Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Это всегда было «Я должен».
И никогда не «Я хочу».
Посвящение
OST + название:
right now, you're over heels about the way i hold you
cause nobody's told you, you're their only choice
○ tragedy — fly by midnight
второй OST:
my blackened heart, light it up
unlock my true feelings, i know you want it, go
○ #menow — fromis_9
15. утешение и решение.
13 ноября 2023, 08:29
— Как думаешь, они простили нас? — Меньше всего я нуждаюсь в прощении. Больше всего — в их благополучии. Ч а н В о н ё н и К и м С о н у
#ЯСЕЙЧАС
— Не шути… Ой, погоди. Последняя затяжка определённо была лишней. Горло ощутимо дерёт, и из горла выходит страшный кашель. Да такой, что приходится скрючиться и схватиться за грудную клетку. — Ты опять куришь, оппа? Заче-ем? — Хочу скорее сдохнуть. — Перестань. Сегодняшний день можно назвать одним из самых паршивых за последнее время. Чонвон проплакал половину ночи, проснулся с опухшим лицом, и к началу второй пары у него заболела голова. Ещё и Хон-сонсэнним поставила в пару на диалог с одногруппницей-гомофобкой. С того момента, как Чонвон перестал скрывать сексуальную ориентацию, многие однокурсники отвернулись от него. Волнует ли это Чонвона? Ни черта. Поднявшись с корточек, он бросает бычок в мусорное ведро и вытаскивает бутылку воды с пластинкой обезболивающего. Чонвон знает, что плохое настроение не даёт право портить его всем вокруг, поэтому глубоко вздыхает и запивает таблетку. — Про беременность больше не шути, — вернувшись к прежней теме, Чонвон выкидывает пустой пластик к выкуренной сигарете и забрасывает рюкзак на спину; лямка неудобно скользит по рукаву кожаной куртки. — Да знаю я-я, — плаксиво стонет Хёнсо, и Чонвон поправляет беспроводной наушник. — Я потом с Дживон так пошутила, она через десять минут отправила мне список бюджетных женских клиник. Чонвон фыркает. — Нашла с кем шутить. — А Рики-оппе вообще другая девочка нравится. Не доверяет Чонвон этому подозрительному Нишимуре. Он видел его единожды и по видеозвонку, чего оказалось достаточно. Кто знает, что в голове у пубертатного подростка. И Чонвона не волнует, что у них с другом Лисо разница в возрасте в год! — Хочешь, я когда к тебе приеду, позову оппу с собой? — Приезжай без багажа, — отвечает Чонвон и хмурится. Жаль, что Хёнсо не видит. — Только позвони заранее, я могу быть занят. Думаю на выходных снова проколоть уши или сделать татуировку. — Я, кстати, читала недавно, что пирсинг и татуировки — это вариант самоповреждения. Аутоагрессия. — Какие ты слова умные знаешь. — Так психологи говорят! Ага, конечно. Чонвон знает, что это лохотрон. Дживон как-то предлагала найти ему хорошего специалиста и сразу получила отказ, потому что Чонвон не пойдёт ни к одному мозгоправу. Ясно же, что ему скажут: все проблемы из детства. Да, обязательно, как будто после детства человек застывает и больше не развивается. Бред это всё. У Чонвона нет настолько серьёзных проблем, чтобы обращаться за помощью. Ещё подумают, что подобным образом он бедный-несчастный привлекает внимание. Поймав себя на том, что снова начинает раздражаться, Чонвон встряхивает головой и меняет тему. Очередное неудачное событие за сегодня — опоздание на автобус. Теперь ему нужно добираться до корпуса с клубами пешком. Прекрасно. Пока Хёнсо рассказывает о школьных сплетнях (Оппа, прикинь, Миён покрасила ногти в ярко-красный, и её отругал наш классный!), Чонвон незаметно тлеет внутри и пинает подошвами кед коротко стриженный газон. Его раздражает всё. Буквально всё, кроме младшей сестры. Это яркое солнце, будь оно неладно, эти слишком весёлые студенты вокруг, эти тошные запахи от выхлопов автомобилей, эти одинаковые университетские здания. В висках неприятно пульсирует, точно Чонвон до сих пор не оправился от похмелья. И больше всего Чонвона раздражают мысли о Пак Чонсоне. Как хорошо было пару недель назад. Чонвон не вспоминал о прошлом и разводе родителей, играл в приставку с Дживон, гулял со старшими. Ещё раньше — занимался сексом с Юн Кихо-сонбэ. И совсем не думал об отношениях и любви. — Ла-адно, пошла я собираться на танцы, — мелодичный голос Хёнсо отдаляется. Наверное, она переключилась на громкую связь. — Потом спишемся! — Ага… Будь вечером осторожна. И напиши, как дома будешь. — Меня проводит Рики-оппа! Нам в одну сторону. — Айщ. Вызов прерывается. Чонвон отключает беспроводные наушники, прячет их в кейс и запахивает в кожаную куртку, рюкзак по инерции врезается в бок. Чонвону стоит остыть перед встречей с нунами. Негоже приходить в плохом настроении к старшим. Проводив взглядом чёрную иномарку, Чонвон заворачивает по тротуару, и та машина вдруг заворачивает следом. Немного проезжает вперёд и останавливается у парковки небольшого супермаркета. Чонвон с подозрением замедляется, потому что сквозь тонированное заднее стекло видит знакомый силуэт. — Чонвонни! Силуэт принадлежит Юджин-нуне. Она открывает дверь, вываливается чуть ли не целиком и энергично машет. Переднее окно с её стороны плавно опускается, и в салоне показывается Гаыль-нуна. Чуть позади неё, на водительском месте, — Юн Кихо. — Вони! — Здрасте. Сейчас с ним начнут обращаться, как с ребёнком. Чонвон без лишних уточнений и вопросов забирается на свободное сидение, бросает рюкзак под ноги и скрещивает руки на груди. Юджин издаёт непонятный звук, похожий на хихиканье, и мнёт его бедро кулаками. — Как удобно, когда подвозят! — Ага. — И Юн Кихо-сонбэ хороший водитель. — Спасибо, — посмеиваясь, Кихо трогается с места. Чонвон, расположившись наискосок, пронзает его тяжёлым взглядом. — Как прошли занятия? Хон-сонсэнним не слишком нагружает заданиями? Помню, на первом курсе она… — Нормально. Нет. На то, что его перебили, Кихо лишь вскидывает брови. Чонвон мигом осознаёт ошибку, но не спешит извиняться. Когда Юджин лезет холодными пальцами под его локоть за ремнём безопасности, Чонвон брыкается и поднимает глаза на бежевый потолок. Юджин отстраняется, молча смотрит на него. Чонвон кривит губы. — Извините, сонбэ. — Не с той ноги встал? — холодно уточняет Гаыль, наклонившись к пространству между дверью и сиденьем. — Или что-то произошло? — Нет. Ничего. — Ты дерзить старшим прекращай. Чонвон оставляет предупреждение Гаыль без ответа и просто вздыхает. Так и бесит, невозможно. Только теперь бесит не всё вокруг, а он сам себя. Чонвон же обычно спокойный. Он не вспыльчивый. Может, правда не с той ноги встал. Некрасиво грубить, и не важно, старшим, не старшим. Нельзя делать окружающих виноватыми, когда с головой не порядок. А она правда болит. До конца поездки Чонвон притворяется, что спит. Потом вылезает из салона, открывает для Гаыль дверь и делает вид, что не замечает её обеспокоенного взгляда. — Подождите, а это не машина Пак Чонсона? — заглушив мотор, Кихо прищуривается и припадает грудью к рулю. В этот момент мимо проезжает чёрная машина такой же марки. — О, да. Как хорошо. В одно время собрались. Чонвон подбоченивается. Он был готов идти сразу в клуб, но старшие, видимо, хотят дождаться Пак Чонсона. Как будто сам дорогу не найдёт, ей-богу. Так. Нет. Покачав головой, Чонвон мысленно одаривает себя щелбаном и вместе с Юджин наблюдает, как Чонсон паркуется через две машины от Кихо. Спустя минуту на парковке показывается… Мори Коюки? — Мы привезли пиццу! Коюки держит в руках две картонные упаковки с названием известного бренда. Чонсон выходит следом с третьей и приветственно кланяется Кихо. — Вы где такую нашли? — удивляется тот, блокируя двери. — У нас вроде на территории кампуса нет. — Съездили пообедать, — отвечает Чонсон. Чонвон не знает, смотрят ли он на него, потому что упрямо пялится на болтающуюся на цепочке сумочку Гаыль. — Встретились после второй пары. — У вас было свидание?! По голосу слышно, как Юджин оживляется. Если где-то пройдёт курьёзный слушок или появится сплетня, о ней быстро узнает нуна. Хлебом не корми, дайте только пообсуждать что-нибудь пикантное. Чонвон безотчётно скрипит зубами. — Я? С Пак Чонсоном?! Упаси боже. Подхватив растерявшегося Кихо под руку, Коюки направляется с парковки к дорожке, и Чонвон наконец поднимает взгляд. Чонсон выглядит озадаченным, ткнув в грудь указательным пальцем. — Я что, настолько непривлекателен, как вторая половинка? Юджин серьёзно так задумывается, уставившись в одну точку. Потом гримасничает, пожимает плечами и качает ладонью, мол, пятьдесят на пятьдесят. Довольно сомнительно. — Хах, знаешь… Чонвон не дослушивает. Круто развернувшись на пятках, он догоняет Гаыль и плетётся за ней, держа кулаки в карманах кожаной куртки. Едкое раздражение возвращается буйными волнами, и Чонвон вновь стискивает зубы. Он не представляет, как успокоиться, когда любая мелочь вызывает желание огрызнуться. Компания собирается полностью на лестнице, причём лицо Кихо приобретает загадочное выражение. Чонвон замечает это, потому что вид остальных старших заставляет его трястись, и поправляет сползающие лямки рюкзака. — Мы надолго вас не задержим, — заверяет Гаыль, преодолев последнюю ступеньку. Её каблуки пускают по коридору эхо. — Чуть-чуть с мерками разберёмся и цвета посмотрим… Гаыль затихает и неожиданно тормозит. Идущий следом Чонвон автоматически замедляется и вскоре, тоже удивлённый, застывает на месте. Некогда старая, обшарпанная снизу и грязная дверь исчезла. Вместо неё появилась другая, полностью чёрная с красивой табличкой с названием клуба «K I M», а ещё… Новый электронный замок. — Сонбэ! Юджин догадывается первая. Панибратски боднув Кихо кулаком, она протискивается мимо Гаыль и Чонвона и приседает. Поднимает красную крышку и в немом благоговении оглаживает кончиками пальцев белые, подсвеченные клавиши. — Спасибо! Гаыль на эмоциях встаёт на носочки и тянется, словно хочет обнять Кихо за шею. Затем, резко одёрнув себя, нуна присоединяется к Юджин и разглядывает замок, как восьмое чувство света. — А какой код? — Решётка, девятнадцать, сорок шесть. — Первое появление купальника-бикини на показе в Париже, — ахает Гаыль и прикладывает к груди сложенные ладони. — Вообще-то, год основания нашего университета, — смеётся Кихо, — но будь по-твоему. — Юн-сонбэ, вы лучший! Обернувшись, Юджин прикладывает к ямочке на правой щеке сердечко из пальцев. Снова рассмеявшись, Кихо показывает ответное сердце, точно на секунду стал одним из любимых айдолов Хёнсо. Чонвон благодарит тихо, едва слышно для всех, кроме Кихо, и он посылает ему в ответ тёплую улыбку. Приятно, что Кихо заметил. Наверняка задумался о смене двери ещё в тот раз, когда Чонвон долго не мог открыть замок. И почему он не нравится Дживон? Если Юн Кихо идеален как сонбэ, то как парень, наверное, вообще идеальнее идеала. А в постели… Чонвон подумает об этом как-нибудь потом, в темноте комнаты. Зайдя в помещение раньше всех, Чонвон прячет фотографию в один из ящиков, включает компьютер и достаёт из рюкзака эскиз, начатый у Пак Чонсона в квартире. Гаыль тем временем очерчивает для старших невидимый квадрат посередине между столами, где они могут поесть пиццу, чтобы ничего ненароком не испачкать, и занимает своё место. — У меня есть пара вопросов, — Гаыль поднимает крышку ноутбука и вытаскивает из стаканчика ярко-кислотный маркер. — Не хочу никому портить настроение в день фестиваля, поэтому… Коюки-щи, какие цвета ты не любишь? — Синий? — Коюки дёргает плечами. Её больше интересует картонная упаковка, которую открывает Юджин. — А синий как «полуночно-синий» или «синяя пыль»? Или «кобальтовый»? Коюки, уже откусившая от пиццы с грибами, единожды моргает и упирается костяшками в деревянную поверхность. Гаыль терпеливо поднимает брови в ожидании ответа, сложив пальцы в замок. — «Сапфировый»? «Джинсовый»? — Можно по-корейски? Я не понимаю. — Ну ты чего, — Гаыль прищёлкивает языком и разочарованно качает головой. — Сочетания цветов и оттенки важны. Это те детали, способные всё разрушить. Если я одену тебя в нелюбимый оттенок, тебе самой будет неприятно вести концерт. — Да мне плевать, — отмахивает Коюки, вгрызаясь в текучий сыр, и глаза Гаыль опасно округляются. Коюки кривится, мол, перестань. — Мир не схлопнется, если ты дашь мне синюю футболку. — Пак Чонсон? Гаыль притворяется, что Коюки внезапно исчезла из помещения, и поворачивается к Чонсону. Чонвон беззвучно фыркает, откинувшись на спинку офисного кресла. Иногда перфекционизм нуны до хорошего не доводит. Тоже раздражает. Она любит ругаться из-за мелочей. — Извини, я не разбираюсь так хорошо, как ты, — миролюбиво отвечает Чонсон и слабо улыбается. — Как выглядят эти цвета? — Сапфировый, как сапфир. Джинсовый, как джинсы. Юджин показывает большой палец с важным видом, точно спасла ответом весь мир. Замешательство на лице Чонсона становится явнее. Злобно вздохнув, Чонвон встаёт с места, отходит к шкафу за каталогом. Следом хлопает им перед Чонсоном по столу Юджин и падает обратно в своё кресло. Чонсон отвечает ему непонимающим взглядом. Ещё чуть-чуть, и из ушей Чонвона повалит дым. — Гаыль-щи, позволь я посмотрю и скажу? — всё ещё мягко продолжает Чонсон, и Чонвон утыкается в недоделанный эскиз. Он скоро взорвётся. — Ничего? Прости, правда не разбираюсь. — Коюки, ты тоже посмотри. Коюки вытирает ладони взятой из сумки влажной салфеткой и присоединяется к Чонсону. Чонвон не ревнует, но то, как они стоят рядом и склоняются к ламинированным страницами, заставляет его челюсти сжаться. Это полная дурость, потому что у Чонвона плохое настроение и болит голова, однако… Однако. — Чонвонни, когда ты сдашь мне все эскизы? — Скоро доделаю. — Я уже неделю жду. — Мне немного осталось. — Поторопись, пожалуйста. Процокав каблуками, Гаыль кладёт поверх нового дизайна старый, который Чонвон закончил две недели назад. Он частично перечёркнут красной ручкой, на полях краткие комментарии. Чонвон корпел над этой идеей не один день, и, как обычно, Гаыль она не устроила. — Я не гоню, ты не думай. Просто сроки поджимают, и… — Ты глухая?! Сказал же, скоро доделаю! Хватит давить на меня! Помещение клуба накрывает ощутимая и плотная тишина. Чонвон пялится на карандаш в своих подрагивающих пальцах, всё равно ощущая, как на него смотрят старшие. Особенно Гаыль, остановившаяся рядом с креслом. — Нуна… Я… — Не протрезвел ещё, что ли? Ровесницу себе нашёл? Гаыль по-кошачьи шипит, и Чонвон вскакивает. Юджин дёргается из стороны в сторону, будто хочет подойти, но не решается, и испуганно втягивает голову в плечи. Чонвону не чуждо чувство стыда, и сейчас оно накрывает его целиком. Что же он наделал? — Иди подыши свежим воздухом, — мёртвым тоном приказывает Гаыль, и Чонвон уверяется, что точно попал. Это не шутки. Нуна никогда раньше так не разговаривала с ним, даже когда они с Юджин проказничали и мешали работать. — Истеричка. Чонвон выскальзывает в коридор с горящим лицом и жгучим предчувствием накатывающих слёз. Перескочив через несколько ступеней, Чонвон вылетает из корпуса, перебегает дорогу и рушится на скамейку у мусорного ведра. Что же он наделал? Повысил голос не только на старшую, но и на сонбэ по клубу. Перебил. Огрызнулся. Назвал Гаыль «глухой». Хорошо бы провалиться под землю и скрыться со света, только это неправильно. Нуна его ни за что не простит. Мигом возненавидит, как он вернётся, и выгонит из клуба. А Юджин-нуна? Тоже возненавидит Чонвона за то, что он оскорбил её онни? Боже. А Бомгю-хён, всегда стоящий за Гаыль горой? Тэхён-хён, близкий нуне друг-одногодка? Они тоже прекратят общаться с ним? Оставят одного? Казалось бы, мелочь, всегда можно поговорить и извиниться. Они с Дживон периодически покрикивают друг на друга, но Чонвон знает, что следует за мелкими ссорами. Ссоры покрупнее. Крики. Драки. Битьё посуды.