Влюблённые бабочки

      Застоявшуюся, подобно болоту, жизнь Коурин разбавляет возвращение Интай.       Последствия ее отъезда оказались губительными. Двор мог бы существовать и без нее, но ее отсутствие ощущалось проколом в здоровом теле, через который утекает ци, лишая жизненных сил.       И вот задний двор пробудился, заполнилась его пустота, а воздух вновь наполняют любимые Коурин кривотолки. Наветы плодятся с поражающей воображение скоростью, осмыслить которую не получается. И не особо хочется.       Правильнее и интереснее расспросить все у причины сплетен. Впрочем, Интай появилась как дух и исчезла как призрак.       Коурин уже на подходе к дворцу Юйланьтан понимает, что Интай нет. Ее присутствие не ощущается на каком-то подсознательном — магическом — уровне. Хоть сдаваться и в натуре Коурин, но отступать от намеченного не хочется. Она проходит через ворота и оторопевает от удивления, приметив огнище знакомых голов.        — Вы чего тут делаете? — любопытствует Коурин.       Коха и Когёку одновременно вскидывают головы и так же синхронно поводят плечами. Их легко принять за двойняшек: рыжеволосые, темноглазые, оба щуплые и тонкие, как стволы бамбука. В них много от отца и мало от матерей, как и в себе, Коурин находит черты презираемого Цинвана. Чтоб у него не вставал никогда!       — Мы ждем Интай, — безрадостно отвечает Коха.       Сидят в галерее, свесив ноги к земле. В сгорбленных плечах, в кислом аромате разочарования и общем унылом виде четко прослеживается — ожидание их длится долго.       — А чего внутрь не зайдете? — спрашивает Коурин.       Служанка Интай младших не выгонит, опасаясь прогневать свою госпожу, потому из-за страха может явить дружелюбное гостеприимство, привечая в отсутствие самой хозяйки дворца.       — Никого нет, — хмуро отвечает Коха.       Ситуация печальная, но что ей поделать? Коурин может прийти и в другой раз; Интай не всегда будет пропадать со своим принцем. А догадка, что она именно с ним, — подкрепляется новыми знаниями.       Подобные чувства не остаются незамеченными. Переглядки, робкие касания, мимолетные улыбки — тайной не остался ни один жест. Их образы изящной имперской невозмутимости раскалывались рядом друг с другом, открывая истину о взаимных чувствах.       К тому же весь дворец гудел догадками об отношениях влюбленных. Еще немного и кто-нибудь сложит об Интай с Первым принцем оперу.       — Попались!       С громким, каким-то злым криком через ворота проносится непонятного вида юноша: взлохмаченный от бега, с выражением яростного негодования, которое, впрочем, быстро сменяется разочарованием, стоит ему рассмотреть Коурин и Коху с Когёку.       Второй принц — вот кто он. Коурин запомнила его, точнее исходящий от него запах дыма как от фейерверков, что запускают на праздниках. Имя — единственное, что не отпечаталось в памяти. Что-то с «Хаку», как у всех детей императора.       — О, это вы, — несколько разочарованно произносит Второй принц.       Кого он искал, спрашивать не приходится, Второй принц тут же, не переводя дыхание и состроив гримасу, начинает лопотать:       — Я ищу этих предателей — Интай с Хакую. Старший брат обнаглел. Сказал, раз хочешь ехать в Партевию, — работай, и скинул на меня все мероприятия по подготовке. Еще и проблемы отдела зернохранилищ. Сплошная головная боль!       Коурин едва вслушивается в его словах. Не особо интересно. Из них троих только Когёку строит вежливую внимательность.       Интай сделала из нее почти полную свою копию. Светски-обходительная до скрипа зубов маленькая госпожа с омутом чертей, плещущихся на дне светло-карих глаз. И волосы у Когёку собраны на манер любимейшей прически Интай: высокий кольцеобразный пучок, переплетенный серебряными нитями.       От Кохи Коурин знает, чего ждать. Прямолинейный, с силой, превосходящей всех сверстников, ему уготован военный чин. Но Когёку в будущем может превзойти все ожидания.       — В общем и целом, я очень несчастен, — заявляет Второй принц и оглядывает их в поиске поддержке, которой не найдет ни в погруженном в свои мысли Кохе, ни в молчаливой Когёку, ни в равнодушной Коурин.       — А вы Интай ждете? — интересуется Второй принц, не оскорбившись их безучастностью.       — Как видишь, — отвечает Коурин.       И диалог затухает.       Второй принц оглядывает их с любопытством, словно впервые увидев или, скорее, впервые действительно обратив на них внимания. Что он видит в них — отражение ли дяди, с которым его отношения явно ближе, чем у них троих вместе взятых?       При взгляде на Коурин в его глазах вдруг вспыхивает какой-то недобрый интерес, который подводит в воздухе странным запахом, как у подожжённой петарды, что начинает дымиться в руках. Ее мышцы против воли напрягаются, под кожей щиплет проснувшаяся магия. Выученный с Хасаном борг готов появиться при любой опасности — даже если эта опасность носит лицо второго императорского сына.       — Кажется, я слышал, что одна из дочерей дяди владеет магией, — тянет второй принц. — Это, вроде как, ты.       — Вроде как, да, — в тон ему отвечает Коурин.       Ей не нравятся его слова, за ними скрывается дурной план.       — Так найди их! — вскрикивает Второй принц запальчиво.       Надо бы вспомнить его имя. Как же его звали-то? Интай ведь называла во время ужина с Императором, но в памяти дыра, свежи только воспоминания о прекрасных су с бобовой начинкой.       Вот бы еще раз их отведать.       — Это так не работает, — говорит Коурин, скрещивая руки на груди.       — А как это работает?       — Не знаю, — огрызается Коурин. — Я еще учусь.       Успехи ее малы. Борг — щит — оказался единственным, что Коурин смогла выучить. Точнее единственным, что дурак Хасан согласился ей объяснить доходчиво.       Но это не переубеждает принца от хитрости; он задумывается и вдруг усмехается шире.       — У тебя ведь есть наставник, — произносит Второй принц.       Понимая, к какому нехорошему руслу идет диалог, Коурин отрезает:       — Нет, мы не станем его просить.       — И почему же? — интересуется Второй принц.       Потому что Хасан — дурак, и без необходимости Коурин старается с ним не пересекаться. Но вместо подобного ответа, говорит иное:       — Потому что в этом нет смысла.       — Есть! — возражает Второй принц. — Брат не может веселиться и приятно проводить время, пока я работаю.       — Не похоже, что ты работаешь, — ехидно замечает Коурин. — Больше напоминает то, что ты увиливаешь от своих обязанностей.       Резкие слова не задевают его, за ним не замечается кислая вонь обиды, но Второй принц все равно смолкает, раздумывая над ответом.       — Не вам одному одиноко.       Фраза, сказанная столь тихо, что неотличима от шума играющего в листве ветра, которую услышать никто не должен был, по злой иронии достигает всех.       Когёку вспыхивает, поймав на себе изучающий взгляд Второго принца, и вжимает голову в плечи.       Коурин странно поражается. Столь тонкая проницательность к чужим, едва знакомым людям не характерна для Когёку. Либо же ее младшая сестра кладезь тайных талантов, которые приметить смог только один зоркий глаз.       — Ладно, бессмысленно стоять и ждать, — беспечно говорит Второй принц. — И время обеда скоро. Я голоден, пойдемте со мной на кухню, поедим чего-нибудь. Можем взять с собой еды и занять беседку, погода хорошая.       Убеждать Коурин не нужно. От дворцовой пищи, предназначенной для императорской семьи, она никогда не откажется.       Коха мрачно молчит, и от его хмурого лица тускнеет и поднявшееся настроение Коурин. Оставить младших не позволяет неожиданно проснувшаяся совесть, не дающая ступить следом за Вторым принцем.        — Вы идете? — спрашивает Коурин грубовато.       Когёку ей не ответит, за нее обыкновенно говорит Коха, но тот молчит, нарочито игнорирует. Маленький подлец.       — Коха. — Коурин тыкает его в плечо, пытаясь расшевелить. — Пойдем, может, Интай прячется в имперской кухне.       Глупая шутка остаётся не оценена, Коха не реагирует.       — Когёку наверняка тоже голодна, — заходит с другой стороны Коурин.       Хитрость срабатывается. Коха отмирает, переводит взгляд на сестру, чье благосостояние он ставит наравне или выше собственного, и спрашивает:        — Ты голодная?       Встревоженная звучанием своего имени, Когёку скорее от неожиданного вопроса, чем от реального голода, порывисто кивает.       — Отлично. — Наблюдавший за ними Второй принц, хлопает в ладоши, завершая дискуссию. — Идем, старший брат вас проведет.       Смешок от его слов удается сдержать мыслью, что потешаться над теми, за чей счет можно вкусно поесть, нельзя.       Второй принц уводит их с заднего двора к главному дворцу. Встретившиеся слуги останавливаются, склоняются в поклонах, уперев взгляд в пол, и слишком поздно Коурин осознает, что по всем правилам приличия ей тоже надо было при встрече поклониться ему.       Как же хорошо, что Коурин правилам не учена и полностью безразлична к ним.       Второй принц болтает без умолку, не обращая внимания — слушают ли его, интересно ли им. Беспечный — таким бы Коурин его назвала, если бы не чувствовала исходящий от него запах дыма, в котором буйство и неукротимость натуры ощущаются намного лучше, чем проявляются во внешности.       И все же — как его там зовут?       — Мы почти на месте, — объявляет Второй принц.       Охраняемая надежнее министерства финансов, императорская кухня окружена не меньше десятки вооружённых стражей в кожаных доспехах. Пропускают с неохотой, уступив только прямому приказу Второго принца, и не на саму кухню, где готовят еду для императора, а в примыкающий флигель с чистым залом, расстеленным топчаном, жаровней и уже сидящим Комэем.       — Мэй! — удивленно восклицает Второй принц.       Комэй вздрагивает, будто застигнутый врасплох. Неожиданная встреча не дает возможности совладать с эмоциями, и выражение его лица приобретает страдальческую муку.       — Ты чего тут один? — Второй принц заваливается на топчан рядом с Комэем прямо на его цветастый халат. С легким оттенком неудовольствия Комэй, вытаскивая длинный подол из-под кузена.       Глядя на него, Коурин не удерживается от тихого смешка. Истинный павлиний отпрыск — в цветастом паофу и с нефритовым поясом.       — Должен признать, мне стыдно, что вы меня заметили, — вздыхает Комэй. — Я не подозревал, что кто-то из моей семьи решит зайти в столь отдаленное место.       Сложные и уклончивые ответы Комэя отдают шумом в голове.       — Говори уже, — требует Коурин, усаживая напротив него.       Коха и Когёку теснятся рядом с ней. Комэй знаком им мало, и предпочтения отдают злу более родному — то есть старшей непосредственной сестрице.       — Я скрываюсь от старшего брата и генерала Ли, — признается неохотно Комэй. — Вам наверняка требуется объяснение. Дело в том, что старший брат решил, что мне необходимо больше уроков фехтования. Как известно, я плох в обращении с мечом, не хватает силы в руках, но старший брат считает мои провалы леностью.       — И он ведь прав, — замечает Второй принц с улыбкой.       — Бесспорно, — признает Комэй, не изменившись ни в лице, ни в голосе.       — Коэн после возвращения слишком рьяно взялся за меч, — говорит Второй принц с каким-то тайным значением. — Тренируется целыми днями, каждый раз вижу его на полигоне.       Комэй мнется в нерешительности, взвешивая правильность слов, и с медленной осторожностью отвечает:       — Как я полагаю, его гложет то, что он не смог уберечь служанку Ее Высочества и также подверг Ее Высочество определенной доли риска.       Сяолин, верно. Постоянная тень принцессы, лишившись которой Интай потеряла и часть самой себя. С Сяолин Коурин нередко припиралась, и все же о ее потере она тоскует, пусть и не так глубоко, как Интай.       — Интай ведь не винит его, — убежденно заявляет Второй принц.       Комэй кивает соглашаясь.       — Коэн винит сам себя, другого ему и не надо.       Коурин невольно задается вопросом: «что же такого произошло?». Известно мало: сначала дворец потрясли вести об отбытии принца из столицы, а уже после всех всколыхнула новость о мятеже в Лоян.       Ложь стала правда, а правда ложью. Говорили, что Интай похитили, что ее держат в плену, а потом, что над Лоян подняли белые знамена. Беспокойство обуяло дворец, и каждый искренне неравнодушный к пропавшим жил в томительном ожидании вестей.       Убеждая себя: ложь, людям неведома правда, Коурин не верила ни одному слуху. Но когда глас наветов стал громче, когда все пророчили гибель если не обоих наследников, то принцессы — ей стало страшно. Ужас прилип к ней и таскался повсюду, не отставая, и поглощал с прожорливой быстротой.       — Пташке стоит оставить свои птичьи проблемы, — сказал ей однажды на уроке Хасан, щелкнув по голове. — Не стоит переживать. Красавицу-княгиню и ее княжича одаривает своим благословением Симург.       — Чего? — протянула в ответ Коурин и отбила его руку.       Хасан поцокал языком.        — Пташке следует читать, — нравоучительно заключил Хасан. — Симург — птица-покровитель. Она одаривает талантами и благоденствиями.       — Чего же тебя она не одарила умом, — фыркнула Коурин.       — Симург дала мне нечто более ценное. — Замолкнув на миг, Хасан с несвойственной ему серьезностью произнес: — Надо помнить, что Симург может, как давать — так и забирать.       От его слов повеяло холодом ночной пустыни, могшей быть более жестокой, чем зимы Иммучак. Удивительная перемена в Хасане заставила смолчать и сдержать рвущийся любопытный вопрос: «что Симург забрала у тебя?».       Воспоминания прерывается со стуком — слуги ставят перед ней чашку риса с рыбой на пару.       Несмолкаемый Второй принц не знает тишины — говорит много, бессвязно, то досадуя на своего старшего брата, то подзывая слугу за добавкой.       Поддерживает запал Второго принца редкими замечаниями Комэй. Все свое внимание Коурин отдает еде, Когёку съедает кусок рыбы ради приличия, а Коха скучающе глядит в стену.       — Так, — решается спросить Коурин, — что случилось в Лоян?       Второй принц резко замолкает, и возникшая впервые за время их обеда тишина кажется оглушающей, такой неправильной. Второй принц с шумом сглатывает, мнется с легко считываемым намерением солгать и уйти от правдивого ответа.       — Ее Высочество казнила своего дядю за мятеж, — прямо говорит Комэй. — Она определила ему повешенье и поговаривают, что наблюдала за тем, как он умирает.       Во внутренних покоях жестокость — не редкость, а вот моральность — то, чего в застенках гаремах наскрести сложно. Выросшая среди алчных младших жен и коварных наложниц, Коурин не находит в себе ужаса или удивления от поступка Интай.       Дойдя до крайности — все превращается в свою противоположность, и под мягкой периной может обнаружиться стальная игла.       Коурин бросает взгляд на Коху с Когёку, интересуясь их реакцией на слова Комэя, но младшие крепко привязаны к Интай, и омрачить ее светлый образ в их глазах не способны ни одни комья грязи.       — И тебе кажется, что она приняла неверное решение? — спрашивает Коурин у Комэя.       — Она приняла решение, исходя из интересов Империи, — серьезно отвечает Комэй.       Впервые Коурин понимает значение его пространных слов: жестока Интай оказалась к самой себе. И, пожалуй, она согласна с ним.       — Давайте лучше прогуляемся, — предлагает Второй принц с натянутой веселостью, такой отличной от его прежней непринуждённости. — Заверните нам еды с собой, — велит он слугам.       Все следуют за Вторым принцем в неясном осознании происходящего. Сытость склоняет ко сну, веки наливаются тяжестью, а его болтовня сбивает с любой мысли. Коурин следует за ним без особого желания, с какой-то отупляющей послушностью.       — Комэй!       Недовольный рокот разносится по открытому двору многоголосым эхом, и сгоняет тень сна. Коурин вздрагивает всем телом, мешкает на месте и оглядывает в поисках Коэна — а так кричать может только он — и замечает, как он быстро догоняет их со стороны северной части дворца.       — Брат. — Комэй пятится, нервно заикается.       — Лентяй, — цедит Коэн, широкими шагами преодолевая разделяющее их расстояние.       И его злое негодование — самая яркая и почти единственная эмоция, какую Коурин приходилось наблюдать у него. Он так не злился даже тогда, когда Коурин подтаскивала его вещи.       Коэн проносится мимо Коурин, и в лицо ударяет кислый запах пота и недовольства — такого остервенелого, злого, заставляющего тренироваться, сдирать ладони до кровавых мозолей, чтобы быть лучше прежней версии себя. Быть сильнее.       — Ты когда-нибудь возьмешься за дело или нет, — злится Коэн, нависая над сжавшимся Комэем.        — Полегче. — Второй принц втискивается между двумя братьями. — Эн-эн, не будь таким серьезным, лучше пойдем с нами. У нас и маньтоу есть.       — Да, Эн-Эн, — с едкой ухмылкой тянет Коурин. — Отведай вкусные тоу-тоу.       Пробрать толстокожесть Коэна не удается острым словом — он не реагирует, кажется, даже не слышит.       — Где Интай? — Вышедший вперед Коха, дергает Коэна за рукав верхнего халата, привлекая внимание.       Коэн заметно напрягается и тянет в воздухе острым духом страха. Обводит всех попеременно взглядом, выискивая следы волнения и не находит их в умиротворенных и отъевшихся лицах.       — Ее Высочество пропала? — уточняет Коэн севшим голосом.       — Все с ней хорошо. — Второй принц несильно бьет кузена в плечо. — Она где-то с Хакую, его тоже нет нигде. Милуются среди деревьев, а меня оставили работать.       Опускаются напряженная плечи, расслабляется — слова второго принца успокаивают Коэна, и пропадает его суровая воинственность.       — Ты больше говоришь о работе, чем действительно работаешь, — замечает Коурин.       — И это также тяжело, — отвечает ей Второй принц и манит всех рукой. — Не отставайте. Коэн, не стой на месте, а то прирастешь к нему.       Второй принц обладает особым талантом убеждать — иначе объяснить собственную беспрекословность Коурин не может. У нее нет никаких причин следовать за ним, однако стоит ей убедить себя остановиться, Второй принц оборачивается, проверяя их и заводит новый бессмысленный монолог, от которого мысли разбегаются в ужасе от абсурдности.       Второй принц ведет их тропинками через лунные врата в большой имперский сад, следуя только ему понятному маршруту.       — Вот сюда! — Второй принц с некой торжественностью заходит в беседку, примыкающую к крытой галерее, которая изгибается и ведет к одному из дворцов.       — И в чем смысл? — недоумевает Коурин. — Мы прошли десяток с таких же беседок.       Не прикрытая зеленью беседка просматривается со всех сторон. Никакого уединения. Но Коурин непонятно и другое: как она вообще оказалась в столь странной для себя компании по собственной воле.       — Как же, Рин-мэй. — Коурин передергивает от обращения второго принца к себе. — Оглядись, какая красота.       — Не зови меня так, — насупливается Коурин.       Звучит отвратительно, имя для трехлетки.        — Почему? — искренне удивляется Второй принц. — Ты же моя младшая сестра. Как мне к тебе еще обращаться?       Талант второго принца вводит в ступор — уникален. И ведь говорит чисто, без скрытой издевки, какая прослеживается порой в словах самой Коурин.       — Сестра значит, — тянет Коурин нарочито весело, подражая Второму принцу. — Где тогда мои хунбао, старший брат? Ты задолжал мне за пару лет.       Второй принц хохочет от ее слов и выдавливает сквозь смех:       — Возмещу, мэймэй, не переживай.       — Не помню, чтобы я получал хунбао от тебя, — говорит Комэй.       — Тяжелые финансовые положения. — Быстро находится с ответом Второй принц и первым усаживается на каменную скамейку.       — Тяжесть твоего финансового положения не так велика, раз вместо работы ты бездельничаешь, — беззастенчиво произносит Комэй.       — Не тебе говорить про бездельность, — мрачно замечает Коэн.       — Ты тоже не выглядишь особо занятым, — подтрунивает над ним Коурин.       Они бесконечно препираются, передавая маньтоу из рук в руки, и это отчего-то кажется самым правильным из возможных вариантов.       Новый аромат — слабый, как полуночный туман, существовавший нигде и везде одновременно, и становившийся только сильнее — отвлекает Коурин от разговора. Вскидывается, вертит головой. Понимает, кого увидит, прежде чем мелькают силуэты среди высоких кустарников.       Интай и Первый принц выступают на дорожку, тихо переговариваясь между собой, отстраняясь от мира или сужая его до такой крохотной точки, где есть только они — Небо да Земля Ко.       Окрик застывает на губах. Умиротворенность их лиц, спокойные улыбки и нашептывания слов любви заставляет осечься, не прерывать их уединенность ради эгоистичного желания свидеться.       — Эй вы!       Несдержанный крик Второго принца раскалывает слух Коурин. Она морщится от звона в ушах и от того, как, вздрогнув, Интай с Первым принцем, останавливаются и поворачиваются в удивлении.        — Ну и дурак, — журит Коурин.       Прятаться и сбегать поздно, и не под стать Их Высочествам. Интай с Первым принцем направляются в их сторону под крики Второго принца, соскочившего с места:       — Негодяи! Я так и знал, что вы вместе. Все свалили на меня и сами отлыниваете.       Никто не решается напомнить в очередной раз, что сам Второй принц бездельничает.       Оба — Интай с Наследным принцем — вступают в беседку, останавливаются и оглядывают собравшихся с почти одинаковым выражением глубокого непонимания от странности их сближения. Ироничное стечение обстоятельств протянуло между ними — людьми, которые никогда не должны были пересечься — особую связь, которую Коурин никогда не думала получить.       — Помнится я дал тебе задание, — Наследный принц пронзает младшего брата хмурым взглядом.       — Дал, — соглашается Второй принц. — Я устал и решил отдохнуть.       Наследный принц заметно мрачнеет.        — Ты помнишь условия: не выполнишь работу — не поедешь в Партевию.        — Деспот, — беззлобно бросает Второй принц. — Нами будет править настоящий тиран без грамма прекрасного.       Хитро прищуренный взгляд Второй принц устремляет на Интай, и широкая дерзкая ухмылка расцветает на губах.       — Только наша будущая императрица сможет сдержать своего горе-мужа, — с излишней долей драматичности говорит Второй принц. — Все знают, как она добра и чиста сердцем.       Пребывая в хорошем расположении духа, Интай поддается откровенной лести Второго принца, и, ласково улыбнувшись, обращается к Первому принцу:       — Возможно, нам и вправду стоит ему помочь.       Полный нежности взгляд разбивает, казалось бы, непоколебимое решение, и Первый принц сдается без возражений: он кивает, принимая сказанной Интай.       Второй принц едва слышно хмыкает, довольный собой и своей выходкой. Да как же его зовут.       — Слушай, — решается спросить Коурин. — А как тебя звать-то?       Миг молчания, и все взрываются смехом от ее вопроса. Интай прикрывает рукавом верхнего халатом лицо, скрывая свою улыбку; Первый принц откровенно хохочет. Второй принц вытаращивается на нее в немом оцепенении.       — Ты не знаешь мое имя? — неверующее спрашивает он.       — Неа, — беззастенчиво признается Коурин.       — Невозможно. — Второй принц прикрывает глаза. — Меня зовут Хакурэн, запомни это.       Хакурэн значит. Забавное имя.        — Скажи мне, ты ведь не только мое имя не запомнила. Его, — он тыкает в сторону старшего брата, — ты тоже не знаешь, как зовут?       — Знаю, — признается Коурин.       Просто называть его имя даже в мыслях Коурин не решалась. Было в нем нечто полуприкрытое, не слишком тайное, но и не бросающееся в глаза — какая-то свирепая кровожадность, сдерживаемая, крепко привязанная, и прирученная Интай.       Пока от Хакурэна разило дымом, от Первого принца пахло кровавым ветром.       — Из нас только ты такой не запоминающийся, — хмыкает Первый принц.       — У сестрицы Коурин просто память плохая, — ворчит Хакурэн. — Вся изобретательность досталась ее братьям.        — Чего? — возмущенно сопит Коурин и делает размашистый жест в сторону павлиньих отпрысков. — Тоже мне — великие умы. Да они до сих пор не поняли, кто их вещи таскает!       — Так это была ты? — вклинивается Комэй. — Я предполагал, что это слуги.       Как же глупо вырвалось! Коурин досадливо морщится на собственную уязвленную гордость, взявшую слово.       — Тебя любой дурак обворует, — фыркает Коурин, решая не таиться. — Все время спишь.       — Это правда, — кивает Коэн.       В выражении лица Комэя сквозит обида, однако признает истинность их слов.        — Вернемся к главному вопросу, — перебивает всех Хакурэн и вперяет взгляд в Интай с Первым принцем. — Где вы были?       Переглядываются Интай и Принц между собой излишне красноречиво, словно ведя недоступный никому диалог и, приняв решение, Интай отвечает:       — Мы проверяли корабельные отчеты, доставленные в столицу из Циндао.       Хакурэн морщится, будто одно упоминание работы причиняет ему физическую боль.       — Узнали? — спрашивает отчего-то вновь напрягшийся Коэн.       Разговор остается понятен только избранным из собравшихся — даже Второй принц хмуро сводит брови.       — Не совсем, — признается Первый принц неохотно.       — Вы можете объяснять нормально? — с оттенком раздражения спрашивает Хакурэн.       Нежелание раскрыться их велико: оба долго молчат раздумывая. Первым отмирает Наследный принц: он аккуратно утягивает Интай к каменной скамейке, давая ей сесть около осчастливленной Когёку.       Оттеснённый в сторону Коэна, Коха — чья наглость соизмерима силе — с поражающей бестактностью садится между Интай и Принцем, заставляя того отодвинуться. Первый принц сносит дерзость младшего кузена со спокойствием и обменивается с Интай насмешливым взглядом.       Их переглядки раздражают!       — Это, пожалуй, долгая история, — рассеянно произносит Интай, касаясь волос прижавшейся к ней Когёку.       И она не обманывает: повествует не меньше кэ без перерыва, останавливаясь для того, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Говорит о вещах далеких от понимания Коурин — о политике жестокой и кровожадной, об оружии, о шантажах и интригах.       Единственное, что уясняет Коурин — они пытаются найти виновника бед; того, кто перевозит оружие, которое Интай называет магическим.       — И что в итоге? — не выдерживает Хакурэн. — Вы выяснили, кто его поставляет?       — У нас есть подозрения, — неопределенно отвечает Первый принц, — но ничего точного. Предъявить обвинения мы не сможем.       — Кто? — требовательнее спрашивает Хакурэн.       Переменившее течение их разговора вводит Коурин в напряжение. Это ведь даже не ее дело, однако невольно ощущает сопричастность проблеме.        — Мусташи. — Наследный принц переводит взгляд на Комэя и устало улыбается: — Ты был прав, впрочем, как и всегда.       Обрадованным Комэй не выглядит — мрачнеет отчего-то.       — Если это правда Мусташи, то дела плохи, — изрекает Комэй безрадостно. — Возможно, что там готовится гражданский переворот или того хуже — Королевство наращивает силы для войны.       — Нас они не затронут, — говорит Хакурэн с легкомыслием, несоответствующее теме их разговора.       — Но затронет международное сообщество, — возражает Интай и кидает взгляд на Первого принца, будто спрашивая разрешения. Принц ей слабо кивает, и Интай объясняется: — В Партевии мы планируем достичь соглашения с одной крупной торговой компании и открыть империю для внешней торговли, поэтому для нас важно сохранение стабильной мировой ситуации.       Удивленный ее словами Комэй вытягивает шею, чтобы рассмотреть Интай.       — Ваше Высочество, — поражено вдыхает Комэй. — Вы уверены? Разве мы сможем конкурировать с иностранным товаром?       — Сможем! — заявляет Интай с какой-то злой категоричностью. — Мы не станем закрываться от внешнего мира, будто его не существует. Мир не стоит на месте, развивается, магические артефакты вводятся в быт людей, и мы рискуем отстать от других стран.       Комэй покоряется ей — поводит головой, будто в согласии, и замолкает, погружаясь в глубокие раздумья.       — Возможно, не сразу, — замечает Первый принц. — Но мы с Интай верим, что однажды центром мира станет Империя Ко.       Смелое заявление, и Коурин впору бы посмеяться над такой амбициозностью, но серьезность, с какой Первый принц говорит о несбыточных мечтаниях, не располагает к веселью.       — Мы хотим воспользоваться Торговой Компанией «Синдория», — делится Интай. — У них идеальная репутация на рынке и кредит доверия от покупателей. А их директор — Синдбад — известнейший человек на Западе. Его участие в торговых компаниях Ко благотворно повлияет на привлекательность наших товаров.       И Коурин, к собственному удивлению, верит, что это возможно. Верит так безосновательно и доверчиво, так как верят обычно семье, не требуя взамен подтверждений.       — Нам понадобится ваша помощь, — Интай отчего-то вперяет взгляд в нее, — и сейчас, и в будущем.       Помутнение ли рассудка от жары и сытости так сказывается, но взбурляет желание согласиться, взяться за любое дело, какое ей предложит Интай, чтобы помочь в создании мечты, к которой она и непричастна.       Но в которую отчего-то верит.       — Отлично. — Хакурэн бьет ладонью об ладонь. — Тогда приступим к созданию самой лучшей Империи, какую видел мир.       — Она станет лучшей, как только ты избавишь нас от своих каламбуров, — мрачно замечает Первый принц.        — Половина всего величия Ко заключена во мне. — Второй принц тыкает себя в грудь.       Первый принц фыркает, а Коурин чувствует, как смеется со слов Хакурэна.       В самом воздухе есть нечто такое празднично веселое, заставляющее не только широко улыбаться, но шутить в ответ, не боясь опозориться. Ее окутывает легкость, словно она спаслась от самого ужасного в жизни, а не стремительно неслась ему навстречу.