Уникальный

Поборов все свои страхи молодости, добившись главной цели, – осчастливить жителей Харрикейна – Генри поверил, что жизнь его переменилась и была уж лучше некуда. Дела шли в гору, бизнес развивался, а здание закусочной с удивительными аниматрониками никогда не пустовало днями напролёт. О нём, как и о Фредбере со Спрингбонни, горожане сказывались положительно, гордясь, что их маленький всеми забытый городок начинает процветать. Не было бы всё столь безупречно, если бы Генри заботился о заведении и о приходящих поглазеть на настоящих роботов детях в одиночку. Уильям всегда был рядом, готовый помочь. Своему делу он отдавался с той же любовью и с тем желанием, коим обладал и Эмили. Вдвоём они отлично справлялись с обязанностями, руководили небольшим по количеству людей персоналом, всячески улучшали условия работы для сотрудников и придумывали интересные мероприятия для развлечений малышни. Любили лишний раз выйти на сцену в костюмах с золотистым в ярком свете мехом, ощущая полный комфорт, словно два механических создания становились их естественными образами. В семье Эмили много лет царили уют, взаимопонимание и бесконечная любовь. Конфликты не возникали почти ни разу, и то при лёгкой пустяковой ссоре Генри и Джен моментально мирились. Дочка Шарлотта, что лет с пяти звала себя по-простому Чарли, в друзьях имела с половину детей городишко. Были у неё товарищи и закадычные, и те, кто общался с Чарли недолго из-за разных причин, будь то переезд или ребячьи дискуссии. Тем не менее девочка была общительная и дружелюбная со всеми, к тому же оставалась со всеми честной, искренней, в доме являлась главной помощницей, а в мастерской Генри Шарлотта Эмили звалась правой рукой своего отца. Она быстро запоминала, училась и с раннего возраста питала любопытство к сложным чертежам, механическим игрушкам и к роботам, которых делал глава семьи. Её брат-близнец Сэмми изобретать и строить не любил. Он любил наблюдать за простыми вещами, происходящими в мире, и находить в этом что-то необыкновенно замечательное. В раннем детстве это были машины и усыпанное не похожими на друг друга облаками небо, где можно порой увидеть нечто завораживающее и волшебное. Когда мальчик чуть повзрослел и научился понятно изъяснять то, что хотел донести, он стал запечатлять красивые мелочи и описывать их. Делал он это, между прочим, необъяснимо достойно, и Дженнифер насчёт его умений даже предлагала в будущем записать сына в какой-нибудь кружок или клуб писателей. Если говорить в общем, у каждого члена семьи Эмили были свои заботы: Джен никто другой не превзошёл бы в умении шутить и поддерживать, Чарли была главным инициатором в любых затеях и делах, Генри был готов творить и реализовать что угодно ради родных людей, а Сэмми по вечерам описывал в красках прошедший день, сочинял и собирал таким способом всё семейство вместе. Проходило время, жизнь разнообразностью дней и испытываемых эмоций переливалась всеми цветами радуги, у Генри появилось то, чего, кажется, у него на деле не было в ранней молодости – настоящий смысл жизни. Создавать счастье вокруг, для себя и других. Лучше этого и быть не может.

***

По окончанию одного ничем не примечательного рабочего дня, который закончился для Генри раньше, чем принято, – в половину шестого – Эмили вернулся домой, решив не задерживаться попусту. Чарли и Сэмми уже должны были вернуться из школы и, как им прилюбилось ещё с ранних лет, играть на заднем дворе. Каждый вечер, паркуясь в гараже и после встречи с женой направляясь туда, Генри гадал, что за приключения в очередной раз придумали эти фантазёры. У них то пираты, то феи и колдуны, то спасения от великанов из детских книг, воображения, как правило, хватало на бесконечные новые и новые выдумки. Этим самым днём, перейдя порог своего двухэтажного окутанного аурой вечной любви, уюта и добра дома, Генри впервые за года два поприветствовала гробовая тишина. Он окликнул Джен и не спеша разделся, так и не получив ответа. Может, решили прогуляться втроём? В магазин или на детскую площадку. Это вполне возможно. Другое дело дом... Казалось, что он вовсе никем не покинут. Эмили не объяснил бы возникшего чувства, но внутренне он как будто понимал, что в окружающих его стенах кто-то точно есть. Он безошибочно распознавал, что дом пуст, если Джен куда-то уходила, если не слышны были крики и возгласы детей. Но сейчас, несмотря на полную тишь, Генри знал, что домашний очаг никто не мог оставить и не оставлял вообще. Иначе он бы это тотчас ощутил. В доказательство его убеждений что-то громыхнуло в гостиной. Ага, он правда не один. Тогда... Пока не было Генри, они решили устроиться на дневной сон? Наверное, Дженнифер захотела вздремнуть и умудрилась уложить неугомонных детей. В голову забралась мысль, что это невозможно – усыпить буйную и энергичную Шарлотту и не замолкающего выдумщика Сэмми, но такая женщина как Джен Эмили способна на всё, на что не способен любой другой, в том числе и Генри. Потому судить ситуацию по себе он не мог. Он окончательно принял собственное предположение верным и уже собирался заглянуть в гостиную, чтобы высмотреть в приглушённом шторами свете мирно лежащую фигуру жены, как на него обрушился внезапный громкий воодушевлённый крик, отчего Генри перепугался и инстинктивно задел рукой выключатель, чтобы озарить лампами люстры помещение. В этот момент его подхватили и втащили в комнату. Джен, Уилл, Мия с улыбками до ушей, дети Афтонов, весёлые Чарли и Сэм. Эмили хотел бы улыбнуться от облегчения и вспыхнувшего трепетного чувства, но с перепугу не сразу смог понять, что тут происходит. — В-вы чего здесь делаете...? — Как чего?! – спросила Дженнифер, крепко обвивая его шею. Генри чуть не опрокинулся в бок, но, к счастью, вовремя перенёс вес своего тела на стену. – Праздновать будем! Как принято у нас – ежегодно! — Пять лет с момента открытия! – поясняюще воскликнул Уильям и по-дружески обхватил Эмили за плечи. – Забыл, что ли, партнёр? Растерянный Генри покосился на календарь, что висел в гостиной у столика со светильником. Ну и ну! Впервые за столько лет забыл о таком событии! У Афтонов и Эмили была идиллия каждый год собираться на дату открытия "Семейной закусочной Фредбера" и отмечать до позднего вечера: вспоминать, размышлять, смеяться и радоваться тому, что у них в жизни происходит, всем вместе. Осознание помогло избавиться от эффекта неожиданности, и Генри от него во всю заулыбался. — Я всё думал: с какого дозволения ты пораньше домой свалил? – обратился он к Уильяму со смехом. – Ещё захожу, слушаю, никого. Вы собирались меня в больницу с приступом отправлять? — Вышло бы круче, если бы кое-кто потише сидел, – заявила Джен и прописала для Афтона подзатыльник. — У меня не было в планах устраивать этот детский сад, – высказал тот насуплено, хоть и старался, скорее, выглядеть равнодушным. – Цветы б ему подарили в вазочке, чего мелочиться-то? За крышу над головой, за успех и за великодушного, умнейшего на свете человека, с которым сотрудничает наш Генри Эмили. — Ох, несомненно, спасибо тебе, Генри Эмили, что сотрудничаешь с таким амбициозным выскочкой! – Джен с силой встряхнула Генри за ладонь и чмокнула в щеку, самодовольно поглядывая на строившего из себя обиженного Уилла. Насмеявшись, Эмили уставился на Мию, та тоже поздравила его со знаменательной датой, продолжая между тем тихо успокаивать младшего сына семьи Афтонов, который пугливо метался взглядом широких тёмных глаз по лицам взрослых и сильней прижимал к себе плюшевого мишку. Эван Афтон был пуглив в свои неполные три года, и любой громкий шум всё ещё пугал мальчишку не на шутку. Приходилось пояснять ему, что творится и почему не стоит этого бояться. Что касается двух старших детей – они уже пулей выскочили из гостиной вслед за Чарли прямиком на задний двор, а Сэмми убежал на кухню, вызвавшись помочь маме с тем, чтобы накрыть на стол. Разговоры с той минуты не утихали ни на секунду. То смешки по прошлому, то глупые воспоминания о молодости, сладкие, как любимая конфета, какую довелось попробовать впервые за долгие годы, и вкус которой стал куда слаще и обворожительней. Чаепитие с пряностями устроили в кухне. Уильям и Мия поделились тем, что планируют летом уехать из Харрикейна куда-нибудь на отдых, добавили о семейной жизни, о проказах Майка Афтона (им определённо находилось, что сказать об этом мальчугане). Джен, как обычно, в любой теме для обсуждений была во все уши, увлечённо задавала вопросы, интересовалась подробностями о чём-то, Генри в основном молча слушал, произнося изредка что-то своё. Часто выглядывал на всякий случай из кухни в гостиную. Там Сэмми показывал маленькому Эвану свои игрушки, чтобы тот перестал пугаться их дома, и сказочно уверял: то они оживают по ночам, то колдуют ему хорошие сны. Эван слушал его выдумки и не произносил ни слова все несколько часов. Афтоны на застолье рассказали, что мальчик говорит. Говорит хорошо, но боится много чего. И незнакомой обстановки в большой компании взрослых людей – тоже. Поэтому помалкивает. Вряд ли это называется чем-то обычным и нормальным. Генри акцентировал на этом своё внимание, но Уильям заверил его, что Эван просто ещё не привык к людям. Он почти всё время проводит с матерью дома и никого, кроме брата и сестры, не видит, оттого и переживает. И не придал бы Эмили этому большого значения, если бы не настороженный и взволнованный взгляд, каким поглядывала на мужа встревоженная Мия.

***

— Ничего ты не понимаешь! – говорила раздражённо Чарли, смотря обиженно на мальчишку. – Я часто провожу время в мастерской папы! Я знаю, как выглядят чертежи и роботы, которые он делает. Он мне столько всего о них рассказывает! И не глупая я, понятно? Майк гнул своё: – И что с того, что рассказывает? В любом случае делать роботов – это не для девчонок. Ты даже не понимаешь, что на схемах изображено, сто пудов не знаешь элементарных обозначений. Мелкая совсем. А я вот игрушки механические сам с отцом делал, ясно? Да ещё какие! Я уж в курсе, что да как в этой механике и в вашей робототехнике... — Не зазнавайся, – проговорила девочка и вспыхнула: – И чего это я – мелкая? — Чего ж не мелкая? Ещё как мелкая! – ткнул Майкл в неё пальцем. – И писклявая... — Да ты выдумываешь всё! Ничего не понимаешь на самом деле, я уверена. Послушал умных слов и разбрасываешься ими. Меня несмышлёной называешь. У тебя мозгов-то в голове, как у фруктов на нашей кухне! — У фруктов? Ага, значит вот как? Сейчас за волосы дёрну! — Попробуй-попробуй! И какой ты после этого умник? Только и можешь, что слабых задирать и девочек за волосы хватать! — Майки, перестань, п-пожалуйства, папа будет ругаться...– еле слышно вмешалась девчонка четырёх лет, сидевшая в траве поодаль от двух ругавшихся. — Подожди ты, Лиз! Я должен научить эту малявку писклявую, как надо со старшими разговаривать. — Тю! Тоже мне! Нашёлся здесь старший! – скривилась Чарли и показала Майку язык. – Восьмой год миновал, вот это я понимаю. Взрослый уж хоть куда! — Умная, что ль? Слов для меня набралась? – огрызнулся мальчик. – Мне тебя за язык потянуть труда не составит... — Майки! Шарлотта и Майкл одновременно замолкли и уставились на рыжеволосую девчушку в розовом платье, приходившуюся мальчугану сестрой. Элизабет тем временем расстроенно шмыгала носом и потирала свои большие зелёные глаза, уже собираясь разреветься. — ...Хей, Лиззи! – опомнилась Чарли и осторожно подползла к девочке, заключая её в объятия. – Прости, пожалуйста! Прости нас, мы просто... ты испугалась? Хей! Всё, всё! Мы больше не кричим, видишь? Бедняжка...– она прижала Элизабет к себе и гневно сказала парню, что вдруг испугался выступивших слёз крохи: – Сестру свою доводишь этими выходками. Она плачет! — Ты не лучше себя ведёшь, – проворчал Майк, но заметно смягчился. – Да ладно тебе, Лиз, не переживай. Мы всего лишь повздорили... Чего ты, в самом деле? — Если бы ты не вёл себя, как дурак, я бы на тебя не подумала кричать! Я вообще ссориться не люблю. А тебе, кстати, велено было за Лиззи присматривать. А она тут в слезах вся сидит. Вот обрадуется дядя Уильям! При упоминании Шарлоттой имени его отца, Майкл мгновенно помрачнел и стушевался. — Ладно-ладно! Я понял, заключаем мир! Или временное перемирие. Но успокой её, а? Лады? Я совсем не умею этого, а так она не прекратит. — Что ж ты будешь делать! – фыркнула на него Чарли. – В общем, мир. А теперь давай, Лиз, успокаивайся. Мы вот прям сейчас помирились, видишь?.. Всё хорошо, всё хорошо... Не надо больше плакать, а то твои мама и папа расстроятся. Сегодня все должны улыбаться и смеяться! — П-папа...– всхлипнула на это Элизабет. – ...будет з-зл-литься. — Не начинай, я тебя прошу, – умоляюще прошелестел Майкл, озираясь на дверь, что ведёт в дом с заднего двора. Он неловко потоптался на месте и, проверив то, что плачущую и хныкающую Элизабет никто из взрослых не услышал, присел на зелёную траву к девочкам. Чарли в этот момент легонько поглаживала его сестру по волосам, и та вскоре всё же успокоилась, продолжая надёжно прижиматься к груди младшей Эмили. — Ну? Успокоилась? – заглянул в лицо Лиз Майк. – И для чего было реветь? — Почему ты не можешь помолчать, раз не говоришь ничего нормального? – сверкнула глазами Шарлотта, пихнув Афтона в левый бок. – Тебя дома не воспитывают? — Как не воспитывают? Вообще-то воспитывают, – ответил ей мальчик и сложил руки на поджатых коленях. – Не веришь? Чарли тяжело вздохнула и уронила голову на чужую рыжую макушку. – Не знаю. Но не очень похоже. Ты постоянно задираешься и смеёшься над детьми, кто слабей и младше. Как с таким как ты разговаривать? Потому-то у тебя и друзей особо нет. — У меня есть друзья, если ты не в курсе, – сообщил нервно Майкл. – Они со мной прекрасно находят общий язык, потому что они, в отличие от тебя... — Тоже дурачки? – закончила за него девочка. — Нет. – буркнул он, не находя ничего остроумного. Воцарилось обоюдное молчание, при нём детям лучше слышалось колыхание невысокой травы вокруг и шелест крупных зелёных листьев старого дерева, давно растущего во дворе Эмили. Благодаря его существованию со стороны забора не был виден весь первый этаж дома, не считая окна отдельной комнаты, что стала своего рода прачечной, и оттого казалось, будто нижняя часть здания поглощена густой пышной листвой, как вязкой таинственной гущей. Чарли нравилось это дерево загадочной древностью и многообразием возможностей к использованию, – оно для неё оставалось любимым местом в прятках, других играх, и, будучи ловкой девчонкой, она любила взбираться на него, а иногда и перелезать на толстую мощную ветвь аж с окна спальни Сэмми. — Любишь карабкаться по деревьям? – спросила Чарли неожиданно для себя, обращаясь к Майку. — Люблю, – совершенно спокойно ответил он. – У меня это превосходно получается. — М-м-м...И чем тебе это нравится? Может, ты игры какие-нибудь знаешь, где нужно по деревьям взбираться? Я бы не против поиграть. Я давно это умею. — Не свалишься? Мелкая ве-, – мальчик нахмурился своим же словам и постарался максимально расправить сгорбленные плечи, поправив положение: – То есть, я собирался сказать, что игр у меня на выбор нет и не было. Но так-то я неплохо приловчился лазать даже по высоким. Лет с пяти или шести, ну, если за мной гонялись, чтоб поколотить. Я был единственным из толпы беспризорников, кто умел. – гордо завершил он. "Беспризорников". Интересный у него круг общения, ничего не скажешь... Чарли понятливо кивнула и, не находя подходящих тем для разговора, предприняла попытку сильней разговорить старшего: – Почему твой брат не играет здесь? На улице? — Он? Да ты чего! Ему нельзя быть далеко от нашей матери. Иначе мне за ним присматривать, а я... да ни за что на свете...! Хнычет вечно, сопли жуёт, настоящий хлюпик. — Почему он настолько пугливый? – невольно полюбопытствовала Шарлотта. – Твоя сестрёнка вон, и то меньше пугается. А ведь тоже младшая. — Тебе зачем знать? – подозрительно посмотрел на неё Майкл, бросил короткий взгляд на Элизабет, что встала и пошла к двери в дом, и, расслабившись, распластался по траве. – Я не знаю, почему, честно. Чтоб наверняка – нет. Но он такой бесполезный с пелёнок. Постоянно, – без шуток! – постоянно ныл и ныл. И сейчас ничем не лучше. Вечные слёзы и по пустякам. Меня он уже бесит. — Ну, твой брат ещё мелкий, наверное, осмелеет потом, – предположила Эмили, тоже укладываясь на спину. Папа по правде говоря запрещал в белоснежных футболках возиться в зелени, но девочке тогда больше хотелось не правилам следовать, а быть с Майком на...одной волне? Чтобы он оценивал её как собеседника. — Ага, конечно. – выдал со смешком тот. – Я не был трусом никогда, поэтому сомневаюсь, что Эван когда-нибудь перестанет выглядеть жалко. — А это нормально – то, как ты о нём говоришь? — Что тебя опять не устраивает? — Да ничего, – примирительно заверила Чарли. – просто ты такие слова знаешь. Они... — Какие же они? — Ну... Странные. Вернее... Можно было и без них, вот. Как-то так. Просто когда ты разбрасываешься похожими словами о ком-то, типа "жалкий" или "бесполезный", это выглядит для меня чутка грубым. — Это для тебя, – отрезал Майк безразлично. – А я ничего плохого в этих словах не вижу. Отец часто их говорит. Чарли недоумевающе покосилась на него, потому что голос мальчишки осел на последних словах. Глаза раскрылись, прежде сонные и ленивые, а кожа на лице успела приобрести оттенок болезненный. Шарлотта предположила, что Афтон вспомнил о чём-то излишне неприятном. Майкл похлопал ресницами в пустоту и в ту же секунду принял вид безмятежного, но у него не слишком профессионально вышло. — Я бы сходила к вам в гости как-нибудь, – непринуждённо заговорила Чарли. – Посмотреть, что у вас там за воспитание с помощью таких слов. – она, правда, шутила и хотела немного приободрить Майка, но он наоборот сделался причудливо бледным, а взгляд его как от предчувствия грядущей опасности помутнел. — Отец не любит гостей. — Разве? Но мой папа часто приходит к твоему, или нет? – Чарли приподнялась на локтях, изучая лицо парня. — Дядя Генри – деловой партнёр моего отца. У них общее дело, – сурово изрёк мальчик. – И они также дружат давно. Поэтому отец и не против. — А я, что? Мешаться буду? Я ж не собиралась громить его мастерскую или что там у него... — Кабинет и мастерская в подвале. – механически изложил Майкл. — Вот! А-а-а... У вас, получается, гостей в доме совсем-совсем не бывает? — Не бывает. — И ты друзей своих не зовёшь? — Шутишь, что ли? – зыркнул на неё Майк. – Нет, конечно! Я что скажу: мне категорически запрещено с ними разговаривать, потому что они для него...не лучшие в качестве друзей. И речи быть не может, чтобы ему кто-то из них на глаза попался, а он каждого моего друга в лицо знает. Чарли озабоченно таращилась на Майка и недоверчиво щурилась. – Ладно тебе. Страсти тут говоришь мне зачем-то. Пугаешь или прикалываешься? Навряд ли дядя Уильям заслуживает того, чтобы ты о нём такие ужасы рассказывал. — Тебе ли знать истину, малявка? – брякнул ей Майкл. – С чего столько вопросов? Не ты ли утверждала, что со мной невозможно общаться? – он насмешливо скривился. — Я же не хочу снова ссориться! – воскликнула Шарлотта, отгоняя появившееся желание стукнуть парнишку по лбу, потому что ухмылка у него получалась чертовски паршивая. – Налаживать беседу пытаюсь, зачем враждебно себя вести? Наши семьи как-никак близки... — И что? Наши семьи – полная противоположность друг другу, – холодно предъявил ей мальчик. – Смысл болтать об этом? Ты нашу семью никогда не поймёшь. — Почему это не пойму? — Потому что. Во-первых, ты мелкая. Во-вторых, ты очень-очень-очень-очень глупая. — Ах, я-то глупая? – обозлилась Чарли. – У кого мама на оценки жалуется, у меня, что ли? — Тебе нечем похвастаться, кроме оценок! – хихикнул Майк и состроил рожицу. – Точно, забыл, ты, в плюс к оценкам, по деревьям умеешь лазать! Конечно! Ну, любая мартышка это умеет. Поздравляю, ты на их уровне. — Обязательно вести себя так гадко?! – Шарлотта пнула его в бок и отвернулась, поджав колени к груди. –  Беспризорник настоящий. — Мамочка и папочка твои не рассердятся, если услышат, как ты со мной разговариваешь? — А они не услышат! И тебе ли есть до этого дело? — Ха! Видишь! Сама начинаешь огрызаться и маячить, и это я у тебя грубиян и дурак! Давай, а теперь пробуй меня обозвать более обидно. Чарли уставилась на него не в силах подобрать слов. Распахнувшийся рот от чужой дурости букву "О" образовывал. Что этот мальчишка за полоумный какой-то? Сначала обзывается, потом начинает болтать по-человечески, но через пару минут снова!.. — Болван. — Ещё. — Ну, дурак. — Пф, – Майк присвистнул, – Это всё? Чарли прикусила губу изнутри, припоминая слова, какие слышала от незнакомых детей, ребят из школы и редко от взрослых и родителей. — Проблематик с выкрученными мозгами! Майкл удивлённо на неё моргнул и впечатлённо расхохотался, плюхнувшись головой обратно на землю. – У тебя лицо всё красное! Как у помидора. Боже мой! Где ты слышала это чёртово выражение? — Откуда мне помнить? – сердито спросила девочка. – Не имеет значения. Но зато я уверена в том, что тебе оно идеально подходит. — И что может тоже подойти? – испытующе уцепившись за её взор, поинтересовался мальчик. – Или это единственное оригинальное обзывательство? — Нет, не единственное! – перебила Чарли буйно. – У тебя из ушей серое вещество вытекло! И вообще, ты... — Майк. Чарли осеклась, не договорив до конца. Щёки её залились румянцем – ясно же, что ругань девочки и эти дурацкие оскорбления по счастливому стечению обстоятельств слышал не один Майкл. Тот, когда до него донеслось, как его назвали по имени ледяным стальным голосом, побледнел и походил миной на фарфоровую маску. Шарлотта была бы рада посмеяться над трусостью мальчишки перед родителем того, но дядя Уильям, возвышавшийся над ними двумя высоченной фигурой, смог напугать одним видом и Эмили, оттого у неё вся накопившаяся злость на Майка Афтона исчезла бесследно. Парень несмело отвернулся от непонимающей девчонки и поднял голову на отца, серые глаза которого пронзили его насквозь цепким липким холодом, моментально зародившимся в груди от страха. — Да? – он прозвучал сипло. Так сипло и испугано, что внутри у Чарли сердце ёкнуло. Майк испугался своего отца. Но не из-за того, что они с ней тут словечками грубыми обменивались, верно? Это абсолютно другое по уровню чувство. Почему же он сейчас боится? – Папа? — Мы уходим, Майк, – сообщил сыну Уильям ровным мягким тоном, что не сочетался с его безэмоциональным выражением на лице. – Мама, Лиз и Эван уже в машине. — А...– Майкл кое-как оклемался, уставился на Чарли и сперва не спешил подниматься с травы, будто не успел отойти от накрывшего шока. Дядя Уильям показательно кашлянул, на что мальчик бодро вскочил на ноги и поспешно залепетал: – Да-да, п-понял. Я иду. Иду, пап, иду... Он натужено растянул пересохшие губы в любезной улыбке, слегка прикусив нижнюю и сложив вспотевшие ладони за спиной. Отец по-доброму улыбнулся ему в ответ и внезапно перевёл внимание вместо Майка на не двигавшуюся с места от незначительного ступора Чарли. — Как поживаешь, Шарлотта? – спросил он. — Замечательно. – тихонько и кратко ответила девочка и отчего-то съёжилась. — Твой отец хвастался, что ты помогаешь ему в работе. Как ассистент. Это правда? — Ага, – выплюнула она, голова её медленно и неконтролируемо склонилась вниз. Дядя Уильям частенько вёл себя странно или жутковато, непонятно улыбаясь. Не было понятно, что за эмоция отображалась на лице. Хорошая или нет? Чарли, в принципе, привыкла этих загадочных улыбок не замечать, ведь со старшим Афтоном ей не каждую встречу семей доводится поговорить, а значит нет смысла заострять на деталях внимание и беспокоиться попусту. Да и нельзя сказать, что так всё пугающе выглядит, если начистоту. А то, что наговаривал на родного отца Майкл – это обыкновенное преувеличение некультурного хулигана. Дядя Уильям демонстративно хмыкнул. Неопределённая улыбка не сходила с его лица. – Это похвально, без преувеличений. Моему сыну следует у тебя поучиться, Шарлотта, – он хлопнул Афтона-младшего по спине и посмеялся. Майк от прикосновения оцепенел. – Пользы как от сломанного шуруповёрта. Зато проблем хватает. – мальчик надсадно хихикнул, как бы говоря, что прозвучали слова отца смешно, но правдиво. И, покорный, не осмелился ничего более сказать. Трудно поверить, что это именно он за сегодня столько раз нагрубил Чарли, без устали обзывался и грозился волосы вырвать. — Что ж, Майк, почему бы тебе не попрощаться со своей маленькой подружкой? Надо ли уточнять, что дети имели ничуть не дружеские отношения, а в школе были формальными врагами? Майкл хулиганил где не поподя и докучал Шарлотте, её подругам и товарищам обидными проказами. Но он на предложения отца попрощаться не отказал. Торопливо бросил: – Угу. Да. До встречи, Чарли, – и поспешил убраться в дом Эмили, а дядя Уильям, махнув на прощание Шарлотте, неторопливо побрёл вслед за старшим сыном. Чарли с любопытством наблюдала за ними, не находя, в общем-то, ничего ужасного в том, что в тот момент происходило. Однако, несмотря на безвредность столкновения со взрослым, её мучил вопрос: Что это, собственно говоря, вообще сейчас было? Что за перемена поведения у давно отбившегося от рук Майкла? Что за наигранно добрая улыбка дяди Уильяма? Казалось, словно у них между собой что-то было не так. Словно у них что-то не в порядке. Впрочем, стычка вышла безобидной, а потому не следует спешить с выводами, так? Всё же хорошо. У Чарли всё хорошо, ничего страшного не случилось. Да, Майк знатно подпортил настроение невежественным поведением, но разве девочка планировала ходить оставшийся день опечаленной лишь по той причине, что этого и добивался парнишка, не умевший вести беседу как положено? Она знает Майка не первый день, она видит нахальство с его стороны в школе, когда мальчик начинает доводить учителей или устраивать несмешные розыгрыши над остальными детьми. Чего Шарлотта ожидала? Спасибо Майклу Афтону на том, что не выходил за пределы разумного, а отделался выводящими из себя фразочками.

***

Первая неделя мая была солнечной и жаркой. В этот прелестный промежуток времени желание учиться плавно переходит на второй план. Дети проводят половину дня на улице, гуляют до заката солнца, порой забывая напрочь об уроках. Шарлотта обожала май больше, чем месяцы лета. Потому что именно в май тепло приближающегося лета чувствуется по-особенному мечтательно. Досуг становится насыщенней. И лимонад преобладает чудесным освежающим вкусом. В ясный субботний день девочка захотела поехать на работу с отцом, пока мама и Сэмми надумывали отправиться сначала в магазин, а после обеда в парк. Чарли неизменно нравилось проводить некоторые выходные в семейной закусочной за компанию с папой. Там полно ребятни, с которой она не прочь подружиться, там её любимые Фредбер и Спрингбонни, поющие песни на сцене, там и сам отец, которому никогда не помешает помощь смышлёной дочки. Конечно, он не позволял той перенагружаться, и помощь состояла в основном в помощи с уборкой или с проверкой исправных деталей аниматроников (Генри разбирал отключённых роботов, осматривал и собирал заново, а Чарли с интересом наблюдала и подавала ему нужные детали). И вот работа подходила к концу. Часы показывали начало восьмого, когда старший Эмили подготавливал маскотов заведения к завершающему выступлению и настраивал их программу исполнения песен. В помещении царила блаженная тишина, нарушаемая лишь щёлканьем вставляемых механизмов и скрипом пружин. Шарлотта сидела на стуле у огромного стола мастерской и следила за каждым действием отца, за тем, как тот обращается с Фредбером и со Спрингбонни. А за этим точно можно понаблюдать и кое-что уяснить – папа любил их не понарошку. Для него собственные творения были прямо-таки друзьями. Чарли приятно было замечать эти изюминки в отношении и поведении отца, в будущем она мечтала тоже научиться делать роботов, ценить сотворённое, как родное сердцу, и радовать людей удивительными механическими существами, созданными с душой. Ведь это и есть волшебство, не так ли? — А им не больно? – спросила в какой-то момент Чарли, нарушая молчанку. Генри, не отвлекавшийся от финальной операции, закрепил голову медведя и облегчённо вздохнул, не сразу переспрашивая: — Что-что, милая? — Им не больно, когда ты собираешь их и разбираешь? — Конечно нет, – мягко успокоил отец. – Я же не ломаю, а всего лишь перенастраиваю. Они отключены, а это как сон. Так что никакой боли для них. Чарли вгляделась в стеклянные глаза лежащего на полу Фредбера и задумалась вслух: – Кажется, что они прям как настоящие, когда выступают. Двигаются и издают звуки. Как будто магические. И живые, и неживые в одно время. А роботам вообще может быть больно? — Если мы не ломаем и не вредим им, то сомневаюсь, – неоднозначно сказал папа и пожал плечами. – Сложный вопрос, на самом деле. Если хочешь, я найду в шкафу книгу попроще, и мы вместе почитаем. Ты получше узнаешь, как эти пружинные ребята устроены. – он похлопал Фредбера по громадной голове и весело усмехнулся. — Очень хочу, – участливо согласилась девочка. Она отвернулась к столу, внимательно изучая лежавшие на нём документы и чертежи аниматроников. Наверняка когда-нибудь отец сделает ещё какого-то робота, и тот также будет выступать с Фредбером и Спрингбонни. Здесь как раз находятся наброски всяких зверей, схожих по конструкции с уже имеющимися золотыми медведем и кроликом. Замудрённые схематичные изображения, на которых не с первого раза разглядишь задуманное животное. Но что с самого начала поймёшь, так это где чертежи папы, а где чертежи дяди Уильяма. Разница постоянно бросается Чарли в глаза: у папы всё точно, но как-то просто. Он словно работает над аккуратностью, при этом весь завлечён процессом, и первые наброски его кратки, понятны, в них только ясное представление идеи и никакого пристального внимания, одно искусство. У дяди Уильяма на первых чертежах уже присутствуют детали: уточнения к строению, написанные от руки, усложнённые варианты технологии, по которой будут создаваться роботы, помарки и алгоритмы, письменные сведения. Он сравнивает одно с другим, прежде чем приступать к разработке конечного варианта и никогда не делает чертежи простыми. Чарли по этой причине часто раздумывает о различиях Афтона-старшего и своего отца. Для неё была условная явь: Папа – мечтательный художник; Дядя Уильям – слишком бдительный учёный. И при этом они хорошо ладили и вели дела, дополняя друг друга. Чарли это казалось любопытным. — Куда делся дядя Уильям? — Он уехал час назад по своим делам, – рассказал отец, усаживая аниматроников у стены. – В ближайшие минут сорок должен вернуться. Начнём потихоньку готовиться к закрытию. Поздно будет. — Папа, расскажи, а тебе с ним не тяжело? – Генри удивлённо обернулся на дочь. Он, видимо, постарался серьёзно подумать над ответом, но вопрос Чарли очевидно его рассмешил. – Мне кажется, дядя Уильям бывает очень-очень строгим и хмурым. — Мне тоже иногда так кажется, – согласно кивнул папа, ещё не переставая задорно улыбаться. – Но не думаю, что это обязательно плохо. — А когда вы с ним познакомились? – вдруг стало интересно Шарлотте. – Это давным-давно было? Пару секунд рассеянно подсчитав минувшие года, отец задумчиво протянул: – Познакомились мы с ним в детстве. Мне было...наверное, двенадцать или около того. Мы дружили не дольше месяца, потом расстались надолго, но случайным образом столкнулись снова. Лет пятнадцать, кажется, назад. Я тогда заканчивал учёбу. Судьба, видать... Интересным он человеком был, конечно, не поспоришь... — Таким же строгим? — Почти, – Генри несдержанно хихикнул от нахлынувших воспоминаний. – Это был человек, которого нам с тобой, Шарлотта, никогда не понять... — И тебе с ним всё равно здорово общаться, пап? По-прежнему? Генри отвёл от дочки взгляд, как обнаружила та, слегка помрачневший. Отстранённо помолчал и чуть позже проговорил: — В любом человеке, милая, ты можешь найти что-нибудь завлекательное и славное. Может, в ком-то ты будешь видеть то, чего даже этот кто-то в себе разглядеть не смог. Я нашёл в твоём дяде Уилле нечто особенное и схожее со мной. Он необычен, и мне нравится проходить свой жизненный путь с ним, вот и всё. Это, я думаю, и является крепкой дружбой. – Отец устало перевёл дух. – Сейчас эти парни отправятся на сцену. Иди пока в главный зал, я подойду, как покончу с делами. Девочка кивнула и покинула мастерскую закусочной. Прогуливаясь по коридорчику, ведущему к основному помещению заведения, где и находятся все посетители, она не переставала прокручивать в голове слова отца и то, каким печальным на мгновение показался его взгляд, обычно ласковый и жизнерадостный. Чарли видела папу в компании дяди Уильяма ежедневно, и, конечно же, понимала, что сдружились они задолго до открытия кафе. Их отношения были крепки, полны уважения и сплочённости. Отражалась в этом видимая связь. Но бывало, что по окончанию рабочего дня или после общения с Афтоном-старшим папа превращался в чем-то обеспокоенного, потерянного и, может даже, опечаленного. Маленькая Шарлотта думала, что отец просто уставал от кучи дел, всё-таки много ответственности и обязанностей лежат на плечах организаторов всего веселья, но возникала и та догадка, что Генри Эмили чувствовал себя хуже потому, что проводил с дядей Уильямом внушительное количество времени. А должен ли человек, получающий удовольствие от общения с хорошим другом, так уставать? Многочисленные гипотезы Чарли оборвались – у кабинета Афтона она неожиданно наткнулась на Майкла, которого встречать сегодня уж точно не было в её планах. Он стоял в сером свитере поверх белой рубахи с воротником и в чёрных брюках, неприкаянно прижимался спиной к стене и насвистывал себе что-то. Завидев дочку Эмили, Майк свистнул нотой ниже и подозрительно прищурился. Шарлотта вообще не хотела перед ним останавливаться, но он-то сто пудов учудит сейчас дурость. Ему же невтерпёж насолить людям, а тут ещё и девчонка, над которой он так любит поглумиться лишний раз. Но Майк не сказал ничего грубого и не подставил подножку. Он нелепо ляпнул: — Жарковато, да? — Э-э, ну, д-да...– пробормотала девочка. Это начало супер остроумной шутки? Или проба вывести её на диалог и сделать уязвимой? Афтон промычал и, шаркнув ботинком об пол, уточнил: – В мастерской...тоже? — Тоже. Почему ты в свитере? Оба затихли, пялясь друг на друга, как на пришельцев. Чарли понятия не имела, какие слова надо подбирать для этого мальчишки, а он, кажется, знать не знал, как проводят культурные беседы, и поэтому не в силах был заговорить о чём-то разумном. Неловкая пауза проходила следующие две минуты, Чарли успела кашлянуть из-за пересохшего горла, а Майкл – дёрнуть дверь отцовского кабинета, словно надеясь прошмыгнуть в него и спрятаться. Но дверь оказалась под замком. — Где ты был эти несколько недель? – для вида спросила Шарлотта, как если бы не подозревала о том, что мальчик тяжело болел. — Уважительная причина, – загадкой ответил Майк и всплеснул руками. – Был вынужден, о, не представляешь, как же я скучал по этому чудному месту! — Ясно... Ты тут один? Когда явится твой папа? — Чёрт его знает, – буркнул парень и как-то мстительно улыбнулся. – Пускай и не возвращается. — Если он не вернётся, тебе придётся торчать здесь или в главном зале. – напомнила Чарли, изнутри ощутив возникшее оцепенение. То есть она этого недо-хулигана терпеть не может, но факты ему излагает? Кажется, в её приоритетах было убежать, как только было ясно, что он не настроен решительно девчонку поколотить. — А я не знал, – Майк продолжал улыбаться. Просто...улыбался и не обзывался. Что на него нашло? Звезда с неба на голову упала? – Плевать. Пусть его хоть машина собьёт. Здесь ничуть не хуже. – он взлохматил себе волосы, что до этого лежали изумительно опрятно, и спрятал ладони в карманы штанов. – Я иду в подсобку с хламом. Пойдёшь со мной?                     Пойдёшь со мной? Хах, ну, видать, реально звезда на макушку ему свалилась. Чарли негодующе помолчала и, несмотря на уйму уроков о том, что Майклу Афтону верить нельзя, робко произнесла: — Тебе туда зачем? — Зачем?? Ну ты и... Ладно, не будем заново начинать. За хламом, конечно! – Майк выглядел так, как будто понабрать в охапку шурупов и гаек для него – поход за сокровищами. – Я беру оттуда разное... Пока никто не видит. Всё из старенького может пригодиться. — Ну-у... Я бы, нет, я... Короче, – вдохнула Чарли и попыталась изобразить то выражение лица, которое говорило бы, что вредить ей очень не рекомендуется. – Пойду, но для того, чтоб ты ничего не натворил. — Нянечку из себя строишь? Я понял, – хмыкнул Майкл и двинулся в противоположную сторону от зала. – Буду паинькой. — Какая муха тебя укусила? – не веря своим ушам, задала вопрос девочка, нагоняя Афтона. – С каких пор ты такой примирительный? Мальчик не сказал ничего в качестве объяснений. Ускорил шаг, имея этим в виду: "Будь быстрей." Они вдвоём прошли мимо туалетов, миновали комнату Запчастей, где, как услышала Чарли, находился отец и два сотрудника закусочной, которым тот велел доставить Фредбера и Спрингбонни в целости и сохранности на сцену для финального на сегодня выступления. Шарлотта притормозила усомнившись. Папа запереживает, если не найдёт её в главном зале. Не лучше ли отказаться и бежать туда со всех ног? Зачем ей возиться с Майклом в подсобном помещении, предназначенном для хлама? Не лучшая это была идея, если честно. Но, может быть, Майк в честь скорого прихода лета поумнел? Сделался воспитанней и дружелюбней? Тогда Чарли наладит с ним отношения. Не придётся ссориться каждый визит Афтонов в дом Эмили. Разве не чудно? Да и любопытства ради хочется посетить комнатушку, куда раньше она не ходила, со старыми вещицами заведения и спрятанными украшениями. Они вполне себе годные, и у Чарли появится возможность их утащить и применить как угодно – в спальне собственной повесить и тому подобное. Девочка оглянулась на мастерскую и всё же поплелась вслед за мальчишкой. Голоса посетителей стихли позади, скоро должны зазвучать песни от аниматроников, но Чарли их отсюда не услышит. Подсобное помещение собой представляло тесную комнатку в конце здания. В ней полно железок, старых инструментов, деталек, присутствуют и старые костюмы для аниматоров, которые уже не используются. Подсобка, как правило, всегда закрыта, чтобы маленькие дети, изучающие закусочную вдоль и поперёк, случайным образом не поранились брошенными там инструментами и бывшими частями интерьера. Чарли собиралась уже сообщить о проблеме запертого помещения убеждённому Майку, но тот вытащил из кармана брюк небольшой по размерам ключик и уверенно вставил в дверной замочек. Повернул, раздался щелчок, вызвавший у мальчика самодовольную ухмылку. — Откуда он у тебя? – спросила Шарлотта, зная, что у детей, даже у тех, чьи родители – работники заведения, не должно быть этого ключа. И никаких других ключей! Меры безопасности не позволяют. — Думаешь, я бы ни разу не воспользовался моментом, пока мой отец занят? – оскалился Майкл. – Я изучил каждый уголок в этом здании. И научился брать то, что нельзя, и незаметно возвращать на место. — М-да уж... Она передёрнула плечами, недоверчиво наклонила голову и прищурилась, исследуя скрытую густой тьмой пыльную комнату. В ней обнаружилось куда меньше места, чем Шарлотта полагала. Куча коробок, мало вмещаемых и крупных; из тех и пирамиду сделать было бы запросто. Помимо них в подсобке нашлись ящички для инструментов, что стояли под каким-то металлическим креплением, и обыкновенно сшитые звериные костюмы, их когда-либо надевали и проводили конкурсы для детей, устраивали семейные мероприятия в честь праздников. Но вот во мраке, среди ненужного никому мусора, сохранившиеся полулоскуты выглядели блеклыми и тусклыми, вызывая одно отвращение. Чарли отшатнулась на шаг назад. Тёмное, душное, тесное пространство её не на шутку испугало. Категорически перехотелось туда заходить и изучать другие испорченные некогда ранее вещи. Детям и так воспрещён вход в схожие с этим помещения, а она, получается, нарушит одно или два правила, установленные отцом для дочери. Лучше не рисковать, если та желает дальше ездить с ним на работу. — Давай не пойдём? – обратилась Эмили к Майку. Тот восхищённо разглядывал предметы, заметные глазу, и планировал двинуться прямиком в главное отталкивающее любого нормального человека место в кафе. — Боишься, что ли? – с вызовом отозвался мальчик, подняв брови и двинув уголками тонких губ. — Да, боюсь, – произнесла Чарли с нетерпением. Быстрее бы убраться отсюда. В главном зале комфортней и безопасней. – В этой комнатке куча опасных и острых объектов. Мало ли – поранимся? — Пф, не поранимся мы! Я же иду сюда не в первый раз. Под ноги смотреть нужно. И не летать в облаках. Пошли. И он, не соблюдая ровным счётом никаких приличий, грубо дёрнул Шарлотту за рукав футболки и втянул в темноту. Чарли пискнуть не успела, как дверца за спиной захлопнулась, а Майк с напором протолкнул спутницу вглубь подсобки. — Что ты делаешь?! – возмутилась до предела девочка. – Мне больно! — Да ладно тебе, малявка. Я же показать хочу одну штуковину, а ты глупо трусишь! — Сдалась мне твоя эта штуковина. – она была вне себя от смешанных воедино страха и ярости. – Выпусти меня, иначе папу звать буду! — Ну-ну-ну, зачем? – Афтон схватил Чарли за плечи, сильно стискивая, несмотря на то, что видом мальчишка был крайне худощав, без намёка на натренированные мышцы. – Почему ты не хочешь узнать меня получше, м? — Я? С чего это?? — Ты ж сама говорила, что наши семьи ладят, часто проводят вместе выходные. Дружат, все дела. Поэтому и мы должны дружить. Шарлотта вырвалась из его хватки и с размаху налетела на что-то жёсткое и твёрдое позади. Стукнулась головой и чуть ли не споткнулась о коробку. – Боже, да с тобой дружить... Показывай, что за крутой предмет ты здесь откопал, и я вернусь в мастерскую. — Подойди, – призвал парень и присел у той металлической палки, походившей на вешалку для верхней одежды. Чарли на ощупь шагнула к нему, отпихнула подальше очередную коробку и села на корточки возле Майкла. Тот шуршал чем-то с минуту, и неожиданно в глаза Чарли ярко светанул фонарь, по-видимому, находившийся по неведанной причине тут. Девочка проследила за его свечением и разглядела в углу, кроме пластиковой банки с гвоздями, механизм. Сложный механизм, похожий слегка на одну из частей эндоскелетов Фредбера и Спрингбонни. Но был он создан не совсем так, как делает этакие штуки отец Шарлотты. Составляющее его премного запутанное, сделанное по старой технологии из тех книг, что находились в папином шкафу. А в условном "центре" располагались поблёскивающие детальки, как зубья, и торчащая наружу ручка в виде мини-клешни, которую Чарли боязливо тронула и повернула капельку влево. Ничего не произошло. — Что это?.. – то ли восхищённо, то ли трусливо задалась она вопросом. Собравшись с духом, тронула внутренности железки, коснулась острых зубчиков и отпрянула для предосторожности. — Если б я знал, – изрёк Майк, – Но я подозревал, что ты знаешь. Твой отец делает схемы и каркасы скелетов. — Твой тоже. – возразила Чарли. – И мой папа ни разу не собирал и не строил подобные вещи. Его изобретения не похожи на... это. — Ну-у, догадаться, кто это создал, мы не сможем. Зато погляди на зубья! – мальчик взял устройство в обе руки и приподнял. – Как чёртовы клыки!.. Наверное, если не осторожничать, возьмёт и оттяпает! Он кропотливо принялся копаться внутри, пытаясь привести штуковину в действие. Чарли перепугано отползла от неё и ударила Майка по предплечью: — Прекращай! Нам не следует трогать мусор, что лежит здесь и тем более приспособления от аниматроников! — Что со мной сделается? – хихикнул Афтон. Девочка вжалась в подсобную дверь и пролепетала: – Палец поломаешь, поцарапаешься! Или даже оторвёт тебе его!! — О-ой, не преувеличивай. Не оторвёт, трусишка. И с каких пор ты о моей судьбе печёшься? — С таких, что в том случае, если ты себя покалечишь, виноваты будем мы оба! И нам двоим влетит от старших! — Спасибо за честность, – шутливо прыснул Майкл и осветил своё лицо снизу, кривляясь: – Я жестокий людое-е-е-ед!! Я откусил себе пале-е-ец! – Шарлотта таращилась на его устрашающие гримасы, начиная медленно вести кистью по деревянной дверной поверхности, чтобы поскорее впустить в подсобку свет коридорных ламп и улизнуть. – Серьёзно? Она уже потянулась к ручке, как вдруг парень ловко перехватил в неосвещённой части комнаты запястье девочки: – Чего ты боишься? Неужто темноты? — Всего боюсь, – отрезала Эмили. – Боюсь, что папа испугается и не найдёт меня. — Плевать. Придумаем что-нибудь. Выкрутимся. — Ты чего добиваешься? – девчонка толкнула Майка в плечи, и у него выпал из руки фонарик. – Я не хочу находиться здесь, мне не нравится это место. — Я просто поговорить хочу по-человечески, – как-то удивительно мягко начал уверять тот. Звучал бы он обнадёживающе и вселял доверие наивной Чарли, но слова, содержавшиеся в его фразах, совершенно не сочетались с отсутствием угроз и оскорблений. Так что на младшую Эмили этот убедительно мирный тон воздействовать не спешил. – Знаешь, каково видеть, что от тебя шарахаются? Неприятно. Очень гадко и неприятно. Тебе и не понять, я успел позабыть, что у тебя друзей с десяток и больше. А меня и товарищи мои остерегаются. Как думаешь – мне это нравится?! — Ты сам виноват, – сказала Чарли с не пойми откуда взявшейся уверенностью. – Ты такое в школе вытворяешь, что всем в радость было, пока ты болел эти две с чем-то недели! Пока человек ведёт себя грубо и неправильно по отношению к другим, никто дружить с ним не захочет. — И как по-другому? Как по-другому, а?! Иначе не получается! Всерьёз рассчитываешь, что всё в этом просто? – с усмешкой спросил Майк в ответ на чужой недоумевающий взгляд. – Я хорошая и примерная отличница Чарли Эмили! Добрая и честная девочка-гордость! Тебе элементарно повезло!! Мне бы не фортануло! – либо размазня, как мой несносный, жалкий младший братишка, либо лучший! У меня ни то, ни другое. Я буду безнадёжен, если перестану казаться быть сильным. — Бред несёшь, – отстаивала Шарлотта. – Это бессмыслица! Не все люди плаксы и слабаки, но ведь они и не гении великие! Папа с мамой не заставляют нас с братом быть самыми-самыми. Мы такие, какие есть. Я люблю математику и догонялки, а Сэмми – книги и долгий сон по утрам... Мы не размазни и не лучшие во всём. Что за правила ты себе возомнил?! Майк с поджатыми губами смотрел на фонарь, щурясь и часто моргая от света. Чарли понятия не имела, что с ним не так. Нет, вроде, она разобралась, что значит "либо размазня, либо лучший", а также догадалась, что этот придурковатый себя ни тем, ни тем не видит. Но разве это плохо? Нельзя быть просто самим собой? Что Майкл себе надумывает? Или это очередные оправдания его школьных и повседневных хулиганств? Он, в который раз сводя привыкшую к его выходкам дочку Эмили с толку, перестал сжимать челюсти и сверлить одну точку рассеянным взором. Афтон предостерегающе перевёл взгляд на глаза девочки, и что-то неразумное в его собственных сверкнуло. — Это всё не я придумал. С чего ты взяла, что я вообще эту херню понимаю? – ругнулся он и нехорошо улыбнулся. – Хочешь покажу, как я болел все несколько недель? Это сделает так, чтобы ты поняла? Чарли в смятении сжалась и качнула головой. Она близко к двери. Она убежит, пусть Майк хоть попробует причинить ей вред. Чарли поражала ситуация: подсобка со старьём – чёрт голову сломит; выглядит безобразно, какие могут быть внутри неё тайные посиделки, чушь несусветная. Но вот Шарлотта сидит здесь, примерная и вечно послушная по отношению к правилам взрослых, и беседует на дебильные темы с хулиганом-проказником школы, который вредил её друзьям, портил чужое имущество и раньше выводил из себя любого учителя, ничуть не пугаясь директора. Как же дурацки всё у Чарли складывается! Где отец, интересно? Не пора ли заканчивать этот чудесный и увлекательный диалог и убегать наперекор? На данный момент Майк вёл себя спокойно. Он, после того, как девочка кивнула головой, повернулся спиной. Фонарик у Чарли был направлен чётко на мальчишку, та готовилась, не дожидаясь дотошных рассказов и разъяснений, распахнуть дверь в неуловимый миг, но пока не торопилась – решила выслушать, чтобы Майк не имел в качестве причины не отпускать девочку за то, что она якобы неподобающе себя ведёт. Следующая минута была похожа на мутную туманную пелену, которая не позволяет человеку запоминать слишком пугающие или печальные события. Чарли оставалась на месте, и страх умудрился её покинуть, она не боялась, она не до конца понимала, что всё это значит. Увиденное являлось неожиданностью: на деле хрупкую спину Майкла покрывали сплошные жуткие синяки, заметные и не очень с первого взгляда. Сначала показалось, что их не так уж много. Выделялись крупные, которые находились в области лопаток, и те, что были в нижней части худой искалеченной спины. Через пару секунд выяснилось, что синяков куда больше, и эти старые места какого-то ранения успели приобрести цвет жёлтого оттенка. — Господи, – вымолвила Чарли. Ей нечего было сказать. – Как это... Что у тебя со спиной?? — Я тебе говорил, – с чувством горечи проскрипел Майкл, хотя стоял и крутился он будто, наоборот, хвастался следами побоев. – Наши семьи – полная противоположность. Стыд вперемешку с состраданием охватил девочку. Зрелище оказалось омерзительным, хуже разбитых коленок, к которым Шарлотта привыкла. А тут она словно на себе почувствовала боль и удары, что вызвали эти гематомы с синяками. Он не упал с дерева и не рухнул с высокого забора, – это Чарли осознала неизведанным способом, отчего ей стало действительно страшно. Майкл тем временем снова опустил свитер с белой рубахой, скрывая последствия своих ошибок под одеждой, и шумно вздохнул. Его били, да? Били? Чарли ни разу с наказаниями в виде избиений не сталкивалась, но знала, как это ужасно. Ужасно было и то, что она настолько ясно подозревала, кем это наказание совершалось, что мурашки по телу пробежали. "Отец не любит гостей."        "...он каждого моего друга в лицо знает."                  "Да?... П-папа?"             "Как поживаешь, Шарлотта?" Впервые Чарли почувствовала себя странно. Эмоции неизбежно смешались и перепутались. Она уже не разбирала, что испытывала. — Хм, – издал краткое хмыканье Майк. Было похоже на то, что он скрывал самую правдивую злость и ненависть, и голос его подрагивал. – Значит, ты любишь математику и строительство? — Э-э-э, д-да, кажется, – едва смогла ответить Шарлотта, потерявшись из-за произошедшего представления и сбившихся чувств. – Я лет с двух сидела в мастерской папы и любила...наблюдать. — Это здорово, – по-доброму и ласково сказал Майкл, до ушей улыбаясь. – Тебе тут понравится. Уверен, ты отлично проведёшь время. Сказав это, он подскочил и рванулся к двери, оттолкнув от неё девочку. Чарли не сообразила вовремя, что случилось. За ней уже захлопнулась дверь и повернулся в замке ключик, а темнота, расступившаяся на несколько секунд, опять окружила девчонку со всех сторон. — Эй!!! – завопила та, – Открой! Открой немедленно!! – Чарли кинулась к двери, барабаня по ней кулаками и изо всех сил крича: – Майк, выпусти меня отсюда! Майк! Хватит, прекращай это! Это несмешно! Открой дверь! — Ну так заставь. – расслышала она усмешку снаружи. – У тебя ещё есть время, пока кафе не опустеет. Девочка исколотила деревянную поверхность, не переставая звать, но кроме насмехательств ничего более не слышала. Майк встал у стены по ту сторону и посвистывал: "Ничего не слышу-у-у," "Пробуй, пробуй, не теряй надежды!" Слёзы вдруг заволокли Чарли глаза, и она из слепого отчаяния пригрозила: — Я всё им расскажу. И дядя Уильям тоже узнает. Открывай сейчас же!! — Не работае-ет...! Даже если ты шефу полиции доложишь о моём скверном поведении. Меня не напугаешь этой...дрянью. Я никогда не буду так жалок... Пожалуй, я хочу перекусить. Пойду-ка найду себе чего-нибудь аппетитного! — Стой, куда...?! Майкл!!! Не смей уходить, эй! Выпусти меня! Выпусти отсюда! Ты свихнулся совсем?!! Но ответа она так и не услышала. Везде была пыль, тьма и удушающий страх. Недолгие десять минут заточения показались Чарли мучительной поглощающей бесконечностью, за длительность протяжения которой разница между семьёй Эмили и Афтонов стала наивной Шарлотте особенно понятна.