Осколки

— Всë будет хорошо, Господин, не волнуйтесь. Мы быстро разберёмся с данной неприятностью, не успеете сказать слова «пятна», как их уже не будет. Я очень извиняюсь, если нужно, то я, — запнулась в своём тараторстве Шани и тише добавила, — всё возмещу. «Не знаю, как…». Мужчина и шедшие рядом с кислыми лицами подчинённые, молча слушали тараторящую девочку и явно не понимали, что делали в её компании. Уника практически сразу пискнула на прощание что-то про то, что её ждали дома и была такова, сказав, что деньги Шани отработала. Хоть что-то было положительного в её ситуации. — Не нужно, — резковато отрезал мужчина и вновь погрузился в думы. Они свернули в мрачный квартал для бедных, который был несколько лучше трущоб и краем глаза Шани заметила, что руки Господ сразу же потянулись к клинкам, висящим на поясах. — И как тут может кто-то жить? — тихо проворчал один из охранников, но его слова потонули в мрачной тишине этой улицы. Шани привыкла к ней. Не везде здесь, и не всегда, бывало тихо, так что молчание окружающей среды было благословением. — Мы пришли, — натянуто улыбнулась гостям Шани. Она аккуратно переступила мужчину, валяющегося на крыльце явно в не самом трезвом состоянии и постучала. Пока они стояли на крыльце их дома, Шани незаметно (ну, по крайне мере она так думала) рассматривала мужчину и особенно, то, в чём была виновата. Слава Богам, шендит мужчины не пострадал, а вот его накидка, явно дорогая, была в красных пятнах. «Плохо дело, сок гранатовых плодов очень плохо отстирывается, надо быстрее застирать!». Самый главный мужчина стоял с непроницаемым лицом, один из его охраны осматривал обстановку с презрением и Шани могла его понять. Третий же наблюдал за всем с явной брезгливостью. Это тоже было ей понятно. Вскоре, дверь отворилась и на пороге показалась девушка с пышными, кудрявыми волосами коричневого цвета и с потухшими золотистыми глазами, покрытыми пеленой болезни. Шани ещё помнила, когда в детстве, их положение не было столь плачевным. Они не вели богатый образ жизни, но проживали в хорошем доме, в приличном квартале. Её глаза сияли золотом и жизнью. А потом пришла та женщина и всё разрушилось. Мама стояла чуть согнувшись, явно еле держась на ногах. Шани подскочила к ней и взяла за руку. Ей было горько, когда она видела маму такой: она была ещё так молода! Ей было не больше тридцати пяти, но казалось, жизни в ней осталось не так много. Под глазами залегли тёмные круги, что были хорошо заметны на маминой смуглой коже, сами они покраснели. Боль кольнула сердце девочки, похоже мама вновь ходила на заказ — единственное, что держало их на плаву, ведь в другие места работать маму не брали. Но тёмная магия была сложным искусством и при чересчур частом использовании, не ухаживая за организмом, не беря передышку, пожирала владельца изнутри. Те условия, в которых они жили, нагрузка, которую брала мама… она отдавала работе всю себя, чтобы поднять её, Шани, на ноги. Держа маму за руку, она увидела неподдельный шок и посмотрела на гостей. У них глаза тоже были мягко говоря похожими на монету. Самый главный мужчина, потеряв выражение безразличия и холодности чуть шагнул, и когда мама закачалась, поймал её. Они так и смотрели друг на друга не в силах что-то сказать. Мужчина первым очнулся и, нахмурив брови, тихо произнёс: — Э-эва.? — как-то недоуменно и сбито с толку спросил мужчина. — Тизиан., — прошептала мама. Она улыбнулась, — спасибо. Вы в гости? Заходи… Шани, конечно, была в шоке. Мама знала этих Господ? Да и голос её определённо точно приобрёл печальные, но в то же время счастливые нотки. Тизиан, как назвала его маму, растерянно посмотрел сначала на Эву, потом на Шани и, всё ещё придерживая её за локоть, помог ей дойти до кухни и сесть. — Шани, малышка, — ласково обратилась к ней мама, когда обнялась с Тизианом и его охраной, которую Шани пока не знала, как звали. Мужчины расслабились, подобрели и даже чуть улыбались, особенно Тизиан, — сделай нам чаю, пожалуйста. — Конечно, мама! — воскликнула Шани и Тизиан дёрнулся как от удара. Пока она бегала на улицу за кипячëнной в котелке водой, порхала по кухне, заваривая чай из душистых трав, которые ей за даром дала богатая старушка за помощь по хозяйству, мама с гостями разговорились. Наблюдая за ней, счастливой, Шани нахмурилась и сделала ещё один отвар, укрепляющий, тот, что посоветовал дядя Исман. Она расставила чай перед мамой и гостями, принесла тарелку с сухофруктами, которые смогла купить на деньги, которые получила парой дней раньше от родителей Уники за помощь в саду, гостям всё самое лучшее, а так же, поставила перед мамой чашу с отваром, получив ласковое поглаживание по голове. После она улыбнулась и робко обратилась к мужчине: — Господин, ваша накидка, позвольте я помогу. Мужчина улыбнулся и покачал головой: — Не стоит, девочка, не страшно. Дома слуги всё постирают. — Нет, — твердо сказала Шани, сверкая уверенностью во взгляде, — я виновата, мне заглаживать ошибку. Мама всегда говорит, что мы должны нести ответственность за свои поступки сами, — глаза Эвы при этих глазах сверкнули гордостью, — я виновата, а исправлять другим? Ну уж нет, труд ваших слуг тоже ценен. Я быстро всё застираю, Господин. Мужчины умиленно заулыбались и Шани даже не поняла, почему, ведь она не сказала ничего особенного, только то, по каким принципам она живёт. Тем не менее, она очень бережно приняла накидку, сразу же свернула её, положила в ёмкость для стирки и понесла к берегу Нила. Обычно она делала дополнительные походы, работала больше, чтобы не бегать по много раз на дню, но сегодня не успела. Уже сидя на берегу, она поймала на себе брезгливые взгляды соседей и злые шепотки. Шани на секунду прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Она давно к этому привыкла и перестала обращать внимания. Постирав накидку, Шани её выжала и отправилась назад. Когда она проходила мимо толпы, одна из женщин прошла мимо, задев её плечом. Шани решила не заострять на этом внимания. Мама всегда учила её, что нельзя молчать и за себя нужно было уметь постоять, но Шани такой подход не импонировал, тем более, что она была слаба как телом, духом, так и не умела отвечать столь же остроумно как мама. Поэтому предпочитала сглаживать углы: — Извините, — мрачно, но вежливо сказала она и пошла дальше. — Мелюзга! Стоять! — окрикнула её женщина. Шанни нахмурилась, но не остановилась и ей в спину полетело пронзающее: — Ээ… Что ещё можно ожидать от дочери Жрицы Любви! Девчонка даже не знает, кто её отец, какой пьяница, душегуб или грешник! Шани влетела домой и спиной привалилась к двери. Стерев запястьем злые слёзы, она пошла в кухню и услышала часть разговора: —…снова этим занимаешься, да? — грустно вопросил Тизиан, — ты ведь обещала ему… — Он тоже много чего обещал мне, — безэмоционально проговорила мама, смотря в одну точку. Спина её была прямая, будто она проглотила палку. — Эвтида… А знаешь, Верховный Эпистат предполагал подобный поворот событий. Как думаешь, почему за все эти годы не было в Гермополе ни одного серьёзного рейда? Мама криво улыбнулась и ответила: — Хоть одно обещание он выполнил. — Но… — Что ж, генерал охотников на шезму и правая рука Верховного Эпистата, — перебила собирающегося что-то сказать мужчину она, — Тизиан, у нас с дочерью налажен быт, всё отлично. — Я вижу, — скептически сказал Тизиан, обведя их скромное домишко взглядом. Шани тихо обьявила о своём приходе и сказала, что повесила накидку сушиться. Тизиан с благодарностью кивнул и попросил ещё чаю. Шани стала его делать, попутно прислушаясь к разговору (раз не гнали, значит можно было), но тут Эва пролила свой чай: — Шани, малыш, сбегай, пожалуйста, за полотенцем. Возьми то, что в нашей комнате, в шкафу, справа. Расстроенно кивнув, Шани побежала исполнять поручение. — И ещё… Будет хорошо, если А… — она бросила взгляд на коридор, куда убежала Шани и понизила тон голоса, — Верховный Эпистат… не узнает, что ты был у нас, видел меня и мою дочь, Тизиан. Он не должен о ней знать, — с вновь потухшими глазами пробормотала она. — Но… Эва.! — сжал кружку с чаем, которую Шани подала ему, мужчина. И тут Шани вернулась с полотенцем: — Тизиан! — многозначительно рыкнула Эва. Вопреки состоянию, её голос наполнился силой. Шани округлила глаза в шоке и бросила взгляд на татуировки охотника на руках, подумав: «Это ведь высокопоставленный Господин из столицы. Высший военный чин, правая рука самого Эпистата. А мама говорит с ним так…». Тизиан явно не злился, хотя учитывая разницу их положений в обществе… Шани ещё больше зауважала маму. Её трепет по поводу маминой личности вышел на новый уровень. — А знаешь, — вдруг сказал Тизиан так, что Шани вздрогнула, погрузившись до этого в свои мысли, — он ищет для Санни, дочери его, служанок её возраста. Платить обещают очень хорошо, а зная его… Хорошо — это огромная сумма, ну, насколько это возможно, конечно. Тизиан прищурился и бросил мимолетный взгляд на Шани так, что этого никто не заметил. Уголки маминых губ дрогнули в горькой улыбке: — Так он, всё-таки, назвал её так, — прошептала Эва, — я надеялась, что он не проигнорирует просьбу её матери, я практически была уверена в этом… Шани застыла каменным изваянием. Что такого Верховный Эпистат обещал её матери, что связывает её, шезму, и этого человека, который убивал их? Причём тут была дочь Эпистата. Эх, слышать бы весь разговор… Ещё несколько часов Тизиан и двое охотников сидели у них дома. Шани успела убраться на кухне, приготовить еду и накормить гостей. Те отказывались, но мама поставила их перед фактов, что в случае с Шани, сопротивление бесполезно. Мужчины похвалили еду и засобирались в дорогу. Накидка Тизиана была как новая и он, поблагодарив, её дал пару монет: — Что вы, не надо! — завопила Шани, махая руками. — Это за работу. Возьми хотя бы ради матери, — тихо сказал Тизиан и со скрипом, Шани приняла деньги. Она вызвалась проводить их и Тизиан не стал отказываться. Всю дорогу они разговаривали. Шани рассказывала о Гермопольских улицах, о любимых местах, отвечала на вопросы об их жизни и быте. Как оказалось, за маской строгости и холодности скрывался очень интересный собеседник и добрый, справедливый воин. — После Гермополя на несколько дней в Коптос по делам, а потом обратно в Мемфис. — Здорово, наверное, там, в столице, — мечтательно проговорила Шани. Конечно, уже давно столицей была молодая Александрия, но Египтяне всё ещё считали Мемфис своей столицей и говорили о нём соответствующе. — Я думаю, у тебя будет шанс оценить красоту Мемфиса, — туманно бросил Тизиан. Шани усмехнулась: — Шутите? Внезапно, Шани увидела, как пожилая женщина, шедшая в одиночку, споткнулась и упала. Не успев даже полумать, она бросилась к ней, подняла женщину и довела до дома рядом с которым она упала. Там её встретили и Шани смогла вернуться к охотникам. Тизиан сдержанно улыбнулся и шуточным тоном бросил: — Я знаю, все дороги твоей судьбы ведут в Мемфис. Когда Шани проводила охотников, уже темнело. Несколько часов она была занята, но на её удивление, когда Шани пришла домой, там не горел свет. Девочка нахмурилась и стала готовить поздний ужин, беспокоясь. Куда могла уйти мама в таком жутком состоянии. Весь вечер Шани была на взводе, а когда, всё-таки, она услышала хлопок дверью, вылетела встречать родительницу, она пришла в ужас. Эва держалась за косяк и мелко дрожала, в руках её была зажата черная пластина, а на ней самой одета тёмная мантия. Мама не удержалась на ногах, упала на колени и когда Шани подбежала к ней, закашлялась. В ладони матери девочка с ужасом разглядела кровь. После этого, кровь пошла у неё из носа. — Мама! — плача воскликнула Шани. Мама тяжело задышала и Шани, всё-таки, зашлась в рыданиях. Она погладила маму по голове и сквозь плач прошептала: — Я сейчас! Потерпи чуть-чуть, пожалуйста! Она с болью в сердце оставила маму в таком состоянии и босая, раздетая, в домашнем калазирисе вылетела из дома. На улице уже никого не было, люди слышали, что в город приехали охотники и не хотели давать лишнего повода себя подозревать. Дядя Исман жил неподалёку, на другой улице, поприличнее. Он неоднократно предлагал сестре и племяннице перебраться к нему, но Эва всякий раз отказывалась, не желая вторгаться в жизнь брата и его беременной жены, поэтому дядя лишь регулярно с трудом помогал им финансово, переламывая упрямую сестру. К нему сейчас и неслась со всех ног Шани. Горячий воздух и песчинки, поднимающиеся от гуляющего по Гермополю ветра, били в лицо, но она всё набирала скорость. Проблемой было то, что в детстве она много болела и была слабо развита физически, но сейчас не боль в теле, в боках не могли остановить её. Она ворвалась в дом дяди без стука: — Дядя Исман! Маме плохо! *** Шани грустно смотрела на лежащую в постели мать и сидящего рядом с ней дядю. — Как она.? — прошептала Шани, стискивая ткань калазириса там, где билось в бешеннои ритме сердце, отдаваясь пульсацией в голове. — Плохо, малыш, — пробормотал дядя, — она на грани. Организм ужасно истощен. Ещё один заказ может стать для твоей матери последним. — Но… Что же нам теперь делать? — сквозь слёзы прошептала Шани. Дядя обнял её и она уткнулась носом в его плечо. От обьятий дяди Исмана всегда было хорошо, в них было так тепло и уютно, Шани была рада, что у неё был такой дядя. Он почти никогда не ругал её (хотя она и старалась не давать поводов для ругательств), всегда выслушивал и помогал советами. Дядя был очень чутким человеком, Шани знала, что он всегда её поддержит или направит и за это любила его. Внезапно, на ум ей пришло воспоминание: — А знаешь, он ищет для Санни, дочери его, служанок её возраста. Платить обещают очень хорошо, а зная его… Хорошо — это огромная сумма, ну, насколько это возможно, конечно. «А сколько его дочери лет?». — Дядя Исман, — тихо начала Шани, подбирая слова, — а ты… Что-нибудь знаешь про дочь Верховного Эпистата? Например… Возраст её. — Да, слышал кое-что. Ей примерно одиннадцать сейчас, — чуть помедлив, ответил дядя, а потом встрепенулся, — а что? — Дядя, а ты сможешь отправить меня в Мемфис? — выпалила Шани. План созрел а голове молниеносно. Вот он! Это был её шанс! — Зачем? — нахмурился мужчина и Шани шепотом поведала ему свой план. От которого дядя Исман, почему-то, не был в восторге. — Что? Шани, нет! Эва никогда не простит меня если… — начал он, но девочка его перебила. — Она не узнает, — с нажимом сказала Шани. Действительно, мама не просто не одобрила бы, а очень сильно ругалась. Шани не знала, каким образом Исман будет обьяснять это ей, но дядя умел найти к сестре подход. Конечно, если бы Шани ходила в школу при храме, которую в своё время посещала мама, можно было бы сказать, что это направление от неё за успехи в учёбе. Хотя одно время, она, всё-таки, ходила туда. Можно было сказать, что за успехи в учёбе ей дали шанс вакантно получить образование. Это была редкость, но иногда для жрецы шли на встречу многообещающим ученикам. А Шани для своего возраста очень хорошо писала, благодаря маме. Она поделилась этими мыслями с дядей: — Ты ещё слишком юная для этого, — отрезал Исман. — Но как же мама?! Дядя, в этом возрасте некоторые девушки уже замуж выходят. Я расспросила Господина Тизиана. Он говорил, что проживание в доме Эпистата. А маме скажешь, что я отправилась учиться в другой город. — Она не поверит, — скептически отрезал Исман. — Но ты же умеешь говорить правдоподобно, — надавила она, — пожалуйста, придумай что-нибудь. И я думаю, что если Эпистат ищет слуг её возраста, то он всё рассчитал, чтобы его работникам было комфортно. Это же Верховный Эпистат, что со мной может случиться? У него в доме безопаснее, чем у нас! — Я помогу вам с деньгами, малыш. В этом нет необходимости! — Ты знаешь, мама не возьмёт. Да и как же твой новорожденный сын… — Да… Ох уж эта гордость Эме… — тяжело вздохнул дядя Исман. — Согласись, в нашем положении это лучший вариант, — из глаз потекли слезы и она прошептала, — я не хочу остаться без мамы. Я ведь… Так её люблю! Не могу потерять её! — Хорошо, — тяжко выдохнул Исман и мрачно заключил, — собирай вещи, малыш. Буду молиться, чтобы у тебя всё получилось. «Кажется… Уника мечтала переехать когда-нибудь в Мемфис. Это её шанс. Поговорю с ней, как начало — неплохо». — Дядя, я ещё Унику возьму. Она ведь мечтала перебраться в столицу. Да и ей уже четырнадцать. Она присмотрит за мной. — Да. Хорошая идея. Вдвоём веселее и надёжнее. — Ты напишешь доверенную запись, чтобы мне не отказали в переезде? Всё-таки, мой возраст… — О чём речь, я сам тебя довезу и удостоверюсь, что ты там устроилась, — нахмурился дядя Исман. Он поджал губы и посмотрел в окно. — Дядя… — протянула Шани. — Не спорь! — снова посмотрел он на племянницу, — я не могу отправить ребёнка в другой город в одиночку, Шани. Можешь считать себя взрослой сколько угодно, но даже Унику я отпустил бы свободнее, имей она ко мне хоть какое-то отношение. Я дал своё согласие исключительно потому что другого выбора не вижу. Эве нужно восстановиться, но как только это произойдет, я сразу же заберу тебя. Шани выдохнула. Она не думала ни о чем, кроме как помощи маме. А то, что дядя Исман проводит её, было очень кстати. Осталось поговорить с Уникой. Шани верила, что у неё все получится, даже несмотря на свой возраст. Да и… Как опыт это было неплохо. Она выйдет за пределы Гермополя, увидит Мемфис. Мама с самого детстве приучала её к самостоятельности, ведь сама часто отлучалась из дома и вот теперь пора было испытать себя и свои навыки. Нужно было постараться. Ради мамы. Шани посмотрела на спящую на кровати девушку с компрессом на голове. Очередная слезинка выкатилась из глаз, но на этот раз Шани не дала эмоциям взять верх. Теперь, чтобы осуществить задуманное, ей нужно было быть сильной. Она понимала боязнь дяди. Другой город, где она ничего не знает, но Шани была уверена в себе. В своём желании помочь. Всё ради мамы, которая пусть и не родила, но воспитала её с самого младенчества и вложила в неё всю свою любовь и заботу.