(if you fall for me) That would be a tragedy

— Как можно «праздновать» похороны? — Это ты ещё таких людей не встречал, хех. Ч х в е Б о м г ю и Т ё т у ш к а Л и м

#ЯТОГДА

      Чонвон спит. Точно заснул и сейчас храпит на подушке, потому что объяснения происходящему у него нет.       Отчим улыбается, протягивая Хёнсо палочку сахарной ваты, и что-то говорит на ухо. Хёнсо выглядит так, будто сбылась её заветная мечта. Она хватает отчима за руку и указывает на масляный попкорн за стеклом. Работница кинотеатра отзывается на улыбку с застывшей на лице характерной вежливостью, и отчим вытаскивает из кредитницы банковскую карту.       Сегодня один из странных дней в жизни Чонвона.       С ними без причины решили провести время.       — Вечером вкусненько поедим, да?       Когда отчим и Хёнсо подходят к Чонвону у подножия лестницы, он кивает и тоже улыбается. Даже не верится, ведь отчим всегда был занят работой. Ни разу сам не предлагал чем-то заняться за пределами дома, и это действительно похоже на исполнение мечты.       Мечты не только Хёнсо, но и Чонвона, потому что ему с самого детства хотелось обрести папу.       Фильм оказывается экранизацией одного из детективов Агаты Кристи. Слишком сложный для понимания и запутанный, но кому есть дело до него? Хёнсо, сидящая посередине, не отлипает от отчима ни на секунду. Пока последние титры не исчезают за верхней линией экрана, продолжает обвивать его руку, и на душе Чонвона наступает тишь.       После фильма они едут в ресторанчик недалеко от дома. Чонвон вспоминает о крепком господине Паке и Джее и не может не спросить себя: а будут ли у него когда-нибудь такие близкие отношения с отчимом? Мама ведь говорила, что он всё ещё их отец. Правда, через час родители в который раз начали ругаться и кричать, но есть же непреложная истина.       Родители — это ты. Ты — это родители. Продолжение одной крови и семья.       Внутри Чонвона до сих пор тлеет надежда, что однажды всё наладится.       Когда он найдёт себе хорошенькую девушку, а Ким Дживон подтянет Хёнсо по математике, и чёрная полоса закончится.       — Может, сделаем походы в кино традицией, м?       Отчим счастливо смеётся и находит в кармане ключ от автоматических ворот. Хёнсо на переднем сидении держит в руках пакет сладкой картошки. Наклонившись к двери, Чонвон мажет взглядом по её лицу, утопающему в тени, и ненадолго задаётся вопросом: исцелится ли она? Сможет ли пройти через этот этап и остаться невинной девочкой, обычным подростком?       — Ай! Посуду забыла помыть.       Мамы, к счастью, дома нет. Чонвону не нравится думать о «к счастью», только будь здесь мама, она бы точно раскричалась на беспорядок. Отчим, в отличие от неё, никогда не повышает голос, и после совместно проведённого дня Чонвону легче дышать. Его ни в чём не попрекают. Не гремят кастрюлями в нижнем ящике.       — Я помою, — говорит он и кивает на чайник. — Завари кофе.       — Оппа, спасибо!       Чонвон переодевается в домашнюю одежду и занимает место у раковины с резиновыми перчатками. В это время отчим раскладывает привезённые сладости, что становится очередным удивлением. Обычно за него всё делала мама. И продукты покупала тоже она.       — Дети, нам нужно поговорить, — начинает отчим, когда посуда помыта и все садятся за стол. Атмосфера мгновенно меняется, вызывая в животе Чонвона неприятное бурление. — Я… развёлся с вашей мамой.       — Мы знаем, — тихо отвечает Чонвон, взяв горячую кружку. На ней нарисованы яркие буквы «Лучший папа на свете».       — Хорошо, — прочистив горло, отчим двигает к Хёнсо тарелочку с лепёшками из рисовой муки. — Я полюбил одну женщину. Уже после того, как мы развелись, но вашей маме эта новость не понравилась.       Чонвон отстранённо кивает, водя подушечками пальцев по окружности кружки. Он ещё не знает, что годы спустя это так и останется секретом: изменил отчим или нет. Постепенно всё забудется, и никто не расскажет правду.       — И… мне кажется, у вашей мамы проблемы с головой.       — Что?! — восклицает Хёнсо. Чонвон поднимает глаза, и отчим кривится. — Аппа?..       — Вы же слышите, как громко она визжит. Мне жаль, что она срывается на вас.       — Если честно… я тоже об этом думала.       Как только Чонвон медленно поворачивается, Хёнсо всхлипывает и трёт глаза кулаками. Они не обсуждали это, но бывало и Чонвон задумывался о вспыльчивости мамы. Она могла приготовить им фруктовый салат, а в следующую секунду замечала пыль на полках и начинала так кричать, что закладывало уши.       — Мне очень страшно, аппа. Иногда страшно засыпать. Вдруг она разозлится и что-то сделает со мной?       — Нет, что ты, Лисо, мама тебя любит. Просто ей… необходимо… — отчим заминается и вдруг зажмуривается, трёт пальцами лоб. — Я вам не рассказывал, но однажды она избила меня. Я не хотел драться, а она как набро-осилась… Мне пришлось написать на неё заявление. Это всё серьёзно, дети. Если бы я не отозвал его, вас бы отдали в детский дом.       Полтора года спустя, может раньше, может позже, Чонвон вспомнит о сегодняшнем дне и поймёт, что это была чистейшей воды неправда. Поймёт, что это всего лишь манипуляция и игра на чувствах, попытка переманить на свою сторону. Намерение сделать так, чтобы Ян Чонха стала главным злодеем. Тогда Чонвон осознает, что их бы не отдали в детский дом.       Сейчас же… Сейчас Чонвон верит.       — Ты в порядке? — спрашивает он и с трудом сглатывает. Память мигом подкидывает те вопли и треск посуды, когда он прятался в комнате и боялся, что родители перебьют друг друга.       — Всё прошло, Чонвонни, — отчим улыбается и, потянувшись, треплет его по волосам. — Я хочу попросить вас об осторожности. Эта женщина — ваша мать, но мало ли. И вы мои дети тоже несмотря ни на что. Я переживаю за вас.       Хёнсо издаёт смазанный звук, похожий на скулёж, и отчим встаёт со стула, чтобы обнять её. Спрятать в груди от всех бед и защитить. Чонвон отстранённо наблюдает, как он успокаивает Хёнсо, залезает пальцем под заусенец и давит на вспыхивающую болью кожицу до тех пор, пока на ногтевой пластине не проступают кровавые линии.

#ЯСЕЙЧАС

      Чонвон подпирает щёку кулаком и пустым взглядом смотрит на мигающий курсор. Старенький компьютер, не то, что модный ноутбук Гаыль, шумит под столом, и на какое-то время Чонвон «выпадает» из реальности. Затем встряхивается и открывает следующую вкладку с онлайн-словарём Кембриджа. Домашняя работа сама себя не сделает.       Слева, за шкафами с эскизами и тканями, тарахтят швейные машинки и переговариваются нуны. Чонвон был бы рад помочь, но, по мнению Гаыль, его руки однажды взбунтовались и решили жить собственной жизнью или, со слов Юджин, «выросли из жопы». Чонвон не стал спорить. Ему достаточно придумывать дизайны и помогать с чем-то незначительным.       Сегодня они втроём, чему Чонвон очень рад. Он хорошо относится к сонбэ, но без них всё же комфортнее. Здесь у Чонвона и нун сложилась определённая атмосфера, которую легко рушит присутствие тех, кто не является участником клуба. Без чужих привычнее.       — Чонвонни!       — Ась?       — У тебя же один размер с Пак Чонсоном?       — Почти.       — Зашибись.       Юджин откидывает мешающийся тюль и выходит с первым пробником из макетной бязи. До настоящего пиджака ещё далеко — нуне предстоит много работы. Догадавшись о намерениях Юджин, Чонвон отодвигает офисное кресло и снимает кожаную куртку.       — Онни, посмотри тоже, пожалуйста.       Гаыль слушается и снимает очки. Протерев специальной тряпочкой круглые стёкла, надевает обратно и прищуривается. Чонвон показательно двигает локтями и крутит корпусом из стороны в сторону. Гаыль качает указательным пальцем, Чонвон поворачивается следом. Ткань на его спине прощупывают, загибают болтающиеся полоски.       — Неплохо. Продолжай.       Юджин после слов Гаыль радостно улыбается и буквально вспыхивает. Это одна из наивысших похвал Гаыль, когда она находится в состоянии «полного погружения». Её достаточно сложно заслужить. Нет, в спокойные дни Гаыль часто хвалит их и балует вкусненьким, но как только она садится за швейную машинку, так всё. Шаг не в ту сторону — и расстрел.       Вернув белый пробник Юджин, Чонвон садится обратно за стол и трёт виски. Английский, будь он неладен. После той мини-ссоры с Гаыль Чонвон закончил все эскизы и даже освободил Юджин от половины работы, и теперь ему нечего делать по клубной части. Остаются задания преподавателей, причём Чонвон уже сделал «Древние языки и культуры» и выучил «Историю». Английский ему до сих пор не полюбился.       Чонвон бы многое отдал, чтобы изучать моду и дизайн, как нуны, но увы.       Домашка-какашка, блин.       К моменту, как Чонвон поднимает белый флаг и отправляет Дживон фотографию сложного упражнения с жалобными мольбами о помощи, возвращается Гаыль и задирает над головой переплетённые пальцы. Со стоном потягивается, зажмурив глаза. Юджин покидает «швейную» часть следом с подозрительным выражением лица.       — Что, Джинни? Что? — устало спрашивает Гаыль, пряча очки в футляр. Улыбка Юджин приобретает дьявольский оттенок. — Клянусь именем Кристиана Диора, если ты опять нахимичила с мерками…       — Нет! — опёршись коленом на кресло, Юджин прокатывается между столами и начинает преследовать Гаыль, которая собирает сумочку. — У тебя сейчас свидание? С тем третьекурсником?       — Да, он уже идёт сюда.       — А его можно называть «оппой»?       — Это у него нужно спрашивать.       Гаыль задирает нос и, избегая Юджин, цокает к Чонвону. Затем вытаскивает маленький парфюм и пшикает на шею и запястья. Чонвон, не отвлекаясь от монитора, подаётся в сторону, чтобы попшикали и на него. В основном ему не нравятся запахи духов, но от нуны всегда сладко пахнет персиками.       — И вообще, мы ещё не встречаемся.       — Он дружок Пак Чонсона! Получается, практически породнились.       Память Чонвона совершенно неожиданным образом подкидывает воспоминание о квартире Пак Чонсона. Когда они с Юджин лежали на кровати, и Чонвон спросил у нуны, с кем Гаыль пойдёт на свидание. Она ответила, что его зовут… Как же… Что-то знакомое и…       — Хун!       — Привет, Гаыль.       Пальцы Чонвона под пиликанье электронного замка застывают, так и не коснувшись клавиатуры.       По его загривку бежит колючий холодок.       — М, знакомься, это…       — Ан Юджин! О-очень рада знакомству, оппа!       Сзади слышится треск. Чонвон представляет, как Юджин чуть не слетела с офисного кресла в попытке пожать чужую руку. Сам он медленно поднимается и столь же медленно оборачивается.       — А это наш младшенький…       — Ян Чонвон.       — Вы что, знако…       Голос Гаыль за пределами клуба потухает. Чонвон торопливо выталкивает неожиданного гостя в коридор и продолжает подталкивать за плечи в сторону поворота. Гаыль выходит тоже, Чонвон слышит цокот её каблуков.       — Мальчики, что случилось?!       — Сейчас придём! — кричит запаниковавший Чонвон и наконец останавливается, достигнув закутка с техническим помещением.       Первая мысль, которая приходит к Чонвону, — Пак Сонхун вырос. Теперь приходится поднимать голову, и Чонвон жадно вглядывается в бледное лицо в каких-то жалких сантиметрах от своего собственного.       Нельзя сказать, что Сонхун сильно изменился. У него всё такие же чёрные волосы и чёлка, закрывающая тёмные глаза, маленькие родинки. Он в простых джинсах, голубой рубашке и бомбере. Чонвон делает шаг, видя, как его тоже разглядывают, и Сонхун по-доброму ухмыляется, совсем как раньше, с выступающими верхними клычками.       — А я думаю, чего он такой счастливый в последнее время.       — Что?.. Подожди-подожди, — Чонвон трясёт головой и проходится пятернёй по рассыпающимся волосам. — Ты узнал меня. Почему ты узнал меня?       — Я, по-твоему, лицевой агнозией страдаю?       Не исчезла у Сонхуна и прямолинейность, граничащая с грубостью.       — Но… Что ты вообще здесь делаешь? — Чонвон решает поменять тему, вспомнив, как Дживонни показывала ему фотографии с сайта чужого университета. — Разве ты не учишься в «Сунсил»?       — Учусь, — Сонхун кивает и осторожно отклоняется, пока не опирается на стену лопатками. — Ты не знаешь? Ваш университет устраивает фестиваль при поддержке нашего. У всех, кто участвует, есть доступ к этому корпусу и актовому залу.       — О…       — Не я один помогаю с фестивалем, кстати, — уже тише продолжает Сонхун и направляет на Чонвона странный взгляд. Словно пытается предсказать реакцию. — Ким Сону и Чан Вонён тоже.       Вот о каком «коллабе» говорил на собрании клубов Ли Хисын-сонбэ.       Сначала приходит паника, практически инстинктивно, и Чонвон заставляет себя расслабить плечи. Они с Дживон говорили об этом. Что будут делать, если встретятся с бывшими друзьями. Чонвон больше ни в чём не винит их и не обижается, и всё же по его загривку бегут пугливые мурашки.       — Это… это прекрасно, — Чонвон выдавливает улыбку. Сонхун не ведётся на неё и хмурит тёмные брови. — Это замечательно. Вы… дружите? Общаетесь?       — Я сонбэ Ким Сону по факультету, — спокойно отвечает Сонхун и не упускает, как Чонвон едва заметно вздрагивает. — Парень Вонённи учится со мной в одной группе… Ян Чонвон?..       Сложив руки перед собой, Чонвон глубоко кланяется Сонхуну и на какое-то мгновение замирает, лишь бы его намерение стало очевидным.       — Вы с Чан Вонён расстались из-за меня. Прости, пожалуйста.       — Йа, ты-то тут причём?       — Я виноват.       — Ты что, Иисус? Решил отмучиться за грехи мира?       — Всё, что тогда произошло, произошло из-за меня.       — Тебе по кайфу жалеть себя, что ли?       Сонхун давит ладонями на его плечи и выпрямляет. Чонвон повинуется, шмыгая носом, и поднимает глаза. Сонхун не выглядит ни рассерженным, ни раздражённым. Он с явным непониманием склоняется на уровень Чонвона и прячет пальцы в задних карманах джинсов.       — Я не жалею. Просто…       — Просто поделил мир на «чёрное» и «белое», — низкий голос Сонхуна становится ниже, однако он всё ещё спокоен. Настолько, чего Чонвону никогда не достичь. — Так он не чёрный и не белый. И даже не серый. У каждого поступка есть причина. Не думаю, что кто-то винит тебя. Что бы там ни было, Ким Сону и Чан Вонён «виноваты» не меньше. Как и я, потому что не выступил в вашу защиту.       Чонвон не соглашается, мотнув головой, и с губ Сонхуна срывается выдох.       — Вы же не разговаривали после исчезновения Пак Джея?       — Н-нет.       — Стоит всё-таки поговорить, — теперь Чонвон кивает. Сонхун на краткий миг сжимает переносицу. — С Пак Джеем хоть поговорили?       — Нет, он не узнал меня, — отвечает Чонвон и быстро добавляет: — Не говори ему, пожалуйста, что это я. Дживонни считает, что я должен признаться, но я пока не готов.       Сонхун, начавший было хмурится, вдруг удивлённо вскидывает брови и радостно улыбается.       — Стой. «Дживонни»? Ким Дживон? Вы всё ещё вместе?       — И не расставались, — Чонвон начинает улыбаться вслед за Сонхуном, и тот, прищуривается, будто что-то вспоминает.       — Передавай приветик.       — Конечно.       — Она на «бюджете»?       — Мы оба. У неё стипендия.       — Дэбак! Вот видишь, ваш упорный труд в старшей школе не прошёл зря.       — Да…       Сонхун выглядит мечтательно задумчивым. Чонвон снова рассматривает его, не до конца осознав. Странно так. Они никогда не были близки, чтобы по-настоящему считаться «донсэном» и «хёном», но Чонвон считал Сонхуна хорошим приятелем. Сейчас перед ним практически незнакомец, старший и неизведанный студент с третьего курса.       — Как у Лисо-я делишки?       — Всё хорошо, — улыбка Чонвона становится шире, окрашивается любовью. — Устал женихов отгонять.       — А сколько ей?       — Шестнадцать.       — У-у, взрослая.       В главном коридоре слышатся цокот каблуков и голоса нун. Сонхун отодвигает рукав бомбера, чтобы взглянуть на циферблат электронных часов. Чонвон неловко переступает с ноги на ногу и прячет руки за спиной. Он не в состоянии придумать, как избавиться от горького привкуса тоски. Или это не тоска, но что-то близкое, напоминающее обо всём, что он потерял и больше не вернёт.       — Я без понятия, что у тебя происходит с Пак Джеем, это не моё дело. Если ты просишь не говорить, я не буду. Хотя не понимаю, как можно было не узнать тебя, — Сонхун проводит ладонями по лицу. — Слушай, Ян Чонвон, будь осторожнее. Ложь имеет привычку закручиваться так, что потом не разобрать. Сам знаешь.       Чонвон кланяется, благодаря сонбэ за совет, и Сонхун без прощания скрывается за углом. Спустя секунду возвращается, прячет взгляд где-то на полу и стыдливо гримасничает.       — Помнишь, что я сказал в тот день? Когда вас всех вызвали к директору?       — Помню.       Те жестокие и грубые слова отпечатались в памяти Чонвона на долгие месяцы, пока Пак Сонхун не выпустился, и время не смыло боль и разочарование. Воспоминания померкли и отодвинулись далеко назад, к разводу родителей, но в данный момент Чонвон словно и не забывал.       — Не стоило говорить то гомофобное дерьмо. Мне жаль. Прости.       Сонхун глубоко кланяется, почти под девяносто градусов. Чонвон переводит взгляд на его чёрную макушку и находит ногтями сухую кутикулу. Царапает до лёгкого покалывания.       — Сейчас я понимаю, что был идиотом. Ты не больной и не заразный. Извини.       — Всё хорошо, — мягко отвечает Чонвон, и он действительно не расстроен. Что было, то прошло. — Не извиняйся.       — Нет, я должен.       Сонхун поджимает уголок губ, а Чонвона внезапно отбрасывает назад.       Туда, где он постоянно был должен, должен, должен.