Филипп Лунин и драконье училище

На двери дома Кальции я чётко вижу отметины от когтей, которых не было раньше. И следы копыт появились… — Твою ж налево… — ошарашенно произношу я, прежде чем взяться за рукоять ножа и завертеть головой во все стороны. Лууна припадает к земле и, даже не поднося нос к порогу, ругается: — Батя-сношатя… Тебя какой левой сюда? Дверь, как ни в чём не бывало, открывает Аврора, Лууна едва успевает отскочить. — Рози так и заснула. Вы не против донести её до повозок? Пусть спит хотя бы там, а не у вас. — Не против, Аврора, ты даже не представляешь, насколько не против… — утомлённо вздыхаю я. — Более того — если ты не возражаешь, я бы просил тебя сопроводить её до общежития. И — не сочти за негостеприимство — там и остаться. Для твоей же, как бы это выразиться… физической целостности. — Нет, я ей не рикша, пусть проспится на улице. Она ни при чём и её не тронут, ставлю своё кольцо, — Аврора щёлкает себя по пирсингу в носу. — Удачно сходили-то? — Как тебе сказать? — серьёзно потираю я подбородок. — Скорее да, чем нет. Но тебя тут ничего не беспокоило? Не было… шумов? Запахов? — Только от алкоголички. Ладно, будьте живы! — Аврора пытается поцеловать Лууну на прощание, но та протестующе ставит перед собой руку, а потом хлопает ей Аврору по плечу. Про себя думаю, что пожелание более чем актуально в эту ночь, но лишь улыбаюсь и киваю в ответ. И по уже практически по начавшей образовываться привычке снова обшариваю в три спектра, — последовательно переходя с обычного зрения на аурическое, а с него — на ментальный взор, — всю периферию, от неба через горизонт до земли. В соседнем доме на кухне идёт оживлённая беседа: — Как вы не слышали о Тринадцатом, гармоничном дитя Богов-Предков? Он в одиночку при помощи своей супруги-валькирии мог захватить целую планету с миллиардом дронов, пятью миллионами рептилоидов, сотней кощеев и самим Падшим! — Ещё бы не слышали, если у него даже имени нет! — Тринадцатый это и есть имя, потому что он тринадцатый ребёнок в семье. Нашим семьям приходится активно восстанавливать численность, иначе нас просто задавят орды из низкоэнергетических пространств… Меня, впрочем, больше беспокоят не существа в других домах, а те, что внутри дома Кальции. Одна спящая сигнатура — это Рози. А вторая, бодрствующая? Мощью она не отличается и даже размером небольшая, но этого типа тут не должно быть! — Лууна, — сощурившись и не выпуская из взгляда цель, зову я, делая короткий жест рукой, — вон там, в подвале, вижу кого-то незваного. Цель разумная. Размером здорово меньше меня, но больше пока сказать не могу. Кальция, в подвал можно пробраться через какое-нибудь оконце, минуя входную дверь? Она вроде не взломана, Аврора ничего не слышала, значит, этот некто туда просочился иным путём. — Есть вход сразу в подвал, — Кальция показывает на левую стену. Точно, мы через ту лестницу и выбирались погулять, когда нас затащили на конкурс импровизаций. — Тогда пойдёмте глянем туда, — киваю я. — Нужно понять, что на периферии, прежде чем лезть внутрь. Что занятно, к той двери следы не ведут. При удачном стечении обстоятельств взломщик даже не будет знать о втором входе. — Значит, получается, он… или она, или оно… как-то проник всё же через дверь. Странно, что Аврора ничего не заметила. Дверь-то явно царапали когтями… — раздумываю я негромко, вполголоса. — Лууна, что скажешь? Ты тут упоминала чьего-то отца. — Ага, своего, — она вытаскивает из кармана шорт сигарету и волшебную палочку. Я чуть было не икаю от изумления. — Твоего?! Но как же… Так… Она говорила, что настоящих родителей не знает. Как раз, собственно, желает, чтобы я помог ей узнать… Но, помнится, упоминала про приёмного отца. А ещё… вроде совсем недавно… А! Ну конечно же! Прямо перед тем, как к Ярине пошли. А говорила Лууна… так. Блин. Я уныло потираю пальцами виски. — Лууна, я верно так прикидываю, что имеется вероятность, что твоему приёмному отцу скинули заказец на меня? — Я уже в этом уверена, — Лууна выбивает из палочки искру и закуривает. — Ну так пойди поговори с ним и убеди, что так делать не стоит! — Кальция собирается спускаться в подвал, но Лууна выставляет хвост ей наперерез: — Раз он не пришёл говорить со мной с самого начала, думаешь, будет сейчас? — Тогда что же делать? — мрачно спрашиваю я. — Нет, я, конечно, могу превратиться в полноразмерного дракона, вышибить эту дверь кулаком и тут же пустить внутрь струю ядовитого газа. Но что-то мне подсказывает, что такое решение тебя никак не устроит. — Верно, ты не пролезешь так. Стой здесь и жди звонка. Кальция, идём в подвал через кухню. Войдём все одновременно и спросим, что за на, — Лууна тянет до сих пор офигевающую Кальцию к парадному входу: — Надеюсь, Лун, мне не придётся ещё один труп выносить?.. — Привыкай, подруга… — отстранённо бормочу я себе под нос. — Потому что, подозреваю, это не последний раз. Оглянувшись по сторонам, я перекидываюсь в антродраконью форму. Всё-таки в более масштабном теле чувствуешь себя уверенней. Оно, конечно, лучше всего тут в ферала… но так я действительно смогу только затопить подвал боевым газом. А у нас тут, видимо, намечаются пускай агрессивные, но всё же переговоры. Нож в правой руке, когти левой наготове, зубы тоже, ядовитый шип на кончике хвоста полон гемолитика и скрыт в густой кисточке, огненное марево колышется в лёгких наизготовке. Вроде всё готово? Всё. Значит, ждём, навострив уши и отслеживая перемещения всех, кто в доме. В сумке звонит телефон, и я пугаюсь, не насторожит ли это приёмного убийцу. Ограничиваюсь тем, что быстро скидываю звонок, и вламываюсь в подвал как раз одновременно с Лууной, ссаживая дверцу. — Блитц, вылезай! — рявкает гончая, не стесняясь целиться винтовкой в мелкого беса, выглядывающего из-за бочек. — Лууна, какого чи-хуа-хуа? — мелкий поднимает руки, не бросая два пистолета-пулемёта, и выходит из-за укрытия. Существо это довольно красное, с белым пятном вокруг правого глаза, с изогнутыми рогами в чёрно-белую полоску и в строгом костюме под итальянского мафиози. Увидев его, как ни удивительно для беса, довольно милое лицо с двумя глазами-плошками и ртом на половину окружности головы, я думаю, что по пьяни его действительно можно принять за зубастую вагину. — Чего, гондон?! — Лууна скалится и наливает кровью белую радужку. — Моих друзей убивать вздумал, настолько опустился? — Я вас защищаю, голова блохастая! — бес искренне возмущается. — Весь Имп-сити судачит, что ты грохнула двух воротил, а Лень впервые не поленилась награду за тебя назначить поверх октавиной! Как бы, шалава, поступил любящий папа? — Предупредил бы! — втёсывается в спор Кальция, выглядывая из-за плеча Лууны, и едва успевает убрать голову, когда гончая собирается её укусить. — Воротил? — коротко усмехаюсь я, оглядывая… блин, как же это назвать-то? Бывают ли приёмные тести? Ну, на будущее. — Насколько я помню, Таната не поднялась выше уличницы, да и Азымайна сложно было назвать биг-боссом, — продолжаю я, слегка расслабляя боевую стойку. — Не говоря уже о том, что, вообще-то, Лууна непосредственно не убивала ни ту, ни другого. — Они живыми и не сдались никому, а сейчас да, герои, — Блитц морщится, походя на отварную мандрагору. — Лишний повод не возвращаться в ваш Пентюх-сити, — Лууна наконец опускает винтовку. — Такой же наш, как и ваш! — Блитц так быстро к ней подскакивает и тычет дулом ей в грудь, что я бы не успел среагировать, будь это удар, а не экспрессивный жест. Я с раздражённым ворчанием опускаю взметнувшийся было за спиною хвост. — Слушай, ты бы поосторожнее с резкими движениями, когда у тебя в руках оружие. Эдак я могу машинально тебя садануть и только потом понять, что был не прав. — А, хех, ради всего проклятого, — он улыбается мне и убирает оружие чуть ли не в рукава костюма, а точнее, вероятно, в собственное карманное измерение. — Но старайся привыкнуть, в аду полно мгновенно воскрешаемых грешников и ТБ только на туалетке печатают. — Да, вот только мы не там — во всяком случае, сейчас, — снова усмехаюсь я. — А потому мне не желалось бы причинять тебе вред, раз ты — приёмный отец… Слова «моей девушки» я едва успеваю проглотить. — …Лууны. — Не знаю, прилично ли спросить, — Кальция осторожно высовывает голову из-за другого плеча Лууны, — это ты за нами через окно подглядывал? — Нет… — рот Блитца озадаченно сжимается в точку. — Я б почуяла, — Лууна вздыхает и поднимается в коридор. — Идём. У тебя ещё будет шанс меня защитить. Хотя звучит это смешно… — Вот я сейчас предельно серьёзен! — бес подскакивает за ней, махая хвостом с треугольным наконечником. Доводя до конца ещё не оформившуюся мысль, я спрыгиваю вбок с лестницы, ведущей в подвал. Только приземлившись и развернувшись, я понимаю смысл: если это не Блитц, значит, кто-то другой. Значит, враг может стоять за спиной прямо сейчас. Ощущение слежки не отступает. Если раньше на фоне я чувствовал только Радину, сейчас — ещё кого-то, напряжённо-недоброго. Или это нервное? Аккуратно поднявшись снова, захлопнув дверь и заложив её засовом, я следую за остальными. Нервы, не нервы — а так спокойней будет. Спящую кошку сносят на мягкий ковёр библиотеки. Лууне и Блитцу Кальция стелит на креслах гостиной, а не в комнате Танаты. Ну, а меня гордо ведёт в собственную спальню. — Минутку, — качаю я головой, окидывая взглядом окна. — У меня имеются важные новости относительно того, что обсуждали сегодня у Ярины. Они касаются всех, так что прошу собраться за столом прежде, чем мы двинемся на боковую. Это важно. — И первое на повестке, — Лууна упирает руки в столешницу, глядя на Кальцию, — почему мне не постелили на коврике у двери? Или вообще на улице? Может, вам с Филиппом ещё и кровати из обеих комнат сдвинуть? Кальция не сразу находится, что ответить, только хлопает глазами, и это даёт мне возможность влезть самому, возвращая инициативу. — Ну, во-первых, это всё равно было бы бесполезно, — роняю я, деловито извлекая пишущие причиндалы. — А во-вторых, давайте сюда. Садитесь. Поверьте, кровати сейчас, наверно, наименьшая проблема. — Нет, если нас прямо сейчас будут брать, надо в одной комнате оставаться, — добавляет Блитц, по-своему понявший претензию приёмной дочери. — Никакой непосредственной угрозы извне сейчас не предполагается, — отвечаю я, намеренно не понижая голоса, прежде чем сесть за стол и начать писать. — А вот что касается одержимости… «Про неё забудьте. Всё, что вы слышали, было маскировкой от Ярины на предмет подслушивания. На самом деле предполагается наличие какой-то твари, которая виляет у дома с целью отомстить за Азымайна. Вероятно, его родня. Я пишу всё это тоже, чтоб она не подслушала. Измаил обещал сесть в засаду снаружи. Не исключаю, что Жарегнев тоже поучаствует. А нам поручена задача сыграть роль приманки. Поэтому сейчас нужно решить, как нам распределиться, чтобы 1) не вызвать подозрения у агрессорши, которая побоится атаковать всю группу, но при этом 2) иметь возможность быстро прийти на помощь, а в идеале — так, чтобы твари удирать было некуда. Предложения?» Положив записку на стол и присовокупив к ней ручку, я творю приглашающий жест. — Пишите. — Бычье дерьмо! — Блитц стучит когтем по «Измаилу» и «Жарегневу». — Знать не знаю! А он соображает быстрее остальных. Возможно, потому, что сейчас не борется с несостыковками касательно подслушанного у Ярины. — Согласен, второго может не случиться, — киваю я. — А вот первое предполагаю. Лууна рисует поверх «Измаила» глаз с крыльями, и Блитц внезапно пугается: — Нам самим от этого хуже не станет? — Ей — точно нет, — киваю я на Лууну. — Ты… держись поближе к кому-нибудь из нас, чтобы было сразу ясно, что не чужой. Возможно, в идеале — ко мне, со мной он больше всего беседовал. Я быстро объясню. — Тогда я точно не буду без тебя ложиться! Ну, не в смысле в одну кровать, только в одну комнату, — решительность Блитца неожиданно сменяется смущением. И весьма быстро, особенно занятно это смотрится рядом с нечасто и скупо их выражающей Лууной… — Я бы как раз в одну кровать предпочла, — Кальция оборачивается ко мне, опуская ресницы. Лууна заводит глаза вверх. Я раздумчиво рисую на всё той же бумаге план второго этажа, затем пару минут размышляю. — Короче. Нас четверо. Спальных мест только двое. Вряд ли кто-то пожелает занять туалет. Значит, делимся парно. Кальция, ты иди к себе. Лууна, ты с ней. Полагаюсь на твоё чутьё, если вдруг что-то пойдёт не так. Кто где спит, выбирайте сами. Кому-то, видимо, доведётся пол. Неудобно, понимаю. Поэтому забирайте бельё отсюда, — я стучу пальцем по большой кровати, ранее бывшей лежбищем Танаты. — Я обустроюсь здесь, мне много не потребуется. Блитц, а ты — вот здесь, — указываю на большой стол в той же комнате. — Ты компактный, так что уместишься. Пары подушек вполне довольно будет. Дополнительно тычу ручкой в двери комнат, расположенные практически друг напротив друга, прежде чем приписать ею же: «Двери не запирать! Помощь». Блитц коротко хохочет: — Королевский насест! Будто моему конченному бесотраху. — Согласна, — Лууна складывает на груди руки. — Я с папой всё равно не засну, он храпит. — Вот это новость! — Дуется Блитц. — Как ты это слышала, если всегда спишь в наушниках на сто децибел? — Не будем делить кровать, она широкая, — Кальция смиренно улыбается. — Широкая, но подушек вряд ли две, верно? — слегка улыбаюсь я. — Одеяло, опять же. Что нужно — берите. Ну, а что касается храпа… Как ни смешно, но впервые в жизни он только полезен окажется. Меньше шансов, что засну невовремя. Конечно, вряд ли нормально высплюсь сегодня… ну да плевать. Лучше не выспаться, чем проснуться в чьём-то желудке. «Ртуть!» — мысленно зову я, опуская руку в сумку и касаясь фолианта. — «Ты как, всё слышал?» «Конечно. И Блитц мне не нравится!» «За что же? За то, что бес?» «Не, это ещё бы ничего. Но чего-то мне кажется, что он на тебя глаз положил». «Надёжней стеречь будет», — отшучиваюсь я, поглаживая живой барельеф пальцами. — «А желаешь помочь?» «Только за!!!» — с огромным энтузиазмом откликается дракончик. — «Я же во сне не нуждаюсь. Даже транс нужен только от скуки. Только размести мой фолиант так, чтобы я побольше видел! На меня никто не подумает, решат — я просто орнамент. А уж я тебя разбужу, как бы ты ни спал!» «В темноте видишь?» — деловито осведомляюсь я. «Естественно!» — даже чуть возмущённо отвечает Ртуть. — «Я же дракон!» Вопреки моим опасениям, пока Блитц раскладывает бельё на столешнице, стоя на стуле, и осматривает сатанинский интерьер, он больше интересуется у меня насчёт Лууны: — Как она здесь? Справляется с материалом? Не слишком скучает? — Скуки за ней не заметил, — улыбаюсь я. — Ну, конечно, она часто смотрит в смартфон, но не думаю, что чисто от этого. Проблем с материалом тоже вроде пока не было. Быстро нашла… ну, не знаю, не будет ли слишком громко сказать «друзей», но добрых приятелей точно. В общем, по-моему, всё у неё идёт совсем недурно. Несколько секунд размышляю, не закончить ли на этом, но потом решаю, что это было бы неудачным решением. Такой повод поговорить о Лууне с тем, кто отлично её знает! — Мы повстречались в учебной кузне, — продолжаю я говорить, тоже готовя постель. — Были поиски одного подозрительного типа… долгая история, в общем. Поначалу мы не сразу притёрлись, но сейчас скажу… Ещё чуть поразмыслив, я торжественно склоняю голову перед Блитцем. — Она — лучшая охотница, отважная воительница, преданный товарищ, не лезет в карман за словом и отлично разбирается, где нужно благородство, а где — совсем наоборот. Одним словом, Лууна — просто чудесная девушка, и позволь выразить моё глубокое уважение к твоим родительским талантам. Ты проделал огромную работу. — О парень, — он увеличивает зрачки почти до границ радужки и хватает себя за щёки, — я тоже за неё рад! Эх… — он со вздохом отворачивается и качает ногой, сидя на краю стола, — жалко даже, что теперь я её уже не смогу у себя пристроить… Она уже слишком компетентна для моей фиговой конторы. — Если она благополучно закончит эту академию, то, возможно, сумеет отлично пристроить уже твою контору, — дружелюбно замечаю я. — Или же, как минимум, она ей точно пригодится. Так что вы не разойдётесь. — Буду надеяться… Иногда мне страшно, что она легко может забыть про всё наше прошлое, — Блитц пересаживается ко мне и листает передо мной на экране собственного смартфона фотографии с собой и Лууной. Что интересно — только со взрослой, но радости и дрязг они всё равно явно пережили немало. — А как давно ты её удочерил? — спрашиваю я. — Как-то у нас с ней речь о тебе пока ещё не заходила… — За несколько дней до её дня рождения, как оказалось. Но ещё немного, и она бы так и осталась сиротой, так что не осуждай меня, что я не увидел её раньше! — лицо Блитца впервые за весь вечер становится серьёзным. — А то я всякое слышал в свой адрес, вплоть до сравнений с рейнджерами. — Даже не думал, — успокаиваю я его, мысленно закатывая глаза: про абсолютную же дату спрашивал, не относительную… — Должно быть, она очень здорово себя показала при первой встрече? Я слышал, что обычно, когда берут приёмных детей, предпочитают выбирать, кого помоложе. А тем временем появляется довольно-таки несимпатичное подозрение. Судя по всему, он удочерил её уже в довольно зрелом возрасте… точнее сказать, половозрелом. Уж не из соображений ли, что она симпатичная? Кто его знает, насколько он любострастен. — Я не выдержал, — он вздыхает. — Она была… слишком жалкой и беспомощной. Если бы я её не взял, её бы выкинули бомжевать на следующей же неделе. Я изумлённо качаю головой, виновато выкидывая из неё эти подозрения. Как-то чувствуется, что он не врёт. — Что у вас за преисподняя такая удивительная? Что Лууна, что ты — вы удивительно высокоморальны для, эм… лиц демонического происхождения. — У нас это называют иначе: «дебичи», — Блитц убирает телефон. — И раз сейчас, в момент покушения, со всего потока о Няше-Луняше заботитесь только вы с Кальцией, у вас таких тоже не много. — Кальция — её подруга, было бы странно, если бы она осталась в стороне, — пожимаю я плечами. — Тем паче что мы здесь все трое в одной лодке — видишь ли, у той сладкой парочки, которую мы с Лууной и Жарегневом пришили раньше, зуб был на всю компанию. Полагаю, это тоже перешло по наследству. Но всё-таки я… считаю, что мы вполне одолеем проблемы. — Вот это дух, — он добродушно стучит по мне кулачком. — А за что, кстати, вы их угондошили? Явно не ради ритуального жертвоприношения Рыцарей Света, как вас выставляют. — Просто поменяй знак, — фыркаю я. — Таната собралась поработить меня под страхом смерти. Когда сама отправилась к вам, это её ничему не научило. Азымайн, вместо того, чтобы разумно сотрудничать, тоже решил, что ему море по колено. Как итог — он превратился в шкварку, а Танате я сломал шею. Неудачная, в общем, была идея меня контролировать. — Ну, как обычно, дают контракты и не читают «исправленному верить». Какие лошары… — бес запрыгивает на уютно застеленный стол. — Будем рассчитывать, что умнее не будут, — со смешком соглашаюсь я, устраиваясь на — какая ирония судьбы! — лежбище Танаты. Фолиант Ртути уже размещён в самом комфортном для обзора месте на шкафу, а верный нож всё так же под рукой, точнее даже — в самой руке, ибо выпускать я его вообще не стал, лишь убрал под простыню. Вот так. Весь природный арсенал при мне, плюс безотказная сталь. Что остаётся? Не так много, в сущности — улечься поудобнее и с закрытыми глазами прикидывать, засну я или нет. В компании — такой компании! — рискнуть вполне можно. Опять же, сколько ни есть передохнуть не помешает.

* * *

На моё удивление, ночь минует спокойно. Даже удаётся через какое-то время незаметно для самого себя нырнуть в сон. Обещанный Лууной храп Блитца тоже не помешал — видимо, потому, что я успел заснуть первым, а во сне уже не замечал. Но, так или иначе, а будит меня вовсе не предполагаемый скрежет когтей у подоконника, а самый обычный стук в дверь. Первым движением я подрываюсь с постели, разом распуская в разные стороны наготове весь арсенал — и только потом понимаю, что уже утро. И что вряд ли убийцы в принципе примутся стучать в дверь… во всяком случае, так прилично. Поразмыслив несколько секунд, я всё-таки перекидываюсь обратно, прежде чем аккуратно выглянуть в окно. Внизу обнаруживается не кто иной, как наш преподаватель менталистики, по совместительству — лечащий врач Кальции. Интересно! Что же это, получается, ночью никого не было? Неужели не решились атаковать? Это меняет ситуацию… но не сейчас. А сейчас — нужно как-то его встретить, причём встретить прилично. — Блитц! — оборачиваюсь я к приёмному отцу Лууны, уже сидящему с пистолетами-пулемётами наизготовку. — Видимо, ночь прошла мирно. Кажется. У нас гость, но это свой. Для нас свой. Тебя он не знает, поэтому лучше, чтобы и не узнал! — Ясне понятно, — Блитц соскакивает со стола и мчится к большому шкафу. — Не боись, не впервой прятаться! Будем надеяться, тебе ещё дочь к алтарю вести! Вопрос только, какому… В коридоре тоже всё спокойно. Сунувшись в комнату напротив, первым делом обнаруживаю направленный на меня ствол пистолета — который, впрочем, Лууна тут же со смущением опускает. — Как ночь прошла? — деловито спрашиваю я. — Не очень, но, если ты про убийц — никого не было, — коротко пожимает плечами гончая. — Кто стучит? — Мой препод менталки. Буди Кальцию, делайте шур-шур, чтобы всё было ажурно! Я пока встречу. Лууна молча показывает мне кольцо из пальцев и начинает трясти за плечо Кальцию, а я, на скорую руку тоже приведя себя в порядок — насколько это возможно за полминуты, — спешу вниз. — Доброе утро, профессор! — Доброе, — кивает мне полковник. — Как наша пациентка? — Да вроде нормально… насколько я могу судить, — неуверенно пожимаю я плечами. — Можно, конечно, спросить, что ты вообще тут делаешь, но не буду. Твоё присутствие явно действует на неё благотворно, — полковник проходит в дом. — Между прочим: так как я взял на себя дополнительную работу, по ауроведению у вас пока что замена. Орвло, в Книгоцентрали, не забудьте. — Конечно, непременно, — киваю я. — Аудитория и время те же? — Нет, аудитория теперь •B•, — Нахожаев смотрит на Рози с похмелья, что выходит из библиотеки. — Так, а она тут по какому обоснованию? — А, вчера немного посидели… ну, посиделки устроили, — смущённо хихикаю я, опуская глаза и потирая затылок. Блин, совсем про «резачку» забыл! Повезло, что Блитц успел куда-то в шкаф раствориться… вроде как. — Немножко выпили, за жизнь поговорили… Ну, туда-сюда. Надеюсь, Лууна уже обеспечила благопристойный облик спальни! Как минимум, сама с постели встала. Не говорить же потом, что это такая грелка для Кальции… — Дом Кальции оставили не для того, чтобы она им так распоряжалась. При всём твоём состоянии, — Нахожаев, встретив появившуюся Кальцию, ведёт её наверх, — я делаю тебе замечание и сообщу в коммунальное хозяйство. — Я не против перебраться и куда-то поскромнее, — Кальция машет мне хвостом, что всё в порядке. — Даже если её попрут, это к лучшему, — Лууна, будучи уже в полном порядке, подходит ко мне. — Ещё нескоро, возможно, потом нас найдут недовольные. Рози! Живо на тарантас, нас трахают под хвост из-за тебя! — Профессор, заверяю вас, ничего страшного не случилось! — сделав успокоительный жест Лууне, я поспешно снова обращаюсь к гостю. — Никакого дебоша мы не устраивали, всё было тихо-мирно! Мы даже наружу не выбирались. — Устраивали, аж шею свернули четверокурснику! — кричит одноглазый сверху. — Хорошо, он уже мёртв был, кракалевн на коляске его жалобу не принял. — Видишь? — Лууна разводит ушами, показывая, как всем по сути насрать на её выходку. Я ошарашенно моргаю. Несмотря на то, что моё изумление имеет совершенно иную запитку — значит, не только выбрался, но даже уже пожаловаться умудрился?! — полковник, кажется, воспринимает мою удивлённую физиономию как знак моей непричастности. Укоризненно покачав головой, он движется дальше, а я поворачиваюсь к Лууне: — Ну, родная, тебе капитально повезло. Причём дважды. Теоретически ты можешь ещё сама на него пожаловаться, но тут тоже примут вряд ли — скажут, ты уже сама отомстила. — Он меня уже выслушал, — Лууна выходит на улицу, с ещё мокрыми от росы камнями мостовой. — Измаил никого не поймал? — Я вообще за эту ночь ничего подозрительного не уловил, — признаюсь я, выбираясь следом. — Думал, что вот-вот… а сам не заметил, как заснул. Если Измаил кого и заловил, то явно решил нас не тревожить. Впрочем, не помешает это выяснить… Последнюю фразу я тяну уже довольно рассеянно, заглядевшись на лапы Лууны, легко удерживающиеся на влажных камнях. Удивительно, никакого скольжения! И тут мне является в голову идея. Интересно, конечно, не будет ли потом он сам мне пенять, что я за его счёт звоню… ну да ладно! Вот уж не поверю, что в раю жадные опсосы обретаются. Там уж точно звонки должны быть бесплатными. — Лууна, подожди! — я машу рукой в сторону кустов. — Ты права, лучше сразу это выяснить. Вдруг нам повезло, и тварь уже заловлена? Пошли, я позвоню, а ты послушаешь, чтобы потом не пересказывать. Забравшись в кусты подальше от улицы, я запускаю звонок. Измаил стабильно не отвечает, но я слышу телефон на заднем дворе. — Ты думаешь о том же, о чём и я? — Лууна смотрит туда. — Ага, — я опускаю трубку. — Вот извращенец, — фыркает адская гончая и тут же прыскает, любуясь на мою ошарашенную физиономию. — Расслабься, Фил, это давняя шутка. Но я действительно думаю, что нынче у нашего паровозика депо именно там. Пошли! Кивнув, я следую за ней. Измаил находится в дровнице, аккуратно порубленный на куски примерно по полметра длиной и сложенный наверху. Телефон лежит поверх свёрнутой на нём туники. От такого зрелища меня начинает мутить, и я невольно отшатываюсь назад, где воздух посвежее. — Спокойно! — рука Лууны ложится на моё плечо, и я замечаю краем глаза, как в другой руке у гончей уже появился пистолет. — Спокойно… Врага поблизости не чую. Пока. — Я не понимаю… — глуховато выдавливаю я из себя. — Не понимаю! Кто мог такое сделать с… ним? Он же… да каким оружием вообще можно поразить светлого духа? А самое главное: если оказалось так легко его разрубить на куски, то как мы-то живы этой ночью остались? В дом же даже не вторглись! — Это тот идиот, которому хочется не убить нас, а попугать. А ты это ему на радость и делаешь. Но с охотой подождём, сообщим про тело, — Лууна, не убирая оружия, но и не паникуя, ведёт меня на «остановку». — Кальции не слова, папе рассказать можешь. Ангелов убивают только ангельским же оружием… которое и у некоторых демонов есть. Устыдившись собственных нервов, поспешно привожу себя в порядок. Встряхиваюсь, провожу руками по волосам, делаю шаг более чётким. В самом деле, чего это я? Наверно, жалко стало. О Сёстры, подумать только, я же с ним только вчера говорил… — Тогда остаётся только надеяться, что Кальция не выглянет на задний двор, пока нас нет, — криво усмехаюсь я в ответ. — Дровницу ни из одного окна не видно. Наверное, поэтому туда и положили. Странно, почему я запах не почувствовала… — Лууна напрягает пасть, вскакивая в бричку. — А и верно, странно, — киваю я. — Не продезинфицировали же… Да, а как там у тебя ночь прошла? Ты говорила, что что-то было не очень? — Да, но все проблемы были связаны с конфеточкой, — Лууна стучит локтем по спинке сидения, давая знак отъезжать. — С кон… — я запинаюсь, пытаясь сообразить. — Кальция конфетами угощала, а ты сладкое не любишь? — С Кальцией ты угадал, и такое тоже было бы в её стиле, но нет, она посреди ночи перепутала меня с Селеной и требовала конструктивно редактировать пи-ссанину. Как будто это она напилась, а не Рози, которая ссала на улице, ведь ей никто не сказал, что туалет на втором этаже, — Лууна хмурится и практически нахохливается. — Спасибо, что не прямо в доме… тпру, на улице? — я изумлённо откидываюсь на спинку сиденья. — То есть она спокойно вышла, спокойно зашла… и никто её не тронул? Более того — даже внутрь не просочился? Нет, я вообще ничего не понимаю. — Не сдалась она никому, она в том доме вообще не должна была ночевать. Хотя как и я с тобой, — добавляет Лууна тише. — Так за компанию, — мрачно отвечаю я. — Чтобы напугать. Как Измаила… Кстати, а ты не почувствовала во дворе чьего-то нового запаха? — Нет. И запаха Измаила тоже. Вообще, если это Лень… как ей было не лень складывать обрубки в дровницу? — Лууна обхватывает руками голову, опираясь локтями о колени. — А что ты о… ней в принципе знаешь? Я не большой специалист в вашей иерархии… — Она один из основных руководителей седьмого круга ада. Но та, которая постоянно в разъездах, вроде посла. У неё, по слухам, сейчас угроза увольнения из-за того, что она с другими Грехами не прошла аккредитацию. Пятьдесят на пятьдесят, что она бафометка, раз её сынок был бафомет, — подробностями Лууна не одаривает. — У неё нет аккаунта ни в Инсташите, ни в Хеллграмме, ни ВПентаграмме, хрен даже знает, как она выглядит. — Это ужасно, — вздыхаю я. — Увольнения? Аккредитации? А где же безграничная демоническая магия, шестьдесят легионов духов в услужении, прикалывания над демонологами, вообразившими себя повелителями архидемонов? Не так я себе представлял житьё-бытьё Гоэтии, совсем не так. — Всё это есть, хотя не знаю, насколько магия безграничная. Но Гоэтия ближе, чем ты думаешь. Любовник папани из Гоэтии, Траханый Столас Стыд, — теперь настаёт черёд Лууны показывать мне фотографии отца и высокой, как светофорный столб, антро-совы. Только эти фотографии были сделаны украдкой. — Ого! — уважительно тяну я. — А он симпатичный, кстати. Культурно так смотрится… я бы даже сказал, деликатно. Повезло твоему отцу. — Он сам так не считает и порвал с ним. Мне кажется, — Лууна с ухмылкой убирает телефон обратно в шорты, — если ты придумаешь, как избавить его от нытья птички-минетички, он тебе пожмёт руку и пообещает бесплатно твои заказы брать. Не хочешь, кстати, Столаса «четвёртым»? Кальция падка на демонов даже после Азымайна, судя по её черновикам. Мне он как личность не интересен, но к кошельку придворного астролога Люцифера я не прочь прилизаться. Я серьёзно размышляю. — Имеются два «но». Первое: я слишком мало о нём знаю. Собственно, вообще почти ничего. Могу почитать у Намтара, но что-то мне подсказывает, что там далеко не самая точная в данном случае информация. Второе: я, вообще-то, простой смертный. Ну ладно, не самый простой, но вряд ли для лорда Гоэтии имеется разница. Полагаю, из меня он просто вытряхнет душу, чтобы употребить её с кофе, почитывая утреннюю газету. — Прекрасно, что ничего не знаешь, не будешь к нему относиться предвзято, как я, например… Ну, а насчёт второго: думаешь, если Столас опустился до беса, оборотень — это большая разница с его каланчи? Подумай только, ты бы его спас от поглощения антидепры банками, явившись к нему, как психолог. Адских он не возьмёт по понятным причинам, а тебя Блитц отрекомендует как лучшего менталиста Сибири, лишь бы Столас его пореже донимал звонками. На сеансах и познакомитесь, — по мере изобретаемого на ходу плана Лууна улыбается всё больше и больше. — И вообще поймёте, нужны вы друг другу или нет. — А ты знаешь, в этом что-то имеется, — я раздумчиво потираю кончик носа двумя пальцами. — Точнее, вот какой момент я тут вижу. Как ты думаешь, если твой отец ему пожалуется — мол, мою дочку какая-то гхырота преследует, — Столас может помочь? Ну, банально, скажем, узнать, кто именно на нас зуб точит. Полагаю, у такой… высокой особы информация тоже ого-го какая. — Допустим, — Лууна чешет вибриссы, — Блитц попросит такую помощь и за это подгонит тебя, как семейного психолога. Как просто психолога — Столас возмутится, что опять Блитци его шлёт. А потом всё равно ты в основном с одним Столасом разговаривать будешь. И как это я сам, кстати, раньше не обращал внимания на её вибриссы? Особенно если учитывать, что мы уже не раз целовались. Наверно, из-за изящной полупрозрачности. Ну или, как вариант — я уже так привык к девушке-фурри, что просто не обращаю внимания на естественные мелкие особенности её внешности. — Филипп Лунин, семейный душевед лорда Гоэтии, — с выражением декламирую я, прежде чем рассыпаться в смехе. — На визитке смотрелось бы просто убийственно, любой инквизитор за такую добычу сам бы душу продал. Лууна улыбается, открывая зубы, для неё это аналог гомерического хохота: — Закажи такие в салоне печати, который рядом с сувениркой и столовой Книгоцентрали. Ладно, от мрачности тебя удалось отвлечь, это хорошо! — Рядом с тобой долго грустить я бы в любом случае вряд ли смог, — улыбаюсь и мягко накрываю её ладонь моей. — Кстати, Блитц меня расспрашивал о тебе. Как ты тут и всё такое. Я тебя отрекомендовал от души — ему, кажется, понравилось. — Спасибо, — Лууна трогает свою щёку, проверяя, не покраснела ли. Я снова улыбаюсь. Как мило она выглядит сейчас, на фоне неспешно плывущего пейзажа. — Как же ты прекрасна. Лууна с шутливо-недовольным ворчанием возводит глаза к небу. — Собираешься доводить меня любовными признаниями всю дорогу? — Ну чего сразу доводить-то… — мрачнею я, но, не успеваю опустить взгляд, как ладонь гончей переворачивается, и её пальцы мягко, но сильно сжимают мои собственные. А наши глаза встречаются. Лууна внимательно всматривается в мои, словно ища там что-то. Я непонимающе моргаю в ответ. Гончая легонько фыркает и мягко касается второй ладонью моей щеки. — Глупый. Я же не всерьёз. — А… — напряжение грусти отпускает. — Извини. — Да не за что, — снова фыркает Лууна и легонько почёсывает когтями мне шею под затылком. — Это я промахнулась… не подумала, что ты ещё не совсем в себя пришёл. — На самом деле, наверно, не в этом дело… — признаюсь я. — В любом случае я бы боялся разочаровать тебя. — Глупый, — она слегка щёлкает меня по затылку, тут же начиная мягко поглаживать это место. — Меня так просто не разочаруешь. Уйми нервы. — Постараюсь… Лууна коротко вздыхает и, живо оглянувшись по сторонам, наклоняется ко мне. Я едва-едва понимаю, что это значит, как её губы уже до умиления неловко, словно с непривычки, касаются моей щеки, а вибриссы щекотно касаются уха. По телу пробегает жгуче-бодрящая дрожь, и я оборачиваюсь… чтобы упереться носом в её нос, влажный, прохладный и обдающий тёплым дыханием мои губы. — Так лучше? — шёпот гончей сладко оседает на тех. — Лучше, — немедленно откликаюсь я, не в силах оторваться от её глаз. — А желаешь, обниму, пока мы не доехали? — чуть помедлив, спрашивает Лууна. — Конечно! Следом за шёпотом губ касается мягкий смешок, и руки канидки ласково обвивают меня, привлекая к себе и склоняя голову на довольно твёрдое, но успокаивающе-тёплое плечо. Чуть помедлив, я обнимаю её в ответ, смыкая руки на нежно-пушистой талии. — Остановись, мгновенье — ты прекрасно. — Прибереги эту фразу для нашего первого секса, — хихикает Лууна. — А я повторю, сколько нужно! На каждом новом этапе. Мы весело смеёмся. Грустные думы начинают действительно отступать. Жалко Измаила, славный парень был. Что ж, значит, отомстим. Узнает ещё эта неизвестная мразь, как расчленёнку у меня во дворе устраивать! Нужно только для начала… э, секунду. — Лууна, а куда мы сейчас едем? — Вообще, верный вопрос, — вздыхает гончая. — Я сама не очень уверена… но, думаю, для начала имеет смысл Ярине доложиться. Или Жарегневу. Он ему товарищ был, а Ярина там… ну, уж не скажу точно иерархию, но какая-то главная. Скажем им для начала. Тем паче что ты же при ней вчера это дело обтирал, верно? Ну, вот. А потом… потом, наверно, нужно дежурному передать, если Ярина сама этим не займётся. Ладно, там посмотрим, в общем. А сейчас, пока ещё едем — постарайся ни о чём не думать. — Это обнимая тебя-то? — я приподнимаю брови и с удовольствием слушаю звучный, но нежный, чуть лающий смех канидки. — Ну вот думай обо мне. И только обо мне. Я ведь, как понимаю, у тебя исключительно с положительным ассоциируюсь? — О, да! — Чудно, — Лууна теснее прижимает меня к себе. — Значит, сегодня я твой антидепрессант, мой милый кобель. Наслаждайся, время имеем.

* * *

В кабинете Ярины я нахожу только Жарегнева, который сидит за её столом, и Леонарда, раскладывающего перед ним листы из папки. Леонард оборачивается ко мне и улыбается: — Мы вчера прервали беседу, но я готов обсудить с тобой все мои мысли сейчас. Я собираюсь поставить… — Как прошло? — Жарегнев откладывает бумаги в сторону и смотрит на меня. Я мнусь — буквально мнусь, с ноги на ногу. И опускаю глаза. — Мне очень неприятно быть горевестником, но… Измаил мёртв. Во всяком случае, в том теле, в каком мы его знали. — Он свой долг выполнил, убийцы пойманы? — Жарегнев растопыривает когти. — Очень вряд ли. Светлые силы от Тёмных не могут защитить, это называется «попущение Божие», — ехидно замечает Леонард. Мрачно вздыхаю, мысленно соглашаясь с этой полумёртвой язвой: — Он выполнил долг до конца, да — так у нас говорят об убитых воинах. Но убийцы не только не пойманы — увы, я даже представить не могу, кто смог сделать такое. Как не могу и понять, как я сам остался жив этой ночью… а заодно и все, кто был со мною. Никогда такого раньше не видел. — Если Светлый способ защиты не удался, — Леонард забирает свои бумаги и встаёт, — я могу предложить тебе свой вариант. — Мы ещё не исчерпали вопрос, он только усугубился и требует решительности сильнее, — Жарегнев тоже поднимается, нетерпеливо морщась. — Одного ангела не хватает? Надо привлечь больше защиты. Иначе что это за университет, в котором можно убивать кого вздумается? — Иногда сами ученики не против такого, — Леонард смотрит на дверь, подразумевая, что за ней Лууна. На всякий случай я делаю вид, что не понял намёка — точнее, что тут вообще был намёк. Пока я понятия не имею, насколько нервным этот тип может являться, так что лучше не подавать виду, что я вообще знаю о том маленьком инциденте. — Так или иначе, я решил, что для начала нужно сообщить о случившемся Ярине… и, наверно, дежурному по академии? — неуверенно развожу руками. — Не знаю, как тут положено на такой случай… — Да, нужно. Передам, а ты дежурному. А ещё стоит воспользоваться выходным и навестить после урока этих дьяволов, пусть признаются, они этот беспредел творят или нет. Хочешь с нами? — Жарегнев неожиданно предлагает. — Эм… ты про кого именно? — несколько непонимающе уточняю я. — Про родственников Азымайна. Кому ещё это понадобилось бы? Это не «слабоумие и отвага», — Жарегнев прерывает Леонарда, едва только тот раскрыл рот, — это дедукция и решительность. — Я предложу вариант надёжнее, — улыбается Леонард, как умеет, дружелюбно. — Мы воспользуемся игроками. Их сеть повсюду. Они не будут вступать в бой, но подсмотрят, кто шатается вокруг Филиппа и Лууны. Может быть, даже станут свидетелями убийства. Опять эти игроки! Да, нужно, определённо нужно потолковать с ним… Только несколько позже. — Убийства кого — меня? — саркастично интересуюсь я. — Предпочту до этого не доводить. Но вообще — не вижу причин, чтобы не воспользоваться вашими предложениями одновременно. Пускай они следят, а мы тем временем опробуем твой способ, Жарегнев. — Значит, этим вечером являйся сюда. Надо соорудить портал в нужный ад. Скажи про свои намерения дежурным, — Жарегнев начинает просматривать книгу, взятую с полки Ярины, коллекция пентаграмм там не уступает Большому Ключу. — Я вместе с ним схожу, по дороге нам нужно о многом поговорить, — Леонард берёт меня за локоть и ведёт на выход. — Это тебя не спасёт, — хмыкает Жарегнев. — Так, нужен тот, где бафометы… — Да, поговорить определённо не мешает, — миролюбиво соглашаюсь я, но руку мягко вызволяю, не сбавляя шага. — Думаю, найдётся немало тем, которые интересны нам обоим. — Обоим? — выйдя в прихожую, Леонард смотрит на недобро щурящуюся Лууну. — Если бы тебе не было интересно рассказать эти темы мне, ты вряд ли бы согласился это сделать, не так ли? — спрашиваю я в ответ. — А меня очень интересует, как твой эксперимент завязан на эту игру, которая проводится здесь, на территории. — Ей эксперимент и реализуется, — выходит Леонард из храма. — Здесь учатся будущие великие маги, но влиять на судьбы мира им хочется прямо сейчас. И я позволяю им это делать — принимаю в игру, в которой они уже сопротивляются катастрофе, способной уничтожить несколько миров — Прорыву. Эта игра проходит в реальности, поле игры — вся Аднирвана, другим игроком — в том числе из враждующей фракции — может оказаться любой ученик и даже профессор. Каждому игроку выдаются квесты по взаимодействию с другими игроками, чаще всего в тайне от других игроков, чтобы никто никогда не знал, дружатся с ними по собственной воле или хотят втереться в доверие, чтобы выведать игровую информацию. Уже можно использовать таких игроков как шпионскую сеть, наблюдать за личностями, не имеющими к игре отношения, наврав им про то, что это высокоуровневые монстры, к которым не надо соваться напрямую… но я иду дальше этого. Я стираю границу между игрой и реальностью, постепенно подвожу игроков к мысли, что всё происходит на самом деле. А, значит, именно игре надо уделять больше времени, чем учёбе и личной жизни, ведь она несоизмеримо важнее. Я помещаю игроков в режим постоянного стресса и работы на износ и наблюдаю за их поведением, — чем больше Леонард рассказывает, тем сильнее делается довольным. Я неторопливо киваю в такт рассказу, сопоставляя это с уже известным мне. — Таната была тоже участницей игры, не так ли? Причём не рядовой. — Она руководила «Тёмным блоком». Жарегнев руководит «Светлым». Разумеется, в тайне от игроков, вся связь производится только через специальные почтовые ящики. Ярина тоже знает про игру. — В таком случае мне, видимо, следует извиниться, не так ли? — интересуюсь я. — За то, что я косвенно поломал тебе пол-игры, обнулив Танату. — Это давно пора было сделать. На её смерть вышел прекраснейший, безнадёжный квест. Особенно иронично, учитывая, что в «Тёмный» блок я стараюсь подбирать наиболее умных, приличных и романтичных игроков, а в «Светлый» — самых бойких, драчливых и скабрезных. Чтобы, как говорится, приблизиться к оригиналу, — после того, как Леонард выходит из тенистых переулков на оживлённый мост, он чуть отступает и прощается. — Творим историю вместе, Филипп! — До новой встречи! — киваю я, прежде чем развернуться в нужную сторону. Отойдя на расстояние, позволяющее не опасаться подслушивания, я поворачиваюсь к Лууне. — Ну, что сейчас скажешь о нём? — Много о себе думает, по факту ничтожество. А то не понятно было, за что я его побила, — она решительным шагом спешит к Книгоцентрали. — Я думал, за то, что он к тебе слишком беспардонно клеился? — с мягким смешком уточняю я, не отставая от неё. — Но вообще — совершенно согласен. Слишком оторванный от практики теоретик. — Тогда бы я и тебя побила, ещё молотком на уроке артефакторики. Ты ко мне собрался клеиться уже тогда, когда мы начали долбить по наковальне, судя по запаху. Но ты норм чел, а Леонард — шлюхонавт. Я, сбитый с толку, моргаю: — Подожди… Ты же вчера сказала, что он к тебе докапывался, рассказывая, какой он классный сутенёр, чем тебя… Так. Или я снова недопонял? — Вот так и клеятся презервативы по сравнению с вежливыми кобелями, чего не понятно? Как ты вообще представляешь «пардонный» подкат? Хотя не говори, покажешь на Столасе, — вскакивает гончая на крыльцо библиокорпуса. — Я ещё не решил насчёт него ничего, — напоминаю я, в два шага преодолевая лестницу за ней. — А насчёт нашей первой встречи… Нет, на тот момент я ещё не думал за тобой ухаживать. Впервые я понял, что ты мне нравишься, только через пару часов после того урока. — Значит, я это поняла раньше, — Лууна останавливается на проходной. К дежурящему за инфостойкой Иоданару неожиданно большая очередь. Сейчас маг перебранивается со стучащими по стойке троллеобразными существами, одноголовым и двухголовым: — Не можете вы у нас учиться, если вас нет ни в картотеке, ни в сводном списке учеников! Вас даже не приглашали, вы даже заявление не подавали! — Записывай в список! — гудели эти двое в три глотки. — Заявление! — цедил в ответ Иоданар интонациями булгаковского домуправленца. Четверо беременных девушек — кентаврида, рослая оборотница, антро-кошка и гуманоидная курица — тем временем пристально глядят мне в лицо, стоя в очереди передо мной и Луной. — Успел бы отрастить? — спрашивает кентаврида у подруг. — Вряд ли… но мог намагичить… — шепчет курочка. — Сударыни, вы случаем не обо мне? — интересуюсь я, приподнимая брови. — Голос не тот, — кошка продолжает меня обсуждать в третьем лице. — Тоже замагичил… — рычит оборотница. — Какая ностальгия по родным окошкам адских министраций, — Лууна вытягивает шею вверх, пробуя докричаться до Иоданара. — Эй, у нас тут убийство! — А у нас групповое изнасилование! Мы уже и фоторобот составили, — кентаврида вытаскивает из перемётной сумки не слишком портретного качества рисунок блондина с гитарой и в штанах клёш. — Вы подумали, это он? — Лууна махает в мою сторону носом и фыркает. — Он и с разрешения трахаться не спешит. — Вот это уже точно на него не похоже, — разводит крыльями птица. — Вот это? — тоскливо вздыхаю я, изучающе глядя на рисунок. — Вынужден вас разочаровать, сударыни, причём трижды. Первое: судя по вашим… очертаниям, акт был произведён за много месяцев до того, как мы даже теоретически могли встретиться. Второе: не сочтите за оскорбление, но антрокурицы в принципе не вызывают у меня никакого влечения. Третье: с гитарой я мучался не один год в своё время, но так ни до чего нормального и не доигрался. А, ну и четвёртое. Сроду не носил такого дурацкого фасона штанов. Птица облегчённо выдыхает, кошка хихикает, кентаврида согласно переглядывается с волчицей. — Знай этого типа в лицо, он совсем не так разборчив, как ты. Но ему всё сходило с рук, пока он не покусился на принцессу, уже после того он сбежал сюда и след его простыл. Хотим его в розыск подать. А там уж поговорим по душам… — Дайте, — Иоданар, отделавшись наконец от троллей, протягивает руку за рисунком. — Вот его я помню. Трувер из Бремена. Собирался поступить на Агневар, но не потянул и ушёл в леса к северу отсюда гнать спирт из шишек для лабораторий и баров. Филипп и Лууна, возможно, с ним в лесу пересекались как охотники. Так, кого убили? — Иоданар отдаёт «фоторобот» кентавриде обратно. Та недовольно открывает рот, но не решается прервать торопящегося от раздражения Иоданара. — Измаила, — печально вздыхаю я. — Причём не просто убили, но и расчленили. Зрелище… шоковое, сразу скажу. Маг исподлобья смотрит на четвёрку беременных, вынуждая их отойти в сторонку. — Младшего херуба Измаила, — продолжает Лууна. — Причём при исполнении. Когда он нас охранял от… видимо, того, кто хочет отомстить за смерть Танаты и Азымайна. Ты ведь полностью в курсе, в чём было дело? — Говорите всё, возможно, я упускал что-то, — Иоданар поднимает из-под стойки стеклянный шар на золочёной подставке. — Что ж, если коротко, а придётся именно так, потому что иначе тут час вещать можно… — я потираю виски. — Таната под предлогом литературного клуба устроила клуб самоубийц, работая под патронажем некоего бафомета, звавшегося Азымайн. После неудачной попытки подчинить меня она была им утащена в преисподнюю. Расследуя это дело, мы с Жарегневом добрались до этой горькой парочки. В результате сопротивления для неё эта встреча стала последней. Всё бы ничего, но вчера мы обнаружили за собой слежку некого существа, подозрительно напоминающего ещё одну… бафометину. Предположив родню убитого, мы переночевали в доме Кальции, а Измаил решил держать наблюдение извне. Но, увы… этим утром мы нашли его убитым. Что удивительней всего — в доме ничего не случилось, никто даже не пытался атаковать. Так что теперь мы, снова с Жарегневом, собираемся предпринять ответный… как бы это сказать… визит вежливости. Он специально просил передать это дежурным. — Хорошо, что он это попросил, потому что мы не можем вам это разрешить. Измаил уже пробовал рисковать и доиграться. Рисковать ещё и вами не позволительно! К тому же, если у вас есть лицензия на охоту, это не значит, что у вас есть лицензия на убийство! — Иоданар хочет совершить пасс над шаром, но Лууна вдруг скалится и подаёт магу экран телефона: — С электронной печатью Асмодея, заверена в нижних слоях Нашара. Разрешение убивать по праву совести за оплату и без. Иоданар вылупляется на экран, вытягивает голову в его сторону, и полминуты пялится, прежде чем отпрянуть: — Чёрт-те что этот ваш Нашар и Аднирвана особенно! Чего дальше, легализуют брак с фамильярами? Насколько я понимаю «право совести», по нему родственники убитых имеют такое же право вам мстить, если считают убийство незаслуженным. Ничем тогда помочь не могу! — Ну, положим, я бы точно так же мстил, причём не глядя ни на какие права, — рассеянно уточняю я, удивлённо глядя на смартфон Лууны. — Родная кровь превыше любых бумажек. Но мы, так-то, помощи пока не просили… Просто собирались вас известить. Во-первых, Жарегнев просил, во-вторых, нужно же сообщить о гибели сотрудника… — Я понял, — Иоданар чешет бородатую щёку. — Известили. Что же, это лучше, чем если бы мы так и не знали про вашу лицензию, а вы бы «по совести» кого-то из других учеников убили. Это, чтобы вы знали, всё равно в крайней степени наказуемо. Только вы с таким правовым статусом, как гниющее мясо мух, будете в Аднирвану привлекать всякий сброд, а он уже начнёт убивать направо и налево, как Измаила. Так… где его тело сейчас? — маг кладёт наконец ладонь на шар. — Если никто никуда не унёс, то лежит на поленнице, на заднем дворе дома Кальции, — вежливым послушным тоном сообщаю я, а мысленно сильно мрачнею. Иоданар ведь прав-то совершенно. Напряжно получается. Повезло ещё, что не принялся уточнять, на кого Луунино разрешение выписано. Я-то ведь к нему никаким боком. Интересно, а может ли герр Столас мне что-нибудь такое выдать? Положим, лицензия на ликвидацию всего живого, что мне не угодило, несколько избыточна, а вот лицензия на убийство в порядке самообороны себя, друзей или возлюбленных — да, это было бы весьма… к лицу. Названное мной место смутно возникает в шаре. Иоданар подбрасывает сферу вверх, и она улетает в глубину Книгоцентрали. — Не смей лицензией хвастаться, — Иоданар говорит Лууне, но смотрит на будущих матерей, что шепчутся в стороне и подслушивают. — У студентов такое начнётся… — Уверена, я тут не одна такая, просто сотрудничаю с вами, — Лууна отводит глаза. — Есть и те, кому закон не писан в принципе. И не всякое сканирование сознания это выявит. Идите, об Измаиле позаботятся, — Иоданар убирает подставку под стойку. — Она никогда и не делала этого, — сам не будучи уверен, насколько это верно, всё же встреваю я. Вот уж действительно кобель: никто не моги рычать на его сучку!.. — Если бы не сейчас, я бы даже знать не знал об этой лицензии. Лууна никогда никому ни словом не обмолвилась. Иоданар, лишь тяжело вздохнув в ответ, машет рукой, отпуская нас. — Измаил мне и предложил её оформить, — тихо говорит Лууна, когда мы возвращаемся к выходу. — Она как бы была по Земле, но её можно расширить и на Тёмных… Так Измаил планировал мою защиту в суде строить, если нас за Танату упекут. — Подождите! — на крыльце нас ловят брошенные будущие матери. — У нас заказ на Трувера. Вы можете его не убивать, а просто покалечить и к нам привести? — А числится ли он сейчас студентом Аднирваны или уже нет? — раздумчиво провожу я пальцем по подбородку. — Если числится, то тут могут возникнуть проблемы. Если же нет… Лууна, что скажешь? Она со мной переглядывается и заявляет заказчицам: — Две души. — Не оху… — начинают сердечно протестовать дамы, но Лууна их прерывает: — Одна душа ни о чём, вы сами её получите, если из него вытащите. Плюс к тому, я как-то больше по быстрой и верной работе, а не «поговорить по-мужски». — Ладно, если сумеете его к нам привести, мы вам отдадим то единственное, что у нас осталось ценного, — кентаврида, порывшись в сумках, показывает нотный лист. — Это изначальная версия Иерихонской Кантаты. То, чем можно обращать в бегство даже непрошибаемых инквизиторов, а если исполнять оркестром труб в сто, даже стены валит. — Настолько дрянная музыка, что это уже по-волшебному дрянно, — шипяще смеётся кошка. Лууна разводит руки одну вверх, другую вниз, и двигает пальцами, глядя на ноты. Уши её внезапно дёргаются: — А как тому, кто играет, защититься от эффекта? — Как ни странно, всегда помогает тот факт, что это ты её играешь, — волчица гладит живот. — Мы сами ей пользуемся, дети тоже не ощущают, а разбойники разбегаются, как зайцы. — Но всё же сначала нужно узнать точно, студент он сейчас или нет, — покачав головой, повторяю я. — Иоданар меня сразу же предупредил: что преподавателей, что студентов запрещено что убивать, что калечить. Так что, если этот самый Трувер, шишки на спирт собирая, всё ещё числится здесь — в лучшем случае сможем притащить его вам, но целым. Впрочем, с другой стороны, это же означает, что вам больше достанется удовольствия. — Иоданар же сказал, что его отчислили. Берём, — Лууна пожимает руку волчице, которая ближе стояла, и сходит с крыльца. — Сегодня идём охотиться в ту сторону, где пахнет их трахарем. — Иоданар сказал, что «не потянул и ушёл в леса», он не сказал, что его отчислили, — уточняю я, но тут же машу рукой. — Может, академический отпуск взял, если тут такое имеется. Ну да не суть. Лууна, я как раз насчёт охоты собирался с тобой поговорить. — Оу, — лукавая улыбка проскальзывает по губам адской гончей. — Если что-то новое придумал… Посмотрим, сколько у нас времени окажется. — Сколько бы ни оказалось, — мрачно морщусь я, потирая лоб. — Лууна, я практически уверен… ну, пускай не абсолютно, но всё же: нынче у нас реальный риск атаки. Ночью на нас не напали — почему? Вполне возможно, решили, что четверо — это многовато. Опять же, если наблюдали, могли понять, что мы изготовились отражать атаку. Измаил тоже — может, сочли, что ещё кто-то тут таится. В общем, не решились. А вот сейчас, когда мы окажемся вдвоём, одни, далеко от академии… Особенно если учесть, что мы, я так полагаю, главная цель… Короче, нутром чую: риск атаки на нас сейчас велик. Нам придётся на этот раз не выпускать друг друга из виду, быть чётко вместе всё время. Ну и, как бы это ни было печально, нынче придётся обойтись без… массажа. Иначе, пока мы окажемся увлечены друг другом, прыгнуть из веток — самое милое дело. — Всю жизнь жила без массажа, и сейчас обойдусь, — она слегка хмуро отводит взгляд, но ненадолго. — Ты пока тоже пореже дрочи в туалете, больше риска тебя убийце застать со спущенными штанами. Ну, хотя бы не безоружным, при такой кожаной дубинке… Польщённо фыркаю: — Предпочитаю в душе, но ты права. Ничего, как только разберёмся с этими незваными тварями — нагуляемся. По случаю победы я для тебя что-то особенное придумаю, — я с улыбкой касаюсь её предплечья. — Ну смотри, ловлю на слове, — хмыкает она, слегка подталкивая меня локтем в ответ. — А сейчас — пошли! Трувера мы находим раньше, чем возможные убийцы нас. Лууна приводит меня ко грубо сколоченному дому из брёвен с зазорами, зашпаклёванными мхом. Топится хибара по-чёрному, из окна тянет дымом и спиртом. — Выглядит как замшелая в прямом смысле слова избушка старичка-боровичка, — негромко фыркаю я, окидывая взглядом эту развалюху. — Видывал я такие в родном лесу… Ну, что? Заруливаем вежливо или не очень? — Если нас его просто привести попросили, есть ли смысл орать? — Лууна пожимает плечами, но пистолет достаёт. — Целого вести проще, чем тащить избитого. — Согласен, — киваю я, подхожу к двери — если, конечно, кое-как приколоченные косой доской несколько её товарок можно так назвать, — и деликатно постукиваю о косяк костяшками пальцев левой руки. — Яйки? Млеко? Партизанен пуф-пуф? — Wen hat es dort gebracht, das Teufelsschaiße?! — пьяно отвечают из сарая. — Так вы друг друга понимаете? — Лууна удивлённо пялит на меня глаза. Из окна высовывается светловолосый растрёпанный бородач, который совершенно не был похож на рисунок кентавриды, больше на прославившегося деда-старообрядца. Я бы не удивился, если бы он сейчас начал бы спрашивать по-немецки, кто мы такие и, не дожидаясь ответа, слать куда подальше. Но мужик, к моему облегчению, переходит на праговор: — Вам ещё наливать или уже не? — Нам уже не нужно, а вот себе прибереги — вечером отмечать будешь, — широко улыбаюсь я. — Мои поздравления, мужик, ты теперь многодетный отец! Ну, будешь совсем скоро. — Знаю. Заходите, открыто, — он машет нам на вход и скрывается в темноте дома. — Лишь бы не было растяжки, — скептически фыркаю я вполголоса. — Лууна, не чуешь у двери чего-нибудь подозрительного? — Нет, взрывчатку он не гонит, — Лууна толкает дверь без ручки внутрь. Трувер, всполоснув рожу в лохани, садится на колоду за стол у окна и наливает себе и нам древесный сок в кружки, похожие на небольшие ступки: — Видели моих верных? Guter Gott, мало их видели, а то бы пустились бегом, а не шагом. Каждую ночь делят, кому нутро заливать. Будешь жениться, вторую бери не! — У меня есть хитрый план — к двум добавлю третьего, — невозмутимо улыбаюсь я. — Сразу легче станет. А что же твоя принцесса? Возмутилась, что на неё, пятую, сил совсем не остаётся? — Ммм… — смакуя сок, Трувер морщится, как от лимона. — С ней я удержался дольше остальных. Пока у неё деньги на свои капризы оставались. Потом сама вернулась. Меня устроила сюда — или король устроил, чтобы от себя подальше. Но я попал посередине учебного года и понял ничего. Алхимию только, — он кивает на самогонный аппарат в окружении куда более профессиональных реторт, перегонных кубов и даже атанора. — Могу налить попробовать, но вы говорили, нет. — Да, нам ещё многими делами нынче заниматься, — развожу я руками. — А вот на тебя, герой-любовник, у нас поручение имеется. Твои благоверные подрядили нас тебя в лоно семьи возвернуть. Плакотно иже еси детям без отца обретаться. Так что бери эликсиры оспиртованные, да поиде во палаты каменные. Жён твоей алхимией ублажишь — подобреть должны. Ибо воистину! Трувер наконец матерится по-немецки. Делает он это так долго и громко, что в окно заглядывает знакомый мне трент — тот, который раньше был эльфом. Я улыбаюсь и дружелюбно киваю знакомому дубу, сам себе напоминая князя Болконского. Параллельно пытаюсь запоминать то, что в исполнении нашего Казановы звучит наиболее смачно. — Тебе же не придётся их пёхать, как тебе не нравилось, — замечает Лууна. — Другие проблемы появятся! — как-то успокоившись, Трувер предлагает, — лучше скажите им, что я умер. Я могу в доказательство дать вам свой инструмент и человеческие кости. А вам подарю свой шедевр, — он достаёт из люка в полу богатейшую бутылку ликёра с латунной статуэткой дракона, вплавленной прямо в стекло. — Это моё экзаменационное зелье. Сделает на время неуязвимым как самые древние драконы. Несколько поразмыслив, я с сожалением покачиваю головой: — Боюсь, вряд ли выйдет. Ты забываешь, что среди твоей четвёрки минимум две не жалуются на обоняние. Они живо поймут, что твой запашок на гитаре — свежий. То, что скелет не твой, тоже поймут. Ну и, наконец, не забудь: они наверняка не откажутся посетить твою могилу. Либо чтобы цветочки принести, либо чтобы плюнуть на неё, это уж смотря насколько ты с ними ласков был… Где мы могилу с твоим запахом возьмём? — Ты преувеличиваешь, если без вас они меня нашли не. А они пытались, пытались наверняка! Я снова начинаю раздумывать, и тут вспоминаю, что говорил Иоданар: — Значит, искать совсем не умеют. Но, видишь ли, нам дежурный маг сразу сказал, где ты обретаешься и чем занимаешься. Они тоже там присутствовали. Но предположим, мы скажем, что ты погиб. Чем ты дальше собираешься заниматься? Будешь якобы мертвецом сдавать шишечный спирт? Как скоро, ты думаешь, разойдутся вести, что ты живёхонек? Трувер кашляет, потом хрипит что-то, потом всё же встаёт и начинает собираться. Положив в заплечный мешок несколько алхимических камней и ту самую бутыль, он снимает со стены висевшую там лютню с корпусом, по форме больше похожим на электрогитару. Но не торопится вешать её за ремень на плечо, а долго рассматривает. — С ними сыграю ещё не скоро. Может, сейчас? — Знаешь, имеется идея, — внезапно мне как-то жалко парня становится. — Разыграй просто потом, что ты умер. Утопился или сгорел. А потом укати отсюда куда-нибудь, где твои умения придутся ко двору. Алхимики, они много где нужны. — Если я стану столь же удачлив, как в прошлый раз, — он перехватывает лютню для игры и поёт, печально перебирая струны на мотив, близкий к теме Ведьмака: — Нереведе вне веде… Нереведе вернее веде не!.. Я усаживаюсь поудобнее, собираясь выслушать всю песню. Не большой любитель грусти, но чувствую себя несколько виноватым, так что лучше проявить вежливость. Пока он играет, лицо Трувера бледное, а под глазами залегают тёмные круги — следы бессонной ночи и бурного веселья. Пальцы его едва касаются струн, извлекая лёгкие и печальные звуки. За окном в ветвях энта щебечут птицы, привлечённые мелодией, вместе с ней приветствуя новый день. — Ведите, — закончив, Трувер встаёт, погрузив инструмент и вещи на спину. Я киваю, со вздохом поднимаясь на ноги. — Пойдём, Лууна. Заодно на обратном пути поохотимся. Время имеется, спешить некуда.