(if you fall for me) That would be a tragedy

Нет уж, жизнь — это не шар. Это подиум. И по нему ты должен ходить с высоко поднятой головой. К и м Г а ы л ь

#ЯТОГДА

      — ТЫ ИСПОРТИЛ МНЕ ВСЮ ЖИЗНЬ!       В гостиной что-то с оглушительным звоном разбивается. Чонвон прижимает колени к груди и закрывает уши предплечьями. Бесполезно. Ему не спрятаться. Это всегда здесь, с ним.       Интернет говорит, что плакать полезно, но Чонвон давным-давно выплакал всё, что только можно. У него лишь щиплет в носу.       — СКОЛЬКО РАЗ Я ПРОСИЛА ТЕБЯ ПОМОЧЬ МНЕ?! Ты хоть что-то сделал для них?! ХОТЬ ЧТО-ТО?! Я и кормлю их, и одеваю, и убираюсь, и работаю! А ты?! ТОЛЬКО И ДЕЛАЕШЬ, ЧТО ТРАХАЕШЬ СВОЮ БАБУ!       Хорошо, что сегодня Хёнсо ночует у школьной подружки. Хоть сегодня она поспит спокойно, пока Чонвон будет переживать очередную ссору в одиночку.       Впрочем, как и многие другие.       Друзья не знают. Чонвон ни за что не расскажет Сону-хёну и Вонён, что его родители развелись. Ему стыдно. Стыдно, когда у всех вокруг счастливые семьи, а он разваливается по швам вслед за своей.       Мама пронзительно вскрикивает. Чонвон вздрагивает всем телом и кутается в расстёгнутую толстовку, натягивает на дрожащие пальцы флисовые рукава. Его потряхивает не то от холода, не то от страха. Это действительно страшно. Чонвон не знает, что происходит в гостиной, потому что никогда не выходит из комнаты, но воображение прекрасно рисует для него погром, осколки и кровь.       Чонвон и не представляет, что они с Хёнсо сделали не так. Точнее… Да, они не идеальные дети. Не всегда убирают за собой или вовремя выбрасывают мусор. Забывают сходить в магазин и помыть посуду, но неужели всё дело в этом? Неужели достаточно исправиться, проверять вовремя мусорную корзину и овладеть математикой, чтобы родители помирились?       — Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!       Внезапно экран телефона, лежащего рядом с учебником по английскому, зажигается и немного растворяет ночную тьму. Чонвон утирает мокрые щёки оранжевыми рукавами и тянется к тумбочке. Потом сползает с матраса и перебирает рюкзак ради проводных наушников, раз беспроводные забрала Хёнсо. Музыка никогда не могла заглушать крики полностью, но Чонвон всё равно включает песню одних из любимчиков Хёнсо на полную громкостью и опирается спиной о стену.       пак джей-щи:       «хэй ян чонвон»       «или как там надо»       «йа!»       «я придумал»       Из Чонвона вырывается изнурённый смешок. С последнего сообщения в переписке прошло три дня, когда Чонвон назвал Джея «настырным». Тот на это ничего не ответил.

Вы: «Что ты придумал?»

      пак джей-щи:       «сонхун сказал, что ты будешь поступать на лингвиста       и сдавать английскую «бешку»       знаешь, к чему я иду?»

Вы: «Идёшь? Ты гуляешь?»

      пак джей-щи:       «клоню       тебе не помешает помощь носителя!       а это яя»

Вы: «Американский английский мне не нужен Но спасибо за предложение»

      пак джей-щи:       «bruuuuuuuh       Я Разный английский могу       я всё могу»

Вы: «Давай ты напишешь мне после того, как сдашь сунын?»

      пак джей-щи:       «ты не видел мой аттестат во взрослой школе сиэтла»

Вы: «В старшей»

      пак джей-щи:       «ну да, я так и написал       и ким дживон написал       она отказала :(»

Вы: «Ким Дживон сама репетитор Она первая в рейтинге Даже помогает моей сестрёнке с математикой»

      Едва отправив последнее сообщение, Чонвон охает и прикрывает рот ладонью. Он планировал в очередной раз отвадить Пак Джея от приставаний к нему, а вместо этого неосознанно начал новую тему. Джей в ответ отправляет миллион стикеров и вопросов, поэтому Чонвон сдаётся и присылает недавнюю селку — Хёнсо обнимает его за шею и целует в щёку.       пак джей-щи:       «какие хорошенькие!       а она маленькая, да»

Вы: «Ей четырнадцать Не такая уж и маленькая»

      пак джей-щи:       «ну, мне скоро девятнадцать       поэтому для меня она маленькая»       Следующие минут пять Чонвон водит пальцами над электронной клавиатурой и морщит нос. Вот он: идеальный момент, чтобы сказать Пак Джею отвалить, но… внезапно не хочется. Переписываясь с ним, Чонвон ни разу не отвлёкся на затихающую ссору родителей.       Джей пишет ему сам.       пак джей-щи:       «извини бро мне пора       отец ругается :/ типа я должен спать       заботится мой старик»       Шмыгнув носом, Чонвон быстро печатает ответ и закапывается под одеяло. Его щёки и шея опасно горят, и Чонвон в качестве наказания стучит себя по кадыку. Ему нельзя. Что бы безобидного они с Пак Джеем не делали, ему нельзя.       Любимая песня Хёнсо продолжает играть на повторе, пока телефон не выключается.

Вы: «Понимаю. Родители обо мне тоже заботятся»

#ЯСЕЙЧАС

      Как Чонсон и обещал, Бомгю-хён вскоре появляется на пороге вместе с широкой улыбкой и крепким табачным запахом, мигом забивающимся в нос.       — Ого, — удивляется он и упирается кулаками в бока. — Обычно тут только мыши бегают, а сегодня прям толпа.       — Это кого это ты мышью назвал? — сухо интересуется Юджин, но, когда Бомгю проходит мимо и ерошит её распущенные волосы, хихикает и брыкает ногами. — Оппа!       — Оппа, я должна знать репертуар концерта, — Гаыль за секунду включается в рабочий режим и тащит Бомгю за рукав худи к своему столу. — Я придумала тридцать пять вариантов, как одеть Мори Коюки и Пак Чонсона на открытие концерта.       — Чего-о? — тянет Бомгю, не глядя пожимая ладонь Кихо. — Ким Гаыль, ты с ума сошла? Тридцать пять вариантов шмоток только на начало? Только на то, что наденут один раз в жизни?       — Это… это не шмотки! — Гаыль от возмущения задыхается. Кихо ненавязчиво подталкивает к её пальцам стаканчик с кофе. — Это мода! Мир моды — это большой бизнес! Она является неотъемлемой частью жизни каждого человека!       — Я же не серьёзно, — пытается Бомгю, но уже поздно. Гаыль завелась. Она тычет в его грудь указательными пальцами и по-кошачьи шипит.       — Каждая страна на разных этапах развития внесла огромный вклад в формирование понятия «мода». Всё, что мы умеем и знаем сейчас, появилось благодаря предкам! Каждая эпоха добавила что-то новое! Ты не имеешь никакого права называть дизайн одежды «шмоткой»! Вот на тебе сейчас жёлтое худи! А кто, скажи, сделал его для тебя? Придумал дизайн?       Бомгю мягко убирает ладони Гаыль и накрывает их своими. Гаыль в ответ смотрит снизу вверх, да так свирепо, что по рукам Чонвона бегут мурашки. Он поводит плечами.       — Детка, тебе стоит покурить.       — Мне не нравится, когда ты насмехаешься над нашим клубом.       — Не было такого.       Хмыкнув, Бомгю аккуратно разворачивает Гаыль за плечи и направляет ко всё ещё открытой двери. Заметив у стола Чонсона, на мгновение тормозит и хмурит брови.       — Тебя Тэхённи и Суджинни потеряли.       — Я… Мне сказали, что нужно снять мерки.       — О, точно! — Гаыль выворачивает шею, за фигурой Бомгю её почти не видно. — Чонвонни, покажи Юн Кихо-сонбэ, как это делается. Юджинни, на тебе Мори Коюки. Мы покурим, и я вернусь.       — Я тоже хочу курить! — жалуется Юджин, но больше в пустоту, и пропадает во второй половине помещения за фиолетовым тюлем.       — У меня есть одноразка.       — Не-ет, здесь не надо, не проветрить потом.       Коюки на это лишь кивает, убирая сумку обратно под стол. Юджин возвращается, обмотанная мягкой сантиметровой лентой, пока вторая в сложенном виде летит к Чонвону.       — Всем же сказали, что мерки снимаются в нижнем белье?       — Оу, — Коюки опускает подбородок к груди и заглядывает за широкий ворот ярко-красного кроп-топа. — А если на мне прозрачное?       — Нам… не говорили.       — Нуна!       Расхохотавшись, Юджин берёт Коюки за запястье и утягивает её в швейную половину. Чонсон направляет на Чонвона слегка взволнованный взгляд, на что Чонвон машет ладонью.       — Достаточно и тонкой одежды.       — Жаль, ведь я так хотела посмотреть на голеньких сонбэ!       — Ан Юджин-нуна!       Если бы не Юджин, Чонвон не обратил бы на это внимание, а теперь думает, что и Пак Чонсон, и Юн Кихо видели его голым, а он — их. Спасибо большое нуне. Игнорируя знакомое жжение в щеках, Чонвон разматывает сантиметровую ленту и подманивает к себе Кихо-сонбэ.       — Я никогда не делал этого, если честно, — выпускает неловкий смешок тот.       — Мерить не сложно, — Чонвон улыбается и встаёт напротив Чонсона. — Сонбэ, у вас внизу что-нибудь есть?       — Футболка.       — Не могли бы вы снять?       Чонсон слушается, поддевая капюшон сзади. Чонвон вешает худи на спинку своего кресла и бережно расправляет тёмно-зелёные рукава. Кихо продолжает топтаться за его спиной, что вызывает очередную улыбку.       — Вы похожи на слепого котёнка.       — А ты тогда кто? Мама-кошка?       — Папа-кот!       — С таким предводителем и не страшно.       — Сонбэ, а вы…       Впереди раздаётся покашливание. Отвернувшись от Кихо-сонбэ, Чонвон трёт обжигающую смущением шею. Он только открывает рот, как в следующую секунду сверху начинает сливаться вода.       — Не обращайте внимание, это женский туалет, — неловко посмеивается Чонвон и, чтобы сонбэ ничего не надумал, добавляет: — Мы не жалуемся! Мы, наоборот, очень благодарны, что нас не закрыли.       — Вас ни за что не закроют, — вдруг предельно уверенно возражает Кихо.       — Но… нас не пятеро… И нуны говорили, что наш клуб один из самых… затратных? Не знаю, как правильно.       — То, что затраты иногда превышают бюджет, лукавить не буду. И, если честно, вопрос о закрытии швейного поднимался три раза, — у Чонвона перехватывает дыхание. А они убеждали Гаыль-нуну, что она преувеличивает. — И все три раза Чхве Бомгю был против. Даже договорился с Соми-я, что десять процентов от бюджета музыкального совет отстегнёт швейному.       Чонвон не находит правильных слов. Он оборачивается через плечо к Чонсону, и тот кивает.       — Сначала хён спросил у нас. Мы согласились.       — О… с-спасибо.       Положив ладони на живот, Чонвон глубоко кланяется, и губы Чонсона трогает слабая улыбка.       — Давайте снимать мерки?       — Да, конечно, — будто проснувшись из-за голоса Кихо, Чонвон встряхивает головой и плавно приближается к Чонсону. — Сонбэ, вы должны стоять прямо и не сутулится. Руки свободно вдоль туловища. А, и мышцы не напрягайте. Живот не втягивайте. В противном случае потом будут проблемы с посадкой.       — Всё настолько серьёзно?       — Вы как думали?       — Если честно, вообще не думал, — Чонсон хмыкает. — Если будут большие цифры, вслух не называй.       — Ой, да ладно. Я же видел, что под одеждой у вас ничего лишнего.       И лишь мгновение спустя Чонвон понимает, что сказал. Кихо тактично делает вид, что не слышал, и Чонвон, предвкушая, как в любой момент грохнется в обморок, подзывает его к своему столу. Ещё до прихода Чонвона в клуб нуны составили шаблон таблицы для замеров, чтобы не рисовать каждый раз новую. Чонвон показывает Кихо распечатанный прямоугольник и вполголоса объясняет, что и куда записывать.       Если оценивать в общем, примерка проходит… сносно. Чонвон не считает себя озабоченным, но после комментария Юджин про «голеньких сонбэ» и собственной дурости с «под одеждой ничего лишнего» только и думает о том, что впервые касается Пак Чонсона без сексуального подтекста.       Кому точно весело, так Юджин-нуне и Коюки-сонбэ. Спрятанные во второй части помещения за тюлем и шкафами с эскизами и тканями, они постоянно хихикают и либо толкаются, либо дерутся. Чонвон не имеет ни малейшего понятия, что у них происходит, но в какой-то момент стуки справа начинают отвлекать.       — Нуна!       — Че-его-о?       — Потише, пожалуйста!       — А напомни-ка, кто хотел меня без чипсиков оставить?       — Девочки, и правда, пожалуйста, потише.       Когда в разговор вступает Кихо, Юджин что-то мурчит в ответ, и смех наконец исчезает. Чонвон к этому моменту шепчет сонбэ про обхват талии, и Кихо, точно прилежный ассистент, записывает цифры в таблицу.       К концу снятия мерок Чонвон может назвать Чонсона самым приятным «клиентом». Бомгю-хён в своё время сильно крутился и не мог устоять на месте. Тэхён-хён же стоял спокойно, только вот так напрягал и без того мощные бицепсы, что Чонвону пришлось всё переделывать.       — Мы закончили.       Чонвон говорит это, сидя перед Чонсоном на корточках после измерения щиколоток. Чонсон кротко кивает. По-хорошему ему следовало раздеться до нижнего белья. Это будущий косяк. Гаыль-нуна точно отругает Чонвона, но ему думается, что Чонсон не готов раздеваться перед четырьмя студентами. Его ведь не предупреждали о тонкостях мерок. Да и Чонвон не готов видеть его без штанов за пределами квартиры.       — Так быстро, спасибо.       — Это тебе спасибо, что вызвался вести концерт, — Кихо по-дружески хлопает Чонсона по плечу. Чонвон подаёт ему тёмно-зелёное худи. — И тебе, Коюки-щи.       — Я просто люблю внимание, — Коюки, уже минут как десять развалившаяся в кресле Юджин, лениво дёргает пальцами. — Я могу идти? У меня домашки до жопы.       — И мне в клуб нужно, — добавляет Чонсон. Кихо охает.       — Да, вы свобо… Подождите, Соми-я хотела проверить вашу химию.       — Она проверила.       Коюки разворачивается и начинает идти спиной вперёд. Перебрасывает по диагонали толстую лямку сумки и хитро улыбается.       — Хоть сейчас можем становиться мужем и женой.       Высунув голову из-под ворота худи, Чонсон взъерошивает тёмные волосы и смотрит на Коюки со смешинками в глазах.       — Где в таком случае моё обручальное кольцо?       — Умереть захотел, Пак Чонсон? Я никогда не плачу за мужчин.       Кихо-сонбэ прав. Коюки бойкая. Дернув за цепь с крупным плетением на шее, Коюки шлёт Чонсону воздушный поцелуй и скрывается за дверью. Юджин смеётся, забирая у Кихо мерки Чонсона. Тот краснеет ушами, что Чонвон замечает случайно.       Ничего не сказав, но вежливо поклонившись, Чонсон выходит в коридор, и Чонвон, пробормотав для Юджин и Кихо что-то про туалет, выскакивает следом.       — Сонбэ, подождите!       Чонсон останавливается у начала лестницы. Мори Коюки рядом нет. Преодолев оставшееся расстояние, Чонвон тормозит напротив и делает глубокий вздох. У него не было времени придумать, что сказать, а сейчас думать поздно.       Склонив голову к плечу, Чонсон цепляет большим пальцем лямку рюкзака и молча ожидает. Когда становится понятно, что Чонвон и дальше собирается молчать, Чонсон опирается лопатками о бетонную стену. В полумраке подвала он выглядит обычно и вместе с тем как-то незнакомо.       Не Пак Чонсон и не Пак Джей.       — Что такое, Вон-а?       Чонвон мысленно морщится. Наверняка не специально, но Чонсон использовал давнее прозвище из школы. То, что обычно шептал, пока Чонвон плакал, уткнувшись лицом в его грудь после того, как ссоры родителей достигали пика.       — Не переживай из-за своего отказа.       — Я не говорю, что не хочу. Я… не могу. Не готов.       — Я всё понимаю.       Чонсон не может понимать. Если он не узнал Чонвона, забыл, значит, и о разводе не помнит. Наверное, для него Чонвон строит из себя недотрогу. Ну а как ещё? Чонвон не представляет реакцию Чонсона, если признается.       — В первую очередь я хочу, чтобы мы стали друзьями, — Чонвон молчит, и Чонсон берёт его за пальцы, которыми он начал ковырять заусенец. — А рамён…       — Он не так важен.       — Я подожду, если придётся.       Чонвон медленно поднимает взгляд от своих кроссовок. Почему Чонсон так жаждет потратить время на ожидание? Всё, что между ними было, — это секс. Ничего по-настоящему близкого и заслуживающего внимания. Чонвон не больше, чем партнёр на пару ночей.       — Поэтому не переживай, — мягко продолжает Чонсон, отпуская ладонь Чонвона. Потом едва ощутимо задевает кончик его носа указательным пальцем. — И хорошенько запомни, что насчёт тебя я настроен серьёзно.       Подмигнув со спокойным видом, Чонсон разворачивается и начинает подниматься. По пути он кому-то кивает, а Чонвон застывает на месте с поднятой на уровне живота рукой. Предательское сердце совершает знакомый кульбит, отдаваясь стуком в ушах.       Вот это… это очень было похоже на Пак Джея.       — Омо, аж мурашки побежали, — когда Чонвон подшагивает к лестнице, на ступенях стоит Гаыль. Она трёт плечи с удивлённым выражением лица. — Это ж надо так сказать, как в дораме… Чонвонни?       — Я в порядке.       Гаыль прищуривается, следом протягивает ладонь. Чонвон берётся за маленькие пальцы нуны, и его тянут наверх. Они проходят к металлической табличке у «курилки» в тишине. Закурив, Гаыль впихивает Чонвону свою зажигалку с матовым корпусом и облокачивается об опору.       — Мы сняли мерки, — Чонвон избегает внимательного взгляда нуны и прячет огонёк от прохладного порыва ветра. — Только Пак Чонсон-сонбэ был в спортивных штанах.       — Если посадка собьётся, сам будешь ловить его на повторный замер, — с усмешкой отвечает Гаыль, но Чонвон-то знает, что она не шутит. Они это уже проходили. — Что с твоим лицом?       Когда ешь, уклониться от ответа легко. Мол, ты набил щёки и тщательно пережёвываешь. С сигаретами данный трюк не прокатит, однако Чонвон всё равно крепко затягивается до покалывания в горле и, не торопясь, выдыхает. Гаыль до сих пор ждёт, невозмутимо поднося сигарету к накрашенным губам. Не то чтобы Чонвон завидовал, но его всегда восхищало умение Гаыль наполнять каждое действие изысканностью и утончённостью, даже банальное курение.       — Ты близка… с Пак Чонсоном-сонбэ? — всё-таки спрашивает Чонвон. — Вы же одногодки.       — М-м… хоть он дружит с Бомгю-оппой и Тёни, нет, — Гаыль строит кислую гримасу. — Он мне не особо интересен. Я ему тоже. Скажем так: у нас нет химии.       Опять эта «химия». Чонвон кивает, давая понять, что услышал, и ковыряет носком трещину между камнями. Гаыль с намёком нажимает на его предплечье.       — Что случилось, дорогой? Расскажи нуне. С ней можно поговорить откровенно.       — Я занимался сексом с Пак Чонсоном. Дважды.       — Уф, я не имела в виду, настолько откровенно.       Гаыль ёжится, и Чонвон жалеет из-за столь открытого признания. Это с Дживонни можно обсуждать что угодно, чуть ли не походы в туалет. Видно, как нуне неудобно, когда она осторожно подбирает следующие слова и жестикулирует, сигаретный дым следует за её пальцами:       — Он… сделал… тебе… больно?       — Нет, нет, — торопливо отвечает Чонвон. Гаыль заметно расслабляется. — Я не к этому веду. Он… позвал меня на свидание.       — О.       Гаыль хлопает длинными ресницами. Засмущавшись, Чонвон стучит коленом по мусорному ведру. Его сигарета почти прогорела до фильтра. Во рту появляется неприятный привкус горького табака.       — Дело не в том, что он мне не нравится. Насчёт этого не знаю. Просто… в юности кое-что произошло, из-за чего я перестал верить в отношения.       — Я рассказывала тебе о бывшем муже?       Чонвон мотает головой. Однажды он слышал краем уха о разводе Гаыль, но не стал расспрашивать. Юджин-нуна предупредила его, что это одна из тех тем, которые должна поднять сама Гаыль.       — Мне было четырнадцать, когда мы начали встречаться. Ему восемнадцать. Только не осуждай, пожалуйста.       Ого. Единственное подходящее слово. Может, это странно, неэтично и прочее, но Чонвон не Гаыль. Он никогда не попадал в похожую ситуацию, не жил, как она. В конце концов, у них совсем разные жизненные пути.       — Так вот. Мы поженились после моего совершеннолетия. Родители были против, причём как мои, так и его. Только никто не представлял, как сильно я любила его. Как была готова на всё, лишь бы быть с ним, — усмешка Гаыль получается горькой. Потушив о край ведра сигарету, она берётся за вторую. — Мы знали друг друга с детства. Он был моим лучшим другом. Знаешь, как прекрасно, когда твоя половинка ещё и твой близкий друг?       Чонвон неопределённо ведёт подбородком. У него такого не было.       — Если это не грубый вопрос… почему вы развелись?       — Он ударил меня, — Чонвон беззвучно ахает. Гаыль машет ладонью, мол, ничего страшного. — Простая пощёчина. Я даже не помню, из-за чего мы ругались. Но я решила так: как бы ты ни был зол, людей трогать нельзя.       — Мне жаль, — шепчет Чонвон, сминая в пальцах бычок. Ничего не изменилось, особенно его мнение о Гаыль, однако теперь она представляется Чонвону взрослее.       — Всё хорошо, Чонвонни, — Гаыль с любовью гладит его по волосам. — Я прошла через это. Возможно, на следующей неделе один парень пригласит меня на свидание. Хотя, возвращаясь к твоему высказыванию, могу сказать, что я тоже не верю в отношения.       Затянувшись, Гаыль выпускает белёсый дым и сначала указывает на себя, а потом на Чонвона.       — Но я верю в людей. В тех, кто создаёт эти самые отношения. Скорее всего, ты не поймёшь меня, потому что это похоже на противоречие, поэтому…       — Нет. Я… понимаю.       Это заслуживает отдельных размышлений, однако Чонвон действительно понимает. Не до конца, и всё же что-то подозревает. В словах нуны есть некий скрытый смысл.       — А тебе всего девятнадцать, Чонвонни. Веселись! Наслаждайся первым курсом. Сделай пару ошибок, — потрепав Чонвона по плечу, Гаыль прижимает к подбородку выставленный палец. — Лишь, молю, без нарушения закона.       — Конечно, — изумлённо отвечает Чонвон, и Гаыль выдыхает, будто уже сталкивалась с правонарушителями. — Если не секрет… с кем ты идёшь на свидание?       Гаыль отстраняется, театрально вскидывает кисть и прикладывает тыльную сторону ладони ко лбу. Чонвон улыбается, бросив бычок в урну.       — С секси-мальчиком. Он такой-такой сильный.       — Йа! — возмущается Чонвон, потому что Гаыль, словно главная героиня иностранных фильмов двадцатого века, охает и покачивается. — Нуна! Это описание слишком расплывчато.       — Он высокий.       — А кто не выше тебя?       — От него веет молодым Бенджамином Вествудом.       — Я без понятия, кто это!       — Какая же ты невежда, Ян Чонвон, — Гаыль перестаёт изображать влюблённую деву и с осуждением качает головой. Чонвон всё ещё улыбается, ничуть не задетый. — Это сын основательницы стиля «панк» в высокой моде! Учи матчасть.       Больше ничего не сказав, Гаыль поправляет осветлённое каре и направляется к крыльцу корпуса.       Чонвон почему-то вспоминает день, когда присоединился к швейному клубу. Чёткого направления ему никто не дал, только сказали про подвал. Пройдя по коридору несколько раз, Чонвон в итоге остановился у двери, из-за которой раздавались женские крики и смех. Ответ не пришёл ни после первого, ни после второго стука, и тогда Чонвон заглянул внутрь.       Его взору открылось тёмное помещение с потолком, вызывающим вопросы о технике безопасности. Места было мало, справа и слева стояли шкафы, а между ними — столы, вокруг которых… бегали две девушки?..       «Юджин-а! Она не смывается!»       «В этом и смысл, му-ха-ха!»       Первая девушка, блондинка в пиджаке и короткой юбке в шотландскую клетку, взвизгнула и вскинула предплечья. Её преследовала шатенка в рваных джинсах и белом топе. Если Чонвон услышал правильно, её звали Юджин. Пальцами, растопыренными и перемазанными в чём-то чёрном, она тянулась к первой незнакомке.       «Извините, — позвал Чонвон, так и зависнув наполовину в проходе. Его проигнорировали. — Извините, сонбэ!»       Повышенный голос заставил их остановиться. Они переглянулись, и первая девушка утомлённо закатила глаза.       «Музыкальный клуб на третьем этаже».       «Журналистика на последнем».       «Нет, я, эм, я ищу швейный клуб. Он же здесь?»       Теперь на него смотрели с интересом. Чонвону стало неуютно. Если Юджин разглядывала его с улыбкой, то незнакомка практически прожигала взглядом. Чонвон тут же ощутил себя насекомым, на которое сквозь лупу направили солнечный луч.       «Ян Чонвон, первый год обучения. Одиннадцатая группа. Лингвистика».       Замешкавшись, Чонвон дёрнул за молнию рюкзака и вежливо протянул прозрачную папку с эскизами, сохранившимися с начала старшей школы. Незнакомка резким движением забрала их и, смочив кончики пальцев, принялась шустро листать скреплённые листы.       «А зачем лингвисту швейка?», спросила Юджин и, отведя грязные ладони от девушки, заглянула в папку через плечо.       «Это что-то типа… хобби?»       «Хобби?! Пха. Мода и дизайн — это не «хобби», это стиль жизни, — теперь Чонвон ощущал себя не насекомым, а приговорённым к гильотине смертником. Он ни в один клуб так сильно не хотел, как в швейный. Тот был мечтой его взросления. — Посмотри: никакого понимания базовых элементов: ни в балансе, ни в ритме. Нет акцентов… А пропорции, гармония — даже это нарушено!»       «Зато какой потенциал, онни! — толкнув девушку локтем, Юджин на что-то кивнула. — Вот это платье тебе ничего не напоминает?..»       Девушка ответила не сразу, нахмурив аккуратно выщипанные брови. Мгновение спустя её лицо просветлело, и она ахнула.       «Две тысячи шестнадцатый, Шанель!»       «Весна-лето».       «Ну хорошо».       Тонкая папка в тишине хлопнула о стол слишком оглушающе. Или Чонвону так показалось. Отойдя к шкафам за белым листом, девушка процокала на каблуках к Чонвону и задрала подбородок. Чонвон был выше чуть ли не на половину головы, но в данный момент выше находился не он.       «Добро пожаловать, Ян Чонвон, заполни форму и ты с нами, — рукопожатие у девушки было крепким. Ладонь Чонвона аж закололо. — Меня зовут Ким Гаыль. Я президент швейного клуба».       «Да… с-спасибо».       Когда Гаыль ласково улыбнулась, всё волнение сошло на нет. Хотя Чонвон до сих пор чувствовал себя рядом с ней гадким утёнком. Он пришёл в обычной, слегка затёртой толстовке и джинсах. С нарядом Гаыль можно было в любую секунду участвовать в фотосессии.       «Я Ан Юджин! Скажу сразу, что никаких «сонбэ».       Юджин вытерла чёрную ладонь о белый топ на груди, и Гаыль при виде этого перекосило. Она не успела ничего сказать, потому что Чонвон уже пожимал руку Юджин.       «Подождите. Ещё нужно сказать, что наш клуб не поддерживает дискриминацию, гомофобию, сексизм и так далее, — Гаыль неодобрительно щёлкнула языком на испачканную одежду Юджин. — Особенно гомофобию. Надеюсь, с этим проблем не будет».       «Нет, сонбэ, не будет, — Чонвон замотал головой. Затем, вспомнив о недавнем разговоре с тётушкой Лим, прошептал: — Мне нравятся мальчики».       «Ваще крутяк! Мне тоже!»       Широко улыбнувшись, Юджин ощутимо ударила Чонвона в грудь кулаком. Чонвон ойкнул, автоматически дёрнувшись, а Гаыль с драматичным стоном начала массировать виски.       И всего какой-то месяц спустя Чонвон почувствовал себя дома.       Почувствовал то, что перестал чувствовать после четырнадцатилетия.