Континент Телепатия

*** В один из теплых сентябрьских полдней в Вестчестере объявилась Рэйвен. Глядя из окна, как во двор заезжает алый «феррари», Чарльз почти уронил челюсть – впрочем, Эмма тоже. При этом наряд самой Рэйвен – от оправы очков для вождения до длинной юбки с разрезом чуть ли не до пояса – был ослепительно-белого цвета. Только узкие лодочки на каблуках тоже оказались ярко-алыми. - Говорят, когда-то одна девочка увидела тебя, не стала тебе подражать и у нее отвалились уши, -  сдерживая смех, произнес Чарльз. - Ну брось, «двести пятидесятый»-то красный. - Неважно, это все равно видно. Джин улыбается как ты, Кэтси всегда ведет себя так, как ты, когда  бываешь милой, а Амара вообще… - Ну, они просто дети. - Кстати, почему ты сама что-то такое себе не завела? Если хочешь – только скажи. Наши тачки по сравнению с этим почти автомобильчики с детской карусели. - Лично мой карусельный автомобильчик с улучшениями стоит почти столько же, сколько эта вот мечта импотента, а дополнительные улучшения Хэнка цены вообще не имеют. - Насколько я понимаю, дело не совсем в этом. - У меня бывали и покруче. Но пока лучше не слишком выделяться. Пожалуйста, не заказывай тайком, Чарльз. Когда я правда смогу на такой выехать, это будет уже секонд-хэнд. Позже. - Окей. У нее это пройдет, как думаешь? - Думаю, очень скоро. Ну что, слегка дорвалась. Не смотри на меня так. - То есть она всегда хотела… вот такого? Но у нее и в мыслях никогда ничего подобного не было! И если она бы правда хотела – она бы получила… - Я верю, не сомневайся. Она, в принципе, и не хотела. Просто не смогла остаться наедине с большой суммой и ей пришлось проявить фантазию. Я бы даже сказала, приложить усилия. И придумать себе желания – по мотивам довольно распространенных, конечно, хотя не зря же они так распространены… Но это не значит, что она после этого останется прежней.  - Почему она не идет в дом? - Охреневает. Столько мутантов сразу она еще не видела. Да еще маленьких. - То есть буквально все мы сейчас чувствуем одно и то же. - Она не будет заходить. Идем, Чарльз. Хотя бы так. Рэйвен, опершись попой на дверь «феррари», - совсем нет навыков носить белое, подумала Эмма, – наблюдала за их чинным шествованием по аллее. Ее карминовый рот был растянут почти до ушей. - Простите, я буквально на минутку. Как вы? - У нас… слов нет, - Чарльз ухмыльнулся, - но рад, что у тебя все… хорошо. Рэйвен, слегка потянувшись навстречу, поцеловала его в щеку. Всем было одновременно неловко и весело - в целом это было неплохое чувство. - У меня для вас посылка от Эрика. - Ты же ушла из Братства, - удивленно моргнул Чарльз. - Ну это же не значит, что мы должны совсем перестать общаться. - О, так все-таки не значит! - Чарльз, ты видишь, Рэйвен здесь, - мягко вступила в разговор Эмма. - Приобщение к цивилизации примерно так и работает. Это наконец сбило с лица Рэйвен ехидную улыбку – она не смогла понять, похвалили ее или задели. - Что? Позволь, кстати, представить – вольная слушательница курса по экономике и управлению Университета Нью-Йорк. А почему не финансы или право? - Скучно. - А там, значит, весело. - Вообще-то да! Со мной в группе мальчик, папа которого фактически оплачивает обучение нам обоим! Чарльз прижал к лицу ладонь и, кажется, тихо застонал. Рэйвен рассмеялась, и Эмма тоже с трудом удержала на лице ровную доброжелательность. - И что нам прислал Эрик? – поинтересовалась она. - Вот, - Рэйвен перевалилась через бортик и подняла большую бархатно-коричневую коробку с крышкой. Внутри было пять пар разноцветных эспадрилий и письмо. - Что это? – Чарльз снова был озадачен. – Одни мужские, остальные, кажется, детские или женские… Это… какой-то странный ребус с намеком на мои испанские корни? - Не совсем, - пожала плечами Эмма, - я заказывала две пары, но видишь, чем вы слушаете. - Ты - заказывала - … - Это долгая история. Я собиралась в Испанию, и Эрик случайно узнал, что я хочу привезти сувениры девчонкам. Видимо, когда поехал сам, зашел на рынок и вспомнил. - Как мило, - хором сказали Чарльз с Рэйвен, хотя и с очень разными выражениями на лицах. - Мило было бы, если бы он мне корвет оставил. - Эмма, - глаза Рэйвен сузились, - у тебя совесть есть? После того, что ты творила, ты можешь себе сухогруз с корветами купить. Я ничего не рассказала Эрику, но не ради тебя, а ради него, - она кивнула на Чарльза. - Очень тяжело, когда мимо столько контекста, - пожаловался тот, уже смирившись, что перерывов в этой стране чудес не бывает. - Не стесняйся, - любезно улыбнулась Рэйвен. Чарльз поднес пальцы к виску - и его лицо вытянулось. Он повернулся к Эмме: - Так вот на какие деньги ты предлагала строить… Эмма стерла последние три секунды в памяти Рэйвен и невозмутимо поправила воротник блузки: - Может, все-таки чаю? *** - Чарльз, давай откроем письмо. - Когда она уедет. - Она сидит у окна с Хэнком и теперь это нескоро. И, может, там нужен ответ. - Не с ней же его передавать. - Ну мало ли. Вдруг там крик о помощи. - Ладно, давай. - «Вижу, вы ведете себя примерно и у вас все отлично. Примите мои поздравления и продолжайте в том же духе. Постскриптум: скорее всего, это было ваших рук дело, так что все-таки будьте аккуратнее, особенно ты, Эмма». - Звучит как угроза, мне не нравится. - Можно понять по-разному, Чарльз… но и так тоже. - А поздравления к чему? - Наверное, вообще в целом. - Ваших рук дело – это про шлем? Как он узнал? Снова был тут и подслушал? Прибор Хэнка не сработал? - Он сто процентов подловил кого-то из нас вне школы, но вряд ли узнал именно так. Я оставляла Братству координаты института в Чехословакии. Думаю, они все-таки наведались туда, пока были в Европе. Азазель – отличный разведчик, и понимает чешский. Проверим вечером. - В принципе да, Эрик вполне мог сопоставить факты, сообразить наконец, как работает его шлем и понять больше, чем сами русские. Во всяком случае, ответа он не просит. Эмма, куда мне теперь прятать мысль, что ты его ограбила? - Это совсем не смешно, Чарльз. Это он меня ограбил – кому, ты думаешь, по-хорошему все это должно было перейти? - Так вот о чем ты жалеешь! - У меня сложилась ровно та ситуация, про которую говорят «за золото не купишь»… Я и не купила в итоге. - А по-моему, у тебя очень выгодная пожизненная рассрочка. Кстати, время внести очередной поцелуй. - …Погашено. - Моя сестренка там подавилась, кажется. Все еще злится. Была так довольна, когда сдала тебя. Даже официально разрешила в мысли залезть.  - Чарльз, она прикрыла меня перед Эриком, предупредила тебя, с кем ты связался и при этом не опустилась до гадостей за моей спиной… потому что шея дороже. Но ты не так уж плохо ее воспитал. Пришло время всем понемногу успокаиваться. - Хм. А состояние Эрика больше моего? - Немного, но ненадолго. Твое непрерывно зарабатывает само себя, а Себастьян формировал активы с другими целями, и они требуют постоянного присмотра и больших вливаний. От главного источника дохода, покрывавшего их, Эрик предпочел избавиться, и теперь все это начнет пожирать само себя, если он не соизволит во всех смыслах занятья балансом, а ему не до этого. И нормального консультанта нет, плюс еще он, кажется, немножко дорвался, как Рэйвен. - Откуда вокруг меня внезапно столько обладателей грязных денег? - О, как трогательно, что ты не подозреваешь, как зарождалось ваше семейное благосостояние. Словосочетание «торговля черным деревом» ни о чем не говорит? Или весь твой морской род был чудесным исключением? А мы лишь поднимаем ненужное и отбираем вредное. Так что сделай мне небольшое одолжение и не морщи свой нос, малыш. *** Коробка с эспадрильями не простояла в их гардеробной и суток: и Чарльз, и Эмма отдавали себе отчет, что с ними лучше, чем без них, но подарок от Магнито, постоянно попадая в поле обзора, все равно заставлял их обоих поежиться. У Эммы не поднялась рука отдать его девчонкам, и следующим вечером Чарльз куда-то вынес коробку. - В принципе, как обычно с сувенирами, - ухмыльнулся он, когда вернулся, - вечно слегка не в тему. Когда мы были в Голландии, одна женщина заявила, что я должен купить луковицу тюльпана для той, кого я люблю, потому что при виде цветка она сразу это поймет. Представь, если бы… Эмма почувствовала, как у нее просто скулы сводит при виде такой возможности немного пошутить над Чарльзом. Она подняла на него глаза: - Как мило. А где она? - Кто? - Моя луковица. Чарльз непонимающе сдвинул брови. -…В Голландии. - А. Ну хорошо. - Эмма, ты бы в меня ею бросила. -…Спасибо, теперь у меня два противоречащих друг другу невыполнимых желания. - Я прямо сейчас позвоню и нам пришлют их целый ящик с того же прилавка. - Зачем мне ящик? Я хочу ту. Чарльз, растерявшийся от того, что его внезапно на пустом месте загнали в угол, вдруг словно вспомнил что-то. В его повеселевшем взгляде Эмма прочла встречный подвох. - Та была для той, кого я люблю. А почему ты вообще решила, что я тебя люблю? Какая-то часть Эммы в эту секунду упала в обморок, но остальная Эмма видела и слышала в этой жизни слишком много всего странного, чтобы всерьез на такое реагировать. По крайней мере открыто. - Насколько помню, я такого тебе не говорил. - Окей, - она опустила глаза и перевернула страничку тетради с расчетами по одному из подземных складов, украсив ее скрепкой. Чарльз, уже почувствовавший победу, снова ощутил себя слегка в дураках. - И ты ни о чем меня не спросишь? - А что я должна спросить? - Почему ты меня не любишь, например. - И почему? - Подожди. Он быстро расстегнул брюки и рубашку и забрался на постель к Эмме, натягивая майку. - Ты можешь даже в душ сходить. - Мы час назад были. Эмма… Это нельзя назвать любовью. Я просто знаю, что ты лучше всего, что я смогу когда-либо полюбить или не полюбить в этом мире. Человек, который выиграл в лотерею миллиард… два миллиарда долларов, тоже вряд ли скажет, что любит их, но попробуй заставить его с ними расстаться. Поэтому это слово просто не имеет смысла. - Банк обязательно заставит. Еще помогут девелоперы, итальянский автопром…. Ладно, почему оно не имеет смысла? - Потому что можно, например, сказать «не люблю». Получается полный бред – то есть сегодня люблю, а завтра можно нет? А что тогда вообще значит любовь? Это слово давно дискредитировало себя. - Дискредитировало. Себя. Слово. - Да, именно так. Эмма, то, что я чувствую к тебе, нельзя отменить. Уже ничем, вообще ничем, поэтому, пожалуйста, не говори ничего про ядерную войну. Для этого необходимо новое слово – такое, в значении которого сразу содержалась бы абсолютная невозможность его отрицания. Это, кстати, не такая уж роскошь. Например, очень сложно сказать о чем-то – это не вселенная. Или это не мироздание. - Это не мироздание виновато в том, что с любовью у тебя не срослось. - Даже если виноват я один, я все равно часть мироздания, так что это остроумно, но смысла в этом мало. И, можно подумать, ты меня любишь. Ты ведь почему-то тоже не… - Вообще-то очень, - свела брови Эмма. Чарльз коротко выдохнул, а потом улыбнулся и опустил веки, не в силах не наслаждаться этим моментом. Но потом озорно взглянул на нее: - Ну…  я понимаю, что не все люди способны на все чувства. Тем более на такие. Кроме того, я объективно не так прекрасен, как ты, поэтому… для начала меня это устроит. Эмма даже слегка залюбовалась им. - Какое же ты все-таки наглое самовлюбленное создание… - Почему это звучит так, как будто сейчас будет секс? – Чарльз слегка закусил губу. - Можно подумать, его когда-то не бывает. Тем не менее Эмма, слегка крутанувшись на попе, спустила с кровати ноги, а потом спрыгнула с нее. - Ты куда? - Воды попить. Это был самый глобальный гнилой комплимент из всех, которые я когда-либо получала… - Подожди, я сам налью. Тебе со льдом? Столько хватит? - Чарльз, - она взяла из его рук стакан, отпила два глотка, и стекло чуть стукнуло о ее зубы, - Я польщена, что такой чести удостоилась именно я.  Масштаб действительно впечатляет. Но я бы на твоем месте задумалась, не ненавидишь ли ты меня случаем подсознательно, и насколько. Просто как факт, независимо от того, как я реагирую… это было довольно жестоко. На секунду испуг сковал черты Чарльза, но он тут же коротко рассмеялся: - Если так, то это дается мне с невероятным трудом, учитывая, что я думал над этим несколько недель, - его руки сомкнулись на ее талии, а теплые, чуть обветренные губы коснулись сначала шеи, а потом мочки уха: - Я… просто хочу… чтобы ты… хотя бы иногда… что-то чувствовала. - О, малыш. Если бы ты знал, сколько всего ты заставляешь меня чувствовать каждый божий день, тебе бы и в самой безумной фантазии в голову не пришло делать что-то еще. И потом, ты же знаешь, что меня бесит, когда говорят про «навсегда». - Уже нет. А мне нужно, чтобы ты знала это… чтобы ты знала это… чтобы ты знала это. Я не хочу всю жизнь расплачиваться твоим недоверием за каких-то левых мудаков. - Каких-то? - Подожди. Чарльз отпустил ее, вернулся к постели, быстро натянул брюки и снова исчез в гардеробной – видимо, ее любовь приготовила ей еще какие-то сюрпризы. «Любовь моя». От этого сочетания букв и звуков Эмма ощутила пробежавший по спине холод. Именно так по поводу и без называл ее Себастьян – и когда они едва познакомились, и когда были близки, и когда уже давно не были, и когда он рассказывал ей о своих вселенских планах, и когда недвусмысленно указывал ей ее место. А еще так, если судить по воспоминаниям мальчишек, Чарльз тихо обращался к Мойре Мактаггерт, когда хотел сказать что-то лично ей, пока та жила в Вестчестере. Трудно было вообразить какие-то другие два слова, которые могли бы вместить в себя столько же скрытых мучений. Да и самой ей, хоть она и избегала обычно такой прямолинейности, тоже иногда приходилось произносить их, чтобы унять беспокойство весьма обоснованно сомневавшихся. И где они теперь все были.  И внезапно Эмма почувствовала полный восторг – ей немедленно захотелось со всех ног бежать в гардеробную, чтобы схватить и заласкать там Чарльза насмерть – за то, что придумал для них настолько гениальное убежище от этой ебучей любви. Но когда она обернулась, он уже стоял в дверях. Эмма, в несколько шагов преодолев расстояние между ними, забросила руки ему на плечи, запустила пальцы в волосы и принялась целовать Чарльза – свежие скулы с земляничным румянцем, печально-плутовские уголки глаз, обветренные губы… - А знаешь что? Я передумала. Я тоже не люблю тебя. А знаешь, что самое прекрасное? Я никогда тебя не полюблю. Вообще никогда, что бы ты ни делал. Даже не мечтай… Он восторженно ответил на ее поцелуй, но вдруг отступил на полшага и ушел вниз от не желавших отпускать его плечи рук. Опустился он на одно колено. В черной коробочке сверкнуло нечто, идеально подходящее Эмме по цвету и сезону – этого еще даже не было на витринах и в каталогах, только на одном неофициальном предпоказе. - Эмма, ты выйдешь за меня? Она тут же вытащила из коробочки кольцо с огромным бриллиантом и без раздумий надела на безымянный палец, лишь слегка рассмотрев после этого. Улыбнулась короткой, острой улыбкой. - Нет. - Что? - Я не выйду за тебя, Чарльз, - она наблюдала, как он поднимается на ноги с недоумением на лице, которое, впрочем, было скорее доверчивым, чем шокированным. - Но если хочешь, можешь просто считать меня своей женой. Прямо с этого момента. И все. Сможешь так? - Я… я-то смогу, но Эмма… брак – это ведь не только в горе и в радости. Это имущество, это права, это защита… - Да? И какая же? - Хотя бы такая, что мы сможем не свидетельствовать друг против друга… Эмма при виде такой наивности расхохоталась уже совсем безо всяких приличий. - Потрясающе. Чарльз, у нас с тобой столько бесценного… имущества, что если с кем-то из нас что-то случится, то второму нужно будет не право не свидетельствовать, а возможность действовать незасвеченным хотя бы некоторое время. Чтобы успеть спрятать это имущество подальше, а потом вытаскивать первого. Это в нашем случае и есть брак. То есть то, что мы не женаты, на самом деле обозначает именно то, что мы женаты. Ты понимаешь? - Каким ужасным мужем я был все эти годы, - рассмеялся он, а Эмма опустила голову, прижавшись скулой к его подбородку, и обняла Чарльза левой рукой. А правой, слегка цепляясь непривычным кольцом за ткань, принялась расстегивать Чарльзу брюки, сразу стаскивая их вниз и обнажая выпирающие тазовые косточки с просвечивающим сквозь кожу рисунком голубоватых вен. - Я, Эмма Грэйс Фрост…  клянусь быть с тобой, Чарльз Фрэнсис Ксавье… в горе в и в радости, в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности… хотя это трудно вообразить… пока смерть или какая-нибудь другая уважительная причина не разлучит нас. Ты, - она слегка сжала руку на предельно далеком от романтики месте, - будешь моим мужем? Чарльз прижал Эмму к себе, и его ладони зашли под резинку шортов ее крошечной шелковой пижамы. Одна осталась сжимать задницу, пальцы второй проследовали дальше, глубже и нежнее, так и не остановив там свое движение. - Я, Чарльз Ксавье… клянусь быть с тобой, малыш… в горе, но как можно скорее после этого в радости… в болезни и в здравии… в богатстве и в бедности… пока смерть не разлучит нас, а может, и дольше. Ты согласна стать моей женой? - Согласна! - Согласен!