Уникальный

***

Я убил его. Я убил его. Нет же. Я допустил...? Быть этого не может. Как?.. Как такое могло со мной произойти? Действительно. Как же, как же печальная участь могла его настигнуть в собственном доме? Боже, чёрт, чёрт, чёрт...         Ты заметно паникуешь, Уилл. У тебя руки дрожат. Нет. Заткнись. Твою мать, замолчи.                                  Брось, болван.      Так глупо. Ты всё ещё не понял, что произошло? Я его убил. Это я его убил, Уилл. Нет. Перестань. Не надо, нет. Уйди отсюда прочь. Прочь. Всерьёз желаешь, чтобы я покинул тебя сейчас? Когда ты валяешься и дрожишь возле трупа своего любимого дяди Джека? Я бы посмотрел на то, как ты в одиночку избавляешься от улик. Как-никак опыта у меня в этом деле побольше будет. Господи... Зачем?         Зачем?!                       Почему?               Почему ты убил его?!! Почему я... убил его? Хм, полагаю, тебе вполне известен ответ. Монстр. Тварь. Поганая дрянь.     Грубовато. Что... ...растерянный перепуганный бедняжка... что мне делать? ... Я же ни в чём не виноват, о нет! Я простой несчастный страдалец! Что я натворил? Я же...Я не хотел этого. Я не хотел этого! Правда! Не хотел. Хотел. Я знаю. Знаю то, что ты жаждешь получить больше всего на свете. Я исполняю это наилучшим образом. Ты сделал это! Ты убил его! Это ужасно! Ты сделал... Помнишь, какие вещи делал он? Он тоже совершал ужасные поступки. Все они...они страшнейшие монстры. Они жили с нами на одной земле. Пожалуйста, хватит. Я не могу слышать этот бред. Ты ничего не можешь. Мне тяжело дышать. Ты самое бесполезное существо в мире. Я здесь. Я дышу. Но мне страшно. Я боюсь, пожалуйста. Господи, молю, исчезни. Пусть всё исчезнет. Я не могу так...Не могу вздохнуть. Я в ловушке. На мне кровь. Его кровь повсюду. Я не могу на неё смотреть.                      Разве она не чудесна? Нет! Нет, нет, нет. Это отвратительно. Это ужасно и неправильно. Почему ты это делаешь? Чего ты добиваешься?! Зачем ты заставляешь меня каждый божий раз чувствовать себя омерзительно?!! Пожалуйста, помогите мне, пожалуйста, я не могу дышать... Пожалуйста, я не хочу видеть его тело. Мои чёртовы руки убили его. Я ничего не сделал. Я не остановил своё тело. Я не был здесь. Меня не было, разум был не мой, хватит, хватит, хватит, хватит, заткнись, умоляю, оставь меня в покое. Что я сделал, чтобы заслужить это?! Полегче, приятель, не истери. Умри. Исчезни. Сотрись ко всем чертям... Хочешь вернуть себе своё прошлое?                 Я хочу...                             что...? Погляди, что я сотворил ради нас обоих. Я сотворил месть, старина. Неужели ты не желал узреть её во всех красках? Неужели тебе не хорошо? Ты не чувствуешь свободы?.. Я не...Нет же, нет. Это враньё, Уилл. Ты врёшь. Твоё "Я" так слабо, что оболочка не находит лучшего варианта, кроме как сжаться в комок и спрятаться подальше. Что будет, если тебя обнаружат в этом доме, в крови? Ты никуда не денешься. Тебя схватят. Поймают, догонят, уничтожат. Ты останешься совсем один, а твоя жизнь обратится в пепел. Это куда лучше? Лучше, чем то, что предлагаю я? Просто...                                   Просто покинь меня. Я прошу тебя. Остановись.                      Перестань заставлять меня... Пожалуйста. Забавно. Вот, что ты есть на деле. Что с твоего ума и якобы благоразумия? Я лучше. Всегда был. Тебе пора признать это. И...что касается данного момента... Нет.              Нет.                         Нет.          Не надо, прошу, стой, остановись. Остановись, пожалуйста! Поздно, дорогой друг. Маленьким деткам пора отправляться баиньки на долгое-долгое время...А я пока что разберусь с возникшими проблемами и избавлюсь от бесполезных кусков мяса. Положись на меня, Уилл. Я всё устрою. "Хватит...

***

...довольно." Он унял беспомощно дрожащее тело, со свистом выдыхая и цепляя голыми руками острое лезвие, чтобы привести себя в чувства. Режущая боль прожгла ладони и понимание происходящего, наконец, начало просачиваться в мозг, мышцы и суставы. Контроль возобновился. Через минуту Уильяма со всех сторон обступил умиротворяющий покой. Он выдавил неестественно кривую улыбку и прижался головой к стене, часто выпуская из лёгких воздух. Голова гудела, Афтон, притупляя гул, помассировал висок, в упор глядя на окровавленный труп в двух шагах от него. Воспоминания ударили изнутри холодом, словно то, что случилось, произошло лет десять назад, а не вот только что. Его ненадолго выбросило из состояния разумного существования, он забылся, но вовремя с собой совладал. Чужой страх исчез, тело поддалось влиянию нынешнего владельца и на время утихомирилось. Наслаждение вернулось, медленно, но ощутимо. Уильям тихо прыснул со смеху и выплюнул из себя: — Ну что, старик...Необычная ночка. Кажись, и я успел устать за эти насыщенные деньки. Сдаю позиции, – обхватив себя за плечи, которые ни с того ни с сего задрожали, он по стене выровнялся и отступил на два шага назад, дабы получше разглядеть израненный и исколотый труп. – Молчишь, ублюдок, тебе и положено. Подох без свидетелй – повод постыдиться. Тело Уилла внезапно подалось вперёд, отчего ноги подкосились, и он рухнул перед трупом своего родственника на колени. С губ сорвался тихий смешок, а за ним ещё один похожий звук. Эмоции давили на нервы изнутри. Было невозможно сдерживать это в себе. В конце концов Уильям уткнулся лбом в залитый кровью пол, истерически расхохотавшись, сотрясался внутренне от совершённого убийства. Было хорошо, радостно и невообразимо прекрасно от пролитой крови Джека. Она на руках и одежде Уильяма, и он всё с этого смеялся, задыхался и вслух говорил что-то сдавленное и грубое, а потом смеялся вновь. Правда, тело продолжало сопротивляться. Оно не желало ликовать. Дёргалось и начинало трястись, чужая паника отзывалась в горле нежданным сухим першением, что заставляло затихать и срываться на хриплый кашель. Афтон нашёл этим порывам объяснение – усталость. Она и с ним тоже, поэтому контроль то и дело ослабевает. "Ты, думается, удивлён и напуган. Это объяснимо и логично. – успокоил Уильям кого-то мысленно. – Ты не подозревал о моей упрямости, верно? Я хотел убить его так же сильно, как и ты, но, в отличие от тебя, я осознанно убил его. И не струсил. В этой игре я чёртов победитель. И для того, чтобы победить в абсолютно любой ситуации, мне вовсе не обязательно ждать того момента, когда ты крепко заснёшь." Время явно не для самопохвал, насмешек. Эйфория от них притупляется, ибо на вечер осталось предостаточно грязных дел, с которыми обязательно требуется покончить.

***

На часах стрелки близились к отметке двенадцати часов, когда Уильям перешёл порог своей квартиры. Настроение до этого фейерверком распыляло безграничные силы по телу, но теперь упадок энергии дал о себе знать отяжелевшими конечностями и слипавшимися глазами. Уильям верил, что сон будет даваться отныне легче, и верил не зря. Уилл правда был готов лечь спать, несмотря на ночные кровавые похождения, с которых он вернулся в эту минуту. Мысли о них не нагоняли паники или тревоги, они перекрывали остальные чувства непередаваемым счастьем. Словно красные пятна крови, всплеск эмоций и уничтожение старого врага – это то, чего не хватало в последние пару месяцев. Он неторопливо стащил с себя верхнюю одежду, предварительно вытащив кое-что из кармана куртки. Его руки оставались пугающе ледяными, сомнительно, что на это повлиял исключительно ночной мороз и ветер. Уильям ощущал себя холодным, но на улице, в Ла-Веркине, в доме дяди Джека он такого не чувствовал. А вот вернувшись в квартиру, как лёд выступил, изнутри замораживая. Из-за этого красочные ощущения начали исчезать, и становилось просто всё равно. Уильям способен прислушиваться к организму и навязчивым раздумьям бесконечно, в упор рассматривая своё отражение в зеркале, что висело на стене в коридоре. На Афтоне больше не было той белоснежной рубахи, что вся покрылась бордовыми кляксами после необычной смрадной рутины. Теперь Уильям видел в зеркале парня, жуткая бледнота кожи которого искусно подчёркивала рубашка фиолетового цвета, душевно сиял и воспринимал случившееся с приятным безразличием. И, как не странно, ему показалось, что теперь он в своей шкуре, разделавшийся с не достойным жизни выродком. Для него это значило очередную победу над окружающей грязью. Неприятной новостью оказалось то, что Мия по какой-то причине до сих пор не спала. Уилл приоткрыл дверь в комнату, а она сидела на краю дивана, уперевшись взглядом в пол. Он подавил раздражение, которое накатило по той причине, что у него не было ни малейшего желания с кем-то переговариваться. Причём именно в такой ситуации – Мия обернулась на него с умеренной радостью и лёгкой неожиданностью во взгляде, и Уильям ненадолго застопорился, не убрав руки с сжатыми в них бумажными купюрами за спину вовремя. Рид слышно ахнула. — Ого...Откуда у тебя...– он не слушал её. Не выходя из своего незамысловатого образа, Уилл подошёл к рабочему столу у стены с тумбой и сложил деньги в одну толстую стопку. Повернулся к Мие и довольно заулыбался. — Уильям...– продолжала изумляться та. – Сколько их?.. — Предостаточно. – самодовольно хмыкнул Афтон. – Это далеко не всё, Мия...Не всё... Моментально потерявший к девушке интерес Уильям рванулся к окну, раздвинув немного шторы и вытащив из-за них запрятанный ящик, в котором находилась огромная куча бесполезных газет обо всём на свете. Парень принялся копаться в них, выгребая что-то с самого дна, попутно возвращаясь мысленно в покинутый им дом Джека Афтона. Он не спешил из него смываться. Не подумывал даже торопиться, ибо на душе было так легко и задорно, что не хотелось покидать это мёртвое место. Место, где умер ненавистный Уильяму человек. Уилл прошёлся вдаль по коридору, напевая под нос мелодичную песню. Для себя подметил, что в этом доме почти ничего не изменилось, кроме хлама и пыли, чего заметно в нём прибавилось. Мастерская Джека была тесна и неуютна. Уильям часто воровал из неё всякие железки и детальки нужные дяде назло ему же. Старший не позволял заглядывать сюда, но абсолютно точно не по причине беспокойства за то, что маленький Уилл нечаянно поранится. Просто племянник надоедал ему, и он свободное время проводил здесь, чтобы от его присутствия ненадолго избавиться. Уильям осмотрел полки и стол, заваленные нужным Джеку мусором, припоминая, как подростком пробирался в эту комнату, чтобы или поглядеть, как дядя работает и очень кстати не обращает на него внимания, или самому посидеть за его рабочим местом и возомнить себя великим изобретателем, позволяя ребёнку внутри него оживиться и повеселиться. Сейчас им обнаружилось горючее, находившееся в специально поставленном под стол ящике. Вряд ли такое место для хранения запросто воспламеняющегося можно назвать безопасным, но Уильям не придал этому особого значения, вытащив все запасы из-под стола и схватив в обе руки небольшие канистры. Опустошив их позже, он довольный проделанной работой прошёл на разведку к спальной комнате. Та оказалась совсем пуста, ничего существенного, кроме книги на тумбочке, банок и бутылок. Удивительно, но Уильям никогда не любил заходить в спальню опекуна, пока жил в этом доме. Он не помнил почему, но то ли это было по причине непонятного страха, то ли потому, что Джек сердился, если Афтон-младший совался в те комнаты, что являлись личным пространством старшего, и слушать его упрёки было нестерпимо. Уилл взял с тумбы книгу, покрутив её в руках и вчитавшись в название, повернул голову к комнате, обводя её всю изучающим взглядом и задерживая затем его на дверце шкафа для одежды. На ней висела вешалка с поглаженной аккуратной рубашкой в фиолетовый цвет. Его любимый. Уильям тут же отдёрнул себя от этой мысли, находя её не только по-детски глупой, но и не подходящей в данный момент к происходящему. Он оглядел свою рубаху, незасохшие пятна крови и улыбнулся уголком рта. Что поделать? Её в любом случае из этого дома больше не вытащить, раз она в таком плачевном состоянии. А эта фиолетовая рубашка вполне сгодится. По размеру она в самом деле практически подошла, что объяснимо – Джек был сам по себе худым и не очень высокого роста, и Уильяму его одежда пришлась как раз впору. Уже в ней он вернулся в длинный коридор, что успел за недолгие минут пять пропахнуть едким неприятным запахом. Уильям планировал сейчас включить газ и всё к чертям собачьим сжечь, но вдруг затормозил у кухни, задумавшись. Бред. Определённо бред, но мало ли...? Почему бы ему не разведать на всякий случай? Афтон мысленно с собой согласился. Он давно привык к темноте, поэтому с лёгкостью добрался до гостиной, нащупал один из концов старого ковра и отбросил в сторону. Одна из половиц была такой же, как когда-то – неровной. Быть того не может, чтобы старик к ней последние годы не притрагивался. И если он всё же её отрывал, как когда-то, то для чего же именно? Уильям почесал от нетерпения руки, поспешил схватиться ими за половицу и попытался ту дёрнуть на себя. У него вышло, а от того, что Уилл под ней увидел, перехватило дыхание. Он помнил тот сон. И помнил, что денег в нём было гораздо, гораздо меньше. Тогда, когда Уильяму исполнилось тринадцать, они с Джеком едва могли по-нормальному жить с той прибылью, какая была у старшего Афтона. Если денег появлялось больше, они уходили в основном на продукты, недорогую одежду, выпивку и сигареты для дяди. Остальная их часть пряталась в этом тайнике, а Уиллу никогда ни черта не доставалось. Он порой с таким желанием сверлил взглядом ковёр в гостиной, что зубы стискивались. Но вот Джека Афтона не стало, а все деньги, что он по неопределённым причинам ещё не потратил, были здесь. Несколько внушительных стопок. Может быть, Джек хранил их на тот случай, когда у него совсем не будет возможности нормально зарабатывать. Возможно, он только приступил к тому, чтобы использовать их, но судьба так жестока и неумолима... Она оборвала его жалкую жизнь. Смех да и только – Уильям может воспользоваться этими деньгами, хотя в детстве подобное было для него выше дозволенного. А этот идиот всю свою жизнь заботился о средствах на будущее, что по итогу зря их вообще копил. Деньги заполучит его дорогой племянничек, которого он, очевидно, на дух не переносит. С горящими глазами, напрочь позабыв о совершённом убийстве, о теле, что лежит прямо в коридоре, Уилл начал хватать купюры руками, запихивать их в карманы штанов и куртки, унося небольшими стопками. Удача точно на его стороне. Не то что удача. Справедливость. Он свершил то, о чём мечтал, то, что и нужно было сделать, и поэтому заслужил награду. Жизнь станет проще, лучше, он овладеет ей, ему не придётся слабеть. Это будет потрясающе... ... Улыбка плыла на лицо. Уильям вытащил из ящичка газеты, наконец откопал то, что стремился найти. Помимо малого количества денег в бумажном виде и простых монет, в ящике также хранились украденные им и в детстве, и в сознательном возрасте чужие украшения, такие как: серьги, причём не только женские, кольца, чьё-то ожерелье из, предположительно, жемчуга. Кто бы мог подумать, что под кучей старых ничтожных газет находится самая настоящая сокровищница, созданная Уильямом? Мия смотрела на него во все глаза с раскрытым ртом. — И зачем тебе это...? — Не знаешь, что ли? Можно всё продать! – Уильям был счастлив. Улыбка не сходила с его сияющего лица. Ночка в самом деле выдалась необычной. Зато столько замечательного произошло! – Мы накопим нормальную сумму и не будем страдать от недостатка и бедности. Разве новость не бесподобна? Он не разбирал точную причину нахлынувшей внутренней гармонии. Безмятежность затуманивала любое проявление страха и осторожности. Ну, будь душевное самочувствие иным, повернётся ли язык назвать ночное происшествие удачным? Мия неуверенно потянула руки к ранее запрятанным драгоценностям и, убедившись, что Афтон не против, положила в ладонь одну блестящую серёжку. – Не хочу в твоих глазах выглядеть некомпетентной, но как у тебя появились эти вещи? — Ох, я часто обмениваюсь барахлом со всякими своими знакомыми, – спокойно и как-то даже мечтающе протянул Уилл. – У каждого, ну, свои тараканы в голове, думаю, ты понимаешь, о чём я. — Ага, понимаю...– тон девушки говорил о том, что на деле она ничегошеньки не понимает. — Тогда имеет ли значение, что это за вещи и откуда они у меня? – задал вопрос Уильям. Мия несколько секунд молчала и не шевелилась, а затем помотала головой. Он, удовлетворённый её беззвучным ответом, продолжил: – Я всегда храню то, что обладает какой-либо ценностью. Начал делать это лет с четырнадцати. Смею предположить, что те мои первые находки по-прежнему валяются где-нибудь в коробках. Надо будет поискать... — Тут есть и деньги, и прочее... Ты что, действительно ничего из спрятанного не тратил и не продавал? — Нет. Думаешь, что это невозможно или крайне тяжело? Лично для меня – никак нет. – заверил Уильям и подмигнул, поднимаясь на ноги. Он включил лампу на столе с чертежами, жестом призвал Рид перенести туда всё обнаруженное. – Старая привычка меня ничуть не утруждает. "Выходит, что-то я от своего старика перенял. Не так это и плохо, конечно... Полезно, я бы сказал." — Ты не перестаёшь удивлять своими выходками, – услышал Афтон тихую речь Мии. Она подошла к нему и вручила содержимое его личного тайника. – Никогда не встречала человека, имеющего целый кладезь странностей. — Тебе они не нравятся? — Почему ты об этом спрашиваешь? Уильям насмешливо хмыкнул и приобнял девушку за плечи. Та, в свою очередь, не противилась. По ней видно, что и она рада такому раскладу событий. У неё в глазах заискрились надежда и отблеск какого-никакого счастья. Мия наверняка раздумывала и приходила к выводу, что ей запредельно повезло в трудный период жизни познакомиться с Уильямом. Она без сомнений была этому рада. Уильям улыбнулся мыслям в голове и заговорил: — У нас появятся деньги. Их хватит на возможность улучшить нашу жизнь. Это замечательно, не правда ли? – Мия согласно кивнула. – Мы можем вместе вытащить себя с проклятого материального дна, сообща добиться счастья. Это же великолепно! Скажи, ты хочешь добиться счастья со мной? Он бы ни в коем случае не сморозил такую дурь в здравом уме. Если бы у него перед глазами не мелькали кадры прошлого, где он с упоением растерзывает Джека, где чуть позже он, шагая морозному ветру навстречу, мечтает, как в скором времени от этого старого дома ничего не останется, один пепел, ему бы не пришло в голову столь безумную чепуху толкать. Но Мия, вопреки нездоровому звучанию чужого голоса и нехорошо искривлённой улыбке на лице Уильяма, кивнула на эти слова и с немногим недоверием положила руку на его талию. Это лишь раззадорило в нём уверенность и ликование. Уилл провёл ладонью по плечу девушки и придвинул её к себе, словно сжимая тисками. — Не будешь бояться моих странностей? — Нет. — Останешься здесь? Будешь со мной? — А ты того хочешь? — Как ты считаешь? Мия честно ответила: – Я без понятия. – и облокотилась на него, не отстраняясь и не дёргаясь от его неразборчивого шёпота и поглаживаний.

***

Генри знать не знал, в какой момент жизнь его изменилась. Изменилась не восприятием, мировоззрением и людьми, – спутниками его судьбы – а течением времени. Раньше оно относительно долго тянулось, бывало, конечно, что дни пролетали незаметно, но никогда Эмили не терялся от осознания, сколько же всего произошло, как много минуло недель, насколько же он сам успел вырасти. Тем не менее его время начало именно лететь с тех пор, как Генри исполнилось двадцать. Дни проходили стремительно быстро, события уносились бурным течением, сутки за сутками. И так каждый месяц. Эмили отдал всего себя робототехнике. Для себя он решил: будущее его будет связано непосредственно с ней. Он читал всю литературу об устройствах и технике, собирал простенькие механизмы для индивидуальных заданий, периодически повышал уровень сложности, придумывал собственные идеи. В глубине души Генри всё ещё полагал, что для него главное – уникальность затеи. Он упорствовал для того, чтобы к его работам приглянулись, чтобы люди узнали, на что Генри Эмили способен. Благодаря этому Генри удалось бы когда-нибудь удивить их очередной задумкой. Полезной и необычной. Частенько, правда, он не мог обойтись без помощи Уильяма. Ибо оба старались попасть на вершину. У каждого она была своя, но способ, с помощью которого Генри и Уильям взбирались по карьерной лестнице, совершенно идентичен. Их уединённые встречи участились. Чаще всего к Эмили приходил Уилл, а не наоборот. Вдвоём они часами беседовали о планах, о робототехнике, а следом приступали к совместной разработке схем, чертежей, строению частей механических кукол, им придумывали дизайн, определённые программы, алгоритмы действий и имена. У них получалось создавать не просто двигающиеся игрушки, а полноценных героев. Да, героев, которые обладали качествами, такими, какими вообще могли обладать аниматронные создания. И эти качества у всех всегда отличались. Они – совокупность придуманных деталей костюмов или движений самих аниматроников. У Генри отлично получалось придумывать, а потом воплощать. Он был не изобретателем или инженером, а скорее творцом. Уильям был продуманным создателем, изобретения которого навсегда оставались неповторимыми, идеальными и уникальными. Вскоре они стали своего рода дуэтом. Их воспринимали как не-разлей-вода парочку помешанных. Работы и проекты теперь были исключительно парными, Генри не во всём отлично разбирался без Уилла. А Уилл...он просто не получал особого удовольствия, когда творил в одиночку. А с Генри Афтон проявлял себя во всей красе и в любом случае был за в каких-либо новых выдумках своего друга. Генри вдохновлялся им, совершенствовался благодаря Уильяму во многом, а особенно – в общении с людьми. Он, долгое время концентрируясь на манере поведения Уильяма и на его изучении, научился видеть особенности окружающих людей, их не похожие характеры, поведение и желания. Эмили приноровился это всё замечать и внимать. Уильям же, как Генри не без облегчения понял, почувствовал себя намного лучше. У него практически не было странных выходок, он стал нормально спать и есть. Афтон никогда больше не выходил на улицу непричёсанным или в дурном свете. Перед людьми Уильям представал великолепным. Как Генри позже узнал, заслуга эта была, к сожалению, не его и даже не собравшего волю в кулак Уилла. Просто за ним куда внимательней присматривала та самая девушка по имени Мия. Она следила за его состоянием, помогала ему в чём-либо, подсовывала при отнекиваниях и упрямстве Уильяма перекус тому в сумку. Она о нём заботилась. Однажды, уже когда Генри был с ней неплохо знаком, Афтон вытащил её прогуляться с их небольшой компанией в парк. На той прогулке Эмили познакомил Мию с Дженнифер, которая была в огромном восторге с того, что в её кругу общения появилась ещё одна девчонка. Они сразу сблизились, новенькая рассказала о себе, не утаив и некоторые тяжёлые события в своей жизни. Генри не чувствовал к ней какой-то дружеской или приятельской связи и в принципе старался первые минуты на девушку не поглядывать. Как назло снова сердце сжалось. В груди то и дело кололо, стоило Уильяму удачно пошутить, так, что Мия смеялась, либо прижать ту к себе, приобнять, погладить по волосам. Джен ими умилялась и вставляла разные неловкие колкости, а Уилл ничуть не смущался, зато Генри от негодования и отнюдь не наигранной ревности слов разумных не находил. Последним ударом для него было то, что под конец прогулки Уильям, сжав ладонь Мии, с гордостью назвал её своей девушкой, первой и единственной. Мия раскраснелась и слегка улыбнулась, в шутку произнося, что будет счастлива дальше совать ему под нос расчёску и адекватную стряпню. Дженнифер, развеселившись, их обоих заключила в объятия, а после участливо схватила Генри за руку и взъерошила волосы, чтобы тот не оставался в стороне, слишком растерянный и огорчённый. "Ничего, Эмили, – сказала Ливз подбадривающе, – с тобой она мне ещё позавидует." И Генри жил с этим дальше. Тоже стал ходить с Джен за руку, проводить с ней время и дарить подарки, осознавая, что она – один его шанс быть более-менее счастливым. Дженнифер хороший человек, и Генри не скучает, находясь в её компании. Она учитывает его качества, готова по любому поводу поддержать. Семья Ливз также относится к Генри положительно, в частности, отец и Даниэль (или же просто-Дэн). Глава семейства считает Эмили человеком умным, ответственным, верным и интересным, а на Дэна большое впечатление произвели рассказы Генри о его придуманных образах аниматроников. Чувства и привязанность к Уильяму растерзывали душу достаточно долго. Не получалось от них избавиться, отпустить. Генри подсознательно не желал забывать о том, что испытывал к товарищу, хоть разум и понимал: ни к чему хорошему это не приведёт. Но, как бы тяжело морально это ни было, Эмили утаивал любовь. Утаивал много-много лет, до тех пор, пока эта любовь наконец не обратилась в ту. Ту, которая когда-то была. Была давным-давно. Он строил и развивался вдобавок в сфере бизнеса. Он делился с Уильямом своими планами, говорил о кафе, которое жаждет открыть. Афтон был, на удивление, этой идеей доволен, расспросил подробно о мыслях, даже предложил при возможности быть деловыми партнёрами и реализовать все мечты Генри наилучшим образом. Он встречался с Дженнифер. Спустя год с лишним отношений ему показалось, что такой Генри Эмили в самом деле будет счастлив. Поэтому по окончанию полноценного обучения он взялся откладывать средства на покупку дома, а общение с Джен Генри обозначил более серьёзными, рассчитывая, очевидно, как и Ливз, что через парочку лет они точно будут мужем и женой. Уильям решение о свадьбе принял намного раньше Эмили. Мия была согласна выйти за него замуж, ибо: "Не забывай, что этот парень подобрал меня с улицы. Не думаю, что он шутит, да и, в целом, я буду только рада связать жизнь с непредсказуемым, но верным чудаком." Уилл решился в скором времени продать квартиру и взять кредит на покупку жилья. Как Генри стало известно, у него уже были деньги, но явно не в том количестве, какое могло позволить растрачиваться направо и налево. Воспоминания о жизни Генри с двадцати до двадцати пяти то и дело обрывались. Одна из дыр в памяти была огромна, ведь года два или три ушло на постоянную работу, неопределённость событий и вечные сомнения. Самый сложный эпизод, как и догадывался Эмили, – после учёбы в колледже. Жизнь может повернуться боком, обстоятельства могут не сложиться, а мнение – измениться. Много раз Генри собирался всё бросить. Благо Уилл, Джен, мать с отцом (вот уж удивительно) и знакомые семьи не позволили ему сойти с тропы, ведущей к осуществлению цели – появлению собственной закусочной.      Хорошо это или плохо, полагаю, вопрос неоднозначный. Генри хорошо помнил свадьбу Уильяма и Мии. Событие, конечно, грандиозное. Кроме него и Дженнифер присутствовали и ребята, с которыми они с Афтоном прежде учились и состояли в хороших отношениях, и родители Генри проявили желание поддержать и поздравить молодожёнов, и родственники невесты невероятным образом поглядеть на свадьбу умудрились. Генри наблюдал счастье в глазах других, видел, что Мия искренне улыбается, что Уильям явно рад всему происходящему, а сам, недавно уверенный, что прошлые чувства угасли, едва не расплакался от тоски и несправедливости. Эмоции эти походили на американские горки. Генри думал, что в состоянии их контролировать, но как только ему доводилось видеть, как Уилл целует свою жену, его начинало потряхивать. Ситуация чутка улучшилась, когда он, всё же взяв себя в руки, сделал долгожданное предложение Джен. После своей свадьбы Эмили поставил себя перед фактом, что уж теперь-то ничего изменить не выйдет и что счастье Дженнифер в его руках. И он не должен её подвести. Он не должен разрушать чужое счастье в угоду своим безнадёжным чувствам, которые должны в скором времени просто исчезнуть. Наверняка они исчезнут. Это же бред. Всё встанет на свои места, и Генри отпустит это жалкое прошлое.

***

25 апреля. 1970 год. "Всё меняется. – в который раз пронеслось в голове у Генри. – Моя жизнь. Она тоже меняется каждый божий день." Десять лет назад он бы ни за что в такое не поверил. Не поверил бы, что будет стоя у двери своего автомобиля оглядывать небольшое здание в один этаж. Будет посматривать за входящими в него радостными детьми, за взрослыми, такими же счастливыми за то, что Харрикейн начинает процветать. Генри, сложив папку с бумагами под руку, несдержанно улыбнулся, оглядывая яркую вывеску, взывающую к пристальному вниманию всех прохожих.                  "Семейная закусочная                             Фредбера"                      Добро пожаловать! "Мы открылись. Подумать только..." Девятнадцатилетний Генри Эмили точно бы не поверил, что в самом деле окажется владельцем подобного заведения. Генри добивался этого потом и кровью. Казалось невозможным без как такового опыта, средств и внимания осуществить задуманное. И наконец, вот оно – истинное процветание. Он, словно обыкновенный посетитель, прошёл через главные двери внутрь, попадая в большой переполненный людьми зал. Вокруг столики на двоих и места для большего количества народу, плакаты, подходящие под праздник в честь открытия украшения, взволнованные сотрудники, дети, те вне себя от счастья, ожидают выступления, что будет ровно через полчаса. В конце зала находится сцена, а на ней вскоре появятся главные лица сегодняшней трапезы – роботы-аниматроники. Его, Генри, творения. Внутри Эмили всё сжалось от волнения и одновременного предвкушения. Страх из-за расчёта неудачи испарился. Другие, абсолютно разные эмоции кипели, заставляя от предосторожности возвращаться к чувству гордости и совершенства. Генри был здесь, стоял в этом зале среди посетителей его же закусочной. Он был тем, кто всё это устроил. Взгляд его совсем неожиданно наткнулся на Мию. Она сидела на диванчике, что стоял у окна, придвинутым к столу, в красивом персиковом платье и с новым украшением на шее – прелестными бусами. Весёлая, слегка озабоченная скорым выступлением двух аниматроников, Афтон поглаживала по голове увлечённого рисованием в альбоме маленького мальчика, что извёл лист бумаги цветными карандашами, выводя кривые, изогнутые линии, образующие причудливые узорчатые фигурки. Юный Майкл Афтон, отвлёкшись от творчества, дёрнул мать за край платья и спросил: — Где папины роботы, мама? — Скоро появятся, – ответила Мия, не переставая улыбаться сыну. – Давай ещё немного подождём. Уверена, вот-вот они выйдут на сцену. — Там будет заяц? Он был у папы на бумагах. — Это не заяц, Майки. Это кролик. Бонни. — Бонни. – повторил за ней Майк, запоминая имя. – Я нарисую его. Я хочу, чтобы он выглядел по-другому. У него будет костюм пирата. — Кролик-пират? – мальчик кивнул, и Мия улыбчиво произнесла: – Пират так пират. Давай попробуем нарисовать его вместе. — Папа! Генри дёрнулся, услышав знакомый девчачий голосок за своей спиной. Он обернулся, а перед ним возникла Джен в нарядном чёрном платье, держащая за руки двух крохотных карапузов. — Ну, конечно...– со смешком выдал Эмили, оглядывая жену с ног до головы. — Собирался за сцену свинтить? А как же твой неуплаченный долг? – Дженнифер подхватила хохочущую девчушку на руки и передала её Генри. – Если ты забыл, моё превосходное алого цвета платье утром испачкала вареньем из банки вот эта юная леди. — Я возмещу ущерб, не переживай, – Генри одарил Джен шутливым невиноватым взором и потрепал по тёмной макушке девочку, что сидела у него на руках. – Объяснишься перед матерью, Шарлотта? Маленькая Шарлотта заулыбалась будто бы хитро, посмотрела на отца и невнятно произнесла: — Фебер, папа. — Что за Фебер? Надо же! Четвёртое по счёту слово! Твоих рук дело? – обратилась Джен к Генри. – Вместо "дедушка" или "братик" у неё какой-то Фебер. — Фебер? – снова заговорила девочка. Счастливый Генри рассмеялся, обнимая дочку и похлопывая её по крошечной спинке. – Конечно, Фебер... Джен, где вы будете? — У входа, – сказала Эмили и указала на скромный столик с тремя стульями, стоявший почти у входных дверей. — Так далеко? Не хочешь сесть поближе? — Оттуда будет лучше видно, я не хочу через толпу карапузов и взрослых продираться. Если что, ищи нас или на улице, или у окошек, что тоже рядом с входом. Сэмми, как по мне, больше рад машинам, чем вашим этим роботам. — Машинка, мама! – мальчик того же возраста, что и Шарлотта, которого Дженнифер держала за руку, смотрел в дальнее окно, где было видно, как паркуется у тротуара чей-то автомобиль. — Смотри какая... В самом деле. Пойдём посмотрим поближе? – Сэмми кивнул, уже оттаскивая маму к окнам. Шарлотта перелезла к той на руки после того, как Эмили чмокнул её в щёчку, и жизнерадостно улыбнулась отцу на прощание. – Мы с тобой, наша гордость, – куда мягче и оптимистичней сказала Дженнифер и послала мужу воздушный поцелуй.

***

Генри пришёл в комнату Запчастей. Как раз там сейчас находились два сделанных им аниматроника: Фредбер, что был усовершенствованным, крупным и куда надёжней, чем его прототип, а также новый персонаж закусочной – Спрингбонни. Он представлял собой золотого кролика с фиолетовым галстуком-бабочкой и двумя пуговицами, был схож дизайном с роботом-медведем. Собран он по той же схеме, что и Фредбер – имел в своём каркасе пружинный эндоскелет, способный расходиться и предоставлять человеку функцию костюма. Этаким образом, роботы могли работать и петь самостоятельно, а могли отключаться, чтобы их в виде костюма носили сотрудники закусочной. Именно эти двое должны были оказаться сегодня на сцене перед кучей детей и взрослых, впечатлить их и осчастливить. Ничто не смеет испортить этот день. Всё должно идти по плану. Задержавший пристальное внимание на механических зверях Генри наконец оторвался от них взглядом и повернулся к своему деловому партнёру, что был занят тщательной проверкой внутренних механизмов у аниматроников. Уильям выглядел также деловито, как и Эмили, но не внешне, ибо пиджак с фиолетовым галстуком висели на стуле, и верхняя пуговица рубашки Афтона была расстёгнута, а поведением. Он всё утро после торжественного открытия торчал в этой комнате, производя впечатление самого чуткого и ответственного деятеля, давал распоряжения приходящим к нему молодым сотрудникам, следил за тем, чтобы порядок работы не отклонялся от составленного им и Генри плана. Был на стрёме, грубо говоря. Уилл заметил Эмили и, стройно выровнявшись, изрёк: – Всё исправно работает. Скелет расходится, ничего не заедает. Они в идеальном виде. — Отлично. – облегчённо выдохнул Генри и раздумывающе прикоснулся к золотистому меху на большой голове медведя. – Уилл, я не уверен, что из всех сотрудников найдутся добровольцы, готовые сегодня надевать их как костюм. Может, Фред и Бонни сами выступят по заданной программе? А мы обойдёмся в день открытия и без этой функции... — Мы ведь планировали в первое выступление использовать именно костюмы, – Уильям с некоторым осуждением посмотрел на товарища и нахмурил брови. – Не говори мне, что решил изменить задуманное в последний момент. — Я понимаю, что это неразумно, – согласился с его словами Генри. – Но сейчас я, не знаю, волнуюсь в какой-то мере... Может что-то пойти не так, как планировалось, да и несколько ребят из работников, с которыми я сегодня успел поговорить, склоняются к тому, что пусть лучше аниматроники будут выступать, петь, двигаться. Это больше понравится детям – настоящие роботы, а не люди в костюмах. — Дети ещё успеют сегодня увидеть, как поют аниматроники, – отмахнулся Уилл, сверху вниз глядя на валяющегося на полу Спрингбонни. – А сейчас мы должны показать именно оживших созданий. Которые свободно двигаются и веселят малышню. Пляски всего-то на минут пятнадцать. А потом мы их включим и вернём обратно на сцену. — И кто же готов надеть эти костюмы? Ты уже нашёл желающих? — Нет. В этом ты прав – никто не хочет оказаться внутри наших махин. – Афтон презрительно фыркнул. – Но разве это проблема? — В смысле? — В прямом. Что с того, что эти балбесы не хотят напяливать их на себя? Это, во-первых, объяснимо страхом того, что все пружины и части робота находятся внутри, а во-вторых, не так уж проблематично. Мы же можем взять инициативу. — Инициативу? – переспросил Эмили и на всякий случай уточнил: – Предлагаешь нам выступить? — Совершенно верно. – губы Уилла растянулись в самодовольной ухмылке. – Почему бы и нет? Подумай: на самом деле мы – главные лица праздника. И потому мы должны вести игру своим участием, не так ли? — Ну, – Генри присел возле безжизненного Фредбера, что склонил голову, и представил, как множество детей, в том числе Шарлотта и Сэмми, окажутся на седьмом небе, видя, как эти удивительные аниматроники будут плясать, точно по-настоящему живые звери. Ведь и правда – все до позднего вечера успеют понаблюдать, как те механически вращаются и поднимают руки. Первое впечатление должно вызвать уму непостижимый восторг и беспредельное восхищение. Что может быть лучше, чем оживить детские мечты и видеть их поражённые широкие улыбки? – Что ж, ты, вероятно, прав. — Разумеется. – Уильям подхватил с пола Спрингбонни и кое-как его приподнял. – Примеряй шкуру, дружище. Генри усмехнулся, принимаясь копаться в области крепления головы у Фредбера. Он умело стащил её раньше Афтона, повернул медведя на живот и приступил расстёгивать пуговицы и ослаблять крепления у того на спине, чтобы потом натянуть свободный каркас на себя. Переживания насчёт костюма с внутренностями робота его нисколько не тревожили. Сейчас Генри забавило лишь то, как Уильям бурчит под нос ругательства и оскорбляет несчастного механического кролика, потому что у него никак не выходит "отцепить" руки. Эмили быстро и ловко разобрал аниматроника за отдельные части, а следом снял с себя верхнюю одежду и начал пробовать самостоятельно облачиться в животные одеяния. Помощь Уилла ему позже всё-таки понадобилась, тот, ещё не разобравшись до конца со Спрингбонни, застегнул костюм Генри и поправил тому медвежью голову. — Тоже мне, грозный зверь. — Ты ничуть не лучше, – хмыкнул Эмили и шевельнул рукой, проверяя, удобно ли сидит на нём костюм, и шагнул назад. – Как я выгляжу? — Как медведь в шляпе и с галстуком-бабочкой. – язвительным тоном сказал Афтон и взял со стола, заваленного бумагами, голову Пружинного Бонни. – М-да, к этому придётся привыкать. — Это была твоя идея. – напомнил Генри. — Я и не жалуюсь. Генри бы вставил в адрес Уильяма какую-нибудь саркастичную шутку, но небывалые ощущения и ожидание выступления заставляли его думать исключительно о происходящем. А происходящее было реальным, Генри был здесь, чувствовал, что все его мечты молодости исполнялись одна за другой. Дело, связанное с робототехникой и инженерией; аниматроники, вышедшие в свет; закусочная, которой он полноценно владеет. Он сделал это. Он здесь, а рядом с ним все его близкие люди. С ним его потрясающая Джен, его замечательные и очаровательные дети. С ним, как и всегда до этого, остаётся Уилл. "Просто великолепно." – вскользь подумал Генри, выходя на залитую ослепительным светом сцену, отдавая себе отчёт в том, что это отнюдь не лживая ироничная мысль.