Если не знаешь, смеяться тебе или плакать - смейся

— О, я думала, ты останешься сегодня дома. Как твоя поездка? — поинтересовалась Чжоу Лин. — Мне ли говорить тебе о выходных? Ты так быстро вышла из декрета, а меня упрекаешь? — Ши Уду остановился рядом с молодой женщиной. — О, я просто люблю свою работу. Так почему ты здесь? Не поверю, что тоже из-за любви к работе! — Хах, ладно, я привёз отчёты, так что решил проведать тебя. — Так как там Канада, а? — снова спросила она. — Зимой особенно красива. — Правда? — Да, стоит съездить. Кстати, твой муж сейчас с ребёнком, да? Вы разделили декрет? — Он архитектор, так что может работать дома, ну и мои родители сейчас живут с нами, так что он будет заниматься ребёнком. Ой, прости, это как раз они. Чжоу Лин подняла трубку, тут же отходя в сторону гримёрки, пока Ши Уду с улыбкой проводил её взглядом. В ту же секунду к нему подошёл режиссер, коротко приветствуя ведущего. — Она надолго? — он указал на Чжоу Лин. — Не знаю, это из дома позвонили, — мужчина пожал плечами, тоже оглядываясь. — Эфир уже через три минуты, — режиссёр взглянул на часы, а после на девушку. — Давай я выйду, вдруг там что-то серьёзное, — предложил Ши Уду. Выяснилось, что у ребенка появился сильный жар, так что Чжоу Лин сразу же поехала домой, оставляя свой эфир на коллегу, которому, в силу своего опыта, это даже добавляло азарта и заметно улучшило настроение. В последнюю минуту вокруг то и дело роились стилистки, поправляя его внешний вид, но, стоило звонку громко прозвучать, в студии стало так тихо, что можно было услышать даже как оператор нажимает на кнопки. Ши Уду легко улыбнулся и поприветствовал зрителей, а после всё уже пошло по накатанной — погода, информация о номинантах на музыкальную премию, немного политики, экономики, а напоследок новости спорта. Текст стабильно бежал по экрану, но за столько лет мужчина почти что научился предугадывать следующую строчку. Но текст, появившийся на экране теперь, заставил его замереть на несколько секунд, вбирая в себя неожиданную новость. — Скандально известный блогер Ши Цинсюань, — начал говорить он, тут же запнувшись, — Во время вчерашнего прямого эфира…

*днём ранее*

— Я вам это твержу столько лет! — громко сказал Цинсюань, усевшись в своё кресло. — Я сначала ссорюсь с вами, а потом со своим братом. Мне эти ссоры так надоели, но вы не думайте, что я просто так всё это оставлю. Потому что я буду продолжать говорить это — Се Лянь не виноват ни в чём. Развивайте своё собственное критическое мышление, без этого сейчас никуда. Вот ты говоришь, что он молчит вот уже два месяца, а что он должен сказать, а? Что вы от него ожидаете? Кто из вас ждёт его версию событий с открытым сердцем, чтобы наконец узнать правду и наказать виновного? Вы ждёте только потому, что можете снова исковеркать его слова и действия в свою пользу. — Гном закидывает десять юаней и говорит: «Если он не хочет, чтобы его преследовали, пускай уже и рассказал бы правду, если её от нас скрывают. А пока это похоже только на то, что ты просто его выгораживаешь». — Даже преступников в итоге защищает полиция, и, если они не хотят внимания репортёров, их в итоге выгораживают. Почему он не заслужил, чтобы возле его дома было спокойно? Если бы его можно было в чём-то реально обвинить, разве полиция и прокуратура не сделали бы это? Реально, почему власти молчат? Чтобы обвинить человека, нужны весомые доказательства, а что у нас есть? Показания человека, который якобы что-то слышал, тем более его слова никто не может подтвердить. Я говорю это уже в тысячный раз: почему вы ждёте доказательств невиновности от Се Ляня, но не ждёте доказательств его виновности от обвинителя? Вас ничего не смущает? — Цинсюань временами поглядывал на Мин И, который покорно сидел рядом и ждал своей участи на сегодня. — Репортёры не должны доставать его, не давать ему даже продыху, не должны распространять слухи. А ещё! Ещё они не должны были трогать Цзыи, что она-то сделала?! Когда случились все эти события, о которых сказал тот мужчина, якобы, советчик, её даже в планах не было! Но в итоге она тоже получает, не стыдно никому? Мы будем и об этом молчать? Почему её тоже преследуют? Она даже на работу спокойно ходить не может и вынуждена уволиться, потому что эти журналисты ведут себя как неадекватные. Зачем было громить витрину? В итоге пострадали даже простые посетители кофейни. Почему журналисты не написали об этом, а? Почему не написали о том, что они сами ведут себя как изверги, но написали о том, что Цзыи грубо попросила их завалить хлебальники? Что тут такого? Я её отлично понимаю, я бы ещё кого-нибудь приложил, так что прекрасно её понимаю и ни в чём не виню. Помните вчерашние новости, верно? «"Сестра" наследного принца нагрубила репортёру», да? Я бы на её месте не успокоился. Именно поэтому я вам всё время говорю, что нужно развивать критическое мышление. Вам самим перед собой не стыдно, что вы стали такими людьми, чьим мнением так легко манипулировать? Вот подумайте тихонько, не стыдно? Юноша поднялся с места и отправился к полке, полной различных тюбиков и флаконов. Он собирал свою косметику, которая могла бы ему понадобиться, читая этикетки, сбрасывая всё в подол футболки, не забывая ругать некоторых людей, которые всё ещё обвиняли его в пособничестве Триаде. — Я уже говорил об этом, у меня есть целый плейлист с видео на эту тему, поэтому перестаньте спрашивать: «Что случилось?» каждый божий день! — Цинсюань позволил себе чуть отругать своих подписчиков. — Если для вас это такая проблема, то отпишитесь, я не потеряюсь от этого, но если для кого-то из вас моя индивидуальность реально проблема, то мне остаётся только вас пожалеть, ведь насколько надо быть скудным на чувства и любовь, чтобы упрекать человека за его взгляды, если они не противоречат конституции, конечно. — Яйцо вкрутую закидывает сто юаней и говорит: «Нужно быть конченым уродом, чтобы просто приходить сюда и критиковать без важной на то причины. Ребята, вы несостоявшиеся личности, и вам не сюда надо, а к психотерапевту, который вправит вам мозги. Миром должна править любовь, чмоки!». — Чмоки! — громко заявил Цинсюань, снова появляясь в кадре, смотря на обречённого Мин И, который сидел у него на кровати и ждал своей участи. — Вот ты прав, если ты обращаешь внимание на такие мелочи и действительно считаешь, что твоё мнение должно изменить меня, то ты узколобый придурок, которому не хватает любви и уважения к самому себе, потому что только самодостаточная личность может смотреть на всех здраво. Цинсюань сбросил всю косметику на кровать рядом с мужчиной и на несколько минут замолчал, читая чат. — Нет, ребята, я не говорю, что я самый правильный, и что я являюсь состоявшейся личностью, я имею ввиду, что я стараюсь научиться себя любить, принимать себя. У меня есть успехи, и, чем лучше я в этом, тем чаще замечаю, что мнение окружающих, их интересы не так меня волнуют, как раньше. Я хочу сказать, что я мог возмущаться, если кому-то нравится сериал, который я не люблю, но сейчас ситуация стала лучше. Просто учитесь любить себя, уважать себя и всё остальное будет проще. Не давайте никому ссать вам в уши, прошу вас! Цинсюаню даже нравилось вот так разглагольствовать на разные темы на стримах, рассказывать о чём-то серьёзном, делиться собственным мнением, потому что в обычной жизни он мог рассказать о таком только Мин И и тот просто смотрел бы на него молча, оставляя гадать, на какой именно реплике Мин И решил, что его собеседник действительно сбежал из психушки. Но сейчас они всё чаще ссорились и поначалу его действительно злило то, что люди не совсем хотят его слушать, однако сейчас он уже буквально выдохся от всех этих эмоций и просто хотел немного отдохнуть, так что просто стал игнорировать все последующие донаты, которые как-либо затрагивали эту спорную тему. Цинсюань слушал все сообщения, но стоило там промелькнуть чему-то по теме Се Ляня, он сразу же начинал говорить о косметике, даже не благодаря за донат, хотя раньше он всегда говорил спасибо за деньги. Вытерев руки влажной салфеткой, он уселся на стул и окинул взглядом свою модель. Полный смирения взгляд выражал только смелость, словно он отдавался не под кисти визажиста, а под нож неопытного хирурга. Взгляд Ши Цинсюаня скользил по чётким очертаниям чужого лица — острый нос, узкие глаза с разрезом как у кошки, тонкая полоска бледных губ, которые даже иногда отдавали синевой. Вытянутый подбородок делал лицо более изящным, поэтому, если ярче выделить скулы, Мин И стал бы походить на настоящую модель известного бренда. Палец Цинсюаня прошёлся по щеке, изучая особенности его кожи, чтобы подобрать средства, которые бы тому подошли. Кожа оказалась гладкой, слегка шершавой от сухости, она была слишком бледной, почти бело-синей, казалось, что он никогда не выходит на свет, настоящий вампир. Обрабатывая всю полученную информацию, Цинсюань подобрал нужные ему средства, комментируя действия и называя бренды косметики, которые будет использовать. Ну а Мин И лишь молчал, принимая судьбу. Нанеся на внешнюю часть ладони немного крема, он собирался подобраться к своей модели поближе, однако их колени соприкоснулись. Они коротко переглянулись, но Мин И, казалось, не собирался уступать, а продолжал сидеть с сомкнутыми коленями, пока Цинсюань просто не раздвинул их и быстро подсел поближе. Даже нанося крем, он не замолкал, продолжая что-то рассказывать о типе кожи Мин И, словно это было хоть кому-то интересно, кроме Цинсюаня. Даже Мин И было плевать на собственный тип кожи, поэтому он не слушал чужих слов, куда большее внимание он уделял тому, что Цинсюань снова был слишком близко, однако возмущения уже были неуместны. Цинсюань по взгляду догадывался, что его другу неуютно здесь, но он не хотел прекращать. Он всё так же близко сидел, нанося различные крема на чужую кожу, пока не ощутил, что Мин И и правда имеет свой запах. Да, могло показаться, что это запах косметики, но Цинсюань уже раньше слышал этот аромат, однако, показалось ему случайностью. Тонкий, слегка солёный запах, от юноши напротив пахло мужеством. Может, Цинсюань просто много воображал, однако он знал, что у женщин и мужчин свои запахи, и иногда он мог их уловить. Женщины обычно пахли чем-то знакомым, тёплым, уютным, а некоторые мужчины могли пахнуть смелостью. Да, странное наблюдение, но Цинсюань не мог сравнить этот запах ни с чем, но он нравился ему даже больше, чем женский. От Мин И действительно веяло природной силой, смелостью и превосходством. Поэтому он не заметил, как подвис на секунду, пока Мин И не позвал его снова: — Всё нормально? — спросил он с выражением на лице, словно уже знал ответ и спросил ради формальности. — Да, всё нормально, — Цинсюань закрыл металлическую баночку крема и положил ту на стол. — Бедняк закидывает пятьдесят юаней и говорит: «Привет, почему так много проводов по комнате раскидано?», — звучал уже такой знакомый голос переводчика. Цинсюань оглянулся — и правда, помимо Мин И, а также косметики, на его кровати был ещё один удлинитель, к которому были присоединены провода, ведущие к компьютерам. Поймав небольшой флешбек с жуткими криками и попытками не получить удар током, он вздохнул: — Вчера Черновод прыгал по моему столу и скинул вазу с цветами прямо на удлинитель под столом, я ещё таких фейерверков не видел! Слава Богу, блохастый остался жив, но пришлось вызывать электрика, который тут провозился до вечера. Сегодня я купил новые компы, потому что вчера вся техника благополучно сгорела, и я потерял кучу информации, которую нельзя восстановить, — с нотками страдания рассказал юноша, сначала обмахивая Мин И веером, но после он сильно увлёкся и сосредоточился на себе. — Так что вчера был феерический день, никак иначе. Я до сих пор иногда ловлю отголоски вчерашнего испуга, меня аж передёргивает. Брррр. Да, история звучала опасно, но выглядело всё куда более страшно, именно поэтому он не хотел снова думать об этом. Он вновь уселся на стул и обнаружил, что Мин И так и сидит с расставленными ногами, словно кукла, которую можно было поставить, как душе угодно, так что эта мысль только позабавила Цинсюаня. Он стал рассказывать что-то про брови, взяв лицо своей модели в руки и повернул его, чтобы продемонстрировать всё на практике. Он несколько раз проводил по бровям Мин И, словно ему нужно было почувствовать их форму, а не увидеть. Сам же Мин И смотрел прямо ему в глаза, в какие-то моменты Ши Цинсюань даже чувствовал на своей щеке спокойное дыхание юноши, которое опускалось по шее. Продолжая свой никому ненужный монолог о правильных акцентах на бровях, Цинсюань долго не замечал этого пристального взгляда, но, когда заметил, был немного удивлён, отчего даже перестал говорить. Он столько раз смотрел тому в глаза и столько раз видел в них усталость, безразличие, раздражённость. Он мог бы понять озлобленность или неизбежность в чужом взгляде, он настолько привык к таким негативным эмоциям, что был буквально выбит из колеи, не понимая, что именно происходит. Янтарные глаза холодного оттенка слегка блестели, отражая свет позади. Его взгляд говорил то ли о внимательности, то ли о лёгком интересе, будто для него это было в новинку, и он с нетерпением ждал продолжения, но при этом выражение лица так и оставалось каменным. Если раньше взгляд, полный пренебрежения, и каменное лицо были вполне совместимы, то сейчас Цинсюань не мог понять Мин И, не знал, что делать, и в какой-то момент понял, что и не хочет ничего делать. Мин И тихо что-то сказал, может, надеясь, что Цинсюань его услышит и придёт в себя, но, сидя так близко, он не мог просто не обратить внимания на новый запах, который боготворил — табак. Помимо запаха, он тайно восхищался видом Мин И, когда тот думает о чём-то своём, время от времени затягиваясь сигаретой — такой опасный и равнодушный. Стоило только подумать об этом, он вспоминал каждую сигарету, которую они делили на двоих. Сначала она прикасалась к его губам, а после к губам Мин И — и так по кругу. Сам того не понимая, он опустил взгляд на эти тонкие и слегка приоткрытые губы, от них также исходил запах и виски, который Мин И пил накануне. Никто в их доме не пил такой алкоголь — Ши Уду вообще редко прибегал к подобному развлечению, а Цинсюань фанател от вина, но держал несколько бутылок виски специально для Мин И. И, хоть вкус был отвратительный, запах всё так же манил. Каждый раз, стоило открыть бутылку и налить золотистый напиток в стакан, всё равно зная, что не понравится, он не мог не попробовать виски после Мин И. Это ведь стало привычкой? Почему он никогда не думал, сколько раз их губы прикасались друг другу косвенно? Может, именно поэтому сейчас идея просто прикоснуться к чужим губам не была настолько сумасшедшей? Он отбросил всякие мысли и не слышал ничего, что происходит вокруг. Сейчас существовал он, Мин И и этот терпкий аромат между ними, который опьянял сильнее дешёвого алкоголя. С лёгким головокружением, но его резкое движение увенчалось успехом — теперь все их косвенные поцелуи стали настоящими. Упираясь в кровать обеими ладонями, он нежно прикасался к тонким и прохладным губам Мин И, понимая, что этот вкус ему не был знаком, но уже стал так притягателен. Слегка сжав губы в поцелуе, он закрыл глаза — пускай на секунду, даже если Мин И влепит ему пощёчину, он хотел подольше чувствовать этот момент, упиваясь ароматом и ярким вкусом алкоголя и табака на этих губах. Слегка приоткрыв глаза, он замер, когда заметил, что не встретил взгляд Мин И — тот тоже закрыл глаза. Комната за спиной Мин И поплыла, Цинсюань закрыл глаза, аккуратно прикасаясь к холодной щеке молодого мужчины перед собой. Эта компрометирующая поза между ними буквально подталкивала быть ближе друг другу, он больше не хотел ограничиваться невинным поцелуем и касанием щеки — всё это тело перед ним будто было предоставлено только ему — делай, что хочешь! Только его левая ладонь прикоснулась к колену Мин И, как он заметил, что тот совершенно к нему не прикасается, кроме как губами. Он не понимал этих чувств, что рождались в нём, поэтому мысли проносились как метеориты летней ночью, такой жаркой и незабываемой. Они оба не слышали больше ничего, но было сложно не обратить внимания на бегущую строку чата, донаты стали приходить с новой силой, ведь эти двое и правда всё ещё находились в прямом эфире — друзья, проводившие вместе десятки стримов — один молчит, а второй не замолкает, а сейчас они буквально поддались своим слабостям перед всеми, кто хочет и не хочет этого видеть. Кто-то упрекал их, Мин И даже не слушал эти слова, пока Цинсюань был достаточно близко, но до сей поры не мог просто так оставить тонкие уста. Другие же подбадривали их и предлагали больше денег, если они продолжат, не выключая стрим, однако короткое «Хо-хо» казалось знакомым, но не настолько, чтобы отвлечься от Цинсюаня. В голове было пусто, но маленькие мысли пролетали каждую секунду, будто он был в трансе. Почему он не прикасается? Почему Цинсюань решил, что может сделать что-то такое? И, хоть он был популярен среди девушек, иногда смотрел порно, он не знал, почему так внезапно понял, что Мин И так его привлекает. Почему он даже не сопротивляется, хотя Цинсюань даже не спросил разрешения? И это не было просто желанием поскорее утолить свою похоть, он и правда хотел изучить каждую точку тела Мин И руками и губами, ему стоило огромных усилий не делать этого прямо сейчас. А всё потому, что он хотел взаимности, он хотел, чтобы Мин И также изучал его тело, он хотел чувствовать, что он является желанным, однако Мин И был неподвижен, хотя и не пытался отстраниться. И в то же время его глаза были закрыты. Может, стоит попробовать ещё немного инициативы? Толкнув Мин И в плечи, он и сам удивился внезапности, потому что мужчина рефлекторно схватился за Цинсюаня, заваливаясь на кровать вместе с ним. На секунду их губы отдалились друг от друга, Мин И медленно открыл глаза — этот взгляд не изменился, он всё так же изучающе смотрел на Цинсюаня, подначивая к новым поцелуям. Однако в этот раз Цинсюань был наблюдателем, он не стал прикасаться к телу под ним руками, хотя соблазн был велик. Он хотел убедиться, что Мин И этого хочет, надеясь, что всё это не очередная неловкость, которая только усугубит их отношения. Он словно боялся увидеть правду, закрыл глаза и вдохнул поглубже, снова мягко целуя губы, которые отдавали вкусом виски, но были куда вкуснее напитка. Несколько секунд перетекли в минуту, долгую и полную попыток себя сдержать. Цинсюань даже не заметил, что Мин И и правда надоели все эти посторонние звуки и он просто выдернул удлинитель из розетки у кровати, отчего все экраны и настольная лампа отключились. Прикосновений, которых так ждал Цинсюань, не последовало. Последний раз поцеловав губы Мин И, он уговорил себя оторваться, как бы это ни оказалось стыдно. Их взгляды встретились, тела всё ещё были так близко друг к другу, что, казалось, любое неаккуратное движение может поставить их в ещё более неловкое положение. Цинсюань мельком осмотрел лицо Мин И, ища там подсказки, но всё же приподнялся на руках. — Прости, я снова какую-то херню творю, — он не пытался отшутиться, признавая вину. Он хотел было встать, но Мин И крепко схватил его за руку и сократил между ними расстояние, подняв туловище, они снова были очень близко. Обе руки соскользнули по ногам, которые всё ещё упирались в кровать, делая Цинсюаня выше Мин И. Опустив обе ладони к коленям, он резко потянул их на себя, заставляя Цинсюаня плюхнуться ему на ноги. Они снова были так близко, что Цинсюань даже почувствовал смущение, держась за плечи Мин И. Большая ладонь скользнула по бедру вверх, немного останавливаясь на ягодице, а после поднялась к талии Цинсюаня. Мин И держал его, словно переживал, что тот захочет сбежать. Однако Цинсюань был по-настоящему смущён, не переставая смотреть вниз, туда, где их тела были ближе всего. Он отчётливо чувствовал своё возбуждение и даже немного его боялся, ведь он прикасался к мужчине, он целовал его, его пах прикасался к паху другого мужчины, чёрт побери, он чувствовал возбуждение Мин И и не мог отделаться от чувства страха. Мин И изучающе наблюдал за лицом юноши, когда прикоснулся к его подбородку и слегка потянул его вверх, заставляя их взгляды встретиться. Убедившись, что Цинсюань не станет отворачиваться, Мин И тихо спросил: — Ты думал, что будешь вешаться на меня и это пройдёт бесследно? Ни одни мужчины, будучи просто друзьями, не вешались друг на друга так, как это делал Цинсюань. Он бесстыдно мог обхватывать талию Мин И и висеть так очень долго, словно в этом нет ничего такого. Грань «просто друзей» уже давно не существовала между ними физически — постоянные косвенные поцелуи, взгляды и прикосновения — до крайней точки оставалось очень мало. Но физически Цинсюань всё же не ощущал, что Мин И был близок с ним, хоть и называл его другом. Но не сейчас, когда они смотрели друг другу в глаза, когда звучит низкий, хриплый от сигарет голос Мин И, когда тела говорят сами за себя. Это то, что он хотел ощутить. Всё ещё борясь с волнением, он обнял мужчину за шею и поцеловал его смелее, углубив поцелуй впервые. Он получил ответ, он получил свои крепкие объятья, и какими же они были приятными. Теперь Цинсюаню не нужны были никакие слова в подтверждение, он чувствовал, как губы Мин И, ставшие слегка пухлыми и горячими, ласкали его собственные, как крепко чужие руки сжимали талию и изучали всё, что попадалось в них. Никакая моральная связь больше не мешала, каждый из них знал, чего хочет. Словно позволяя продолжить начатое, Мин И откинулся назад, всё ещё не отпуская его из крепкой хватки. Высокий хвост Цинсюаня упал с плеча, юноша переместил колено прямо к паху Мин И, позволяя себе опасную игру, он медленно поднимал и опускал его, намеренно дразня мужчину под собой, ведь мог себе это позволить. С жадностью и новой силой руки Цинсюаня блуждали по телу Мин И, словно это было впервые. И, хоть он уже не раз был так близок к этой широкой груди и твёрдому прессу, сейчас это было так интимно, он мог безнаказанно трогать того, где захочет и сколько захочет. Всё ещё находясь в некоем трансе от опьяняющих губ Мин И, он терял контроль, особенно чувствуя, что мужчина под ним с особой властностью гулял руками по его телу. Все замечали, что Мин И и Цинсюань разные — внешность, характер, но особенно бросались в глаза их тела. Цинсюань следил за фигурой, ведь переодевался в женщину, а для этого было непозволительно иметь ярко выраженные мышцы, поэтому его тело, хоть и было скрыто свободной одеждой, на фоне массивных плеч, широкой талии и больших рук, казалось особенно миниатюрным. Цинсюань смелел, ему нравилось, как теперь Мин И стал дышать чаще, совсем закрыв глаза, поэтому ему хотелось ещё больше, он хотел бы не только ощущать упирающийся в ногу стояк, он хотел видеть и слышать чужое возбуждение. Слегка прищурившись, он оторвался от мягких губ, а его правая ладонь неумолимо поползла вниз, минуя ремень и резинку нижнего белья. Почувствовав прохладную ладонь так близко, Мин И открыл глаза, он был уверен, что Цинсюань не станет так нахально улыбаться и при этом абсолютно бесстыдно обхватывать чужой член рукой, словно делая это не впервые. Однако просмотренное порно давало свои плоды, потому что ладонь двигалась вверх-вниз с небольшой скоростью, но прилегая, возможно, слишком плотно, отчего Мин И даже зашипел, а после откинул голову назад, закусывая губу и сводя брови вместе. Несколько минут Цинсюань наслаждался коротким и отчётливым рычанием, с удовольствием смотря на чужое лицо, понимая, что Мин И всё ещё пытается удержаться. Однако ему это не удавалось, это сразу было заметно, поэтому Цинсюань ускорился и прильнул к мочке уха Мин И. Слегка её укусив, он тихо хихикнул: — Значит, прятал стояк за безразличием? У Мин И не было сил отвечать, а Цинсюань и не хотел ответа, он хотел игры: — Если бы ты сказал раньше, — тихо начал говорить Цинсюань, целуя шею Мин И, — я бы помог тебе сразу же. И снова молчание, которое прерывалось только громкими вдохами и мычанием, переходящими в стон, Мин И носом уткнулся в волосы Цинсюаня, отчего, каждый раз тяжело выдыхая, горячий воздух ласкал нежную шею юноши. — Ну, признавайся, у тебя вставал на меня, когда я на тебе висел, да? — для того, кто со страхом смотрел и чувствовал свой же стояк рядом с чужим, сейчас он был крайне смел и нахален, крайне нахален. — Если ты скажешь, что сдерживался и потом сам себе дрочил, я расстроюсь, — он слегка надул губы, играя голосом. Он снова поцеловал тонкую кожу на шее, через которую отчётливо виднелись все вены, отчего чужая кожа и казалась синеватой. Он смотрел, как вздымается грудь под ним, чувствуя, как обе ладони Мин И жадно сжимают его ягодицы в такт с нарастающим возбуждением. Он словно уже был на пределе, ещё немного ускориться, и Мин И кончит первым из них, поэтому игры не были на этом закончены. Он медленно убрал руку из штанов Мин И, встречая удивлённый взгляд, который словно спрашивал, что происходит. Однако, встретив хитрый взгляд Цинсюаня, он понял, что не получит своего сейчас. Цинсюань лишь широко улыбался, демонстрируя самую невинную улыбку из всех, пока медленно ёрзал вверх-вниз, отчётливо ощущая уже давно твёрдый член Мин И под собой. Чувствуя его слишком близко, он не мог отделаться от того, что и сам возбуждался всё сильнее. Терпеть это нахальство Мин И больше не сумел, поэтому просто оттолкнул юношу на бок и навис сверху. Глаза Цинсюаня распахнулись в удивлении, но он снова улыбнулся, дразня Мин И. Снова схватив чужие ноги под колени, мужчина резким движением притянул того ближе и подарил глубокий поцелуй, всё же инстинктивно медленно двигая бёдрами. Спустя долгие минуты Цинсюань снял с Мин И его футболку и на секунду даже опешил от вида отчётливых мышц, которые были так близко. Аккуратные изгибы были украшены шрамами, несколькими мелкими ранами, татуировками. Он не мог сдержать волнение, смотря на тело над собой, а Мин И лишь с интересом наблюдал за чужой реакцией. Когда футболка Цинсюаня улетела на пол, Мин И оказался менее эмоциональным, но увлечённым, так как сразу принялся покрывать нежные черты тела поцелуями. От внезапных укусов Цинсюань то и дело вздрагивал, не скрывая лёгкие стоны при этом. Цинсюань чувствовал, как ему становится жарче, как постепенно он стал мокнуть. Теперь он приблизительно чувствовал то же самое, что чувствовал Мин И, когда Цинсюань внезапно решил прекратить его ласкать, и он был готов поклясться Богом, что, если Мин И сейчас сделает с ним то же самое, это его убьет. Однако Мин И и не собирался останавливаться. Оставляя красные отметины на животе Цинсюаня, он несколько раз провёл ладонью по паху, словно пытался оценить чужое состояние. Он медленно стал стягивать оставшуюся одежду с Цинсюаня, явно замечая, что тот уже на пределе, поэтому специально делал это медленно. Оставшись совсем без одежды, Цинсюань ощутил холодок по коже, он был возбуждён почти до боли, так что ему хотелось обхватить талию Мин И ногами как можно быстрее, но тот, казалось, был слишком медленным, с любопытством и упоением наблюдая за тем, как Цинсюань мучается, сжимая бёдра и ворочаясь. Когда он заметил слегка уже обиженный взгляд из-под густых ресниц, то не смог устоять, снова устраиваясь между мягких бёдер, но, прежде чем действовать, он приблизился к лицу Цинсюаня и внимательно взглянул тому в глаза, ничего при этом не сказав. Каждая секунда была мучительнее предыдущей, поэтому Цинсюань лишь пнул Мин И, бросив короткое: «Поторапливайся». Но торопиться было некуда, ведь впереди было столько времени, столько возможностей сказать всё, что не решались сказать до этого. После короткой подсказки, Мин И лишь несколько секунд потратил на то, чтобы достать экстренный запас из тумбы Цинсюаня, на случай, если произойдёт что-то вот такое, необычно горячее, не запланированное. Цинсюань мурлыкал что-то под нос, едва приподнявшись на локтях, наблюдая за тем, как Мин И управляется с презервативом, но стоило ему снова наклониться над желанным телом, он снова встретил туманный взгляд. Мин И всё ещё сомневался, но Цинсюань снова надул губы, ведь уже чувствовал его готовность, чувствовал холодок на ягодицах от смазки, куда ещё тянуть? — Сейчас, — тихо предупредил Мин И. Цинсюань сжал чужие плечи, предвкушая худшее, он откинул голову назад, едва закусывая губу. Немного помогая ладонью, Мин И медленно вошёл и уже сейчас зашипел, тогда как Цинсюань застонал от боли и сжался. Подождав несколько секунд, Мин И провёл рукой по чужой талии, тихо успокаивая. Внезапная слеза, сбежавшая по щеке Цинсюаня, даже выбила его из колеи. В голове пронеслась мысль, что всё же не стоит этого делать, но, словно предчувствуя это, Цинсюань сжал его плечи и сквозь пелену слёз на глазах посмотрел на него: — Нужно привыкнуть, я расслаблюсь, а ты медленно входи, — тихо сказал он, не обращая внимания на удивлённый и обеспокоенный взгляд Мин И. Всё-таки между ними произошло слишком многое, чтобы они спокойно могли отойти друг друга и сделать вид, что всё в полном порядке. Цинсюань перевёл дыхание и направил все свои силы, чтобы расслабиться и успокоиться, унять свой страх перед неизвестным. Он снова взглянул на Мин И и слегка улыбнулся ему, давая понять, что готов. Мин И неуверенно смотрел на него, но всё же попытался снова, будучи ещё более медленным и нежным. Ему даже стало стыдно за то, как бесстыдно его глаза поползли вверх от ощущения плотной горячей плоти, обхватывавшей его так сильно, ведь в тот же самый момент Цинсюань снова не сумел скрыть слёз и болезненный стон. Но снова он предчувствовал мысли Мин И, поэтому обхватил его талию ногами, чтобы тот не смог просто так отдалиться. Он притянул его ближе и поцеловал, ему было приятно, что Мин И заботится о нём и ему хотелось ощутить эту заботу на теле. Несколько секунд Мин И и правда обнимал его, не двигаясь, он целовал его плечи и ключицы, шею и губы, пока Цинсюань снова не заговорил настолько тихо, что даже будучи так близко к нему, он еле услышал: — Давай, но медленно, — Цинсюань опять слегка улыбнулся, изгибая спину и готовясь принять ещё один толчок. С маленькими перерывами, они делали свои первые успехи — паузы становились всё короче, пока вовсе не исчезли. Руки Цинсюаня бесконтрольно то сжимали плечи и талию Мин И, то царапали его спину. Несмотря на игривое начало, их движения были медленными и нежными. С каждым разом Цинсюань всё отчётливее двигался навстречу Мин И, нежно целуя его щёки, губы и шею. Он всё ещё чувствовал эту боль, она рассекала живот и ноги, сначала хотелось всё прекратить, но со временем это переросло в нечто бо́льшее. Смотря за тем, как отчаянно Мин И старается быть тут, не увлекаться слишком сильно, он хотел целовать его снова и снова. Кто бы мог подумать, что этот чёрствый камень, который никогда не считался с его чувствами, окажется таким нежным и ласковым, заботливым и внимательным. И хотя ему было сложно это не показывать, Цинсюань отчётливо знал, что Мин И это нравится. Он старательно сдерживал стоны, сжимал талию Цинсюаня в своих огромных руках, медленно двигался к нему, стараясь изо всех сил быть нежным, но только спустя некоторое время он сумел перестать контролировать это — когда Цинсюань снова притянул его к себе, поцеловал и не сдержал стон уже наслаждения. Он промычал: «Да, вот тут, медленно», слегка закидывая голову назад. Снова ощутив то же самое, он слегка улыбнулся и подстроил бёдра ещё ближе к Мин И, ясно давая понять, что теперь бояться нечего. Однако такой жест не изменил практически нечего, ведь Мин И так и продолжал быть нежным любовником, отвечая на поцелуи вперемешку со стонами. Больше ничего не отвлекало его, и он отдался Цинсюаню полностью и без остатка. Он отчётливо помнил каждый раз, когда ему приходилось немного краснеть, так как Цинсюань снова повис на нём. Он даже подумать не мог, что это обернётся вот так — они оба были абсолютно обнажёнными, без стеснений обнимая друг друга и не скрывая стоны, которые говорили только об одном. Снова смерив взглядом тело под собой, он удивился тому, каким же оно было притягательным, как ему нравилась узкая талия и плоский живот без каких-либо признаков натренированных мышц. Его полные бёдра, обхватывающие талию, сводили с ума, их хотелось сжимать каждую секунду, смотреть на растрёпанные волосы, рассыпанные по всей кровати, как из глаз всё ещё бежала мелкая слеза, как двигались его плечи в такт с ним, скользя по покрывалу. Он бы непременно поддался себе ещё раньше, если бы имел хоть каплю понятия, насколько сильно ему будет нравиться смотреть за тонкими ладонями, которые царапают его грудь и плечи, которые гладят его, за губами, которые надуваются, стоит ему остановиться, а ещё прикасаться к нему, как ему будет нравиться, что Цинсюань говорит что-то, то и дело прерываясь на стон, дышит ему в шею, пытается прижаться к нему. Каким бы он ни видел его, сейчас он смотрел на него совершенно по-новому, и это необъяснимо ему нравилось и возбуждало ещё сильнее. В голове рождались сотни образов, которые он хотел бы воплотить в жизнь, проверить, как громко будут звучать стоны, если быть быстрее? Станут ли царапины на плечах и груди глубже, если стать более жёстким? Однако он не мог сейчас быть другим, его переборола нежность, чувственность, которая наполняла его взгляд. Цинсюань не мог не заметить этого — подумать только, что пришлось сделать, чтобы увидеть хоть что-то, кроме презрения в чужих глазах. Слегка улыбнувшись этому, Цинсюань только сжал губы, снова сдерживая раскат боли, которая проходила по всему телу как молния. Всё, чего ему хотелось, чтобы Мин И чаще попадал именно в ту точку, от которой мурашки бежали до самого затылка. Нежность из взгляда Мин И словно наполнила его самого, он больше всего хотел обнять Мин И, прижаться к нему покрепче и чувствовать, как быстро вздымается чужая грудь, чувствовать его внутри себя и больше ничего. Сжав покрывало прямо рядом с лицом Цинсюаня, Мин И заметно замедлился, входя как можно глубже. Осталось совсем чуть-чуть, так что его вторая рука опустилась вниз по груди Цинсюаня, и обхватила его член, который всё это время упирался ему в живот. Мягкими и медленными движениями, он начал массировать его, приводя партнёра в заметно большее состояние удовлетворения. Цинсюань только поддавался вперёд, слегка заметно громче мыча что-то, прерываясь на протяжный стон. Казалось, его тело то напрягалось, то расслаблялось, отчего он едва заметно ёрзал туда-сюда. Ладони Цинсюаня сомкнулись за шеей Мин И, он прижал того к себе, насколько это было возможно, изгибаясь в талии, чтобы быть ещё ближе и чувствовать его как можно дольше. Он то и дело слегка улыбался, игриво зыркая на Мин И из-под густых ресниц, его стоны стали ещё громче слышаться, объятия стали ещё крепче, он затаил дыхание, расслабляясь, пока Мин И неотрывно следил за ним. На руке чувствовалась вязкая жидкость — тело под ним обмякло, но юноша не скрывал ту самую нахальную улыбку. Думать о чём-то большем он не мог, упираясь обеими руками в кровать, он совершал последние толчки, эгоистично стараясь быть куда глубже прежнего, внимательно следя за тем, как вслед за ним всё ещё ёрзает на покрывале Цинсюань, закатывая глаза и облизывая губы. Он смотрел на него сверху вниз, всё ещё не веря своим глазам — они сделали это на самом деле? Он смотрел, как расцветает нежная улыбка на мягких чертах лица Цинсюаня и как почти незаметно блестят дорожки от его слез. Он чуть опустился и принялся целовать солёные щёки, словно извинялся, пытался разделить эти слёзы на двоих, но вызвал только чуть слышимый смешок и новые объятья. — Нам нужно в душ, — сказал Цинсюань, только устроившись на плече Мин И. — Я хочу, чтобы ты отнёс меня, можно? Говорить больше не пришлось. Хоть он был обессилен, но всё же поднял на руках обнажённое тело юноши и уверенно зашагал в ванную, отвечая на нежные поцелуи. Цинсюань едва держался на ногах, казалось, что Мин И всё ещё был внутри, поэтому ноги дрожали, зная это, он стоял рядом и позволял опираться на себя. Горячие струи воды обтекали их тела, пока они просто наблюдали друг за другом. Они не сказали ни слова, просто смотря друг другу в глаза, обнимая друг друга, они стояли так несколько минут. Неужели этот внимательный взгляд говорил о любви? Он не был нежен теперь, но Цинсюаню хотелось верить, что это взгляд полный верности и любви. Он встал на цыпочки, полностью опираясь на Мин И, и снова слегка прикоснулся к его губам, как в первый раз, словно вновь хотел испытать чувства Мин И. Получив ответный поцелуй, он позволил прижать себя к холодной плитке, позволил ладоням Мин И заново его изучать, но в этот раз он решил закрепить это, доказать словами. Он едва толкнул его, чтобы поменяться местами. Теперь именно Мин И чувствовал на себе холод кафеля, по которому сбегали горячие капли воды. Цинсюань погладил его щеку и снова посмотрел в глаза, заново отмечая их глубину и непосредственную близость между ними двумя в данный момент: — Я хочу тебя, — сказал он прямо в губы Мин И, как вызов. Он опустил глаза на тонкую линию губ, а после снова поднял. Вызов был брошен, и он ждал ответ, слегка напрягшись при этом. Однако ждать не пришлось, ведь Мин И обнял его, зарываясь в уже мокрые волосы. Цинсюань уже и не слышал, что именно тот ему прошептал, уже было всё равно, ведь ответ был положительным. Ему было так радостно от того, что Мин И был так близко, настолько близко, что он не просто сталкивался со стеной, говоря о своих чувствах, а получил ответ. Сейчас, будучи обнажённым, Мин И словно был иным человеком, которого Цинсюань ранее не знал никогда, но всё время так жаждал узнать. Он не отпускал мужчину из объятий ещё долго, вот так прижав к стене, он с особой нежностью и лаской обнимал его, наслаждаясь ответными объятиями, которые не уступали ему ничем. Казалось, что ему всё время чего-то не хватало, чего-то хотелось, однако он никак не мог понять, чего именно. Сейчас же он чувствовал себя полноценным, законченным, но глупым, ведь Мин И был всё время здесь, и он мог в любой момент дотянуться до него. Говорить что-то ещё не хотелось, однако, даже лёжа в постели и слушая сопение Мин И, он не мог перестать думать о завтрашнем дне. Плевать, что теперь о нём скажут, если он стал приставать к Мин И прямо на камеру, самое главное заключалось в том, что завтрашнее утро, как и любое утро перед праздником, было волнительным, ведь он проснётся рядом с ним, рядом с Мин И, он сможет проснуться раньше и снова уснуть, но уже обнимая его, чтобы больше никогда не упустить из своих объятий.