Континент Телепатия

Джин ехала на велосипеде из Салема – в кои-то веки она выбралась туда без Скотта, но ее поездка была напрямую с ним связана. Близился его день рождения, и Джин полагалось найти подарок. Но содержимого ее шкатулки – даже кошелька у нее не оказалось! -  Джин хватило только на браслет с наборными буковками, которыми можно было написать их имена – но их и так дарили друг другу все в школе. И на две упаковки салфеток для очков, которые всегда были нужны, но… Джин впервые осознала, что у нее вообще нет денег. Раньше она на это внимания не обращала. Школа Ксавье обеспечивала своих учеников всем необходимым и даже больше. Некоторым студентам средства на карманные расходы давали родители, и Джин ни секунды не сомневалась, что попроси она несколько долларов у Эммы или Чарльза, она бы тут же их получила. Но от мысли о прямой просьбе, особенно учитывая назначение этих денег, Джин становилось неловко. А ведь лишь пару месяцев назад ей стоило только подумать, что ей чего-то хочется, и Чарльз с Эммой - а иногда оба - сразу догадывались либо подсунуть ей пару купюр, либо привезти подарок из Салема или Нью-Йорка. Скорость исполнения желаний даже немножко настораживала - как будто эти двое торопились то ли возместить ей что-то, чего у нее больше не было, то ли откупиться. Но прежде всего это все же показывало, что глаз с нее Чарльз с Эммой не спускали ни на миг, хотя и все еще прятались вместе ото всех на свете, включая ее, при любой возможности. Теперь Джин их прекрасно понимала. За эти два месяца она тоже не пожелала почти ничего, что не касалось бы Скотта. А его карманных денег на двоих хватало с лихвой - их щедро подбрасывал Алекс, убедивший брата, что слезть с родительской шеи тому будет взрослее и правильнее, - и Джин тоже ни о чем не задумывалась. Но сейчас, чтобы задуматься с нужным ей эффектом, пришлось бы снять тщательно установленные полные и частичные ментальные блоки – очевидно, чтобы Чарльз и Эмма тут же поняли, что цена этому всему была несколько долларов. Это казалось Джин настоящим позором. Куда более сильным, чем просто попросить денег. Проезжая мимо бензоколонки, Джин остановилась – ее внимание привлекла девочка-заправщица, кажется, почти ее ровесница, которая шустро управлялась с пистолетами, записывала, что показывали счетчики, а порой по просьбе водителей протирала фары и стекла. За те десять минут, которые Джин кружила рядом, девчонке на чай вручили по меньшей мере втрое больше, чем стоили браслет и салфетки. А ведь ей, наверное, и на колонке платили… Можно подрабатывать после школы, решила Джин. И у нее моментально созрел план: если ее возьмут сюда, деньги у нее будут. А если Эмме или Чарльзу не понравится, что она торчит на заправке, она объяснит, зачем ей это нужно – и деньги так или иначе все равно появятся. Но сразу приставать к будущей коллеге с расспросами, а тем более стучаться в кассу Джин не решилась. Нет, она поедет завтра – когда оденется получше, точнее, похуже, и подумает, что вообще в таких случаях надо говорить. Она продолжила путь – скоро должно было смеркаться, и до темноты ей хотелось успеть проехать небольшую безлюдную рощу. Но, усердно крутя педали и уже успев прийти к выводу, что с легким внушением будет почти неважно, что она завтра скажет владельцу заправки, сквозь почти облетевший кустарник Джин вдруг увидела знакомый белый корвет, остановившийся за поворотом. «Что здесь делает Эмма?» - успела подумать она, уже понимая, что никакой Эммы рядом нет и на корвете она давно не ездит. Джин тоже остановилась, размышляя, что делать дальше. Человек за рулем был знаком ей. У него не было намерения причинить ей зло – она успела это считать, пока его сознание не исчезло, как исчезает призрак. Но сам человек никуда не исчез. «В конце концов, почему я должна его бояться, - быстро анализировала Джин, - это же он приказал увезти меня из Пентагона. Скажу спасибо, а если что, прикинусь дурочкой». Магнито, словно услышав ее мысли, завел мотор и вывел корвет из-за поворота. Автомобиль поравнялся с Джин. - Здравствуй, Джин. - Здравствуйте, мистер… Леншерр. Она помнила это холодное лицо в прорези шлема – одновременно очень заинтересованное и равнодушное. Заинтересованное в чем-то и равнодушное к чему-то еще, как будто внутри Джин какие-то ее части существовали отдельно друг от друга. - Ты что-то собиралась мне сказать? - Д-да... В Нью-Йорке я была не в себе и уже почти ничего не помню. Но, кажется, я забыла тогда поблагодарить вас… за то, что спасли меня. Эрик Леншерр кивнул. «Нужно снять блок, - вдруг поняла Джин, - я до школы не достану, но Чарльз и Эмма должны знать, что он здесь». - Не торопись. Неужели ты не хочешь ничего у меня спросить, пока они не слышат? Глаза Джин расширились. - Вы тоже телепат? - В некотором роде. Я не причиню тебе вреда – ты ведь уже поняла это. Присядешь в машину? Джин, чуть поколебавшись, положила велосипед в траву и села в кресло рядом с Магнито. Запах под закрытой крышей корвета изменился, отметила она. От духов Эммы, жасминовых с непонятной горчинкой, не осталось и тени - теперь тут отдавало чем-то сладко-пряным и приторным, и уж точно не так, как полагалось пахнуть автомобилю ее собеседника. От этого необъяснимого, несмотря на всю его малозначительность, снова стало жутко. А еще этот, с каменным лицом, читает через все ее блоки… - Мистер Леншерр, где мои родители? Магнито тут же неосознанно отвел взгляд – удивительно знакомо, в точности как Эмма или Чарльз. - Я не знаю, Джин. Она рассмеялась. В дурочку не получилось, а вот в немного двинутую очень даже. - Тогда это все. Извините, мне пора. - Неужели это все вопросы, которые тебя мучают? - Пожалуй, да. Вы же выпустите меня? - Пожалуйста, дай тогда и мне несколько минут. Хотя бы в знак того, что я тебя спас. - …Хорошо. - Ты ведь помнишь, что было в Пентагоне? - Вполне. - То есть ты помнишь и электрошок, и скальпель, которым тебе разрезали сердце и легкие… - Ну да, хотя меня обезболили тогда как слона. - А перед газовой камерой тоже обезболили? И перед кремационной печью? - А была газовая камера? Так вот чем там пахло. Печь да, там было тоже плохо сначала. Ну хуже всего все равно был электрошок, холодильники и иголки. Я, по-моему, от этого почти с ума сошла. - И ты не задавала себе вопрос, почему люди, которые делали с тобой это, все еще ходят по Земле? - В смысле? - Почему профессор Ксавье и Эмма Фрост, которым ты так предана, позволили им после всего этого просто продолжать жить? Эти люди, которые причиняли тебе боль – разве они не заслужили, чтобы с ними сделали все то же самое?  Джин озадаченно подняла на Эрика глаза. В них мерцало белое пламя. Какой же ты все-таки невыносимо скучный, Эрик Леншерр. Что-то остановило Эрика от того, чтобы одернуть девчонку. Магнито. Даже твой псевдоним… - Это… не я его придумал. Это еще хуже. Ты просто отчаянно хватаешься за все, что проплывает рядом, даже не пытаясь понять, что это такое по сути. Бедный маленький мальчик… - Хватит, Джин. Пожалуй, ты можешь называть меня Джин. В моем случае это не играет роли. - Что ты такое? То, что ты решил попытаться заполучить, когда приехал сюда. Как последний шанс на тот успех, к которому ты стремишься. И что, как ты сам уже понял, безнадежно - с тех пор, как уехала Эмма Фрост. - Это я приказал ей уйти. Я даже комментировать это не стану.  Давай не будем тратить время – Джин действительно пора домой. Эрик, неужели ты правда считаешь, что я здесь для того, чтобы помочь выяснить отношения между теми, кто сам поднимает холодильник, и теми, кто для этого вызывает грузчиков? Эрик озадаченно молчал. Для меня нет никакой разницы между вами. Между тобой и твоим ровесником без способностей, мать которого заживо сожгли в печи. Между мутантом, мучившим тебя, и человеком, который запер дверцу крематория. Те незначительные генетические отличия, которым ты придаешь такое значение, для меня ничто. По правде говоря, мне подошла бы даже ящерица. И вполне устроила обычная человеческая девочка. Какой при рождении была Джин Грей. - Но ты зачем-то делаешь то, чего хочет она. Теперь да. Пока да. Посмотрим. Но эти узы суждено разорвать не тебе. И как ты вообще собираешься ею управлять? Убьешь Эмму Фрост? Или Чарльза Ксавье? Придется кого-то из них или даже обоих, иначе ничего не выйдет. Оно правда будет стоить того? Учитывая, что в пепле, в который превратишься и ты, и все остальное вокруг, уже не будет никаких генов… Эрик опустил голову. Отравляйся назад в Нью-Йорк, Эрик Леншерр. Иди своей дорогой. С моей точки зрения она не хуже прочих. Но меня, как ты знаешь, устраивают даже ящерицы. *** - Магнито был в Салеме. Хотел завербовать Джин. - Вот же... А откуда ты знаешь? - Оттуда. Сама Джин ничего не помнит, потому и не рассказала. Воспоминания, что было до и после приступов, у нее часто гаснут, как аура. - Как ты все-таки с этим общаешься? - Сложно, - Эмма дернула плечом: кое-что из содержания общения с непостижимой сущностью Чарльзу не стоило знать никогда. – Но… оно ведь по сути тоже еще ребенок, как и Джин. Только черт его знает, чей. - В религиях можно найти пару-тройку недвусмысленных гипотез. Хотя из того, что ты рассказывала, я бы предположил, что это может быть даже не божественное, а некое вполне рядовое явление, только из другого измерения. Из четвертого, пятого, шестого? Но против такой теории говорит то, что будущего-то оно, кажется, не знает. - Зато прошлое оно знает очень хорошо, почти отлично. И ты, например, тоже не знаешь, что сейчас творится, например, в Бразилии, хотя тебя от нее отделяет не время, а всего лишь расстояние. - Но узнаю, если захочу. - А на Солнце? - Это уже вряд ли. - Ну вот и оно, возможно, так же. - А может быть, их с Джин нужно просто… познакомить? - Просто? Для этого нам самим придется стать рядовыми явлениями из другого измерения. И на этом этапе меня больше волновал бы Магнито. Может быть, ты все-таки… - Да я бы с радостью уже! Но нам сейчас нельзя встречаться. Он увидит наши карты сквозь рубашки, и если не получится его отговорить, мы останемся безоружными. А я не представляю не только от чего его отговаривать, но и чем. Что я ему предложу? Место преподавателя? Металлургию? Инвестиционный банкинг? У тебя есть идеи? - …Нет. - Это существо – оно не рассказывает тебе, чего он хочет? - Тоже нет. Только то, что касается Джин. Но тоже не все. - Тогда, видимо, наш предварительный план – дождаться начала декабря, когда вырубится «космос-одиннадцать», и попытаться заключить… союз. - Вижу, как тебя это воодушевляет. - Не говори. - Придумаем что-нибудь. Но, возможно, это и правда лучший вариант в наших обстоятельствах. Как подумаю, что он бы сделал со мной, если бы понял, что я не сказала ему про вашу попытку отключить спутники и его ведро… - Может быть, мы несправедливы к нему? Что может сейчас твориться под… ведром – мы же этого тоже не видим, - Чарльз ухмыльнулся. - Что-то, что заставило его подкараулить ребенка на пустой дороге, чтобы рассказать ему, как плохо мы его защищаем, раз еще не выжгли Пентагон. И не то чтобы у меня было много доводов для возражений. Чарльз обнял ее, и в его глазах в этот раз не было укора. Что-то в нем тоже менялось. Эмма же между тем ловила себя на том, что ее стихийная симпатия к Эрику Леншерру улетучилась так же внезапно, как когда-то появилась, и ее собственное отношение к Магнито все больше похоже на то, как, ей казалось, теперь относится к нему Чарльз. Изначально, с первый секунды знакомства с Магнито, а уж тем более после встречи на генеральской даче Эмма была убеждена, что чем это взбесившееся животное быстрее найдет свою смерть, тем будет лучше для всех, включая самого Эрика. В отличие от судьбы Чарльза как собрата по способностям, это даже размышлений не требовало. Было крайне досадно, что эти двое выжили после Карибского кризиса. Хотя утешительный приз – инвалидное кресло Ксавье, разгонявшее прохожих в серых сумрачных коридорах, когда тот снова начал тайно наведываться в ЦРУ, - слегка скрашивало Эмме ее заточение.  Но Эрик тогда приободрил ее сильнее. Он явился за ней сам. Ее освобождение Братством Мутантов было фарсом от и до. Однако намерение Магнито вытащить ее из Лэнгли все-таки было настоящим. Этого - вместе с обещанием помочь ей найти Джеймса, Кэтси и Амару и общей безысходностью - вполне хватило, чтобы поставить планы новой мести на паузу. А когда стало понятно, что удар по Кубе оставил незаживающую рану не только Чарльзу, баланс в голове у Эммы даже почти сошелся. Но ненадолго. А ведь Эмма, даже несмотря на инстинктивное отторжение после пыток советской кроватью, и вправду исподволь начинала просчитывать, не подарить ли крайне раздражающей и ничем не обоснованной ревности Рэйвен к Эрику реальный повод. Ну, пока ее саму намертво не отвлекло на Чарльза Ксавье. Но у Магнито действительно не было чего-то, что было у них с Чарльзом. Как будто смерть матери стала последним в этом мире, за что Эрик помимо воли чувствовал ответственность. Абсолютно невыносимую для ребенка и навсегда что-то разрушившую в нем. Что-то, что включало в том числе желание взвешивать последствия собственных поступков – и планируемых, и совершенных, и жестоких, и милосердных. Это все был такой мелкий шрифт под его прошлым, что Эрик, может, и хотел бы, да не мог. Эмма даже начала сомневаться, действительно ли Эрик стремился именно искупить вину перед Чарльзом, приказав вылечить его, а не просто мечтал починить понравившуюся игрушку и вернуть сильного союзника. И даже благодарность Эрику, что он отпустил ее, померкла, перестав быть царапающей, противоречивой и тревожащей душу. Вывернулась - и слава Господу. Продолжая систематизировать чужие воспоминания, как именно подростковая банда Чарльза и Эрика ухитрилась отловить Себастьяна Шоу, Эмма наткнулась на любопытный эпизод. Оказывается, за ней в Россию они все должны были отправиться полным составом, но против этого выступил Эрик. Его аргументы были абсолютно справедливыми: будь на его месте сама Эмма, она сказала бы Чарльзу то же самое. Вот только если бы Чарльз их не послушал, а продолжил верить в свою команду, эта самая команда в худшем случае насморк бы подхватила, лежа в мокрой бруснике в русском лесу, а не попалась бы на зуб Себастьяну и не потеряла сразу двух членов – одного убитым, одного предателем. Эрику, в общем, не в чем было себя упрекнуть - он и не упрекнул. А Чарльз вывел для себя из этого чуть ли не главный жизненный принцип. И он ни на миг - даже в собственных мыслях, Эмма тихонько проверила - не попытался переложить часть ответственности на Эрика. Это, честно говоря, было непостижимо. И точно так же Эрик не выразил и крупицы сожалений, что его и Азазеля не оказалось рядом, когда они были нужны ей в Чехословакии. Эмма, пожалуй, готова была бы принять это как должное, если бы Магнито сделал хоть какой-то вывод и продумал бы резервные алгоритмы связи в Братстве помимо телепортации Азазеля.  Она не раз на это намекала, но Эрику даже в голову не пришло, что что-то шло не так. И с момента ее изгнания в Братстве Мутантов не поменялось ничего. Сейчас это, видимо, было плюсом. Но не очень значительным на фоне тревоги, которая все чаще охватывала и Эмму, и Чарльза, хотя про них, казалось, наконец-то совсем забыли и в ЦРУ, и в Пентагоне, и в Белом доме. На самом деле они оба затаили надежду, что и Магнито теперь понял, что его дело безнадежно, неподъемно и никому не нужно, и кое-что в поведении оставшихся членов Братства на это даже указывало. Но все равно что-то побуждало их проводить в павильоне Церебро даже больше времени, чем раньше, неограниченное посещение Салема во второй половине дня для старших школьников они отменили - теперь это было только с разрешения директора или зама, Эмма заставила Чарльза завести несколько крупных счетов на несуществующих людей, а часть средств обналичить - и сама сделала то же самое, только еще и разбив свой кэш на полтора десятка валют. До зимы оставалось не так уж и много времени, на самом деле. И это время нужно было просто переждать, как-то продолжая обычные дела – и личную жизнь, хотя сейчас они, обожающие яркий свет и полную открытость, все чаще отключали лампы и плотно задергивали портьеры, даже если ранний осенний вечер только спускался на окрестности. Темнота теперь была им нужнее. Эмме даже казалось – они словно две плотно свившиеся между собой ядовитые змеи с человеческими лицами, черная и белая, лежащие в сырых зарослях в непроглядном ночном лесу подальше от любой жизни. И если луч чьего-нибудь случайного фонарика вдруг выхватит из тьмы их лица, они зашевелятся, неохотно поднимутся над травой и зашипят: ну что, что еще вам от нас нужно.