(if you fall for me) That would be a tragedy

Похмелье — это реакция на большое количество алкоголя в организме. И н т е р н е т — р е с у р с

#ЯСЕЙЧАС

      Чонвон помнит мужской и женский голоса. Шуршание бумажных и пластиковых пакетов. Смешки и едкое ворчание. Может, звон стекла. И шаги. Много шагов вокруг, в сторону кухни и балкона.       Потом Чонвон постепенно просыпается и открывает глаза.       Это не потолок его комнаты в общежитии.       Справа кто-то жалобно всхлипывает, и Чонвон узнаёт голос Юджин.       — Пипец, — повернувшись на другой бок, Чонвон обнаруживает массирующую виски нуну. — Это пипе-ец.       — У тебя… похмелье?       Собственный голос слышится чужим и слишком низким, хрустящим. Будто сломанным. Чонвон прочищает горло и трёт припухшие веки.       — Да. Пипец.       — А как понять, что у меня похмелье? — когда Чонвон приподнимается на локтях вслед за Юджин, его мигом тянет обратно на простынь. — О-о-о-ох.       — Вот так и понять.       Голова Чонвона скоро отсоединится от шеи. Ему больно, скорее физически, и он впервые испытывает нечто подобное. Это, если честно, пугает.       — Где мы?       — У… Пак Чонсона-сонбэ?! — удивлённо отвечает Чонвон и с трудом пересаживается на пятую точку, обхватывает себя руками. В квартире довольно прохладно.       — Почему… я без лифчика?       Юджин поднимает в ладони правую грудь, потом откидывает подушку Чонвона и находит нежно-голубой бюстгальтер. Чонвон заглядывает за край одеяла и глупо пялится на свои голые бёдра, едва скрытые чёрными шортами. Да и футболка не его.       Вся проблема в том, что Чонвон не может вспомнить, как они ложились спать.       — У тебя… у тебя страшный засос, — испуганно продолжает Юджин, и Чонвон давится воздухом. — Мы же ничего не делали?..       Молча сглотнув, Чонвон пожимает плечами и кладёт пальцы на шею. Туда, куда большими глазами смотрит ошеломлённая Юджин.       — Только не говори, что это я.       — Не знаю…       — Давай приложим мои зубы к следам и проверим?       Чонвон принимается кивать, и лоб тут же простреливает резкой болью. Зажмурившись, он сползает с матраса и, покачнувшись, упирается пятками в ледяной паркет. Юджин с кряхтением переползает кровать и подтягивает к рёбрам слишком широкие спортивные штаны.       В квартире не только холодно, но и тихо, если не считать типичный шум холодильника и чьё-то похрапывание. Чонвон растерянно оглядывается, то тут, то там, цепляя взглядом аккуратно сложенную и развешенную одежду, и его внимание привлекают голые лопатки под тонким одеялом.       На диване спит Бомгю-хён.       — О-ой, что-то мне…       — Ванная у кухни за углом.       Юджин срывается с места, прикрыв рот ладонью. Чонвона покачивает, однако он умудряется догнать нуну, и она скрючивается у унитаза. Дальше Юджин судорожно приподнимает сиденье, и её выворачивает. Чонвон успевает лишь собрать распущенные волосы нуны в своеобразный хвост.       Судя по всему, Чонвон пойдёт следующим. Его мутит от характерных движений и звуков при тошноте, и Чонвон морщит нос. Гладит мелко подрагивающую спину Юджин и задерживает дыхание.       — Я сейчас умру… Г-где туалетка?       — На полочке слева. Я пода…       Чонвон не успевает выпрямиться. Юджин опирается на колено и, соскользнув, случайно бьёт по пластиковому креплению. Полка отсоединяется, и её содержимое съезжает на стиральную машину, следом на пол. Падение сопровождается глухим грохотом. Чонвон получает по уху от флакона анальной смазки, по плечу — от бальзама после бритья, и презервативы из открытой упаковки рассыпаются вокруг, точно осенние листья. Мимо унитаза прокатывается пенка для проблемной кожи. Чудо, что не попала в сам унитаз.       Юджин снова рвёт.       Пока она кашляет, а Чонвон пытается собрать пяткой презервативы хотя бы в одну кучку, сзади кто-то шлёпает по направлению к душевой кабине и вскоре снимает лейку.       Это Бомгю-хён с полуоткрытыми глазами. Он засовывает голову под мощный поток, двигает плечами, и Юджин со стоном отклоняется к стиральной машине. Чонвон наконец протягивает нуне новый рулон туалетной бумаги и сливает воду в унитазе.       — Утра, — сипит Бомгю, раздетый по пояс. Чонвон знает, где Чонсон хранит полотенца, поэтому оставляет на нуну сбор презервативов и уходовой косметики и открывает боковой шкафчик рядом с дверью.       — Оппа, мне плохо.       — Понимаю, детка.       Бомгю встряхивается, несколько капель попадает на лодыжки Чонвона. Он набрасывает на плечи хёна светлое полотенце и отдаёт Юджин второе, бордовое. Та уже у раковины, осторожно умывается и прочищает рот. Чонвон отстранённо заглядывает в зеркало, и его брови исчезают под слипшейся чёлкой.       Ух-ты. Это едва ли похоже на засос. Скорее синяк. Вчера кто-то так сильно укусил Чонвона, что теперь на его шее красуется тёмно-красное пятно. И оно ничуть не похоже на те «эстетичные» метки из пинтереста.       — Чонвонни, ты живой?       — Немножко.       Бомгю хрипло смеётся, а следом кряхтит, схватившись за полотенце на влажных волосах. Толкнув Юджин локтем, Чонвон плещет на лицо ледяной водой, и становится легче. От кружащейся головы это, однако, не спасает.       — Пошли, закажем доставку.       Когда Чонвон выходит в коридор за старшими, балконные двери разъезжаются. Начинает пахнуть крепким табаком. Переговаривающиеся шёпотом Гаыль и Тэхён прерываются, и на губах Гаыль появляется кривая ухмылка.       — Проснулись.       — Онни, — Юджин по-хозяйски забирается на стул у барной стойки и прячется в скрещенных предплечьях. — Мне приснилось, или мы тебе ночью звонили?       — Звонили, гадёныши, звонили.       Заглянув в холодильник у плиты, Гаыль вытаскивает три железные банки. Осознав, что это светлое пиво, Чонвон тяжело выдыхает. Его воротит от одной только мысли об алкоголе.       — Пейте.       — Это обязательно?       — Тебе станет легче, — Юджин открывает банки по очереди. Бомгю молча рушится на соседний стул и поддерживает мокрую голову основанием ладони.       — В этом нет смысла, — возражает Чонвон, оперевшись на угол стойки грудью. — Пить алкоголь после алкоголя.       — С точки зрения биологии всё логично, — отрезает Гаыль, продолжая рыться в холодильнике. На бежевой тумбе появляются говядина в специальной плёнке, лук порей, дайкон и ростки сои. — Я приготовлю вам коннамуль хэджангук, хватит ныть.       Пиво ощущается даже хуже, чем раньше. Чонвон не смеет спорить со старшими, поэтому постепенно опустошает банку и в мыслях желает тихо-мирно скончаться. Это состояние, близкое к смерти, невозможно описать обычными словами. Подняв ладонь за салфеткой, Чонвон вдруг замечает, как его пальцы мелко трясутся, и перепугано охает.       — Это нормально, — кивает Юджин и трёт правый глаз костяшками.       — Разбудите Пак Чонсона, пусть тоже похмелится.       О-о-ой. Кажется, Чонвон что-то вспоминает. По крайней мере, мелькают воспоминания, как Тэхён переодевал их. Никто из старших не двигается с места, поэтому Чонвон отодвигает пустую банку к краю барной стойки и спускается с возвышения в гостиную. Обогнув диван, который Бомгю-хён оставил в беспорядке, Чонвон садится на колени у выхода на балкон и наклоняется.       Пак Чонсон спит на животе на плотном матрасе. Чонвон не видит его лица, Чонсон спрятался под чёрной подушкой и одеялом. Осторожно потормошив вроде как плечо, Чонвон склоняется ещё ниже.       — Сонбэ, просыпайтесь.       Зов Чонвона остаётся без ответа.       — Уже час дня! — выкрикивает Гаыль и включает воду, чтобы промыть овощи. — Сколько можно спать!       — Пак-сонбэ, вставайте.       Чонвон снова трясёт Чонсона, на этот раз точно за плечо. Чонсон наконец двигается, и первый звук, что идёт от него, — это гортанный стон. Выпутавшись из плена тёплого одеяла, Чонсон что-то бормочет на английском.       Когда становится понятно, что он без футболки, Чонвон подбирается и отводит взгляд на стеклянную дверь балкона.       — Что ты делаешь в моей квартире? — спрашивает Чонсон осипшим голосом, будто всю ночь кричал, и переваливается на бок. — Мы же не?..       — О, нет, нет, — торопливо отвечает Чонвон и ощущает жжение в щеках. — Гаыль-нуна зовёт вас похмелиться.       — А что Ким Гаыль делает в моей?..       — Тэ-оппа, я возьму твои сигареты.       Юджин полуголый вид Чонсона не смущает. Сонно пошатываясь, она шлёпает пятками мимо Чонвона, берётся за его надплечье в качестве опоры и перешагивает бёдра Чонсона.       — А-а-а, мы были в клубе. Yep. Yep-Yep-Yep…       Чонсон жмурится, зарывается обратно под одеяло и обхватывает подушку руками и ногами. Балконная дверь за Юджин бесшумно закрывается. Чонвон остаётся на коленях, не представляя, что делать.       В конечном счёте он следует примеру Чонсона и возвращается на кровать. Чонвону неловко, что её хозяин спит на полу, но ещё более неловко было бы снова тревожить его.       На кухне начинает стучать нож о разделочную доску. Чонвон медленно заваливается боком на матрас и закрывает глаза. Пока что пиво не помогло. Чонвону всё также отвратительно любое движение.       — Попой двинь.       Чонвон слушается, хотя поначалу притворяется, что делает одолжение. Так и не снявший с плеч полотенце Бомгю подхватывает его за бедро, и Чонвон перемещается к середине кровати.       — Зачем мы столько выпили? — жалобно вопрошает он, будто хён даст исчерпывающий ответ. И без того понятно.       — А зачем мы курим?       — За тем, что мы жалкие слабаки без силы воли.       Бомгю задерживает сдавленный вскрик, потому что Тэхён с размаха падает ему на живот. Затем хёны шутливо борются, задевая Чонвона локтями, причём Тэхён не обращает внимания на стенания Бомгю о похмелье и седлает его.       Сколько Чонвон знаком со старшими, они всегда были вместе. Никогда не расставались и не ссорились при нём. Их союз крепкий и уверенный. Совсем как у Блейк Лайвли и Райана Рейнольдса (Откуда Чонвон осведомлён о семейной жизни этих американцев? Юджин любит фильмы про супергероев, а Гаыль считает Блейк-сонбэ королевой Мет Гала).       Чонвон отворачивается к стене, стремится уменьшиться и прячется в сгибе локтя. Тычется лбом в татуировку рассвета, прислушиваясь к различным звукам квартиры.       — Знаешь, чего сейчас хочется? Я бы рамёна заточил. Сразу две порции. Самого острого.       — О, так мы с Ыль-я купили. Она приехала после десяти.       — Ты поэтому бросил меня на диване?! Ради похода в магазин?!       — Ыль-я бы не донесла пакеты сама.       — Какой джентльмен, вы гляньте.       Чонвон переворачивается на левый бок и подкладывает под щёку ладони. Хёны уже успокоились, Тэхён опасно лежит на самом краю кровати, практически свалившись, Бомгю же развалился, как настоящий король.       — Почему вы до сих пор не расстались? — шёпотом спрашивает Чонвон и мигом исправляется, потому что Бомгю одаривает его таки-им взглядом: — Нет. Я имею в виду… Вы три года встречаетесь. Это много.       Тэхён смотрит на Бомгю. Хён смотрит в ответ с хитрыми искорками в глазах, и у Чонвона складывается впечатление, что существует некая тайна, в которую его ни за что не посвятят.       — Как говорит тётушка Лим, иногда для решения некоторых проблем достаточно открытого рта.       Сухие и холодные пальцы Бомгю нежно гладят Чонвона по спутанным на затылке волосам, и Чонвону становится совсем грустно. Его родители пробыли в браке гораздо дольше, но всё-таки развелись. Хотя они пытались, разговаривали. Не всегда без криков, но пытались же.       — Детка, что стряслось?       — Да, что?       Приподнявшись на локте, Тэхён умещает подбородок на плече Бомгю и хмурит брови. Бомгю тоже мрачнеет. Чонвон не способен объяснить, почему его щёки становятся влажными. Он садится на матрасе и промакивает лицо воротом футболки.       — Извините.       — Детка, давай поговорим.       — Нет, это… голова очень болит.       Чонвону не нравится, когда старшие застают моменты его слабости. Ему сразу кажется, что он привлекает внимание, словно не может без него жить. С Дживон и Хёнсо другая история, ведь первая девушка — его близкая и единственная подруга, вторая — любимая младшая сестра, а хёны, нуны и тётушка Лим… мама…       Чонвону не нравится тревожить тех, кто старше.       Балконная дверь тем временем плавно отодвигается, и Юджин выходит с выставленным пальцем.       — Тэхён-оппа, ты куришь говно. Меняй марку       — Тебе после айкоса кажется, — отмахивается Тэхён, продолжая тревожно разглядывать Чонвона. Тот постепенно успокаивается, не переставая шмыгать носом. — Поспи, если голова болит.       — Ты бы знал, как мне в первый раз схеровилось, — Бомгю хмыкает и толкает Тэхёна локтем. — Кстати, да, с почином. Первое похмелье, как и всё остальное «первое», остаётся в памяти навечно.       Чонвон благодарен, что на него не давят. Старшие знают, что его родители развелись, только без подробностей. Из всех присутствующих лишь Чонсон в курсе, через что прошли Чонвон и Хёнсо. Хотя, наверное, он не считается, потому что то время застал Джей. Не Чонсон, благополучно обо всём забывший.       Гаыль с кухни просит Тэхёна помочь, и он уходит. Бомгю поправляет подушки, вытаскивает из щели между изголовьем и матрасом бюстгальтер Юджин, убирает его на прикроватную тумбочку и накрывается полотенцем. Юджин ложится тоже, одаривая Чонвона табачным запахом и бесцеремонно оставляя без одеяла, которое Пак Чонсон, вообще-то, выделил на двоих.       В следующий раз, когда Чонвон открывает глаза, ему практически нечем дышать. Кто-то с головой накрыл его вязаным пледом. А ещё кто-то тычет пяткой в его рёбра.       — Супчик готов.       Выбравшись наружу, Чонвон морщит нос, и теперь Бомгю болезненно давит всей ступнёй.       — Ты должен поесть.       — Да, хён.       Недолгий сон помог. Сейчас Чонвону хочется умереть поменьше. Можно и не умирать, в принципе. И так нормально. Выпрямившись с помощью крепкой руки Бомгю, Чонвон неосознанно облизывается. Пахнет лапшой. И жареной морковкой. Юджин, словно и не страдала недавно, носится вокруг барной стойки и расставляет плошки, бумажные стаканы и одноразовые палочки в прозрачной упаковке.       — Пак Чонсо-он.       Чонвон подаётся вперёд. Гаыль сидит у матраса на корточках, придерживая сзади короткую юбку. Растопыренными пальцами, буквально самыми кончиками персиковых ногтей, нуна пытается коснуться сбившегося одеяла.       — Не просыпается.       Сложно сказать, что движет Чонвоном, когда он встаёт и спускается с возвышения. Гаыль раздражённо цокает и закатывает глаза.       — Я, в отличие от Тёни, вам в няньки не набивалась.       — Пак Чонсон, вставайте.       И снова без результата. Что-то прошипев, Гаыль возвращается на кухню, а Чонвон упирается в холодный паркет голыми коленями и склоняется ближе, опускает ладонь на, как он надеется, плечо.       — Хён, Тэхён-хён и Гаыль-нуна приготовили покушать. Хё-ё-он.       Чонсон, наконец, перекатывается на спину и трётся щёкой о надплечье. Невольно улыбнувшись, Чонвон с безмолвной поддержкой похлопывает его по животу.       — Это тихий мрак.       — Угу.       — Если Бомгю-хён и Тэй опять позовут в клуб, запри меня, пожалуйста, в квартире.       — Хорошо.       Чонвон посмеивается, не двигаясь с места. Приоткрыв один глаз, Чонсон высовывает руку из-под одеяла и протягивает оттопыренный мизинец, Чонвон в ответ выставляет свой. Тайный уговор скрепляется так же, как и пальцы, и на какую-то долю секунды Чонвону не хочется отпускать руку Чонсона.       — Чем это пахнет?       — Хэджангуком.       Чонсон медленно моргает, не сводя с Чонвона внимательного взгляда. Точно что-то не может понять. Или старается отыскать.       — Голым за стол нельзя! Здесь дамы! — вдруг выкрикивает Гаыль, и момент рушится. Чонсон охает, зажимая козелок правого уха, подцепляет пальцами пирсинг. — Так, Бомгю-оппа… Пак Чонсон, надень штаны!       Чонвон оставляет Чонсона, чтобы дать ему приватности, и бредёт на кухню. Бомгю с недовольным видом натягивает футболку, в которой приехал. Тэхён непонимающе склоняет голову к плечу, смотря то на него, то на смуглую спину Чонсона, присевшего перед комодом.       — Я же вас переодел.       — А мы потом ещё на балконе пиво из холодильника допивали, пока вы спали, — спокойно отвечает Бомгю, и Тэхён открывает рот. — Алкоголь нельзя оставлять в одиночестве. Он начинает бродить. По всей квартире. И дрожжами или как там. Короче, мы его спасли.       — Хён… Ты…       У Тэхёна не находится слов. Чонвон подходит к Гаыль у плиты с намерением помочь, но нуна сгоняет его к Юджин и барной стойке. Чонвон не противится. Забравшись на дальний стул, он раскрывает свою упаковку одноразовых палочек и решает поухаживать за Юджин. Она держится бодрее, чем несколько часов назад.       — Нуна, тебе лучше?       — Нуна готова к новым свершениям.       Показав несуществующий и напряжённый (даже рука подрагивает) бицепс, Юджин гладит Чонвона по волосам, причём делает это так, будто гладит кошку против шерсти, и голова Чонвона по инерции запрокидывается. Виски из-за этого пронзает резкой болью.       — Ай.       Юджин не прекращает, как будто желает сломать ему шею, и Чонвон невольно стонет.       — Тётушка говорила: «Не занят сексом — не скули», — усмехнувшись, Бомгю откидывает с глаз длинную чёлку.       — Не могла она такой чуши сказать, — фыркнув, Гаыль подаёт Тэхёну знак, что тяжёлую кастрюлю можно снимать с плиты.       — Она недавно меня писькочёсом назвала.       Юджин оглушительно смеётся, схватившись за плечи Чонвона. Гаыль лишь выдыхает через нос и встаёт у барной стойки на носочки, чтобы помешать суп.       — Как-как?       — Клянусь своей гитарой.       — А ты чем, боюсь спросить, занимался, что она тебя так назвала?       — Ну точно, блин, не писю чесал!       Юджин разражается повторным смехом, отскакивающим от стен и потолка, и Чонвон в улыбке сжимает губы. Каждый громкий звук отдаётся пульсацией в голове, но это стоит того, если нуне весело.       — Боже, ваши шутки…       Бомгю передразнивает гримасу Гаыль, но она не отвечает. Молча проходит мимо и исчезает в темноте прихожей. В этот момент на кухне появляется Чонсон, и Чонвон, поддавшись внезапному порыву, кладёт для него свои раскрытые палочки. Заметив это, Бомгю с намёком качает перед Чонвоном закрытой упаковкой, но тот упрямо мотает головой.       Чонсон благодарит Чонвона скромной улыбкой и слабым кивком.       — Дети, я привезла вам сменную одежду, — Гаыль выходит с двумя картонным пакетами и ставит их около дивана. Юджин в благодарность складывает руки над головой в виде большого сердца.       — Нам не привезла, — бурчит Бомгю, залезая на последний стул рядом с Тэхёном.       — Я не знаю коды от ваших дверей.       — Могла бы и подобрать правильные комбинации…       — Оппа, не беси, — отвернувшись от мультиварки, Гаыль воинственно выставляет белую лопатку. — Предупреждаю единожды и серьёзно. Я становлюсь противной, ты в курсе.       — Ути, лапка противная ты моя.       Смерив Бомгю льдистым взглядом, Гаыль наполняет большие чаши рисом, и Чонвон машинально смачивает губы языком. Уж что-что, а рис он может есть в любое время и в любом месте.       — Нуна, можно мне порцию?       — И Юджинни хочет!       Вместо лишних слов Гаыль наполняет следующие плошки, и Юджин пересекается с Чонвоном многозначительным взглядом. Даже начинает кивать, и Чонвон механически повторяет, когда Гаыль приближается к их краю.       — Онни, — пристыженно зовёт Юджин, прилипшая к боку Гаыль. Та цыкает, приподнимаясь и выставляя на стойку рис. — Извини, что разбудили и кричали. Ты же не обиделась?       Гаыль выпрямляется, и Чонвон поднимает глаза в терпеливом ожидании ответа.       — Вам сейчас плохо? — вдруг уточняет Гаыль и таинственно ухмыляется. Когда Юджин угукает, нуна добавляет: — Тогда никаких обид… мои любимые гадёныши.       — Онни!       — И правильно, — Тэхён приносит оставшуюся кастрюльку с рамёном и, разогнавшись в гостевых тапочках, тормозит за ручку холодильника. — Твоя онни сколько приготовила, ты посмотри. Привезла одежду, сходила в магазин. Йа, Ан Юджин, ты должна быть благодарной.       — Я и…       Юджин затихает, упирается пяткой в стул и кладёт подбородок на колено. Чонвон привык быть самым младшим (не считая Дживон, у него нет друзей-одногодок), поэтому наблюдать за нуной, когда её ругают, непривычно. Хотя Чонвон знает, что старшие балуют их и многое спускают с рук, поэтому не может не улыбнуться. Юджин, заметив это, тоже улыбается, только хитро, на что Тэхён со смешком трясёт головой.       После того, как Гаыль заканчивает разносить рис, а Тэхён разливает суп, по кухне разлетаются приглушённые «Спасибо за еду». Постепенно вспоминается и лихо прошедшая ночь. В памяти Чонвона сохранились лишь отрывки: вот он наблюдает за танцующей Юджин-нуной, вот все вместе курят, пока она и Чхве Ёнджун переругиваются, вот прощаются с Чхве Субином-сонбэ. Кажется, Чонвон даже потанцевал. Ему интересно, откуда засос, но спрашивать открыто как-то стрёмно. Чонвон сомневается, что его оставила Юджин-нуна. Это уж совсем глупость.       — Меня точно вырвало, я уверен, — говорит Бомгю и перекладывает в тарелку Гаыль проростки сои и самые золотистые кусочки бекона. Следом стряхивает к рамёну Тэхёна мелко рубленный зелёный лук.       — Тебя всегда рвёт, — Тэхён закатывает глаза. — Расскажи о чём-нибудь новом.       — Лучше ты расскажи! Ты-то помнишь!       — Так неинтересно, — язвительно скалится Тэхён, и Бомгю пихает его локтем.       — О!       Юджин, спокойно подливающая Чонвону супа, внезапно подпрыгивает на барном стуле и роняет половник обратно в кастрюлю. На её открытые предплечья попадают маслянистые капельки.       — Мне приснилось, или мы договорились, что ты мой парень?       Чонвон в ответ глупо моргает. Он подобного вообще не помнит.       — А ты стала его парнем, — со смехом подтверждает Тэхён и вытирает губы чёрной салфеткой. — Катавасия полная. Потом ещё Чонсонни разнылся, что Чонвонни ему со свиданием отказал, в итоге на какое-то другое согласились… В общем, подытожим сегодняшнюю ночь: вы меня конкретно задолбали.       — Зато тебе не хреново, — жалуется Бомгю и роняет голову на плечо Тэхёна. Тот обменивается с Гаыль злорадной улыбкой. — Отметьте этот момент. Я, Чхве Бомгю, обещаю больше никогда не пить.       — Ага, хён, до следующей социальной стипендии.       Разговор под смешки Гаыль и Тэхёна плавно перетекает в другое русло. Чонвон облокачивается о высокую спинку стула и отстранённо пялится на тёмную стену прихожей. Как же получилось, что Чонвон ничего не запомнил?       Чонсон смотрит в свои тарелки и плошки, но не только щёки, даже кончики его ушей покраснели, очки опасно балансируют на носу. Это точно не Пак Джей, который был настолько уверен в себе, что периодически раздражал и вызывал желание встряхнуть за лацканы пиджака. Он запомнился иным.       Хотя Чонвон тоже изменился.       То, что сделал Ким Сону, в распавшейся компании затронуло каждого.       После завтрака-обеда (так и не определишь) старшие начинают считать расходы. С Чонвона и Юджин, как с младших, денег не возьмут, поэтому они собирают и промывают грязную посуду. Пользоваться посудомоечной машиной Чонвон не умеет, так что просто оставляет тарелки и ложки в раковине.       — Ну что, погнали. За первые круги пива платил я. Кто оплатил продукты?       — Ыль-я.       — А такси?       — Чонсонни. Ёнджун-хён и Субин-хён тоже за пиво платили.       — Crap, — Чонсон чешет загривок, уткнувшись в экран телефона. Чонвон осторожно наклоняется между Тэхёном и Гаыль, чтобы смахнуть крошки в ладонь. — Я опять пытался купить всё подряд?       — Мы пока к тебе ехали, я успел отменить некоторые заказы, — Тэхён упирается предплечьем в спинку стула и касается подсохших волос Бомгю, методично разделяя осветлённые пряди от тёмных. — Тебе бы не привязывать карту к онлайн-магазинам.       — Я и не привязываю. По памяти забиваю, — едва ли договорив, Чонсон смеётся и поправляет очки указательным пальцем. — Никому, кстати, мантоварка случайно не нужна? Я тут купил по пьяни для Юны.       — Когда это было? — Бомгю соединяет брови и наклоняет голову, чтобы Тэхёну было удобнее. — Я не помню.       — Тебя не было. Мы с Каем и Юной в новый ресторанчик заглянули, ну а потом…       — Я боюсь Шин Юну. Она пьёт больше меня. А я парень!       Подавшись в сторону, Бомгю трясёт Гаыль за локоть. Она с оскорблённым видом отодвигается и демонстративно отряхивает рукав шёлковой блузы в тон персиковым ногтям.       — Па-рень! Я!       — Мы поняли, хён. Шин Юна — гроза. Да-да.       — Она даже не запивает!       — Мы поняли, — Тэхён уже шикает, на что Бомгю довольно хихикает. Он как-то говорил Чонвону, что, если у Тэхёна за день ни разу не задёргался глаз, значит, этот день прошёл зря.       — Кто такая Шин Юна? — с искренним любопытством спрашивает Юджин и выключает воду. Следом вытирает мокрые руки о футболку Чонвона. Тот в ответ спешно отскакивает, сразу пожалев: голова начинает кружиться.       — Второкурсница из клуба Бомгю-хёна.       — Почему к нам никто не ходит? Только Чонвон. Это нечестно!       Юджин дует губы, и Гаыль спрыгивает со стула на пол. Чонвону по неизвестной причине хочется обнять её. Может, потому, что нуна приехала ранним утром и приготовила вкусные блюда. Может, потому, что без каблуков она совсем маленькая и хрупкая, как Хёнсо. В любом случае, раскинутые руки Чонвона тянутся к Гаыль, и она фыркает.       — С пьяницами не вожусь, — исчезнув в прихожей, Гаыль хлопает дверью ванной комнаты. — А не ходит к нам никто, потому что шьём мы под женским туалетом!       — Ральф Лорен родился в бедной и многодетной семье еврейских эмигрантов, зато каким известным стал, — Юджин поворачивается к Чонвону за поддержкой, но тот пожимает плечами. Наверняка нуна говорит об очередном модельере. — И мы когда-нибудь поднимемся по лестнице!       — Разве что по той, что ведёт из подвала.       — Чхве Бомгю-оппа! Ты вообще оборзел!       Дальше все расходятся по делам. Чонсон и Тэхён собирают диван, Гаыль раскладывает остатки еды по контейнерам, а Юджин носит постельное бельё в ванную комнату. Бомгю же уходит на перекур, да так и пропадает с концами, пока уборка не заканчивается.       Когда Чонвон почти снимает наволочку с подушки, сзади слышится покашливание.       — Вон-а.       Чонсон складывает руки за спиной и тычет ступнёй в возвышение перед кроватью, ковыряет большим пальцем шов между паркетными планками. Тёмная чёлка упала ему на лоб, закрыв выбритую бровь. Чонвон медленно отпускает чёрную ткань.       — Да?..       — Ты не думал, что… Есть ли у тебя планы на… — Чонсон заминается, избегая вопросительного взгляда Чонвона. — Не на рамён, а просто… здесь… со мной… Можно ещё поспать…       Чонвон ни разу не видел, чтобы Пак Чонсон или Пак Джей настолько смущался. Он снова пытается пригласить на свидание?.. О. О-о. До Чонвона доходит, как только он вспоминает их последний секс. Чонсон тогда очень сильно расстроился из-за отказа Чонвона.       Почему же Чонсон столь рьяно тянется к нему?       Чонвону даже стыдно за прошлый побег.       — Я бы хотел остаться, — ровным голосом говорит он, хотя внутри всё вспыхивает, и Чонсон медленно поднимает голову. С удивлением смотрит снизу вверх. — Не для рамёна. Сейчас точно нет. Просто так?       — Если ты поспишь пару часов, похмелья не будет.       — Да…       — Тогда не снимай постельное.       Теперь Чонвону не нужно переодеваться, и он отставляет пакет Гаыль к спинке дивана. Затем уходит выкурить последнюю в пачке сигарету, в то время как Гаыль рассказывает Чонсону о содержимом ранее пустого холодильника и наказывает передать какому-то «Хунни», что она любит орхидеи.       Едва Чонвон выходит с балкона и бережно задвигает за собой дверь, Гаыль встаёт в возмущённую позу и подпирает бока кулаками.       — Почему ты ещё не собрался? Нас уже ждёт Юн Кихо-сонбэ!       — Юн Кихо-сонбэ?..       — Ты чем слушал? Мы едем закупать ткань. У сонбэ своя машина.       — Ой, я… — Чонвон прерывается и растерянно оглядывается в поисках Чонсона. Бомгю и Тэхён с дивана наблюдают за разговором, крутя головами из стороны в сторону, точно перед ними теннисный матч. — Я остаюсь.       — А можно было остаться?! — восклицает Юджин, и Чонвон принимается усиленно кивать. Если нуна составит ему компанию, Чонвону не будет так неловко. — Онни, извини, никакой ткани! Я хочу спать.       — Сонбэ планировал угостить нас говядинкой.       — Чонвонни, извини, никакого остаться. Я хочу говядину.       Как быстро нуна «переобувается». Кошмар. Даже в какой-то степени обидно. Чонвон показательно насупливается, скрещивая руки на груди, но Юджин уже неинтересно. Случайно оттолкнув выходящего из ванной комнаты Чонсона, она закрывается и вылетает в прихожую буквально через минуту, полностью переодетая.       — Такую прыть бы в правильное русло, — ворчит Гаыль и поднимает прищуренные глаза. Чонсон, поняв, что она ищет, включает оранжевые лампочки на стене.       — Я ради говядины на всё готова.       — Знаю, — выдыхает Гаыль и наклоняется к отражению в зеркале, придирчиво рассматривая накрашенные губы. Не удовлетворившись увиденным, Гаыль морщит лоб и поправляет осветлённые волосы у левой щеки и переброшенную через грудь цепочку сумочки. — С тобой страшно ходить в приличные заведения…       За нунами квартиру покидают и хёны.       Чонвон неловко машет им, спрятавшись за углом у кухни, и дверь плавно закрывается. Пиликает электронный замок.       Всё. Они с Пак Чонсоном остались вдвоём.       Вероятно, у Чонвона странные представления о мире, потому что, в отличие от секса, мысли о разделении кровати с кем-то мужского пола вгоняют его в краску. К возвышению Чонвон плетётся как на казнь. Чонсон успел поменять подушку Юджин со своей, пока его не было, и упирается коленом в матрас.       — Спи хоть до двенадцати ночи, я потом отвезу тебя.       Чонвон ёжится и поводит плечами. Чья-то забота не чужда ему, но когда заботится Чонсон… Чонвон напрягается. Они не в отношениях «хён-донсэн». И не встречаются. Если Чонсон делает это в надежде на свидание, то совсем скоро он разочаруется.       Чонвон ни за что не повторит судьбу родительского брака.       Оставив слова Чонсона без ответа, Чонвон запрыгивает под одеяло и тут же отворачивается в противоположную сторону.