(if you fall for me) That would be a tragedy

Знаешь, как я смотрю на мир? Как на сверкающий, полный красок шар. Ю н К и х о

#ЯСЕЙЧАС

      Чонвон твёрдо убеждён, что душевное спокойствие начинается с мелочей.       В пятницу он просыпается под вибрацию телефона и стягивает с лица маску для сна. Обычно Чонвон встаёт в пять утра, порой в шесть, и первые часы проводит наедине с собой. Иногда, как сегодня, на пробежке к нему присоединяются Юджин-нуна и Тэхён-хён. Осенью с ними пытались заниматься Бомгю-хён и Гаыль-нуна, но первый быстро отказался в пользу «здорового и непрерывного» сна, а второй не понравилось мокнуть и уставать.       Маршрут почти смешной: пару кругов вокруг корпусов общежития, поворот к ресторанчику тётушки Ю — сестры тётушки Лим — и обратный путь. К концу Чонвон успевает вспотеть и, останавливаясь напротив крыльца, вытирает лоб подолом футболки.       — Ух, — Тэхён подпрыгивает, разминая плечи. Он тоже вспотел, и открытая майкой кожа блестит. — Бодрит.       — И не говори.       Юджин, в отличие от парней, едва ли запыхалась. Если, по мнению Чонвона, у Бомгю-хёна есть суперспособность читать людей, то сила нуны заключается в умении не потеть. Она словно только что вышла из общежития. Даже не покраснела.       — Ну что, встретимся позже в клубе? — спрашивает Юджин и перевязывает каштановые волосы в высокий пучок. Чонвон, пытающийся отдышаться, мычит. — Оппа, пока!       Тэхён на прощание дёргает ладонью и, с трудом дыша, упирается второй в согнутое колено. Хён похудел. Чонвон понимает это благодаря скользнувшей вниз майке, которая открывает вид на его выступающие рёбра.       — Это из-за учёбы, — заметив взгляд Чонвона, Тэхён гримасничает и выпрямляется. — Хочешь поесть курочки вечером?       — Может, говядинки? — предлагает Чонвон с невинным видом и хлопает ресницами. Тэхён в ответ с усмешкой щёлкает его по носу.       — У хёнов нет столько денег, хитрюга.       — Я должен был попытаться, — притворившись изумлённым, Чонвон разводит руками. — Вдруг хёны хотят порадовать любимого донсэна?       — Твои хёны — бедные студенты, питающиеся мечтами и партитурами… иди, вымогатель!       Расставшись с Тэхёном, Чонвон продолжает вытирать пот рукавами футболки и направляется к зелёной беседке позади корпуса. Это местная курилка. Поступая в университет, Чонвон и подумать не мог, что появится место, где он сможет официально курить.       Отворив металлическую калитку, Чонвон проходит к скамейке и встречается с заскучавшей тётушкой Лим. Справа от неё стоят две прозрачные чашки с кофе. Одна из них предназначается Чонвону, и он с поклоном присаживается напротив.       — Доброе утро.       — Кому доброе, а кому не очень, — у тётушки Лим настолько крепкие сигареты, что Чонвона часто подташнивает из-за запаха. Он поскорее делает глоток остывшего напитка и оглядывается в поисках своей пачки. — Бегал?       — С Тэхёном-хёном и Юджин-нуной, — опустошив кружку наполовину, Чонвон цепляет губами сигарету и спешно затягивается. — Вы давно здесь сидите?       — Когда пришла, твоего возраста была.       — Тё-ётушка.       Чонвон смеётся, а тётушка Лим направляет за его спину задумчивый взгляд. Всего три затяжки, и она докурила. Такая скорость поражает. Если Чонвон попробует повторить, ему тут же станет плохо.       — Ча, не веришь? Я с тобой в одной группе учусь.       — Переста-аньте, — Чонвон хохочет, подбирая колени к груди, и тётушка Лим оглядывает его ноги, выглядывающие из-под шорт.       — Ты чё такая глиста?       — У меня хороший вес!       — В тя плюнуть, и улетишь сразу.       Чонвон втягивает щёки и медленно выпускает вредный дым, его сигарета при затяжке слегка потрескивает. Тётушка уже вытаскивает вторую, подбоченившись и всё также задумчиво разглядывая цветущие деревья за беседкой.       Скорее всего, дружить с вахтёром общежития неправильно, но Чонвону тётушка Лим очень нравится. Хоть и кажется строгой и грубоватой, она добрая. Чонвон окончательно удостоверился в этом после новогодних праздников, когда они с Дживон заболели, и тётушка лечила их. Даже варила до безумия вкусные супчики. А ещё тётушка знает, что Чонвон гей.       Это случилось примерно в середине сентября. Ближе к комендантскому часу Чонвон сидел на полу в коморке вахтёра и смотрел вместе с тётушкой по старенькому телевизору одну непопулярную дораму. Как только в конце последней серии показали, что второстепенный герой, открытый обществу гей, остался несчастным, тётушка скривилась и сплюнула.       «Тьфу ты, хренотеня. Пропаганда и промывка мозгов! — Чонвон напрягся, взявшись за скрещенные лодыжки. — Как ЛГБТ-шники, так сразу сопли и плохой исход. Хоть бы где показали счастливую концовку, ироды! Иуды! Христа на них не хватает!»       Чонвон не поверил в услышанное и задрал голову. Тётушка Лим, с кряхтением спрыгнувшая с кровати, провела языком по нижним зубам и с возмущением всплеснула руками.       «Чё, думаешь, это правильно?! Правильно, когда людей полощут за любовь?»       «Я… я гей, — испугавшись, Чонвон не успел подумать и выдал первое, что пришло в голову. Тётушка Лим сразу же смягчилась и опустила опасно сжатые кулаки. — Я тоже… я тоже гей».       Губы Чонвона задрожали. Он спрятался в предплечьях, попытавшись уменьшиться, и совсем неожиданно ощутил ласковое прикосновение к волосам. Тётушка Лим издала успокаивающее «ш-ш-ш», и Чонвон интуитивно вздрогнул.       «Это нормально, ребятёнок… нормально, — шершавые и тёплые пальцы огладили его ухо, заправили тёмные прядки. — Ненормально знаешь чё? Носить сандалии с носками, вот что!»       Сначала Чонвон от неожиданности фыркнул, а затем, не сумев сдержаться, унизительно и во весь голос разревелся.       Тётушка Лим стала первым взрослым, принявшим его ориентацию.       — Ты у меня смотри, — продолжает она и грозит Чонвону пальцем. — Побольше кушай. Обязательно побольше, а то мамка увидит, и в меня все какашки полетят.       — Не полетят, — улыбается Чонвон и тушит сигарету о пустую пепельницу, вмонтированную в спинку. — Это же не ваша обязанность.       — Каждая глиста в этом корпусе — моя обязанность! — важно заявляет тётушка и встаёт со скамьи. — Помру же скоро, и кто будет за вашими жопами следить? Придёт какой-нибудь новенький с «синдромом вахтёра», начнёт по стенке строить. А вам бы только пошалить… Ох.       Когда тётушка страшно накреняется, Чонвон спрыгивает на дощатый пол беседки и просовывает локоть под её пальцы.       — Больно? — обеспокоенно спрашивает Чонвон и меняет позу, чтобы тётушка опёрлась на его бок. — Может, к врачу?       — Нет, просто прихватило, — скривившись, тётушка трёт поясницу и делает маленький шаг к выходу из беседки. Чонвон бережно поддерживает её за талию. — Ничего, Чонвонни, пройдёт. Мне ещё обход делать.       — Вам надо полежать.       — И правда.       Тётушка Лим бледнеет, но больше не говорит ни слова. Чонвон не торопится, проводя её по вычищенной дорожке к углу облицованного плиткой здания, и на ступеньках крыльца их перехватывают Чхве Ёнджун и Ким Минджон.       — Тётушка! — Ёнджун охает, и Чонвон из-за неудобной позы неловко кланяется сонбэ. — Что с вами?       — Сдохну скоро, радуйтесь, — ворчит тётушка и взмахивает кулаком. Чонвон давно заметил, что тётушка не любит много внимания. Ей спокойнее в одиночестве или небольшой компании.       — Я заварю вам чай, — обещает Минджон и, смущённо кивнув Чонвону, убегает обратно в фойе.       — Я вам помогу, — Ёнджун мягко сгоняет утомившегося из-за тяжелого веса Чонвона и предлагает свой локоть. — Хватайтесь. Сами же не дойдёте.       — Ты чё, ошалел?! Я, по-твоему, дряхлая старуха?! Зна…       — Проблемы со здоровьем бывают у всех! — выкрикивает Ёнджун, перебивая, на что тётушка Лим останавливается и строго прищуривается. — Да, я тоже орать умею! Представляете?!       Следом Ёнджун ойкает и дёргает головой, потому что его одаривают крепким подзатыльником.       — Орать на ровесников будешь. На меня повышать голос не смей.       — Извините! Просто… — Ёнджун куксится и выдыхает через нос. — Я беспокоюсь за вас. Мы все беспокоимся. Вам в последнее время часто плохо.       — А вы не беспокойтесь. Я ещё ваших детей переживу.       Тётушка Лим вдруг выпрямляется, точно не ахала минуту назад, и с наслаждением потягивается. Затем разворачивается на пятках и вальяжной походкой направляется к соседнему корпусу.       — Опя-ять, — стонет Ёнджун и широко улыбается. — Симулянтка.       — Мне показалось, что ей действительно плохо, — тихо отзывается Чонвон, наблюдая, как тётушка Лим на ходу прикуривает. — Она бледная была.       — Сама говорила, что её быстро отпускает, — тряхнув лохматыми волосами, Ёнджун зевает и закрывается ладонью. — Ты уже курил, да?       — Да, сонбэ.       — Скажешь тогда Минджонни, что ложная тревога.       — Хорошо.       Забрав кружки и успокоив Минджон-сонбэ, суетящуюся на кухне, Чонвон готовится к занятиям и за полчаса до первой пары встречается с Дживон на парковке. Там его ждут горячий кофе и чизкейк в пластиковом лоточке из соседней кофейни.       Сегодня у Чонвона четыре пары, и к корпусу, в котором находится большинство клубов, он не приходит, а приползает. Ему даже не хочется курить. Приложив карточку-пропуск к специальной панели турникета, Чонвон вваливается мимо вахтёра в главный холл и плетётся к лестнице в подвал.       Там его встречает знакомый сонбэ.       — Ян Чонвон! — радуется Кихо, закидывая на надплечье лямку сумки. — Я самый первый?       — Да, — выдыхает Чонвон, и Кихо понимающе улыбается. — Извините, я устал.       — Не стремлюсь разочаровать, но к четвёртому курсу станет хуже.       — Супер.       Чонвон изображает вселенское счастье, и Кихо смеётся. В руках он держит картонный держатель с тремя стаканами и, заметив на них взгляд, поднимает повыше.       — Это вам. Я слышал, валютой в швейном является кофе.       — Это точно.       Кихо открывает для него дверь, пропускает вперёд, и Чонвон спускается в подвал. Сейчас он хочет умереть немного меньше, и вся заслуга в Кихо. Сонбэ до сих пор нравится Чонвону, хоть и есть некое стеснение из-за закончившихся секс-отношений. Друзьями они вряд ли станут, но в присутствии Кихо всё равно комфортно.       Остановившись напротив двери в клуб с тёмно-синей табличкой, Чонвон сбрасывает рюкзак на пыльный пол и роется в карманах кожаной куртки. Целью поиска становится ключ с брелоком в виде радужного флага. Кто его прицепил, так и неясно, потому что нуны открещиваются. Чонвон не удивится, если вдруг узнает, что это проделки Бомгю-хёна. Он способен и на большее.       — Тебе помочь? — участливо спрашивает Кихо, когда проходит минут пять, а замок всё ещё не открывается. Чонвон мотает головой, упрямо проворачивая ключ. — Давай я попробую.       — Нет, спасибо. Я смогу.       Со стороны лестницы раздаются приглушённые шаги. Чонвон в сердцах пинает ни в чём не повинный косяк и наклоняется к щели. Совет (или кто отвечает за это) точно не любят их клуб. Чонвон же помнит, как Юджин-нуна составляла заявку на замену. И что? И где? Результат будет?       — Здравствуйте, сонбэ.       — Привет, — Чонвон дёргается из-за голоса Чонсона, но не подаёт виду и лишь вежливо кивает. — Ты тоже с кофе?       — Да… Бомгю-хён сказал, что без него меня не пустят, — по голосу слышно, как Чонсон улыбается, и Чонвон невольно оборачивается через плечо. — Привет, Чонвон-а.       У Чонсона такой же держатель с тремя стаканчиками. Засмущавшись, Чонвон отворачивается и налегает на ручку всем весом.       — Может, помочь?       — Всё в порядке, сонбэ.       Чонсон стоит от него с левой стороны, Кихо — справа. Чонвон взмахивает руками с намёком, чтобы они отошли подальше, и, разогнавшись, врезается в дверь плечом. По инерции Чонвона слегка откидывает назад, и Кихо удивлённо ухает.       — Слушай, Чонвон-а…       — Готово.       Гордо распрямившись, Чонвон щёлкает упрямым замком и выставляет руку. Скрипящая дверь плавно открывается, выпуская в коридор затхлый воздух. Позабывший об этом Чонвон прячет голову в плечи.       — Наше помещение, наверное, не похоже на ваши.       Кихо, как член студенческого совета, здесь точно был, Чонсон же впервые. Он заинтересованно заглядывает внутрь, и, когда Чонвон включает свет, повисает гробовая тишина.       По клубу будто прошёлся ураган «Камилла». Офисные кресла на колёсиках отодвинуты к дальней стене, на столах полный кавардак, бумаги, эскизы и образцы ткани разбросаны по полу и всевозможным поверхностям. Чонвону хочется схватиться за голову.       — Нуны, — сокрушённо шипит он и, как только Чонсон делает шаг, преграждает ему путь. — Подождите, пожалуйста. Я приберусь.       — Мы поможем, — ласково говорит Кихо, и Чонсон спокойно кивает.       — Я не опоздала?       Между парнями появляется голова Мори Коюки, и теперь Чонвону хочется убежать. Или застрелиться. В общем, скрыться от позора любой ценой. Ладно один, ладно два, но трое сонбэ! К нему пришли трое сонбэ, и Чонвон показал, какой у них неряшливый клуб.       — Мне сказали, что в швейном любят сладкое, я принесла пончики, — пригнувшись, Коюки юрко проскальзывает под локтем Чонсона и смело ставит разрисованную в розовый и красный коробку на стол Чонвона. После округляет глаза и часто моргает. — Ого. Ну и дела.       — Извините, сонбэ!       Коюки оставляет жалобные слова Чонвона без внимания. Толкнувшись языком в щёку, она упирает кулаки в бока и задумчиво осматривается, словно составляет план действий.       — Дайте мне пять минут.       — И что нам, наблюдать за твоими страданиями? — перевязав короткие волосы в до смешного маленький хвостик, Коюки вытаскивает из-под стола мусорную корзину и оборачивается к парням. — Чего встали, Юн Кихо-сонбэ? Пак Чонсон-щи? Не видите, что первак весь трясётся?       — Какая ты бойкая, Коюки.       Кихо не обижается на грубоватый тон. Оставив сумку и кофе у стола Юджин, он закатывает рукава мешковатого худи и тихонько посмеивается. Коюки в ответ делает жест а-ля «я слежу за тобой».       — Только не трогайте эскизы, пожалуйста, — просит Чонвон, когда Коюки касается первого листа, спрятанного под ноутбуком Гаыль. — Я сам. Там особый порядок.       — Вау, — всмотревшись в недоделанный набросок вечернего платья, Коюки присвистывает и направляет на Чонвона взгляд, полный уважения. — Вы крутые.       — Спасибо, сонбэ.       Нырнув в поклоне, Чонвон вытаскивает с полки шкафа папки, определяющие категории и готовность эскизов, и принимается за сортировку. Почти сразу становится понятно, что бардак навела Юджин-нуна. Во-первых, Чонвон насчитывает как минимум три упаковки крабовых чипсов, во-вторых, три банки светлого пива. Хоть Чонвон и считается главной грязнулей клуба, настоящая угроза заключена в Юджин-нуне, и Гаыль-нуна не поймала её только потому, что она прекрасно маскируется.       К счастью, вторая половина помещения, отведённая под шитьё, осталась в чистоте. Нуне хватило совести ограничиться первой половиной. Задёрнув тюль обратно, Чонвон разворачивается и замирает. Чонсон прибирает его рабочее место, раскладывая образцы ткани по стопкам. Когда Чонвон понимает, что Чонсон скоро заметит спрятанную за монитором фотографию, то пулей срывается с места.       — Напугал, — Чонсон вздрагивает. Схватив стеклянную рамку, Чонвон судорожно прячет её в первый ящик и прижимается к нему пятой точкой. — Ты чего?       — Это… личное.       На самом деле ничего личного на фотографии нет. Просто там Хёнсо, Чонвон и Дживон на выпускном, а Хёнсо и Джей были близки. Чонвон не соврёт, если скажет, что Хёнсо любила Джея чуть ли не сильнее его. Если Чонсон увидит форму их старой школы, он мигом всё вспомнит.       Чонвон не хочет, чтобы Чонсон вспоминал.       — Сонбэ, — вполголоса зовёт Чонвон, и Чонсон послушно подаётся к нему. — Я не планировал убегать.       — А я — ставить тебя в неудобное положение, — шепчет Чонсон, и его дыхание отдаёт лимонными леденцами. — Если тебе нужен только рамён, то хорошо. Я поддерживаю.       — Нет, я…       Чонвон сглатывает, опираясь поясницей о стол и неосознанно пытаясь уменьшиться. Прийти к правильному ответу он не успевает, потому что дверь резко и со скрипом открывается.       — Я официально презираю всё человечество, — объявляет Юджин, остановившись на пороге, и встаёт в воинственную позу. Кихо и Коюки, сбитые с толку, переглядываются. Чонвон знает, что за представление начинается, поэтому восстанавливает равновесие и тяжело вздыхает. — Всё человечество прогнило и опустилось до каменного века.       — У меня есть заначка, — говорит Чонвон, и Юджин сияет. Они говорят про крабовые чипсы, которые после пятой пары из автоматов с закусками обычно раскупают. — Но я не поделюсь, потому что ты оставила вчера беспорядок.       — Что? Ян Чонвон, это не я! — возмущается Юджин и мимоходом кланяется сонбэ. Когда она начинает приближаться, Чонвон шустро наклоняется и вытаскивает из последнего ящика металлический ключик. — Как это ты не поделишься с нуной? У нуны скоро начнётся ломка.       — Нуна могла убрать за собой, — отвечает Чонвон, и взгляд Юджин опускается к его пальцам, сжимающим ключ.       — Это Гаыль-онни. Меня вчера здесь даже не было.       — Я тебе не верю.       Юджин прищуривается, и Чонвон напрягается, готовый уносить ноги. Самое время, потому что нуна тянется к его руке, и Чонвон срывается с места. Его пытаются догнать. Сделав вокруг своего стола целый круг, Чонвон хватает Чонсона за плечи и прячется за его спиной. Юджин тормозит, заскрипев подошвами конверсов.       — Чтобы обвинять нуну, это нужно совсем приличие потерять, — трагично произносит Юджин, и Чонвон хихикает. Да, ему было стыдно за бардак, но дурачиться с Юджин-нуной всегда весело. — Сонбэ, отойдите, пожалуйста.       — Я бы с радостью, — растерянно откликается Чонсон, и Чонвон разворачивает его, спасаясь от острых ногтей нуны. — Чонвон-а.       — Подождите, сонбэ.       Пнув ногой офисное кресло, Чонвон проскальзывает между стеной и столом, и Юджин вдруг возникает прямо перед ним. Не скрывая смеха, она изображает странные взмахи, напоминающие боевые искусства. Чонвон с ухмылкой карикатурно повторяет.       — Я мальчиков не бью.       — Думаешь, я бью девочек?       — Ха!       Дверь снова распахивается, причём на этот раз ещё громче. Одетая в искусный брючный костюм, Гаыль поправляет выпрямленные волосы и прикладывает ко лбу сложенные пальцы.       — Пэрри Эллис, известный дизайнер спортивной одежды, умер в возрасте сорока шести, — мрачно начинает нуна. Юджин, едва сдерживаясь, встряхивает Чонвона за капюшон худи и указывает на застывших Кихо и Коюки. — Я же покину наш мир, не достигнув и двадцати одного. Покину, исполнив долг перед обществом.       — А вы все в швейном такие… драматичные? — со скрытой усмешкой интересуется Коюки, и Гаыль выпучивает глаза. — Ждали только тебя.       — Что… Почему вы не остановили меня?! — уныло восклицает Гаыль, точно в любой момент заплачет, и прячется в ладонях. Потом глубоко кланяется Кихо и Чонсону. — Боже, простите. Я думала, пришли только Чонвонни и Юджинни.       — Позавчера ты умирала, как Кристиан Диор, — фырчит Юджин и выхватывает у замешкавшегося Чонвона ключик. Оказавшись около его стола, Юджин отгоняет Чонсона взмахами ладоней и, наконец, получает шуршащие упаковки.       — Я вас закопаю, — цедит Гаыль, на что Чонвон и Юджин весело переглядываются. — Боже, сонбэ, Чонсон-щи, Коюки-щи, простите. Боже, стыдно-то как.       — Да нет, почему? Я даже не знал о такой стороне Ким Гаыль. На собраниях ты обычно… — задумавшись, Кихо смотрит в сторону. — Тревожная?..       — Вам троим бы в театральный, — хмыкает Коюки и присаживается в кресло Юджин.       — Сделайте вид, что вы этого не видели.       Оказавшись у своего стола, Гаыль неловко улыбается Кихо и включает ноутбук. Кихо молча ставит перед ней картонный стаканчик.       — Давай общаться неформально, раз мы теперь соклубники? — предлагает Кихо и опирается бедром рядом с Гаыль. — Я не против даже «оппы».       — Не знаю, сонбэ, как-то неудобно…       — Я «за»! — набив щёки чипсами, Юджин выставляет для Кихо большие пальцы. — А в честь сближения оппа угостит младшеньких говядинкой?       Кихо теряется, оставаясь с приоткрытым ртом. Заняв кресло Чонвона, Юджин отталкивается от пола и медленно прикатывается к Чонсону. Тот косится на неё с явным опасением.       — Или, может, Пак Чонсон-оппа хочет покормить донсэнов?       — Ну… если ты настаиваешь… — боязливо отвечает Чонсон и оглядывается на Чонвона. Тот запрыгивает на свой стол и пожимает плечами, — …то давай?       — Класс, теперь вы мой самый любимый оппа! — прищёлкнув языком, Юджин крутится вокруг себя и в конечном счёте оказывается напротив последнего сонбэ. — Что скажет Коюки-онни?       — Хватит, Юджин, мы не бедствуем.       Гаыль, что-то печатающая в ноутбуке, одаривает Юджин ледяным взглядом. Этот взгляд на Юджин, конечно же, не действует, и она картинно стенает.       — Тэхён-хён тоже отказал с говядинкой, — с притворным сочувствием говорит Чонвон и выпячивает нижнюю губу.       — Только Юджин-нуна заботится о тебе, — продолжает стонать Юджин, и Чонвону требуется приложить много усилий, чтобы не рассмеяться. — Все люди вокруг фальшивы, Вони. Только Юджин-нуна готова потратиться.       — Я тоже так думаю, — закивав, Чонвон горбится. — Кто они такие, эти Тэхёны, Бомгю, Гаыль? И пальцем не пошевелят, чтобы…       — Переста-ать.       Чонвон мигом спрыгивает со стола. Юджин утирается тыльной стороной ладони и тоже встаёт, вытягиваясь в струнку. Если Гаыль перешла на урчание, значит, код красный. Рискованно. Лучше помолчать.       — Да, кстати, спасибо, что прибрались, — продолжает Гаыль уже мягче, и Юджин молча тычет в Чонвона, мол, я же говорила! — Я вчера допоздна работала… Айгу-у, получается, мой образ точно разрушен. Я грязнуля.       — А по мне ты так только милее, — Кихо передвигает последнее свободное кресло, и Гаыль с застенчивой улыбкой занимает его. — Что ты придумала?       — Сначала мерки, — вытащив из стаканчика карандаш, Гаыль ведёт им между Чонсоном и Коюки и цепляет зубами тёмно-красную губу. — Я составила тридцать пять вариантов для первых нарядов на открытие концерта, но мне нужно знать, что будут исполнять. Рок? Рэп? Баллады?       — Бомгю-хён отвечает за репертуар, — Чонсон неловко топчется у двери, поэтому Чонвон плавно направляет его к своему месту. — Хочешь, я позвоню ему?       — Я сама.       Сначала Гаыль стучит по клавиатуре ноутбука, потом переключается на экран телефона. Едва по громкой связи раздаются гудки, Гаыль хмурит брови и отходит к шкафу за пастельно-розовой папкой.       — Чего надо?       — О, оппа!       Мастерски балансируя на высоких каблуках, Гаыль грациозно подбегает ко столу и опирается на локти. Из динамика идут неприятные шумы, и все морщатся.       — Подожди! — около десяти секунд противного скрежета, и голос Бомгю становится чище. — Детка, что ты хотела?       — Оппа, мне нужна твоя помощь.       — Ладно, — отвечает Бомгю и… отключается.       Гаыль выпрямляется, хлопая накрашенными ресницами, и потерянно оглядывается.       — Сейчас придёт, — говорит Чонсон и из-за всеобщего внимания смущённо чешет заднюю сторону шеи. — Он всегда так, когда где-то рядом.