Континент Телепатия

Петра Кристенсен копала пещеру. Она и в детстве очень любила возиться с землей. Родители к ее странному увлечению относились противоречиво. С одной стороны, они сами увлекались садоводством, а то, что самую неприятную часть этого хобби их дочь с удовольствием берет на себя, им вполне нравилось. Не нравилось им то, что их клумбы и газон то и дело проваливались под землю, когда оседал очередной подземный ход под ними. Это было, когда Петре было лет семь и ей еще покупали детские цветные книги по археологии, которые она не читала, потому что искать чьи-то чужие старые кости, черепки и города не особенно-то и хотелось. Дело было совершенно в другом. А потом она надолго забыла обо всем этом. А потом вспомнила, когда ей исполнилось тринадцать, и сама земля начала защищать ее от тех, кому Петра не нравилась. Их было мало – она росла очень красивой. Но от тех, кому это слишком нравилось, земля защищала ее тоже. Сейчас геокинетика и преподавателя географии Петру Кристенсен не оставляло чувство, что вот это, возможно, главный подземный ход в ее жизни. Землю, камни и глину Петра сначала хотела отправлять в ангар или в гараж, но решила, что потоки грунта, если их заметят, привлекут больше внимания, чем просто его гора. К тому же ангар и правда довольно надежно защищал обзор, а в случае штурма земляной вал перед школой сам по себе мог стать неплохим препятствием, укрытием – или оружием. Из-за угла вылетел желтый мяч. Вслед за мячом из-за угла вышел мальчик в синих брюках и курточке с вязаным воротом. Увидев большую яму, он потерял интерес к мячу и встал на краю, раскачиваясь на пятках. Петра оглянулась, ища глазами Эмму. Но той рядом не оказалось. Краешек дерна под ногой мальчика обвалился, он поскользнулся и упал – но не в яму, а просто на землю на бок. Петра плюнула, дернула окно и вылезла через него в сад. Пнула мяч подальше к лужайке, подбежала к ребенку, взяла его за руку и увела подальше за угол, как следует погрозив напоследок. Вернулась обратно, но тоже не смогла пройти мимо ямы, не оценив свою работу. Прежде чем ее оглушило, она заметила, как из-за ангара в яму что-то летит. Потом Петру сбило с ног и засыпало землей. Страшная разрывающая боль по всей левой половине тела перед тем, как лишить ее сознания, успела ей подсказать – на этом, видимо, все. *** Эмма и Джин, вздрогнув от грохота, увидели за школой огненный всполох, разлетающиеся камни и дым. - Держи щит и бежим! Изо всех сил борясь с рефлексами – превратиться в алмаз и утратить телепатию можно было лишь в самом крайнем случае – Эмма бросилась к яме. Джин моментально сориентировалась и подняла в воздух слой земли, накрывший Петру. Эмма, еще даже не присев, увидела, что у девушки осколком гранаты разворочена нога, а из бедренной артерии – очень высоко к промежности – алым фонтаном хлещет кровь, которая уже насквозь пропитала брюки и быстро растекалась по траве. Ощущение, что все опять безнадежно, как обухом ударило Эмму по голове – Петра должна была полностью вытечь за две минуты, так быстро исцелять Эмма не умела, общие медицинские навыки у нее были, но не было под рукой жгута, да и жгут тут бы уже ничем не помог. Она устремилась в сознание Джин – лишь бы у той не случилось рецидива. И вдруг она увидела Петру глазами Джин – это было странное чувство, которое Эмма еще не испытывала: девчонка воспринимала буквально всем телом, что где начинается, а где заканчивается, но ей это было так привычно и незаметно - и вместе с этим ощущалось так растерянно и хаотично, - что Эмме немедленно захотелось взять это все в свои руки. Ну хотя бы в самом страшном месте. Рваные края артерии под ее взглядом стянулись и замерли. Фонтан крови упал. Эмма тоже замерла. Джин, просто будь рядом со мной и держи щит. Пользуясь силами Джин, абсолютно ошеломленной тем, что творится с ее сознанием, Эмма подняла Петру в воздух, ни на полдюйма не меняя ее позы, а потом шире открыла окно, через которое Петра вылезла наружу. Медленно и осторожно транспортируя через него девушку, она не удержалась и проверила, сможет ли поднять рояль в холле – но нет, на такой вес телекинеза Джин все еще не хватало. Вот так вот и недооценивай стресс, весело подумала Эмма – новая открывшаяся способность управлять чужой способностью, сравнявшая ее с Чарльзом, воодушевляла так, что сил прибавилось как будто в десять раз, несмотря на весь творящийся вокруг ужас. Эмма проверила солдат, загипнотизированных горожан, спящих школьников – вроде бы все опять было в пределах нормы, и можно было решать, что делать с раненой. Забравшись в окно вслед за Петрой, Эмма и Джин направились в медицинский кабинет. Уложив Петру прямо на пол на клеенке и простыне, Эмма поняла, что все-таки не знает, что делать дальше. Она уже смогла остановить кровь из артерий и вен помельче, она сумела бы кое-как зашить простую рану, но вот сосудистая хирургия в таких условиях ей была не по плечу. Ее нейрозрение, позволявшее видеть каждую клетку тела, было практически невозможно скоординировать с точностью движений ее пальцев – только с сопоставимыми усилиями разума в отношении нейронов. Тем не менее Эмма рылась в позвякивающем при перемещении его содержимого металлическом медицинском шкафу, выбирая более или менее подходящую нить. Схема понемногу вырисовывалась. - Джин, ты в порядке? Не тошнит? - Да! Нет! Мисс Фрост, как я это делаю? - Мы вместе это делаем. - А почему вы мне раньше не показывали? - Разве не показывала? Целых восемьсот страниц. - «Анатомию» Грея? Я не об этом! Что я могу вот так взять кого-нибудь… за ногу… - Это не ты можешь, Джин. Это я могу. Потому что знаю, что и где, отличаю одно от другого, и, пользуясь твоей силой, останавливаю кровь. А ты, может быть, через некоторое время сможешь пристойно подражать. Но… видимо, все-таки очень скоро, малыш. Джин довольно улыбнулась, - было очень похоже на Чарльза, - а Эмма почувствовала легкую жуть от того, что они препираются словно ни в чем не бывало, как раньше, как будто ничего не случилось, как будто им не грозит смертельная опасность, как будто Чарльз не застрял непонятно где, как будто перед ними не лежит залитая кровью умирающая девушка. Но отчаянное желание, чтобы все опять стало как раньше, - ведь было же, значит, принципиально возможно, - придало Эмме даже еще немного сил. Но не ловкости. Эмма, используя не собственные пальцы, а способность Джин, всячески старалась завести острый кончик нити в застывшую артерию. Однако теперь терпела поражение за поражением – промахивалась, соскальзывала, не могла рассчитать силу и продолжительность нажима, оценить сопротивление, – взятый взаймы телекинез все-таки оказался не настолько простой штукой, как казался. Вот бы кто-нибудь, кто при желании чувствовал даже заряд иона, мог бы ей помочь… - Джин, а не хочешь попробовать? - Что? - Вот смотри. Я покажу тебе. Сконцентрируйся. Нет никакой крови, нет никакой раны, нет никакой раненой. Есть просто эта большая труба - артерия. Вот эта острая палка - это игла, за которой продолжается хирургическая нить. Трубу нужно зашить край к краю. Штопать умеешь? - Да… - А я не очень. Редко приходилось. Давай-ка ты возьмешься. Все предельно просто. Я сейчас отпущу нитку, то есть иголку, а ты ее держи. Потом протыкай трубу – вот примерно тут - и заводи в нее нить. Только другую стенку не задень. Чуть наискосок. - Вот. Хорошо? - Отлично. Поехали… Джин, деловито управляя нитью, стягивала края артерии. Эмма даже встала - показывать Джин увеличенную панораму сосуда можно было и на расстоянии, а ей пора было подобрать новые нити, а еще достать антисептики и бинты. *** - Делай крюк! - Но… - Сворачивай! Чарльз пожалел, что за рулем не он, хотя водил он хуже Алекса. В аэропорту их ждали. Как потому, что должны были ждать, так и потому, что группе перехвата «Черного Дрозда», которую раскидал в разные стороны и от которой теперь отстреливался Джеймс, тоже ничего не оставалось, как отойти в здание. Они слетели с дорожной насыпи, почти скачками пронеслись полмили по полю и въехали в ограждение взлетной на полном ходу. Металлический щит с рекламой лимонада, согнувшись, лег прямо на лобовое, ослепив их. Чарльз полностью погасил сознание Алекса, выруливая его руками к самолету и ориентируясь на то, что видит Зверь. Тот, несмотря на то, что ему иногда заливало кровью глаза, был в относительной неподвижности из-за простреленного плеча и хотя бы хорошо различал их из своей кабины. Щит съехал на повороте – Чарльз успел заметить, как в нем появились круглые отверстия. Он нажал на тормоз, дверь рванули снаружи – и Джеймс, прикрывая Чарльза и Алекса своим телом, провел их к «Черному дрозду», чтобы просто забросить их обоих внутрь через бомболюк. Едва приземлившись на все четыре конечности, Чарльз, не разгибаясь, бросился через салон к кабине, перехватывая у Зверя шлем и занимая кресло первого пилота. Двигатель уже был в состоянии готовности, и самолет взлетел – почти вертикально и почти мгновенно. Хэнк знал свое дело. За ними в воздух поднялись два F-89, но когда они решились атаковать, Чарльз, пользуясь тем, что может читать мысли пилотов, в нужный момент резко сбросил высоту и нырнул почти вертикально вниз, снижая, а потом снова наращивая скорость. Выражение стоического ужаса на лице Хэнка сменилось восторгом, когда все четыре выпущенных ракеты столкнулись и взорвались над местом, где несколько секунд назад был «Черный Дрозд» - сам Зверь так, скорее всего, не смог бы. Второй комплект управляемых ракет истребители отстреливать не стали и вернулись на базу. Однако время шло, а индикатор скорости «Черного Дрозда» так и не смог показать больше тысячи двухсот миль в час – что бы Чарльз ни делал с рычагами управления. - Что происходит, Хэнк? - Я… они стреляли… по турбинам. Видимо, что-то хорошо задели… Но раз мы взлетели, видимо, только лопасти. То есть они будут лететь минимум два часа, а не один, пришлось осознать Чарльзу. И все это время Эмма будет в Вестчестере под сплошным танковым огнем. Без бомбоубежища. Которое он на позапрошлой неделе приказал срыть. Чарльзу захотелось выключить собственную жизнь, как фильм. Или по крайней мере отмотать ее пленку до момента, когда Эмма взялась его лечить. Чтобы она никогда не делала этого. Чтобы он никогда не влюблялся в нее. Чтобы сейчас она тоже приходила в себя где-нибудь в Колумбии. Или даже стояла рядом с Магнито, а ее синие глаза были фиолетовыми от отражающегося в них пламени. Лишь бы только была жива. Лишь бы не это, происходящее по его вине. Потому что это было хуже собственной смерти. Он мог сравнивать. Чарльз пришел в себя от хруста собственных зубов. Хэнк ошарашенно смотрел на него; Алекс уперся взглядом в пустоту, зажимая ладонью рот; по лицу Джеймса ничего прочитать было нельзя, но внутри ему в очередной раз приходилось заново пересматривать взгляд на вещи, и это было уже слишком много для настолько юного индейца. Его мысли услышали все. Он, видимо, думал это изо всех своих сил – так, что их не осталось даже на ментальный блок. - Чарльз, - сдавленно произнес Зверь, вытирая вспотевший лоб, - п-прежде чем вы сотрете нам память… Учитывая, что предприняло Минобороны против телепатов, д-далеко не факт… что с Магнито она пережила бы этот день. Чарльз, тяжело дыша, резко посмотрел на него. - Если самое плохое случилось – оно уже случилось. Но я бы не стал на это рассчитывать. Она вполне способна выстоять. Или сбежать с учениками. Она же поверила в вас – почему бы вам тоже не попробовать… поверить в нее? Напряженный подбородок Чарльза чуть ослаб; оскал на его лице начал разглаживаться. - Поставьте управление на автопилот и пустите в кресло Алекса. После всего, что было сегодня, вам лучше взять немного времени… чтобы успокоить свой мозг. И отдохнуть к моменту, когда вам придется сажать самолет. - Думаешь, они продержатся два часа? - Это вполне возможно. Ведь с мисс Фрост Банши… и Джин Грей. Оскал вернулся на лицо Чарльза. - Хэнк, это худшее из возможных успокоительных. - Тогда вам стоит поверить и в нее тоже. Чарльз прикрыл глаза и выдохнул. Очень медленно. - Тогда на подлете к штату Нью-Йорк мы будем вынуждены сделать небольшой крюк. *** - Это была просто жесть, мисс Фрост. Забинтованная усыпленная Петра лежала на полу в кухне рядом с учениками. Лучшего укрытия у них так и не было. Эмма сняла с плиты чайник, с неудовольствием поеживаясь от того, что приходится делать это самой, и осознавая, что понятия не имеет, где искать чай. Они с Джин остались одни. - Нужно хотя бы немного поесть. - С танками все? Дальше не будем? - Ты хочешь пойти туда снова? - Жнаете, - Джин откусила сэндвич, и даже с некоторым аппетитом, - мне кажется, уже не надо никуда идти. Я вижу. Отшюда. Все это их дерьмо. Вот смотрите. Раз. Два. Три. Четыре. Пять… Эмма, едва не пролив чай мимо рта, наблюдала через сознание Джин, как неслышно распадаются на части провода спусковых механизмов, молекулы которых по воле Джин больше не желали иметь друг с другом ничего общего. - А если будет нужно, я каждому из них и эту артерию порву. *** Итак, танки были обезврежены, а солдаты более или менее под контролем – правда, не совсем Эммы, а скорее все-таки Джин. И довольно ограниченным – радиус ее телекинеза не превышал трехсот ярдов. Вставал вопрос: ждать Чарльза или попытаться уже куда-нибудь сбежать. Немного поколебавшись, Эмма задала его Джин. Та пожала плечами и повторила примерно то, что думала сама Эмма: - Не знаю. На дороге мы будем на открытом месте со всех сторон. Мне кажется, нас быстро перехватят, если тут их всех не убить… и если убить, наверно, тоже… У меня щит вроде бы стал побольше, можно еще разбудить Роджера. Но они все равно у нас меньше целого автобуса. Немного помог бы Джимми, но его отчислили. А профессор Икс когда должен вернуться? - Если они вылетели, то уже скоро. Если не вылетели… значит, все плохо. Я не знаю, как проверить без Церебро. Кеннеди мертв, но Магнито не смог взорвать город, в новостях про него и про мутантов ничего нет. То есть как минимум что-то у них получилось… Так, все, я поняла. Мы ждем еще час – полтора. Если не возвращаются, собираемся и уезжаем. Но перед этим, Джин, нам придется хорошо поработать вместе. Джин кивнула. - Вот смотри, - Эмма развернула в мыслях Джин небольшую анатомическую панораму из мозга одного из танкистов, - это латеральный гипоталамус. Не нужно объяснять, что это, надеюсь? Вот эти клетки в нем вырабатывают вещества, которые помогают организму бодрствовать. Они много чему помогают, на самом деле – из-за них ты хочешь есть, общаться, узнавать что-то новое, побеждать, но главное сейчас не это. Когда их не хватает, ты просто моментально засыпаешь. Хоть стоя. Есть даже такая болезнь – нейролепсия. - А как эти вещества называются? - Понятия не имею. Это вид нейромедиаторов, но они еще не описаны. В смысле, не открыты. Ну, про них никто не знает. - А как такое может быть? В мозге есть что-то настолько важное, о чем никто не знает? - Ты даже не представляешь себе, сколько. - И у Шеррингтона нигде про это нет? И в «Анатомии» Грея? - Не вздумай только использовать это как очередной повод ее не читать. Я сейчас покажу тебе, как нажать на эти клетки, чтобы они перестали работать. Вот, чувствуешь? Совсем-совсем легонько, а этот уже падает, отлично. Нет, дорогой, просыпайся, баиньки еще не пора. Проблема в том, Джин, что за тебя твоими силами их всех отключить этим способом я не смогу. Я это не тренировала, к сожалению. Вот сколько мячиков ты уже удерживаешь? - Сто пятьдесят. - Ну почти – нам надо сто шестьдесят. Я возьму на себя десять, так и быть. А за остальное будешь отвечать ты. Держать надо будет довольно долго, минут двадцать, чтобы сформировался большой дефицит, хотя они уже будут спать – чтобы подольше не проснулись и мы могли уехать подальше. Справишься? Найди такие клетки в каждой голове прямо сейчас. - Подождите… вот… да, получается! Джин распознавала материю с похожими свойствами даже уже не по отдельным объектам, а так, как Магнито чувствовал железо – или Чарльз видел мутантов в Церебро. - Вижу, что получается. Молодец. - Здорово. Только жаль, что нужно так долго. Вот бы что-нибудь нажать – и все… - Ну, можно порвать по сосуду в мозге каждому по очереди – получим инсульт с таким же эффектом. Или, что гуманнее, можно просто придушить их всех сразу и вызвать асфиксию с потерей сознания. Но для этого нужно очень много сил, у тебя пока столько нет. - А тому уроду, который стрелял в Шона, можно инсульт прямо сейчас, и побольше? - К сожалению, нет. Пока просто сидим здесь и ждем. Еще нужно заранее принести в автобус побольше воды… и вынести еще воды этим. На лужайку. - А куда мы поедем? - Видимо, в аэропорт. Если за нами не будет погони, устойчивой к телепатии, мы довольно легко выберемся в Канаду или Европу первым же рейсом. Даже с Петрой, хотя ей придется несладко. Главное вылететь, с остальным я разберусь. Еще подойдут Бразилия, Аргентина, Колумбия, Чили, даже Мексика. Но в Европу было бы лучше. В Нидерланды. Или в Швецию. - А в Англию или во Францию? - Ну разве что если сразу попадется рейс туда. - А профессор? И остальные? - Как только найдем убежище для всех, я вернусь за ними. - Я с вами. - Над этим мы еще подумаем. Тридцать подростков кто-то должен защищать и в Европе. Боже, Джин, прости меня. Ты просто не должна была всего этого видеть. - Я должна была лежать в Пентагоне и видеть вещи куда хуже с самой собой, - хмуро ответила Джин. – Мисс Фрост, а пойдемте на крышу? Я так хотела туда залезть. Но мне не дали. Мы оттуда быстрее увидим, летит «Черный Дрозд» или нет. И сразу все танки. И не идут ли к ним новые… *** Джин и Эмма сидели на крыше школы под полуденным ноябрьским солнцем, ветер доносил до них запах дыма, жареного мяса и свежего апельсинового сока, и Эмме снова было не по себе – этот смертельный пикник под гипнозом во дворе школы был словно жуткой пародией на их праздники, которые они устраивали в Вестчестере все лето. Джин этого не улавливала, она думала о другом – воодушевленная, что ее помощь необходима, ее мнением интересуются, а идеи охотно принимают, остановиться она не могла. - Мисс Фрост, а может быть, разбудим Скотта? На всякий случай. Я понимаю, он не самый старший, но он самый ответственный. И сильный. Он эти танки в салат порубит, если что. Эмма поправила волосы, которые трепал ветер. Ей это все уже перестало нравиться – она устала и отдавала себя отчет, что, советуясь с Джин, подсознательно стремится разделить с кем-то ответственность за итоги своих решений. Но этот кто-то был четырнадцатилетним ребенком, и это было совершенно недопустимо. - Он еще недостаточно тренировался, Джин. - Разве? Он бьет в четыре раза дальше Алекса, и мгновенно, и почти так же точно. И любимый ученик профессора больше не я, а он. - Разве? - Да. Потому что я, - Джин хитро улыбнулась, - больше, чем просто ученик. Потому что это вы меня ему привезли. - Вполне возможно, - серьезно сказала Эмма, - но танки нам уже не угрожают. А если приедут новые, пока он режет в салат десять, остальные откроют по нему огонь. Твой щит вряд ли сдержит столько залпов сразу. Проще им тоже пушки сломать. Пока все под контролем. Поэтому пожалуйста, Джин, пожалей мальчика. Ему не понравится то, что он увидит. - И что? Он же маль… му… он же все-таки парень. Ему лучше поскорее узнать, на что вот эти все способны. Он ведь все равно поймет. - Ему не понравится не только это, - Эмма махнула рукой на лужайку, - вот это тоже. - А с ними что не так? - Джин, это называется «прикрываться». Мы прячемся от Пентагона за семьями с детьми. Если там решат взять нас любыми средствами, они погибнут в том числе из-за моего решения. - И что? А мы что, не дети? У нас в кухне еще больше детей. Нас можно убивать, а этих нет? Эмма вздохнула. - Джин, ты думаешь так, потому что ты правда видела слишком много, чего не должна была. А твой друг считает, что если они убивают детей, то это не значит, что в этом должны участвовать мы. Даже если речь о нашем спасении. Потому что если мы сами способны на это – а стоим ли мы вообще того, чтобы нас спасать? Разве стать причиной такого не страшнее собственной смерти? Не лучше ли уж тогда довериться судьбе, сохранив себя, хоть, может, и не физически – а за весь ужас пусть отвечает кто-нибудь другой? Джин, вот честно, я не знаю, что сделает Скотт, когда поймет. Он у тебя прямо совсем максималист. И даже если он согласится с необходимостью – а он, видимо, все-таки должен будет смириться, хотя бы ради тебя, - он не просто пожмет плечами, как ты. Ему придется очень глубоко себя сломать. Давай разбудим его, когда уже избавимся от них. Глаза Джин расшились. - Когда отправим их по домам, боже. Испуг с лица Джин, тем не менее, не исчез и стал как будто даже сильнее. - А профессор, когда вернется, простит нас? Эмма усмехнулась. - Ему это тоже ужасно не понравится, но простит, не волнуйся. Чтобы защитить тех, кого он… выбрал защищать, ему приходилось делать вещи немногим лучше. - Какие? «Неужели я ждала, что она не спросит, - раздосадованно подумала Эмма. - С чего бы начать – с уймы девчонок с полустертой памятью или с участия в пытках?» - Ну хотя бы… Себастьян Шоу. Чарльз не собирался его убивать. Но ему пришлось. Напрямую участвовать. Держать, пока убивают. И он расплатился за это прямо в процессе, потому что почувствовал все то же самое, что и Шоу. Но поступить по-другому он не мог – если бы он его отпустил, Шоу бы просто убил его друга Магнито. - Ааа… - Джин задумалась, - а что, его правда можно было не убивать? - Вполне. Если хорошенько стереть память. - Тогда, - Джин вздохнула, - лучше было и правда сделать так. - Это почему же? - Ну… если у него была такая сила… может, она бы зачем-нибудь пригодилась потом. Вот нам бы сейчас очень… От воображаемой картинки, на которой оба ее любовника одновременно оказались в Вестчестере, Эмму слегка встряхнуло. Но в то же время позабавило, и психика, переключившись, как будто снова начала набирать твердость. - Ты будешь намного сильнее Себастьяна Шоу. - Хотелось бы… Мисс Фрост, а если вы все видите… ну, что у меня в голове. Разве оттуда нельзя точно узнать, что было в Неваде? - Нет. - А почему? - Я боюсь, потому что там просто ничего не осталось… Ну, примерно как это было бы у пятимесячного младенца. А подсмотреть со стороны не у кого. - Ничего себе… Мисс Фрост, а мы можем поскорее отпустить этих, с детьми? Может, прямо сейчас? - Джин умоляюще посмотрела на нее. Да, девочка действительно была очень похожа на Чарльза – в ее разуме они со Скоттом даже в виде вольного пересказа легко побеждали Эмму. - Ну нет, дорогая. Но уже в любом случае скоро. *** - Алекс, держись. На самом деле все максимально просто. Спускаемся, взрываем огненным шаром ракетный склад, уходим. Ничего не бойся. Даже если сорвешься с шасси, веревки и Джеймс тебя страхуют. Пожалуйста, только не пережги их. Они приближались к военной базе – той, куда из Пентагона отправляли сыворотку против телепатического внушения. И откуда, судя по этому, готовились удары по Вестчестеру. Чарльз сосредоточился. У него самого задача была довольно сложной: нескольких офицеров, устойчивых к телепатии, нужно было нейтрализовать неустойчивыми – главным образом чтобы оттащить их подальше от самой базы, избежав жертв при взрыве. И при этом управлять самолетом. Чарльз прищурился – солнце грело лоб и даже через очки чуть слепило. Его любимый прием с пальцами у виска, помогающий концентрироваться, за штурвалом был доступен крайне ограниченно. Он проник в сознание первого офицера… «Черный дрозд» прибавил скорость и резко начал набирать высоту. - Штурма Вестчестера не было! – крикнул Чарльз: в этот момент его остро пронзило счастьем – невероятным, небывалым, всепоглощающим, словно впервые в жизни. - Ураа! – тут же раздалось сзади. «Так вот что чувствовала Эмма, когда я привез ей Гелионов живыми. Да у бедняжки вообще не было шансов…» - А почему не штурмовали? – проорал сквозь гул двигателя Алекс. Они тут не знают, почему. Просто пока нет и все, -телепатически продолжил Чарльз, остывая. - Но штурм будет. А если окажется неудачным, ударят ракетами… Ответом ему было молчание. - А если я разнесу тут все, на штурм точно пойдут сразу, - добавил он негромко, пока только для Хэнка. Тот сжал лоб здоровой рукой. Ситуация была безвыходной. Развернуться и просто лететь в Вестчестер, оставляя Эмму и их всех на волю тех, кто все равно уже принял решение их убить? Ударить по базе, надеясь, что Эмма и ребята выдержат штурм, начатый из-за решения, которое принял он? Чарльзу снова захотелось выключить собственную жизнь. Он легко делал выбор между хорошим и плохим, он не раз был вынужден отдавать предпочтение меньшему злу, но чтобы вот так, два разных, но почти равных пиздеца – хоть монету кидай? Почему он вообще должен между этим выбирать? Какие силы имели право творить с ним такое? «Ну уж нет, - с неведомой прежде яростью вдруг подумал Чарльз. - Вы, суки, так просто меня больше не возьмете. Я только вам назло выкручусь». Члены команды все еще молчали, наблюдая в иллюминаторы одни и те же облачные замки с разных ракурсов и ожидая его плана. - Хэнк, - проговорил Чарльз, - нам потребуется, чтобы самолет все-таки вел ты. Хоть одной рукой. Сложные маневры не нужны. Вторую… я обезболю тебе немного. Других вариантов нет. - Я сделаю все, сэр. - Чтобы взрыва не заметили, мне нужно будет парализовать на несколько минут всех в радиусе двадцати миль. Зверь кивнул. - А чтобы о взрыве не сразу узнали в Пентагоне… Такого Чарльзу делать тоже еще не приходилось, но, видимо, время максимально простых решений максимально сложных вопросов для них всех окончательно прошло. «Черный Дрозд» начал снижение. Связисты на базе уже рыли яму, извлекая из нее телефонный кабель командного пункта, у которого не было шансов уцелеть при взрыве. Чарльз в кресле второго пилота изучал мозг командира. Но не только изучал. Полковнику Фарнли было пятьдесят три года, он воевал в Корее, был женат, но бездетен, немного растягивал гласные и нечетко произносил звук «в». Он не одобрил казнь Розенбергов, хотя никому об этом не сказал, зато сейчас не понимал, почему все еще жив Малкольм Икс, и с трудом – почему Мартин Лютер Кинг. Семь месяцев назад он выдал убийство одного из сержантов товарищами по оружию за самоубийство, а за всю карьеру сам организовал четыре подобных случая. Два года назад, когда умирал его бультерьер, он взял в заложники жену ветеринара, которая принесла мужу обед, но как-то все же пришел в себя, а супругов после этого наполовину запугал, наполовину подкупил. Сыворотку против телепатии он получил утром и теперь чувствовал себя неважно, полагая, что именно из-за этой дряни. На его столе стояли портрет жены и щенячья фотография покойного бультерьера. «Вот же сентиментальная сволочь, - думал Чарльз, отпечатывая все это быстрым плавным потоком для начала в собственном сознании. - Чем бы это все потом выжечь из мозга». На лицо Фарнли опустилась губка с хлороформом. Зазвонил телефон. Помощник командира капитан Риверс поднял трубку. - Полковник Фа-арнли слушает. Да, генерал О’Нил. Уоинская ча-асть оцеплена по периметру, никакие черти не проберутся. Есть, сэ-эр. Риверс положил трубку, затем взял в одну руку аппарат, а в другую ручной ломик, и принялся быстро разъединять скобы, крепившие к стене телефонный кабель. Покончив с этим, он положил ломик на стол, не выпуская из левой руки телефон с волочащимся проводом, а правой крепко схватил бесчувственного Фарнли за воротник на затылке, сдернул со стула и потащил через порог в поле, где примерно в таком же виде уже лежали рядами три сотни человек. Не всех их оглушил телепатически сам Чарльз, но некоторые из утративших сознание альтернативными путями, как Фарнли, спали, пожалуй, даже покрепче. Капитан Риверс отпустил потный ворот Фарнли, устроил на покрытом сухой пастушьей сумкой пригорке телефон и сел рядом, ожидая звонков. По полигону пробежала крылатая тень. На блестящей латуни в центре телефонного диска отразилось алое зарево.