Континент Телепатия

*** Маленький осенний бал должен был ознаменовать начало коротких каникул, и к нему Эмма наконец решилась. Когда она в голубом платье вышла проверить, как украсили большую гостиную и холл, то увидела внизу Чарльза. Тот предсказуемо замер, глядя, как она, легко шелестя юбкой, спускается ему навстречу по ступеням короткой лестницы. И как поправляет волосы рукой, на пальце которой то глубокой синевой, то ярким блеском переливается старинный сапфир. - Ты… сказочно ослепительна. Эмма подошла к Чарльзу, и он взял ее руку, не в силах сказать больше ни слова. Он был в своем привычном сером пиджаке с голубой рубашкой, и они, не сговариваясь, оба повернулись к большому зеркалу. Просто удивительно, насколько это было идеально. И вместе с тем удивительно просто. До такой степени, что вообразить их по отдельности казалось невозможным. В холле никого не было, и они прижались друг к другу, почти не двигаясь, склонив лица и едва соприкасаясь щеками, слыша собственные дыхания, которые сливались в одно, наслаждаясь искрящимся электризующим потоком, пронизывающим их тела сквозь любую одежду. Ресницы Эммы вдруг беспокойно щекотнули скулу Чарльза. Она подняла голову. - Чарльз, а ты снял школьный блок? Он непонимающе сощурился, а потом на его лице тоже отразилось удивление. - Я ничего не снимал. Но твоего я тоже почему-то не чувствую… Лед растаял и облака разошлись – их сознания соприкасались, как атмосферы двух планет, и это было примерно так же невероятно. Они смотрели друг на друга в растерянности. - И что, - неуверенно сказала Эмма, - нам теперь все-таки придется… это делать? Читать мысли друг друга? Чарльз вздохнул. - Я не знаю. Все-таки это несправедливо, что эти штуки вот так распоряжаются… за нас. - А когда-то ты был от этого в восторге. - Ну, не в таком уж и восторге, - Чарльз внимательно посмотрел на Эмму, - и вообще, знаешь, человеческому сознанию так или иначе постоянно приходится ограничивать инстинкты. И я… получается… могу по-прежнему только пообещать, что никогда не буду пользоваться этим… если ты не захочешь. Эмма вдруг улыбнулась. - То есть и ты не хочешь. - Все, что нужно, я давно знаю… И ты тоже. - Тогда… - Да. Их соприкасающиеся руки все равно немного дрожали – они словно не верили, что у них есть право отказаться от настолько удивительного и драгоценного дара, преподнесенного им. - Но я все равно иногда как будто немного слышу тебя…, - прошептала Эмма, - потому что не чувствую, если случайно пересекаю черту… - Я тоже. Но, знаешь, такое бывает даже у обычных людей. Их губы встретились – они целовались в пустом украшенном разноцветным серпантином холле, вместе выбирая ничем больше не причинять друг другу боли, оставить их прошлое в прошлом и видеть друг друга лишь такими, какими хотели бы видеть себя они сами.  И хотя они постепенно понимали, что этот выбор им теперь придется делать заново каждый день своей жизни, с каждой минутой они все меньше сомневались в нем. *** Когда Эмма поняла, что беременна, то крайне удивилась. Но это удивление сразу прошло. В переводе на язык природы все, что было у нее с Чарльзом - и влюбленность, с которой она не смогла справиться, и нестерпимое желание, и страсть, и бесконечные оргазмы, - означало лишь, что ее организм, почувствовав подходящего партнера, делал все, чтобы от него зачать, а потом по собственному желанию приложить как можно больше усилий в заботе о безопасности его потомства. То, что ее сын, существуя в ее теле в виде всего нескольких клеток, но стремясь к тому же, что и оно, сумел приспособиться и синхронизироваться с его алмазными трансформациями, было все-таки не самым немыслимым случаем на фоне тех чудес эволюции, которым Эмма была свидетелем. Причем не факт, что это произошло, когда Чарльз брал ее в алмазной форме. Уж очень не подходило по сроку, хотя если допустить, что время кристальных перевоплощений вычиталось из периода беременности, такая вероятность все же оставалась, хоть и почти исчезающая. Еще Эмму удивило, насколько спокойно она это приняла. Но и это объяснялось легко: ее возраст, по ее собственной оценке, был все дальше от идеально подходящего, а иметь детей она в принципе собиралась – не пропадать же такому генетическому потенциалу. Но ее ритм жизни с новыми и новыми задачами не то чтобы сам по себе мешал этому – скорее, почти постоянно ощущаемая опасность заставляла откладывать даже размышления о том, как она найдет время на беременность. Не говоря уж о том, от кого или с кем. И вдруг все сложилось само собой. Рассчитывать, планировать и подыскивать безопасное укрытие оказалось поздно и больше не нужно. Объективно это был почти подарок, пусть и без лишних восторгов - ведь он и так был положен ей. А Чарльз, несмотря на все свои недостатки, был лучшим из всех возможных на земле отцов для ее ребенка. Эмма уже чувствовала, что, когда он родится, она полюбит его сильнее, чем кого бы то ни было на свете. Включая самого Чарльза. Особенно если у него будут такие же уголки глаз.  А вот сыночек, с первых дней наблюдая, как все вокруг смотрят папе в рот, наверняка привяжется сильнее именно к нему. Нужно будет уделять побольше внимания Джин – кажется, она ее единственный в жизни шанс обойти в этом Чарльза. Расстраивало Эмму только то, что их с Чарльзом секс-марафон теперь если и не прервется, то все равно все будет совершенно по-другому. Ей так захотелось продлить это беззаботное время еще немного - ну хотя бы на неделю-две, кому жалко, - что она решила пока ничего не рассказывать Чарльзу. *** Когда Чарльз узнал, что Эмма беременна, то даже почти не удивился. Он воспринял это вполне спокойно – ну, одним ребенком больше, одним меньше. Единственным, что вызывало у него неудержимый восторг, было то, что его сын еще в виде нескольких клеток уже сумел обставить своих крайне хитровыделанных мамочку и папочку, каждый из которых был непревзойденным мастером в том, чтобы избегать физического родительства. Но коса нашла на камень – ну и прекрасно же. Осознав, что теперь, когда они с Эммой вдвоем, в комнате уже не двое, а трое мутантов, Чарльз принялся ждать, когда же ему расскажут. Но этого не происходило, и он некоторое время даже гадал, а знает ли сама Эмма – хотя с ее способностями такое было маловероятно. В любом случае первым сообщить будущей матери о сюрпризе, нарушив естественный ход событий, он не решился. Потом ненадолго пришла тревога. Чарльз знал, что Эмма вряд ли выбрала бы этот год для беременности. Он снова почти решил поговорить, чтобы убедить ее, что они справятся, если она сомневается. Но тоже не стал. Если она вдруг все-таки решила, что не время, его слишком горячая защита не помогла бы, а усложнила и без того сложный выбор, лишь причинив Эмме больше боли. Рожать должна была она, и решение должно было остаться за ней. Он готовился поддержать любое, а пока приходилось поддерживать ее решение молчать. Потом тревога прошла. Эмма осталась совершенно прежней – спокойной и веселой. Она совершенно ничего не планировала и никуда не торопилась, и за пределами ее ментального блока, куда удавалось заглянуть в повседневном режиме, даже следов мысли о том, чтобы прервать беременность, не обнаруживалось. И Чарльз – отчасти даже вопреки доводам разума, доверившись интуиции - успокоился и продолжил терпеливо ждать. И по мере сил готовиться. Как быть с тем, что они не женаты? Отличный пример для школьников, ничего не скажешь. Видимо, придется сделать общее внушение или даже изобразить свадебную вечеринку. Еще нужно было подумать о Джин. Та пришла бы в восторг, что теперь-то Чарльз и Эмма точно не разбегутся в ближайшее время, но подсознательно наверняка оказалась бы разочарована тем, что больше не будет главным объектом их заботы. Но если она сможет полюбить их сына как брата, с такой сестренкой тому вряд ли что-то сможет угрожать на всем белом свете. Впрочем, в этом Чарльз тоже почти не сомневался. «Как же все-таки странно устроен у меня мозг, - думал он, обнимая заснувшую Эмму, - видимо, спокойствие он способен испытывать  только когда я приручаю самых опасных созданий в мире». В следующий миг эта мысль почти заставила его засмеяться. Что за пафосная муть лезет в голову – ему же всю жизнь придется из кожи вон лезть, чтобы не разочаровать своих девчонок. А когда руки Эммы будут укачивать их ребенка, а ее груди будут полны молока, самым опасным созданием в мире станет он сам.