Mortis

В глазах потемнело. Внутренности скрутило тугим обручем, что не продохнуть. Легкие сжало, как мешок, поршнем выкачав весь воздух. В уши давило, барабанные перепонки отзывались тупой, ноющей болью. Сама она, казалось, сжалась до размеров мухи, прежде чем вновь открыла рот, делая глубокий вдох, и сложилась пополам, роняя одну руку на колено. Марта скривилась, стоя на полусогнутых, в то время как Северус даже бровью не повел, придерживая ее за локоть. — Хорошо, что вы не позавтракали, — бесцветно сказал он, быстро выдвигаясь в сторону одной из темных улочек. Марта сглотнула, подавляя рвотный позыв, и поплелась следом. К аппарации трудно привыкнуть. Утром Лютный Переулок выглядел не менее отталкивающе, чем ночью. В воздухе густой ватой висел туман, укрывая здания от лишних глаз, словно сам факт существования этого места был оскорбителен. Фонари не горели, окна многих домов заколочены, а здания выглядели так, будто некто взял один из нищенских районов Лондона и спрессовал в кучу — они налезали друг на друга, дорожки бессмысленно петляли то вверх, то вниз, вправо и влево; запросто можно было повернуть и наткнуться на крышу какой-то захороненной постройки. Лютный Переулок поражал количеством узких неприметных проходов и тайников. Здесь легко заблудиться и не найти обратной дороги, а если заплутает ребенок — шансы, что он вернется домой, равны нулю. Что случалось с детьми, пропавшими в Лютном — не знал никто, да и предполагать боялся. Маркус де Веллер привлекал к себе лишнее внимание главным образом потому, что всюду таскался с малолетней дочерью. За долгие годы своей деятельности он оброс широкими связями не только во влиятельных домах магической Британии, но и в среде воров, преступников и различного рода торгашей. О нем шептались, судачили, пускали слухи — зачастую никем не подтвержденные, но оттого не перестававшие быть правдивыми. В последние месяцы разошлась молва, что он помог возродиться Темному Лорду. Но Лютный Переулок — отдельная от остального магического мира экосистема. Никто не станет рыть на Маркуса де Веллера информацию по замызганным кабакам и барам за исключением случаев, когда кому-то нужно было с ним связаться, передать весточку, свести вместе нужных людей. Лютный — закрытое, сублимированное общество, которое прожует тебя и выплюнет, вываляв в грязи и гнили. Имена волшебников, посещавших его, не подлежали огласке. Кроме того, никто не светил лицами, чтобы не ударить по репутации. Одна из причин, по которой Министерство не взяло деятельность Лютного в оборот — это его относительная подконтрольность. Преступность в магическом мире есть и будет, и иногда с крысами приходится уживаться бок-о-бок, давая покусать себя за пальцы и пятки, чем ловить их в сточных водах канализаций. Лютный всегда был на виду, но при этом в тени. Этакое зазеркалье. Марта спускалась по крутой лестнице, прячась под капюшоном черной мантии и огибая привалившихся у стен ободранных бродяг. Одна женщина, с серым лицом и скопищем борозд и морщин, большими, почти навыкате глазами проследила за ней, когда она прошла мимо. Ни одного лишнего движения, только поворот головы — кто, куда и зачем пошел. Шли, не сговариваясь. Северус не оборачивался, смотря в спину впереди идущей Марты. Она почти не поднимала головы и словно знала дорогу наизусть. Северус безрадостно думал о неоднозначности ее ситуации и о том, что Альбус Дамблдор наверняка знал гораздо больше, чем говорил: — Маркус де Веллер был Пожирателем Смерти? — Я полагал, что это очевидно, Северус, — Дамблдор стоял к нему спиной, поглядывая в верхнее окно башни, — учитывая все обстоятельства. Маркус выпустился в 69-м, на три года раньше Люциуса Малфоя. Вполне возможно, что еще тогда он мог быть очарован его идеями. Как ты, прости мою прямолинейность, в свое время. — Почему же мне, — с акцентом на последнее слово, — ничего об этом неизвестно? Голос мастера зелий источал недовольство. Директор зачастую недоговаривал о самом важном, давал увидеть лишь часть картинки и предпочитал не аргументировать свои действия и решения. Подобное было обусловлено не только скрытностью характера Альбуса, но и его — Снейпа — статусом двойного агента. Он просто получал указания, а Дамблдор рассчитывал на их беспрекословное выполнение. Снейп часто ломал голову, пытаясь разгадать его умыслы, но в итоге упирался в еще одну недостающую часть уравнения. Ему оставалось лишь читать между строк. — Не думаю, что Реддл станет посвящать тебя в свои секреты. Ты недостаточно близок к нему, — директор сделал шаг в сторону, заводя ладони за спину и сцепляя их в замок, — но, — с нажимом, — судя по воспоминаниям Гарри, с Питером Петтигрю на кладбище был еще мужчина. Том не назвал его имени. И меня не покидает одна мысль… Альбус покачал головой и нетерпеливо вздохнул. — Поправь меня, если ищу иголку в стоге сена, но для того, чтобы поддерживать жизнь в истощенном теле, нужны выдающиеся навыки. Как Тому это удалось, если сам он был не в состоянии? А зелье, приготовленное для возрождения — весьма темная и древняя магия. Под силу ли оно Питеру Петтигрю в одиночку? — Сомневаюсь, — ледяным голосом промолвил Снейп, — вы клоните к тому, что все было организовано де Веллером? — Я бы не удивился. Но мертвых не допрашивают, так что этого мы не узнаем, — Альбус придержал одной рукой полы мантии, спускаясь по лестнице на ярус ниже, к своему столу. — И что вы прикажете делать? — по наработанной годами схеме поинтересовался Северус. Он стоял в центре кабинета, сложив руки за спиной. Альбус вместо ответа заговорил загадками, уводя разговор совсем в другое русло: — Тебе это ничего не напоминает? История с дневником. Снейп мрачно посмотрел на директора, что осмелился давить на незажившие раны. Эту тайну он обязался сохранять и не допустить огласки. От Наземникуса, что в облике ведьмы следил за Поттером в «Кабаньей голове», Орден Феникса узнал об участии Марты де Веллер в Отряде Дамблдора. А после разговора с ней о дневнике отца, что она хотела достать, чтобы помочь Драко Малфою, Северус невольно провел параллель… Раскол его школьных отношений с Лили Эванс. В те времена Северусу жилось несладко, и она была единственной, кто хорошо к нему относился, при этом сохраняя дружбу с гриффиндорскими мародерами. Однажды у озера Сириус со скуки напал на него, а Джеймс использовал заклинание Левикорпуса, подвесив его в воздухе вверх ногами. Вместе с приливающей к голове кровью пришло неприятное, чудовищно больное осознание: Заклинание Левикорпуса было разработано им самим, и Джеймс не мог узнать его ни от кого, кроме Лили. Лили, в которую Северус был влюблен и которой передал свой учебник по зельям с личными заметками, чтобы она подтянула учебу. Она поделилась книгой с Джеймсом, а тот использовал против Северуса его же заклинание. Будучи разозленным догадкой о предательстве Лили, Северус назвал ее паршивой грязнокровкой, и на этом для них все было кончено. Боль выжигала чувства ядом. Он долго не мог ее простить, хоть и сохранил в сердце. Наученный горьким опытом, Северус полагал, что у истории Марты и Драко нет счастливого конца. Как бы она не пыталась уравнять чаши весов между ОД и юным Малфоем, одна из сторон все равно перевесит. Марта де Веллер оступится. — Удивительная вещь любовь… — Альбус постукивал пальцами по изголовью своего стула. Заметив, что Северус так и не проронил ни слова, он поднял голову. — Не злись на меня, Северус. Я понимаю, почему ты так тепло к ней относишься и благодарен, что могу положиться на тебя. Альбус вышел вперед, присаживаясь на край стола. — Я дам разрешение на трансгрессию. Придумай, что сказать профессору Амбридж, пока вас не будет. И, позднее… Не сейчас, на Марту и так возложено слишком много проблем, — он словно говорил самому себе, — я бы попросил тебя о еще одном одолжении… Дверь, ведущая в «Горбин и Берк», всхлипнула, впуская их внутрь. Марта подошла к одному из окон и, поглядев по сторонам, опустила жалюзи. Северус палочкой проделал то же самое с другими. Из дальнего помещения показалась сгорбленная фигура мужчины. Сколько Марта себя помнила, мистер Горбин всегда клонил голову, приветствуя своих достопочтенных клиентов и раболепствуя, и оттого не сомневалась, что его неровная осанка — лишь профессиональная деформация. — Здравствуйте, мистер Горбин, — поздоровалась девушка, кладя руки в перчатках на запыленный кассовый стол, — вам передали на хранение вещи Маркуса де Веллера. Марта посмотрела на него исподлобья, и мужчина, окинув взглядом ее скрытого под тенью капюшона спутника, обнажил подгнившие зубы в улыбке. — Мортис де Веллер… — подобострастно выдохнул он, и Марта скрипнула перчатками, сжимая столешницу, — конечно, конечно, сейчас… Он быстро затрусил обратно. Северус поднял бровь, удивленный таким обращением, но ничего не сказал. Он окинул взглядом погруженное во мрак помещение, с висящими под потолком крюками и люстрами, обтянутыми паутиной. Марта отошла в сторону, приблизившись к одной из витрин, и склонилась над ней, рассматривая засушенную человеческую кисть. Она выглядела обугленной, покрасневшей, с торчащими из пальцев фитилями, сделанными из волос покойника. — Рука Славы, — негромко прокомментировал Снейп, — призвана освещать путь даже в кромешной тьме и только своему обладателю. Марта посмотрела на отражение профессора в стекле витрины, что наблюдал за ней, и выпрямилась, ощущая странное беспокойство. Перед глазами стоял образ отца, горевшего заживо. Она сглотнула и обернулась на шорох. Мистер Горбин вышел с крупной деревянной шкатулкой, обнимая ту обеими руками, как ребенка. Она была с мягкими углами, неровной прямоугольной формы, обвитая ветвями, словно выдернутая из лона природы, с золотой изящной защелкой-рычажком на боку. — Превосходный антикварный ларь, — с плохо скрываемым восхищением сказал мужчина, — мадам Габриэлла де Веллер долго отвергала моих посыльных с просьбой выкупить его из личной коллекции вашего отца, — он любовно провел по ней ладонью и предоставил Марте возможность изучить содержимое. Северус оставался в стороне, наблюдая, как Марта откинула крышку ларца и погрузила в него руки. Горбина дернуло, когда внутри что-то грохнуло, клацнуло, и он сдержался, чтобы не сжать ладони в кулаки и не обругать девчонку за такое грубое обращение с вещами, за которые он отдал немало кровных. — Вы пытаетесь обмануть меня? — спросила Марта, поднимая голову и смотря на мужчину. На поджаром лице мужчины отразилось недоумение. Он бросил взгляд голубых, с лопнувшими капиллярами, глаз, на сундук, и нервно усмехнулся: — Не понимаю, о чем вы говорите, мисс… — Здесь должна быть записная книга, — твердо сказала девушка, — вы ее прикарманили? Северус прищурился, всматриваясь в лицо продавца. Тот чуть не задохнулся от возмущения, и придвинул шкатулку к себе обратно. — Как вы смеете… — процедил он, — я честно выплатил каждый галлеон! Марта усмехнулась. — Мне известно, как вы торгуете, увольте. Бабушка Габриэлла пощадила вас только из-за меня. Мы избавляемся от лишнего, поэтому согласились на вашу цену. Стоимость этих вещей… — она махнула рукой, — исчисляется парой тысяч галлеонов. Весьма щедрое пожертвование для вашей лавки. Горбин презрительно выпятил верхнюю губу. — Сделка уже совершена. Я вполне могу отказать вам в обслуживании, являясь полноправным владельцем этих вещей, — ядовито сказал он. — При отце вы не посмели бы так разговаривать, — отбрила Марта. — Прошу заметить, — Горбин поднял брови, — его здесь нет. Равно как и ваших привилегий. Мои обязательства перед вами держатся на данном мадам Габриэлле слове, но выслушивать оскорбления я не намерен. Вы либо платите — либо уходите, — он опустил крышку ларца. — Плачу? — со смешком переспросила Марта, приподнимая бровь, — вы слышали, что я сказала? — Комиссия за посредничество… — высокомерно проговорил Горбин, не сводя с нее глаз, — взимается с обеих сторон. Это правило. Марта клацнула челюстями, одарив его тяжелым взглядом. — Да вот только книги, нужной мне, здесь нет. Что возвращает нас к изначальному вопросу. Где. Она? — последние слова Марта выдавила, опасно понизив голос. Черт возьми, он за дуру ее держит? За спиной раздаётся усталый вздох. — Мистер Горбин… — подал голос Северус, мужчина повернулся к нему, — вы все время находились в магазине? — Я живу здесь, — сощурившись, неприязненно бросил он. — И не замечали ничего подозрительного? — Северус легким движением вытянул волшебную палочку, что покоилась в чехле под рукавом мантии. Продавец надменно фыркнул. — Вы в Лютном, мистер, — выплюнул он, отсекая дальнейшие вопросы. — Тогда прошу меня извинить… — протянул зельевар, быстро нацелив палочку ему в лоб, — Петрификус Тоталус. Мужчина застыл на месте с испуганным выражением лица, а затем привалился к стене и с грохотом упал на пол. Марта раскрыла рот, чтобы спросить, какого черта он сделал, но Снейп быстрыми шагами пересек комнату и еще раз занес палочку над его головой. Девушка видела, как в панике бегали глаза Горбина, пока профессор копался в его голове. Она не слышала, чтобы он произносил заклинание, но Северус безотрывно смотрел на мужчину на протяжении нескольких минут. Вариантов, кроме Легилименса, не было. Северус быстро пролистывал воспоминания Горбина. Вот он говорит с одним из посыльных, и Снейп движется дальше, отмахиваясь от мелькнувшей вывески «Яды и отравы Шайверетча»… Вот он видит, как Горбин, рассматривая бутылки за баром «Белой Виверны» не глядя на собеседника рассказывает о будущей поставке… Затем Снейп выхватывает последний кусок воспоминания — приветствие Габриэллы, когда она, придерживая подол мантии, в черных очках и шляпе вплывает в магазин… А Горбин замечает какое-то движение за окном и рывком задергивает штору. — Обливиэйт, — Северус выпрямился, стирая мужчине память о сегодняшней встрече и просьбе Габриэллы. — Вы что-то узнали, профессор? — поинтересовалась Марта, бросая быстрый взгляд на Горбина. Она не знала, как долго еще продлится Петрификус. Снейп только взмахнул мантией и двинулся на выход со словами: — Пойдемте. Я аппарирую вас в Мунго. — Что?! — в ужасе воскликнула Марта, оставшись стоять на месте. Северус скривился от того, что опять нужно все объяснять. Он развернулся и, хватая ее за рукав, потащил прочь из магазина. — Прекратите вырываться и верещать! — недовольно сказал он, когда девушка стала дергать рукой и ругаться себе под нос, пытаясь выведать, что же он увидел. Они остановились у одной из улочек, и Снейп резко развернул Марту к себе лицом. — Вы знаете, где дневник?! — наседала она. — Вы можете замолчать?! — Вы не от… — Молчать! — резким приказным тоном. Марта быстро захлопнула рот и нахмурилась. Профессор, не сводя с нее недовольного взора, порывисто оправил рукав мантии. Двинулся дальше по улочке, и Марта сорвалась следом от его: — За мной, — как по команде. Когда она поравнялась с ним, Северус, не скрывая своего настроения, сказал: — День прожит зря, если вы не устроите хотя бы один концерт?! Марта раздраженно ощерила зубы, собираясь ответить, но: — Это был риторический вопрос. Она лишь сделала глубокий вдох и умолкла. Пытаться сейчас выпытать у него хоть толику информации — все равно, что копать мерзлую землю ложкой. БЕС-ПО-ЛЕЗ-НО. Северус ни слова по делу не скажет, пока Марта не угомонится. Изводить студентов молчанием — его любимый метод дрессировки. Так он прививал слизеринцам дисциплину. Спустя несколько минут гнетущей тишины, декан негромко поведал о том, что по счастливой случайности (или року судьбы) ему известна личность человека, укравшего дневник. Тот был сведущ в делах черного рынка и не упускал возможности приватизировать то, что плохо лежит, подслушал разговор Горбина. Ему и стоило только, что ненадолго отвлечь продавца и забрать любую вещицу из сундука — вряд ли он до конца осознавал ценность хотя бы одной из них, а потому не особо выбирал. Чтобы пропажи не заметили, взял самое неприметное, наложив на Горбина Конфундус. — Странно, что он не использовал Обливиэйт, — заметила Марта. — Нервничал, не стал рисковать. Опытный волшебник заметит, если Обливиэйт будет наложен неправильно. Проще не попадаться на глаза такой параноидальной личности, как Горбин, и сделать все быстро, — отозвался Снейп. Марта кивнула, отметив, что в этом есть логика. Северус искоса поглядел на нее и поинтересовался: — Скажите мне, будь ваш отец жив, как бы он отреагировал на пропажу? Вопрос — морозом по коже. — Вас интересует, способен ли мой отец на убийство? — невесело усмехнулась Марта. — Вы это сказали. Я спросил только о реакции. Она непроизвольно дернула губой. Капкан в голове захлопнулся. Боже, сама сходу предположила худший расклад… А могло быть иначе? За пятнадцать лет жизни с отцом Марта отлично усвоила одно — он умел отделять чувства от действий. Если есть «надо», для него не существовало «не могу». Он просто делал. Делал с ней. Ведь она была тем самым «надо». Но способен ли он на убийство… человека? Марта мрачно смотрела на неровные швы брусчатки под ногами. Не могла выдавить из себя ни «да», ни «нет». Сомневалась. И ответила честно: — Не знаю, профессор. Но на маму он никогда не поднимал руку. Даже после… В общем, нет. — Он ежедневно подвергал вашу жизнь опасности, если вы вдруг забыли, — холодно напомнил Северус, — в любом случае, не берусь в это лезть. Когда дело касается семьи, не всегда можно найти простые ответы. Любовь может как вытянуть из безумия, так и толкнуть в него. Марта провела в задумчивом молчании всю дорогу. Любовь. Любил ли её отец? А она его? Она точно не жалела, что он умер. Испытывала вину, но не жалела. Создатель погиб от рук своего творения, чтобы даровать ему свободу. Марта ни за что бы не вернулась в этот ад. Но ее состояние погранично, так уж устроен мозг. На каждый кнут она умудрялась подобрать пряник. Отец причинял ей боль бесчисленное количество раз, она же хваталась за крупицы, чтобы найти нечто хорошее в нем. Чтобы углядеть любовь, которой училась сама. Мать была холодна с ней, в то время как он мало-помалу компенсировал это, несмотря на все зверства. Флоренция же даже не притрагивалась к ней. Не притрагивалась… Марта стала копаться в воспоминаниях. Отец чаще всего предпочитал атаковать ее со спины, пока она, трусливо дрожа, утыкалась невидящим взором в книжные стеллажи напротив. Было ли это его снисхождением? Было ли это снисхождением к самому себе, чтобы не видеть, как её лицо искажается от боли? Пытался ли он тем самым защитить себя от душевных страданий? И как скоро в итоге растратил всю человечность? Господи. Это похоже на безумие. Безумие, если она все ещё читает в поступках отца то, чего нет. У нее до жути неправильная, болезненная привязанность к тому, кто сделал ее жизнь невыносимой. К тому, кто придумал пытку похуже Круциатуса… Марта восторженно охнула. — Отец! У нас будет свой домовик? Маркус прошёл к столу и отодвинул стул. — Лишним не будет. У меня прибавилось работы. — Ну и замечательно! — Марта села на колени перед вислоухим домовиком, — ты все равно плохо готовишь. За спиной раздался смешок. — Рад познакомиться с вами, юная хозяйка, — эльф заламывал свои щупленькие ручки. На эльфе была серая роба — ничего примечательного. Примечательны его большие голубые глаза. — Я тоже весьма рада знакомству, маленький друг! — склонив голову в почтительном поклоне и манерно, подобно леди, промолвила Марта. Эльф заскулил, уши поникли. — О, мисс… — плаксиво протянул он, — я низкое, низкое существо! Вы не можете так прибеднять себя, называя меня своим другом. Я этого недостоин! Марта удивлённо хлопнула глазами, раскрыв рот. Вместо неё ответил отец: — Если моя дочь так решила, ты обязан её слушать, а не раздавать советы. Она чуть не подавилась воздухом — так глубоко вздохнула. Марта резко вскочила на ноги и обернулась. — Это мой личный эльф? Все внутри замерло в трепетном ожидании. Маркус, сложив руки в замок, смотрел на эльфа — не на дочь. Под его взглядом тот тут же вытянулся по струнке. — Он будет сопровождать тебя на прогулках, — проговорил Маркус, — можешь общаться с ним в свободные часы, но не отвлекай его от работы. Это его первостепенная задача… — Поняла, — девочка быстро кивнула, стараясь сдерживать внутренний порыв запрыгать на месте от радости, — я не побеспокою его, честно-честно! — Хорошо. Теперь, — он повел подбородком вверх, обращаясь к эльфу, — можешь подать нам ужин… — Папа! — Маркус прервал свою речь. Замолкла и она, сама удивленная таким обращением. С десяти лет, после первого Круциатуса, она звала его исключительно отец. Прошло уже два года. — Спасибо! — на выдохе. Маркус медленно и задумчиво кивнул. Марта опустила глаза, но быстро встрепенулась, резво отодвигая стул рядом и присаживаясь. — Знаешь, у миссис Малфой дома много эльфов! — затараторила она, — они мне, конечно, не показываются, но Драко сказал, что… — Драко? — Маркус улыбнулся уголками губ. — Э… Мистер… Э… То есть… Юный мистер Малфой, — она принялась нервно перебирать подол платья, что прикрывал коленки. — Ты ведь не рассказываешь ему ничего лишнего? — Нет! — поспешно воскликнула Марта, повернув голову так быстро, что короткие кудряшки хлестнули по щекам, — конечно, нет. — Люциус — мой старый друг, но ты должна понимать, что он человек очень строгих взглядов, — Маркус чуть наклонил голову. — Я ему не нравлюсь, потому что мама была маглой, — эти слова Марта произнесла, вперив взгляд в стол, — ты бы хотел, чтобы вместо неё у тебя была другая женщина? Если бы я не родилась? — Не хотел бы, — ни на секунду не задумавшись, ответил Маркус. Марта посмотрела на него. Сердце пропустило удар, чтобы затем… — То, что ты есть у меня — дар судьбы, — внушительно, подкупающе заглядывая дочери в глаза, заговорил он. Протянул к ней руки, обхватывая её ладонь своими. — Ты осваиваешь магию без палочки, кто ещё на такое способен? Мир прекратил движение. Она хотела услышать совсем не это. Марта вдруг ощутила себя оболочкой, начиненной органами. Пустым сосудом, вместилищем для чужих амбиций, где ее «Я» — всего лишь фон. Она тихо, стараясь держаться, прерывисто задышала через нос, ощущая, как спазм начинает сдавливать лёгкие. Чувство обиды разрасталось в ней пузырями, травило, затапливало изнутри, грозя вылиться в истерику. С долгой ненавистной икотой. Глаза подло защипало, но Марта заставила себя кротко улыбнуться, когда ответила: — Только самые сильные волшебники. Поедая свой ужин, несомненно приготовленный гораздо более умело, чем привычная стряпня отца, Марта все же не смогла оценить его по достоинству. Просто ела, чтобы уважить чужой труд — Вэкс с беспокойством поглядывал на ее тарелку. Ничего. Это ничего. Теперь у нее есть Вэкс. Он станет её первым настоящим другом, с которым она сможет говорить обо всем на свете, пока язык не отсохнет. Они здорово проведут время вместе. Она больше не будет одна. Все еще может быть хорошо. — Отец, Вэкс свободен сегодня вечером? — У тебя уроки, — смотря в тарелку, невозмутимо ответил отец. — А после? Перед сном мы с Вэксом можем почитать? Я вспомнила одну сказку. Марта приосанилась, повернув голову в сторону отца. — Не слишком ли ты взрослая для сказок? — Мы будем читать «Мохнатое сердце чародея», — ровно ответила Марта. Маркус так и замер с вилкой в руке, с кусочком стейка в вишнёвом соусе. Марта сильно закусила зубами кончик языка, держа губы плотно сомкнутыми. Смотрела прямо на его профиль, на то, как отец медленно промокает губы салфеткой. — Любопытный выбор, — многозначительно произносит он, — взрослой девочке взрослые сказки… Маркус коротко взмахивает ладонью, чтобы эльф прибрал со стола. — Желаю приятного чтения, дочь. И только теперь он смотрит на нее. Но Марта отводит глаза, благодарит за ужин и, задвинув за собой стул, тихо уходит. Они аппарировали в самый центр Лондона и смешались с толпой. Больница Святого Мунго со стороны выглядела не так многообещающе, как внутри. Она являла собой заброшенный, ветхий универмаг «Чист и Лозоход Лимитед», на двери которого висела вывеска «Закрыто на ремонт». Для того, чтобы попасть внутрь, нужно было пройти через стекло, перед этим назвав цель визита манекену в витрине. Декан остановился в приемном отделении у самых дверей, отвергнув предложение привет-ведьмы о помощи. Он коротко сказал ей, что разберется со всем сам, и тактично молчал, игнорируя то, насколько крепко Марта вцепилась в его предплечье. Молча, с чувством опустошения и неприятной ностальгии, она смотрела на многочисленные плакаты, висящие на стенах. Особенно въедалась в память выгравированная на своде у лестницы надпись: «Sublata causa, tollitur morbus». Она мозолила глаза насмешкой. Марта заставила себя разжать пальцы. — Прошу прощения, — севшим голосом сказала она, тут же прокашлявшись, — я не люблю это место. — Охотно верю, — спокойно ответил декан, осматриваясь по сторонам. Уходить не спешил. Марта не понимала, почему он сразу не оставил ее на попечение привет-ведьмы. Почему неторопливо вел ее по многочисленным коридорам и лестницам, пока они не добрались до нужного этажа. Почему проследовал за ней в палату. Не думал же он, что она попытается сбежать? Пообещав забрать ее, как только представится такая возможность, Северус ненадолго задержался у порога. В палате было только одно спальное место. Подчеркнуто особенный случай. Он внимательно посмотрел на Марту, что прошла к больничной койке и смиренно села у изножья. Подтянула к себе коленки, опустив на них подбородок, и… Замерла. Остановила внутренний таймер. В комнате уже находилась целительница — просматривала ее историю. Марта даже не повернула головы. — Вам не идет, — что-то в ее виде заставило Северуса сказать это. — О чем вы? — глухо спрашивает, смотря в пол. — Имя. Оно вам не идет. Под левым ребром крошится от его слов. Марта поднимает глаза, чтобы… Нет… Она не станет из-за этого плакать… На лице Северуса — такая непривычная для него теплая улыбка. Она настолько чужда ему, что кажется неестественной, натянутой, особенно в сочетании с грубой складкой между бровей. Он уже долгие годы носит угрюмость, как визитную карточку. Но ее чувства не могут лгать. Это искренне. Она видит. Это почти по-отечески. Марта быстро моргает, пряча лицо. А Северус и не ждет от нее ответных слов. Он уходит, оставляя ее наедине с мыслями. А она думает лишь о двух вещах: о том, откуда ему известно, где искать Наземникуса Флетчера, укравшего дневник, и о том, что ничего ненавидела в своей жизни так сильно, как навязанное отцом имя, которым он представлял ее в Лютном Переулке. Для всех там она была исключительно Мортис де Веллер. Это прозвище — как еще одно выжженное на теле клеймо. Отец дал ей его в награду за режущее заклятие, призванное убивать. Mortis на латыни означало «Смерть». Смерть для врагов. Но эта метка была гребаным режущим только в собственное горло.

***

— Он собирается уходить или нет? — напряжённо шептала Дафна. Блейз сонно улыбался, уткнувшись в ее волосы, разметанные по подушке. — Будешь так ерзать, точно никуда не пойдешь, — он сгреб девушку в охапку, прижимая к своей оголенной груди под одеялом. Дафна перестала нервно ворочаться и покраснела. Блейз, не стесняясь, спал с ней в одних трусах, и она была уверена, что он не шутит. Чувствовала ягодицами упирающийся в нее… — Боже мой, прекрати! Гринграсс стыдливо зарылась лицом в подушку под тихий хохот Блейза. Она проснулась раньше него и все пыталась выждать момент, чтобы улизнуть, но Малфой как назло бродил по спальне. Недавно у пары появилась привычка ночевать вместе. Женская спальня защищалась чарами основателей, и в нее вход парням был запрещен. Кроме того, Блейз — джентльмен, и не стал бы смущать соседок девушки своим присутствием. Поэтому в ночи Дафна приходила сама. Блейз перегнулся через девушку, аккуратно поддев плотный слизерински зелёный балдахин, чтобы посмотреть. — Вы бы хоть заглушку повесили, — с усмешкой сказал Малфой, падая на свою кровать. Надо быть совсем глухим, чтобы их не услышать. — Упс, — Забини переглянулся с Дафной, что со вздохом зарылась глубже в одеяло. — Я же просила тебя! — раздраженно сказала она. — Моя голова на тот момент была занята другими вещами, — засмеялся Блейз, слушая ее недовольное ворчание. Дафна подхватила одеяло и перелезла через Забини. — М, так мы продолжаем? — игриво осведомился он, подхватывая девушку за талию, но та шлепнула его по руке. — Обойдешься, — шикнула она. Дафна выбралась из постели с другой стороны, чтобы не пересекаться с Малфоем. Его кровать стояла у дальней стены, Блейза — посередине, Нотта — ближе к двери. — Доброе утро, Дафна, — бросил Малфой вдогонку Гринграсс, что точно привидение улепетывала из мужской спальни, с головой накрывшись одеялом. — Пока, Драко! — недовольно отозвалась Дафна. Блейз взмахнул руками, смотря на это ребячество. — Да ты же в пижаме, Даф! Дверь за ней закрылась. Блейз со вздохом откинул балдахин, представая перед Малфоем в одних трусах с характерным утренним стояком. — Салазаровы панталоны, прикройся, — поморщился Драко, бросая другу полотенце, с которым вернулся из ванной. Дверь вновь распахнулась, и Малфой перевел взгляд на Пэнси. Та с выражением непомерной скуки на лице, не здороваясь, прошла к кровати Блейза и резко распахнула балдахин у изножья. — Черт возьми, Пэнс! — воскликнул Блейз, прикрываясь полотенцем. Она закатила глаза, бросая ему сложенное одеяло. — Боже, в первый раз что ли? Дай лифчик, — Пэнси протянула руку, и пока Блейз рыскал руками по кровати, пытаясь нашарить оставленный Дафной лифчик, посмотрела на Малфоя. — С лёгким паром, — слегка улыбнувшись, сказала она. Драко промолчал, только едва заметно кивнул. Пэнси быстро отвела глаза, подхватила за лямку черный кружевной лифчик подруги и пошла на выход. Полог на соседней кровати отодвинулся, и показалась кудрявая голова Тео. — Бля, вы можете потише пиздеть… — сонно проворчал он, потирая глаза. — Доброе утро, Тео, — сказала Пэнси, хватаясь за ручку двери. Нотт моргнул, уставившись на ее чёрные туфли на высоком каблуке, и скользнул выше — по стройным ногам и короткой юбке. — Э… — заторможенно протянул он и поднял глаза, успевая заметить только её притягательные пухлые красные губы, прежде чем дверь захлопнулась. — Привет… — в итоге сказал Нотт, смотря на то место, где только что стояла Пэнси. Провел рукой по лицу, с досадой ругнувшись, и со вздохом упал обратно на кровать. Малфой не придал этому значения, лежа наблюдая за тем, как Блейз поднялся с кровати, одеваясь. Положил одну руку под голову. — И давно? — спросил он. — Ты хочешь забронировать свободные дни? — с усмешкой поинтересовался Забини, запрыгивая в штаны. Малфой хмыкнул. Блейз обернулся, бедрами упираясь в рабочий стол, и сложил руки на груди. — С неделю, наверное, — он пожал плечом, — правда, без секса. Малфой приподнялся на локтях. — Чего? Хочешь сказать, вы не трахаетесь? Блейз красноречиво поднял правую руку и покачал пальцами. То ли намек на самовольную дрочку, то ли намек на петтинг. Уточнять Драко не стал, в принципе, похуй. Одно понятно — отношения Блейза и Дафны быстро развивались. — И это называется не «трахаетесь», а «занимаетесь любовью», — поправил Блейз, соединяя указательный палец с большим. — Прошу прощения, — сыронизировал Драко, с ухмылкой падая обратно на кровать. Подхватил лежащий рядом учебник по зельям. — Не передо мной тебе извиняться надо, а перед дамой, которой ты так ляпнешь. — Непременно, Блейз, — вскинул брови Малфой, — как появится, так сразу. Он скрыл лицо за книгой, где хранил сложенный листок переписки с Мартой. Свободного места там не было, но при желании всегда можно написать поверх. Однако — пусто. — Ты просто не понимаешь, друг, — сказал Блейз, зевнув, и Драко поднял глаза, — ради такой девушки можно и потерпеть. Я вот думаю пригласить Дафну в Италию на каникулы… — Все так серьёзно? — тон несколько удивленный. — Бля, да завалите вы там, я пытаюсь поспать! — раздался приглушенный голос Тео, который уже выл в подушку. — Как дела с Пэнс, Тео? — вдруг спросил Блейз, прислушиваясь. Нотт подозрительно замолчал. Шорох, и его голова снова показалась из-за балдахина. — В смысле? — недоверчиво спросил он. — В коромысле, — отбил Блейз, бросая в него полотенцем Малфоя, — вставай, спящая красавица! Нотт увернулся, и скомканное полотенце со шлепком ударилось о стену. — Ты серьёзно кинул в меня полотенцем, которым натирал свои причиндалы?! — возмутился Тео. — И причиндалы Малфоя, — довольно хмыкнул Блейз. Тео поморщился. — Гейство. — Сам будешь стирать, — невозмутимо сказал Драко, обращаясь к Блейзу. Друг подмигнул. — Как вы заебали… — Нотт выбрался из кровати и сел, — спасибо, что не трахаетесь хоть. Никакого личного пространства. — А Гринграсс-то отпустят к тебе? — поинтересовался Малфой, забивая на слова Тео. Блейз двинулся по направлению к шкафу, чтобы одеться. В отличие от того же Малфоя, он не особо бережливо относился к вещам, оставляя их то тут, то там. Нотт так вообще, засыпая, запросто мог скинуть одежду на пол. И только у Драко все было развешено и разложено с предельной внимательностью. — Вряд ли. Ты же в курсе, как у них заведено, — Малфой помолчал, понимая, что Блейз говорил о фиктивных браках. В чистокровных семьях это почти традиция, а Гринграссы были особо честолюбивы. Именно поэтому Нарцисса нередко, но деликатно интересовалась у него, как складывается его общение с Асторией. Он не сомневался, что в будущем ему непременно предложат в невесты ее кандидатуру, но сам не задумывался о женитьбе. — Для Гринграссов у меня слишком подмочена репутация, — усмехнулся друг, откапывая из полки водолазку, — мама Дафны точно рада не будет. Но всегда можно соврать, а там посмотрим. Нам же всего по шестнадцать, — он натянул кофту и с улыбкой: — На худой конец — выкраду. — Амбициозные планы, — усмехнулся Драко. Он захлопнул учебник и, приподнявшись, вернул его на комод. — Мне же вообще пофигу, Малфой, — развел Блейз руками, — вся эта королевская чета, не в обиду, друг, со своими правилами… — он поморщился, — не ко мне. Мать Блейза была известна как «чёрная вдова», похоронившая семеро мужей, от каждого из которых ей перепало немало наследства, сколотившего их состояние. Она плевать хотела на общественное мнение, многое позволяла самому Блейзу, отчего и тот вырос с ощущением, что ему все можно. Миссис Забини все равно, на ком сын женится и женится ли вообще. Блейзу был предоставлен выбор решать самому, как жить и что делать. Малфой даже несколько завидовал его свободе, но не заговаривал об этом вслух. Однако поднятая тема заставляла несколько задуматься о перспективах уготовленного ему будущего. Хотя… Блейз прав, какие, нахуй, размышления, им ведь реально по шестнадцать. Вопрос только, через сколько лет ему скажут вести под венец новоиспеченную невесту. Через 3, 5 или больше? Но кто, блять, так далеко загадывает? — Про де Веллер что-нибудь слышно? — поинтересовался Забини. — С чего ты взял, что я могу быть в курсе? — Малфой поднялся, тоже начав собираться. — Вы вроде неплохо общаетесь, — невинно сказал Блейз, про себя ухмыляясь. — На что-то намекаешь? У меня нет желания угадывать. Если есть, что сказать, говори, — спокойным голосом отозвался Малфой, искоса глянув на друга и снимая с вешалки чистую черную рубашку. — Дафна беспокоится, — только и сказал он, ничем не выдав своих мыслей, — говорит, что ее жуть, как выбесила Амбридж. Места себе не находит. Малфой задумчиво кивнул, проходясь по пуговицам. Он чувствовал себя точно так же. Это произошло в четверг утром, на сдвоенной паре по ЗОТИ с Гриффиндором. Марта не явилась на завтрак, но для неё это была норма. Драко удивился, когда часть гриффиндорцев, как сговорившись, начали бледнеть, обливаться потом и исходить рвотой. Он с отвращением поморщился, заявив, что мог бы пересмотреть свое отношение к некоторым из них, потому что очевидно, что от вони Уизли скоро перемрет весь факультет. Шокированная Амбридж не могла понять, что происходит. Все, как один, издевались, заявляя, что у них приступ «амбриджита», и довели её до истерики. Она рвала и метала, пытаясь выведать у них, что за хрень они приняли, но в итоге отпустила с пятёрку человек в больничное крыло и взбешенная продолжила вести пару. Прошла первая половина урока, и на перемене к ним с Блейзом подсела Дафна. — Вы Марту не видели сегодня? — Не пробовала идти на запах перегара? — улыбнулся Забини, и Дафна легонько стукнула его по плечу. — Не смешно, Блейз. — Не смешно, — поддакнул он, — правда редко бывает смешной. — Забини, у тебя мотор в заднице? — усмехнулся Драко, когда тот затрясся от смеха. — Да помолчите вы оба, — вздохнула Дафна, и парни посмотрели на нее. Она многозначительно объяснила: — Она никогда не пропускала пары, тем более ЗОТИ. А с утра я её не застала, кровать была застелена. Но все вещи на месте. Драко повертел в руке перо. Если бы что-то произошло, декан бы ему сообщил, как старосте. Стало быть, это не важно. Может, она просто приболела и отлеживается в больничном крыле? Как в прошлый раз? Просто чтобы убедиться и знать, что отвечать преподавателям, он на второй половине урока написал ей по пергаменту. Уместил строчку между другими и несколько раз обвел запись в кружок, чтобы точно увидела. Она ведь носит его с собой? — Живая? — блять, а как ещё? Это уже их фишка. Он хмыкнул своим мыслям, но когда Дафна, не выдержав, подняла руку и спросила у Амбридж, где Марта, ужаснулся. Амбридж расплылась в ядовитой улыбке, продолжая яростно выводить палочкой слова на доске. — О, мисс де Веллер надо подлечить голову, не беспокойтесь. Она отдыхает в Мунго… Тогда Поттер метнул взгляд в сторону Грейнджер, что даже перестала записывать лекцию и отняла глаза от пергамента. В классе стало невообразимо тихо. Ни единого скрипа пера. Студенты изумленно переглядывались. Никто не мог поверить, в том числе и слизеринцы, что Амбридж так бесстыдно, в очерняющем свете, высказалась про их однокурсницу. Дафна медленно опустила руку, не зная, как реагировать на это неожиданное заявление. Сам Драко тоже пребывал в замешательстве. Вкупе с тем, в каких состояниях он видел Марту, слова Амбридж звучали, как ебаный приговор. Салазар, теперь он правда надеялся, что она жива. Без шуток. А что с их планом по приготовлению зелья? Черт возьми, он снова в этом шатком положении? Или это все часть плана, в который его не посвятили? Блять, стоило вытрясти из неё все, а не слушать вот эти «все сделаю сама». А еще не пялиться на нее, как на восьмое чудо света, после того случая в совятне. Охуенно, Малфой. Вот где она теперь? С чудесами иного рода, среди ебнутых психов. Чтобы не загоняться, в субботу Драко согласился пойти вместе с друзьями в Хогсмид. Дафна планировала выбрать подарок и закупиться в «Трех Метлах», но теперь переживала, не понимая, стоит ли вообще организовывать вечеринку, и если да, то когда. Она подхватила под руку Пэнси, что до последнего отбивалась от прогулки по магазинам, и потащила ее в женский бутик. — Если не прекратишь, клянусь, я тебя вырублю! — гневно заявила Паркинсон. — Пэнс… — умоляюще обратилась к ней подруга. Угрозы Дафну не пугали — она догадывалась, что просто не будет. — Я! Остаюсь! Снаружи! Какая же ты идиотка, поверить не могу! — Пэнс… — наседала Дафна, застыв у порога магазина. Она устало посмотрела на парней, что скучающе стояли неподалеку, привыкшие к подобному общению. — Мне нужно твое мнение там, — пыталась задобрить подругу Дафна, — ты лучше… — Мое мнение — пусть катится к черту! Ты Амбридж слышала, нет? Дафна вздохнула, схватила Пэнси за рукав дубленки и насилу потянула, пытаясь затащить ее в магазин. — Боже! — прорычала Паркинсон, отпираясь, — я бы лучше в замке осталась, у меня гора письменных работ от Снейпа! А ты знаешь, как я их ненавижу! — Зато я тебя люблю! — пыхтя от усилий, сказала Дафна. — Твою мать! — выругалась Пэнси, под натиском подруги все же переступая порог магазина, — это запрещенный прием! Дверь за ними хлопнула. Парни медленно побрели следом, но Гринграсс снова показалась на пороге и со словами «Это только для девочек», оставила их дожидаться на улице. Драко с Блейзом двинулись дальше. Малфой замедлил шаг у витрины лавки «Писарро», посмотрев на принадлежности для письма. Внимание приковал ежедневник, отделанный белой, с перламутровым отливом, чешуей. — Это, походу, драконья, — присмотрелся Блейз, — по-моему, в том году Диггори с ним дрался. — Шведский короткокрылый, — вспомнил Драко, подходя ближе. Он скользнул взглядом между полками, заглядывая внутрь помещения. — Стильненько, — хмыкнул Забини, — если не знать, как эту чешую добывают. Хотя в линьке, как и в дрочке, нет ничего противоестественного. Суть одна — обновление, — при этих словах Малфой поморщился. Блейз мог опошлить все, что угодно. — Хочешь зайти? — поинтересовался он. — Теперь уже нет, — отозвался Малфой, и, сунув руки в карманы брюк, с распахнутым черным пальто, ушел вперед. — Что естественно, то небезобразно! — кинул ему вдогонку Блейз, смеясь.

***

Боже, как же сложно… Марта выбирается из постели и движется в сторону выхода, едва переставляя ноги. Лежать больше не было сил. Ей даже не давали почитать, запретили лишнюю нагрузку, накачав убойной порцией зелья. Делать нечего. Оставалось только пялиться в стены, сплошь покрытые жёлтой краской. Не кислотно яркой, что резала глаза и срывала крышу, а мягкой лимонной. Все здесь убеждены, что визуальное восприятие благоприятно влияет на восстановление. Успокаивает. Стены все равно раздражали. Хоть язык и не поворачивался выплюнуть какое-нибудь ругательство, они все равно раздражали. Но недовольство звучало каким-то поблекшим голосом, где-то глубоко внутри, и мелко-мелко грызло, почти не доставляя дискомфорта. Марта думала об этом отстраненно, просто озвучивала про себя, как факт: Меня это раздражает. Будто и не ее чувство совсем, простое словосочетание, лишенное экспрессивной окраски. Все, о чем она думала сейчас, было похоже на перебирание бисера. Тихую, рутинную, спокойную работу. Вялое перекатывание мыслей — одна за другой, одна за другой. Одна за другой… На пороге больничной палаты ее окликнули. — Я хочу пройтись, Альберта, — просто ответила Марта, даже не посмотрев на целительницу. — Понимаю, понимаю, — энергично кивая и расплываясь в материнской ласковой улыбке, сказала целительница вдогонку. Ее было трудно заставить соблюдать постельный режим. А во время диагностики Марта всегда просила сперва погрузить её в сон. Лишь бы не слушать голоса целителей, лишь бы не наблюдать над собой карту полушарий мозга, лишь бы не впадать в уныние, лишь бы не знать прогнозов. Каждый день ей выписывали лошадиные дозы зелий, чтобы ускорить восстановление, но после них Марта практически ничего не соображала. Ее пугало это состояние — отчужденности тела от мозга. И ей не хотелось превращать свою жизнь в бесконечную вереницу лимонных халатов и зелий, чтобы просто выпросить у судьбы лишний год или два. Когда слабость была настолько сильной, что она едва могла шевелить рукой, Марта все равно просила приносить ей хотя бы дурацкие медицинские буклеты. Без разницы, что читать, лишь бы делать что-то. Лишь бы чувствовать себя живой. Она стала насилу подниматься с кровати, только бы занять себя. Только бы не растерять свою личность, похороненную в мутных глубинах разума. Марта начала слоняться по больнице Святого Мунго, считая кусочки мозаики на окнах, напольные швы, цепляя пальцами зацепки и царапинки на подоконниках, пыталась сочинять, сплетать рифмы, лишь бы… Лишь бы что угодно, только не это. Как и любого другого пациента Святого Мунго, Марту поняли и приняли. Делали поблажки. Искренне радовались, когда у нее появилась возможность преодолевать травму вне этих лимонных стен. Выписали поддерживающие эликсиры. У многих не было такого шанса. Марта дошла до таблички с указателями. Уставилась на нее, перекатывая во рту буквы, медленно складывающиеся в слова. Травмы от рукотворных предметов… Ранения от живых существ… Волшебные вирусы… Отравления растениями и зельями… Недуги от заклятий… Буфет для посетителей… Больничная лавка… Марта подняла глаза на надпись «Недуги от заклятий». Пятый этаж. Ее этаж. И обитель тех, кто так или иначе страдал от повреждений мозга. Она двинулась дальше по коридору, шаркая тапочками. Вдалеке заприметила фигуру мужчины в фиолетовом халате, что с бессмысленной глуповатой улыбкой глядел в окно. — Здравствуйте, профессор Локонс, — поздоровалась Марта, подходя ближе и пристраиваясь на подоконнике. Мужчина перевел на нее взгляд и, не стирая с лица улыбки, быстро заговорил: — Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте! — мурчащим, полным обольщения голосом, — хотите взять у меня автограф? Марта слабо улыбнулась. — Я уже брала у вас автограф. Мужчина вскинул указательный палец и шутливо погрозил им. — Я бы обязательно это запомнил, юная леди! Юная леди… — он запнулся, задумавшись. Улыбка быстро увяла. Марта уловила в его глазах секундную растерянность, сменившуюся озадаченностью. — Я — профессор? — удивлённо спросил Златопуст, клоня голову вбок, будто к кому-то прислушиваясь. Со стороны могло показаться, что он разговаривает вовсе не с Мартой. — Вы говорили, что преподавали в Хогвартсе, помните? — напомнила Марта, после этого втягивая щеки, чтобы смочить рот слюной. От зелья еще оставалась какая-то неприятная сухость. — Я говорил? — недоумевал мужчина. Повел подбородком, точно растягивая шею, пару раз моргнул, и выпрямился. — Мы знакомы, юная леди? — прищурился он, — хотите мой автограф? Марта старалась смотреть без сожаления и не думать — это то, что ее ждёт? Забвение? Плутание из угла в угол в ловушке собственного разума? Она познакомилась с профессором этим летом. Бонни, другая целительница, рассказывала, что Локонса здесь совсем никто не навещал и не понимала, как это вообще возможно. Ведь, по ее словам, он тот ещё душка и его нельзя было не любить. Марта подходила к нему, когда замечала в коридорах. И все их разговоры мало отличались друг от друга. Иногда в его памяти что-то вспыхивало, и он рассказывал о временах своего преподавательства в школе. Бонни уверяла, что Локонс идёт на поправку, а Марта думала — и сколько он уже здесь? Третий год. — Меня зовут Марта де Веллер, — сказала девушка, понимающе поджимая губы. Златопуст опустил голову, поигрывая носками ботинок, и несколько раз повторил её имя. — Марта де Веллер. Марта де Веллер… — Верно, профессор, — кивнула она, — дадите мне свой автограф? Мужчина выпрямился и ослепительно заулыбался, поправляя причёску. — Я уже умею писать письменными буквами, — заявил он, — у вас есть моё фото? Навстречу им по коридору двигались двое. Одна — уже престарелая дама, другой на вид лет 40. На голове у пожилой женщины была эксцентричная шляпка с чучелом стервятника набекрень. Она придерживала на груди шаль и шагала ровно, с не по возрасту прямой горделивой осанкой, ведя под руку пациентку. Та глазами-стеклами смотрела перед собой, изредка вскидывая голову и показывая пальцем куда-то вверх. Вела им направление за одной только ей видимой целью. — Мышка лапками… Топ-топ… — Да, Алиса, — скрипуче сказала женщина, кивая, — здравствуйте, — она повернула голову в сторону Марты и Локонса. — Добрый день, — откликнулась Марта. — Мы встречались раньше? — спросил Златопуст. — Коне-е-ечно! — протянула женщина и приблизилась, проговаривая чётко, — Августа Долгопупс. — Долгопупс, Долгопупс… — закивал Локонс, в задумчивой позе прикладывая руку к губам, силясь припомнить. Августа открыла дверь одной из палат, что была напротив их подоконника, и передала свою дочь в надёжные руки целителя. Вернулась, примостившись между ними, и вздохнула. Но не с грустью. Так, словно ноги устали с дороги. Она искоса поглядела на Марту, подняв уголок губы. Девушка смотрела на палату сквозь открытую дверь, наблюдая за темноволосой короткостриженной женщиной, что возилась с фантиками из-под конфет. — Прискорбно вам? — насмешливо поинтересовалась Августа. Марта медленно перевела на нее взгляд и ответила: — Нет. — Оно и правильно. — Златопустик, пора возвращаться! Я тебя везде ищу! Ты же снова потеряешься! — раздался голос Бонни. Она подбежала к Локонсу, игриво жмакнув его за бока, отчего он чуть не подпрыгнул и засмущался. Августа, посмотрев на это, непринуждённо продолжила: — Я горжусь своей дочерью. Горжусь обоими. И Фрэнком, и Алисой. Вы знаете, что их пытали Пожиратели Смерти? — она спрашивала так, словно то была невообразимо интересная история. С важным, экспертным видом. Марта сглотнула, оторопев от её слов. — Беллатриса Лестрейндж запытала их до безумия Круциатусом, — кивнула Августа и резко: — Но они не сдались! Выстояли! Я все время твержу Невиллу, своему внуку, чтобы он относился к этой памяти с уважением, с гордостью, величественно! — тембр рос. — Он стесняется… — она недовольно покачала головой. — Вы — бабушка Невилла Долгопупса? — тихо, маскируя ужас, спросила Марта. — Коне-е-ечно, — хвастаясь, — мой внук — талантливый гриффиндорец, в следующем году будет сдавать экзамены. А вы откуда здесь, мисс?.. — и деланно приложила руку к груди, опомнившись: — Как невежественно, что вы не представились! — фыркнула она. Марта спустилась с подоконника. — Простите, мэм. Марта де Веллер. Я тоже учусь в Хогвартсе, мы с Невиллом на одном курсе. Женщина посмотрела на нее сверху вниз. — Это замечательно… Кого-то навещаете? Марта помолчала, повернула голову, наблюдая за тем, как Локонс, ведомый целительницей, скрывается за углом коридора. — Нет, я здесь… Сама, — в итоге ответила она, посмотрев в глаза старой дамы. Та понимающе качнула головой. Изучающе всмотрелась в ее лицо. И с хитрым прищуром, со знанием дела, словно выставляя оценку: — Вы справляетесь. Марта невольно улыбнулась, чувствуя странное облегчение от этих слов. — Спасибо, мэм. Шел уже третий день ее пребывания в Мунго. Они с профессором не рассчитывали, что поиск дневника так затянется. Марта думала, что вернется в Хогвартс в тот же день, а потому не взяла с собой никаких вещей. Черт возьми, у нее даже не было пергамента, чтобы сообщить Малфою, что она в порядке. Интересно, а ищет ли он её вообще? Беспокоится ли? Наверное, да… Ведь она обещала помочь Нарциссе, а теперь как сквозь землю провалилась. Боже, что будет, когда она вернётся?