Если не знаешь, смеяться тебе или плакать - смейся

Ресницы, больше похожие на искусную работу художника, дрожали уже несколько часов. Однако ни одна мышца даже не дрогнула, чтобы выдать, что именно он чувствует, что видит и слышит. Скрываясь за мягкой беспокойной оболочкой, он снова и снова видел обезумевший взгляд, руки на шее, слышал громкие хлопки и удары, слышал, как упал на пол, гранича между жизнью и смертью. Любоваться этим лицом всегда было просто, но не сейчас. Весь вечер он сидел расстроенный. Сначала в машине, просил его покатать, но, сколько бы они ни объезжали окрестности, он не говорил и слова, просто смотрел вперёд, будто робот. Уже на закате им удалось выбраться за город, Мин И не знал, что это за местность, но обрывистый холм показался ему красивым. За крепкой деревянной оградой был обрыв, внизу река и множество многолетних елей. А на небе солнце распустилось в ярких цветах, надевая красный. Бело и холодно, вокруг ни души. Несколько минут Цинсюань так и сидел пристёгнутый, будто ждал указаний. А после, кажется, понял, поэтому медленно отпустил ремень безопасности, едва ли на ощупь нашёл ручку и открыл дверь. Его весенние кроссовки тут же нырнули в снег, который здесь никто не чистил. Туристы здесь останавливались просто поесть, о чём свидетельствовали столы и беседки. Однако никто в здравом уме не станет приезжать сюда в мороз, кроме этих двоих. Казалось, он даже не почувствовал, как снег таял, прикасаясь к тонкой горячей коже, открытой под поворотами. Ровно вышагивая вперёд, он остановился у заграждения, опустил ладони на деревянный брусок и посмотрел на солнце. Солнце меняется каждый день, не бывает одинаковых закатов и восходов, каждый, как снежинка — индивидуальный, особенный. Каждый видит его по-своему, но солнце неизменно встаёт и опускается, независимо ни от кого, оно всегда действует, как знает. Может ли он быть как солнце? Ни от кого не зависеть? Меняться не для привлечения внимания? Не жаждать одобрения хотя бы кого-нибудь? Он хотел бы быть новым, хотел сбежать отсюда далеко, где о нём бы не знал никто, пускай с его жизнью после станет что угодно. Но он понимал, что он видит солнце красным, а кто-то далеко отсюда — розовым. Но солнце остаётся самим собой. Выходит, где бы он ни был, кто бы на него ни смотрел, он тоже останется таким же, как сейчас? Это огорчало, ведь он говорил брату после очередного скандала, где его снова смешали с грязью, что хочет уйти, хочет сбежать и спрятаться. Брат всегда говорил, что, куда бы он ни ушёл, каким бы чистым не оказался новый лист, он везде возьмёт себя, ту самую протекающую ручку. Было бы совершенно безнадёжно ожидать, что изменчивая и плохо пишущая ручка в следующий раз напишет без помарок. Ему ничего не оставалось, кроме как плакать, стыдясь этого всё больше, ведь спокойный и сиплый тон повторял: «Очнись, ты же мужчина, ты не должен плакать. Не позорь меня больше, возьмись за голову. Чёрт тебя дери! Сколько ещё раз я должен пожалеть о том, что ты здесь?!». Опустив голову, он перестал смотреть вперёд, на солнце, будто заболели глаза. Таявшая вода медленно стекала в его кроссовки, отчего они становились мокрыми и холодными. Но он смотрел на то, как от его горячего дыхания на ткани куртки оставались капельки, что медленно стекали, пока не покрывались инеем. Пар изо рта вырывался клубами, отчего он почти ничего не увидел, но всё же услышал, что к нему пришёл Хэ Сюань. — Давай вернёмся в машину, ты легко одет, — молодой мужчина несколько секунд смотрел на сгорбившегося юношу, который совсем не собирался отвечать, допуская мысли о том, что, должно быть, умереть во льдах было бы красиво. Присев на корточки, Хэ Сюань голыми руками очистил кроссовки от снега, сбрасывая холодный порошок с кожи, которая уже стала сереть от холода. Эти нравы… Но он не спорил, лишь старательно очищал кожу от мокрого и холодного снега. Сняв шарф со своей шеи, он положил его на колено, пока опускал штанины джинсов, что тоже уже намокли и успели задубеть от холода. Оставалось лишь согреть ноги шарфом. Он намотал тёплую ткань на обе ноги, удивляясь, что юноша и слова не сказал, хотя и следил за каждым его движением. Как же ему теперь пойти в машину, если его ноги связаны? Но ему и не пришлось об этом беспокоиться, ведь мужчина просто взял его на руки, легко подхватил и молча отнёс обратно. Всё ещё держа дверь открытой, он завёл мотор и включил обогреватель. Мин И знал, что кроссовки уже промокли, поэтому аккуратно снял их и промокшие носки яркого цвета — кажется, они действительно были разных цветов. Снова приподняв чужие штанины, он аккуратно подтянул ноги вперёд, ближе к потокам тёплого воздуха. Он специально установил температуру не самую горячую, чтобы не обжигать охлаждённую кожу. Вместо этого, он с аккуратностью действовал, зная, что юноша следит за ним, ничего не говоря. Всё и так было ясно. Он весь вечер капризничал, не знал, чего хочет, превратившись в злого и обидчивого ребёнка, и только Мин И неизменно его слушал. Он заказал еду, которую позже отказался есть, набрал ванну воды и не пошёл мыться, переключал каналы, сидя в темноте, пока каждая картинка ярко освещала его лицо, но так и не выбрал ничего. Снова молчал и смотрел в окно, отказывался от тёплой одежды и жаловался, что ему холодно. Мин И продолжал его слушать, будто так и должно было быть, ему не было обидно, не было приятно. Он просто был, зная, что скоро он станет спокойным, скоро вернётся. Пока он здесь, Мин И может не переживать о его безопасности и спокойном сне. Собираясь спать, Цинсюань сказал, что хочет спать в отдельный комнате. Со скептицизмом, но он согласился спать во второй спальне, однако всё равно пришёл к Мин И и около часа просто лежал и смотрел на того, будто забыл, кто он, решил напомнить себе. То ли любовался, то ли хотел запомнить. — Что ты чувствуешь? — спросил Цинсюань тихо, наконец насладившись тишиной. Между ними было много расстояния, как физически, так и морально. Конечно же, Цинсюаня волновало это. — Я люблю тебя, — спустя минуту ответил Мин И тихо, но отчётливо. — Ты хочешь просто уйти? — Нет, я люблю тебя. — Но… если ты хочешь просто мне отомстить… ты хочешь, чтобы я тебе поверил? — Не ищи ничего… просто… я тебя люблю. — Ты будешь делать мне больно, снова, специально, нарочно будешь мне делать больно. Ты хочешь, чтобы я поверил тебе, чтобы позже ты сбросил меня с обрыва. Просто убей меня, если так хочешь, пожалуйста… но не играй. Подобравшись ближе, он во тьме наконец увидел, что не только голос Цинсюаня подводил его, но и глаза. Он плакал, злясь и пытаясь найти равновесие. Дотронувшись к щеке юноши, он мягко её погладил, даже не ожидая, что он прильнёт к нему ближе, будто от этой руки зависела его жизнь. Приластившись щекой, он закрыл глаза, не имея сил поверить в искренность, которая билась наружу, кричала и вырывалась. Он и хотел бы, но боялся. Боялся представить, что этот податливый, но каменный Мин И, будет ему так близок, как он того хотел. В тот раз… он был нежен, аж слишком, но… Почему-то любящий образ не рисовался в его воображении. Он таков, его лицо не скажет о любви. Вместо этого, он берёт его на руки, держит в тепле и спасает, слушает и присматривает. Нежно коснувшись тела Цинсюаня, он уже привычно его обнял, притянув к себе, будто обещал быть аккуратным. Это ощущение било его под дых каждый раз, когда он снова прикасался к юному телу, будто антидот и защита, которая оберегала то ли его, то ли самого Цинсюаня. Но можно ли было устоять перед ароматами вишнёвых электронных сигарет, мыла и винограда, которые заставляли мозг Мин И просто отключаться, стоило убедиться, что хоть ещё немного он сможет дышать вот так. Казалось, юноша сопротивлялся и не хотел объятий, упираясь в широкую грудь, но никто не держал его через силу, однако, спустя всего несколько секунд, он успокоился, и, также, как и отпирался, схватил его за одежду и не собирался отпускать. Он придумывал всё больше причин, мотиваций для Мин И, чтобы уличить того во лжи, раскрыть его план. И чем больше он падал в сон, тем более абсурдными были идеи, но неизменно он слышал: «Я люблю тебя», как заученную мантру. Засыпая, он злился, что не сломил Мин И, не заставил признаться, что оказался таким слабым с ним. И всё же, засыпая, он тихо сказал, что тоже хочет любить. Действительно хочет. Мин И не хотел думать о том, что Цинсюань не влюблён, но хотел бы влюбиться, он предпочитал вообще не думать о его словах, сосредоточившись на тихом и спокойном сопении у себя под ухом, которое равномерно пробегало по белой коже шеи. Уснул он так спокойно, что Мин И даже порадовался, ведь неизвестно, сколько кошмарных ночей тот провёл в одиночестве. Он по секрету когда-то говорил, что никому не расскажет про самые страшные сны — ни брату, никому! Потому что его будут ругать. Навряд ли он стал бы делиться с господином Пэем своими переживаниями, списывал бы всё на усталость и переживания. Однако теперь он уснул спокойно и мог быть уверен, что проснётся в безопасности. Сейчас же красивое лицо всё больше искажалось в боли и усталости, иногда мелькал даже какой-то ужас, а это не могло не беспокоить. Дотронувшись к лицу Цинсюаня, Мин И коротко опустил губы к его щеке, надеясь, что всё скоро закончится. Он гладил тёмные волосы, которые разливались по всей постели, тонкие пряди то и дело блестели в лучах зимнего солнца, будто мозаика из драгоценных камней. В какой-то момент светлые глаза распахнулись, длинные ресницы вздрогнули, как нежное крыло бабочки, будто опасались яркого цвета. Комната не была ему знакома, но это прикосновение к его щеке… Опустив взгляд вправо, он понял, что лежит у стены, а рядом с ним отдыхает Мин И. Он уже не спал, но выглядел спокойно, и всё же не сказал и слова, будто притворялся мёртвым. Цинсюань повернулся к нему лицом и всем телом, будто хотел поговорить, но всё, чего ему хотелось, получить немного объятий. И он их действительно получил. Уткнувшись в крепкое плечо Мин И, он закрыл глаза, чувствуя, как тот вдохнул запах его волос и поцеловал в макушку — нежно и коротко, будто боялся обжечь. — Я хочу есть, — пожаловался юноша, так и не отрываясь от чужого тела. — Что ты хочешь на завтрак? — Блины, пышные, как в Японии, и шоколадную пасту… И клубнику, а ещё сливки и немного шоколадной крошки в кофе… Нет. Хочу горячий шоколад. — С зефиром? — Да, и с шоколадной крошкой. И ещё хочу мандаринов и… Пышные булочки с сахаром и карамелью внутри. — … — И конфеты с орехами. Мин И на всякий случай ещё недолго помолчал, и услышал ещё целый список вещей, таких как багет, обжаренный в чесночном масле, колбаски и яичница. Когда он наконец-то замолк и уже действительно больше ничего не хотел, Мин И напоследок провёл по его волосам несколько раз, снова целуя в макушку, будто только и просил подождать. Оставшись один, Цинсюань подтянул к себе подушку, всё ещё лёжа на беспорядочно смятом одеяле, вперемешку с простынёй и покрывалом. Обнимая её, он хотел бы, чтобы к его волосам снова коснулись, чтобы снова поцеловали в макушку. Хотелось обнимать крепкое тёплое тело, а не бездушную подушку, холодную и неприятную. Но ему действительно оставалось только ждать. Юноша и сам не знал, почему стал таким капризным, почему так много требует и нервирует его. Может, ждёт, что тот разозлится и выскажет всё прямо, но он покорно всё слушал и выполнял все его прихоти. Хотелось сдаться под желанием играть в поддавки. И всё же он уснул, поверхностно, но всё же. Казалось, он боялся уже спать, так как видел один и тот же сон, пугающий и действительно страшный. Каждый раз он хотел проснуться, уйти оттуда, зная, что это неправда, всё это было, но уже точно прошло. Но каждый раз цепкие руки держали его шею до побелевших костяшек и губы шипели: «Не смей больше позорить меня!». Он ещё ни разу не вырывался из этого кошмара, пускай и проснулся бы в холодном поту, однако у него не получалось, внешне он оставался спокойным, даже не пискнул ни разу от боли, но внутри его сердце кипятилось от жара страха и ужаса, выливаясь на всё тело, отчего оно оцепенело и не слушалось. Как и сейчас. Он не мог вырваться, бесконечно следя за каждой морщиной от озлобленной гримасы, за зубами, что бесконечно скалились в словах: «Убью!». До тех пор, пока он не почувствовал, как руки расплываются, а губы горят от прикосновения. Распахнув глаза, он заметил участливый взгляд, почувствовал прикосновение рук на лице. Пугливый вид никак не хотел скрываться, поэтому Мин И только сказал: «Всё в порядке, это всего лишь сон. Я забрал тебя и спрятал». Рука сама потянулась, чтобы сжать чужую ладонь, он снова прильнул к ней с нежностью, верой, что его защитят и прогонят все страхи из его души. Зажмурившись, он сдерживал слёзы, отчего его глаза всё больше щипало. Всего несколько минут на слабость, чтобы он смог взять себя в руки. И только после он заметил, что его заказ полностью был исполнен. Мин И пришлось заказывать еду на дом, большинство из того, что заказал Цинсюань, он сам не ел, предпочитая простую пищу. Однако на подносе у кровати красовалось несколько тарелок, да и компьютерный стол был заставлен пиалами, тарелками и упаковками со сладостями. Ненадолго стало стыдно, что он снова и снова испытывает терпение Мин И, однако теперь нельзя было ничего исправить. Заметив, что юноша пришёл в себя, Мин И опустил над его коленями столик для завтраков, поставил туда чашку горячего шоколада, японские блины, пиалу с шоколадным соусом и тарелочку с фруктами. Цинсюань осмотрел это изобилие еды и взглянул на Мин И с вопросом: — А ты? — Я не голоден. — Не говори глупостей, ясно же, что на меня одного здесь слишком много еды! Юноша подвинулся ближе к нему, придерживая столик над собой. На салфетке лежала вилка и палочки, поэтому вилкой он разрезал все блины на своей тарелке, обильно полил соусом и добавил много фруктов, а после протянул Мин И палочки, чтобы он тоже мог есть. Это возмущение на юном лице казалось довольно милым, но Мин И не стал сопротивляться, снова принимая его волю. Цинсюань не ел второй день, поэтому сметал буквально всё, не забывая кормить Мин И. Но, когда еды почти не осталось, он ещё раз серьёзно посмотрел на мужчину, а тот смотрел на него всё это время. — Извини, — сказал Цинсюань. — За что? — Мин И удивлённо вскинул брови вверх. — Что я тебе надоедаю, что веду себя отвратительно. — … — Но скажи, ты действительно говоришь мне правду? Я могу тебе верить? — Да. Я не хочу тебя ранить. — Я тоже не хочу… Тебя обижать. Извини, что грубил тебе столько раз. — Всё хорошо. — И что я тебя выгонял, я хотел, чтобы тебе было больнее. — Я знаю. — И что сейчас всё ещё тебя мучаю. — Не переживай, всё нормально. — И за брата… Извини. Я не прошу тебя оставить его, но мне так стыдно за него, мне стыдно и неприятно. Он был прав, когда сказал, что мне не по себе от того, что я понимаю, что всё, что у меня есть — из-за тебя. Мне жаль, мне так сильно болит от этого! — Я понимаю и не злюсь на тебя, уже не злюсь. — Я хочу тебя любить, хотя это глупо, я не… Какая разница? Но я действительно хочу быть рядом с тобой, я больше не хочу грубить и отталкивать тебя. Но мне всё ещё страшно, что ты пытаешься меня обмануть, — выразительные глаза погрустнели и опускались всё ниже, отчего Мин И и сам невольно опускался немного ниже, не желая прерывать зрительный контакт. — Я люблю тебя. Всё это время… я понял, что я был здесь, и жил, как собака, потому что я должен был тебя полюбить, это моё предназначение, хотя мне и казалось, что это проклятие, но ведь… Сейчас это благословение, даже больше. Цинсюань, — позвал мужчина, но, когда снова встретил светлые глаза, чуть улыбнулся. — Я не виню тебя ни в чём, во всём виноват только Ши Уду, а ты всегда был тем, кто пытался дружить с монстром — мерзким и отталкивающим. Ты не пытался меня перевоспитать, изменить и подстроить под себя, потому что ты любил меня именно таким, хотя я и вёл себя как последний подонок, ты не заслужил ничего из того, что пережил. Ты такая же жертва обстоятельств, только я их делал ещё хуже. Ты… Я не знаю, как так вышло, но я просто не могу… продолжить без тебя. Только я виноват в том, что он тебя ненавидит, всё, что он сделал с тобой — моя вина. И я злюсь! Я злюсь и на него, и на себя, потому что… почему я вообще мог позволить себе сомнения в том, что ты был на моей стороне? Ты был так близко, но я намеренно тебя отталкивал, игнорировал и грубил, а ты продолжал… Заслужил ли ты это? Нет. Сожалею ли я о своих поступках? Да, очень. Я не злюсь, знаю, что ты специально пытаешься меня разозлить, но я говорю тебе правду — мне ничего больше не надо. Кажется, что я даже готов оставить Ши Уду в покое, только бы ты остался рядом со мной, пускай не как моя любовь, но хотя бы как друг. — Я не хочу быть твоим другом, — честно, но очень тихо сказал Цинсюань. — Хочу быть твоей любовью, единственной и самой сильной, хорошо? — Да. — Ты обещаешь? — Обещаю. — И я обещаю… я тебя люблю, Мин И, — хоть и стыдливо, но юноша всё же открылся. Казалось, он полностью разделся и был обнажённым, стыдно и задыхаясь, юноша смотрел на Мин И, на того, кого действительно любил и был готов простить, лишь бы тот оставался таким же нежным и трепетным, таким, каким не был раньше никогда. Но Мин И смотрел на него, не зная, что сказать. Хотя он и просил об этом моменте, но, получив его, не знал, что теперь делать. Постепенно красные от слёз глаза напротив становились всё более обиженными, так как в ответ на признание он даже объятья не получил. — Я признался тебе, обними меня! — потребовал он, усаживаясь поудобнее, ведь собирался эксплуатировать его ещё долго. — Обними и поцелуй, так делают люди, когда любят друг друга. — Я могу тебя поцеловать? — почему-то он решил спросить разрешения. — Ты должен меня поцеловать! — сообщил Цинсюань, надув губы. Он всё ещё выглядел обиженным и расстроенным, и ему хотелось, чтобы Мин И без тени сомнений и запретов окружил его любовью, которую так долго скрывал. Получая свои долгожданные поцелуи, он и забыл обо всём, снова и снова радуясь, что не сглупил, что выбрал его. Ведь Мин И не приближался не потому что не хотел, а потому что боялся, трепетно относился к личным границам и желаниям Цинсюаня. Это отторжение вмиг стало осмысленным для юноши, и он понимал, что его любят уже так долго, и ведь не обязательно было прямо говорить об этом, достаточно было увидеть ту заботу в мелких деталях, чтобы всё понять. Но, несмотря на это, он всё равно завалился на спину вместе с Мин И и всё повторял, как попугай: «Скажи ещё раз», а стоило услышать те самые слова, он снова и снова целовал уже искусанные и горячие губы, на вкус как мандарины. Цинсюаню даже повторять не стоило свою просьбу, отстранившись, Мин И сам повторял это и снова целовал пышные обветренные губы, нежил его в объятьях и не собирался никогда отпускать. Всё, что случится дальше, через неделю, месяц и год — принадлежит только им, но они лишь хотели прямо сейчас говорить о своей любви без умолку и усталости, дурачась, смеясь, говоря глупости и нежно смотря друг другу в глаза — это всё, что было им нужно, чтобы наконец почувствовать себя полноценными.

***

— И если вдруг что-то случится… — Я позвоню тебе, — Жое кивнула, смотря на дагэ. — Я буду тебя навещать несколько раз в день, так что, если захочешь чего-то, просто напиши. — Ладно, — девушка снова кивнула. Её мама тоже была здесь. Курсы повышения квалификации уже закончились, но она сняла жильё, чтобы остаться с Жое подольше. А Цзыи была только и рада, ведь точно знала, что они с дагэ помирились, она могла быть спокойной! Но она не понимала, что в состоянии Хуа Чэна такого рискованного, что ему требовался уход. Однако что-то глубоко в душе подсказывало настоящую причину — этот хитрый извращенец… Однако шиди уже уехал домой, а Се Лянь хотел дождаться окончания осмотра Жое, дать ей напутствия, а после уже собирался уезжать. Честно говоря, было немного неловко… Ладно, в больнице, они всё равно не были одни, но снова оставаться вдвоём в квартире было немного неловко. Именно поэтому на щеках проступал румянец. Се Лянь поцеловал дочь в лобик на прощание, а после ушёл. Нужно было вызвать такси, купить что-то на ужин — он строил планы, задумчиво смотря вперёд, но, выйдя из здания, он миновал нескольких медработников, спускаясь по лестнице. Он обернулся, чтобы поискать на дороге такси, однако его взгляд приковала тёмная машина, которая стояла прямо перед ним. Дверь уже была открыта, а перед дверью стоял мужчина в костюме. Увидев принца, он поклонился, приглашая занять место в автомобиле. Се Лянь нахмурился, ведь они с Сань Ланом не говорили об этом. Вдруг это ловушка? Но мужчина вежливо улыбнулся: — Мой господин велел забрать вас, чтобы вы в безопасности добрались до места назначения. Прошу вас, присаживайтесь. Се Лянь понимал, что это может быть ловушка, однако… стоит ли бояться? Он занял своё место на заднем сидении. Мужчина аккуратно закрыл за ним дверь и занял своё место за рулём. Бронированная машина двигалась плавно и беззвучно, как электрокар. Но после прошлых гонок, Хуа Чэн избавился от всех электронных машин, так что оставалось удивляться тому, какие же отличные машины были в коллекции Триады. Рассекая по городу, они направились в район Химер. Район, который всё ещё имел плохой вид. От былой красивой обстановки не осталось почти ничего — люди только убрали строительный мусор и теперь собирались начать восстанавливать здания. Медленно объезжая огромные дыры в асфальте, оставленные бомбами, машина припарковалась у многоэтажного дома, где и жил Хуа Чэн. Водитель снова поспешил услужить гостю и открыл перед ним дверь, а после попрощался, пожелав хорошего дня. Се Лянь вежливо поклонился, прижимая к себе свой рюкзак, а после отправился в подъезд. Оказалось, что Хуа Чэн не менял код от двери до сих пор, это было забавно. Войдя внутрь, он ожидал увидеть пустую квартиру, так как Сань Лан лежит в своей спальне. Послушно лежит в своей спальне. Но стоило ему открыть дверь, как в нос ударил запах бытовой химии. Нахмурившись, Се Лянь преодолел первые неприятные впечатления от запаха, а после всё же вошёл. Помимо запаха, он также заметил громкий гул пылесоса, поэтому сомнений не осталось — Сань Лан убирается. Сняв обувь, Се Лянь быстрым шагом вошёл в гостиную и заметил юношу за уборкой в зоне с телевизором. Он несколько секунд не замечал гостя, но, когда пришло время выключать пылесос, он обернулся, чтобы оценить потребность убирать пол и на кухне, но заметил Се Ляня. Широко улыбнувшись, юноша помахал рукой в резиновой перчатке: — Гэгэ, ты так быстро! — Ага, быстро, а то ты убраться не успел, — Се Лянь захихикал, сбросив рюкзак на барный стул, он решительно зашагал к юноше, чтобы отправить его в постель, хотя тот и сопротивлялся, говоря, что за неделю здесь стало очень грязно и он просто не может оставить такой бардак, но Се Лянь сетовал — доктор запретил физические нагрузки. Теперь он понимал, что врач не пытался ему соврать, когда говорил, что Сань Лан наплевательски относится к собственному здоровью. Что же, придётся Се Ляню обо всём позаботиться. Всё ещё пытаясь уговорить принца, Сань Лан совсем не сопротивлялся, что тот отобрал у него все средства и даже перчатки, а после затолкал в комнату, велев ложиться в постель, пока он сам разберётся с уборкой. Никто не мог просто взять и начать спорить с принцем, поэтому Сань Лану пришлось принять своё поражение, хотя и получил утешительный приз в виде невинного поцелуя, но разве это не прекрасно? Именно поэтому он с глупенькой улыбкой так и остался сидеть на кровати, ожидая, когда Се Лянь закончит. Он рассчитывал, что уборка займёт максимум час, но Се Лянь так увлёкся, что вернулся только через два с половиной часа, когда ожидание оказалось настолько утомительным, что юноша всё же переместился в постель. Внезапно дверь в спальню открылась, таща своё тело, Се Лянь обессиленно завалился на кровать Сань Лана, тут же громко вздыхая. Это оказалось куда более утомительно, чем он думал — квартира Сань Лана больше, чем его собственная. Когда они с Жое делали генеральную уборку, у них уходил весь день, чтобы после посидеть с бокалом вина на балконе или перед телевизором и с радостью в глазах осознавать — эта чистенькая квартирка является плодом их стараний. Да, целую неделю никто здесь не сорил, но в какой-то момент, когда совершилось нападение, из этой квартиры десятки людей увозили важные документы, оставив бардак за собой. Кроме того, здесь скопилось много пыли, так что даже окна пришлось мыть. Но больше принц устал от того, что так долго не занимался никакой физической активностью, максимум нагружая себя перебежками между двумя палатами. Сань Лан отложил телефон и улёгся набок, с сожалением он посмотрел на принца, едва заметно поглаживая его волосы. — Я не ожидал, что устану настолько сильно, хех. Вначале я думал, что приготовлю ещё и ужин, но у меня совсем нет сил. — Давай просто закажем. Чего бы ты хотел? — всё ещё заботливо гладя Его Высочество по голове, он взял телефон и уже был готов искать доставку, но принц надолго задумался. — Давай что-то из итальянской кухни? — предложил Се Лянь, подняв голову. — Но, знаешь, тебе не следовало прибираться, я лучше бы дождался горничную завтра. — Всё нормально, Сань Лан, — мужчина улыбнулся, взяв большую ладонь со своей головы в руку, чтобы нежно поцеловать её. — Нужно возвращаться к тренировкам, так что всё хорошо. — А мне не нужно? — Ты же не думаешь, что раз у меня мягкий характер, то я буду покрывать твои преступления, а? Я буду следить за тобой, чтобы ты не усугубил ситуацию. — Но мне ведь тоже нужно работать. — Твои люди и без тебя работали столько времени. Ничего страшного, если они ещё неделю побудут без тебя. Ты должен позаботиться о себе, понимаешь? Если бы я получил травму, разве ты бы не сделал также, как и я? — Гэгэ, я бы лежал вместе с тобой всё время, — Сань Лан улыбнулся. — Я вот тоже лежу, но ты меня не слушаешь. — Слушаю. — Нет, это меня так расстраивает. — Ну, гэгэ-э-э, я же не могу пустить тебя в грязную квартиру и быть спокойным, верно? — Но ты должен пообещать, что дальше не станешь делать ничего, что запрещает доктор. Я ведь переживаю о твоём здоровье. — Хорошо, обещаю, — Сань Лан кивнул, лениво пододвигаясь ближе к принцу, надеясь, что тот не злиться. Он больше походил на раскаивающегося питомца, который всем своим видом пытался показать, что больше так не будет, поэтому и пытался добиться нежностей от принца, чтобы отвлечь того от негодования. Так и произошло — принц не мог больше злиться, поэтому обнял юношу и со спокойствием на сердце закрыл глаза. Казалось, усталость всё больше его одолевала, так что он как-то уж слишком легко уснул. Сань Лан был вынужден скрутиться калачиком, чтобы умоститься с принцем поудобнее, но при этом они оставили всю кровать пустой. Слушая умиротворяющее сопение принца, Сань Лан никак не мог перестать смотреть на эти чёткие и такие изящные черты лица, чем больше он смотрел, тем больше влюблялся, сдавался без сопротивления. Казалось, если Бог действительно существует, то принц и был его лучшим творением, если и самим Богом не являлся. На спокойном лице была заметна тень улыбки, густые ресницы, обрамляющие светлые и добрые глаза, слегка вздрагивали, а Хуа Чэн улыбался, едва видимо скользя взглядом по тонкому и ровному носу принца, опускаясь на пухлые губы, и дальше на аккуратный подбородок, к которому так и хотелось прикоснуться, чтобы притянуть принца для поцелуя. Несколько родинок на его лице были почти незаметными, но каждую из них хотелось чмокнуть. Ровная линия шеи заканчивалась татуировкой. Под гольфом была заметна только верхняя часть, но Сань Лан точно помнил, что уже пытался прочесть, что же там написано. Однако Се Лянь каждый раз загадочно улыбался и делал вид, что и сам не знает. Грудь умиротворённо поднималась и тихо опускалась, аккуратная линия подтянутых плеч переходила в не менее красивые руки с закатанными после уборки рукавами. Всё в принце было красивым, хотелось говорить об этом бесконечно, но Его Высочество смутился бы. Сань Лан ещё целый час просто лежал — поначалу наблюдал за принцем, а после немного смутился, ведь не должен вот так смотреть на него, пока тот спит, именно поэтому он снова прилёг рядом, обняв… принца? Его Высочество?.. Своего парня?.. Было бы неловко называть его так, но от этой мысли обычно белоснежные щёки покраснели, он радовался как маленький ребёнок, ведь только сейчас наконец стал осознавать, что это не просто учитель, когда-то его самый близкий друг, его спаситель, нынче лучший друг, партнёр по дракам, но и теперь парень, его парень, мужчина, который теперь принадлежит ему. Глупая улыбка даже была готова простить то, что Жое всё ещё отнимала львиную долю внимания принца, его наивная и странная радость заставляла его улыбаться — он не один, теперь он не один, у него есть его принц, его единственная любовь и отрада. Его радость и гордость была настолько большой, что за этой пеленой было незаметно, что принц уже проснулся, буквально вот только что, а теперь просто наблюдает за счастливой улыбкой до ушей. Он был готов поклясться, что видел такую улыбку последний раз десять лет назад, потому что взрослый господин Хуа был более сдержанным и серьёзным. Хотя это касалось его работы и общения с подчинёнными, в палате же, пока они вместе о чём-то болтали, играли вместе на телефонах, Сань Лан улыбался всё время. Но настолько широкой и яркой, кажется, Се Лянь его улыбку видел впервые. Юноша поближе прильнул к принцу, зарываясь в его волосы носом, не замечая пристальный взгляд, однако, стоило услышать своё имя, он так удивился! — Почему ты так улыбаешься? — с интересом спросил Се Лянь, обнимая его за талию. — Просто радуюсь, — улыбнулся юноша. — М? — Радуюсь, что у меня есть ты, — улыбнулся Сань Лан, прижимая принца к себе покрепче, чтобы показать всю свою любовь. — Я так тебя люблю, Ваше Высочество! Се Лянь только хихикал, слегка похлопывая юношу по руке, чтобы тот ослабил объятья. Конечно же, это было не первое и не последнее признание в его жизни, но он всё ещё совсем немного смущался. — Тогда только представь, как сильно я тебя люблю? — предложил ему принц. — У меня всегда было плохо с фантазией. Может, гэгэ покажет сам? — Если бы гэгэ мог, то показал бы. — А что не так? — Ты просто… Ну, всё ещё болен, верно? — Что это гэгэ собирался мне показывать, а? — Сань Лан как-то даже резко отдалился от принца с шутливым выражением. — Расскажи, гэгэ~ — Ничего такого, — Се Лянь пожал плечами, словно и правда ничего не задумал. — Так я тебе и поверил! Но, что? Это значит, если я выздоровею, то ты сделаешь это, да? — Ага, — Се Лянь слегка приподнялся на локтях, с улыбкой наблюдая за юношей, воображение которого работало не так уж и плохо, как он говорил. — Знаешь, что? Я подумал об этом недавно. Просто, знаешь, если бы ничего не случилось, а ты так бы и остался во дворце, то уже, наверняка, женился бы, да? Мне просто кажется, что если бы всего этого не произошло, то мы бы не встретились снова никогда, но нельзя сказать, что все те беды, что ты преодолел, были к счастью, потому что я ждал бы тебя в конце. Думаю, я хочу сказать, что мне, наверное, было бы спокойнее, если бы я знал, что ты в безопасности, если бы не случилось ничего плохого. — Но, если бы не случилось ничего, то, как ты и сказал, я бы женился. Даже если бы мы с тобой встретились и у меня появились бы чувства, я не показал бы этого тебе, понимаешь? Просто Цзянь Лань… я её уважаю, как женщину, как подругу. И даже если бы я не полюбил её, как свою жену, то не смог бы предать её, обращая внимание на тебя. Даже если наши отношения стали бы только хуже, в моём положении нельзя было бы просто приходить к тебе, чтобы получать утешение, — Се Лянь опустил ладонь на щёку Сань Лана, мягко поглаживая его кожу. — И всё же, стоило это всё того, что ты получил сейчас? — Я не хочу брать в расчет своих родителей, их смерть для меня по-прежнему важна и сравнивать было бы нечестно, однако последствия этого события… думаю, определённо они стоили всего, что у меня есть сейчас. Знаешь, Жое меня подначивала подать резюме сюда, в «НОВ», сказала, что верит, что они нуждаются в таком специалисте, как я. Какой из меня специалист? Я только закончил университет на тот момент! И всё же, когда мы приехали сюда, я уже был рад — получил стабильную работу, пока дом был не очень надёжным, но со временем я собирался его чинить. Всё ведь было хорошо, я был рад проживать каждый день, ходить с тобой на прогулки — этого было достаточно, чтобы снова действительно полюбить жизнь, почувствовать краски с новой силой. — То есть, ты имеешь ввиду, что даже после нашего знакомства ты уже чувствовал, что всё складывается хорошо? — Да, но звучит странно… что-то вроде, что мне больше ничего не надо было, сгодилось бы и то. Сегодня, вот прямо сейчас, я рад ещё больше, я рад, что ты у меня есть, ведь теперь всё будет по-другому, верно? — Я как раз хотел это сказать, но не знал, как, ха-ха, гэгэ буквально читает мои мысли! Но, я имею в виду, что мы были в относительном спокойствии, а теперь, когда мы вместе, жизнь пойдёт совсем иначе. — Ты прав, поэтому я с нетерпением жду, когда же всё начнётся! — Се Лянь улыбнулся, но как раз в этот момент в дверь позвонили. — Доставка, наверное, я встречу. Слегка коснувшись губами кончика носа Сань Лана, Се Лянь поспешил встретить курьера, захватив с собой кошелёк. Заказ пришёл довольно быстро и всё ещё был тёплым, как раз отличным! Попрощавшись с курьером, Се Лянь подготовил несколько тарелок, чтобы разложить еду из контейнеров. Сань Лан заказал запечённые овощи и мясо птицы, небольшие порции пасты и пиццы, на случай, если они будут действительно сильно голодны. Разогрев две тарелки, Се Лянь поставил еду на поднос, проследил, чтобы выглядело красиво, и только потом отправился в спальню, где Сань Лан уже включил свет, ожидая трапезу. Их маленький ужин длился так долго, что, казалось, они ели не овощную пасту, а целого верблюда! И дело было не объёмах еды, а в том, что они без умолку болтали — Сань Лан делился планами по восстановлению района и даже показал несколько фото от архитектора, который продумал дизайн некоторых коллективных пространств и парков, которые хотят здесь организовать. Се Лянь был рад, что теперь это, кажется, будет не только спальный район с кучей торговцев и странными людьми, но ещё с красивыми местами для прогулок. Сколько раз они с Сань Ланом гуляли по ночам раньше, но каждый раз выходили из района и шли в соседние, так как там куда красивее и приятнее проводить время. Это занятие не на шутку разыграло Сань Лана, он горел идеями и желанием улучшить благополучие этой местности, а Се Лянь радовался, когда видел его таким воодушевленным, с горой идей и предложений. — Я хочу перенести торговые точки подальше отсюда, давно уже думал об этом, ведь по ночам иногда они мешают спать. А эту главную улицу сделать пешеходной — развесить фонари, выложить брусчаткой и позволить открыть несколько ресторанов. Там будут играть музыканты, можно сделать там небольшую сцену, чтобы и фестивали проводились здесь, — продолжал делиться Сань Лан. — Знаешь, почему? — Почему? — спросил Се Лянь, не совсем ожидая, что он задаст такой вопрос. — Я хочу, чтобы тебе было комфортно здесь находиться. Понимаешь? Жить здесь. — Я, если честно, ещё не думал настолько далеко, — Се Лянь смущённо опустил взгляд на свою тарелку, так как знал, что рано или поздно такой разговор случится. — До этого проекта на главной улице нужно выполнить очень много работы, в лучшем случае, до конца лета всё будет окончено, так что время всё равно есть, — юноша пожал плечами. Как-то он умел поставить перед фактом о своём желании. Нет, он не спрашивал и не просил, а просто сказал, что делает что-то, чтобы ему было комфортно здесь, и всё, Се Лянь уже думает о переезде, как минимум, если уже не планирует его! — Переезд, всё же, довольно серьёзный шаг, тебе так не кажется? — Конечно, поэтому я собираюсь подготовиться, — юноша улыбнулся. — Мне нужно будет кое-что закончить, прежде чем начинать это планировать. Но, нет, ты не подумай, что я против, просто… Нужно убедиться, что с Жое всё будет нормально. Она ведь боится жить сама, тем более, квартиру не потянет. — Хочешь, я куплю ей эту квартиру? — У нас и так минимальная плата за аренду, но коммуналка выходит в несколько раз больше. И, прошу, не нужно, ха-ха. Сань Лан, нужно немного подождать, мы вместе не так долго, чтобы уже планировать жить вместе. Это ведь всё равно, что прямо сейчас обсуждать свадьбу или что-то вроде. — Можно и свадьбу спланировать, — шутливо подметил Сань Лан. — Но я понимаю, не переживай. У тебя ведь и другие обязанности есть, о Жое тоже нужно позаботиться. — Вот что бывает, когда выбираешь себе парня «с прицепом», — Се Лянь заулыбался. — Гэгэ, — улыбаясь, но с возмущением протянул юноша. — Не говори так! — А что? У меня есть дочь, что в этом такого?! — Ничего, поэтому и не говори о вас таких вещей. — Сань Лан, я просто шучу, — с нежной улыбкой Се Лянь взял за руку юношу и сжал её немного, чуть жмуря глаза, совсем как котик. Так как Сань Лану было разрешено ходить, он помог принцу с уборкой и даже сам помыл посуду, ведь это не настолько опасно, как носить тяжести по дому и дышать химикатами. После они решили посмотреть фильм, пока Се Лянь разогревал пиццы в духовке, Сань Лан пытался выбрать, зачитывая описание различных фильмов. И пицца уже лежала на столе, а они всё ещё не могли выбрать ничего достойного, поэтому отвлеклись на обсуждение одного фильма. Кажется, это был триллер, а Сань Лан вспомнил похожую историю из жизни, а после они стали обсуждать самые странные фильмы, основанные на реальных событиях. Пиццу они съели, а фильм так и не посмотрели, однако всё равно остались довольны — что ещё им нужно для хорошего времяпровождения? И хотя было поздно, Се Лянь вызвался почитать для Сань Лана на ночь. Это произошло после того, как юноша признался, что ему скучно читать текст в книге, но зато он часто слушает аудиокниги, там ведь и музыка, и эмоции, а отдельное предпочтение он отдаёт именно аудиопостановкам, так что был рад тому, что гэгэ предложил почитать вместе с ним. Он с особенной ответственностью уложился в свою постель, как ребёнок, ожидающий сказки на ночь. Продолжая улыбаться, он слушал «Тома Сойера», хотя и не очень любил эту книгу, но в исполнении принца он действительно был готов пересмотреть своё мнение. От усталости и пьянящего тона, Сань Лан уснул довольно быстро. Было сложно заметить — он спит или просто дремлет? Поэтому принц только тихо его позвал, а убедившись, что тот уже уснул, аккуратно снял его кожаную повязку. Всё время в больнице он носил обычную марлевую повязку, от неё совсем не было следов на коже. Но чёрная повязка оставляла после себя отметину на мягкой белой коже щеки, и над дугой века. Аккуратно сложив аксессуар, Се Лянь не мог не дотронуться к неровностям кожи, будто они так и манили его пальцы. Как бы от прикосновения не разбудить юношу! Проведя по следу, Се Лянь улыбнулся, а после потянулся, чтобы подарить ему несколько маленьких поцелуев. Сейчас, когда он видел его без повязки почти что впервые, казалось, перед ним был совсем другой человек! С этим аксессуаром он выглядел так статно и серьёзно, его брови казались особенно выразительными! Но без повязки он выглядел не просто как обычный юноша, а как невероятно красивый молодой мужчина. Продолговатые, тонкие и выразительные черты лица придавали ему мужественного очарования, но в то же время, нежная светлая кожа и длинные ресницы делали лицо куда красивее. И это была не смазливая красота, как у певцов или актеров, отнюдь! Его внешность выглядела по-зрелому красиво, достойно и роскошно, словно результат трудов искусных скульпторов. В этой ситуации принц действительно захотел взглянуть хоть одним глазком на его родителей, чтобы просто увидеть, что же это за прекрасные гены! — Самый сильный, смелый, умный и красивый Сань Лан — мой, — Се Лянь шептал, улыбаясь, проводя по щеке спящего юноши кончиком пальца. — Мой, и только мой Сань Лан. Это радовало, действительно приятно осознавать, что он рядом, стоит протянуть руку и он может коснуться его, обнять или попросить поцелуй, и в этом не было ничего страшного! Можно было подскочить и обнять его, подразнить и немного пошутить, спросить о чём угодно и рассказать про самое сокровенное — скрываться не нужно было, не нужно было и корить себя за влечение к этому самому настоящему магниту! Улыбаясь, он оставил светить только ночник, а после лёг на живот, положив руки под голову. Он уснул, любуясь красотой, что завораживала и удивляла одновременно. Но стоило ему уснуть, как он был вынужден проснуться, но не потому что что-то произошло. Нет, пришёл конец неприятным сюрпризам! Сань Лан проснулся и заметил, что Его Высочество без одеяла, поэтому обнял его и забрал к себе в тёплую постель. — Сань Лан, что-то… случилось? — принц всё ещё немного не понимал, что происходит, но ощущал крепкие объятия и внезапное тепло. — Ты просто уснул без одеяла, спи, всё хорошо, — промурлыкал Сань Лан, наконец убедившись, что принц в тепле. Но, прежде чем отдать своё сознание сну, Се Лянь прикоснулся к животу Сань Лана, медленно двигаясь вверх к рёбрам, а после ныряя ладонью за его спину. Поводив рукой там, он лишь поправил одеяло, чтобы в надёжной защите от холода не оказалось щелей, чтобы Сань Лану не было холодно. Только после он смог наконец расслабиться, оставляя свою руку всё так же для объятий, он пожелал своему мужчине спокойной ночи, получил заслуженный поцелуй, и ещё один, и только после уснул, опекаемый крепкими объятиями и нескончаемой любовью, которой они оба светились.