возьми cash, — мужчина приветственно кивает, наконец заметив Чонвона. — И надень кофту какую. Ночью холодрыга.       — Nah. Don’t wanna.       — У тебя ручки голые, — господин Пак хмурится и выпрямляется. Он не высок, но с грозной позой выглядит мощным и опасным, как боец ММА. — Ручки-палочки.       Закатив глаза, Джей поправляет очки, скидывает школьные кроссовки и исчезает за углом, где скрыта лестница на второй этаж.       — Я накачаюсь!       — Накачается он, ага, — господин Пак усмехается, покачав головой. — Лучше бы знаний в мозг накачал!       У Чонвона чешется шея. Наверное, от нервов, потому что наедине с папой Пак Джея некомфортно. Впрочем, как и с остальными взрослыми. Производить приятное впечатление Чонвон не умеет, поэтому решает заняться полезным делом: помогает переворачивать и ставить стулья на столы. Тяжело, но Чонвон не жалуется. Господин Пак его порыв не комментирует, однако под конец подходит практически вплотную и опускает ладонь на надплечье.       — Ты славный kiddo, — Чонвон не знает, как реагировать, поэтому прячет глаза и неловко кивает. — Надеюсь, мой балбес тебя не утомил. Иногда его бывает слишком много.       — Daddy!       Чонвона рывками тащат к выходу, крепко схватив за запястье, и он не успевает попрощаться. Быстро становится ясно, что сил у Пак Джея немерено. Чонвона тянут на улицу, подальше от ресторанчика. В какой-то момент он спотыкается и врезается лбом в лопатку Джея. Тот мгновенно останавливается, и Чонвон замечает его покрытые румянцем щёки.       — Вечно он… Айщ!       — Вообще, господин Пак прав, — освободив руку, Чонвон трёт пульсирующее место.       — Но я такой, какой есть.       Джей выглядит искренне недоумевающим. Чонвону подобное чуждо. После четырнадцатого дня рождения в его жизни многое изменилось, и у него, в отличие от некоторых, нет права «быть такими, какой есть». Он должен блестяще учиться, встречаться с девочками, ни разочаровывать, ни злить. Быть сыном, достойным гордости и любви.       — Куда ты идёшь? — спрашивает Чонвон, когда Джей уверенно направляется вперёд.       — За рамёном.       — Развернись на сто восемьдесят градусов.       Что-то пробормотав на английском, Джей слушается, притворяется, будто знает путь, и Чонвон против воли улыбается.       Полчаса спустя они приходят к круглосуточному магазинчику, спрятанному за детской библиотекой. Чонвон показывает местный бренд лапши быстрого приготовления и забирает из холодильника банановое молоко. У стойки самообслуживания Чонвон наполняет картонные упаковки горячим кипятком и выносит их на улицу, натянув на пальцы рукава толстовки. Джей ждёт его у пластикового столика для пикника с открытым зонтом.       — Ты забыл добавить соус.       — Не смей, — Чонвон хлопает Джея по рукам, едва он берёт чёрный пакетик. — В этом весь смысл. Скоро ты попробуешь самую лучшую и острую лапшу на свете.       — Острую?!       — Ты острое не ешь?       — Я от него помираю.       — Ой-ой.       Джей запрокидывает голову и выпускает гортанный стон, его кадык подпрыгивает. Чонвон задирает на скамью ногу и упирается в колено подбородком, пяткой — в скрипучий пластик. Рамён заварится минут через пять, нужно подождать, и от нечего делать Чонвон осматривается. Вокруг тихо и темно. Они сидят в полумраке, потому что светят лишь лампы за широкими окнами магазинчика. Сколько Чонвон себя помнит, фонари никогда не работали.       — Пора.       Вскрыв пакетик зубами, Чонвон ловит одноразовыми палочками разварившуюся лапшу и щедро поливает её тёмным соусом барбекю. Джей наблюдает с подлинной гримасой ужаса. Когда рот привычно обжигается и чуть ли не сгорает, Чонвон выпрямляется и облизывает пылающие губы.       — Ты извращенец.       — Эй.       — Адекватные люди соус добавляют в воду, а не льют от всей души на лапшу.       — Ты ничего не понимаешь.       В своей упаковке Джей разбавляет лишь пару капель. Слабак. Чонвон качает головой, но не настаивает. Вонён и Сону-хёну его способ тоже не приглянулся. А Чонвон и Лисо так с детства едят, их подобному научила мама.       Мама, которая днём ругала Хёнсо за плохие оценки. Так сильно ударила по плите сковородой, что та погнулась. Чонвон этого не видел, был в магазине и пришёл под конец, когда отчим впервые на его памяти сорвался и назвал маму «ебанутой психичкой».       Сегодня произошла одна из самых страшных ссор.       В какого человека она и будущие-предыдущие превратят Чонвона? Каким мужем он станет? Чонвон не знает. Ему всего семнадцать, а его жизнь уже расписана на десятки лет вперёд. Брак с женщиной, изучение языков, оправдание ожиданий консервативного общества, да? Где найтись месту «Я хочу», если Чонвон постоянно должен?       — Как ты… как ты… как ты справлялся…       Чонвон практически задыхается, его рот горит от специй и соуса. Зачем он вспомнил?       Джей поднимает голову, и его очки из-за горячего пара запотели. Достаточно забавное зрелище, однако Чонвон способен лишь положить ладонь на кадык, чтобы отсчитать большим пальцем пульс на шее.       — Ян Чонвон, ты в порядке?       — Да.       Нет. Ни черта. Чонвон чувствует, будто в любую секунду взорвётся или разойдётся по швам, как та юбка, которую он в детстве пытался сшить для Хёнсо. Именно тогда отчим отругал его за интерес к девчачьему хобби. Мальчики ведь не изучают моду и дизайн. Мальчики не дружат с девочками.       Мальчики с ними встречаются.       Возможно, отчим узнал о том секрете, спрятанном под Должен, прежде, чем Чонвон.       — Хочешь поговорить о разводе?       — Попозже, — отодвинув пустую упаковку, Чонвон давит основаниями ладоней на глаза и шатко выдыхает. — Я просто хочу, чтобы это закончилось.       Джей отвечает не сразу. Непонятно, что он делает, потому что Чонвон ничего не слышит. В одиннадцать вечера они единственные покупатели, и круглосуточный магазинчик напоминает заброшенный островок. Здесь также темно, холодно и одиноко, и временное пристанище заменяет раскрытый над столиком синий зонт.       — Я не давлю, но…       — Я не стеклянный, — грубо прерывает Чонвон из-за того, что Джей звучит грустно. Даже сожалеюще, и Чонвон как раз поэтому никому и не говорил из друзей. Его не нужно жалеть. — Нет, я… извини.       — Я понимаю, Чонвон. Всё хорошо.       Он знает, что это правда, а не фальшивая попытка успокоить, потому что Джей был на его месте. Намного раньше; и успел пройти этот непростой путь в одиночку. У Чонвона есть Хёнсо. У Джея не было никого.       И не только Чонвон похож на ту юбку из детства. Быть может, все люди созданы из кусочков и отдельных частей. Джей не просто приставучий старшеклассник, разбивший ему телефон. Он тоже нечто большее, что Чонвон отказывается разглядеть ради безопасного существования в старших классах.       Пак Джей не проблема сам по себе. Он проблема, поскольку Чонвон представляет его таким.       — Извини, Пак Джей, — Чонвон отнимает руки от лица и осторожно приподнимает голову. — Я был не очень дружелюбным с начала знакомства. Сделал из тебя злобного антагониста.       — Кого-кого? Антагониста? Как в книгах?       Джей отвечает со смешком, и Чонвон смущённо пожимает плечами.       — Моя жизнь сейчас похожа на драматургическое произведение, — говорит он, невольно вспомнив о курсе школьной литературы.       — А жанр какой? Драма? — Джей подхватывает шутку легко, и дышать больше не сложно. Чонвон с наслаждением вдыхает полной грудью.       — Скорее трагедия.       — Эй, нет. Я протестую. Никаких катастрофических исходов. Ты заслуживаешь счастливого конца.       — Обычно в трагедиях героям не до счастья. Там сплошные горе, боль и разрушения. Прям как у меня в жизни.       — Давай мне тут без патетики, — Джей скрещивает руки на груди и нахохливается, на что Чонвон с улыбкой закатывает глаза. — Каждый заслуживает хорошего финала. И ты создай свой.       — Как будто это легко, — фальшиво бурчит Чонвон и методично подталкивает к краю банановое молоко. — Легче ужасы превратить в комедию…       — М! Да! Кстати!       Чонвон подпрыгивает из-за неожиданного крика и проливает молоко на пластиковый стол. Одарив Джея осуждающим взглядом, вытирает светлое пятно салфеткой. Джей оживлённо взмахивает руками.       — Скоро выходит один ужастик, но Сонхун бросил меня ради Вонён.       — «Песнь скорбящей матери»?       — Да!       — Вонён тоже бросила меня! Ради Сонхуна!       — Посмотрим вместе?       — Давай.       На мгновение становится страшно из-за быстрого согласия, но Чонвон отмахивается от подобных мыслей. Он обожает страшные фильмы, вряд ли произойдёт что-то плохое.       — Устроим броданку.       — Ч-что?       — Составное существительное от слов «Бро» и «Свиданка», — Джей показательно возводит к зонту глаза, и он настолько выглядит мило, что Чонвон отводит взгляд на пыльные окна магазинчика. — Только плачу я. За телефон.       Чонвон устал спорить насчёт этого, поэтому молча соглашается, и они начинают собирать пустые упаковки и прочий мусор. На знакомые улицы возвращаются под разговоры ни о чём. Чонвон не узнаёт о Джее ничего нового, хотя ему определённо стало лучше. Нет тех тоски и тошноты, с которыми он провёл день. Чонвон провожает Джея до дома, когда тот вдруг останавливается и принимает статную позу.       — Я, может, и не Ким Дживон, но… — Джей притворяется, что поправляет невидимый галстук. Чонвон рассеянно хмурит брови, и следующее звучит высоко и заносчиво: — Уважаемый экзаменуемый, what do you think about global warming?       Требуется несколько секунд, чтобы Чонвон понял, что происходит.       — Да не буду я практиковать с тобой говорение! Сколько ещё повторять?!       — Я же помочь пытаюсь!       — Навязанная помощь бесполезна!       — Какой ты злой, а, Ян Чонвон!       Сверху что-то скрипит. Чонвон автоматически задирает голову вслед за Джеем и обнаруживает открытое окно. Из него высовывается господин Пак, его распущенные волосы с фиолетовыми кончиками покрывают грудь и плечи тёмными волнами.       — Парни, чего разорались? Двенадцатый час на дворе.       — Мы ругаемся, — отвечает Джей и внезапно ахает. Его глаза бегают между мужчиной и вторым закрытым окном. — Ты что забыл в моей комнате?       — Песенники твои читаю, — со смешком отвечает господин Пак и прислоняется затылком к деревянной створке. — Чонвон, хочешь послушать, какие оды писал мой мальчик своим девочкам?       — НЕТ!       Торопливо оттолкнув Чонвона с пути, Джей дёргает за дверь и без прощания исчезает в доме. Чонвон цыкает, трёт задетое плечо и вновь поднимает голову к господину Паку.       — I’m actually cleaning up его беспорядок.       Мужчина хохочет и оборачивается через плечо. Внутри что-то происходит, но Чонвон как не видит, так и не слышит. Его больше заботит непонятно откуда возникшая грусть из-за совершенно непохожих отношений с отчимом. Они стали близки в последнее время, особенно теперь, когда Чонвон и Хёнсо могут жаловаться на маму, однако всё это кажется фальшивым напылением.       Пак Джей по-настоящему близок с папой.       — Не кричи на отца, балбес! Он тебе зад подтирал! — возмущается господин Пак и морщится из-за грохота. Потом переваливается через внешний подоконник к Чонвону. — Иди домой, kiddo. Уже поздно.       — Сладких снов, господин Пак.       — Сладких, Чонвон… Будь осторожнее.       Вежливо поклонившись, Чонвон огибает ресторанчик дедушки и направляется вниз по улице. Возвращение домой проходит без происшествий. В прихожей Чонвон небрежно снимает кроссовки, наступая пятками на носки, и направляется в гостиную. Отчим на кухне моет посуду. Заметив Чонвона, застывает с мыльной кружкой и склоняет голову к плечу.       — Ты выходил?..       — Наушники на крыльце забыл.       Давая понять, что услышал, отчим кивает и теряет всякий интерес. Чонвон изнурённо бредёт к себе, но уже у порога вспоминает о Хёнсо и заваливается в комнату с прежним воодушевлением.       — Ай! Оппа! От тебя пахнет рамё…       Чонвон обвивает Хёнсо руками и ногами. Со сна она не понимает, что случилось, однако на автомате жмётся к его груди и пискляво зевает. Чмокнув Хёнсо в макушку, Чонвон перекатывается на спину и задумчиво смотрит на книжную полку.       Может, его жизнь не трагедия, а пародия.       На что-то адекватное и неподдельно живое.       — Оппа, мне приснилось, что мы стали айдолами, — мяукает Хёнсо и слепо тычется лицом в вытянутую руку Чонвона. Он в ответ гладит её по волосам. — Я, Дживонни-онни и Вонён-онни, и мы были таки-и-ими популярными. Нас многие обожали.       — Мечтаешь о любви миллионов?       Чонвон дразнится, сжимая мягкую щёчку Хёнсо, но она, всё ещё сонная и дезориентированная, шмыгает забитым носом и прячется в его ключице.       — Пока меня любит оппа, этого достаточно.       Горло Чонвона сводит мерзким спазмом.